Глава третья. Пшеворская культура

Одной из наиболее ярких археологических культур Средней Европы является пшеворская культура II в. до н.э. — начала V в. н.э. Свое название она получила от г. Пшеворск Жешувского воеводства в Польше, близ которого в с. Гаць в 1904—1905 гг. был исследован первый большой могильник этой культуры [Наdaszec К., 1909]. Более полно охарактеризовал памятники культуры и дал ей название в 30-х годах Р. Ямка [Jamka R., 1933. S. 55-62]. Пшеворская культура представляет собой южную группу большого этнокультурного массива ямных погребений, северный вариант которого, как предполагалось, составляет оксывская группа (от названия могильника Гдыня-Оксыве на нижней Висле). Начиная с 30-х годов весь массив ямных погребений в польской научной литературе получил название венедской культуры [Kozłowski L., 1939] от этнонима «венеды», под которым впервые упоминаются славянские племена в письменных источниках первых веков нашей эры. Одновременно распространилось мнение о германской, вандальской, принадлежности ямных погребений. Эти диаметриально противоположные точки зрения вызвали горячие дискуссии между их сторонниками. Со временем оказалось, что различия между северной (оксывской) и южной (пшеворской) группами венедской культуры, особенно в римское время, столь существенны, что исследователи стали считать эти две группы памятников отдельными, самостоятельными культурами, но их этническая интерпретация осталась по-прежнему спорной.

Пшеворские памятники занимают земли центральной и южной Польши и западные области Украины (карта 11). В этой главе лишь очень кратко освещаются основные моменты изучения пшеворской культуры в целом, по всему ее ареалу, и более подробно приводятся данные о пшеворских памятниках на территории СССР.

Карта 11. Распространение пшеворских памятников на территории СССР (на врезке — территория распространения пшеворской культуры за пределами СССР)

а — поселения; б — могильники; в — отдельные погребения; г — территория пшеворской культуры.

Составитель И. П. Русанова

Карта 11. Распространение пшеворских памятников на территории СССР

Общая характеристика культуры

Памятники пшеворской культуры довольно хорошо изучены. Широкими полевыми исследованиями охвачены главным образом могильники. Их насчитывается не менее 500. Во многих могильниках открыто более сотни погребений, а в могильнике в Задовицах их насчитывается около 800. Часть раскопанных могильников очень хорошо издана, с подробными описаниями и иллюстрациями всех найденных вещей по комплексам. Поселения исследовались в меньшей степени, и не все их материалы опубликованы. Наиболее систематически раскопаны поселения Пивонице, Вулька Лясецка и Нова Гута под Краковом и ряд поселений на Украине [Козак Д. Н., 1984а].

Для поселений характерны два типа жилищ: наземные и полуземлянки столбовой конструкции [Godłowski К., 1969а. S. 306—316]. Постройки обоих типов встречаются на одних и тех же поселениях. Наземные жилища имели в основном прямоугольную форму средней площадью 30—35 кв. м, но иногда бывают и более крупные постройки. Как правило, эти жилища однокамерные и лишь в виде исключения встречаются двукамерные. В центре жилищ находились открытые глиняные или каменные очаги. Полуземляночные жилища были значительно меньше по площади (до 20 кв. м), в плане имели прямоугольную или овальную форму и отапливались также глиняными и часто каменными очагами. Соотношение наземных и углубленных жилищ показывает, что преимущественное распространение получили полуземляночные жилища [Godłowski К., 1969а. S. 168; Jadszycowa I., 1981. S. 188]. На пространстве между жилищами располагались хозяйственные постройки легкого типа и ямы-погреба для хранения продовольственных припасов.

Среди памятников пшеворской культуры есть и крупные производственные центры по добыче и обработке железа, которые снабжали своей продукцией большие районы и экспортировали ее в римские провинции. Известно четыре таких центра — район Свентокжицких гор, Новая Гута около г. Краков, окрестности с. Тархалице в Нижней Силезии и Фаленты недалеко от Варшавы. Начало развития крупного железодобывающего ремесла относится к рубежу и первым векам нашей эры и связано происхождением с кельтской черной металлургией III — I вв. до н. э. Наибольшего расцвета пшеворская черная металлургия достигает в III — IV вв., когда в указанных центрах производились сотни тонн кричного железа, функционировали весьма совершенные шахты по добыче железной руды, имевшие сложную систему деревянных креплений и подъемные приспособления (около с. Рудки близ г. Кельце). Самым крупным центром по железодобыче был Свентокжицкий, занимавший площадь около 1000 кв. м. Здесь открыто несколько тысяч остатков сыродутных металлургических горнов [Вielenin К., 1974. S. 144]. Кроме больших специализированных центров по добыче железа, существовали на большинстве поселений и мелкие кустарные мастерские, насчитывающие несколько одиночных сыродутных горнов.

Развитие черной металлургии пшеворских племен создало материально-техническую базу для дальнейшего развития других видов ремесла и привело к совершенствованию земледелия как основной отрасли хозяйства населения. Появляются пашенные орудия с железным сошником, что значительно повысило эффективность и производительность земледелия. Среди выращиваемых культур ведущими были разные сорта пшеницы, рожь, ячмень, просо, овес, гречиха, горох, конопля. Наряду с земледелием развивалось и животноводство, занимавшее важное место в экономике. Успехи в земледелии и ремесле привели к возникновению торговых отношений с соседними племенами и прежде всего с главным потребителем товаров «варварских» племен — Римской империей. Свидетельством торговых отношений с римскими провинциями являются многочисленные импортные дорогие бронзовые и стеклянные сосуды, амфоры, краснолаковая гончарная керамика, стеклянные бусы и другие украшения, некоторые предметы вооружения. С торговыми отношениями связаны многочисленные клады римских монет, найденные вдоль так называемого янтарного пути и насчитывающие иногда по нескольку тысяч монет.

Погребальный обряд пшеворской культуры в ряде элементов продолжает традиции подклешевых погребений предшествующего времени и еще более ранних лужицких памятников. Для этих культур общими являются бескурганные могильники с трупосожжением на стороне и захоронением остатков кремации в ямках без урн или в урнах. На раннем этапе развития культуры господствующим обрядом погребения были безурновые захоронения, а в раннеримское время преобладание получают урновые захоронения [Niewegłowski К., А., 1981. S. 57; Никитина Г. Ф., 1974. С. 64]. Родство между памятниками пшеворской культуры и культуры подклешевых погребений проявляется и в некоторых категориях находок, в частности в керамике (слабопрофилированные горшки с наибольшим расширением в верхней части, яйцевидные сосуды с двумя ушками, кубки с ушками, преднамеренно ошершавленная керамика). В то же время другие детали погребальной обрядности не могут быть связаны с местными традициями и распространились под влиянием соседних синхронных культур. Укажем прежде всего на обычай помещать в погребение оружие — мечи, копья, дротики, стрелы, щиты, режущие орудия (ножи, ножницы и т. п.), а также снаряжение всадника (шпоры). Этот обычай широко представлен в латенской культуре кельтов и нашел затем распространение в среде германского населения, а с момента непосредственного соприкосновения кельтов с населением пшеворской культуры он проник и в пшеворскую среду. С кельтскими влияниями можно связывать появление в могильниках пшеворской культуры трупоположений. У кельтов следует искать истоки и некоторых форм пшеворской керамики, в частности, округлобоких мисок с утолщенными гранеными венчиками, выпуклобоких горшков и ваз, часто украшенных горизонтальными валиками. С германскими влияниями можно связывать такие особенности погребального ритуала, как обычай втыкать оружие в захоронения, помещать, в могилу кости птиц, а иногда и жертвенное мясо диких или домашних животных (частично сожженных). Германское происхождение имеют и определенные категории материалов (вазообразные сосуды, кувшины, орнаментальные особенности керамики в виде меандрового и штампованного узоров, короткие двулезвийные мечи, ножи-секачи, ключи, шкатулки и др.).

По-видимому, пшеворская культура складывалась в течение II в. до н. э. на основе дальнейшего развития древностей местных культур — поморской и подклешевой IV—III вв. до н. э. при сильном влиянии латенской культуры кельтов. По мнению К. Годловского, пшеворская культура прежде всего появилась на территории, подвергавшейся наибольшему влиянию латенской культуры, тогда как в других районах, в том числе к востоку от средней Вислы, еще продолжали существовать поморско-подклешевые памятники [Godłowski К., 1977. S. 163]. О непрерывности развития местных культур и образовании на их основе пшеворской культуры писал Й. Костшевский, но для доказательства этого положения он привел лишь отдельные примеры общих в этих культурах бытовых предметов: ножей, топоров, бритв, стрел и немногочисленных сосудов [Коstrzewski I., 1961; 1965]. Этот вопрос требует дальнейших исследований так же, как и решение проблемы, предшествовала ли пшеворским памятникам одна поморско-подклешевая культура или на территории Средней Польши существовало две культурные группы поморская и подклешевая, хотя и перемешанные в значительной степени, о чем до сих пор ведутся дискуссии. В пользу непрерывности развития культур свидетельствуют скопления в одних и тех же районах памятников подклешевой и пшеворской культур, погребения которых часто расположены в одних и тех же могильниках. Распространены в обеих культурах безурновые трупосожжения с остатками погребального костра и обломками вторично пережженной посуды. Близость во многих элементах с германскими культурами особенно усиливается в римский период. С первых веков нашей эры отмечается значительное влияние провинциальноримской культуры Подунавья. Все эти влияния привели к многообразию элементов пшеворской культуры.

Разнокультурные компоненты в составе пшеворской культуры, как местные, так и пришлые, а также данные письменных источников о населении рубежа и первой половины I тысячелетия н. э. на территории Висло-Одерского междуречья, которые допускают возможность различных толкований, породили противоречивые точки зрения на этническую принадлежность носителей культуры. Различные взгляды зародились в самом начале изучения культуры и продолжают оставаться дискуссионными и в наши дни. Так, уже в конце XIX в. шневорские древности восточной Галиции В. Деметрикевич считал принадлежащими кельтским племенам и приписывал бастарнам, полагая, что бастарны — кельтское племя [Demetriciewicz W., 1898. S. 128]. К. Гадачек вслед за немецкими учеными отнес материалы исследованного им могильника у с. Гаць (возле Пшеворска) к культуре германских племен, которые, по его мнению, уже с начала эпохи металла занимали пространство между Эльбой и Бугом, Карпатами и Балтикой (Наdaczek К., 1909. S. 20]. К германскому племени вандалов относили пшеворскую культуру В. Антоневич [Аntoniewicz W., 1928. S. 115], М. Ю. Смишко [Smiszko М., 1932. S. 69]. В предвоенный период германскую принадлежность пшеворских памятников отстаивали немецкие исследователи в лице X. Пешека, Б. Рихтхофена, М. Яна, которые усматривали генетические связи между этой культурой и германскими культурами позднелатенского времени северной Ютландии [Peschek С., 1939; Jahn М., 1940]. Значительное влияние на формирование взглядов ученых относительно этнической принадлежности пшеворской культуры оказали работы видного польского ученого Й. Костшевского. С его именем связан поворот в этнической интерпретации этой культуры. Опираясь на лингвистические исследования Т. Лер-Сплавинского и К. Тыменецкого, Й. Костшевский разработал теорию непрерывного процесса развития славянской культуры на землях Польши, попытался выявить генетические связи между пшеворской культурой и культурой раннего средневековья, а также между пшеворскими и позднелужицкими памятниками. Й. Костшевский высказал резкое несогласие с взглядами немецких ученых относительно «бургундского» или «вандальского» происхождения пшеворских племен [Коstrzewski I., 1961. S. 65—101]. Большинство польских ученых поддержало Й. Костшевского. Попытка Г. Ловмянского подойти критически к положениям Й. Костшевского и показать, используя археологические источники, разноэтничность носителей пшеворских древностей, встретила резкую критику со стороны К. Яжджевского [Jaźdźewski К., 1968]. В последние годы польские исследователи вновь склоняются к мысли о германской принадлежности носителей пшеворской культуры. При этом они ссылаются на данные письменных источников, отсутствие прямых связей между пшеворской и более ранними культурами, а также между пшеворскими и раннесредневековыми древностями. По мнению Й. Колендо, который тщательно проанализировал письменные источники первых веков нашей эры, в частности Тацита, Птолемея, памятники пшеворской культуры принадлежали союзу лугиев, в который входило несколько германских племен [Коlendo I., 1981. S. 70—78]. Автор допускает возможность существования в этом союзе также других культур и этносов. Это мнение активно поддерживает, дополняя его новыми аргументами, один из ведущих польских исследователей пшеворской культуры К. Годловский. На основе картографирования он осуществил попытку идентифицировать германские племена, известные по письменным источникам на территории Польши, с определенными скоплениями памятников пшеворской культуры [Godłowski К., 1985. S. 140-145].

Еще в 30-х годах была высказана мысль о многоэтничном составе пшеворского населения. Р. Ямка, основываясь на материалах могильника в Конках и рассмотрев материалы других пшеворских памятников, известных в то время на территории Малой Польши, заметил, что, в отличие от урновых погребений, безурновые не содержат оружия, и связал это с наличием двух этнических групп населения — вандальской и славянской [Jamка В., 1933. S. 23—62]. Среди советских ученых мнение о полиэтничном составе пшеворского населения превалирует. Так, В. В. Седов дифференцирует пшеворские древности по двум регионам: для восточного, Висленского региона характерны, по его мнению, могильники с преобладанием безурновых захоронений, в западном, Одерском регионе большинство составляют могильники преимущественно с урновыми захоронениями. Следуя за Р. Ямкой, В. В. Седов утверждает, что урновые захоронения характеризуются специфическим инвентарем — оружием (копья, мечи, дротики, стрелы, шпоры), ножницами, кресалами, замками, ключами и особыми типами посуды, что обнаруживает параллели в достоверно германских древностях. В то же время в безурновых захоронениях все эти находки попадаются редко, а найденная в них керамика аналогична сосудам подклешевых погребений и сходна со славянскими горшками VI—VII вв. В результате этих наблюдений В. В. Седов приходит к выводу о наличии в пшеворской культуре «двух этнических компонентов и о различной их концентрации в Висленском и Одерском регионах» [Седов В. В., 1979. С 64—74]. Гипотеза В. В. Седова не может считаться достаточно обоснованной, так как по имеющимся данным разные компоненты пшеворской культуры с характерной для них керамикой и специфическим инвентарем расположены чересполосно по всему пшеворскому ареалу, и их концентрация в отдельных районах меняется со временем. Так, в восточном регионе на переломе II и III вв. распространяются памятники вельбарской культуры, для которой характерны безурновые погребения без оружия, но появление которой в Мазовии связывается не со славянским населением, а с продвижением с севера гото-гепидских племен.

На основе подробной типологии керамики, сделанной по единой схеме, и корреляции ее в комплексах с вещевыми находками, особенностями погребального обряда и деталями домостроительства И. П. Русанова выделила группы археологических комплексов, которые, по ее мнению, отражают наличие в пшеворской культуре славянского, кельтского и германского компонентов. При этом подчеркивается, что разноэтничные комплексы располагаются часто на одних и тех же памятниках, что обусловлено передвижениями населения и его смешением. Пшеворские комплексы, сохраняющие традиции предшествующей им подклешевой культуры и имеющие продолжение в раннесредневековых славянских древностях, связываются автором со славянским этносом [Русанова И. П., 1985. С. 43, 44; 1990].

Большое внимание польские исследователи уделяют хронологии пшеворской культуры. Й. Костшевский выделил в ней три периода: позднелатенский, раннеримский и позднеримский [Коstrzewski J., 1949b. S. 184]. В дальнейшем каждый из периодов был разделен на фазы и подфазы. По схеме Р. Хахманна, основанной на материалах из могильников Средней и Северной Европы, поздний предримский период подразделен на три фазы, и начало его отнесено предположительно к 120—100 гг. до н. э. [Насhmann R., 1961. S. 257, 258]. К. Яжджевский отодвигает его к 150 г. до н. э. [Jaźdźewski К., 1948Ь. S. 63—73], а К. Годловский считает возможным относить сложение пшеворской культуры к началу II в. до н. э. [Godłowski К., 1981. S. 59]. Раннеримский период, разделенный на три фазы (В₁, В₂, В₃), наступает раньше в южных и юго-западных районах Европы, а на территории Польши его начало относят к 20-м годам нашей эры или, по Т. Лиане, к 30-40-м годам [Liana Т., 1970. S. 459, 460]. Переход к позднеримскому периоду происходит, по К. Годловскому, во второй половине II в. н. э. (150—200 гг.), и в дальнейшем выделяются четыре фазы позднеримского периода, который заканчивается около 350 г., после чего начинается период переселения народов, длившийся до первой половины V в. [Godłowski К., 1970. S. 99, 100]. Выделенные периоды и фазы имеют свои наборы фибул, оружия, украшений и в какой-то мере свои особенности керамики. Для уточнения периодизации исследователи применяют горизонтальную стратиграфию могильников. Хронологическая шкала польских исследований широко используется при датировке синхронных древностей на нашей территории.

На протяжении длительного периода существования пшеворской культуры ее территория изменялась. Первоначально она охватывала земли от правобережья Одера на западе до Буга на востоке. Западными соседями «пшеворцев» того времени выступают германские племена нижнего течения Одера, на юго-западе — кельты, носители латенской культуры, продвинувшиеся частично в северо-восточном направлении, в верховья Одера и Вислы, а на юге — фракийские племена гетов и даков, достигших южных склонов Западных Карпат. Северо-восточными соседями пшеворской культуры были балты, а восточными — племена зарубинецкой культуры. К исходу II в. до н. э. вереде населения пшеворской культуры заметна первая активная волна переселенческого движения, что в значительной степени было обусловлено кельто-германскими передвижениями и завоеваниями. Испытывая давление германских племен — в западных и кельтских — в юго-западных пределах своей территории, пшеворские племена начинают расселение в юго-восточном направлении, в область восточноевропейской лесостепи и Полесья, вклиниваясь в западное пограничье зарубинецких племен на их стыке с северо-восточными фракийскими. Во второй половине I в. до н. э. в Верхнем Поднестровье и в западной Волыни появляются наиболее ранние памятники пшеворской культуры. Материальная культура пшеворских памятников Поднестровья выступает сразу в готовом, сформировавшемся виде, принесенном из основной территории распространения культуры, о чем. речь пойдет ниже.

По мнению Д. Н. Козака, в пределах Верхнего Поднестровья и западной Волыни на протяжении фазы В₁ (40—70 гг.) протекали процессы смешения пшеворской и зарубинецкой культур, в результате чего возникла особая волыно-подольская группа памятников. На этой территории прослеживается вторая волна расселения пшеворских племен, которая может быть отнесена к концу II в. н. э. В это время, а также на протяжении III в. н. э. территория пшеворской культуры увеличивается почти вдвое за счет освоения южных, юго-западных и юго-восточных земель. В сфере культуры оказалась территория верховьев Вислы и Одера вплоть до Моравских ворот и восточная Словакия. На юго-востоке пшеворские памятники достигают Подолии. Новообразовавшаяся Черняховская культура восточноевропейской лесостепи испытывает на себе влияние пшеворской, что проявилось как в характере материальной культуры, так и в погребальном обряде [Кравченко Н. М., 1967б. С. 101; Никитина Г. Ф., 1974. С. 11—16]. Причину расселения в это время пшеворского населения на юго-восток следует видеть, в частности, в активизации вельбарских племен на севере пшеворской культуры и в их продвижении в южном и юго-восточном направлениях.

Пшеворская культура на территории СССР

Памятники пшеворской культуры распространены в бассейне Буга и в Верхнем Поднестровье, несколько пшеворских поселений обнаружено в Среднем Поднестровье, наиболее восточные памятники этой культуры — это погребение у с. Громовка Хмельницкой обл. и погребение у с. Великая Тарнавка Винницкой обл. В Закарпатье известны пшеворские погребения в Арданове, Сваляве, Станове и Братове (карта 11).

История исследования

Первым обратил внимание на своеобразный характер выявленных случайно еще в конце XIX в. трупосожжений с оружием в восточной Галиции польский ученый В. Деметрикевич. Он датировал их концом I тысячелетия до н. э. и первыми веками нашей эры. Спустя некоторое время К. Гадачек при публикации материалов могильника в с. Гаць возле г. Пшеворск отнес открытые случайно погребения в Верхнем Поднестровье и западном Побужье к типу пшеворских [Наdaszec К., 1909. S. 1 — 4]. Позже он объединил эти памятники в одну группу с могильником в Верхней Липице.

Единичные, случайно обнаруженные погребения пшеворского типа в Закарпатье описал Т. Лехоцкий [Lehoszky Т., 1912. S. 87]. В. Антоневич в монографии, посвященной археологии Польши, также отнес памятники на верхнем Днестре и Буге к пшеворской культуре, связав их с германским племенем вандалов [Antoniewicz W., 1928].

Первое обобщение и обработка всех известных к 30-м годам памятников пшеворской культуры в западной части Украины принадлежат М. Ю. Смишко [Śmiszko М., 1932]. Он дал полное описание отдельных погребений, провел их хронологическую классификацию, показал, что пшеворские памятники существовали здесь с середины I в. до н. э. до III в. н. э. Влияние этих памятников на местные синхронные, а также последующие культуры, как ему казалось, не прослеживается. Принимая во внимание характер пшеворских памятников (отдельные погребения с оружием) и сопоставляя их с письменными источниками, М. Ю. Смишко поддержал предположение об их вандальской принадлежности.

Новые материалы для изучения пшеворской культуры в западных областях Украины получены в послевоенное время. В 1953—1955 гг. на двух смешанных пшеворско-липицких могильниках возле с. Звенигород Львовской обл. было обнаружено пять погребений пшеворского типа [Свешников И. К., 1957. С. 21—23]. Большое значение для определения роли и места носителей пшеворской культуры в историческом развитии Поднестровья и западной Волыни имели материалы, обнаруженные М. Ю. Смишко на поселении в Викнинах Великих, Г. И. Смирновой в Незвиско и В. Д. Бараном в Черепине [Śmiszko М., 1947. S. 111-122; Смирнова Г. И., 1957. С. 101-108; Баран В. Д., 1961; 1964. С. 196-212]. Исходя из новых данных, М. Ю. Смишко предположил возможность существования в Поднестровье локальной группы памятников первых веков нашей эры, близких к пшеворской культуре Повисленья, которую он теперь считал возможным рассматривать как один из компонентов раннеславянской культуры в этом регионе [Смiшко М. Ю., 1959. С. 20].

С 70-х годов систематические работы по исследованию пшеворских памятников в Поднестровье и западной Волыни проводятся Д. Н. Козаком. Им впервые выявлен ряд поселений этой культуры и на многих из них проведены широкие полевые исследования: Подберезцы, где открыто 16 жилищ; Сокольники I — шесть; Пасеки-Зубрецкие — восемь; Зубра — два; Давыдов — одно; Чишки — два, а также Боратин I, Горькая Полонка II, Загайи, Хоров [Козак Д. Н., 1983; 1984а; 1985]. В Среднем Поднестровье осуществлялись раскопки поселения пшеворского облика возле с. Великая Слобода, где открыто четыре жилища, возле с. Бернашовка [Козак Д. Н., 1983; 19846]. На Волыни исследования поселения пшеворской культуры возле с. Подрижье Ковельского р-на проведены И. П. Русановой и продолжены В. К. Водяником и Д. Н. Козаком [Воляник В. К., 1978]. Раскапывались также могильник пшеворской культуры в с. Гринев, где вскрыто шесть урновых трупосожжений и смешанный пшеворско-липицкий могильник в с. Звенигород [Козак Д. Н., 1978а; 1985а]. Несколько погребений и случайных находок с материалами пшеворской культуры было обнаружено в последние годы в Закарпатской обл. Около с. Братово исследовано богатое погребение, совершенное по обряду культуры карпатских курганов, но сопровождаемое типично пшеворским инвентарем [Котигорошко. В. Г., 1979а].

Материалы, полученные в результате исследований последних лет, расширили границу пшеворской культуры в южном и юго-восточном направлениях по сравнению с пределами культуры, очерченными Т. Домбровской [ВцЬгош8ка Т., 1973. 8. 176-183]. В верховьях Буга и в Поднестровье выявлен густой массив поселений пшеворского типа позднелатен-ского и римского времени, южнее, восточнее и западнее которого известны лишь отдельные находки пшеворских вещей и погребений, расположенных среди памятников других культур,— липицкой, Черняховской и культуры карпатских курганов. Д Н. Козак систематизировал материалы пшеворской культуры

на территории северной Подолии и западной Волыни, разработал периодизацию и хронологию памятников, провел их сравнение с пшеворскими материалами, известными на землях Польши, выявил тесные контакты пшеворских памятников на исследуемой территории с синхронными памятниками зарубинецкой и липицкой культур. Д. Н. Козак считает возможным выделить памятники Поднестровья и западной Волыни в отдельную волыно-подольскую группу, тесно связанную с пшеворскими древностями, расположенными в Польше. В дальнейшем, по мнению Д. Н. Козака, местное население стало одним из основных носителей культуры Черняховского типа в этом районе [Козак Д. Н., 1984а].

Поселения

Поселения расположены группами на небольшом расстоянии друг от друга. Они находились возле речек и ручьев, на обращенных к солнцу склонах. Со временем топография поселений менялась. В позднелатенское время они наиболее часто возникали на песчаных мысах среди луговых долин и на первых террасах возвышенностей над долинами, в римское время поселения переместились выше, на среднюю часть склонов, на черноземные земли. Это явление объясняется сменой основной формы хозяйства, которое получило в римское время преимущественно земледельческий характер. Размеры поселений установить трудно, поскольку ни одно из них не вскрыто полностью. Однако ряд наблюдений позволил установить, что их площадь увеличивается от 2—4 тыс. кв. м в позднелатенское время до 13—14 тыс. кв. м в III в. н. э. На поселениях открыты жилые постройки, хозяйственные сооружения, ямы, очаги из камня. Четкой системы в расположении жилищ на поселениях не замечено. В Подберезцах, Сокольниках I, Горькой Полонке II, Засеках-Зубрецких жилища размещались вдоль речки или склона на расстоянии 10—20 м друг от друга. Планировка жилищ устойчива: все они ориентированы стенами по сторонам света, причем длинные стены всегда обращены к солнцу. Большая часть хозяйственных сооружений расположена недалеко от жилищ. Такая застройка соответствует описанию поселений германцев римским историком I в. н. э. Тацитом: «Свои села они размещают не так, как мы ..., а каждый из них оставляет вокруг своего дома просторный участок» [Тацит, 1970. С. 360].

Жилищами служили наземные и углубленные в землю постройки. Преобладали полуземлянки. Они были прямоугольной (жилище 7 в Подберезцах имело стены длиной 3,8 и 7,2 м) или чаще квадратной формы (длина их стен 3—4 м). Стены жилищ прямые, пол ровный, хорошо утоптанный, углубленный в материк на 0,2—0,6 м (табл. XVIII, 2—10). В одном углу, как правило с северной стороны, или посредине жилища размещалось отопительное сооружение. Иногда оно расположено в небольшом углублении в полу или на материковом останце. Очаги выложены камнями, обмазанными глиной, или сделаны из глиняных вальков. Иногда на полу прослеживается только скопление углей и золы. В нескольких жилищах обнаружены глиняные печи. В двух случаях (Подберезцы) они устроены на материковом останце, вырезанном в стенке. На поселении в Пасеках-Зубрецкнх куполовидная печь была вырезана в материковой стенке жилища, и ее устье выходило внутрь помещения. В плане печь имела прямоугольную форму, размеры 1х0,76 м (табл. XVIII, 10). Нередко очаги отделялись от остальной площади жилища перегородкой, от столбов которой сохранились ямки. Вдоль одной из длинных стенок в ряде жилищ шел материковый выступ высотой 30 — 40 см, который обшивался деревом и подпирался с внутренней стороны столбиками. Это устройство использовалось для хозяйственных надобностей или служило лежанкой (табл. XVIII, 8—10). В полу большей части построек по углам и посредине противоположных стенок обнаружены ямки от столбов (диаметр 0,2—0,3 м), предназначенных служить опорой крыши и стен, имевших каркасно-столбовую конструкцию. Между столбами укладывались друг на друга округлые или затесанные с двух сторон бревна, концы которых впускались в продольные пазы вертикальных опор. Такая конструкция подтверждается наблюдениями, полученными при исследовании жилища 9 на поселении Подберезцы, вдоль северной стенки которого прослежен желобок от бревна, примыкающий к столбовым ямам, расположенным по углам жилища. Аналогичную конструкцию стен пшеворских жилищ отмечает польский исследователь К. Годловский [Godłowski К., 1969а. S. 318]. Деревянные стены жилищ обмазывались глиной, что подтверждается значительным количеством глиняной обмазки в заполнениях жилищ. Иногда глиной обмазывалась та часть стены, возле которой размещался очаг, что было необходимо для охраны деревянной стены от пожара. Некоторые данные получены и для реконструкции крыши. На большие столбы, вкопанные посредине коротких стен помещения, укладывалась перекладина, к которой прикреплялась верхняя часть стропил. Нижние концы стропил опирались на плахи боковых стенок. При такой конструкции крыша была двускатной. Сверху деревянный каркас крыши накрывался хворостом, сеном, соломой. Вход в жилище находился в одном из углов при длинной стенке, обычно напротив очага.

Наземные жилища встречаются очень редко, но они есть на всех поселениях II—III вв. Не исключено, что таких жилищ было больше, однако из-за незначительной глубины залегания пола и нарушений слоя при вспашке их не всегда удается проследить. Остатки наземных жилищ представлены скоплением обожженной глиняной обмазки на древней поверхности. Дома имели, как правило, прямоугольную форму и площадь 16—18 кв. м. (табл. XVIII, 1). В одном из северных углов находился очаг округлой формы, выложенный камнями. Судя по отпечаткам деревянных конструкций на кусках глиняной обмазки, наземные жилища были построены на деревянной основе. Опора стенок и крыши были вбитые в землю столбы, ямки от которых обнаружены по углам и вдоль стен. Столбы переплетались прутьями (диаметр 3—6 см), которые обмазывались глиной. Следы верхнего перекрытия жилищ этого типа не выявлены, но, очевидно, крыша имела конструкцию, близкую к перекрытию жилищ углубленного типа.

Хозяйственные сооружения опущены на незначительную глубину в землю. Они имели округлую, овальную или прямоугольную в плане форму. В отличие от жилищ, они были небольшими (6—12 кв. м), и в них нет очагов. Внутри построек часто находились одна или две подвальные ямы. Вдоль стенок помещений прослеживаются ямки от столбов, служивших опорой стен и перекрытия. В заполнении построек выявлены завалы обожженной глиняной обмазки с отпечатками деревянных жердей. Очевидно, стенки этих сооружений также обмазывались глиной. Кроме хозяйственных сооружений углубленного типа, были и наземные постройки. Они фиксируются большими стобовыми ямами, которые составляют по периметру прямоугольник площадью 17—18 кв. м. Какие-либо конструкции внутри не обнаружены. Это были легкие сооружения столбовой конструкции, предназначенные для хранения кормов. Могли они служить и загонами для скота. Хозяйственные ямы имели в плане округлую или овальную форму. Стенки сужены книзу или прямые, дно плоское или линзовидное. Глубина ям от 0,7 до 1,6 м. Стенки некоторых из них обмазаны глиной и обожжены. Заполнение хозяйственных сооружений и ям не отличается от заполнения жилищ. Основными находками в них являются фрагменты сосудов, иногда целые горшки и миски, кости животных, реже — орудия труда и украшения. Наиболее вероятно, что эти сооружения использовались для хранения продуктов земледелия и животноводства. О таких сооружениях у германских племен пишет Тацит: «У них принято также устраивать подземные ямы, поверх которых они наваливают много навоза и которые служат им ... для хранения съестных припасов, ибо погреба этого рода смягчают суровость стужи» [Тацит, 16].

Погребальные памятники

Несмотря на большое количество погребальных памятников, известных в западных областях Украины, данных для характеристики погребального обряда пшеворских племен этой территории немного. Это объясняется тем, что большинство могильных сооружений открыто случайно в конце XIX — начале XX в. Ни одно из них в дальнейшем не исследовалось планомерно. Систематически раскапывались лишь могильники около Звенигорода, где в трех пунктах было выявлено 15 захоронений, и могильник в Гриневе, где вскрыто шесть погребений, но в этих могильниках, помимо пшеворских, открыты и липицкие погребения. Данные о погребениях показывают, что в основном были распространены единичные трупосожжения, часто сопровождаемые оружием. Такие погребения сосредоточены вдоль левых притоков среднего течения Днестра и в Закарпатье. На более северных территориях открыты преимущественно целые могильники (Добростаны, Червоноград-Кристинополь, Гринев; карта 11). Географическое размещение различных по характеру памятников отражает реальные границы расселения пшеворских племен и движение отдельных их отрядов на юг.

Для могильников выбирались возвышенные места, господствующие над данной территорией. В выборе места для них определенную роль играло естественное ограничение площади оврагами и лощинами. Преобладающее большинство пшеворских погребений представляет собой плоские могилы без следов каких-либо конструкций на поверхности. По мнению польских исследователей, в свое время над могилами в Польше были небольшие насыпи, образованные землей, выбранной из погребальной ямы. Могилы обозначались также отдельными камнями. В двух случаях пшеворские погребения в западных областях Украины были впущены в более ранние курганы (Каменка Великая, Капустинцы). Такого рода захоронения не свойственны пшеворской культуре и могут быть связаны лишь с исключительными обстоятельствами, в которых они осуществлялись (война, поход). В Братове несколько пшеворских захоронений находилось под курганной насыпью, характерной для культуры карпатских курганов.

Все погребения представляют собой трупосожжения, совершенные на стороне. Кальцинированные кости, очищенные от остатков погребального костра, помещены в урны. Лишь в пшеворско-липицком могильнике в Звенигороде было открыто два безурновых захоронения, не характерных для липицкой культуры и, вероятно, относящихся к пшеворским комплексам. В некоторых погребениях косточки помещались, помимо урны, еще и возле нее или на дне погребальной ямы, где они лежали спрессованной кучкой. Урны сравнительно часто накрывались каменной плиткой, фрагментами керамики, умбоном. Покрытие урн редко встречается на пшеворских памятниках территории Польши [Никитина Г. Ф., 1974. Рис. 69], и распространение этого обычая в Поднестровье следует объяснять влиянием липицкой культуры, для погребального обряда которой это было одним из характерных признаков [Śmiszko М., 1932. S. 112, 113].

Важным элементом погребального обряда племен пшеворской культуры является сопровождение погребений ритуальным инвентарем. Он помещался в урне, возле нее, а также под урной и над ней. Все же чаще вещи положены в урну и нередко имеют следы пребывания в огне. Не тронуты огнем лишь сама урна и отдельные предметы, добавленные, по-видимому, в процессе захоронения. Состав инвентаря разнообразен. Это посуда, оружие, предметы убора, хозяйственно-бытовые изделия. Керамика, как правило, измельчена, черепки принадлежат многим сосудам, но иногда погребения сопровождались и целыми сосудами (кружками, мисками, кубками). Специфической особенностью погребальных памятников пшеворской культуры в западных областях Украины является присутствие во многих погребениях оружия. Так, из 18 пунктов в Верхнем Поднестровье, где обнаружены отдельные погребения, оружие находилось в 16. Среди найденного оружия много дорогих предметов. Сравнительно часто встречаются мечи (их здесь найдено 13), тогда как в могильниках Польши они попадаются редко. Найдены 20 умбонов от щитов и рукояти к ним. Многочисленны находки шпор (27), которые в польских могильниках находятся лишь в одном погребении из пяти захоронений с оружием. Основное количество (62%) предметов вооружения относится к концу II — III в. Эти данные свидетельствуют о пребывании в Поднестровье в упомянутое время значительного количества конных отрядов воинов, что связано, как предполагается, с продвижением племен пшеворской культуры на юг. В то же время в могильниках, расположенных в северной части изучаемого района, при стационарных исследованиях оружие найдено в незначительном числе погребений. Из 21 погребения, раскопанного в могильниках в Звенигороде и Гриневе, оружие встречено лишь в четырех случаях (19,5%). Приблизительно такое же соотношение погребений с оружием и без него наблюдается по всей территории пшеворской культуры.

Типично пшеворским является обычай специальной порчи всех острых предметов и оружия перед помещением их в могилу. В негодность приводились мечи — они переломаны на две-три части или изогнуты вокруг урны (Капустинцы). Разломаны или сплющены умбоны, наконечники копий, ручки щитов, шпоры, кинжалы, ножницы. У кельтов этот обычай отражал определенные религиозные представления, требующие со смертью воина символически умерщвлять и его оружие, предназначенное служить ему в загробном мире [Jahn М., 1916. S. 19]. Польский исследователь А. Кемписты объясняет специальную порчу оружия страхом живых людей перед мертвыми, стремлением «разоружить» умершего, свести к минимуму его вредоносные действия против живых [Кеmpistу А., 1965. S. 152]. Страхом живых перед мертвыми можно объяснить также обычай вонзать оружие в останки умершего или в дно погребальной ямы. Такая картина прослежена в одном из погребений могильника в Гриневе. Здесь в дно погребальной ямы были воткнуты три части меча. Аналогичное явление известно в одном из погребений могильника Гаць. Кроме мечей, втыкали в землю наконечники копий, ножницы и другие острые предметы.

По особенностям погребального обряда памятники Верхнего Поднестровья наиболее близки к могильникам юго-восточной Польши (Гаць, Копки). Местной чертой погребального обряда можно считать лишь довольно распространенный здесь обычай накрывать урну.

Керамика. Племена Верхнего Поднестровья и Волыни пользовались в основном лепной посудой, среди которой представлены горшки, миски, кружки, кубки, стопки. Керамика поселений отличается от сосудов, найденных при погребениях. Сопровождающая умерших посуда выполняла религиозно-ритуальную функцию, и для этой цели выбирали наиболее изящную парадную керамику, редко встречающуюся на поселениях и, возможно, специально изготовленную для погребенных. Форма, характер поверхности и орнаментация посуды менялись со временем.

В позднелатенское время керамика снабжалась утолщенными, профилированными венчиками с двумя-тремя гранями и имела мягкие очертания тулова. Поверхность горшков часто комбинирована: верхняя часть выглаженная, нижняя специально ошершавлена. Поверхность столовой посуды (миски, кубки, кружки) черного или светло-коричневого цвета, старательно залощена. Орнамент, как правило, отсутствует. Лишь изредка сосуды украшены резными геометрическими линиями в разных комбинациях (табл. XIX, 32). Горшки хорошо профилированы, имеют отогнутый, часто утолщенный венчик и коническое тулово, расширяющееся в верхней трети или посредине высоты. На поселениях Подберезцы, Пасеки-Зубрецкие, Горькая Полонка есть горшки с высоко поднятыми округлыми плечиками и коротким, слегка отогнутым венчиком (табл. XIX, 36). Близкие по форме горшки известны среди керамики подклешевой культуры, на зарубинецких памятниках Полесья и распространены в раннесредневековых славянских комплексах. Небольшое количество посуды в пшеворских комплексах составляют низкие широкие горшки с загнутым внутрь венчиком. В погребении около с. Бендюга найден так называемый обратно-грушевидный сосуд с высокой цилиндрической шейкой и высоко поднятыми округлыми плечиками (табл. XIX, 40). Высокий сосуд с раздутым туловом, валиком под высокой шейкой, имеющий черную лощеную поверхность, происходит из могильника в Гриневе (табл. XIX, 30). Горшки всех этих форм известны в пшеворских позднелатенских комплексах на основной территории их распространения. Миски позднелатенского периода хорошо залощены и имеют черный или темно-коричневый цвет. Выделяется несколько типов мисок: широко открытые миски с узким дном, высоко расположенными плечиками, отогнутым граненым венчиком и глубокие миски со слабо выступающими плечиками и слегка отогнутым граненым венчиком. Среди посуды того же времени выделяются глубокие горшковидные миски с почти цилиндрическим туловом и утолщенным венчиком (табл. XIX, 39). Эти сосуды, возможно, использовались для питья. Все эти формы посуды также характерны для пшеворской культуры [Мarciniak J., 1957].

В начале римского периода в I в. н. э. позднелатенские формы посуды еще продолжали существовать и лишь постепенно заменялись новыми формами. В дальнейшем, в римском периоде, керамика на поселениях в значительной степени меняет характер. Изменяется способ обработки внешней поверхности: уменьшается число специально ошершавленной и лощеной керамики и увеличивается количество сосудов с нелощеной, шероховатой поверхностью.

Если в позднелатенских объектах специально ошершавленная керамика составляет 30—40%, то в III в. н. э.— 6-10%. Доля лощеной керамики уменьшается соответственно с 20 до 6-10%. Керамика делается более грубой, утолщаются стенки, исчезает подграненность венчиков. Изменяется количественный состав видов и набор сосудов. Получают большее распространение горшки, доля которых составляет 70-80% против 50% в позднелатенское время, тогда как доля мисок уменьшается с 23% в позднелатенское время до 8% в III в. н. э. Это касается и кружек. Появляются диски, служившие покрышками и, очевидно, сковородками. В комплексах I-II вв. найдена круговая керамика липицкой культуры, а со второй половины II в. н. э. распространяется гончарная Керамика провинциальноримского типа — амфоры, краснолаковые сосуды. Часть горшков римского времени, имеющих высокое стройное тулово, сужающееся ко дну, и короткий, слабо отогнутый венчик, повторяет формы позднелатенского периода, но отличается другим характером обработки поверхности и отсутствием утолщения на венчике (табл. XIX, 14, 15, 21, 22, 24). Отдельные экземпляры украшены пальцевыми защипами по тулову, расчесами, продольными резными линиями (табл. XIX, 4, 11, XX, 5). Наряду с этими формами распространяются сосуды с отогнутыми венчиками и высоко поднятыми округлыми плечиками, а также горшки с ребристым туловом (табл. XIX, 5, 18). В погребении Монастыриха найден типично пшеворский черный лощеный сосуд с раздутым туловом, орнаментированный меандром (табл. XIX, 26; XX, 9) и относящийся к раннеримскому периоду. В это же время появляются сосуды, венчики которых украшены насечками, пальцевыми вдавлениями (табл. XIX, 9, 23). Эта посуда близка керамике зарубинецкой и киевской культур. Среди горшков выделяются почти непрофилированные сосуды тюльпановидной формы. Ближайшие аналогии этим сосудам известны в керамических комплексах липицкой культуры [Цигилик В. М., 1975. Рис. 21, 12, 15]. Некоторые сосуды из пшеворских комплексов имеют характерный для липицкой культуры орнамент в виде налепных шишечек и валиков с вмятинами (табл. XIX, 27). Встречаются миски с эсовидным профилем, но большее распространение получают миски с ребристыми плечиками, известны также миски с почти коническим туловом. Все эти тины мисок широко представлены в комплексах как пшеворской, так и липицкой, и зарубинецкой культур. Типично пшеворской формой являются низкие миски с закругленным дном (табл. XIX, 19).

Гончарная керамика на памятниках Верхнего Поднестровья и Побужья встречается крайне редко и на поселениях составляет 2-5% всех керамических находок. Часть этой посуды принадлежит липицкой культуре, но большее количество относится к провинциально римским типам. Для липицких сосудов характерны чаши на высокой ножке, подобные найденной на поселении Подберезцы. Провинциально-римскими образцами являются горшок-урна из погребения в Рудках, имеющий раздутое тулово и высокое горло, опоясанное валиком, а также кувшин из погребения в Гриневе и кувшин с двумя ручками из поселения в Сокольниках I (табл. XIX, 7, 28). Гончарная посуда представлена также мисками с туловом эсовидным, ребристым или почти коническим (табл. XIX, 2, 12, 13). Миски изготовлены из хорошо очищенного теста, имеют лощеную поверхность, иногда орнаментированы зигзаговидными пролощенными линиями. Гончарные сосуды были, очевидно, на данном этапе развития культуры предметами импорта из провинциальноримских областей Северного Причерноморья. Несомненно привозными были амфоры, обломки которых встречаются на поселениях. Позже гончарная керамика уже изготовлялась на месте, о чем свидетельствуют открытые в Поднестровье и западном Побужье гончарные мастерские и обжигательные печи в Неслухове, Луке-Врублевецкой, Сокольниках I, Рипневе 2, принадлежавшие уже Черняховской культуре.

Вещевые находки

Кроме керамики, на памятниках пшеворской культуры западных областей Украины обнаружено значительное количество предметов, служивших для производственных целей, а также оружие, украшения. Из глины изготовлялись биконические и конические пряслица, конусовидные грузила, катушки для ткачества, льячки и тигли для ювелирного производства (табл. XXI, 1—9, 18, 25). Из железных изделий, связанных с домашним обиходом и ремеслами, имели распространение кресала, шилья, ножи с прямой и горбатой спинкой, пружинные ножницы, топоры, тесла (табл. XXI, 13—17, 19, 21, 23, 26). На поселениях найдено несколько предметов из кости: два трехчастных гребня с дугообразной спинкой (табл. XXII, 11), проколки, лощило, амулет из клыка кабана с отверстием для подвешивания. К бытовым предметам относятся также ключи и пружина от замка — вещи, широко представленные в пшеворских памятниках по всему их ареалу (табл. XXI, 10-12).

Из украшений наиболее часто встречаются фибулы. Всего их на памятниках Верхнего Поднестровья и западного Побужья найдено 17, из них девять — в погребениях. Наиболее ранней является позднелатенская фибула варианта О по Й. Костшевскому [Kostrzewski J., 1919. S. 47, 48]. Более распространены были остропрофилированные фибулы типа 67 и 68 по Альмгрену [Almgren О., 1923] и более поздние фибулы с высоким приемником, подвязные и арбалетовидные (табл. XXII, 1-4, 6-9, 12, 13, 19, 20, 23). Все эти типы фибул характерны не только для пшеворской культуры, но и для широкого круга культур Средней и Восточной Европы.

Многократно найдены украшения пояса. Поясной набор включал в себя пряжки, поясные крючки, скрепы, оковки. Пряжки попадаются круглой и овальной формы, с одной уплощенной стороной, есть также прямоугольные, иногда с вогнутыми длинными сторонами или со сплошным металлическим приемником, принадлежащие к норико-паннонским типам. Одна из оковок пояса, найденная в могильнике Гринев, имела вытянутую треугольную рамку, заполненную ажурным орнаментом (табл. XXII, 5, 10, 14—18, 21-25).

Довольно часто в погребениях встречается оружие, тогда как на поселениях найдены только два копья и стрела. Наиболее многочисленны наконечники копий, среди которых выделяются разные типы, относящиеся к позднелатенскому и римскому времени (табл. XXIII, 1—4, 13, 23). Известны и конусовидные оковки, которые надевались на конец древка копья (табл. XXIII, 15). Две стрелы имеют листовидный и двушипный наконечники. Второе место по количеству занимают шпоры. Все они имеют шишечки на концах и разделяются на типы в зависимости от длины дужек, их изогнутости, формы шипа, наличия дополнительных крючков для крепления (табл. XXIII, 5-7, 17, 21, 22). От щитов сохраняются лишь их металлические части — умбоны и рукоятки. Они делятся на ряд типов, соответствующих классификации М. Яна [Jahn М., 1916]. Среди умбонов выделяются конические, части которых имеют длинный шип, встречаются умбоны с цилиндрической шейкой и слегка вогнутой верхней частью, которая завершается пустотелым шипом (табл. XXIII, 11, 12). Рукоятки щитов имеют широкие прямоугольные или трапециевидные пластины для прикрепления к щиту, что соответствует типу IX по классификации М. Яна (табл. XXIII, 8, 9). Мечи —наиболее дорогой вид оружия — встречаются в погребениях довольно редко и почти всегда в сломанном виде или согнутыми в несколько раз. Наиболее ранние из них относятся к типу II по классификации Й. Костшевского [Коstrzewski J., 1919. S. 85, 86]. Это мечи двусторонние, с продольными желобками по лезвию и закругленным клинком. Особый тип составляют обоюдоострые мечи с заостренным клинком, отделенным от рукояти уступами. Эти мечи бывают более длинными и короткими (табл. XXII, 10, 18, 19, 20, 24). Совершенно особый тип представляет короткий двусторонний меч, на рукояти которого помещено кольцевое навершие. Этот меч, найденный в могильнике Звенигород—Гоева Гора, имеет аналогии среди сарматских мечей I—II вв. [Кропоткин В. В., 19746. С. 54]. Иногда встречаются остатки ножен мечей.

Как предмет искусства следует отметить ножны меча из погребения 3 могильника в Гриневе, относящиеся к самому началу I в. н. э. (табл. XXII, 27). Тыльная сторона ножен была обита тонкой бронзовой пластиной, а лицевая имела ажурную прорезную оковку с чеканными антропоморфными изображениями. В пяти прямоугольных рамках помещены сцены с медведем, терзающим жертву; скачущим грифоном; мотивом брака героя и богини; поедающего стебли барана; вооруженного всадника. Все сцены составляют единое целое и являются завершенной композицией, передающей древний мифологический сюжет [Козак Д. Н., Орлов Р. С., 1980. С. 104, 105]. Нижняя часть ножен имела отдельную оковку в виде бронзовой пластины дуговидной формы, изготовленной способом чеканки. Края пластины загнуты внутрь, образуя желобок, в который вкладывался конец ножен. Ножны с прорезным орнаментом были распространены в Центральной Европы в последние века до нашей эры. Своим происхождением они, возможно, связаны с кельтскими «красивыми» мечами, появившимися в конце III —II в. до н. э., хотя стиль изображений у них другой [Filiр J., 1956. S. 145, 292]. Гриневская находка не имеет полных аналогий среди вещей, найденных в Европе, и скорее всего была изготовлена по заказу. Стилистические особенности изображения указывают на связь с кельтским, фракийским и провинциальноримским искусством.

Хронология и периодизация

Вещевые находки, в частности фибулы, гребни, пряжки, некоторые виды оружия, керамика, позволяют определить хронологию памятников пшеворского типа в западных областях Украины. Наиболее ранней датирующей находкой из пшеворских памятников Поднестровья является шпора с дуговидными плечиками и округлыми массивными шишечками из могильника в Гриневе (табл. XXIII, 22). Такие шпоры характерны для позднелатенского времени и датируются I в. до н. э. [Коstrzewski J., 1919; JJahn М., 1921. Таb. X]. Функционирование культуры в позднелатенское время на рассматриваемой территории подтверждается находками в могильниках мечей, наконечников копий, бронзовых полукруглых пряжек с типичными для этого времени характеристиками [ Śmiszko М., 1934. Таb. II —IV; Козак Д. Н., 1984а. Рис. 36, 37]. Конец позднелатенского времени фиксируется комплексом погребения 3 могильника в Гриневе, содержавшего фибулу типа Альмгрен 67, относящуюся к раннеримскому времени, и многочисленное оружие [Kozak D. N.. 1982. S. 533-545].

К позднелатенскому времени относится и ряд поселений — Чишки, Комарно, Черепин, Поповичи, Подрижье (нижний слой), Линев — и объекты на поселениях в Подберезцах, Горькой Полонке II, Пасеках-Зубрецких. На этих памятниках найдена исключительно лепная керамика с профилированными гранями на венчиках (табл. XIX, 29—40). В хронологической таблице, разработанной Т. Домбровской на основе узкодатированных позднелатенских погребений могильника в Карчевце (Мазовия), такая керамика соответствует средней и поздней фазам позднелатенского времени I в. до н. э.— середины I в. н. э. [Dąbrowska Т., 1973. Таb. LII). Такая же керамика найдена в могильнике позднелатенского времени в Вилянове [Маrciniak J., 1957. Таb. II-LIII], хорошо датированных позднелатенских погребениях в Добжанкове [Оkulicz J., 1971. Таb. II—IX], Каменьчике [Dąbrowska Т., 1982. S. 290- 294]. Так же датирует объекты, аналогичные нашим, на поселении в Пивоницах К. Домбровский [Dąbrowski K., 1958. Таb. II —IX]. Предлагаемая дата для этих поселений подтверждается находкой в Горькой Полонке II бронзовой булавки с посоховидной головкой, относящейся к зарубинецкой культуре (табл. XXII, 26).

Большое количество датирующего материала относится к середине I в. н. э., стадии В₁ раннеримского времени. Начало этой стадии определяет комплекс погребения из Лучки с фибулой варианта О по классификации Й. Костшевского (табл. XXII, 23), которая сопровождалась фибулой типа Альмгрен 68 и шпорой типа Ян 46. Кроме того, в погребении находились поясная пряжка, позднелатенский наконечник копья, подтверждающие дату середина I в. н. э. Фибулы типа Альмгрен 68, восьмерковидные поясные пряжки, шпоры типа Ян 46 встречены также в могильниках в Гриневе, Звенигороде, в погребении Хотимира. По общеевропейской хронологической схеме они датируются 40—70 гг. н. э. [Liana Т., 1970. S . 441—450]. Показательны для этого времени и остропрофилированные трубчатые фибулы из Гринева, Звенигорода. Они имеют сильно изогнутую массивную головку и относятся к варианту 1 фибул этого типа по классификации Т. Лианы (табл. XXII, 12 13, 20) [Liana Т., 1970. S. 441, 442]. Т. Лиана считает их производными от фибул типа 67 и синхронными типу 68 по Альмгрену.

Серединой I в. н. э. ограничивается период существования чистых пшеворских поселений в Поднестровье и западной Волыни. Их жители, вовлеченные в процесс интеграции с зарубинецкими и липицкими племенами, образовали памятники волыно-подольской культурной группы, выделяемой Д. Н. Козаком и имеющей специфические особенности. Отсутствие датирующего материала, несмотря на довольно большую исследованную площадь поселений, не позволяет надежно определить начальную дату формирования памятников этой группы. Показателен, однако, керамический комплекс некоторых объектов на исследованных памятниках. Он характеризуется сочетанием пшеворских позднелатенских и раннеримских форм. Первые составляют от 7 до 33%. Аналогичные по набору сосудов жилища в Пивоницах хорошо датируются второй половиной I в. н. э. [Dąbrowski K., 1958. Таb. II—IX]. Кроме того, в таких объектах Поднестровья и западной Волыни заметный процент составляют сосуды, близкие зарубинецким (табл. XIX, 37), а в Поднестровье — еще и единичные фрагменты лепной и гончарной керамики липицкой культуры. Следует предположить, что в середине I в. н. э. происходит процесс формирования памятников волыно-подольской группы. Более позднее время существования памятников этой группы (стадия В₂ раннеримского времени) определяется находкой шпоры и бусины из египетского фаянса на поселении в Пасеках-Зубрецких в Поднестровье, костяного однопластинчатого гребня на поселении в Загайях на Волыни. Шпора имеет округлый длинный шип и пластинчатые дужки. В Польше подобные изделия известны в единичных экземплярах и встречены в комплексах с очковыми фибулами, умбонами типа 7Б по классификации М. Яна и другими вещами, датирующимися в целом II в. н. э. [Оkulicz J., 1973. Rys. 122]. Античные бусы из египетского фаянса бытовали, по мнению Е. М. Алексеевой, в I —II вв., хотя известны и позже [Алексеева Е. М., 1978. С. 27]. Костяной гребень имеет дуговидную спинку и прямые бока. Он принадлежит к наиболее раннему типу одночастных костяных гребней в Европе (группа I, вариант 1 по классификации А. Хмелевской) и датируется второй половиной I —II в. [Сhmielewska А., 1971. S. 97. Rys. 27]. Своеобразен керамический комплекс объектов II в. н. э. Характерны полное отсутствие позднелатенских форм, наличие острореберных лощеных мисок, дисков-сковородок. Уже невозможно вычленить зарубинецкие формы горшков, однако встречаются фрагменты сосудов липицкой культуры.

Стадию С₁-С₂ позднеримского времени (конец II—III в.) на памятниках представляют бронзовая фибула типа Альмгрен 84 из поселения в Пасеках-Зубрецких (табл. XXII, 6), бронзовая фибула с высоким приемником из поселения в Сокольниках I, фибулы с высоким приемником и декоративными кольцами (Великая Слобода I, подвязные железные фибулы варианта 1 по классификации А. К. Амброза (Сокольники I, Подберезцы, Березец), а также фибулы со сплошным приемником (Сокольники I) и костяные гребни трехчастной конструкции с дуговидными плечиками (Сокольники I, Подберезцы). Функционирование поселений в Поднестровье в III в. н. э. подтверждается также находками обломков светлоглиняных узкогорлых амфор с асимметричными ручками, фрагментами краснолаковых сосудов. Наиболее поздней датирующей находкой на волыно-подольских поселениях является фибула со сплошным приемником из поселения в Сокольниках (табл. XXII, 3), датирующаяся второй половиной III — началом IV в. [Козак Д. Н., 1984а. С. 42, 44].

Отдельную группу памятников Поднестровья составляют древности пшеворской культуры позднеримского времени, представленные единичными погребениями с оружием (Перепельники, Каменка Великая, Иване-Золотое, Петрилов) или небольшими группами погребений (Добростаны, Червоноград-Кристинополь). Хронологию этой узколокальной небольшой группы древностей определяет в основном оружие. Это шпоры, рукояти щитов, умбоны. Наиболее ранние в этой группе памятников шпоры с узкими плечиками и массивным шипом (Добростаны; табл. XXIII, 6). Подобные шпоры появляются в пшеворской культуре уже во II в. н. э., но наибольшее распространение получают в III в. [Jahn М., 1921. S. 48, 49]. Более поздними считаются шпоры с сильно выгнутыми плечиками и биконическим шипом (Каменка Великая, Иване-Золотое). Хронологическим показателем этих изделий служит крючок возле шипа, известный только с III в. н. э. [Jahn М., 1921. S. 38, 61; Godłowski К., 1970. РI. II, 1]. Еще более поздним временем датируются шпоры с асимметричными плечиками, биконическим шипом и крючком возле шипа (Петрилов; табл. XXIII, 5). Подобные вещи характерны для второй половины III в. [Jahn М., 1921. S. 58, 61]. Рукояти щитов относятся к одному из вариантов типа IX (с выделенными пластинами) по классификации М. Яна и датируются второй половиной II—III в. (Добростаны, Иване-Золотое) [Jahn М., 1916. S. 89. Аbb. 219]. Умбоны также делятся на несколько хронологических групп. Наиболее ранними из них является умбон из Перепельников, имеющий слабовыделенный шип с острым концом. Он составляет как бы промежуточную форму между умбонами типа 6 и 7 по классификации М. Яна и датируется концом II — началом III в. Синхронны им умбоны с широкими ровно срезанными шипами (Капустинцы). Умбоны типа 7А по классификации М. Яна найдены в Добростанах (табл. XXIII, 11). Они датируются II в. н. э. [Jahn М., 1916. S. 178]. Т. Лиана подтвердила эту дату [Liana Т., 1970. S. 452]. По мнению Т. Домбровской, хронологически более поздними в данном типе являются умбоны с округлыми заклепками на полях как в Добростанах, причем они датируются концом II-III в. [Dąbrowska Т., 1973. S. 161]. Еще одним хронологическим показателем описываемой группы памятников служит фибула подвязной конструкции из погребения в Иване-Золотом (табл. XXII, 9). Она имеет гладкую дуговидную спинку и относится к варианту 1 серии I по классификации А. К. Амброза. Как уже отмечалось, подобные фибулы датируются концом II—III в. Таким образом, единичные пшеворские погребения Поднестровья, содержавшие оружие, были совершены в конце II — III в. Серединой III в. н. э. датируется погребение в Громовке Хмельницкой обл., в котором были найдены изогнутый римский меч с инкрустацией, шпора, умбон щита, бронзовая пряжка, копье, ручка, оковки деревянного ведра и другие вещи [Dąbrowska Т., Godłowski К., 1970. S. 77-101].

Хронологические определения, анализ материалов поселений, могильников и отдельных погребений с оружием позволяют выделить три фазы развития памятников пшеворского типа Поднестровья и западной Волыни. Фаза I охватывает I в. до н. э.— середину I в. н. э. Представлена поселениями и могильниками с материалами исключительно пшеворской культуры позднелатенского облика. В керамическом комплексе поселений выразительны черты более ранней поморско-подклешевой культуры. Фаза II — вторая половина I—II в. Представлена только поселениями. В объектах этого периода наряду с керамикой, характерной для пшеворской культуры раннеримского времени, найдены в небольшом количестве еще позднелатенские формы. Кроме того, присутствуют круговая и лепная керамика липицкой культуры и, возможно, лепные горшки, миски и диски-сковородки, характерные для зарубинецкой культуры Припятского Полесья. Таким образом, в этой фазе складываются своеобразные памятники волыно-подольской группы, которые распространяются и на Среднее Поднестровье (Великая Слобода I, Оселивка). Фаза III—конец II—III в. Представлена поселениями в Поднестровье. На западной Волыни непрерывность культурного процесса была нарушена вторжением северо-западных племен. На местах существования памятников волыно-подольской группы I—II вв. появляются древности вельбарской культуры. В этой фазе керамический комплекс характеризуется формами горшков, производными от пшеворской, зарубинецкой и частично липицкой культур. Исчезают миски, сковородки. Появляются в небольшом количестве сероглиняная гончарная керамика (преимущественно миски) провинциальноримского типа, амфорный материал, краснолаковые сосуды, украшения и орудия труда провинциальноримского типа. Это свидетельствует о постепенном вовлечении носителей волыно-подольских древностей в сферу провинциальноримской культуры. В этой фазе в Поднестровье проникают немногочисленные группы на селения позднепшеворской культуры, оставившие отдельные погребения, сопровождаемые оружием. На развитие местной культуры они существенно не повлияли.

Происхождение, культурные связи и этническая принадлежность

Наиболее ранние памятники Верхнего Поднестровья и западной Волыни имеют хорошо выраженные черты, характерные для пшеворской культуры позднелатенского времени в Польше, в частности Мазовии, центральной Польши. Сравнивая основные элементы материальной культуры двух территорий в позднелатенское время, можно с уверенностью сделать вывод об их культурном единстве. Одинаковы топография поселений, жилищное строительство, погребальный обряд. Идентичны керамические комплексы, изделия из металла, в частности оружие, украшения. Таким образом, в это время Верхнее Поднестровье и западная Волынь являлись наиболее восточной частью ареала пшеворской культуры (карта 12).

Карта 12. Распространение памятников пшеворской культуры в I в. до н.э.-середине I в. н.э.
а — поселения; 10 — Нежанковичи;
б — могильники; 11 — Комарно;
в — отдельные погребения; 12 — Черепин;
1 — Подрижье; 13 — Пасеки- Зубрецкие;
2 — Линев; 14 — Чишки;
3 — Бендюга; 15 — Подберезцы:
4 — Горькая Полонка II; 16 — Гринев;
5 — Боратин; 17 — Лучка;
6 — Загайи; 18 — Монастыриха;
7 — Остров Варковецкий, 19 — Хотимир;
8 — Лина; 20 — Лежница I;
9 — Поповичи; 21 — Лежница II.

Составитель Д. Н. Козак

Карта 12. Распространение памятников пшеворской культуры в I в. до н.э.-середине I в. н.э.

В настоящее время отсутствуют данные, свидетельствующие о формировании пшеворской культуры в западном Побужье и Верхнем Поднестровье. Хотя в среднелатенское время эта территория была занята памятниками поморско-подклешевой культуры, поселения и отдельные находки которой достигают Збруча, но хронологический разрыв между двумя культурами, наблюдаемый на этой территории, не позволяет говорить об их преемственности. Поэтому необходимо признать появление пшеворских племен в этом районе с уже сформировавшейся культурой. Это, однако, не означает отсутствия связей с местными более ранними памятниками. В керамическом материале позднелатенских поселений Поднестровья (Подберезцы, Пасеки-Зуб-рецкие), Волыни (Горькая Полонка II, Загайи), выделяется ряд стройных горшков с «хроповатой» поверхностью, имеющих слабоотогнутые венчики, высокие округлые плечики и коническую придонную часть, а также полусферические кружки, наследующие тип керамики подклешевой культуры. Интерес представляют керамические комплексы жилищ 4 и 7 поселения в Горькой Полонке. Вся посуда, находившаяся здесь, имеет грубую шероховатую и специально ошершавленную поверхность и формы, типичные для подклешевой культуры. Несколько горшков украшено характерным для этой культуры мотивом в виде пальцевых вдавлений по краям венчиков. Среди посуды выделяются два горшка с утолщенными венчиками и профилем, типичным для горшков пшеворской культуры позднелатенского времени. Эти данные могут свидетельствовать, возможно, о наличии тесных контактов между пшеворскими племенами Волыни и их предшественниками на этой территории — носителями поморско-подклешевых памятников. Не случайно, очевидно, и совпадение ареалов двух культур на территории восточнее Вислы. Однако для решения этого вопроса необходима более широкая база источников.

На территории Польши, по мнению большинства исследователей, пшеворская культура сложилась в начале позднелатенского времени. Большое количество памятников этого времени сконцентрировано в районах Мазовии и Подлясья. Как показал анализ керамического материала из поселений Чишки, Комарно, Черепин, Пасеки-Зубрецкие и других позднелатенских поселений нашей территории, они являются более поздними, чем мазовецкие, и отвечают среднему и позднему этапам позднелатенского времени. Очевидно, развитие пшеворской культуры в Мазовии и Подлясье привело к частичному отходу населения на юг и юго-восток. Основное движение пшеворских племен определялось, по-видимому, выгодным речным путем вдоль Буга в Поднестровье.

Какая-то часть населения продвинулась на восток, в бассейн Припяти, о чем свидетельствуют пшеворское поселение этого времени у с. Подрижье на р. Стоход и ряд поселений, открытых в верховьях Стыри и Горыни. Южнее, в Среднее Поднестровье пшеворские поселения в это время, видимо, не проникали. Поселение западного типа, открытое в с. Горошова на среднем Днестре [Пачкова С. П., 1978. С. 52—72], является более ранним, чем верхнеднестровские, отличается от последних характером жилищ и керамическим материалом. Это поселение оставила, очевидно, какая-то группа племен западной Польши, близкая к ясторфской культуре, продвинувшаяся в Среднее Поднестровье в начале позднелатенского времени [Пачкова С. П., 1983. С. 49, 50]. В I в. н. э. лишь отдельные группы верхнеднестровского пшеворского населения проникают дальше, на юг, обходя с востока население липицкой культуры, появившееся в Поднестровье в это время. Путь их отмечен погребениями в Лучке на Серете, Монастырихе на Збруче, Хотимире на правом берегу среднего Днестра (карта 13).

Карта 13. Распространение пшеворских памятников волыно-подольской группы во второй половине I—II в.

а — поселения; 25 — Ксмарко;
б — могильники; 26 — Зубры;
1 — Подрижье; 27 — Подберезцы;
2-4 — Боратин II, III; 28 — Пасеки-Зубрецкие;
5, 6 — Горькая Полянка II, III; 29 — Подборцы;
7 — Баев III; 30 — Звенигород;
8 — Рокини; 31 — Белз;
9 — Линев; 32 — Липовцы;
10 — Луцк-Гнидава; 33 — Майдан-Гологорский;
11 — Великое Деревянче; 34 — Новоселки;
12 — Куликовичи; 35 — Оселивка;
13 — Семки; 36 — Великая Слобода I;
14 — Розничи; 37 — Лука-Врублевецкая;
15 — Новоселки; 38 — Цумань,
16 — Боромель; 39 — Литовиж;
17 — Бильче; 40, 41— Лежница I, II;
18 — Хоров; 42 — Зимно,
19 — Лепесовка; 43 — Фалемичи;
20 — Викнины Великие; 44 — Балаховичи;
21 — Свитазев; 45 — Малые Циицевичи;
22-24 Загайи I, II, III; 46 — Хотин.

Составитель Д. Н. Козак

Карта 13. Распространение пшеворских памятников волыно-подольской группы во второй половине I—II в.

Насколько массовым было это движение, какой характер оно носило, в настоящее время определить трудно. Однако исследования 1980 г. в с. Великая Слобода Хмельницкой обл. показали, что там в I в. н. э. появляются памятники, близкие к верхнеднестровским.

С началом раннеримского времени этнокультурная карта Днестро-Днепровского междуречья изменяется. В Поднестровье с юга пришли фракийские племена липицкой культуры, в Полесье и Среднем Поднепровье прекращает существование зарубинецкая культура. Количество пшеворских поселений в это время увеличивается (карта 13). Пшеворское население проникает далее на восток, его влияние достигает Днепра. Это привело к нарушению стабильности, присущей позднелатенскому времени, что нашло отражение в археологическом материале памятников этого времени, в частности в Поднестровье. Уже на памятниках середины I в. н. э. наряду с пшеворскими позднелатенскими формами появляются гончарная керамика липицкой культуры, горшковидные сосуды, близкие зарубинецким. Хорошей иллюстрацией наступивших изменений являются материалы из поселения в Пасеках-Зубрецких возле г. Львов. Поселение возникло в фазе II позднелатенского времени. К этому периоду относится ряд жилищ, керамический материал которых имеет «чистый» пшеворский позднелатенский характер. Однако в нескольких других жилищах, относящихся к фазе III позднелатенского времени, началу раннеримского времени, кроме пшеворских сосудов найдены горшки, напоминающие зарубинецкие, и фрагменты от гончарных сосудов липицкой культуры. Аналогичное явление наблюдается в одном из объектов поселения в Черепине в Поднестровье, поселении в Вербковицах на левом берегу Буга.

С липицкими племенами пшеворское население жило в непосредственном соседстве и, надо думать, в мирных отношениях. Это определило тесные контакты между ними. Глубину этих контактов иллюстрируют материалы могильников в Звенигороде, в частности могильник на усадьбе Великача, где отмечен симбиоз липицких и пшеворских элементов погребального обряда [Козак Д. Н., 1978а. С. 96— 107]. Однако такая картина наблюдается только в зоне непосредственного территориального стыка пшеворских и липицких памятников и не характерна для обеих культур в целом. На территориально отдаленных пшеворских памятниках влияние липицких племен на материальную культуру пшеворского населения отразилось гораздо меньше. Так, в Подборцах лепная керамика липицкой культуры составляла 1,7%, лишь несколько горшков этой культуры обнаружено в Подберезцах. Полностью они отсутствуют в комплексах поселений в Зубрах, Пасеках-Зубрецких. Пшеворские племена заимствовали у липицкого населения круговую керамику. Она в небольшом количестве обнаружена практически во всех пшеворских объектах раннеримского времени. Липицкие влияния заметны и на других глиняных изделиях, в частности на форме пряслиц. В равной степени наблюдается процесс обратного воздействия. Пшеворские сосуды выявлены на липицких поселениях в Верхней Липице, Ремезовцах, Лагодове и др. Липицкие племена заимствовали у пшеворского населения оружие, украшения, технологию выплавки железа.

Д. Н. Козак отмечает в пшеворских памятниках влияние зарубинецкой культуры, носители которой, по его мнению, продвинулись в Поднестровье [Козак Д. Н., 1984а. С. 56]. Однако зарубинецкие памятники в чистом виде здесь не обнаружены. Кроме того, выделение элементов зарубинецкой культуры затруднено тем, что отмеченные для этой культуры черты характерны и для пшеворских памятников основной территории их распространения. Это касается и формы квадратных углубленных жилищ, и лепных сосудов с округлыми плечиками, и даже характерного для керамики зарубинецкой культуры орнамента в виде пальцевых вдавлений по венчику, который редко встречается на пшеворской посуде, но специфичен для подклешевой культуры, явившейся одним из субстратов при формировании как зарубинецких, так и пшеворских памятников. Вследствие этого выделение зарубинецких особенностей на пшеворских памятниках Поднестровья носит пока предварительный характер.

Вместе с тем, начиная с середины I в. н. э., пшеворские памятники Верхнего Поднестровья и западной Волыни приобретают черты, отличающие их от пшеворских памятников на других землях. Местное своеобразие проявляется как в наличии липицкой и зарубинецкой примеси, так и в другом составе и количественном сочетании основных форм лепной посуды. Это обстоятельство позволило Д. Н. Козаку выделить специфическую группу памятников, названную им волыно-подольской [Козак Д. Н., 1984а. С. 49]. Памятники волыно-подольской группы, возможно, проникают и южнее, в Среднее Поднестровье, где в позднелатенском периоде были распространены древности поянешти-лукашевской культуры и известно поселение (Горошова) с ясторфскими чертами [ Пачкова С. П., 1983. С. 4—54]. По-видимому, здесь происходило смешение носителей волыно-подольских памятников с местным дакийским населением, что ощущается на ряде исследованных поселений (Бер-нашовка Винницкой обл., Великая Слобода I Хмельницкой обл., Оселивка Черновицкой обл. [Козак Д. Н„ 1983. С. 102-104]. В это же время ряд пшеворских элементов появляется на памятниках Среднего Поднепровья, что отражается в формах посуды и ее орнаментации [Максимов Е. В., 1982. С. 110—131]. С пшеворским влиянием возможно связывать и возникновение во II в. н. э. крупных железодобывающих центров около г. Умань на Черкащине и у с. Курган Житомирской обл., аналогичных пшеворским центрам, известным на территории Польши [Бiдзiля В. I., 1971. С. 3—12]. По наблюдениям Д. Н. Козака, ряд сближающих черт выявляется в керамике волыно-подольской группы и киевской культуры.

В конце II в. н. э. памятники волыно-подольской группы на территории западной Волыни прекращают свое существование, вероятно, в связи с вторжением с северо-запада племен вельбарской культуры. Ряд поселений волыно-подольской группы перекрыт слоями вельбарской культуры, что хорошо видно на широко исследованном поселении в Боратине, а также на поселениях Загайи, Баев III [Козак Д. Н., 1985в. С. 73]. В Поднестровье волыно-подольские памятники по II —III вв. продолжали развиваться (наиболее характерные поселения Сокольники I и II, Жировка, Давыдов, Березец, Пасеки-Зубрецкие, Подберезцы, Великая Слобода I; карта 14).

Карта 14. Распространение памятников пшеворской культуры в конце II—III в.
а — поселения;
б — могильники;
в — отдельные погребения;
1 — Твирж;
2 — Березец;
3 — Комарно;
4 — Подберезцы;
5, 6 — Сокольники I, II;
7 — Пасеки-Зубрецкие;
8 — Кожичи;
9 — Боршовичи;
10 — Жировка;
11 — Корчевка;
12 — Давидов;
13 — Воля-Гомулецкая;
14 — Новоселки;
15 — Иванковцы;
16 — Яструбовичи;
17 — Великая Слобода I,
18 — Добростаны;
19 — Кристинополь (Червоноград);
20 — Перепелышки;
21 — Великая Тернавка;
22 — Петрилов;
23 — Иване-Золотое;
24 — Капустинцы;
25 — Борисковцы;
26 — Олешки;
27 — Слободка-Польная;
28 — Незвиско;
29 — Репуженцы;
30 — Каменка-Великая;
31 — Громовка;
32 — Черепин.

Составитель Д. Н. Козак

Карта 14. Распространение памятников пшеворской культуры в конце II—III в.

В это время здесь исчезают липицкие элементы, распространяются провинциально римская гончарная посуда, амфоры, краснолаковые сосуды, увеличивается количество металлических изделий, в частности орудий труда, украшений, наблюдается развитие в экономике. Постепенно волыно-подольские памятники Поднестровья сменяются Черняховскими. На тех и других памятниках встречаются вещи III — начала IV в. (фибулы подвязного типа двучастной конструкции, фибулы с высоким приемником, двучастные фибулы со сплошным приемником, трехчастные костяные гребни с дуговидной спинкой, краснолаковые сосуды, амфоры), что позволяет говорить о частичной синхронности этих древностей. В материальной культуре волыно-подольских и Черняховских памятников на верхнем Днестре и Буге Д. Н. Козак отмечает значительную близость. Одинаковы топографические условия размещения поселений, которые нередко расположены на одних и тех же местах (Сокольники I, Пасеки-Зубрецкие). Однотипны жилища-полуземлянки квадратной формы. Много общего в лепной посуде, которая на Черняховских памятниках этого региона преобладает над гончарной. Идентичны хозяйственно-бытовые предметы (ножи, шилья, гребни, пряслица), украшения (фибулы, пряжки, бусы). В Поднестровье известны памятники переходного типа, на которых сочетаются элементы двух культур (Черепин, Незвиско) и постепенно увеличивается количество гончарной посуды.

Существенный вклад пшеворской культуры в сложение Черняховских древностей признается многими исследователями [Никитина Г. Ф., 1966. С. 11 — 16; Кропоткин В. В., 1967. С. 283, 284; Седов В. В., 1972. С. 116-131; Баран В. Д., 1981. С. 159, 160]. По мнению Д. Н. Козака, с изменением культуры в Поднестровье не произошло заметной смены населения. Основными носителями культуры Черняховского типа были волыно-подольские племена, включавшие в себя пшеворский, липицкий и зарубинецкий компоненты. Вслед за В. Д. Бараном, Д. Н. Козак видит генетическую связь памятников Черняховского типа в Верхнем Поднестровье с раннесредневековой славянской культурой и, таким образом, связывает носителей волыно-подольских памятников с одной из групп восточнославянских племен. Этот вывод не относится к пшеворской культуре в целом, которая в этническом отношении представляла собой чрезвычайно сложное явление, включавшее в себя и славянский компонент.

Что касается единичных в Поднестровье погребений с оружием, относящихся к концу II—III в., то они были оставлены, как предполагал М. Ю. Смишко, небольшими группами позднепшеворских военных отрядов, проходивших через Поднестровье. На развитии местной культуры эти передвижения не отразились.

<<Назад Вперёд>>

Просмотров: 10807

загрузка...

Другие книги по данной тематике