1. Постановка вопроса

Изучение социальной перестройки деревни в период роста товарно-денежных отношений требует прежде всего выяснить масштаб распространения этих отношений. Ясно, что о какой бы то ни было связи аграрной эволюции с влиянием рынка можно говорить лишь там, где его роль в жизни сельского населения достаточно ощутима. Первой задачей в нашем изучении социального строя северофранцузской и западнонемецкой деревни в XII—XIII вв. оказывается поэтому анализ уровня развития товарно-денежных отношений.

Что следует понимать под уровнем развития товарно-денежных отношений? Важность и в то же время недостаточная выясненность этого вопроса ярко обнаружились в ходе длительной дискуссии среди западноевропейских медиевистов вокруг проблем средневековой торговли. Начатая в 20—30-е годы нашего столетия спором между А. Пиренном и А. Допшем о характере экономики в период Меровингов, эта дискуссия в дальнейшем разрослась в обсуждение довольно широкого круга тем и вовлекла историков разных направлений, включая зарубежных исследователей марксистской ориентации. В ходе полемики был мобилизован обширный новый материал источников, позволивший показать необоснованность как допшианской, так и пиреннистской концепций и убедительно обрисовать реальную динамику европейской торговли в раннее и классическое средневековье¹.

Было показано, что для доказательства того или иного уровня торгового развития совершенно недостаточно ссылок на число ярмарок или на количество торговых сделок, которыми ограничивались некоторые буржуазные историки². Ряд участников дискуссии справедливо подчеркивал, что надежные представления о размахе торговли могут быть получены только на основе глубокого изучения экономики Европы в целом³.

Констатация того факта, что в западноевропейской буржуазной медиевистике имеется направление, сторонники которого трезво оценивают сложность критериев, определяющих уровень развития товарно-денежных отношений, не означает, что трактовка данного вопроса этими исследователями представляется нам вполне удовлетворительной. В работах названных буржуазных медиевистов нет ни ясного раскрытия самого понятия «уровень товарно-денежных отношений», ни тем более конкретных суждений о том, какие из черт экономической организации общества следует считать наиболее важными для определения этого уровня.

На наш взгляд, характеристика уровня разлития товарно-денежных отношений в деревне включает ряд моментов. Простейшим, хотя и далеко не единственным, его показателем был размах товарных связей, непосредственно отражавшийся в широте сельской торговли. Очень существенным его критерием следовало бы считать также роль рынка как посредствующего звена в основных видах общественных отношений (как межклассовых, так и внутриклассовых). Нет нужды говорить, что этот последний критерий гораздо сложнее и многограннее первого. Его раскрытие требует всеобъемлющего анализа социальной организации деревни. Мы сможем поэтому подойти к его выяснению лишь в результате всего нашего исследования. В данном же разделе нам придется по необходимости ограничиться анализом собственно товарных связей.

Что должно быть изучено для их объективной оценки? Отметим прежде всего невозможность изучения торговли изолированно от развития производства, которым, по словам Маркса, определяются «интенсивность обмена, его распространение, так же как и его форма»⁴. Поэтому выводы об особенностях торговли могут быть признаны обоснованными лишь в том случае, если обнаружена их взаимосвязь с самим строем вотчинного хозяйства. Далее. Уровень товарных связей в деревне не может быть глубоко раскрыт, если не дифференцирована торговая активность основных сельских классов — крестьян и феодалов. Соотношение их торговой активности глубоко влияло и на настоящее и на будущее каждого из этих классов. «Социальная» характеристика торговли представляет, следовательно, очень важный метод определения общественной значимости обмена⁵. Наконец, для научной оценки уровня товарно-денежных отношений весьма существенной оказывается классификация видов торговли по степени их социально-экономического влияния. Общепринятое разделение торговли на внешнюю и внутреннюю было бы здесь явно недостаточным. Для рассматриваемого периода подобное деление представляется вообще основанным на формальных и ненадежных признаках. В самом деле, какие торговые сделки, например парижанина конца XII в., следует считать внешнеторговыми операциями: только те, которые касаются заморских товаров, или уже те, в в ту пору на территории владений английского короля, в Нормандии, или, быть может, даже те сделки, которые оформляли приобретение товаров, привезенных с верховьев Сены,— с территории, входившей в состав земель непокорного вассала короля Филиппа II —Бургундского герцога Гуго III? Условность и непостоянство границ, несоответствие этих границ с этническими лишь частично объясняют непригодность при исследовании влияния торговли на развитие раннесредневекового аграрного строя, классификации видов обмена по признаку внутригосударственного или внегосударственного потребления товара. Еще важнее то, что — в условиях общей ограниченности обмена — влияние его зависело не столько от того, был он «внутренним» или «внешним», сколько от характера самого товара. Именно характер товара определял, какое число людей будет вовлечено (прямо или косвенно) в торговлю, насколько будет она регулярна и насколько глубокие изменения в социальном и экономическом строе сможет она стимулировать. С этой точки зрения следовало бы противопоставлять друг другу не столько внутреннюю или внешнюю торговлю вообще, сколько торговлю продуктами повседневного потребления — зерном, вином, скотом, солью, рыбой, а также сельскохозяйственным сырьем для ремесла (льном, кожами, шерстью и т. п.) — торговле товарами редкого потребления — предметами роскоши, пряностями, дорогим оружием и т. п.⁶ Этими последними не исчерпывались объекты внешнеторговых операций, которые включали нередко и весьма скромные сделки между жителями соседних княжеств по продаже (или покупке) продуктов повседневного потребления. Ясно, что именно торговля повседневными товарами должна быть в центре внимания при определении уровня товарно-денежных отношений в деревне⁷.

Исключительная сложность извлечения из средневековых источников сведений по поставленным вопросам — общеизвестна. Для их решения необходима специальная методика. Ее характеристике нам придется уделить немало внимания. Выбор частных исследовательских методов, определение их достоинств и недостатков, так же как и степени их достоверности, превращается поэтому в особую исследовательскую задачу.

¹См.: С. Сiроlla. Encore Mahomet et Charlemagne. L'économie politique au secours de l'histoire.— «Annales. E. S. C.», 1949, № 1; idem. Money, prices and civilization in the Mediterranean World. V—XVII cc. Princeton, 1956, p. 3—12; idem. Sans Mahomet Charlemagne est inconcevable.— «Annales. E. S. C.», 1962, № 1; E. Perrоy. Encore Mahomet et Charlemagne.— «Revue Historique», t. 212, 1954; Ph. Grierson. Carolingian Europe and the Arabs: the Myth of the Mancus.— «Revue Belge de Philologie et d'Histoire», t. 32, 1954; idem. The Monetairy reforms oî Abd-Al-Malik.— «Journal of Economie and Social History of the Orient», 1960, № 3; F. J. Himly. Y a-t-il emprise musulmane sur l'économie des états europeens du VII Ie au XR siècle. Une discussion de témoignages.— «Schweizerische Zeitschrift fur Geschichte», 11955, № 1; R. Воutruсhe. Seigneurie et féodalité. Paris, 1959, ch. I; см. также: A. Riesing. The Fate of Henri Pirenne's theses on the conséquences of the islamic expansion.— «Classica et Mediaevalia», vol. XIII, 1952; Y. Dollinger-Leonard. De la cité romaine à la ville médiévale dans la région de la Moselle et la Haute Meuse.—«Studies zu den Anfàngen des europai-schen Stadtwesens». Lindau und Konstanz, 1958.
² См., например, S. Воlin. Mohammed, Charlemagne and Ruric.—«The Scandinavian Economie History Review», vol. 1, 1953; M. Lombard. Les bases monetaires d'une suprematie economique. L'or musulman du VII au XI siecle.— «Annales. E. S. C.», 1947, № 2; idem. Mahomet et Charlemagne. Le problиme economique.— «Annales. E. S. C., 1948, № 2; idem. La route de la Meuse et les relations des pays mosans entre le VIIIe et le XIe siиcle.— «L'art mosans». Paris, 1953; idem. L'evolution urbaine pendant le Haut Moyen-Age.— «Annales. E. S. C.», 1957, M 1; R. S. L о p e z. Le problиme des relations anglobyzantines du septieme au dixieme siecles.— «Byzantion», t. 18 (1946—1948), p. 160, 151; idem. The Dollar of the Middle вges.— «Journal of Economie History», XI, 1951; idem. East and West in the Early Middle Ages. Economie relations.—«Relazioni del X Congresso Internazionale di Scienze Storiche», vol. III. Firenze, 1955; см. также: R. Doehaerd. Les reformes monetaires carolingiennes.— «Annales. E. S. C.», il952, № 1. Более подробную характеристику упомянутой дискуссии см.: 10. Л. Бессмертный. Проблема западноевропейской торговли IX—XIII вв. в современной западной медиевистике.— СВ, 23, 1963, стр. 246—264.
³ F. I. Himlу. Y a-t-il emprise musulmane sur l'economie des etats europeens..., p. 34, 44, 45, 80; R. Bouiruche. Seigneurie et feodalite, p. 40, 41, 57. С. С i p о 11 a. Encore Mahomet et Charlemagпе..., р. 7, 8; E. Perrоу. Encore Mahomet et Charlemagne..., p. 238. Необходимо отметить заметный вклад, внесенный в разработку конкретных вопросов динамики средневековой торговли в Европе советскими археологами и нумизматами — В. Л. Яниным, В. М. Потиным, В. В. Кропоткиным и др. См. нашу заметку — ВИ, № 9, стр. 180, ,181; см. также: В. В. Кропоткин. Из истории денежного обращения в Восточной Европе в I тыс. н. э.— «Советская археология», 1958, № 2, стр. 281—285; он же. Клады византийских монет на территории СССР.— «Свод археологических источников», вып. Е4-4. М., 1962, стр. 15.
⁴ К. Маркс. Введение. (Из экономических рукописей 1857— 1858 гг.)К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 12, стр. 725.
⁵ Уже у Маркса мы находим (правда, применительно к более позднему периоду) прямое указание на значение условий сбыта сельскохозяйственной продукции феодального хозяйства в определении судеб сельских классов. Объясняя расцвет крепостничества в дунайских княжествах XIX в., Маркс ставит по существу во главу угла тот факт, что экспорт сельскохозяйственных продуктов находился здесь в руках феодалов (см.: К. Маркс. Капитал, т. I. К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 23, стр. 247—249). Е. А. Косминский, исходя из этих положений Маркса, рассмотрел различные варианты связи феодального хозяйства с рынком в Западной Европе XII— XIV вв. Как показал Е. А. Косминский, там, где эта торговля сосредоточивалась в руках феодалов, могло произойти закрепление натуральных видов ренты и натурально-хозяйственных отношений внутри феодального поместья, усиление и консервация феодальной эксплуатации и личной зависимости крестьян (Е. Л. Косминский. Исследования по аграрной истории Англии XIII века. М., 1947, стр. 436). Наоборот, перекладывание сбыта продуктов на плечи крестьян, будучи «необходимой предпосылкой развития денежной ренты», способствует росту товарности крестьянского хозяйства, повышению в нем производительности труда, росту дифференциации крестьян, а в конечном счете разложению вотчины и феодального способа производства в целом (там же, стр. 428 и 435; Л. А. Котельников а. Итальянское крестьянство и город в XI-XIV вв. M . 1967. гл.I).
⁶ См. подробнее: Ю. Л. Бессмертный. Проблема западноевропейской торговли..., стр. 262, 263.
⁷ Иная классификация видов торговли необходима при анализе истории средневекового города. Ясно, например, что наибольшую прибыль купцу могла дать дальняя торговля теми или иными товарами, основывавшаяся на разнице цен. Именно эта торговля особенно важна при исследовании того, как складывались крупные денежные состояния и развивался купеческий капитал.

<<Назад Вперёд>>

Просмотров: 4074

загрузка...

Другие книги по данной тематике