Эта книга находится в разделах

Список книг по данной тематике

Реклама

под ред. Б.А. Рыбакова.   Славяне и их соседи в конце I тысячелетия до н.э. - первой половине I тысячелетия н.э.

Глава первая. Киевская культура

Историография



Рассматриваемая группа памятников второй четверти I тысячелетия н. э. была выделена В. Н. Даниленко [1955. С. 27-29] в конце 40-х — начале 50-х годов нашего века на основе сравнительно небольших материалов из поселений и могильников на территории Киева и его окрестностей (Никольская Слободка, Бортничи, Новые Безрадичи, Ходосовка и др.). В 60-с годы подобные памятники в Верхнем и Среднем Подесенье обнаружила экспедиция П. Н. Третьякова. На Десне и ее притоках были зафиксированы следы десятков поселений и нескольких могильников. В 1966—1970 гг. на некоторых из них, в том числе на поселениях второй четверти I тысячелетия н. э. Лавриков Лес, Форостовичи в районе Новгорода-Северского и Киреевка у г. Сосница, были проведены раскопки [Третьяков П. Н., 1974. С. 40-118; Горюнов Е. А., 1981. С. 99,100]. Одновременно ряд памятников киевской культуры в Подесенье был обнаружен А. А. Попко [Попко О. О., 1971. С. 129-140], Е. А. Горюновым [Горюнов Е. А., 1974а. С. 68-72], В. И. Неприной [Heпрiна В. I., Корпусова В. М., 1972. С. 347-352], О. Н. Мельниковской [Мельникiвська О. М., 1977. С. 60-68]. В 70-е годы детальные разведки в Черниговской обл. были предприняты Н. В. Юрковой и В. П. Коваленко [Юркова Н. В., Коваленко В. П., 1975. С. 71-75], Г. А. Кузнецовым, А. В. Шевкуном и др. [Кузнецов Г. О., 1977. С. 107-109]. В 1974-1978 гг. работы в среднем течении Десны проводили Е. В. Максимов и Р. В. Терпиловский. В ходе раскопок были исследованы поселения Рои-ще, Ульяновка, Киселевка 2, Выбли близ Чернигова [Терпиловский Р. В., 1984а. С. 87, 90. Табл. 7-22]. Позднее А. В. Шевкуном были проведены раскопки на поселении Деснянка в окрестностях Чернигова, а А. М. Обломским — на поселении Мена 5. В результате Подесенье можно считать наиболее полно изученным регионом киевской культуры. В Среднем Поднепровье широкие исследования памятников киевской культуры начались в конце 60-х — начале 70-х годов. Были произведены раскопки поселений и могильников у сел Казаровичи и Новые Безрадичи [Максимов Е. В., Орлов Р. С., 1974. С. 11-21; Даиленко В. М., 1976. С. 67, 68], ряда поселений близ г. Обухов [Кравченко Н. М., Абашина Н. С., Гороховський Є. Л., 1975. С. 87-98; Кравченко Н. М., Гороховский Е. Л., 1979. С. 51-69], поселений Глеваха [Терпиловский Р. В., 1985а], Вишенки (раскопки С. П. Пачковой), Сушки 2 (раскопки О. М. Приходнюка и Е. Л. Гороховского) и др. Изучение памятников второй четверти I тысячелетия н. э. на территории южной Белоруссии с 60-х годов проводит Л. Д. Поболь. Осуществлены широкие раскопки поселений и могильников Абидня и Тайманово к югу от Могилева в бассейне р. Адаменка, результаты которых опубликованы в кратком изложении [Поболь Л. Д., 1969. С. 105-108; 1970. С. 168-180; 1983. С. 37—42]. Древности, вероятно родственные памятникам киевской культуры, были выявлены и исследованы в 70-х годах Э. А. Симоновичем на территории Курской обл. в бассейне Сейма, преимущественно в поречье р. Тускорь [Сымонович Э. А., 1983б. С. 91-102]. Позднее подобные памятники были обнаружены А. М. Обломским в смежном районе, в верховьях Северского Донца.

При публикации материалов новой группы археологических памятников были предложены две основные концепции: первая из них рассматривает памятники киевского типа как связующее звено между зарубинецкой и раннесредневековыми славянскими культурами; согласно второй, прямая связь киевской культуры со славянскими культурами V—VII вв. отрицается. Появление обеих концепций относится к периоду, когда в изучении многих раннесредневековых культур Восточной Европы, не говоря уже о памятниках киевского типа, были сделаны лишь первые шаги. Сравнительный анализ культур можно было осуществить в самых общих чертах. Все решал общий взгляд того или иного исследователя на истоки формирования раннесредневековых славянских культур. Так, В. Н. Даниленко отрицал участие в этом процессе черняховской культуры, считая главной «зарубинецкую» линию развития. Памятники киевского типа исследователь рассматривал как особый, поздний этап зарубинецкой культуры, синхронный черняховской культуре. На его основе в IV—V вв. складывались древности типа Колочина, в свою очередь ставшие подосновой пеньковской культуры [Даниленко В. М., 1976. С. 89, 90]. Близких взглядов придерживался П. Н. Третьяков, считавший, что потомки зарубинецких племен, покинув, лесостепные районы, продолжали обитать в северной части Среднего Поднепровья, в юго-восточной Белоруссии и Подесенье в первой половине I тысячелетия н. э. В середине I тысячелетия н. э. часть этого населения возвратилась в лесостепь, в результате чего здесь возникла пеньковская культура, в то время как в лесной зоне сформировалась на сходной основе близкая ей колочинская культура [Третьяков П. Н., 1970. С. 15-71; 1982. С. 51-83]. Таким образом, согласно взглядам В. Н. Даниленко и П. Н. Третьякова, сформировавшиеся на зарубинецкой основе памятники киевского типа являются прямыми предшественниками раннесредневековых славянских культур — колочинской и пеньковской.

В настоящее время связь между указанными группами древностей представляется гораздо более сложной и неоднозначной. Все же взгляды всех современных исследователей, непосредственно изучающих киевскую культуру, можно в той или иной степени считать производными от концепций В. Н. Даниленко и П. Н. Третьякова [Поболь Л. Д., 1969.
С. 105-108; Кравченко Н. М., Гороховский Е. Л., 1979. С. 51-69; Горюнов Е. А., 1981. С. 35-43; Сымонович Э. А., 1983б. С. 91-102; Максимов Е. В., 1982. С. 133-154]. Подобная точка зрения высказана и Р. В. Терпиловским в единственной пока монографии, специально посвященной киевской культуре [Терпиловский Р. В., 1984б], в которой детально рассмотрен комплекс киевской культуры, определены ее локальные особенности и хронология, дан очерк социально-экономического развития и т. д.

Карта 18. Распространение памятников киевской культуры (пронумерованы памятники, на которых производились раскопки)

а — поселения, известные по раскопкам; б — поселения, известные по разведкам; в — могильники; г — граница культур штрихованной керамики, днепродвинской и мощинской; д — граница черняховской культуры;
1 — Щатково;
2 — Тайманово;
3 — Абидня;
4 — Новый Быхов;
5 — Посудичи;
6 — Кветунь;
7 — Форостовичи;
8 — Дехтяревка (Лавриков Лес);
9 — Мезин;
10 — Вишенки;
11, 12— Киреевка I, II;
13 — Долинское;
14 — Выбли;
15 — Роище;
16 — Мена 5;
17 — Клочков;
18 — Деснянка;
19 — Ульяновка I, II;
20, 21 — Киселевка I, II;
22 — Букреевка II:
23 — Каменево II;
24 — Беседовка;
25 — Казаровичи;
26 — Погребы;
27 — Красный Хутор;
28 — Вишенки;
29 — Белогородка;
30 — Глеваха;
31 — Ходосовка;
32 — Большая Салтановка (Хлепча);
33 — Новые Безрадичи;
34-36 — Обухов II, III, VII;
37 — Сушки II.

Составитель Р. В. Терпиловский
Карта 18. Распространение памятников киевской культуры

Сторонники второго направления не видят в киевской культуре основу формирования раннесредневековых славянских древностей. Так, В. В. Седов рассматривает культуры южной окраины лесной полосы до VII в. н. э., в том числе зарубинецкую культуру, различные группы позднезарубинецких древностей и связанные с ними памятники типа Тушемли—Бацеровщины—Колочина как принадлежащие балтскому или родственному ему населению. Это положение В. В. Седов обосновывает отсутствием преемственности между древностями третьей четверти I тысячелетия н. э. и достоверно славянскими памятниками VIII—X вв., а также господством балтской гидронимики на территории Верхнего Поднепровья и Подесенья вплоть до начала II тысячелетия н. э. [Седов В. В., 1979. С. 74-78]. Основную роль в процессе формирования славянских раннесредневековых культур, в частности пеньковской, В. В. Седов отводит черняховской культуре правобережья Днепра. Последняя в свою очередь была образована пшеворско-зарубинецким населением, ассимилировавшим местные скифо-сарматские группировки [Седов В. В., 1979. С. 78-100]. По мнению И. П. Русановой, в керамике археологических культур Киевщины, юго-восточной Белоруссии и Подесенья второй и третьей четвертей I тысячелетия н. э. заметно смешение зарубинецких округлобоких и ребристых форм с местными восточнобалтскими элементами [Русанова И. П., 1976. С. 72-75]. Керамика этой территории своими пропорциями существенным образом отличается от керамики пражской и пеньковской культур, из которых только пражскую можно считать славянской, поскольку ни верхнеднепровская, ни даже раннепеньковская керамика не дали со временем древнерусских форм посуды [Русанова И. П., 1976. С. 197-198]. Сходную точку зрения высказал и А. Г. Митрофанов, изучавший памятники I тысячелетия н. э. на территории средней Белоруссии [Митрофанов А. Г., 1978. С. 117-124].

Указанные различия во взглядах на киевскую культуру коренятся прежде всего в недостаточной изученности памятников в пределах всего ареала, в слабой источниковедческой базе, небольшом числе подробных публикаций. Пока трудно объективно представить типологические, территориальные и хронологические особенности памятников киевского типа, возникают обобщенные, схематизированные представления о сути этих памятников, их месте в системе других археологических культур Восточной Европы I тысячелетия н. э.

Памятники киевского типа известны на обширной территории: север Киевской, Черниговская и Сумская области Украины, восток Гомельской и юг Могилевской областей Белоруссии, юг Брянской обл. РСФСР (карта 18). Близкие киевским древности обнаружены на западе Курской и севере Белгородской областей РСФСР. Памятники синхронных культур на этой территории, за исключением контактной зоны с черняховской культурой, не обнаружены. На протяжении существования киевской культуры ее границы, естественно, не оставались неизменными. Так, киевско-черняховская граница приблизительно совпадает с северной линией распространения черноземов, однако самые ранние киевские поселения (Сушки 2, Беседовка) известны и гораздо южнее [Терпиловский Р. В., 1985а. С. 52]. Крайние юго-западные пункты киевской культуры обнаружены пока в верховьях рек Стугна и Ирпень (Сосновка, Хлепча и др.). Не вполне ясна западная граница культуры, так как восточная часть бассейна Припяти из-за сильной заболоченности и заселенности исследована слабо. Отметим, что далее к западу, на территории Волыни, известны отдельные черняховско-вельбарские памятники, а в верховьях Днестра и Западного Буга — отчасти близкие киевским поселения, обычно относимые к черняховской культуре, с полуземлянками, содержавшими преимущественно лепную посуду [Баран В. Д., 1981. С. 18—151]. Наиболее северо-западные киевские пункты, соседящие с культурой штрихованной керамики, обнаружены в нижнем течении р. Березина (Шатково) и к югу от Могилева (Абидня, Тайманово). Нечетко определяется граница киевской культуры с днепро-двинской и мощинской культурами— киевские памятники известны в районе Трубчевска (Кветунь, Посудичи), к востоку от Десны они пока не выявлены. Наиболее восточные памятники, близкие киевским, исследованы в районе Курска по р. Тускорь (Букреевка 2, Каменеве 2 и др.) и к северу от Белгорода по р. Северский Донец.

Памятники киевской культуры образуют три крупные территориальные группы: средне- и верхнеднепровскую и деснянскую. Пространство между ними исследовано слабо, скорее всего указанные выше группы в значительной степени отражают уровень изученности территории. Средне-, верхнеднепровские и деснянские памятники изучены неравномерно: в Среднем Поднепровье насчитывается около 50 памятников [Кравченко Н. М., Гороховский Е. Л, 1979. С. 60], в том числе два могильника и 13 поселений, на которых проводились раскопки. На территории Белоруссии Л. Д. Поболь называет 517 поселений и 39 могильников [Поболь Л. Д., 1983. С. 37-40], однако с уверенностью отнести к киевской культуре можно лишь поселения и могильники Абидня и Тайманово, а также, возможно, поселение Шатково и часть погребений Новобыховского могильника; в Подесенье известно около 100 поселений и могильников, на 16 памятниках производились раскопки.

Поселения и жилища



Поселения обычно располагались на краю первой или второй надпойменной террасы, реже — на всхолмлениях в пойме. Только в Среднем Поднепровье известен ряд поселений, расположенных на склонах обводненных балок высокого коренного берега (Глеваха, Белгородка, Обухов II, VII). Топография поселений отражает направленность хозяйственной деятельности: плодородные почвы на террасах использовались под поля, а пойма — для выпаса скота. Иногда поселения размещались в 1-2 км одно от другого, образуя достаточно компактные группы. Такие «гнезда» поселений известны в низовьях Стугны и Красной в Среднем Поднепровье [Кравченко Н. М., Гороховский Е. Л, 1979. Рис. 4], на притоках Десны Белоусе, Стрижне, Смячи, Малотечке [Терпиловский Р. В., 1984б. С. 8, 9] и в Верхнем Поднепровье [Поболь Л. Д., 1983. С. 39]. «Гнезда» в истоках Стрижня и Белоуса близ Чернигова и к югу от Могилева насчитывают до десятка поселений каждое.

Площадь поселений Подесенья и Среднего Поднепровья обычно не превышает 1-2 га. Даже на поселениях протяженностью около 0,5 км (Ульяновка, Глеваха) обнаружено лишь несколько жилищ. Культурный слой таких поселений полностью или в значительной мере уничтожен распашкой, и находки концентрируются, как правило, только вблизи строительных объектов. Верхнеднепровские поселения иногда достигают значительных размеров: поселение и могильник Абидня занимают 6-7 га, известны поселения, площадь которых превышает 10 га. Сравнительно мощный (до 1 м) культурный слой свидетельствует о длительном существовании этих памятников.

Так как ни одно поселение киевской культуры не раскопано полностью, то об их планировке можно высказать только общие соображения. Постройки располагались компактной группой или же были вытянуты вдоль склона. Помимо жилых построек, на поселениях встречены различные хозяйственные и производственные сооружения: ямы для хранения припасов, очаги на открытом воздухе, домницы, ямы для выжигания угля и др.

Об устройстве жилых построек можно получить достаточно полное представление, так как в Среднем Поднепровье раскопано около 30 жилищ, в Подесенье — столько же, а в Верхнем Поднепровье — не менее 50 полуземлянок [Поболь Л. Д., 1983. С. 46]. Основную массу жилищ составляют однокамерные небольших размеров (средняя площадь 10-17 кв. м) квадратные в плане сооружения с углубленным на 0,5-1,2 м в землю полом и открытым очагом. Конструкция стен чаще всего была срубной или столбовой с использованием бревен, а также плах. В ряде случаев расположение столбовых ям позволяет установить, что крыша была двускатной. В слегка вытянутых постройках конек размещался по длинной оси. Иногда фиксируется вход в виде небольшого пандуса или ступеньки, слегка выступающих за пределы котлована (табл. XI, 3, 10). Вход обычно располагался со стороны склона или с юга.

Некоторые особенности домостроительства имеют локальное распространение. Так, для Подесенья основным типом жилища была полуземлянка с ямой от мощного опорного столба в центре и располагавшимся рядом открытым очагом, устроенным на уровне пола или в небольшом углублении (табл. XI, 3, 12). Столб для предохранения от огня иногда обмазывали глиной. Стены домов были деревянными, без применения глины. Особенность среднеднепровских жилищ — разнообразие их конструктивных схем. Здесь встречены жилища с центральным столбом, типичные для Подесенья (Глеваха, Новые Безрадичи), полуземлянки с очагами, расположенными в углу помещения (Вишенки, Глеваха, Красный Хутор и др.; табл. XI, 1, 2, 10, 11, 16, 17). В последнем случае вход обычно фиксируется в противоположной от очага стене. Кроме срубов на Киевщине известны также жилища каркасной конструкции с глиняной обмазкой (Обухов II, VII, Глеваха); помимо сильно углубленных сооружений, встречаются незначительно (0,1-0,3 м) углубленные. Очаги, поды которых вымощены черепками, наиболее типичны для Среднего Поднепровья (Казаровичи, Обухов II). Домостроительство Верхнего Поднепровья не может быть детально охарактеризовано из-за недостатка публикаций (табл. XL, 5, 20). Отметим лишь очаги, вымощенные камнем, встреченные на поселениях Абидня и Тайманово. На последнем памятнике некоторые постройки имели центральный столб. Видимо, кроме полуземлянок (площадь 10—16 кв. м), здесь получили распространение и наземные столбовые дома [Поболь Л. Д., 1983. С. 39]. В единичных случаях в Подесенье и Среднем Поднепровье встречаются полуземлянки удлиненной формы (Вишенки) и отопительные сооружения в виде очагов или печей, врезанных в лёссовую стену жилища (Белогородка, Роище, Мена 5; табл. XL, 13). В жилище 14 поселения Роище такой под был вымощен в два слоя черепками лепной киевской и гончарной черняховской посуды. Подобные очаги или печи выявлены также в верховьях Сейма (Букреевка 2), где известны памятники, близкие киевским по ряду признаков (карта 19).

Карта 19. Распространение основных типов жилищ киевской культуры

а — полуземлянки со столбом и очагом центре;
б — полуземлянки с очагом в углу или у стены; в — полуземлянки с врезанной в стену печью; г — полуземлянки не установленного типа; д — каркасно-глиняные жилища;
е — удлиненные полуземлянки; ж — наземные дома;

1 — Щатково;
2 — Тайманово;
3 — Абидня;
4 — Форостовичи;
5 — Дегтяревка (Лавриков Лес);
6, 7 — Киреевка I, II;
8 — Долинское;
9 — Выбли;
10 — Роище;
11 — Мена 5;
12 — Деснянка;
13 — Ульяновка;
14 — Киселевка II;
15 — Букреевка II;
16 — Каменево II;
17 — Беседовка;
18 — Назаровичи;
19 — Погребы;
20 — Красный Хутор;
21 — Вишенки;
22 — Белогородка;
23 — Глеваха;
24 — Ходосовка;
25 — Новые Безрадичи;
26, 27 — Обухов II, VII;
28 — Сушки II.

Составители Р. В. Терпиловский, Н. С. Абашина
Карта 19. Распространение основных типов жилищ киевской культуры

Генезис домостроительных традиций киевской культуры определяется вполне отчетливо. Наиболее очевидна связь квадратных полуземлянок, имевших центральный столб, особенно характерных для Подесенья и известных также в Поднепровье и Курском Посеймье (Каменево II), с аналогичными жилищами I—II вв. на памятниках типа Почепа. Подобные сооружения позднее, в V—VII вв., широко распространены на поселениях колочинской культуры и известны на пеньковских поселениях [Горюнов Е. А., 1981. С. 23-26, 64; Хавлюк П. И., 1974б. С. 190]. Истоки домостроительства киевской культуры на Киевщине более сложны. Незначительно углубленные постройки и глиняная обмазка стен, как и расположение отопительного сооружения в углу, вполне характерны для зарубинецких памятников южной части среднего Поднепровья (Пилипенкова Гора и др.). На Киевщине в первых веках нашей эры были распространены полуземлянки срубной конструкции с очагом в средней части (Оболонь). В это же время здесь были и расположенные в углу очаги с бортиком, поды которых иногда выстилались черепками (Грини, Вовки). Таким образом, в сложении жилищ киевской культуры Среднего Поднепровья заметно участие различных зарубинецких и позднезарубинецких групп.

Среди хозяйственных сооружений преобладают ямы-погреба, встреченные на каждом поселении киевской культуры. Они расположены поблизости от жилищ или несколько в стороне от них, ближе к пойме. Наиболее характерны круглые или овальные ямы (табл. XL, 6, 8), стенки которых вертикальны или несколько расширяются к ровному дну (колоколовидные). В некоторых случаях в ямах встречены развалы крупных корчаг (Обухов II, Новые Безрадичи, Глеваха, Роище), что свидетельствует об использовании ям для хранения зерна или других сельскохозяйственных продуктов. Обычные размеры ям-погребов: диаметр по горловине 1-1,4 м, глубина 0,6-1,4 м. В целом на одно жилище приходится весьма значительное количество ям. Так, в поселении Роище встречено более 200 ям-погребов и всего пять жилищ. Отметим, что и в предшествующее позднезарубинецкое время ряд поселений также характеризуется значительным количеством таких хозяйственных сооружений: например, на Оболони в Киеве открыто 56 жилищ и 918 ям-погребов [Шовкопляс А. М., 1975. С. 35]. Некоторые ямы, более глубокие и просторные, вытянутой формы, имели производственное назначение.

На некоторых поселениях киевской культуры открыты следы наземных построек с глиняной обмазкой стен, иногда перекрывающих несколько ям-погребов. Их хозяйственное и производственное назначение не вызывает сомнений. Так, на поселении Обухов II рядом с остатками такого сооружения лежали запасы железной руды. В наземной постройке 5 поселения Ульяновка находились различные сельскохозяйственные продукты, и, судя по находкам таких орудий, как жернов, скобель, костяные орудия для выделки шкур, ножи, здесь производилась обработка зерна и шкур [Терпиловский Р. В., 1984б. С. 15. Табл. 13]. В хозяйственный комплекс входили и очаги на открытом воздухе, от которых обычно сохраняются массивные (диаметр до 1,5 м) поды (табл. XL, 7). В вымостках таких очагов использовались черепки и камни, обмазанные глиной. Очажный под из Обухова III состоял из девяти слоев, вымощенных черепками от 39 сосудов, перемежавшихся глиняными прослойками [Абашина Н. С., Гороховський Є. Л., 1975]., В Среднем Поднепровье очаги с вымосткой из черепков встречены также в Обухове II и Глевахе. На верхнем Днепре они сооружались с использованием камня. Остатки производственных или ремесленных комплексов киевской культуры представлены в поселениях Киевщины. Это остатки железоделательного горна (Васильков) и крупная яма для выжигания угля (Глеваха).

Погребальный обряд



Он может быть охарактеризован по небольшому количеству памятников, из которых в Среднем Поднепровье исследованы могильники в Казаровичах и Новых Безрадичах (около 30 погребений), в Подесенье — в Киреевке (пять погребений), а в Верхнем Поднепровье — в Абидне (26 погребений), Тайманово (около 100 погребений), Новом Быхове (количество неизвестно) . При этом практически опубликованы только материалы из Казаровичей и Киреевки [Максимов Е. В., Орлов Р. С., 1974. С. 11-21; Третьяков П. Н., 1974. С. 115, 116].

Расположены могильники в тех же топографических условиях, что и поселения,— на краю террасы или на возвышениях в пойме, в непосредственной близости (до 100 м) от соответствующих поселений. Погребения с остатками трупосожжения, совершенного на стороне, размещены группами, которые отстоят одна от другой на расстояние от 25 до 100 и даже 200 м (Назаровичи, Киреевка). Группировка погребений, возможно, отражает родственные связи. Специфической особенностью погребений, отличающей их от сожжений других культур, является захоронение остатков кремации в неглубоких ямах округлой формы (диаметр 0,4-1,5 м). На дне ямы обычно находится небольшое количество сильно пережженных костей умершего, иногда смешанных с остатками погребального костра в виде обгорелых поленьев, золы и угля (табл. XL, 9, 14, 15, 21, 22). Все это перекрыто прослойкой песка, выше которой встречаются следы тризны — кости животных, фрагменты разбитых и пережженных сосудов. В редких случаях имеется небогатый погребальный инвентарь: пряслице, подвеска, фибула и др. Обожженные вещи, вероятно, принадлежали покойному, а предметы без следов пребывания в огне были последним даром сородичей. Иногда в могильниках бывают ямы с углем и фрагментами керамики, но без костей, что, возможно, связано с какими-то ритуальными действиями.

О региональных особенностях погребального обряда киевской культуры говорить преждевременно из-за его слабой изученности. Однако для Среднего Поднепровья, судя по могильнику Казаровичи, как будто типично помещение в захоронения многочисленных фрагментов повторно пережженных сосудов (табл. XL, 19). На территории Белоруссии, кроме округлых погребальных ям, встречены захоронения в больших удлиненных ямах (табл. XL, 22).

Истоки погребальной обрядности киевской культуры не вполне ясны, так как у населения, обитавшего на данной территории в предшествующий период, обряд трупосожжения отличался от киевского. Наиболее близок по типу к киевскому погребальный обряд милоградской культуры. В погребальном обряде киевских могильников как бы возрождаются основные черты милоградских захоронений. Обращает на себя внимание и тот факт, что около рубежа нашей эры подобные черты погребального обряда сохраняются прежде всего в могильниках верхнеднепровской группы зарубинецкой культуры [Обломский А. М., 1983а. С. 13]. Ряд особенностей киевских сожжений (например, помещение в могилы вторично пережженной керамики) находит аналогии в погребальном обряде могильников пшеворской и черняховской культур.

Керамика



На памятниках киевской культуры распространена лепная посуда, иногда со следами формовки на поворотном столике. Орнаментация встречается весьма редко: лишь иногда местную керамику украшают ямки или насечки по краю венчика, следы расчесов гребенкой или палочкой по корпусу. Попадается пластический орнамент в виде горизонтальных валиков под венчиком (Казаровичи, Абидня, Роище) и налепных подковок в верхней части сосуда (Обухов III). В Среднем Поднепровье и Подесенье в качестве отощающей примеси в составе керамической массы применялись шамот (толченая керамика) или песок, в Верхнем Поднепровье — дресва (дробленый гранит). Наиболее часто встречаются сосуды с поверхностью красноватого или серожелтого цвета, бугристой из-за крупных примесей. Столовая посуда аккуратно сглажена или подлощена, ее поверхность темно-серая или красноватая.

Во всех районах распространения киевской культуры основное место принадлежит кухонным горшкам и корчагам-хранилищам (табл. XLI). Гораздо реже встречаются миниатюрные горшочки, крышки-сковородки в виде дисков и столовая посуда (миски и горшковидные сосуды). Классификация керамики киевской культуры предложена исследователями для двух регионов: Среднего Поднепровья [Даниленко В. М., 1976; Абашина Н. С., Гороховський Є. Л., 1975; Кравченко Н. М., Гороховский Е. Л, 1979] и Подесенья [Горюнов Е. А., 1981; Терпиловский Р. В., 1984б].

Горшковидные сосуды (горшки и Корчаги) как самый массовый материал в целом можно разделить на две группы: с плавным и с ребристым профилем. Каждая из них в свою очередь делится на ряд типов. Тип I,1 — сосуды с широкой горловиной, относительно высокой и, как правило, плавно отогнутой шейкой, максимальным расширением корпуса в верхней его части и узким дном. Представлен преимущественно корчагами диаметром по венчику свыше 30 см (табл. XLI, 1, 10, 20, 25, 26, 32, 45, 52). Тип I, 2 – горшки средних размеров с максимальным расширением корпуса в верхней части, горловина сужена, шейка почти вертикальна (табл. XLI, 8, 12, 28). Тип I, 3 — банковидные сосуды средних размеров сравнительно вытянутых пропорций со слабовыделенной шейкой и незначительным расширением корпуса в средней части. Диаметр дна почти равен диаметру венчика (табл. XLI, 2, 22, 34, 47). Тип I, 4 — тюльпановидные сосуды с широкой горловиной и плавно переходящими к узкому дну стенками. Максимальный диаметр обычно приходится на середину высоты и незначительно отличается от диаметра венчика (табл. XLI, 3, 16, 24, 41). Представлен слово неразборчиво и горшками средних размеров. Тип I, 5 — округлобокие горшки средних размеров с максимальным расширением корпуса в средней части (табл. XLI, 37, 48). Среди ребристых форм можно выделить тип II, 1 — биконические горшки и корчаги с узкой горловиной и переломом корпуса в верхней части (табл. XLI, 42, 51); тип II, 2 — биконические сосуды с ребром на середине высоты (табл. XLI, 6, 11, 15, 19, 23, 27, 30, 36, 39, 46, 53); тип II, 3 — широкогорлые цилиндро-конические горшки средних и крупных размеров (табл. XLI, 21). Ребра бывают закругленными, резкими и резко оттянутыми. Предложенная типология достаточно приблизительна, так как основана на визуальном сопоставлении форм. Иногда сосуды имеют признаки, общие для различных типов. В схему, естественно, не вошли некоторые единичные формы, изредка встречающиеся лишь на отдельных памятниках, тогда как горшки указанных типов постоянно попадаются на памятниках, хотя в разном количестве и неодинаковых соотношениях, что отражает как хронологические, так и региональные особенности развития культуры.

Сравнительный анализ посуды из памятников различных районов показывает, что на ранних этапах развития культуры преобладали корчаги и горшки с широкой горловиной и максимальным расширением корпуса в верхней части (тип I, 1). Им, как правило, сопутствуют округлобокие горшки с расширением тулова на середине высоты (тип I, 5) или удлиненные биконические горшки (тип II, 1, реже — тип И, 2). Для Среднего Поднепровья более характерны горшки с узкой горловиной и высоким положением плеча (тип I, 2), для Верхнего Поднепровья — банковидные горшки (тип I, 3), для Подесенья — тюльпановидные горшки (тип I, 4). Можно констатировать, что сосуды типов I, 2; I, 5; II, 2 имеют прототипы среди горшков и корчаг зарубинецкой культуры Среднего и Верхнего Поднепровья, а сосуды типов I, 1 и I, 4 — среди керамики I —II вв; из поселений типа Гриней и Почепа. Для заключительного этапа киевской культуры характерно широкое распространение приземистых (по сравнению с ранними) биконических горшков с ребром на середине высоты (тип II, 2), а также банковидных (тип I, 3) и тюльпановидных (тип I, 4) форм. На основе биконических возникают цилиндро-коничеcкие (тип II, 3) горшки. В целом керамический комплекс этого периода приобретает ряд черт, впоследствии типичных для посуды колочинской и пеньковской культур [Кравченко Н. М., Гороховский Е. Л., 1979. С. 66, 67; Терпиловский Р. В., 1984. С. 73-81]. Лощеные и подлощенные острореберные миски и горшковидные сосуды киевской культуры наиболее отчетливо показывают эволюцию, идущую от зарубинецких и пшеворских форм рубежа нашей эры. Суть этого процесса сводилась к уменьшению количества лощеной посуды, упрощению ее форм, ухудшению качества лощения [Даниленко В. М., 1976. С. 82]. К V в. н. э. лощеная посуда уже не встречается.

Повсеместно, хотя и в сравнительно небольшом количестве, на памятниках киевского типа встречаются небольшие сосудики (Лавриков Лес, Роище, Вишенки и др.), а также глиняные диски диаметром 15-30 см с невысоким бортиком или утолщением по краю (табл. XLI, 5, 9, 14, 15, 18, 31, 33, 36, 40, 53). Изготовленные из глиняной массы, обычной для горшков и корчаг, диски использовались как крышки для кухонных горшков и в качестве сковородок-лепешниц. Эта категория посуды на памятниках киевского типа, безусловно, отражает зарубинецкую традицию. На основе таких дисков в славянских культурах VII—VIII вв. возникают массивные сковородки с более высоким бортиком.

В относительно ранних комплексах Среднего Поднепровья (Сушки 2, Казаровичи, Обухов III и др.), Подесенья (Киреевка 2, Лавриков Лес) и Верхнего Поднепровья (Абидня) преобладают высокие миски ребристых форм, напоминающие позднезарубинецкие или пшеворские (табл. XLI, 4, 38, 49, 50). Ряд мисок (Абидня, Киреевка 2), как и лощеный горшок из Тайманова, повторяет формы из поздних комплексов Чаплинского зарубинецкого могильника или из Почепского селища. Позднее, с вытеснением лепной столовой посуды гончарным импортом черняховской культуры, на памятниках Среднего Поднепровья (Обухов III) и Подесенья (Роище) изредка встречаются острореберные лепные миски, подражающие гончарным изделиям черняховских мастеров (табл. XLI, 7, 17, 43). Миска из вымостки очага 2 поселения Обухова III даже украшена фризом из заштрихованных треугольников, типичным для провинциальноримской керамики. Некоторым мискам прямые прототипы указать затруднительно (табл. XLI, 13, 44).

Кроме местной лепной посуды, на памятниках киевской культуры, как правило, в небольшом количестве находят привозную черняховскую или античную керамику, которая рассмотрена ниже, в связи с вопросами импорта.

Вещевые находки



Орудия труда и промыслов изготовлены главным образом из железа и стали (табл. XLII). Универсальные инструменты представлены ножами и шильями. Ножей известно не менее 50 [Турин М. Ф., 1982. С. 43; Терпиловский Р. В., 1984,. С. 25]. Преобладают ножи с прямой спинкой и резкими уступами при переходе к черенку, типологически близкие древнерусским (табл. XLII, 13—15). Длина их в ряде случаев превышает 15 см. Несколько меньшими размерами отличаются ножи со спинкой в виде слабой дуги и плавным переходом от черенка к клинку, обычные для зарубинецкой культуры рубежа нашей эры и ряда культур I тысячелетия н. э. лесной зоны Восточной Европы (табл. XLII, 11, 12). Широкий нож из Глевахи имеет выпуклую линию спинки и лезвия с резкими уступами (табл. XLII, 17). На черенки обычно насаживались цельные костяные или деревянные рукоятки, иногда схваченные для прочности железными кольцами (Абидня; табл. XLII, 16). Реже рукояти были из двух пластин и крепились заклепкой через отверстие в черенке. Шилья (около 20) откованы из стержней длиной до 12 см. Рабочая часть обычно имеет круглое сечение, а черенок, на который набивалась деревянная рукоятка,— уплощенное или квадратное.

Земледельческий инвентарь представлен находками наральника и серпов. Единственный небольшой узколезвийный наральник шириной до 7 см встречен в хозяйственной постройке 5 поселения Ульяновка (табл. XLII, 10). Форма и размеры его находят аналогии в материалах черняховской культуры. Основными орудиями уборки зерновых культур служили серпы, встреченные в Среднем (Обухов VII, Бортничи) и Верхнем (Абидня, Тайманово) Поднепровье, а также в Подесенье (Мена 5, Роище). Длина целых экземпляров 17-26 см при ширине лезвия до 3 см (табл. XLII, 5—9). Это относительно слабо изогнутые орудия с черенковым креплением рукояти или с крючком на конце пятки. У крупного сильно изогнутого серпа из Роища, конструктивно близкого черняховским изделиям, рукоять, насаженная на крючок, дополнительно укреплялась железным кольцом (табл. XLII, 9).

Деревообрабатывающие инструменты неплохо известны по деснинским находкам. Это железные долота в виде стержней длиной до 17 см прямоугольного или круглого сечения. Шляпки долот расклепаны от длительного употребления (табл. XLII, 21). Аналогичное долото и ложкорез с изогнутым лезвием обнаружены на поселении Глеваха в Среднем Поднепровье (табл. XLII, 22). Употреблялись также сверла с перовидной рабочей частью (Роище), указывающие в свою очередь на существование вращающегося приспособления (табл. XLII, 23). Для выполнения различных строгальных работ применялись двуручные скобели (Роище, Ульяновка). Лезвие целого скобеля из Роища имеет ширину захвата 8,4 см и оканчивается двумя штырями, изогнутыми под прямым углом к лезвию (табл. XLII, 18). На эти черенки набивались деревянные рукоятки, которые прочно удерживались крючками на концах черенков. Скобели такого устройства представляли собой универсальные высокопроизводительные орудия, использовавшиеся вплоть до недавного времени. Орудия металлообработки встречаются редко. Известны небольшие зубила из Абидни и Ульяновки (табл. XLII, 20), а также миниатюрная наковаленка (табл. XLII, 19), возможно, предназначенная для выполнения ювелирных работ (Новые Безрадичи).

Железные иглы встречены в немногих экземплярах (Глеваха, Ульяновка, Абидня), хотя применялись, видимо, широко (табл. XLII, 33). Единичными находками представлены также крупные пружинные ножницы длиной около 27 см для стрижки овец (Абидня) и колокольчики — ботала для скота (Ульяновка; табл. XLII, 26, 35). Известны также большие рыболовные крючки (Казаровичи, Тайманово; табл. XLII, 25). Предметы бытового назначения представлены несколькими бритвами с изогнутым (Тайманово) и прямым (Роище) лезвиями, двумя стержневидными кресалами с кольцами для подвешивания к поясу (Абидни, Глеваха), железным гребнем с полукруглой спинкой (Новые Безрадичи), который, возможно, применялся при прядении (табл. XLII, 24, 32, 34, 36, 37).

Среди орудий труда, изготовленных из камня, наиболее часты точильные бруски и жернова. Жернова известны в Среднем (Вишенки) и Верхнем (Абидня) Поднепровье, но особенно много их фрагментов оказалось в Подесенье, где они зафиксированы почти в каждой постройке, а также в ряде хозяйственных ям поселений Роище, Ульяновка, Киселевка 2, Выбли. Диаметр жерновов около 40 см при толщине до 10 см. Рабочий комплекс состоял из двух жерновов: верхний (бегун) имел в центре прямоугольное отверстие для засыпки зерна и крепления рукояти (Ульяновка; табл. XLII, 2). На нижнем камне была лунка для установки оси (Роище; табл. XLII, 1). Такая конструкция ручных мельниц характерна для черняховской культуры [Минасян Р. С., 1978а. С, 104, 106]. О черняховском происхождении говорит и материал, из которого сделаны жернова: все они, за исключением одного, изготовлены из вулканического туфа, выходы которого на рассматриваемой территории неизвестны. Все это заставляет считать туфовые жернова своеобразной категорией черняховского импорта. Точильные бруски обычно изготовлены из мелкозернистого песчаника, реже — из сланца или кварцита. В сечении бруски прямоугольные, длина отдельных экземпляров достигает 27 см (Киселев-ка 2). Некоторые изделия имеют следы заточки иголок и шильев или отверстие для подвешивания (табл. XLII, 3, 4). Сферические растиральники из гранита, обычные для зарубинецкой культуры, на памятниках киевского типа встречаются редко (Роище). Из серого шифера выточено единственное пряслице (Лавриков Лес), аналогичное по форме глиняным пряслицам киевской культуры.

Орудия труда из глины представлены тиглями, льячками, формами для литья, грузилами и прясли цами. Тигли найдены в Верхнем Поднепровье (Абидня, Тайманово) и Подесенье (Киселевка 2, Роище). Это преимущественно небольшие конические сосудики для плавки бронзы. Реже встречаются тигли с узкой горловиной (Роище). Для разливки металла в формы использовались миниатюрные льячки (Ульяновка). Глиняные формы для отливки мелких украшений происходит из Абидни и Киева (Кирилловские высоты). Грузила найдены в Подесенье (Роище), Среднем и Верхнем Поднепровье (Глеваха, Тайманово). Среди них преобладают конические или пирамидальные (табл. XLII, 47, 48). Некоторые грузила не обожжены, хотя вокруг отверстий имеются следы веревок. Очевидно, все эти изделия предназначались для оттяжки нитей основы вертикального ткацкого станка. Аналогичные предметы известны в зарубинецкой и особенно черняховской культурах. Уплощенно-биконические пряслица встречены во многих экземплярах на каждом поселении киевской культуры (табл. XLII, 44, 45). Независимо от района расположения памятника их характеризует удивительное однообразие в форме, размерах и наличии сравнительно большого отверстия для веретена, что превращает пряслица в предмет, пригодный для этнографической характеристики культуры. В III—IV вв. такие пряслица точно очерчивают ареал памятников киевского типа, редко проникая за его пределы на север и северо-восток. Диаметр пряслиц 2,5-3 см, высота и диаметр отверстия 1-1,5 см, ребро четкое. Пряслица изотовлены из глины с мелкими примесями. Поверхность их обычно сглажена или вылощена. Орнамент встречается редко, он имеет вид зигзагов, наколов или насечек по граням (Абидня, Тайманово, Глеваха, Ульяновка, Роище). Эти изделия типологически сходны с биконически ми уплощенными пряслицами зарубинецкой культуры, впервые появившимися на поднепровских памятниках в I в. н. э. (Ходосовка), а в I—II вв. уже известными в северных и восточных позднезарубинецких поселениях от устья Березины до верховьев Пела. В единичных случаях пряслица имеют округлую форму (Ульяновка, Глеваха) или имитируют черняховские изделия (Роище). Отдельные пряслица из поздних комплексов Подесенья более вытянуты по вертикальной оси, что сближает их с предметами из колочинских и пеньковских памятников V—VII вв.

Кость применялась при изготовлении орудий, необходимых в различных домашних ремеслах, прежде всего — кожевенном. Большая часть костяных орудий происходит из памятников Подесенья. Наиболее распространены были так называемые тупики, сделанные из ребер крупного рогатого скота и применяемые для очищения шкуры от мездры и шерсти. Средняя длина тупиков около 20 см, острый рабочий край заполирован от длительного управления (табл. XLII, 39). Так называемые коньки делались из плюсневых или пястных лошадиных костей со срезанным и заполированным основанием (Роище). Ими работали, как утюжками, разминая кожи или разглаживая ткань, снятую с ткацкого станка (табл. XLII, 41). Аналогичные вещи типичны для черняховских памятников. Кочедыки делались из ребер овец или других мелких животных (Ульяновка, Роище). Длина их 16-18 см. Один конец заострен и слегка сработан. Кочедыки применялись для плетения сетей, ’лаптей и т. д. (табл. XLII, 38). Проколки или спицы веретенообразной формы (Роище) имели хорошо заполированную поверхность. Иголки представляли собой довольно крупные орудия толщиной 3—4 см с ушками (Лавриков Лес, Ульяновка; табл. XLII, 42, 43). Они использовались для плетения сетей.

Оружие и предметы воинского снаряжения встречаются как исключение. В Ульяновке найдены обломок обоюдоострого лезвия (фрагмент наконечника копья или кинжала) и наконечник стрелы (табл. XLII, 27, 28), в Абидне и Тайманове — несколько наконечников стрел и копий (табл. XLII, 29, 30). Наконечники стрел сравнительно небольшие (длина 3,5-5,3 см) черешковые четырехгранные, что обычно для памятников римского времени от Среднего Поднепровья до Прибалтики. В области памятников киевского типа обнаружены две шпоры провинциальноримских типов: железная с расширенной в середине дужкой и массивным шипом (Новые Безрадичи; табл. XLII, 31) и бронзовая (Тайманово). При скромности этих находок особое внимание обращает на себя богатая конская сбруя из Роища — принадлежность снаряжения всадника, выполненная из серебра. Она была найдена в виде клада, в состав которого входили пять больших (ширина 9,1-10 см, высота 4,1-5 см) лунниц из тонкого листа и три проволочных кольца.

Предметы убора и украшения из цветного или черного металла в значительной степени близки к общеевропейским типам позднеримского времени. Поэтому не всегда можно определить, имеем ли мы дело с изделиями местных мастеров или с импортом. Булавки чаще всего изготовлены из железа. Среди них значительно преобладают так называемые посоховидные — с петлевидной головкой из граненого прута с завитком на конце. В Абидне и Тайманове встречено около двух десятков аналогичных железных и бронзовых булавок, в Киреевке и Лавриковом Лесу — по одной (табл. XLIII, 23, 26, 29). Иногда попадаются и булавки с головкой в виде замкнутого кольца (Абидня, Новые Безрадичи). Подвески обычно небольшие трапециевидной формы, изготовленные из тонкого бронзового листа (Роище, Ульяновка, Киреевка — Подесенье; Абидня, Тайманово — Верхнее Поднепровье). Реже встречаются пластинчатые бронзовые лунницы со слегка утолщенными концами (Тайманово, Глеваха), напоминающие подвески серебряной конской сбруи из Роища, но отличающиеся меньшими размерами (табл. XLIII, 18). В состав ожерелья, вероятно, иногда входили и бронзовые спиральные пронизи (Киселевка 2, Абидня). Браслеты также изготавливались исключительно из цветных металлов. Известно несколько браслетов из круглой или подграненной бронзовой проволоки (Ульяновка, Роище, Глеваха), а также фрагмент подобного серебряного изделия (Роище). Реже встречаются массивные браслеты (Киреевка, Ульяновка), причем один имел утолщенные концы с орнаментом «елочкой» (табл. XLIII, 3).

Среди предметов личного убора важное место принадлежит фибулам, хотя находки их и нечасты (известно около трех десятков). Все они двучленные. Преобладают арбалетные фибулы с подвязной ножкой. Ряд бронзовых изделий, вероятно, является черняховским импортом (Глеваха, Тайманово; табл. XLIII, 15), в то время как железные фибулы скорее всего были продукцией местных мастеров. Фибулы, характерны для ранних этапов развития киевской культуры, подвязные, выполнены из круглого или граненого, относительно узкого стержня с коленчатым или плавным изгибом спинки (Казаровичи, Новые Безрадичи, Глеваха, Абидня; табл. XLIII, 17, 20, 27, 28, 34, 35, 38). Позднее распространяются более массивные подвязные фибулы со спинками сложного сечения (Лавриков Лес, Деснянка, Мена 5), а также так называемые воинские фибулы со сплошным приемником (Тайманово; табл. XLIII, 14, 21, 22, 24). Для заключительного этапа киевской культуры характерна бронзовая фибула, с ромбической ножкой из Тайманова (табл. XLIII, 12). Железных и бронзовых пряжек немного (около 15). К наиболее ранним относятся кованая бронзовая уплощенная пряжка с полукруглой дужкой из Новых Безрадичей (табл. XLIII, 37), железная пряжка с двучастной полукруглой рамкой из Абидни (табл. XLIII, 42), имеющие аналогии в пшеворских и вельбарских комплексах, а также бронзовая несомкнутая пряжка с шишечками на концах (Казаровичи; табл. XLIII, 36). Большинство пряжек (Хлепча, Тайманово, Салтыкова Девица 2, Ульянов ка) имеют небольшие или средние размеры и округлую рамку, что типично для позднеримского времени Центральной и Восточной Европы (табл. XLIII, 4, 11). Железные пряжки из поздних комплексов (Роище, Ульяновка) — крупные, с вытянутой рамкой и язычком, проходящим через короткую ось (табл. XLIII, 10).

Необходимо остановиться на так называемых варварских изделиях с выемчатой эмалью. Хотя территория их распространения весьма обширна и охватывает среднюю полосу Восточной Европы от Прибалтики до Прикамья, большая часть таких находок — свыше 200 вещей — обнаружена в пределах ареала киевской культуры (карта 20). Основная масса украшений с выемчатой эмалью представлена случайными изолированными находками или происходит из кладов. Несмотря на сравнительно небольшие масштабы работ на памятниках киевского типа, интересующие нас предметы происходят из поселений Среднего (Хлепча, Новые Безрадичи, Казаровичи, Бортничи) и Верхнего (Абидня, Тайманово) Поднепровья, Подесенья (Кветунь). В Тайманове об наружено около десятка таких изделий, в Абидне — не менее четырех, в Кветуни — три, а в Новых Безрадичах и Казаровичах — по два экземпляра (табл. XLIII, 19, 32, 33, 39, 40). Бронзовые литые украшения с гнездами для эмали геометрических очертаний и сквозными прорезями, найденные на поселениях киевской культуры, представлены лун-ницами (Казаровичи, Новые Безрадичи, Абидня), ажурными подвесками и накладками ( Бортничи, Кветунь), нагрудной цепью из трех плоских ажурных звеньев (Хлепча), треугольной и перекладчатыми фибулами (Новые Безрадичи, Кветунь). Выполненные в том же стиле вещи, но в более богатом ассортименте, происходят из кладов, обнаруженных в пределах ареала киевской культуры. Среди них наиболее представительны Межигорский клад в Среднем Поднепровье и Борзнянский — в Подесенье [Макаренко М., 1928]. Вопросы происхождения и хронологии украшений с выемчатой эмалью вызывают острую полемику и имеют обширную историографию [Рыбаков Б. А., 1948б. С. 53; Даниленко В. М., 1976. С. 66; Корзухина Г. Ф., 1978]. На современном уровне исследований можно констатировать, что в пределах ареала киевской культуры (прежде всего в Среднем Поднепровье) находился один из центров производства вещей с эмалью. Период их бытования на этой территории охватывал, вероятно, в основном III—IV вв. [Гороховский Е. Л., 1982б. С. 136].

Карта 20. Распространение украшений с выемчатыми эмалями в европейской части СССР (на врезке — Поднепровье)

а — находки, локализуемые в пределах районов или областей, не связанные с конкретными пунктами; б — находки на позднезарубинецких и киевских памятниках; в — находки в черняховском погребении; г — прочие находки; д — территория на врезке;

1 — Назаровичи;
2 — Вышгород (быв. Межигорский монастырь);
3 — Киев, Оболонь;
4 — Киев;
5 — Киевская обл.;
6 — Игнатовка;
7 — Большая Салтановка, хут. Хлепча;
8 — Васильков;
9 — Васильковский р-н;
10 — побережье Стугны;
11 — Новые Безрадичи, урочище Митьков Кут;
12 — Стайки;
13 — Черняхов;
14 — Кагарлык;
15 — Шапиевка;
16 — Ромашки;
17 — Великий Букрин;
18 — Малый Букрин;
19 — Потапцы;
20 — Трахтемиров;
21 — Монастырей;
22 — Зарубинцы;
23 — Григоровка;
24 — Пищальники;
25 — Грущинцы;
26 — Тростянец;
27 — Каневский р-н;
28 — Канев;
29 — Княжья гора у с. Пекари;
30 — Пекари;
31 — Степанцы;
32 — Кононча;
33 — Михайловка;
34 — Хмельна;
35 — Межиричи;
36 — Броваха;
37 — Бабичи;
38 — Семи горы:
39 — Тептиевка;
40 — Михайловка;
41 — Тетиев;
42 — Таращанский р-н;
43 — Медвин;
44 — Гута;
45 — Гута-Комаровская;
46 — Бурты;
47 — Могилевка;
48 — Староселье;
49 — Крещатик;
50 — Черкасский р-н;
51 — Головятино;
52 — Пастырское;
53 — Волошское, урочище Сурская Забора;
54 — Сурский Остров;
55 — Компанийцы;
56 — Липлява;
57 — Келеберда;
58 — Переяслав-Хмельницкий;
59 — Переяслав-Хмельницкий р-н;
60 — Койлов;
61 — Вишенки;
62 — Бортничи;
63 — Жукин;
64 — Воробьевка;
65 — Старогородка;
66 — Горица;
67 — Анисов, урочище Татарская Горка;
68 — Борзна;
69 — Прогоны;
70 — Радичев;
71 — Новгород-Северский;
72 — Путивль;
73 — Воронино;
74 — Жерновец;
75 — Вобрава;
76 — Картамышево;
77 — Шмырево;
78 — Роменский р-н;
79 — Лубны, Остров Плютенец;
80 — Ахтырка;
81 — Ницаха;
82 — Шишино;
83 — Дмитровское;
84 — Гочево;
85 — Великая Гомильша;
86 — Нижний Бишкин;
87 — Воронежская обл.;
88 — Приоскольское.

Составитель Е. Л. Гороховский
Карта 20. Распространение украшений с выемчатыми эмалями в европейской части СССР


Предметы личного убора дополняются единичными глиняными и красными пастовыми бусами из Абидни и Ульяновки, а также амулетом — медвежьим когтем с прожженным отверстием из поселения Выбли (Подесенье).

Монеты на памятниках киевского типа, указывающие на контакты между местными племенами и населением более южных райнов, встречаются крайне редко. Это римские бронзовые монеты императора Геты (209—212) из Абидни и Феодосия I (379— 395) из Василькова, а также серебряный денарий II в. из Глевахи. Последняя находка не имеет датирующего значения, так как и в комплексах черняховской культуры встречаются, как правило, полноценные серебряные денарии I—II вв., а «порченые» монеты III — IV вв. редки. Безусловно, «варвары» хорошо понимали разницу между благородным металлом и дешевым сплавом. Это обстоятельство, вероятно, свидетельствует в пользу предположения, согласно которому у племен Восточной Европы монетное серебро выполняло прежде всего функцию сокровища. Об этом же говорит и находка серебряных украшений сбруи из Роища, тождественных по составу металла римским серебряным монетам. Кроме того, в пределах киевского ареала известно несколько десятков местонахождений римских монет, в том числе весьма крупные клады [Кропоткин В. В., 1961]. Один из них, обнаруженный возле Климовичей, состоял из 1815 монет. Возможно, он связан с открытыми неподалеку поселениями киевской культуры [ Поболь Л. Д., 1970. С. 180].

Предметы импорта говорят о широких обменных связях населения киевской культуры с южными областями, находившимися на периферии античного мира, в частности с черняховской культурой и в меньшей степени — с северными районами. В различные районы Поднепровья и Подесенья привозные вещи поступали неравномерно, причем наибольшее их число связано с расцветом киевской и черняховской культур во второй половине III—IV в. (карта 21). Наиболее широк ассортимент и значителен ареал импортных изделий черняховской культуры. Самой многочисленной категорией импорта является столовая посуда, изготовленная на гончарном круге. Фрагменты привозных столовых мисок, кувшинов и более грубых горшков встречаются на поселениях Среднего Поднепровья (Глеваха, Вишенки, Обухов VII, Красный Хутор и др.), Подесенья (Роище, Ульяновка, Киселевка 2, Выбли и др.) и Верхнего Поднепровья (Тайманово), причем количество их обычно не превышает нескольких процентов по отношению к лепной посуде. Лишь в некоторых комплексах поселения Глеваха доля фрагментов гончарной посуды достигает 30-40%, что, впрочем, объясняется расположением этого памятника вблизи от черняховских поселений Среднего Поднепровья. Реже на памятниках киевского типа встречаются привозные фибулы и пряжки, изготовленные главным образом из бронзы (Глеваха, Новые Безрадичи, Салтыкова Девица 2, Ульяновка, Тайманово), а также бронзовые туалетные пинцеты (Тайманово). Некоторые ножи (Ульяновка) и крупный серп из Роища, судя по особенностям технологии, могли быть изготовлены черняховскими кузнецами. Выполненные из вулканического туфа жернова, особенно частые на поселениях Подесенья, также имеют черняховское происхождение: в IV в. н. э. на Южном Буге функционировал крупный центр по их производству [Хавлюк П. I., 1980]. Костные гребни, обычные для ряда средне- и восточноевропейских культур римского времени, также известны в киевской культуре. Четыре целых и фрагментированных экземпляра происходят из Подесенья (Роище, Ульяновка, Киселевка 2), два — из поселения Глеваха (Среднее Поднепровье) и один — из могильника Тайманово (Верхнее Поднепровье). Все они принадлежат к многочастным трехслойным изделиям, соединенным заклепками воедино. Гребни из Глевахи относительно ранние — они небольших размеров, с невысокой дуговидной спинкой (табл. XLIII, 16). Три экземпляра из Подесенья относятся к более позднему типу. Они более крупные, с прямыми плечиками и высокой полукруглой спинкой (табл. XLIII, 2). Учитывая многочисленность аналогичных находок в черняховской культуре, а также аккуратное изготовление этих технологически сложных вещей, костяные гребни из памятников киевского типа следует считать привозными.

Карта 21. Находки импортных предметов на памятниках киевской культуры

а — гончарная керамика;
б — туфовые жернова;
в — костяные гребни;
г — бусы;
д — монеты;
е — привозные фибулы, пряжки и др.;

1 — Тайманово;
2 — Абидня;
3 — Куриловка;
4 — Мелин;
5 — Ковчин;
6 — Салтыкова Девица 2;
7 — Выбли;
8 — Золотинка;
9 — Роище;
10 — Мена 5;
11 — Клочков;
12 — Деснянка;
13 — Ульяновка;
14, 15 — Киселевка I, II;
16 — Букреевка II;
17 — Каменево II;
18 — Беседовка;
19 — Казаровичи;
20 — Погребы;
21 — Красный Хутор;
22 — Вишенки;
23 — Яблуновка;
24 — Черногородка;
25 — Сосновка;
26 — Глеваха;
27 — Ходосовка;
28 — Большая Салтавовка (Хлепча);
29 — Васильков;
30 — Новые Безрадичи;
31-33 — Обухов II, III, VII;
34 — Сушки II.

Составитель Р. В. Терпиловский
Карта 21. Находки импортных предметов на памятниках киевской культуры

Через посредство черняховскиех племен к населению киевской культуры попадали не только монеты, но и другие предметы провинциальноримского происхождения. Наиболее многочисленной их категорией были бусы, хотя часть из них могла изготовляться и черняховскими мастерами. Это плоские четырехугольные бусы из красной пасты (Казаровичи, Мена 5, около 50 экз. из Абидни), небольшие округлые бусы синего, зеленоватого или белого стекла (Киселевка 1, 2, Ульяновка, Роище, Казаровичи, Салтыкова Девица 2), синие многочисленные пронизи (Киселевка 2), позолоченные бусы (Абидня, Тайманово и др.; табл. XLIII, 7, 8, 25, 30, 31, 41). Крупная полихромная бусина из Роища имела орнамент в виде четырех белых полос и красного зигзага (табл. XLIII, 6). Античная керамика представлена фрагментами позднеримских амфор и обломками столовой керамики. Все фрагменты амфор принадлежат изделиям из светлой глины с рифленой поверхностью (Роище, Ульяновка, Беседовка, Глеваха). Сосуд из Беседовки является небольшой амфорой танаисского типа. Обломки из Роища принадлежат амфоре более позднего типа с яйцевидным туловом и невысоким горлом. Такие амфоры известны в комплексах позднеримского времени из Танаиса, Херсонеса и Пантикапея. На ранних памятниках киевского типа (Беседовка, Сушки 2) встречены также немногочисленные фрагменты провинциальноримской столовой керамики, в том числе краснолаковых мисок (Абидня). В римских провинциях, очевидно, были изготовлены и некоторые другие предметы из памятников Верхнего Поднепровья: две фибулы-броши (табл. XLIII, 43), части металлических сосудов (Абидня), бронзовая шпора и фрагменты стеклянных сосудов (Тайманово).

Предметы, поступавшие к населению киевской культуры из других источников, единичны. Это фрагмент позднесарматского или гуннского зеркала из белого сплава с центральной петлей и рельефным орнаментом (Ульяновка; табл. XLIII, 1). Ряд металлических вещей, прежде всего предметов личного убора (пряжки из Абидни, Новых Безрадичей, Роища, Ульяновки, фибула и булавки из Лаврикова Леса, Киреевки, бронзовая фибула-брошь из Тайманова), безусловно, имеет аналогии в памятниках первой половины I тысячелетия н. э. Прибалтики и Повисленья, однако являются ли они привозными или же изготовлены на месте, сказать трудно.

Хронология и периодизация



Хронология памятников киевского типа может быть определена на основании датирующих предметов римского времени, в том числе импортных. Определенные основания для датировки киевской культуры дают и стратиграфические наблюдения. Так, объектами поселения Деснянка близ Чернигова частично перекрыты позднезарубинецкие комплексы; киевский слой поселения Глеваха частично перекрывается горизонтом черняховской культуры с материалами IV в. н. э.; на поселении и в могильнике Тайманово, могильнике Новый Быхов (Верхнее Поднепровье), а также на поселениях Роище (Подесенье) и Обухов VII (Среднее Поднепровье) часть более поздних объектов относится ко второй половине I тысячелетия н. э. Радиокарбонный анализ угля из погребения 35 Ново быховского могильника определил дату около 350±60 г. н. э. Тесная связь специфически киевских находок с черняховскими, на что обратил внимание
В. Н. Даниленко [Даниленко В. М., 1976. С. 66, 85], позволила предположить, что в целом киевская культура синхронна черняховской. Соответственно временные границы памятников киевского типа были определены в пределах II—IV (V) или III—V вв. [Даниленко В. М., 1976. С. 69, 84, 85; Горюнов Е. А., 1981. С. 36, 37]. Опираясь на конкретный материал, в том числе на находки последних лет, хронологию культуры в целом, а также датировку отдельных ее памятников можно уточнить [Терпиловский Р. В., 1985а. С. 54-57].

Наиболее ранние памятники киевской культуры, уже обладающие более или менее полным набором ее черт (что особенно заметно по составу керамического комплекса), еще не отмечены черняховским влиянием. К их числу можно отнести среднеднепровские поселения и могильники Казаровичи и Новые Безрадичи, а также, вероятно, часть комплексов верхнеднепровского поселения с могильником Абидня. Памятники этого периода в Подесенье пока неизвестны. Недостаточно они изучены и в Днепровском лесостепном левобережье. Сюда, видимо, можно отнести только поселение Беседовка в верховьях Сулы. Для определения нижней даты киевской культуры существенна небольшая амфора танаисского тина (Беседовка). Подобные сосуды по многочисленным закрытым комплексам датируются первой половиной III в. н. э. или немного шире [Шелов Д. Б., 1978. С. 18, 19]. Ряд подвязных фибул, изготовленных из узкого гладкого стержня, имеющих, как правило, асимметричный изгиб спинки (Казаровичи, Новые Безрадичи, Абидня), характерен для конца II-III в. [Амброз А. К., 1966. С. 62, 63]. Тем же временем по северо-западным аналогиям датируются железная шпора с массивным граненым шипом и плоская бронзовая полукруглая пряжка [Prahistoria..., 1981. S. 174, 263], а также, возможно, железный гребень с сегментовидной спинкой (Новые Безрадичи). Плоские красные пастовые бусы (Казаровичи, Абидня) типичны для II—III вв. [Алексеева Е. М., 1978. С. 69]. Из Абидни происходят бронзовая монета начала III в. н. э., обломки краснолаковой посуды и провинциальноримские фибулы — броши с эмалью II—III вв. [Амброз А. К., 1966. С. 32]. Таким образом, ранний период киевской культуры по сочетанию указанных вещей может быть датирован III в. н. э., не исключая и конец II в. н. э.

Следующий этап развития культуры в Среднем Поднепровье характеризуется поступлением черняховского импорта и в целом может быть отнесен ко второй половине III — первой половине IV в. К этому времени относятся редкие находки фибул и бус некоторых типов, обычных для ранней фазы, однако в сочетании с более поздними находками. Так, на поселении Глеваха фибулы с подвязной ножкой, изготовленные из узкого стержня, встречены вместе с черняховским импортом (гончарная столовая посуда, бронзовая фибула и костяные гребни с невысокой дуговидной спинкой). Подобные гребни датируются в основном второй половиной III в. н. э. или несколько шире [Thomas S., 1960. S. 120]. Поскольку здесь верхний черняховский горизонт датируется в пределах IV в. н. э., то для киевских объектов из Глевахи наиболее вероятной датой будет вторая половина III в., возможно, начало IV в. н. э. [Терпиловский Р. В., 1985а]. Данный период развития культуры в Подесенье, в отличие от Киевщины, характеризуется почти полным отсутствием черняховского импорта. Черняховские предметы убора (фибула из Куриловки, пряжка из Салтыковой Девицы 2), встреченные здесь, относятся ко времени не ранее IV в. н. э. Крупные железные подвязные фибулы местного производства имеют на корпусе площадки и фасетки (Деснянка, Мена 5, Лавриков Лес), что типично для изделий второй половины III — первой половины IV в. Некоторым из них, как и посоховидным булавкам из Лаврикова Леса и Киреевки, известны аналогии в Прибалтике. Характерно, что в Менее 5 наряду с фибулой встречена плоская красная бусина II — III вв. Многочисленные находки железных и бронзовых подвязных фибул позволяют датировать основные верхнеднепровские материалы III — IV вв. Из кратких публикаций складывается впечатление, что Абидня относится к несколько более раннему периоду, чем комплексы из Тайманова. Из Абидни происходят провинциальноримские вещи II —III вв. и подвязные фибулы, в то время как в Тайманове встречен черняховский импорт (костяной гребень, гончарная миска, бронзовые пинцеты и др.). Кроме подвязных фибул, обнаружены и воинские со сплошным приемником. Они, как и бронзовая фибула с ромбической ножкой, относятся к IV в. н. э. Верны ли эти наблюдения, покажут дальнейшие исследования.

На заключительном этапе развития киевской культуры наряду с черняховским импортом появляются предметы гуннского времени. Этот этап наиболее четко выражен в Подесенье, в частности, на таких сравнительно широко исследованных поселениях, как Роище и Ульяновка. Здесь повсеместно распространен разнообразный и обильный черняховский импорт, представленный не только различными украшениями и предметами личного убора, но и гончарной керамикой, орудиями труда и т. д. Верхняя дата культуры наиболее надежно может быть определена по находкам бронзового браслета с утолщенными концами и фрагмента зеркала с центральной петлей (Ульяновка), а также трехслойного костяного гребня с прямыми плечиками и высокой арочной спинкой и фрагментированной светлоглиняной амфоры с яйцевидным корпусом (Роище). Сочетание таких вещей с гончарной черняховской керамикой может указывать на вторую половину IV — первую половину V в. [Thomas S., 1960. S. 112; Шелов Д. Б., 1978. С. 19]. К IV в. н. э. в целом относятся серебряные лунницы из клада предметов упряжи и крупная полихромная бусина из Роища, узкие железные пряжки (Роище, Ульяновка), синие и зеленоватые биконические бусы из Киселевки 2 и Ульяновки [Алексеева Е. М., 1978. С. 52, 68, 74, 75].

Таким образом, общие рамки киевской культуры можно определить в пределах от конца II — начала III до середины V в. н. э. Внутри этого отрезка выделяются три периода, немного перекрывающие друг друга, так как ряд датирующих вещей имеет сравнительно широкие хронологические рамки (табл. XLIII). К раннему периоду (конеец IIIII в.), кроме указанных комплексов (Казаровичи, Новые Безрадичи, Беседовка, Абидня), на основании сходных элементов материальной культуры, прежде всего близкого по составу керамического комплекса, можно также отнести среднеднепровское поселение Сушки 2 (карта 22). В Каэаровичах и Абидне встречены украшения с выемчатой эмалью — преимущественно лунницы относительно простых форм с красными вставками. Аналогичные случайные находки, весьма многочисленные в Поднепровье, вероятно, отчасти соответствуют ареалу киевской культуры этого периода. Особенно обильно вещи с эмалью встречаются в междуречье Стугны и Роси [Корзухина Г. Ф., 1978. Табл. 8; 9]. Поэтому, возможно, наиболее архаичные киевские памятники на юге достигали бассейна р. Рось, напротив устья которой расположены Сушки 2, и верховьев Р. Сула (Беседовка). Провинциальноримский импорт (керамика, бусы) поступал в пределы ареала киевской культуры в относительно редких случаях, достигая, однако, даже верхнеднепровских областей. В целом памятники киевской культуры раннего периода сосредоточены в Среднем и Верхнем Поднепровье.

На следующем этапе (вторая, половина III — первая половина IV в.) черняховские памятники появляются в непосредственной близости от киевских. Последние в Среднем Поднепровье известны только к северу от Стугны. В результате торгово-обменных отношений керамика, украшения и орудия труда киевской культуры претерпевают определенные изменения. Средний этап в Среднем Поднепровье, кроме Глевахи, представлен материалами из очага 1 поселения Обухов III, а также, возможно, поселением Белогородка. Римский импорт в основном сменяется черняховским. В это же время киевские памятники впервые отчетливо фиксируются в Подесенье. Кроме Лаврикова Леса, Деснянки и Мены 5, здесь можно назвать Кире-евку I, XII, Форостовичи, а также, вероятно, Посудичи и Кветунь [Горюнов Е. А., 1981. С. 30— 32]. Возможно, заселение поречья Десны происходило в несколько этапов и из различных регионов: поселение Мена 4 принадлежало скорее всего выходцам из Верхнего Поднепровья. черняховское влияние не достигло еще Подесенья, зато ряд вещей свидетельствует о связях с северными культурами. Аналогичную картину можно предположить для Верхнего Поднепровья, судя по материалам Абидни и Тайманова. Украшения с эмалью в этот период еще встречаются (Хлепча, Кветунь, Абидня и, возможно, Тайманово), причем на памятниках, где черняховский импорт отсутствует. На этом этапе памятники занимают весь ареал киевской культуры (карта 22).

Карта 22. Распространение основных памятников, относящихся к разным этапам развития киевской культуры

а — поселения раннего этапа;
б — поселения среднего этапа;
в — поселения позднего этапа;
г — могильники;
1 — Тайманово;
2 — Абидня;
3 — Кветунь;
4 — Форостовичи;
5 — Дегтяревка (Лавриков Лес);
6 — Мезин;
7 — Вишенки;
8, 9 — Киреевка I, II;
10, 11 — Салтыкова Девица I, II;
12 — Выбли;
13 — Роище;
14 — Мена 5;
15 — Максаки;
16 — Деснянка;
17 — Ульяновка;
18, 19 — Киселевка I, II;
20 — Букреевка 2;
21 — Каменево II;
22 — Беседовка;
23 — Казаровичи;
24 — Погребы;
25 — Красный Хутор;
26 — Вишенки;
27 — Глеваха;
28 — Ходосовка;
29 — Большая Салтановка (Хлепча);
30 — Новые Безрадичи;
31 — 33 — Обухов II, III, VII;
34 — Сушки II.

Составитель Р. В. Терпиловский
Карта 22. Распространение основных памятников, относящихся к разным этапам развития киевской культуры

Поздний этап культуры (IV — первая половина V в.) характеризуется в целом усилением киевско-черняховских связей. Как показывают материалы поселения Глеваха, кое-где в Среднем Поднепровье в начале IV в. н. э. киевское население было вынуждено оставить места своего обитания под нажимом черняховско-вельбарских племен [Терпиловский Р. В., 1985а]. Судя по керамическим материалам, к заключительному этапу относятся поселения Вишенки, Красный Хутор, Обухов VII, очаг 2 поселения Обухов III, ряд комплексов многослойного поселения Обухова II в Среднем Поднепровье, многие поселения Подесенья и некоторые материалы поселения и могильника Тайманово в Верхнем Поднепровье (карта 22). В последнем случае обнаружены и разнообразно датирующие вещи. черняховский импорт, а также местные подражания украшениям, орудиям труда, изредка гончарной керамике говорят об интенсивных связях Подесенья с областью черняховской культуры в конце IV — первой половине V в. Видимо, в это время черняховское население, отрезанное гуннами от причерноморских центров и римских провинций, значительно расширило свои контакты с киевскими племенами.

Предложенная хронология и периодизация киевской культуры отражают современное состояние изучения и, очевидно, будут меняться по мере расширения источниковедческой базы, основанной на исследовании новых памятников и введении материалов в научный оборот. Сказанное относится в первую очередь к верхнеднепровским памятникам.

Хозяйство и общественные отношения



Хозяйство носителей киевской культуры реконструируется на основании находок орудий, палеоботанических, палеозоологических, металлографических и других данных. Экономической основой киевской культуры являлось сельское хозяйство, которое характеризовалось земледелием и приселищным скотоводством. Такому направлению хозяйственной деятельности способствовали природно-географические условия. Поселения были приурочены к участкам плодородных почв, которыми в условиях южной окраины лесной зоны являлись серые лесные почвы или оподзоленные черноземы. Эти земли при достаточно теплом и влажном лете, а также мягкой и снежной зиме могли давать неплохие урожаи зерновых. Луга речных пойм, занимавших около 20% всего ареала культуры, создавали надежную базу для животноводства.

Основной системой землепользования был перелог, в какой-то степени — подсека. По мере истощения плодородия окружающих полей поселения переносились на новые места. Вероятно, так образовались некоторые «гнезда» поселений. Отведенные под посев легкие почвы обрабатывались упряжными деревянными пахотными орудиями типа рала, которые иногда снабжались железными наральниками, подобными найденному в Ульяновке. Как свидетельствуют этнографические данные, пользовались также вспомогательными почвообрабатывающими орудиями: суковатками, мотыгами и др. [Миролюбов М. А., 1976. С. 120-122]. Палеоботанический анализ (изучение отпечатков зерновок на керамике и обугленных остатков растений) материалов Подесенья (Ульяновка, Роище, Киселевка 2, Выбли) и Среднего Поднепровья (Глеваха, Казаровичи) показал, что в посевах основное место занимало просо. Культивировали также рожь, пшеницу (двузернянку, спельту) и ячмень. Такой ассортимент зерновых культур определялся уровнем агротехники, а также климатическими и почвенными особенностями региона [Пашкевич Г. А., Терпиловский Р. В., 1981. С. 93-113]. Жали серпами, а зерно размалывали на ручных мельницах, вытеснявших примитивные зернотерки, что косвенно свидетельствует о росте производства зерна. Сельскохозяйственные продукты хранили в корчагах и ямах-погребах, получивших широкое распространение. Земледелие киевской культуры по сравнению с зарубинецким было более прозводительным, здесь применялись более совершенные орудия труда, более урожайные растения (рожь). Постоянные контакты с высокоразвитой черняховской культурой приводили к некоторым изменениям в хозяйственной жизни киевских племен, что особенно заметно на примере поздних памятников Полесья (Роище, Ульяновка и др.). Ассортимент сельскохозяйственных орудий расширился за счет железных наральников, крупных серпов совершенных форм, ручных мельниц. Сочетание этих провинциальноримских орудий с зерновыми культурами, хорошо приспособленными к местным условиям, способствовало получению надежных урожаев, что в конечном итоге вызвало изменение структуры общества.

На развитие животною детва, помимо благоприятных природных условий, указывают многочисленные обломки костей, встреченные преимущественно на поселениях. Хотя материалы эти говорят в первую очередь о видах животных, употреблявшихся в пищу, косвенно они характеризуют и состав стада. Анализ остеологического материала показывает, что в Подесенье свыше 2/3 особей составляли коровы и свиньи и только 1/3 — козы и овцы, а также лошади [Терпиловский Р. В., 1984 б. С. 62-64]. Промыслы (охота, рыболовство и собирательство) в жизни киевского населения играли подсобную роль. Это хорошо видно на примере охоты, вклад которой (около 4% костей диких животных на деснянских памятниках) объективно отражает ее место в экономике. Охотились главным образом на мясные виды животных — лосей, оленей, туров, косуль, кабанов. О рыболовстве говорят встреченные на некоторых поселениях кости крупных рыб, а также находки железных крючков, кочедыков и костяных игл для плетения сетей.

Обработка железа, как и его добыча, являлись наиболее важными и развитыми отраслями ремесла, поскольку от их состояния зависели ассортимент, количество и качество орудий, определявших производительность труда во всех остальных отраслях экономики. В киевской культуре, вероятно, использовались горны со шлаковыпуском (Васильков 1а), поэтому железо добывалось в большем количестве, чем на рубеже нашей эры. На это указывают и многочисленные находки железных и стальных изделий: из памятников Среднего Поднепровья и Подесенья происходит не менее 70 предметов, а из Верхнего Поднепровья — более 100 [Турин М. Ф., 1982. С. 43], причем сюда входят предметы двух десятков наименований. Металлографические исследования готовых изделий показали, что основным материалом служило грубое кричное железо. Различные приемы сварки железа со сталью и термообработка применялись редко, главным образом при изготовлении ножей. Сравнительно высоким уровнем кузнечного ремесла отличается поселение Абидня, где большинство предметов сделано из сырцовой стали или железа, но с последующей цементацией [Турин М. Ф., 1982. С. 101]. Уровень организации данных отраслей ремесла был все же невысок: и производили, и обрабатывали железо одни и те же мастера. Вероятно, кузнецы-универсалы в большинстве случаев занимались и ювелирным делом. Обработка цветных металлов имела скромное место среди ремесел киевской культуры, сказывалось отсутствие сырьевой базы. Сырье поступало издалека, и мастера во время работы использовали сломанные вещи. Известны тигли для переплавки бронзы, найденные в обычных жилых постройках (Роище, Киселевка 2). Возможно, только изготовление украшений с выемчатой эмалью требовало специальных навыков.

Керамическое ремесло, очевидно, еще не вышло из общинной стадии: все сосуды лепились вручную, хотя иногда использовался и поворотный столик — прообраз гончарного круга. Мелкие предметы (пряслица, грузила, тигли) формовались из одного куска глины. Стенки сосудов обычно наращивались из жгутов, свернутых кольцом или спиралью. Готовые изделия сглаживались пальцами или пучком травы, столовая посуда тщательно залащивалась. Обжиг производился на открытом огне, что тем не менее обеспечивало киевской керамике достаточную прочность. Ряд технологических особенностей производства керамики киевской культуры сближает ее с зарубинецким гончарством, а также с посудой ряда раннесредневековых культур Восточной Европы. Населению киевской культуры были известны и другие производства: деревообрабатывающее, камнерезное, кожевенное, ткацкое и т. д.

Торговля с соседними племенами, вероятно, носила обменный характер. Экспортировалась, очевидно, прежде всего продукция сельского хозяйства и промыслов, а ввозились гончарная посуда, туфовые жернова, предметы личного убора. Определенное место при торговле с черняховскими племенами занимал также импорт цветных металлов (в том числе серебряных монет) для нужд ювелирного ремесла.

Общественная организация местных племен в определенной мере нашла отражение в структуре поселений киевской культуры. Смена крупных поселков первых веков нашей эры (Почеп, Оболонь), сохранившихся кое-где в лесной зоне и позднее (Абидня, Тайманово), небольшими, близко друг к другу расположенными поселениями может свидетельствовать об изменениях социальной организации, отразивших процесс развития первобытной общины. Новые общественные отношения соответствовали и более высокому уровню сельскохозяйственного производства, в котором начинался постепенный переход к пашенному земледелию. В первую очередь это касается районов Подесенья и Среднего Поднепровья, расположенных по соседству с черняховскими памятниками.

Происхождение и этническая принадлежность



Генезис киевской культуры может быть охарактеризован лишь в общих чертах. Главной причиной этого являются немногочисленность исследованных памятников I —II вв. на территории, где позднее распространилась киевская культура, и отсутствие детальных публикаций. Это замечание относится и к наиболее ранним памятникам киевской культуры, естественно обладающим более выразительными чертами культур предыдущего периода. Ареал киевской культуры в 1 — II вв. был заселен потомками носителей зарубинецкой культуры, оставившими так называемые позднезарубинецкие памятники типа Лютежа и Оболони в Среднем Поднепровье, Почепа в Подесенье, поздних комплексов Чаплина в Верхнем Поднепровье. Подобные памятники известны и южнее — от среднего течения Южного Буга (Рахны и др.) до верховьев Пела и Северского Донца (Картамышево 2 и др.). Все эти древности, подчас весьма различные, все же обнаруживают сохранение определенных зарубинецких традиций в керамическом комплексе и домостроительстве. Это небольшие квадратные полуземлянки с очагом и многочисленные ямы-погреба на открытых поселениях, расположенных в ешвысоких местах, различные варианты округлобоких, реже ребристых горшков и корчаг с отогнутой шейкой, иногда украшенных по венчику ямками или насечками, столовые лощеные миски и диски-жаровни [Максимов Е. В., 1982. С. 70-132; Третьяков П. Н., 1982. С. 55-59]. Эти черты сближают позднезарубинецкие памятники I—II вв. с киевской культурой. Однако разбор этих признаков показывает, что к III в. н. э. они претерпели определенную трансформацию. Кроме позднезарубинецких памятников, в формировании киевской культуры, очевидно, участвовали и какие-то пшеворско-зарубинецкие группировки Волыни и, возможно, более западных территорий — под их влиянием в киевской культуре на раннем этапе могли появиться некоторые формы сосудов (главным образом высокие ребристые миски) и инновации в погребальной обрядности (вторично пережженные черепки в погребениях). Существенную роль в сложении памятников киевского типа сыграли северные зарубинецкие племена, оставившие к северу от устьев Березины и Сожа, на границе с культурой штрихованной керамики, еще слабо изученные памятники типа Кистени—Чечерск [Обломский А. М., 1983а. С. 15-18]. Подавляющее большинство керамических форм здесь продолжает зарубинецкую традицию, однако некоторые орнаментальные приемы (расчесы щепкой или гребнем) могли возникнуть под влиянием длительных контактов с северными соседями. Очевидно, во II в. н. э. часть обитателей памятников Кистени—Чечерск распространяется на юг, в результате чего здесь появляются поселения Грини, Вовки и др., не имеющие местных корней. Эти памятники, которые уже с определенным основанием можно назвать предкиевскими, фиксируют заключительный этап формирования культуры. Такова в основных чертах схема происхождения памятников киевского типа.

Выделение локальных вариантов киевской культуры возможно лишь в предварительном плане, поскольку широкое изучение самой культуры только начинается. Тем не менее, можно отметить в разных районах ее ареала определенные отличия в составе керамического комплекса, конструктивных особенностях жилищ и отопительных сооружений. Например, в Подесенье чаще, чем в других регионах, встречаются тюльпановидные горшки. На Киевщине известны горшки относительно вытянутых пропорций с размещением илечика в верхней трети высоты сосуда. В целом основные типы горшков и мисок на памятниках киевской культуры Среднего Поднепровья представлены большим числом разнообразных типов и вариантов. Для Верхнего Поднепровья более типичны банко видные и слабопрофилированные формы, чаще встречаются расчесы гребенкой по поверхности сосудов (около 10% керамики). Для Подесенья характерны полуземлянки со столбом в центре помещения и открытым очагом. Домостроительство племен Среднего Поднепровья характеризуется смешением различных традиций. Так, кроме срубных полуземлянок здесь встречены углубленные в землю каркасные сооружения, постройки с глиняной обмазкой. На Киевщине отопительные сооружения часто размещались в углу жилищ, встречаются очаги вне построек, известны многослойные поды, вымощенные черепками. Аналогичные поды в Верхнем Поднепровье обычно сложены из камней. Локальные особенности культуры, естественно, наиболее четко проявляются там, где памятники данной группы больше изучены. Так, среднеднепровские памят ники исследованы преимущественно к югу от Киева, деснянские — в районе Чернигова и Новгорода-Северского, верхнеднепровские — к югу от Могилева. Проблематично выделение лесостепного левобережного варианта, так как в изучении памятников верховья Сейма и Северского Донца сделаны лишь первые шаги, не позволяющие еще достаточно четко определить их особенности.

Очевидно, ряд локальных особенностей средне-и верхнеднепровских и деснянских памятников III—V вв. коренится в субстратных группах древностей, а также связаны с воздействием соседей, в особенности черняховской культуры и кулыуры штрихованной керамики. Так, в Верхнем Поднепровье переход от памятников типа Чаплина и Кистеней к типу Абидни произошел, вероятно, сравнительно плавно — на новом этапе сохранилось много зарубинецких форм кухонной и столовой посуды; значительное распространение получили орнаментация керамики расчесами гребня и безурновые погребения с сожжением, известные здесь и ранее. Памятники Подесенья унаследовали от почепских прежде всего полуземлянки с центральным столбом и очагом, а также, возможно, тюльпановидные горшки и цилиндро конические миски. Различные источники сложения памятников Среднего Поднепровья нашли свое отражение в значительном разнообразии форм посуды и типов построек, восходящих не только к местным, но и к верхнеднепровским, и к деснянским прототипам.

Таким образом, в процессе сложения киевской культуры произошла сложная перестройка традиций различных местных групп позднезарубинецких древностей, осложненная инвазией отдельных западных и северных элементов. Новая культурная группа сохранила лишь отдельные черты классической зарубинецкой культуры и то же основное направление социально-экономического развития населения. Все это не дает оснований рассматривать ее в качестве простого продолжения зарубинецкой культуры, ее позднего этапа, как думают некоторые исследователи [Даниленко В. М., 1976. С. 65-66; Поболь Л. Д., 1969. С. 105-108]. Это специфический культурнохронологический комплекс, основные элементы которого выразительно отличаются не только от соседних археологических культур, но и от предшествующих и последующих древностей той же категории, что позволяет рассматривать памятники киевского типа как самостоятельную археологическую культуру.

Дальнейшая ее судьба раскрывается при сравнительном анализе раннесредневековых культур южной части Восточной Европы. Здесь же коренится и решение проблемы этнической принадлежности ее носителей. В настоящее время генетическая связь между
киевской и колочинской культурами может считаться вполне доказанной [Даниленко В. М., 1976. С. 87, 88; Третьяков П. Н., 1982. С. 66-68; Горюнов Е. А., 1981. С. 63; Терпиловский Р. В., 1984б. С. 73-78]. Это подтверждается почти полным совпадением их ареалов, значительным сходством элементов материальной культуры и особенностей хозяйственной деятельности, а также наличием ряда переходных памятников конца IV—V в. Особенно значительно сходство поздних памятников киевского типа Подесенья с колочинскими. Последние унаследовали квадратные полуземлянки с центральным столбом и очагом, топографию поселений, тип пряслиц и дисков-сковородок, основные черты погребального обряда. Для киевских поселений IV — первой половины V в., как и для колочинских, обычны тюльпановидные (тип I, 4) и биконические (тип II, 2) горшки. Изредка встречаются баночные и цилиндро-конические формы (типы I, 3 и II, 3), более характерные уже для V—VII вв. Обе группы посуды сближают не только общие формы, но также размеры, ряд технологических и орнаментальных приемов. Поэтому не случайно Е. А. Горюнов иногда называл деснянские материалы конца IV — первой половины V в. раннеколочинскими [Горюнов Е. А., 1981. С. 40]. Относительно плавный переход к колочинской культуре, очевидно, произошел и в Верхнем Поднепровье, где поселение и могильник Тайманово, а также могильник Новый Быхов продолжали существовать и во второй половине I тысячелетия н. э. Переходные памятники представлены рядом комплексов поселения Ходосовка в Среднем Поднепровье, поселениями Сенча на Суле и Курган Азак на Пеле и, возможно, поселением Каменево II в Курском Посеймье. Посуда из этих памятников, как правило, менее профилирована и ребриста, чем поздняя киевская (в основном горшки типов I, 3; 1,4 и II, 2; II, 4), однако и абсолютно колочинской ее назвать все еще трудно. В целом колочинская культура по сравнению с киевской выглядит несколько более примитивной, что, очевидно, объясняется усилением контактов с лесными областями Восточной Европы в послечерняховское время.

Если колочинскую культуру можно считать прямым продолжением киевской, то с памятниками пеньковского типа V—VII вв. дело обстоит сложнее. В лесостепных и степных районах, простирающихся от Молдовы до Северского Донца, где в третьей четверти I тысячелетия н. э. распространялись пеньков-ские памятники, в предыдущее время памятники киевского типа почти неизвестны. Тем не менее, основные черты поздних киевских памятников и пень-ковской культуры, особенно на ранних этапах ее развития, совпадают или близки. Так, керамический комплекс Подесенья второй половины IV — первой половины V в. представлен в основном биконически-ми сосудами (тип II, 2), а также другими формами горшков, по пропорциям и оформлению деталей близких пеньковским. В пеньковской культуре, как и в колочинской, находят продолжение и другие черты киевской культуры: расположенные в низких местах поселения, жилища с центральным столбом и очагом, биконические пряслица, диски-жаровни и, вероятно, погребальный обряд с трупосожжением, а также общая структура хозяйства и общественной жизни. Наибольшая степень близости отмечена между деснянскими памятниками киевской культуры и ранними пеньковскими памятниками Днепровского левобережья. Возможно, в середине I тысячелетия н. э. часть населения Подесенья, переселившись в более южные районы, дала толчок формированию пеньковской культуры [Терпиловский Р. В., 1984б. С. 79-83]. Справедливости ради нужно, однако, отметить, что в пеньковской культуре имеются и другие культурные элементы, которые трудно непосредственно связать с киевскими: разнообразные формы лепных мисок, сосуды с загнутым внутрь краем и более профилированные, чем в киевской культуре, формы округлобоких горшков. Это предполагает сложение отдельных черт пеньковской культуры на основе черняховских традиций. Проблема эта, впрочем, требует дальнейшей разработки.

Таким образом, на основе киевской культуры в середине I тысячелетия н. э. возникает колочинская культура. Памятники киевского типа становятся также основным субстратом пеньковской культуры более южных регионов. В сложении пражской культуры, расположенной в лесостепной зоне Среднего Поднепровья и на среднем и верхнем Днестре, киевская культура, очевидно, непосредственного участия не принимала.

Этнос носителей киевской культуры можно попытаться определить, пользуясь ретроспективным методом, на основе близости к названным культурам раннего средневековья, так как прямых указаний на этническую принадлежность населения III—V вв. северных районов в письменных источниках не содержится. Однако единое мнение относительно указанных раннесредневековых культур у исследователей еще не вполне выработалось, что затрудняет решение этой проблемы. Элементы киевских древностей в какой-то мере отразились в пеньковской культуре, которую большинство исследователей связывает со славянским, антским, населением. Более определенно прослеживается генетическая связь киевской и колочинской культур. Но этническую принадлежность колочинской культуры нельзя считать окончательно установленной. Эта культура входит в состав большой культурной области, охватывающей территорию Верхнего Поднепровья, Подвинья, Подесенья, и представляет собой одну из групп, близкородственную памятникам типа Тушемли — Банцеровщины [Седов В. В., 1982. С. 29; Терпиловский Р. В., 1984б. С. 74]. Нет ни археологических, ни лингвистических оснований для соотнесения всех этих родственных между собой групп памятников со славянским населением, что для колочинских памятников вынужден был признать и сторонник их славянской принадлежности Е. А. Горюнов [1981. С. 92, 94]. Однако значительная близость основных направлений социально-экономического развития и материальной культуры приводит многих исследователей — приверженцев концепции П. Н. Третьякова — к мысли, что славянский этнический компонент был основным в колочинской культуре.

Своеобразие киевской культуры на фоне, с одной стороны, археологических культур восточных балтов и с другой — таких культур провинциальноримского облика, как черняховская и пшеворская, ее генетическая связь с колочинской и в какой-то мере с пеньковской культурами позволяют сделать вывод о принадлежности киевской культуры одной из крупных группировок предков ранних исторических славян.
загрузка...
Другие книги по данной тематике

Б. А. Тимощук (отв. ред.).
Древности славян и Руси

Алексей Гудзь-Марков.
Индоевропейцы Евразии и славяне

Под ред. Е.А. Мельниковой.
Славяне и скандинавы

под ред. Б.А. Рыбакова.
Славяне и их соседи в конце I тысячелетия до н.э. - первой половине I тысячелетия н.э.
e-mail: historylib@yandex.ru