Эта книга находится в разделах

Список книг по данной тематике

Реклама

под ред. Б.А. Рыбакова.   Славяне и их соседи в конце I тысячелетия до н.э. - первой половине I тысячелетия н.э.

Глава вторая. Позднезарубинецкие памятники

Историография


Вслед за классическими памятниками зарубинецкой культуры в I в. н. э. на обширной территории от Южного Буга на западе до поречья Оскола на востоке происходит сложение нескольких локальных группировок археологических памятников, связанное с миграциями населения зарубинецкой культуры. Это группы в Южном Побужье, памятники типа Лютежа в Среднем Поднепровье, типа Почепа в Подесенье, памятники типа Картамышева 2 — Терновки 2 на востоке Днепровского левобережья и в бассейне Северского Донца, а также типа Гриней, известные в Поднепровье и на Днепровском левобережье. Территория, занимаемая позднезарубинецкими культурными группами, лишь частично (в северной части Среднего Поднепровья) впадает с ареалом зарубинецкой культуры. На большей части этого ареала памятники, продолжающие зарубинецкие традиции, в раннеримское время неизвестны. Особенностью рассматриваемого периода, кроме того, является формирование новых культурных общностей, включающих в свой состав, помимо зарубинецких, традиции других культур: юхновскои (памятники типа Почепа), штрихованной Керамики (памятники типа Гриней) и пшеворской (отчасти поселения типа Картамышева 2 и, возможно группа памятников верховьев Южного Буга). Лишь поселения типа Лютежа могут считаться прямым продолжением среднеднепровского варианта Зарубинец-кои культуры. Монолитного археологического единства все эти группы не составляют, и основанием для объединения их в некое целое является ощущаемая в той или иной степени связь по происхождению каждой из локальных групп с зарубинецкой культурой. Именно в этом аспекте следует понимать термин «позднезарубинецкие памятники», применяемый в настоящем разделе.

Первые поселения Почепского круга были исследованы в Подесенье в 50-е годы Ф. М. Заверняевым [1954] и А. К. Амброзом [1964а]. В 60-е годы проводились раскопки позднезарубинецких памятников на Северском Донце [Митрофанова В. I., 1965. С. 190, 191], в Подесенье [Заверняев Ф. М., 1974], Среднем Поднепровье [Бидзиля В. И., Пачкова С. П., 1969-Максимов Е. В., 1969а], верховья Южного Буга [Хавлюк П. I., 1971]. В 70-е годы появились первые материалы с востока днепровского левобережья [Горюнов Е. А., 1980], и в настоящее время раскопки здесь ведутся А. М. Обломским. Всего раскопками изучено около 40 позднезарубинецких поселений и один могильник (карта 10).

Карта 10. Распространение позднезарубинецких памятников.

а - памятники типа Лютежа; б - побужская группа; в - памятники типа Почепа; памятники типа Картамышева II-Терновки II; д - памятники типа Гриней.

1 — Марьяновка;
2 — Носовцы;
3, 4 — Рахны (селище, могильник);
5 — Лютеж;
6 — Оболонь;
7 — Тетеревка;
8 — Таценки 1;
9 — Почеп;
10 — Синьково-Дмитрово;
11 — Синьково;
12 — Хотылево;
13 — Белокаменка;
14 — устье р. Гасома;
15 — Спартак;
16 — Партизанское:
17 — Пария 2;
18 — Железное;
19 — Колодезный Бугор;
20 — Чулатово;
21 — Киселевка 3;
22 — Приоскольское 1;
23 — Колосково 4;
24 — Новодоновка 1;
25 — Шоссейное;
26 — Терновка II;
27 —Осиповка (Пляж, Лиман);
28 — Штырево; (в оригинале неразборчиво)
29, 30 — Картамышево I, II;
31 — Богдановка;
32 — Бобрава;
33 — Жерновец;
34 — Комаровка;
35, 36 — Грини I, II;
37 — Решетки;
38 — Змеевка;
39 — Возки;
40 — Мена 5;
41 — Абидня.

Составитель А.М. Обломский
Карта 10. Распространение позднезарубинецких памятников

К сожалению, комплексное типологическое исследование памятников позднезарубинецкого периода пока еще не проводилось, имеется лишь несколько статей, посвященных отдельным локальным группам [Амброз А. К., 1964а; Хавлюк П. I., 1975; Пронин Г. Н., 1979]. В той или иной степени позднезарубинецкие материалы использовались в более общих работах по этногенезу славян, при этом рассматривалась обычно проблема соотношения этого круга древностей с зарубинецкой культурой и его место в сложении культур позднеримского Времени (черняховской и киевской). Среди всех выдвинутых концепций можно условно выделить два основных направления. Первая группа исследователей считает что зарубинецкая культура не исчезла бесследно, а положила основу формирования ряда археологических общностей лесостепи и юга лесной зоны позднеримского периода и раннего средневековья. В этом случае делается упор на типологическое сходство позднезарубинецких памятников с собственно зарубинецкими, а сами они рассматриваются как переходные от зарубинецкой культуры к киевской [Третьяков П. Н., 1982. С. 57-83; Даниленко В. М., 1976. С. 69; Кравченко Н. М., Гороховский Е. Л., 1979. С. 52-62] или даже в качестве локальных
вариантов зарубинецкой культуры [Поболь Л. Д., 1973. С. 21-23; Максимов Е. В., 1982. С. 9, 10].

Противоположная точка зрения была высказана Ю. В. Кухаренко [1964. С. 6, 7]. По его мнению, зарубинецкая культура не имеет преемников на территории Восточной Европы, а ее развитие внезапно обрывается. Хотя концепция Ю. В. Кухаренко и не нашла в дальнейшем прямых последователей, она оказала значительное влияние на становление теории волыно-полесского белого пятна, предложенной в статьях Д. А. Мачинского [1976, С. 92-95] и М. Б. Щукина [1976б. С. 77, 78]. Суть ее сводится к следующему. Зарубинецкая культура прекращает свое существование в достаточно короткий период времени: не позже середины - конца I в. н. э. Большую часть ее территории, вплоть до появления памятников типа Корчак, занимает «белое пятно» или «зона археологической пустоты». Возможно именно в этой зоне продолжается развитие зарубинецкой культуры [Щукин М. Б., 1976. С. 78], вероятно, именно здесь нужно искать археологические материалы, оставленные предками славян [Мачинский Д. А., 1976. С. 94, 95], однако пока она не заполнена древностями римского времени. Относительно позднезарубинецких памятников Д. А. Мачинский и М. Б. Щукин высказываются осторожно: они не отрицают их связь с зарубинецкой культурой, но в то же время указывают, что это новое археологическое явление [Мачинский Д. А., 1976. С. 94; Щукин М. Б. 1979б. С. 69]. В 1979 г. М. Б. Щукин ввел в научый обиход понятие «взрывообразного» распада зарубинецкой культуры [Щукин М. Б., 1979б. С. 74]. В связи с этим М. Б. Щукин называет рассматриваемые древности «постзарубинецкими» и предлагает ввести понятие «горизонт Рахны-Лютеж-Почеп» как специфическое археологическое явление, отражающее эпоху массовых миграций.

Кроме отсутствия обобщающих работ, причина столь явных противоречий во взглядах на позднезарубинецкие древности заключается в пока еще слабой их археологической изученности. Несмотря на сравнительно большое количество раскопанных памятников, материала на них найдено еще довольно мало. Почти совершенно не известен поднезарубинецкий погребальный обряд: раскопан только один могильник. Достаточно приблизительны по этой причине сведения о хронологии и территориальных границах культурных групп. В данном разделе ставится задача очертить территорию распространения позднезарубинецких памятников, показать механизм формирования каждой из локальных общностей, рассмотреть их хронологическое и типологическое соотношение с зарубинецкой культурой. Выводы по этим вопросам не окончательны: необходимо дальнейшее изучение позднезарубинецких поселений и прежде всего могильников, а также полные публикации уже имеющихся материалов.

Освещение многих вопросов, касающихся позднезарубинецких памятников, неразрывно связано с выяснением характера и времени процессов, происходивших на завершающем этапе развития зарубинецкой культуры. Кризис зарубинецкой культуры — событие (или цепь событий), существенно изменившее этнокультурную карту Восточной Европы, выражается в следующем: прекращение функционирования в течение узкого хронологического периода всех зарубинецких могильников и почти всех поселений, исчезновение городищ; массовые миграции зарубинецкого населения со своих исконных территорий в различных направлениях; изменение топографии памятников. Практически все зарубинецкие поселения Поднепровья расположены довольно высоко над уровнем водного источника и занимают участки коренных берегов рек. Позднезарубинецкие селища, за редким исключением, находятся значительно ниже: на первой надпойменной террасе, на разнообразных невысоких останцах в пойме, изредка даже на ныне заливаемых в половодье территориях. На позднезарубинецких памятниках меняется классический набор зарубинецкой керамики: вместо лощеных горшков распространяются грубые лепные, среди которых появляются новые формы, обнаруживающие сходство с керамикой более западных (возможно, пшеворских) и северных культурных групп; отмечаются новые особенности в деталях конструкции жилищ и в погребальном обряде.

Распад зарубинецкой культуры знаменует собой ломку старой археологической структуры и возникновение новой, поэтому он служит хронологическим рубежом, отделяющим «классические» зарубинецкие памятники от позднезарубинецких. Соответственно период времени, который охватывает этот процесс, может быть определен путем сопоставления наиболее поздних датирующих вещей из классических зарубинецких комплексов с наиболее ранними из числа происходящих с позднезарубинецких селищ.

Вопрос о времени финала зарубинецких памятников Припятского Полесья рассмотрен в специально посвященной этой проблеме работе К. В. Каспаровой [1976б]. Проанализировав набор наиболее поздних фибул из классических могильников региона, К. В. Каспарова пришла к выводу, что он представлен типами («воинскими» одночленными фибулами с прогнутым корпусом и рамчатой ножкой и т. д.; табл. XII, 36, 37, 39,40), которые по хронологической шкале Средней Европы (зарубинецкие фибулы непосредственно сопоставлялись с пшеворскими и оксывскими) не выходят за пределы рубежа третьей фазы позднего Латена и начала раннеримского периода, этапа 1В, что соответствует приблизительно середине I в. н. э., а также фибулами с треугольным щитком на ножке, поздние экземпляры которых по находкам в зарубинецких комплексах относятся к этому же времени [Каспарова К. В., 1976б. С. 135-139]. Всего лишь одпа фибула (типа А68) относится к несколько более позднему периоду [Каспарова К. В., 1976б. С. 139], но она происходит из культурного слоя могильника Отвержичи [Кухаренко Ю. В., 1961. С. 26. Табл. 10, 16], а не из закрытого комплекса, поэтому ее связь с собственно зарубинецкими материалами остается под сомнением. Так или иначе, основная масса зарубинецких памятников Полесья прекращает свое существование не позже финала третьей фазы позднего Латена (около середины I в. н. э.).

Группа поздних датирующих вещей верхнеднепровского варианта зарубинецкой культуры представлена «воинскими одночленными» фибулами — варианты П/Р и О по модифицированной классификации Ю. В. Кухаренко [Обломский А. М., 1983б. С. 106, 107. Рис. 3], фибулами с рамчатой ножкой варианта Н (табл. XII, 23—26), которые происходят преимущественно из погребений Чаплинского могильника [Кухаренко Ю. В., 1959б; Поболь Л. Д., 1973], а также с некоторых городищ — Милоград [Мельниковская О. П., 1967. Рис. 31, 15, 16], Чаплин [Поболь Л. Д., 1971. Рис. 20; 23]. В погребении 152 Чаплина найдена фибула варианта С по Ю. В. Кухаренко (табл. XII, 27), или «щипцовая» по А. К. Амброзу [1966. С. 28]. Экземпляр из Чаплина уникален, точных аналогий ему неизвестно. По профилировке корпуса и форме приемника Ю. В. Кухаренко сопоставил эту фибулу с позднелатенскими варианта Н (табл. XII, 9, 23) и датировал ее I в. н. э. [Кухаренко Ю. В., 1964. С. 53]. В Чаплинском могильнике обнаружены две подвязные фибулы варианта Ф (табл. XII, 22), одна из которых встречена с фибулой варианта П/Р [Кухаренко Ю. В., 1959б. Табл. VI, 10, 11], следовательно, оба варианта фибул должны синхронизироваться. Дополнительным подтверждением их одновременности служат черты типологического сходства в профилировке верхнеднепровских подвязных и некоторых «воинских» одночленных фибул [Амброз А. К., 1966. С. 57]. С фибулами вариантов Н, О и П/Р частично синхронизируются фибулы варианта М с рамчатой ножкой (табл. XII, 25) и варианта Д среднелатенской схемы, для которых на основе сопоставления их со среднеевропейскими прототипами допустим более ранний период возникновения, чем у «воинских» или рамчатых с прогнутым корпусом [Обломский А. М., 1983б. С. 118]. Итак, основная масса поздних зарубинецких фибул Верхнего Поднепровья представлена или теми же типами, что и в Припятском Полесье («воинские» вариантов П/Р и О, рамчатые варианта Н), существовавшими только в пределах третьей фазы позднего Латена [Обломский А. М., 19836. С. 118, 119], или серией полностью или частично синхронных им изделий. В целом, как и в Полесье, этот набор не переживает финала позднего Латена: находки раннеримских фибул на зарубинецких памятниках не отмечены. П. Н. Третьяков высказал мнение об относительно более поздней дате Чаплинского городища. По его представлению, некоторые объекты поселения доживают до периода возникновения черняховской культуры, т. е. минимум до III в. н. э. В качестве основного аргумента П. Н. Третьяков привел находку обломка серолощеного гончарного кувшина, который он интерпретировал как черняховский [Третьяков П. Н., 1959. С. 151; 1966. Рис. 62]. К сожалению, опубликованная им реконструкция формы сосуда схематична. Кроме черняховских кувшинов, подобный ребристый бочок и выступ на шейке имеют некоторые античные сероглиняные сосуды [Гудкова А. В., 1979. Рис. 5, 4], а также близкие им по форме липицкие [Цигилик В. М., 1975. Рис. 44, 6, 9], которые могут датироваться и более ранним временем, чем черняховские. Проведенный А. М. Обломским анализ зарубинецкой керамики Чаплинского городища показал почти полное сходство ее с сосудами второй-третьей фаз Чаплинского могильника [Обломский А. М., 1983а. С. 14, 15], поэтому нет достаточных оснований для датировки зарубинецкого слоя Чаплинского городища более поздним временем по сравнению с могильником.

Вопрос о верхней дате зарубинецкой культуры Среднего Поднепровья рассматривался в ряде работ М. Б. Щукина, который в результате анализа датирующих вещей пришел к выводу, что зарубинецкие памятники среднеднепровского варианта, как и других регионов этой культуры, не переживают рубеж позднего Латена и римского времени [Щукин М. Б.,
- 1972а. С. 51, 52; 1979б. С. 68]. Из погребений классических зарубинецких могильников, а также с поселений происходят фибулы вариантов П/Р — Пироговский могильник [ Кубышев А. И., Максимов Е. В., 1969. Рис. 4, IV, Кубишев А. I., 1976. Рис. 3, 7], могильник Дедов Шпиль [Максимов Е. В., 1982. С. 104. Табл. XIX, 16], городище Монастырек, а также фибулы вариантов Н (табл. XII, 9) — городище Сахновка [Довженок В. И., Линка Н. В., 1959. Рис. 2, 4], М — Пироговский могильник [Кубишев А. I., 1976. С. 39. Рис. 3, 6], третьего и четвертого вариантов с треугольным щитком на ножке (табл. XII, 7, 10) — Корчеватовский и Пироговский могильники [Самойловский И. М., 1959. Табл. VIII, 111, 119; IX, 253, 254, 264; Кубышев А. И., Максимов Е. В., 1969. Рис. 4, 2, 8, 11; Кубишев А. I., 1976. Рис. 3, 3, 7], Д — городище Ходосовка и ГЗ — Корчеватое [Самойловский И. М., 1959. Табл. VIII, 113], Витачев [Куза А. В., Кубишев А. I., 1971. Рис. 2, 5—5], городища Пилипенкова Гора [Максимов Е. В., 1972. Табл. XX, 4], Бабина Гора. Все эти фибулы синхронизируются с предыдущими в рамках третьей фазы позднего Латена [Обломский А. М., 19836. С. 118, 119]. К началу I в. н. э. М. Б. Шукин относит и единственное узко датированное зарубинецкое классическое погребение 3 могильника Субботов [Щукин М. Б., 1972а. С. 50]. В литературе существует мнение о более поздней, чем у остальных зарубинецких памятников, конечной дате могильника Девич-Гора у с. Триполье [Кравченко Н. М., Гороховский Е. Л., 1979. С. 55, 56; Циндровська Л. О., 1984. С. 88]. Хотя стратиграфия памятника, к сожалению, не до конца еще ясна, тот набор поздних датирующих вещей, который происходит из погребений и культурного слоя могильника, а также из «ритуального комплекса» (постройка и яма 5), вполне укладывается в рамки хронологии классического зарубинецкого периода: фибулы вариантов П/Р, Н, Ф, а также четвертого варианта с треугольным щитком на ножке [Циндровська Л. О., 1984. Рис. 4, 6-8, 10-12]. Стеклянная античная фиала из ямы 5 но многочисленным аналогиям датируется I в. н. э. причем преимущественно первой его половиной [Кунина Н. 3., Сорокина Н. П., 1972. С. 154. Рис. 5, 11; Сорокина Н. П., Гущина И. И., 1980. С. 97], т. е. также не подтверждает предположения о более поздней дате Девич-Горы. По-видимому, мнение М. Б. Щукина справедливо: финал среднеднепровского варианта зарубинецкой культуры наступает тогда же, когда прекращают свое существование зарубинецкие памятники Полесья и Верхнего Поднепровья, т. е. не позже конца латенского периода.

Абсолютную дату этого рубежа К. В. Каспарова [1976б] и М. Б. Щукин [1979б] относят по пшеворской хронологической шкале к 40-м годам нашей эры. Для Среднего Поднепровья возможна и более поздняя дата. А. М. Обломский по наблюдениям за распространением острореберных мисок с прямым венчиком, подражающих античным краснолаковым прототипам, определяет время финала среднедненровского варианта зарубинецкой культуры в рамках третьей четверти I в. н. э. [Обломский А. М., 1987]. Проблема абсолютной хронологии периода распада зарубинецкой культуры, тем не менее, еще далека от окончательного решения в силу ряда источниковедческих причин и в первую очередь слабой разработанности датирующего материала Северного Причерноморья, который позволил бы скорректировать даты среднеевропейских украшений для Восточной Европы.

Датирующие вещи с позднезарубинецких памятников имеют, как и зарубинецкие фибулы, преимущественно среднеевропейское происхождение. Они приведены в табл. XII. Здесь же помещены более или менее узко датируемые античные импортные украшения, а также некоторые местные изделия, продолжающие в какой-то степени развитие европейских традиций («почепские» фибулы). Подробно они будут рассматриваться в соответствующих разделах по каждой из локальных групп памятников отдельно. В целом на памятниках позднезарубинецкого этапа представлены изделия периодов В1 и В2 (вторая половина I — до третьей четверти II в. н. э.) и некоторые, возможно, более поздние (вещи с эмалью, сильнопрофилированная фибула из Вовков; табл. XII, 2). Почепские поселения Подесенья дают серию и более ранних фибул: вариантов П/Р и Ф (табл. XII, 32). Таким образом, позднезарубинецкие памятники, большинство из которых расположено за пределами зарубинецкой культуры, смыкаются с классическими зарубинецкими по хронологии: они возникают в конце позднего Латена или в самом начале раннеримского периода и существуют в течение всего раннеримского времени. Их появление совпадает с распадом зарубинецкой культуры, который происходит в конце позднего Латена начале раннеримского периода. Приблизительно в это время совершаются миграции, приведшие к образованию позднезарубинецких культурных групп.

Причины, вызвавшие распад зарубинецкой культуры, не до конца ясны. Ю. В. Кухаренко [1961. С. 19] выдвинул предположение, что зарубинецкие племена уходят из Полесья под нажимом готов. Однако после уточнения хронологии готских могильников типа Дитиничи-Брест-Тришин, выяснилось, что между временем прекращения существования зарубинецких памятников и приходом готов наблюдается хронологический разрыв: наиболее ранние вельбарские могильники в Полесье относятся к концу II в. н. э. [Щукин М. Б., 1979б. С. 80; Козак Д. Н., 1985б. С. 71 — 73]. По мнению М. Б. Щукина, отток зарубинецкого населения из Среднего Поднепровья происходит в результате нашествия сармат [Щукин М. Б., 1972а. С. 52]. Впоследствии та же идея прозвучала в работах П. Н. Третьякова [1982. С. 57, 58] и Е. В. Максимова [1972. С. 77, 78]. Однако эта концепция не объясняет двух явлений, которые сопутствуют кризису зарубинецкой культуры. Если сарматские набеги могли вызывать запустение Среднего Поднепровья, то прекращение существования зарубинецких памятников Полесья и Верхнего Поднепровья имеет какие-то иные причины: сарматское проникновение сюда не зафиксировано. Не объяснимо также, почему в период максимальной военной опасности зарубинецкое население, оставшееся в Среднем, Поднепровье, отказывается от возведения мощных крепостей на мысах коренного берега и переходит на открытые «пойменные» селища, легко доступные при любом вторжении. Очевидно, в распаде зарубинецкой культуры какую-то роль играли и внутренние явления, видимо, экологического или климатического свойства: ведь изменение микротопографии поселений свидетельствует о поиске новых форм хозяйства, более продуктивных, чем употреблявшиеся ранее. В качестве одной из возможных причин кризиса М. Б. Щукин называет эпидемию [Щукин М. Б., 1979б. С. 74]. Таким образом, современная наука не может дать единого исчерпывающего объяснения распада зарубинецкой культуры, а только фиксирует этот процесс.

Ниже рассматриваются конкретные культурные группы позднезарубинецких памятников. Набор форм сосудов и типы жилищ, служащие этнографическим критерием выделения, реконструированы по данным раскопок. Материалы разведок, за редким исключением, в расчет не принимаются, поскольку их, как правило, трудно соотнести с каким-то конкретным типом памятников из-за отрывочности информации.

Поселения типа Лютежа с среднем Поднепровье



Эталоном для группы позднезарубинецких селищ Среднего Поднепровья может служить полностью раскопанное поселение Лютеж [Бидзиля В. И., Пачкова С. П., 1969]. На этом памятнике нет комплексов классического зарубинецкого периода I в. до н. э., так же как и киевской культуры III в. н. э., наличие которых отмечает Е. В. Максимов [Максимов Е. В., 1982. С. 81-91 ]. Керамика поселения Лютеж, за исключением отчетливо выраженного подгорцевско-го горизонта, монолитна и имеет аналогии на других позднезарубинецких памятниках Среднего Поднепровья. Помимо Лютежа, здесь стационарно исследовалось еще три селища (Оболонь, Тетеревка, Таценки). Все они расположены в северной части бывшего среднеднепровского варианта зарубинецкой культуры (карта 10). Памятники находятся на дюнах в пойме или на краях первых надпойменных террас рек. По разведкам в регионе известно еще 17 поселений с подобной топографией [Максимов Е. В., 1972. С. 19-52].

Датирующие вещи, происходящие с этих памятников, можно условно подразделить на две хронологические группы. К первой относятся фибулы варианта М с поселения Таценки I, варианта О из Оболони (табл. XII, 6) [Шовкопляс А. М., 1972. Рис. 1, 4] и варианта П/Р из Волчков [Савчук А. П., 1969. Рис. 1, 41]. Эти украшения аналогичны фибулам, диагностирующим финал классической зарубинецкой культуры региона. К первой группе датирующих вещей примыкают и две характерные позднелатенские шпоры из Оболони. Во вторую группу включены фибулы, ни разу не встреченные на классических зарубинецких памятниках. Это глазчатая фибула типа IV серии В по Р. Ямке (табл. XII, 4) из Лютежа, относящаяся к периду В2 раннеримского периода [Godłowski К., 1982. S. 51], близкая по типу фибула из Таценок [Максимов Е. В., 1969а. С. 6, 12], «почепская» из Коржей [Савчук А. П., 1969. Рис. 1, 22], датирующаяся также второй половиной I-II в. [Амброз А. К., 1966. С. 24], сильнопрофилированная фибула типа Альмгрен 84 из Рудяков и близкая к ней из Пасечной (табл. XII, 1) [Савчук А. П. 1969. Рис. 1,18; Максимов Е. В., 1972. Табл. XI, 3]. Последние фибулы относятся ко второй половине II — началу III в. [Гороховский Е. Л., 1982а. С. 133]. В эту же группу вещей следует включать и обломок подковообразной фибулы с эмалью из Оболони. К сожалению, кроме Лютежа и Оболони, все перечисленные пункты с находками изделий второй хронологической группы известны по разведкам.

Таким образом, памятники типа Лютежа явно существуют в течение раннеримского времени, возможно, вплоть до его конца, однако вопрос об их начальной дате однозначно решить пока не удается. Находки на них фибул первой хронологической группы позволяют предположить два равновероятных варианта хронологического соотношения с местными классическими зарубинецкими древностями:
1) памятники типа Лютежа некоторое время сосуществуют с классическими зарубинецкими; 2) пойменные позднезарубинецкие поселения смыкаются по хронологии с классическими памятниками и возникают, когда последние прекращают свое существование. Окончательно ответить на этот вопрос можно лишь после создания дробной схемы периодизации зарубинецкой посуды, но некоторые выводы можно сделать и сейчас. Если пойменные позднезарубинецкие селища и зарубинецкие поселения на коренных берегах и были частично синхронными, то период этой «хронологической накладки» не был слишком длительным; на памятниках типа Лютежа практически неизвестны миски с эсовидным профилем и двумя-тремя гранями на венчике, которые считаются характерной особенностью среднеднепровского керамического комплекса классического зарубинецкого периода [Максимов Е. В., 1982. С. 18]. Если бы пойменные поселения появились еще в I в. до н. э., как это предполагает Е. В. Максимов, то подобные миски были бы на них одним из ведущих типов посуды.

По способу обработки поверхности вся керамика селищ типа Лютежа делится на лощеную и груболепную. Лощеной посуды достаточно много, и она разнообразна по формам. В Лютеже она составляет 17,2% общего количества позднезарубинецких фрагментов [Бидзиля В. И., Пачкова С. П., 1969. С. 64]. Груболепная керамика представлена преимущественно горшками. По форме наибольшего расширения тулова они делятся на две группы: округлобокие и со сглаженным ребром. Сосуды первой группы однотипны, они имеют тулово, близкое к яйцевидному, отогнутый наружу венчик. Преобладают горшки с диаметром венчика меньшим, чем диаметр наибольшего расширения тулова сосуда (табл. XIII, 7, 8), но имеются сосуды и обратного пропорционального соотношения (табл. XIII, 9). Формы ребристых горшков более разнообразны. В Лютеже известны ребристые горшки (табл. XIII, 10) и близкие им по форме, но с вогнутой верхней частью (табл. XIII, 11). К более редкому типу относятся ребристые горшки с выпуклыми стенками нижней части тулова (табл. XIII, 13). Набор не лощеной керамики дополняется коническими крышками с полой ручкой и дисками без бортиков или со слабо намеченной закраиной (табл. XIII, 12, 14), которые, впрочем, известны и в лощеном варианте. Для груболепных сосудов характерна орнаментация <несколько букв отсутствуют>ами и защипами по венчику, изредка встречаются налепные шишечки или валики на шейке сосуда, некоторые горшки украшены поясом пальцевых защипов. Известны и обломки сосудов с «хроповатой» или покрытой расчесами поверхностью, но они редки.

Лощеная посуда представлена преимущественно мисками, по форме бочка они делятся на четыре группы. Среди округлобоких мисок известны чашевидные без венчика (табл. XIV, 9), но преобладают эсовидные (табл. XIV, 10). Миски со сглаженным ребром иногда имеют одну грань на внутренней стороне веничка (табл. XIV, 11, 12). Наиболее многочисленны на памятниках типа Лютежа острореберные миски. Среди них преобладают миски с прямым венчиком, которые по особенностям профилировки верхней части делятся на пять разновидностей (табл. XIV, 14-18). Большой серией представлены миски с зигзагообразным профилем (табл. XIV, 19). Миски обычно лишены орнаментации. Обломки лощеных горшков в Лютеже очень редки. Некоторые из них орнаментированы налепными валиками и подковками. Встречаются миниатюрные сосуды. Авторы публикации материалов Лютежа В. И. Бидзиля и С. П. Пачкова упоминают находки фрагментов гончарной желтолощеной посуды, которую они атрибутируют как черняховскую. Из этой группы находок реконструируется форма лишь одной миски [Бидзиля В. И., Пачкова С. П., 1969. С. 73. Рис. 9, 10]. Миска совершенно не характерна для Черняховской культуры. Подобную форму имеют некоторые античные сероглиняные сосуды [Гудкова А. В., 1979. С. 101-103. Рис. 2, 6]. Но миска из Лютежа не серо-, а желтолощеная. Скорее всего это очень тщательно изготовленное подражание античному образцу.

Представление о позднезарубинецком домостроительстве дают материалы селища Оболонь, где вскрыты полностью 54 не нарушенные поздними перекопами постройки этого периода, но эти материалы, к сожалению, не опубликованы. Остатки трех жилищ зафиксированы на селище Лютеж (табл. XV, 10, 11). Все они представляют собой четырехугольные в плане полуземлянки, на 0,3-0,7 м углубленные в грунт. Наиболее часто встречаются постройки, длина стен которых 3-3,5 и 4-4,5 м. Ямы от опорных столбов вдоль края котлована и в углах построек зафиксированы в 20 случаях, в 35 жилищах столбовых ям не было. Вероятнее всего, жилища имели или срубные стены (иногда с опорой на столбы), или каркасные с закладом бревен между вертикально стоящими столбами. Лишь в одном жилище (постройка 11 Оболони) прослежены завалы обмазки вдоль стен котлована. В трех постройках зафиксированы центральные опорные столбы кровли. Жилища отапливались открытыми очагами, которые прослежены в виде остатков кострища круглой формы на полу или в неглубокой яме, заполненной золой. Встречаются очаги в виде сильно обожженного глиняного пода, сооруженного зачастую на вымостке из камней или черепков сосудов. Они слегка (не более 20 см) возвышались над полами построек.

Памятники верховьев Южного Буга



Эти памятники составляют обособленную локальную группу, расположенную в поречье р. Собь и, возможно, в долине Южного Буга, в районе впадения в него этой реки. Исследованием их занимался П. И. Хавлюк [1971; 1975]. Им раскопаны селища Марьяновка, Носовцы, Рахны и могильник Рахны (карта 10). К этой же группе древностей П. И. Хавлюк и Е. В. Максимов относят и некоторые находки с Григоровского городища, раскопанного М. И. Артамоновым [Хавлюк П. I,, 1975. С. 18; Максимов Е. В., 1982. С. 118], и селища Слободка [Хавлюк П. I., 1975. С. 8] К сожалению, материалы раскопок опубликованы П. И. Хавлюком не полностью, поэтому многие вопросы, возникающие применительно к побужской группе памятников, пока остаются открытыми.

Формы груболепной и лощеной посуды Побужья, насколько можно судить по публикациям, во многом близки керамике памятников типа Лютежа. Здесь представлены округлобокие горшки, орнаментированные насечками и защипами по краю, с туловом, близким к яйцевидному, с отогнутым наружу венчиком (табл. XIII, 1 ,2), отмечены находки конических крышек с полой ручкой и дисков (табл. XIII, 6). Специфичны горшки с вертикальными венчиками (табл. XIII, 3, 4) и формы, близкие к баночной (табл. XIII, 5). Лощеные миски делятся на округлобокие и ребристые. Среди округлобоких встречены чашеобразные (табл. XIV, 1) и эсовидные (табл. XIV, 2), ребристые миски представлены эсовидными формами (табл. XIV, 4), а также сосудами с прямым венчиком (табл. XIV, 5-7) всех разновидностей его профилировки, которые зафиксированы и в Лютеже. Не находит параллелей в Лютеже миска с раструбообразным венчиком и округлым бочком, имеющая высокий поддон, из погребения 4 могильника Рахны (табл. XIV, 8). В целом набор лепной керамики памятников Побужья близок к зарубинецкому среднеднепровскому. Баночные формы, как считает Е. В. Максимов [1982. С. 131], имеют пшеворское происхождение.

На поселениях рассматриваемого региона и в погребениях могильника Рахны найдена и гончарная керамика. Она представлена преимущественно обломками амфор и античной сероглиняной посудой [Хавлюк П. I., 1975. Рис. 6, 13]. Из погребения 8 могильника Рахны происходит ваза на полом поддоне [Хавлюк П. I., 1975. Рис. 6, 12], характерная для липицких могильников Верхнего Поднестровья [Цигилик В. М., 1975. Рис. 44, 1, 3; Козак Д. Н., 1978а. Рис. 2, 6, 8; 3, 13].

Сведения о домостроительстве населения Побужья скудны. По опубликованным данным можно сделать вывод, что большинство из жилищ представляет собой полуземлянки, по размерам близкие к жилищам Оболони [Хавлюк П. I., 1971. С. 86, 94; 1975. С. 8. Рис. 2]. Ни на одном из планов построек не указаны столбовые ямы: стены жилищ, видимо, были срубными. На поселении Носовцы зафиксированы остатки наземной постройки каркасно-плетневой конструкции, обмазанной глиной [Хавлюк П. I., 1971. С. 88, 89]. Тип отопительного сооружения неясен.

Побужская группа — единственная из позднезарубинецких, для которой имеются сведения о погребальном обряде, В могильнике Рахны вскрыто 12 захоронений, правда, многие из них частично разрушены размывами или распашкой (погребения 1, 2, 5, 6, 8, 10) [Хавлюк П. I., 1971. С. 90-94]. Подробно погребальный обряд могильника проанализирован Е. В. Максимовым. Все захоронения могильника представляют собой безурновые трупосожжения, совершенные на стороне. Глубина погребений 0,2-0,4 м от уровня современной поверхности. Могильные ямы прослежены в пяти случаях. У четырех погребений они овальные (1х1,5-2 м), у одного яма круглая (диаметр 1,8—1,9 м). Кости расположены в виде одного (погребения 4, 6, 8), двух (погребение 10), трех (погребение 2) и четырех (погребение 9) скоплений. В последних двух погребениях каждому из скоплений соответствовал свой погребальный инвентарь, что позволило П. И. Хавлюку интерпретировать их как коллективные захоронения [Хавлюк П. 1., 1971. С. 93]. В погребении 3 зафиксировано лишь несколько кальцинированных косточек. Во многих захоронениях имелись сосуды (от одного до четырех). Они расположены сверху на костях или около костей. В погребении 4 три горшка находились на костях, один — среди костей, а миска — возле них. Кости, как правило, помещались очищенными от остатков костра, лишь в одном захоронении прослежены угли от дубовых плах и кусочки обоженной глины. Вещи обычно находились среди костей. Из погребений могильника происходят стеклянные и каменные бусы, бронзовые пронизи, фибулы, браслеты, подвески, гривны, железные и бронзовые кольца, пряслица. Большинство изделий фрагментировано. В четырех захоронениях они подвергались действию огня [Хавлюк П. I., 1971. С. 90-93]. В целом погребальный обряд могильника Рахны вполне соответствует зарубинецкому. Можно отметить лишь три черты, не столь характерные для классического зарубинецкого погребального ритуала, обычай помещать вещи в костер вместе с покойником; традиция совершения коллективных захоронений; проявляющаяся в Рахнах тенденция располагать сосуды поверх скопления костей. Появление в погребениях обожженных вещей Е. В. Максимов [1982. С. 131] связывает с проникновением в Побужье традиций пшеворской культуры.

Хронология побужской группы достаточно надежно устанавливается по фибулам с поселений Марьяновка, Рахны и из могильника Рахны, а также по амфорному материалу и шпоре из Марьяновки. Наиболее ранняя серия изделий представлена фибулами типа Альмагрен 236 из Марьяновки (табл. XII, 19), типа Авцисса и глазчатыми серии А по Р. Ямке из могильника Рахны (табл. XII, 20, 21), относящимися к началу раннеримского периода (1В) [Щукин М. Б., 19796. С. 74; Liana Т., 1970. S. 442]. Из Марьяновки происходит железная шпора (табл. XII, 16) группы 1 по Т. Лиане, близкая к типу Ян 46. Подобные изделия бытуют на протяжении периодов Bi — начала В2 [Liana Т., 1970. S. 450. Tab. IV, 10]. К периоду В2, возможно к его началу, относятся глазчатые фибулы серии В по Р. Ямке из Рахн (табл. XII, 14, 15) [Хавлюк П. И., 1975. Рис, 7, 8; 11, 12; Liana Т., 1970. S. 442; Godłowski К., 1982. S. 51). Три фибулы (две — из могильника и одна — с поселения Рахны) имеют причерноморское происхождение. Фибула «со слабо намеченной кнопкой» на конце приемника (табл. XII, 17) датируется концом I — первой половиной II в. [Амброз А. К., 1966. С. 43]; сильнопрофилированная фибула причерноморской серии I варианта 1 (табл. XII, 18) — второй половиной (или концом) I — первой половиной II в. [Амброз А. К., 1966. С. 40; Скрип-кин А. С., 1977. С. 110—113]; «крупная фибула с едва намеченной кнопкой» из поселения Рахны (табл. XII, 13) — второй половиной II — III в. [Амброз А. К., 1966. С. 44]. Таким образом, по изделиям из металла побужские памятники охватывают все раннеримское время от периода распада зарубинецкой культуры до второй половины — конца II в. н. э. Приблизительно ту же дату определяют и обломки светлоглиняных амфор из Марьяновки. Если не считать фрагментов двуствольных ручек, амфоры с которыми датируются широко — в пределах I в. до н. э.— начала II в. н. э. [Каменецкий И. С., 1969. Табл. 2], а также ножки светлоглиняной узкогорлой амфоры, имеющей аналогичную датировку [Шелов Д. Б., 1978. С. 18], то прочие определимые фрагменты относятся к типам С и D той же группы и бытовали во II-III вв. [Шелов Д. Б., 1978. С. 18, 19].

По вопросу о культурной принадлежности памятников побужской группы существует несколько точек зрения. Ю. В. Кухаренко относил их вместе с поселениями типа Круглик к культуре Поянешти — Лукашевка [Кухаренко Ю. В., 1978в. С. 142-146]. С другой стороны, исследователи, специально занимающиеся этой культурой, не отождествляют памятники Побужья с Кругликом и не включают их в состав единой археологической общности [Пачкова С. П., Романовская М. А., 1983. Рис. 1, карта; Пачкова С. П., 1985. С. 25. Рис. 1]. П. И. Хавлюк [1975. С. 17 —19] атрибутировал памятники I-II вв. Побужья как позднезарубинецкие, Е. В. Максимов [1982. С. 10] рассматривал их в качестве варианта зарубинецкой культуры, отмечая впрочем наличие некоторых инородных (пшеворских, по его мнению) черт в керамическом комплексе и погребальном обряде. Явное сходство большинства форм сосудов Марьяновки-Рахн с Набором Лютежа, а также погребальный обряд Рахн, продолжающий развитие зарубинецких традиций, подтверждают мнение о поздно зарубинецкой принадлежности памятников Побужья. Вопрос, насколько велик «удельный вес» незарубинецких элементов в их составе, разрешим лишь при условии полной публикации материалов раскопок П. И. Хавлюка. От этого же зависит и как будет рассматриваться в будущем побужская группа: в качестве составной части памятников типа Лютежа или как отдельная культурная общность позднезарубинецкого периода.

Памятники типа Почепа



Памятники типа Почепа распространены в бассейне Десны, преимущественно в верхнем ее течении, включая поречья Судости и Навли. К настоящему времени раскопки производились на 13 поселениях (карта 10), из них И расположены не выше 7-8 м над уровнем водного источника, а два — на высоте 10-12 м. Эталонными считаются селища Почеп [Заверняев Ф. М., 1954; 1969], Синьково [Амброз А. К., 1964а] и Киселевка 3 [Зеленецька I. Б., 1980].

Керамика памятников почепского типа делится на груболепную и лощеную. Доля последней колеблется от 11% в Киселевке 3 [Зеленецька I. Б., 1980. С. 81] до 4-5% в Почепе [Заверняев Ф. М., 1969. С. 107]. Нелощеные сосуды представлены почти исключительно округлобокими горшками с яйцевидным туловом, отогнутым наружу венчиком, диаметр которого может быть как больше, так и меньше наибольшего расширения средней части сосуда (табл. XIII, 15, 16). Известны варианты той же формы с прямым вертикальным или прямым отогнутым наружу венчиком (табл. XIII, 17, 18). Горшки со сглаженным ребром очень редки и встречены не на всех селищах. Они относятся к двум вариантам: ребристые сосуды (табл. XIII, 20) и сосуды с вогнутой верхней частью (табл. XIII, 19). Характерна орнаментация горшков защипами или насечками по краю венчика, изредка встречаются пальцевые вдавления или ногтевые отпечатки, расположенные поясом по шейке сосуда. Иногда подобный орнамент нанесен палочкой и снабжен треугольными фестонообразными отростками [Заверняев Ф. М., 1969. Рис. 11, 17; 12, 12-14]. В виде исключения на селищах встречаются фрагменты горшков с расчесами или штриховкой [Заверняев Ф. М., 1969. Рис. 12, 15-18]. В отличие от памятников типа Лютежа, в Подесенье неизвестны «хроповатая» керамика и сосуды с налепными валиками. Полностью отсутствуют диски и почти совершенно нет конических крышек. Единственное изделие этого рода (табл. XIII, 21) было обнаружено на селище Железное в верховьях р. Навля [Фролов И. К., 1979. Рис. 1, 5].

Набор форм лощеных мисок почти полностью аналогичен лютежскому (табл. XIV, 20-27). Исключение составляют миски с зигзаговидным профилем, на почепских памятниках не обнаруженные. Иным, правда, представляется количественное распределение типов. На всех селищах почепского круга преобладают миски с прямым венчиком. Прочие формы сравнительно редки. Иная картина зафиксирована на поселении Киселевка 3, где, наоборот, широко распространены округлобокие и ребристые миски с эсовидным профилем верхней части [Зеленецька I. Б., 1980. Рис. 2]. Специфической, правда, очень редко встречающейся формой лощеных горшков являются сосуды с прямым раструбообразным венчиком и биконическим туловом [Заверняев Ф. М., 1969. Рис. 10, 5]. Уникальна пока небольшая вазочка из Синькова [Амброз А. К., 1964а. Рис. 7, 14]. Как правило, лощеные сосуды лишены орнаментации. Однако имеются и исключения. Ребро одной из мисок Почепа украшено каннелюрами (табл. XIV, 23). Как лощеные, так и груболепные сосуды иногда орнаментированы композициями из ромбов и треугольников с отростками, вероятно, имеющими маги ческий смысл [Амброз А. К., 1964а. С. 68-70].

Постройки почепских селищ делятся на два основных типа — полуземлянки и наземные дома. Полу землянки зафиксированы на семи памятниках. Насчитывается 20 полностью вскрытых в плане построек. Степень углубленности их различна — 0,1 и 1 м. В большинстве постройки прямоугольные, длина их стен колеблется в пределах 3-5 м, лишь одна постройка в Почепе была более крупной [Заверняев Ф. М., 1969. Рис. 3]. Стены полуземлянок возводились тремя способами. Жилища без столбов по периметру котлована, вероятно, были срубными. В некоторых постройках зафиксированы столбовые ямы по периметру котлована, их стены, вероятно, сооружались путем заклада бревен между вертикальными столбами каркаса. Часть жилищ имела стены из плетня, отчетливо выраженные следы которого отмечены в постройках 2 и 19 Синьково (табл. XV, 18, 19) [Амброз А. К., 1978. С. 35]. Прием обмазывания стен глиной в почепском домостроительстве не употреблялся. Устойчива традиция установки в жилище центрального столба для опоры. Его следы обнаружены в 16 постройках. Кроме прямоугольных, известны круглая полуземлянка в Почепе [Заверняев Ф. М., 1969. Рис. 2], близкая к овалу в Спартаке [Третьяков П. Н., Шмидт Е. А., 1963. Рис. 72] и шестиугольная в Киселевке 3 (табл. XV, 16) [Зеленецька I. Б., 1980. Рис. 1]. Отчетливо выраженные следы очагов обнаружены лишь в четырех углубленных в землю жилищах: в трех — в виде прокаленного пятна пола, в одном — в виде сильно разрушенного глинобитного пода. В сооружении А поселения Спартак очаг находился у одной из стен, в прочих случаях — в центре жилища. Наземные дома лучше всего изучены на поселении Синьково. Два из них исследованы целиком и 10 — частично. Остатки подобных сооружений зафиксированы в Почепе [Амброз А. К., 1978. С. 38, 39], Железном [Фролов И. К., 1979. С. 64, 65], Парне 2 и Синькове-Дмитрове (не опубликовано, раскопки Г. Н. Пронина). Судя по материалам из Синькова, размеры наземных домов составляли приблизительно 20х6 м (табл. XV, 19). Сооружение 1 из Железного было, впрочем, меньше (10,5х4,1-4,5 м). Эти постройки имели каркасные стены с закладом бревен между вертикально стоящими столбами [Амброз А. К, 1978. С. 35]. Обмазка стен глиной не применялась. В средней части длинного дома располагался обширный овальный очаг, иногда помещенный в неглубокую яму, а в одном из концов дома находилось прямоугольное углубление — по мнению А. К. Амброза, «теплая часть дома» [Амброз А. К., 1964а. С. 65]. Оба типа построек (полуземлянки и наземные дома), очевидно, существовали параллельно, по крайней мере различий в составе материалов, происходящих из них, не наблюдается.

Из датирующих вещей на почепских памятниках наиболее ранними являются четыре фибулы варианта П/Р (табл. XII, 32, 33) — три из Почепа и одна из Синькова, а также одна — варианта Ф из Почепа (табл. XII, 34). Как уже указывалось, они датируются третьей фазой позднего Латена и соответственно свидетельствуют о хронологическом стыке почепских памятников с классическими зарубинецкими. Более поздние вещи с поселений — европейских типов и относятся к фазе В1, т. е. к началу раннеримского периода. Это глазчатая фибула типа VII серии А по Р. Ямке из Синькова (табл. XII, 30) и синхронная ей пряжка из Почепа (табл. XII, 29) [Madyda R., 1977. S. 362, 363. Tab. 1, 5]. Группа строго датированных предметов античного импорта в Почепе состоит из плакетки с фигуркой льва, сделанной из египетского фаянса, относящейся к I —II вв. [Заверняев Ф. М., 1969. Рис. 16, 1; Алексеева Е. М., 1975. С. 44, 45], лучковой подвязной фибулы (табл. XII, 28), датирующейся второй половиной I—II в. [Амброз А. К., 1966. С. 49; Скрип-кин А. С., 1977. С. 107], а также серолощеного кувшинчика с цилиндрическим горлом II—III вв. [Заверняев Ф. М., 1969. Рис. 10, 9; Бураков А. В., 1976. С. 103—105. Табл. XI, 4, 10, 12]. Известно также семь фибул местного, «почепского», варианта (табл. XII, 31), найденных в Синьково, Железном, которые А. К. Амброз датирует второй половиной I—II в. [Амброз А. К., 1966. С. 24]. Судя по датирующим вещам, памятники типа Почепа синхронизируются с прочими группами позднезарубинецких древностей. Верхнюю их хронологическую границу при современном состоянии источниковедческой базы можно определить широко — в рамках II в. н. э. Прямых данных о том, что почепская группа доживает до появления ранних киевских памятников Подесенья, пока нет.

Памятники типа Картамышева 2 - Терновки 2



Распространены на востоке Днепровского левобережья и в бассейне Северского Донца (карта 10). Для левобережья эталонным является поселение Картамышево 2, для Донца и Оскола — Терновка 2 и Приоскольское 1 (раскопки Е. А. Горюнова 1979—1980 гг. и А. М. Обломского 1985— 1986 гг.). Материалы этого типа зафиксированы на 14 селищах, исследованных раскопками. Почти все они расположены низко над поймами рек, и лишь одно находится на высоте 11-12 м над уровнем водного источника.

Набор грубо лепной посуды состоит из серии округлобоких и ребристых форм. Как и во всех предыдущих группах позднезарубинецких памятников, среди округлобоких сосудов численно преобладают горшки с туловом, близким к яйцевидному, отогнутым наружу венчиком (табл. XIII, 22, 23). Имеются также тюльпановидные сосуды (табл. XIII, 24), которые встречаются повсеместно, но в процентном отношении их больше на памятниках бассейна Днепра. Ребристые горшки относятся к двум вариантам: зафиксированы биконические формы (табл. XIII, 28) и сосуды с вогнутой верхней частью (табл. XIII, 27). Единичными экземплярами представлены баночные горшки (табл. XIII, 25, 26) и слабопрофилированные с отогнутым наружу венчиком (Картамышево 2). Груболепные горшки украшались пальцевыми вдавлениями и насечками по краю венчика (табл. XIII, 24), но подобная орнаментация характерна для памятников преимущественно Днепровского бассейна. Встречаются, но редко, обломки «хроповатых» сосудов и фрагменты груболепных горшков с расчесами. На некоторых селищах обнаружены лощеные и нелощеные плоские диски (табл. XIII, 29), а также миниатюрные сосуды.

Лощеная посуда по материалам эталонных памятников составляет 4-6% общего количества керамики, и ее формы менее разнообразны, чем у сосудов почепской и лютежской групп. На селищах к западу от днепро-донецкого водораздела наиболее широко распространены ребристые мискообразные сосуды с зигзаговидным профилем верхней части (табл. XIV,
31, 32). Иногда они орнаментированы полосой меандров, зигзагов и свастиковидных композиций, нанесенных на поверхность сосуда до обжига. В том же регионе встречаются и миски ребристой формы (табл. XIV, 34). Лощеная керамика бассейна Донца представлена почти исключительно мисками с прямым венчиком, как правило, ребристым (табл. XIV, 33). Чашеобразные миски без венчика единичны.

На поселениях водораздела Днепра и Донца исследовано 14 жилищ, причем большинство из них (10) — на селище Картамышево 2, Сооружения в основном представляют собой прямоугольные в плане полуземлянки (2,4х5,5 м). Столбовые ямы по углам и вдоль стен сооружений зафиксированы только в одном случае: у жилища 1 Приоскольского 1 (табл. XV, 14). Прочие постройки, видимо, были срубными. В трех полуземляночных жилищах прослежены центральные опорные столбы кровли. Изучены остатки и двух наземных домов. Один из них (жилище 1 Картамышева 2) имеет прямоугольную форму. Отчетливо различимы линии столбов вдоль стен, яма от центрального опорного столба. Размеры жилища несколько больше, чем средний стандарт полуземлянок,— 5,8х3,4—3,6 м. Вторая постройка (сооружение 4 Терновки 2) — значительно меньше (3,6х2,4 м). Столбовых ям на площади постройки не обнаружено. Обмазка при сооружении стен не использовалась. В семи постройках прослежены остатки открытых очагов, при этом в шести из них — в виде кострищ. В сооружении 4 Терновки 2 находился овальный глинобитный очаг, возведенный на субструкции из камней. Во всех жилищах очаги располагались в средней их части или были сдвинуты к одному из углов (в двух случаях).

Хронология поселений типа Картамыщева 2 — Терновки 2 определяется по античному и среднеевропейскому импорту, пока немногочисленному. Фрагменты светло- и красноглиняных амфор (23 обломка профилированных частей) происходят из Осиповки (урочище Пляж) на Орели. Светлоглиняные фрагменты относятся к типам В, С, D узкогорлых амфор и датируются второй третью I—II в. и II—III вв. [Шелов Д. Б., 1978. С. 18, 19]. Венчики и ручки красноглиняных амфор входят в категорию раннеримских красноглиняных амфор и датируются по Танаису I —II вв. [Каменецкий И. С., 1969. С. 140]. В Картамышеве 2 и Терновке 2 найдено по одной бусине глухого красного стекла параллелепипедной формы, а в Приоскольском 1 — призматическая бусина глухого голубого стекла. Эти украшения синхронны и датируются II —III вв. [Алексеева Е. М., 1978. С. 69, 70]. Из Картамышева 2 происходит глазчатая фибула серии В по Р. Ямке, того же типа, что и из Лютежа (период В2). С памятниками описываемого типа, как и с поселением Оболонь на Днепре, связаны находки наиболее ранних изделий стиля выемчатых эмалей: две целые лунницы с красной эмалью и одна фрагментированная (Бобрава, Картамышево 2). В Картамышеве 2 и в Осиповке (Пляж) обнаружены две узкопластинчатые лунницы с приклепанным ушком (табл. XII, 3), которые позже встречаются на некоторых памятниках киевской культуры. Для печи с поселения Осиповка (Лиман) получена археомагнитная дата: середина — вторая половина II в. н. э. [Телегщ Д. Я., Беляева С. О., 1975. С. 100]. В целом хронологические рамки поселений типа Картамышева 2 — Терновки 2 по датирующему материалу соответствуют позднезарубинецкому периоду: середине — второй половине I—II в. Памятники этой группы, очевидно, непосредственно смыкаются с киевской культурой, поскольку на них представлены некоторые типы украшений — вещи с эмалью, пластинчатые лунницы, период преимущественного распространения которых приходится на позднеримское время.

Памятники типа Гриней



Эта культурная группа пока наименее изучена из числа позднезарубинецких археологических общностей. Компактную территорию она не занимает, поселения этого круга разбросаны по обширным пространствам Среднего Поднепровья, Нижнего Подесенья и центральных районов Днепровского левобережья (карта 10). В настоящее время их известно пять или семь (характер двух поселений — Абидня и Мена 5 — не совсем ясен). Эталонными считаются поселения Грини [Максимов Е. В., 1969а. С. 39-41] и Вовки [Горюнов Е. А., 1981. С. 108, 109]. Все поселения находятся на дюнах в пойме или на краю первой надпойменной террасы. Основанием для объединения этих поселений в общий культурный тип служат особенности их керамического комплекса.

Для памятников типа Гриней в первую очередь характерно почти полное отсутствие лощеной посуды. На одних поселениях (Грини 2, Вовки) ее нет вовсе, на других (Грини 1, Змеевка, Решетки) она представлена отдельными фрагментами. Это обломки округлобоких чашевидных (Решетки) и ребристых мисок с прямым венчиком или эсовидным профилем [Тер пиловский Р. В., 1984б. Рис. 26, 10,11], характерных для позднезарубинецких древностей Среднего Поднепровья и Подесенья. На поселении Змеевка обнаружены обломки лощеного горшка [Терпиловский Р. В., 19846. Рис. 24, 10], аналогии которому имеются в зарубинецком Чаплинском могильнике, где подобные сосуды использовались вплоть до конца [Обломский А, М., 1985. Рис. 5, 4].

Среди груболепных сосудов доминирующей формой являются тюльпановидные горшки с суженной нижней частью. По сравнению с близкими по профилировке сосудами Днепровского левобережья сосуды слабо профилированы, их венчики больше максимального расширения тулова (табл. XVI, 4, 5, 9). Имеются и закрытые горшки с яйцевидным туловом, но они единичны (табл, XVI, 1, 2). Специфичны для этой группы памятников баночные сосуды со слабоизогнутым венчиком и наибольшим расширением в средней части высоты (табл. XVI, 3), хотя они встречаются редко. Ребристые горшки очень однообразны. Среди них преобладают сосуды с вогнутой верхней частью и максимальным расширением в верхней трети высоты тулова (табл. XVI, 6 8, 10). Венчики нелощеных горшков иногда украшены насечками или защипами Сравнительно широко распространен обычай покрывать тулово сосуда расчесами, нанесенными в различных направлениях гребнем или крупнозубчатой щепкой (табл. XVI, 5, 10). Совершенно отсутствует «хроповатая» керамика, не встречаются диски и конические крышки, редки миниатюрные сосуды.

Полностью исследовано всего два жилища (Грини и Вовки). Оба они полуземляночные, углублены в материк на 0,3 м. Их размеры соответственно 3,1х3,2 м и 3,4х2,6 м, форма прямоугольная (табл. XV, 13, 15). В обеих постройках имеются центральные опорные столбы, а в жилище из Вовков — еще два торцовых около противоположных стен. В углах сооружений обнаружены глинобитные очаги с бортиками. Поды очагов сооружены на субструкции из черепков лепных сосудов. Стены построек не были обмазаны глиной [Максимов Е. В., 1969а. С. 39].

Хронологические рамки поселений тина Гриней можно ограничить позднезарубинецким периодом по находкам фрагментов лощеных мисок, имеющих аналогии на памятниках типа Лютежа и Почепа. Немногочисленные датирующие вещи, происходящие с памятников типа Гриней, не противоречат этой дате. Они представлены обломком сильнопрофилированной бронзовой фибулы типа Альмгрен 84 из Вовков (табл. XII, 2), которая датируется второй половиной II — началом III в. [Гороховский Е. Л., 1982а. С. 133], фрагментом краснолаковой чашечки из Гриней 1 конца I—II в. [Книпович Т. Н., 1952. С. 303, 304], стеклянной бусиной с выступами-глазками, которая датируется I — II вв. [Алексеева Е. М., 1975. С. 66]. Таким образом, дата рассматриваемой культурной группы может быть установлена приблизительно в пределах конца I—II в., возможно, начала III в. Необходимо отметить, что в области Среднего Поднепровья памятники типа Гриней появляются позже, чем поселения типа Лютежа. В Гринях 1 и Решетках есть фрагменты лощеных мисок, характерные для Лютежа, но в то же время влияние памятников круга Гриней на керамический комплекс Лютежа практически не ощущается. Дальнейшие раскопки позднезарубинецких поселений, очевидно, позволят уточнить дату появления памятников типа Гриней в лесостепной зоне.

Судьба населения этой культурной группы различна на разных территориях. На основе синтеза традиций Гриней и Лютежа, по-видимому, возникает среднеднепровский вариант киевской культуры. В Подесенье и на верхнем Днепре развитие памятников типа Гриней продолжается практически бен изменений. По крайней мере, поселение позднеримского периода Абидня по составу керамического комплекса обнаруживает явную связь с Гринями, что очевидно даже из кратких предварительных публикаций этого памятника. Аналогом Абидни на нижней Десне является селище Мена 5.

Более или менее массовыми сериями на позднезарубинецких памятниках представлена лишь керамика. Она, впрочем, как и традиции домостроительства, пока является основным источником для их изучения. На селищах достаточно часты хозяйственные объекты, но они не имеют локальной специфики. Сравнительно редко встречаются орудия труда, предметы вооружения и украшения, которые имеют широкое территориальное и хронологическое распространение (за исключением датирующих вещей), поэтому ниже дается их общая характеристика, а также краткое описание хозяйственных сооружений.

Хозяйственные сооружения позднезарубинецких селищ



На поселениях всех позднезарубинецких культурных групп многочисленны хозяйственные сооружения. Они представлены в основном разнообразными ямами, среди которых выделяются погреба-хранилища цилиндрической или колоколовидной формы диаметром 1-1,8 м, глубиной до 1 м (изредка встречаются и более глубокие). Некоторые погреба снабжены боковыми ступеньками-сходами. Для хранения запасов предназначались и сосуды-корчаги, установленные на уровне древней поверхности или слегка вкопанные в землю около хозяйственных ям.

Хозяйственные постройки сравнительно редки. На селище Терновка 2 зафиксированы два углубленных в материк прямоугольных сооружения с занимающими почти все их внутреннее пространство цилиндрическими ямами. Здесь же, а также на селище Бобрава обнаружены остатки двух овальных и одной круглой полуземлянок, возможно, выполнявших хозяйственные функции. Известны сооружения, игравшие роль летних кухонь. Это небольшие, слегка углубленные постройки с очагами внутри (Почеп, сооружение 17 раскопа VII; Приоскольское 1, яма 6).

Специфическими объектами хозяйственного назначения являются сыродутные горны, свидетельствующие о наличии у позднезарубинецких племен центров по производству черного металла. 15 горнов зафиксировано на поселении Лютеж [Бидзиля В. И., Пачкова С. П., 1969. С. 58-63], один — в Бобраве. Вероятно, к позднезарубинецкому периоду относятся два центра добычи железа около Умани [Бидзиля В. И., Вознесенская Г. А., Недопако Д. П., Паньков С. В., 1983. С. 41-48] и два горна с поселения Богдановка [Горюнова В. М., 1984. С. 52, 53]. Лютежские горны неоднократно описывались в литературе. Имеются их реконструкции, восстановлены технологический процесс, продуктивность, предложены расчеты численности людей, необходимых для обслуживания Лютежского центра [Пачкова С. П., 1974. С. 65-84; Недопако Д. П., Паньков С. В., 1982; Бидзиля В. И., Вознесенская Г. А., Недопако Д. П., Паньков С. В., 1983. С. 50-74]. В среднем размеры лютежских горнов составляли: высота 0,8 м, диаметр основания 0,5 м, диаметр колошниковой части 0,2 м. Они относятся к типу стационарных печей многоразового использования со шлаковыпуском. Наряду с горнами в Лютеже изучены и ямы для выжигания древесного угля, необходимого при добыче железа. Почти на всех поселениях обнаружены металлургические шлаки.

Орудия труда, предметы вооружения и украшения



Жатвенные орудия представлены железными серпами и серповидными ножами. Серпы разнообразны: почепские относятся к группе I варианту Б по Р. С. Минасяну (табл. XVII, 33, 34); из Марьяновки и Носовцев к группе II, подгруппам — 1-3 (табл. XVII, 41); лютежские (табл. XVII, 42, 43) — к подгруппе 2 той же группы [Минасян Р. С., 19786. С. 78, 79]. Серповидные ножи из Марьяновки и Синькова соответствуют ножам группы I варианта «а» (табл. XVII, 35, 38), а из Почепа варианту «в» той же группы (табл. XVII, 44) [Минасян Р. С., 19786. С. 78]. Возможно, орудием обработки земли служила железная пластинчатая мотыжка с обоймой для крепления рукоятки, проис ходящая из Синькова (табл. XVII, 32).

Железные ножи (все — черешковые) относятся к двум основным типам: со слегка изогнутой (Лютеж, Почеп, Железное, Приоскольское 1; табл. XVII, 36, 39) и прямой спинкой (табл. XVII, 37, 40, 45, 46). Последние по форме делятся на четыре варианта. Наиболее многочисленны изделия с острым концом, черешок которых служит продолжением спинки или отделен от нее небольшим уступом (Марьяновна, Носовцы, Лютеж, Бобрава, Терновка 2). В Почепе найдены два ножа второго варианта: с таким же расположением черешка, но с закругленным концом лезвия.

К третьему варианту относятся четыре ножа с того же памятника — конец лезвия у них косо срезан по отношению к спинке. В четвертый вариант включены ножи с лезвием в форме треугольника, черешок находится в средней части его основания (Почеп, Терновка 2).

Для металлообработки применялись зубила (Лютеж, Почеп) и пробойники из железа (Марьяновка, Носовцы, Лютеж, Почеп, Синьково; табл. XVII, 30, 31). В Лютеже найдены обломок железной пилы и рыболовный крючок (табл. XVII, 24, 25). Из Почепа и Картамышева 2 происходят три крючка с черешками на конце, вероятно, являвшиеся частями багров (табл. XVII, 27). В Почепе известны две железные иглы с ушками (табл. XVII, 28).

Пряслица из позднезарубинецких памятников изготавливались из глины и часто лощились (табл. XVII, 1—8). По форме они делятся на высокие биконические (Марьяновка, Таценки 1, Синьково, Картамышево 2, Бобрава), низкие биконические (Лютеж, Грини 1, Почеп, Коплоково 4, Картамышево 2), конические (Марьяновка, Грини 1, Таценки 1, Приоскольское 1, Колосково 4), шаровидные (Терновка 2) и плоские, зачастую сделанные из черепков лощеных сосудов (Марьяновка, Почеп, Сиьково, Приоскольское 1, Колосково 4, Картамышево 2, Бобрава, Терновка 2). Пряслица иногда орнаментировалась разнообразны ми композициями из наколов и прочерченных линий. Из глины делались и сфероконические грузила (для сетей?), найденные на некоторых поселениях почепской группы.

Орудия труда из кости встречаются крайне редко. Более или менее представительный набор происходит с поселения Почеп. Это преимущественно острия и лощила. В яме 7 Терновки 2 обнаружен обломок костяного свистка. Список позднезарубинецких бытовых предметов дополняют почти повсеместно распространенные точильные бруски и редкие каменные терочники.

Предметы вооружения найдены пока только в Подесенье. Они представлены исключительно плоскими двушипными стрелами, как черешковыми, так и втульчатым, из Синькова и Почепа (табл. XVII, 9,10).

Наиболее многочисленными категориями украшений являются фибулы, подробно охарактеризованные выше, и античные стеклянные бусы (табл. XII). Прочие изделия представлены металлическими булавками с кольцеобразным завершением (Бобрава) или с окончанием в форме пастушеского посоха (Картамышево 2, Грини 1; табл. XVII, 26). Из Синькова, Приоскольского 1 и Жерновца происходят булавки, сделанные из косточек, очевидно, мелкого рогатого скота и снабженные сквозным отверстием в верхней части (табл. XVII, 29). Изредка встречаются браслеты (табл. XVII, 17, 18, 22, 23). Известны гладкие проволочные (Рахны, культурный слой могильника, и, возможно, Почеп), из перекрученной проволоки (Рахны, погребение 4), из узкой пластины (Рахны, погребения 2, 4). Они изготовлялись как из бронзы, так и из железа. Проволочный браслет с коническими шишечками на концах (Железное), браслет с каплевидными утолщениями и гривна из перекрученного дрота с биконическими шишечками на окончаниях (Рахны, погребения 5, 16; табл. XVII, 19), сделанные из бронзы, являются предметами античного импорта [Арсеньева Т. М., 1977. Табл. XXXIII, 4; Античные государства..., 1984. Табл. CXVII, 19, 20). Обнаружено несколько колец. Из Марьяновки происходит бронзовое кольцо с выступами-шишечками (табл. XVII, 12), из Железного и Почепа — проволочные и пластинчатые спиральные кольца (табл. XVII, 13, 14). В Почепе, Синькове и Картамышеве 2 известно несколько сплошных колец из железа. Большинство подвесок представляет собой полые бронзовые конусы с прорезями и без них (Марьяновка, Таценки 1, Почеп, Синьково). В Картамышеве 2 обнаружены одна целая бронзовая трапе циевидная подвеска и обломок. Подобные изделия происходят и из сборов А. П. Савчука на памятниках поречья Трубежа [Савчук А. П., 1969. Рис. 1, 20, 21, 23, 46, 47]. Они орнаментированы чеканными узорами (табл. XVII, 11, 15, 16). Изредка встречаются разнообразные по форме бляшки-накладки (Грини 1, Почеп, Приоскольское 1, Терновка 2), обоймы (Синьково, Почеп), а также пластинчатые и спиральные трубочки-пронизи (Рахны, могильник, Синьково, Терновка 2). Из редких изделий следует отметить находки двух проволочных сюльгам из Почепа, имеющих концы, закрученные в колечки (табл. XVII, 20, 21), бронзовый пинцет из того же пункта, набор из 22 округлых, цилиндрических и биконически х глиняных бус из постройки 19 Синькова, орнаментированный фрагмент костяной рукояти из Бобравы.

Происхождение и дальнейшие судьбы позднезарубинецких памятников



Сопоставление наборов нелощеных сосудов поселений типа Лютежа, Почепа, Картамышева 2 — Терновки 2 показано на таблицах XIII и XIV. Основные формы как ребристых, так и округлобоких горшков с памятников этих групп схожи, хотя в комплексе посуды каждого из регионов имеется специфика. Она заключается в различной частоте употребляемости тех или иных форм и в некоторых локальных особенностях орнаментации. Для каждой из культурных групп, кроме того, можно выделить типы горшков, которые не встречаются на поселениях других групп (так, по имеющимся пока небольшим материалам на памятниках Южного Побужья не представлены ребристые и тюльпановидные горшки и сковородки, сковородок и биконических сосудов нет на почепских поселениях). Иными словами, сходство керамики не обозначает ее полного тождества. Близость форм скорее свидетельствует о том, что наборы нелощеных сосудов трех рассматриваемых локальных групп представляют собой три различных варианта развития одного и того же более раннего комплекса. Дополнительно близость памятников типа Лютежа и Почепа подтверждается почти полным совпадением форм распространенных на них лощеных мисок. Среднеднепровские и деснинские округлобокие и чашеобразные, ребристые с прямым венчиком, а также с зигзаговидной верхней частью миски имеют параллели на поселениях типа Картамышева 2 — Терновки 2 (табл. XIV). Сходство между памятниками днепро-донецкого водораздела и Лютежом подчеркивается наличием на селищах обоих культурных типов дисков без бортиков и «хроповатых» сосудов. Во всех трех группах близки по конструкции жилые и хозяйственные постройки.

Отмеченные черты близости в керамическом комплексе и домостроительстве рассматриваемых локальных общностей позволяют предположить, что в их основе лежит единый культурный компонент. Таким компонентом являются традиции среднеднепровского варианта зарубинецкой культуры. Округлобокие закрытые горшки с яйцевидным туловом и отогнутым наружу изогнутым венчиком распространены повсеместно на зарубинецких классических памятниках Среднего Поднепровья. Здесь же встречаются открытые горшки сходной формы (табл. XIII, 9), сосуды с яйцевидным туловом и прямым вертикальным венчиком (табл. XIII, 17) и округлобокие горшки с прямым венчиком, отогнутым наружу (табл. XIII, 18).

Близкие к позднезарубинецким ребристые биконические формы происходят с городищ Бабина Гора, Щучинка, из Корчеватовского могильника, горшки с вогнутой верхней частью (табл. XIII, 11, 19) найдены на Пилипенковой Горе, Бабиной Горе, в Ходосовке. Для классических зарубинецких поселений весьма характерны находки крышек с полой ручкой и дисков, «хроповатая» керамика, обычай орнаментировать горшки насечками и защипами по венчику, поясом из пальцевых вдавлений, а также налепными валиками по тулову [Максимов Е. В., 1972. С. 85, 86]. Среди набора среднеднепровских зарубинецких мисок имеются такие же, как позднезарубинецкие округлобокие чашевидные и с эсовидным профилем [Кухаренко Ю. В., 1964. С. 27, 28], распространены эсовид ные ребристые [Максимов Е. В., 1971. Рис. 9, 5; 1972. Табл. IV, 6, 7; V, 15] и с зигзагообразной верхней частью, изредка встречаются ребристые миски с прямым венчиком [Кухаренко Ю. В., 1964. С. 28], но последние единичны и широкое распространение получают в позднезарубинецкий период.

Близки к позднезарубинецким и среднеднепровские зарубинецкие жилища. Совпадают размеры построек, степень их углубленности, конструкция открытых очагов. Единственным существенным отличием является каркасно-плетневый с применением обмазки способ возведения стен зарубинецких построек. Но уже в классический период в Среднем Поднепровье известны жилища без обмазки, вероятно, срубной конструкции — постройка 7 Пилипенковой Горы [Максимов Е. В., 1971. С. 45. Рис. 4, б], жилище 1 городища Ходособка.

Фактически прямым продолжением среднеднепровского варианта зарубинецкой культуры являются памятники типа Лютежа. Формирование почепской группы было более сложным явлением. Кроме зарубинецких, здесь отмечены некоторые традиции, восходящие к юхновской культуре («длинные дома», отдельные особенности орнаментации керамики, сфероконические грузила) [Амброз А. К, 1964а. С. 62 66; 1978. С. 38, 39]. Памятники типа Почепа, таким образом, являются продуктом смешения местного юхновского населения и пришлого зарубинецкого. В наборе традиций памятников типа Карта мышева 2 — Терновки 2 преобладают среднеднепровские зарубинецкие элементы, однако имеются и иные. Мискообразные лощеные сосуды с зигзаговидным профилем и специфической орнаментацией (табл. XIV, 31, 32) близки к пшеворским, распространенным в раннеримском периоде, но известным и позже [Liana Т., 1970. S. 439). Возможно, среднеевропейскими по происхождению формами были и баночные груболепные горшки из Приоскольского 1 (табл. XIII, 25, 26)-. Свидетельством миграции какой то небольшой группы среднеевропейского населения на восток служит погребение из с. Пересыпки под Путивлем [Кухаренко Ю. В., 19706. С. 33, 34], относящееся к раннеримскому периоду.

Комплекс керамики памятников типа Гриней резко отличается как по набору форм, так и по обработке поверхности от среднеднепровского зарубинецкого, что заставляет сделать вывод об иной подоснове этой культурной группы. Подробно проблема их происхождения проанализирована А. М. Обломским. Поселения типа Гриней являются дальнейшим этапом развития памятников типа Кистени — Чечерск, распространенных в Нижнем и Среднем Посожье, Верхнем Поднепровье и среднем течении Березины. Они представляют собой окраинную группу верхнеднепровского варианта зарубинецкой культуры, находящуюся под сильным воздействием со стороны культуры штрихованной керамики [Обломский А. М., 1983а. С. 16-18].

Вопрос о дальнейших судьбах позднезарубинецких памятников рассмотрен в разделе «Киевская культура». Ограничимся поэтому лишь некоторыми дополнениями. Побужская группа, по всей видимости, никакого влияния на возникновение памятников киевского типа не оказала и была поглощена Черняховской культурой. Памятники типа Почепа скорее всего не связаны эволюционно с деснинским вариантом киевской культуры, так как типологически последний стоит значительно ближе к древностям типа Картамышева 2 — Терновки 2. Справедливо, по всей вероятности, мнение В. В. Седова о переселении почепских племен на Оку, где в результате смешения их с местным населением возникает мо-щинская культура позднеримского и последующего периодов [Седов В. В. 1970. С. 43, 44]. В целом проблема происхождения киевской и мощинской культур еще очень слабо изучена.

В виде предположения по имеющимся в настоящее время материалам можно представить следующие процессы, происходившие на рассматриваемой территории. В результате не до конца еще понятых событий середины — третьей четверти I в. н. э. зарубинецкая культура как единое структурное целое переживает период распада. Происходит миграция населения ее среднеднепровского варианта в Побужье и, возможно, далее к западу, в Подесенье, на восток Днепровского левобережья, и в этих районах возникают новые культурные общности. При этом в формировании памятников типа Почепа в Подесенье, кроме зарубинецких племен, участвуют и позднеюхновские, а на восток левобережья приблизительно в то же время проникает небольшая группа среднеевропейского населения (вероятнее всего, пшеворского), влившаяся в состав памятников типа Картамышева 2 — Терновки 2. Частично зарубинецкие племена остаются в полесской части Среднего Поднепровья, где в течение раннеримского времени продолжают существовать на поселениях типа Лютежа. Несколько позже на территорию Среднего Поднепровья и Днепровского левобережья с севера проникают группы потомков части верхнеднепровского зарубинецкого населения, оставившие здесь памятники типа Гриней. Впоследствии позднезарубинецкая группировка в Южном Побужье поглощается Черняховской культурой; основная масса населения почепской археологической общности переселяется из Подесенья в бассейн Оки, где при его участии вероятно, складывается мощинская культура; памятники типа Лютежа, Гриней, Картамышева 2 — Терновки 2 трансформируются в различные варианты киевской культуры.
загрузка...
Другие книги по данной тематике

Б. А. Тимощук (отв. ред.).
Древности славян и Руси

Галина Данилова.
Проблемы генезиса феодализма у славян и германцев

Игорь Коломийцев.
Народ-невидимка

Е.В. Балановская, О.П. Балановский.
Русский генофонд на Русской равнине

Д. Гаврилов, С. Ермаков.
Боги славянского и русского язычества. Общие представления
e-mail: historylib@yandex.ru