4. Изменения во внутреннем строе господствующего класса по сравнению с периодом IX—XI вв.
Чтобы объективно оценить своеобразие межфеодальных отношений, существовавших в XII—XIII вв. в феодальной деревне, весьма существенно выяснить, насколько изменились они по сравнению с тем, что было для них характерно в предшествующие, IX — XI вв Как известно, IX—XI вв. представляли в междуречье Рейна и Сены время, когда феодальный строй переживал еще период своего оформления. Ни основные общественные классы, ни большинство феодальных институтов еще не приобрели в это время своей законченной формы. Текучесть состава формировавшегося господствующего класса, нечеткость его границ обусловливали то, что взаимоотношения внутри этого класса в IX—XI вв. еще далеко не всегда могли рассматриваться как межфеодальные в тесном смысле слова. В этом, собственно, состояло их самое главное отличие от периода XII — XIII столетий1. Не забывая о специфике господствующего класса IX—XI вв., можно тем не менее попытаться сопоставить содержание основных видов социальных связей в его среде в этот период с периодом XII— XIII столетий.
В IX — XI вв. некоторые типы внутридворянских отношений, свойственные XII—XIII столетиям отсутствовали вообще. Так, уже отмечалось, что тип межфеодальных связей, складывавшийся на основе конституированных рент, до XII в. не существовал, поскольку не применялись самые эти ренты. Не был распространен и тип отношений, характерный для межсеньориальных земельных закладов, так как они тоже приобрели массовый характер лишь с XI—XII вв.2 Качественно различна в IX — XI и в XII —XIII вв. широта внутридворянских отношений, возникавших при продажах земельных владений. Свой размах они получают сравнительно поздно,— не раньше того времени, когда учащаются подобные сделки, т. е. опять-таки в XII—XIII вв.3 Таким образом, из известных нам в XII — XIII вв. видов межфеодальных связей в IX—XI столетиях отсутствовали как раз те, которые складывались под наиболее непосредственным влиянием имущественных интересов членов господствующего класса. Но и в тех типах межфеодальных связей, которые равно присущи обоим сопоставляемым периодам, заметны принципиальные отличия. Прежде всего это касается вассальных уз. Выше уже отмечались глубокие изменения во взаимодействии между личной и вещной сторонами вассального договора в течение IX—XIV вв. В IX—X вв. вассал порой вовсе не имел земельного (или иного) пожалования4. Обладая аллодиальными владениями, он вступал в вассальную зависимость, носившую почти исключительно личный характер. Целью такого вступления было для него укрепление своего общественного положения и веса. Интересы обогащения не служили в подобных случаях непосредственным стимулом при заключении вассального договора. И даже там, где предоставление бенефиция было условием вассальной службы, в IX—X вв. вассалу часто передавались не земельные владения как таковые, а права на власть над известными группами населения. Не случайно одним из обычных видов бенефиция было тогда пожалование определенных должностных прав — honores5. Они обеспечивали их владельцу прежде всего политическое усиление, возможность перехода на вышестоящую ступень социальной иерархии. Свобода распоряжения землей как таковой, экономические выгоды, обогащение — выступали лишь как следствие вновь приобретенных политических прав6. Получение этих прав и являлось, следовательно, непосредственным стимулом заключения вассального договора в IX—X вв.7 Материальное обогащение не играло здесь той первостепенной роли, какую оно приобретает в ряде случаев уже в XI — XIII вв. Вещный элемент в вассальных отношениях в IX—X и в XI—XIII вв. оказывается, как видим, далеко не равноценным. Этот же вывод вытекает из ознакомления с эволюцией вассальных обязанностей. Та тенденция исключения из них личной военной службы, которая была отмечена выше для XIII в., до XII в. не прослеживается. Обязанности вассала в IX—XI вв. фактически исчерпывались военно-политическими службами, материальные же платежи носили экстраординарный характер. Таким образом, для вассальных отношений раннего периода8 характерно много большее значение личного элемента и существенно меньшая роль вещного; по форме же они бывали нередко чисто личными. Подобно вассальным, отношения основывавшиеся на безвозмездной передаче одним сеньором другому денежных ссуд или денежных и натуральных рент, существовали и в IX—XI и в XII—XIII вв. Но их распространенность в сопоставляемые периоды не была одинаковой. Как уже отмечалось, они становятся особенно частыми в XIII в., когда сеньоры сильнее втягиваются в товарно-денежные операции, когда вырастает задолженность феодалов и увеличивается их потребность в деньгах. К сожалению, мы не располагаем материалом об изменениях в самом содержании отношений данного вида. Можно лишь предполагать, что в IX—XI вв.— в условиях сравнительно большей роли малых социальных групп — безвозмездные ссуды и ренты практиковались главным образом (если не исключительно) между сеньорами, уже находившимися в определенной форме личных связей между собой. В этом случае подобные сделки вообще не создавали каких-либо новых отношений, их последствия сводились, возможно, к некоторому усилению вещного элемента в уже существовавших видах личных взаимоотношений. Особенно частыми могли они быть в среде родственников, определяясь достаточно бескорыстными мотивами. Отчасти то же самое следовало бы сказать и о многих земельных дарениях, которые, как известно, были в IX—XI вв. значительно более частыми, чем в XII—XIII вв. Как показала Л. Т. Мильская, безусловные дарения, совершавшиеся в VIII—IX вв. светскими феодалами в пользу монастырей, преследовали нередко не столько хозяйственные выгоды, сколько определенные политические цели, в частности усиление взаимосвязей между сеньорами, упрочение политического влияния, закрепление прав власти над той или иной территорией. Нельзя исключить и существование таких межфеодальных9 дарений, которые совершались сеньорами, чтобы утвердить представление о своей мощи и силе, т. е. по соображениям престижа10. Иногда решающую роль играли религиозные или иные подобные им мотивы11. Все это означает, что отношения, вытекавшие из земельных дарений,— этой характерной именно для раннего периода формы поземельных сделок,— могли не содержать в IX—XI вв. таких вещных элементов, которые обнаруживаются обычно в сделках XII—XIII вв. На первом плане здесь нередко оказывались те или иные неэкономические интересы. Что касается нефьефных земельных держаний одних сеньоров от других, то они, видимо, часто встречались в IX—XI вв. Выше уже отмечалось, что на востоке изучаемой территории различные типы земельных держаний не приобрели замкнутого сословного характера даже в XII—XIII вв. В IX—XI вв. такие держания были характерны и для западных районов12. Соответственно и межфеодальные отношения, вытекавшие из подобных нефьефных держаний, могли встречаться в IX—XI столетиях. Думается, однако, что они имели тогда несколько иной смысл, чем в XII—XIII вв., и использовались для установления политической связи отдельных сеньоров с вновь поднимавшимися социальными группами, например с мелковотчинными слоями. в XII—XIII вв., когда феодализация общества была уже близка к апогею, в подобном использовании нефьефных держаний было меньше необходимости. Поэтому межфеодальные связи, основывавшиеся на нефьефных держаниях, в XII—XIII вв. были, возможно, богаче вещным элементом, чем в IX—XI вв. В течение обоих сопоставляемых периодов внутри господствующего класса существовали градации, определявшиеся различиями в происхождении его членов. Эти градации были, однако, далеко не равнозначны. Как убедительно, на наш взгляд, показали исследования французских историков, не только при Каролингах, но и при первых Капетингах наследственные градации в господствующем классе играли сравнительно скромную роль13. Так, в Северной Франции еще в начале XI в. состав феодальных фамилий не обладал стабильностью. В течение XI в. в ряды аристократии интенсивно вливаются milites, которые до 30-х годов этого столетия включали по преимуществу лиц относительно невысокого социального и имущественного статуса14. С 40-х годов XI в. среди milites начинает преобладать местная знать — шателены, постепенно проникающие в высшую аристократию. И только с конца XI в. при формировании рыцарства (chevalerie) —все более олицетворяемого к этому времени со знатью в целом (noblesse) —приобретает существенное значение наследственный статус человека. В XII в. привилегии наследственной знати и отдельных категорий внутри нее получают и юридическое оформление15. Различия в происхождении имели, следовательно, в разные периоды неодинаковое значение и для судеб людей, входивших в состав господствующего класса, и для содержания взаимосвязей между его членами. Наиболее заметную роль эти различия начинают играть с конца XI в. В XII в. правовые возможности сеньоров были в тесной зависимости от их личного происхождения. Наследственные градации способствовали в это время усилению в межфеодальных связях именно личного элемента. Положение отчасти меняется, как отмечалось выше, в XIII в., когда наследственные градации перестают быть безраздельным критерием правового статуса и заметно опосредуются имущественными различиями (см. гл: II, § 2). Остается коснуться родственных отношений в среде сеньоров. Их особая важность в IX—XI вв. не вызывает сомнений. Данные о силе родственных уз в VIII—X вв. разбросаны в источниках разных типов — в поздних редакциях варварских правд, в агиографической литературе, в завещаниях и т. п. Большое значение семейных отношений в это время не раз отмечалось в литературе16. Можно не сомневаться, что родственные связи в IX— XI вв. были насыщены личным элементом, по крайней мере не менее, чем в XII—XIII вв. С этой точки зрения личные родственные связи принадлежали к числу наиболее стабильных видов межфеодальных отношений на протяжении всей эпохи IX-XIII вв. *** Сопоставление межфеодальных связей в IX—XI вв. и в XII—XIII вв. показывает их существенное изменение. Наиболее общей тенденцией было заметное усиление в них роли вещного элемента. Во вновь появившихся типах внутридворянских отношений влияние имущественных интересов индивидов оказывалось наиболее непосредственным образом. Приобретали вещную форму и насыщались таким же содержанием некоторые виды традиционных межфеодальных связей. Отдельные типы личных отношений почти вовсе исчезают. Однако делать вывод о полной победе вещного элемента было бы тем не менее необоснованно. Почти обязательное соединение во всех видах внутридворянских отношений вещных элементов с личными, так же как и широкое распространение вариантов, в которых личный элемент сохранял значительную роль, говорят сами за себя. Более того, как мы видели, достигнутое в XIII в. во внутридворянских связях соотношение личного и вещного элемента, в XIV в. изменяется (правда, временно) в сторону усиления личного компонента. Внутренняя перестройка дворянства, происшедшая в XII—XIII вв., была, следовательно, ограниченной по своим масштабам и не бесповоротной. Бесспорно важным фактором в ее осуществлении был рост товарно-денежных отношений. Выше уже отмечалось, что наиболее богатые вещными элементами типы отношений, появившиеся внутри господствующего класса в XII—XIII в., предполагали довольно тесную связь с рынком. Развивавшиеся на базе роста городов и торговли новые отношения не просто охватывали все большее число сеньоров, но становились порой формой связи между ними. Внутридворянские отношения в этих случаях как бы сближались с рыночными. Так, рынок превращался в своеобразный регулятор имущественных отношений между феодалами и при конституированных рентах, и при земельно-кредитных сделках, и при продажах земельных владений и прав. Денежно-торговые операции играли существенную роль и в таких отношениях, как вассальные. С одной стороны, вследствие развития рентных фьефов, с другой,— в результате замены личной службы вассала денежными платежами нарастала, тенденция превращения вассального договора в денежную сделку. Явления аналогичного смысла наблюдались и в связи с распространением внутри господствующего класса нефьефных земельных держаний, денежного кредита, компаньонажных отношений и т. п. Все это вместе взятое недвусмысленно свидетельствует о том большом влиянии, которое оказывало на эволюцию внутридворянских связей развитие товарно-денежных отношений или, иначе говоря, рост товарного производства и обращения в деревне и городе. Их воздействие на господствующий класс распространялось по разным каналам. Помимо непосредственного влияния на систему внутриклассовых отношений, они играли большую роль благодаря связанному с ними процессу имущественной дифференциации. Расширение возможностей использования денежного богатства неминуемо вело к постепенному складыванию стремлений к наживе, к увеличению непосредственного влияния имущественных отношений. В то же время оно толкало к отчуждению отдельных земельных прав и владений, все более углубляя имущественное неравенство феодалов. Выявленные выше противостоящие имущественные прослойки в классе феодалов и обширность группы малоимущего дворянства в немалой мере были результатом именно этих явлений. Но дробление фьефов не могло в свою очередь не сказываться на характере внутридворянских отношений. Держатели мелких и мельчайших феодов уже из-за своей имущественной необеспеченности были неспособны к выполнению личной военной службы, требовавшей все более дорогостоящего вооружения и снаряжения17. Из военных слуг они постепенно превращались в держателей земельных владений, обязанных лишь денежными и натуральными платежами. Рост в XIII в. числа малоимущих сеньоров можно констатировать, как мы видели, во многих районах Северной Франции и рейнской Германии. Он был тесно связан не только с последствиями стихийного процесса имущественного расслоения, но и с исчерпанием фонда свободных земель и с демографическим ростам. Увеличение численности дворянства, действуя параллельно с расширением его жизненных запросов, приводило в условиях ограниченности земельных ресурсов к неизбежному уменьшению площади феодов — со всеми вытекавшими отсюда последствиями. В результате земельная обеспеченность господствующего класса в целом неуклонно уменьшалась. Отсюда, однако, неверно было бы делать вывод о соответствующем «обеднении» дворянства. Как мы видели, в XIII в. оно успешно компенсировало сокращение своих земельных ресурсов интенсивным присвоением доходов от торговли, в которой в этот период феодалы принимали активное участие. Рентные фьефы позволяли использовать доходы от торговли и городов даже для заключения новых вассальных контрактов. Сохранению экономического могущества дворянства в XIII в. способствовало еще и пополнение его рядов немалым числом разбогатевших выходцев из городской и сельской верхушки. Сравнительная слабость в течение большей части XIII в. юридических препон для такого пополнения определяла возможность расширения земельных владений господствующего класса, взятого в целом, за счет земельной собственности новых его членов. Тем не менее юридические привилегии дворянства, существовавшие в XIII в., были достаточно прочны. Как мы видели, именно они во многом определяли правоспособность человека, его место в обществе. Эти привилегии не были одинаковыми для всех членов господствующего класса. Они изменялись в зависимости от принадлежности дворянина к той или иной наследственной категории, к тому или иному феодальному роду, к той или иной имущественной прослойке, в зависимости от включения в число вассалов того или иного сеньора. Имущественный статус, происхождение, служебное положение являлись, таким образом, основными критериями социального положения отдельных членов господствующего класса. Роль каждого из этих критериев не была стабильной. В течение периода с конца XI до середины XIV в. их соотношение изменялось неоднократно. Максимум влияния имущественного статуса приходится, как мы видели, на XIII в. Не случайно в этом столетии оказывается возможным довольно заметное пополнение дворянства разбогатевшими выходцами из других классов. Ослабевает на время и правовая отграниченность господствующего класса. Но и в XIII в. имущественный статус не был всеопределяющим критерием социального положения дворянина, сочетаясь по своему значению и с происхождением дворянина, и с его местом в вассальной иерархии. Соответственно этому политическое господство дворянства как класса обеспечивалось в это время не только его экономическим богатством, но и его сословно-наследственными привилегиями. В рамках данной работы нельзя рассмотреть весьма важный вопрос о взаимосвязи между внутренней перестройкой господствующего класса и политическим развитием. Отметим лишь самые общие проявления этой взаимосвязи. Некоторые выявленные выше особенности внутридворянских отношений XIII в. были в той или иной мере обусловлены процессом политической и территориальной централизации, нараставшим и в Северной Франции, и в прирейнских княжествах (Люксембург, Брабант, Верхняя Лотарингия и др.). Чем более расширялась территория, подвластная сюзерену, и увеличивалось число подчиненных ему вассалов, тем чаще непосредственные личные отношения между ними уступали место вещноопосредованным связям. Для их оформления широко используются, в частности, рентные фьефы или же ежегодные денежные ренты. Распространение и тех и других стимулировалось не только общим ростом товарно-денежных отношений, но и политической необходимостью. Раздавая рентные фьефы, сюзерены добивались прямой связи с арьервассалами знати, т. е. с широким кругом мелких и средних сеньоров18. Этим подрывались силы сепаратистски настроенной аристократии и упрочивалась мощь короля (или герцога — там, где политическая централизация проходила в рамках территориальных княжеств). Аналогичным образом с помощью рентных фьефов сюзерены имели возможность превратить обычный вассальный договор, допускавший исполнение военных обязанностей одновременно нескольким сеньорам, в так называемый homagium Iigium, который устанавливал безраздельную верность именно данному сеньору19. Роль имущественных отношений во взаимосвязях сюзеренов с их вассалами увеличивается и за счет того, что военная служба этих последних все чаще заменялась использованием наемников20, тогда как дворяне-вассалы уплачивали лишь денежные взносы. Наконец, все более широкое использование денежных расчетов в практике государственного управления (налоги, пошлины и т. д.) также стимулировало вовлечение дворянства в различные имущественные сделки, имевшие целью получение экономических выгод. В общем процесс политической централизации одновременно и способствовал перестройке внутридворянских отношений, и сам отчасти стимулировался ею. Изучение типов и форм межфеодальных связей способно, как видим, осветить ряд немаловажных вопросов из истории господствующего класса. Весьма важно оно и для уяснения системы социальных отношений в феодальной деревне XII—XIII вв., в которой внутридворянские связи представляли один из составных элементов. Взаимодействие межфеодальных связей с другими элементами этой системы нам предстоит обрисовать в последующих разделах. 1 Тенденциозность буржуазных историков, разделяющих взгляд, согласно которому каролингская знать была связана полной наследственной преемственностью со знатью предшествующих и последующих веков (представляя собою исконную общественную элиту), уже отмечалась нами (Ю. Л. Бессмертный. Некоторые проблемы социально-политической истории..., стр. 105—110). 2F. Vercauteren. Note sur l'origine et l'évolution du contrat de mortgage..., p. 225—227. 3G. Duby. L'économie rurale..., t. I, p. 466 et suiv.; E. Perrоy. La terre...— «Annales, E. S. C.», 1963, p. 158. 4W. Kienast. Lehnrecht und Staatsgewalt..., S. 20 ff.; G. Duby. La Société, p. 44; F. Ganshоf. Les relations... postcarolingiens, p. 90—100; R. Bout ruche. Seignourie et féodalité, p. 182—184. 5F. Ganshоf. Les relations... postcarolingiens, p. 99—102; R. Воutruche. Seigneurie et féodalité..., p. 470, 480,. 195, 209; см. также: J. F. Lemarignier. Le gouvernement royal aux premiers temps capétiens. Paris, 1965 и рецензию Ж. Дюби на эту книгу в «Moyen Age», 1966, p. 539—543. 6По словам Маркса, собственность на землю была при феодализме «составной частью» прав собственника на личность непосредственных производителей (К. Mapкс. Капитал, т. III.—К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 25, ч. II, стр. 184). Поэтому-то «могущество феодальных господ, как и всяких вообще суверенов, определялось не размерами их ренты, а числом их подданных». (К. Маркс. Капитал, т. I.— К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 23, стр. 729). «...феодальный землевладелец не стремится извлекать из своего земельного владения максимально возможную выгоду» (К. Маркс и Ф.Энгельс. Из ранних произведений. М., 1956, стр. 554). 7 Говоря о том, что Каролинги добились своего усиления, умело использовав стремление новой знати к получению новых земельных пожалований, следует избегать упрощенного представления о стимулах, толкавших знать к подобным приобретениям. Среди этих стимулов наживательские устремления играли, возможно, не большую роль, чем желание укрепить свое общественное положение благодаря приближению к королю. 8 Для разных географических районов этот период датируется не вполне одинаково: в западных областях он заканчивается в X в., в прирейнских землях затягивается до начала XII в. 9 Л. Т. Мильская. Светская вотчина в Германии VIII — IX вв. и ее роль в закрепощении крестьянства. M., 1957, стр. 41. 10 См. выше примечания 235 и 236. 11 Л. T. Mильская. Светская вотчина, стр. 46. 12 R. Boutruchе. Seigneurie et feodalite, p. 183. 13 M. Вlосh. La Societe feodale, t. I, p. 58—62; R. Воutruсhe. Seigneurie et feodalite, p. 213; J. F. Lemarignier. Le gouvernement royal, p. 54—55 et 124—125; G. Duby. (C. R.) Le gouvernement royal..., p. 539—543. 14 Происхождение milites было особенно сложным в прирейнских областях, где, как и во многих других районах Германии, в происхождении рыцарства большую роль сыграли несвободные министериалы, см. Н. Ф. Колесницкий. К вопросу о германском министериалитете.— СВ, XX, 1961, стр. 31—35. 15 M. Вlосh. La Societe feodale, t. I, p. 58—62 16 За последние годы изучение форм семейных связей феодальной знати особенно усилилось в среде западногерманских медиевистов, группирующихся вокруг Герда Телленбаха (см. нашу статью «Некоторые проблемы социально-политической истории», стр. 111). Специальную работу о структуре семьи в раннесредневековой Франции подготовляет Ж. Дюби. 17 H. Didier. Le droit de Liget..., RHDFE, 1936, p. 496—513; F. Olivier-Martin. Histoire du droit..., p. 264; L. Ver ries t. Prolegomиnes. Le polyptique illustre..., p. LIV. 18 Ш. Пти-Дютайи. Феодальная монархия во Франции и Англии. М., 1937, стр. 267; Н. А. Хачатурян. Возникновение сословного представительства во Франции начала XIV в. Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата исторических наук. М, 1968, стр. 4; M. Вlосh. La societe оeodale, t. I, стр. 268. 19 M. Sсzanieсki. Essai..., p. 81 et suiv. 20Ibid., p. 25, 28, 62 et suiv. |
загрузка...