2. Уровень товарных связей крестьянства

Какие бы виды памятников ни привлекать — записи обычного права или поместные документы, или материалы по истории городов,— в них удается найти лишь очень скудные данные, непосредственно воспроизводящие состояние товарных связей сельских классов. Особенно бедны источники сведениями о крестьянской торговле. Прямые упоминания о ней встречаются лишь в виде исключений в некоторых «Уставах»¹, кутюма², городских постановлениях³. Косвенным признанием факта крестьянской торговли можно считать существование баналитетиых привилегий по торговле вином, сеном, лесом и т. п., широко распространенных почти во всех областях на континенте Западной Европы в XII— XIV вв. Возникновение этих бапалитетов оказалось необходимым именно потому, что у сеньоров имелись опасные для них конкуренты. Что такими конкурентами сплошь и рядом бывали крестьяне, недвусмысленно свидетельствуют записи обычного права. В них подчеркивается, что баналитетные ограничения распространяются на все население сельских местностей, подвластных собственнику бана⁴. Нет, однако, нужды доказывать, что материалы, подобные приведенным, не позволяют оценить ни масштаб крестьянской торговли, ни ее роль в феодальной экономике. Это заставляет искать иные пути анализа товарных связей крестьянства.

Один из таких путей, уже не раз использовавшийся историками-марксистами, основывается на изучении роли денежной ренты в крестьянских повинностях.

Строго говоря, денежная рента свидетельствует лишь о том, что у крестьян существовал какой-то источник денежных доходов, позволявших расплачиваться с сеньором. А так как естественнее всего предположить, что таким источником была реализация продукции на рынке, то в распространении денежной ренты, в общем правомерно, видят показатель участия крестьян в торговле. Следует сделать лишь некоторые уточнения. Во-первых, надо считаться с тем, что известные — правда, очень небольшие— суммы денег крестьянин мог получить и не прибегая к продаже сельскохозяйственных продуктов. Их источником могли служить различные формы оплачиваемого труда крестьян: феодальный наем, барщина с харчами, взамен которых выдавалась иногда небольшая денежная плата⁵. Поэтому величина денежных платежей сеньору может быть и больше суммы денег, вырученных крестьянином на рынке. Во-вторых, видимо, нельзя исключать возможность того, что крестьянин, хотя бы изредка, сам выступал на рынке в качестве покупателя, расходуя таким образом, вырученные при продаже деньги на себя⁶, и, следовательно, величина денежного чинша могла быть и меньше суммы доходов от продажи продуктов. В-третьих, денежный чинш сеньору был хотя и важным, но не единственным видом обязательных денежных платежей крестьянина, вынужденного, кроме того, нести возрастающие денежные налоги в пользу королевской власти, судебные штрафы и пошлины, которые не всегда удается учесть при исчислении денежной ренты крестьянина⁷. Объем денежных платежей сеньору мог в связи с этим отражать лишь часть денежных доходов крестьянина на рынке. Поэтому, признавая тесную связь между объемом денежной ренты и степенью участия крестьян в торговле, следует в то же время отказаться от представления о прямолинейности и простоте этой связи.

Отдельно надо отметить неправомерность отождествления объема торговли зависимых крестьян и уровня товарности крестьянского хозяйства⁸. Ясно, что, до тех пор пока обращение крестьянина на рынок может быть результатом принуждения со стороны сеньора, требовавшего уплачивать денежную ренту, та масса продуктов, которую продавал крестьянин, не обязательно соответствует товарной части крестьянского урожая. Количественно эта масса, как правило, больше и включает в себя иногда не только прибавочный, но частично и необходимый продукт крестьянина. Признавая, таким образом, сеньориальное , принуждение одной из важных причин появления крестьянина на рынке, мы тем не менее не должны забывать, что сама практика использования крестьянином рынка не была изобретением сеньоров. Последние могли (и хотели) требовать от крестьянина выплаты денежной ренты только там и тогда, где и когда уже сложилась известная связь крестьянского хозяйства с рынком. Соответственно и в дальнейшем взимание с крестьян денежных платежей могло вынуждать крестьянина увеличивать объем продаваемой продукции непропорционально росту прибавочного продукта (или величине избыточного продукта), но оно не могло исключить возможность того, что крестьянин использовал одновременно рынок в своих собственных интересах, продавая свою продукцию для покупки необходимых ремесленных изделий. Нельзя оторвать торговлю, которую вел крестьянин для погашения рентных обязательств, от торговли, которую он вел с целью приобретения товаров, нужных ему самому. И потому не может быть однозначного ответа на вопрос, являются ли рыночные связи феодальнозависимого крестьянина свидетельством товарности крестьянского хозяйства⁹. Широта участия крестьян в продаже сельскохозяйственных продуктов, о которой говорит объем сеньориальной денежной ренты, конечно, не отражает меры товарности крестьянского хозяйства, но представляет все же весьма важный показатель, коррелятивно связанный со степенью этой товарности. Вот почему изучение объема денежных платежей, их соотношения с натуральными оброками и барщиной и изменение этого соотношения во времени исключительно важно для понимания степени развития элементов товарного производства в крестьянском хозяйстве.

Междуречье Рейна и Сены было покрыто в XII— XIII вв. тысячами вотчин. Специальное изучение формы земельной ренты в каждой из них потребовало бы громадной работы. Но мы не беремся за нее не только из-за ее трудности, но и потому, что установление локальных нюансов аграрного развития внутри этой территории неизбежно отвлекло бы от характеристики ее общих особенностей, столь важных для понимания основных черт западноевропейского феодализма. Рассматривая общие проблемы социальной истории феодальной деревни на материалах междуречья Рейна и Сены, мы считаем более существенным для данного этапа исследовательской работы не сплошное обследование всех имеющихся источников, но выработку методики изучения этих проблем и их предварительное решение на основе анализа той или иной части однотипных памятников. Полученные при таком анализе результаты не будут полностью применимы ко всей Северной Франции и рейнской Германии. Но, поскольку вся эта область едина по типу социального развития, различия не будут здесь носить качественного характера. Этими соображениями объясняется включение в число источников, привлекаемых для исследования рентных отношений, комплекса памятников из левобережья Рейна.

Незаменимым источником для установления формы земельной ренты, преобладавшей в той или иной вотчине, служат, как известно, поземельные описи. В нашем распоряжении имелись описи нескольких крупных вотчин, располагавших в XIII в. владениями в большом числе поселений рейнской Германии. Исследование этих описей показывает значительную роль денежной ренты, которая на рубеже XII-XIII вв. встречалась не менее чем на 80% крестьянских держаний. Правда, преобладающее значение она имела в тот период лишь на четверти держаний, но уже к началу следующего столетия она приобрела главенствующее положение не менее чем на трети земель¹⁰. Важность этого наблюдения для оценки вовлечения крестьянства в торговлю трудно преувеличить. Оно свидетельствует не только о том, что крестьянская торговля была в эту пору вполне реальным фактом, но и дает материал для приблизительной количественной оценки размаха этой торговли.

Чтобы иметь более объективное представление о значимости этих цифр, попытаемся произвести небольшое сопоставление во времени. Для этого сравним денежную ренту крестьян на рубеже XII—XIII вв. с денежной рентой, уплачивавшейся на той же самой территории тремя сотнями лет раньше. Необходимые данные могут быть почерпнуты из описи владений Прюмского аббатства, составленной в 893 г¹¹. Наш анализ этой описи показывает, что денежные платежи встречались в конце IX в. хотя и реже, чем 300 лет спустя, но все же достаточно часто — на 55% крестьянских мансов (978 из 1782). Если исходить, таким образом, из сравнения абсолютного числа держаний, плативших денежные оброки, разница окажется на первый взгляд не столь значительной, как можно было бы ожидать.

Интересно было бы сопоставить величину продуктовых оброков и денежных платежей на тех прюмских мансах, где они встречаются одновременно, и определить, насколько часто денежная рента оказывалась в конце IX в. преобладающей. (Мансов, где денежные платежи — единственные, в Прюме менее полусотни, т. е. менее 5% числа мансов, уплачивающих денежную ренту.) Отказаться от такого сопоставления заставляет не только его трудоемкость, но и то, что существует более простой и лишь немного менее надежный способ сравнить значение денежных платежей в крестьянских повинностях на рубеже IX—X и XII—XIII вв. Состоит он в качественном и количественном сравнении составных частей этих платежей. Из чего складывались денежные платежи крестьян конца IX в.? На первом месте здесь стояли так называемые альтернативные платежи, которые в тексте описи обозначаются как уплачиваемые либо деньгами, либо натурой (свиньями, поросятами, овцами, льном, полотном). Они встречаются на двух третях держаний, где упоминается денежная рента (всего на 547 мансах), причем почти в половине случаев, (на 224 мансах) они представляют единственную форму денежных взиманий. В количественном отношении альтернативные платежи колеблются от четырех денариев до двух-двух с половиной солидов, чаще всего они составляют около одного солида (в год). Чтобы дать представление о величине этих денежных сумм, укажем, что, по данным того же Прюмского полиптика 893 г., свинья (soalis) стоила от 12 до 60 денариев, т. е. 1—5 солидов, поросенок (porcus) 4—6 денариев, барашек (aries, vervex) —6—7¹².

На втором месте стоит денежный побор «pro hostilitio» (военный побор). Иногда он тоже взимается в альтернативной— денежной или натуральной — форме¹³, но обычно измеряется определенным числом денариев — от 2 до 15 с манса, наиболее часто — 4—6 денариев с манса. Этот побор взимался на 370 мансах, т. е. приблизительно на 38% тех мансов, где упоминаются денежные оброки (978). На третьем месте — специфические денежные платежи «вместо» (pro) оброков свиньями, льном, лесом, встречающиеся на 240 мансах. Величина их несколько больше и обычно составляет один-два солида на манс ежегодно. Наконец, последнее по степени распространения место занимают такие денежные повинности, которые представляют исчерпывающую форму обязанностей крестьян. Держаний, где выполняются такие «безымянные» денежные повинности, как отмечалось, около полусотни (из общего числа 1782 мансов). Величина обложения колеблется здесь от двух до пяти солидов на манс.

Не трудно видеть, что денежные повинности прюмских крестьян IX в. в значительной своей части были денежными лишь формально. В первую очередь это касается альтернативных платежей, являвшихся, как уже говорилось, в целом самыми распространенными и обширными. Источник умалчивает о том, от кого зависел выбор формы платежей, хотя самое это умолчание, возможно, не случайно и связано с существованием здесь прочного обычая, не требующего разъяснения¹⁴. Во всяком случае, эти альтернативные платежи были в такой же мере денежными, как и натуральными.

В известной мере то же самое следовало бы сказать и о денежных платежах «вместо» натуральных оброков. М. Блок вполне справедливо отмечал, что далеко не все случаи упоминания денег в источниках раннего средневековья можно считать надежным свидетельством реальности денежного обращения. Достаточно часто встречались случай, когда деньги служили лишь мерой стоимости натуральных платежей. Так бывало даже там, где на первый взгляд отсутствовали какие бы то ни было сомнения относительно денежной формы платежей¹⁵. Видимо, с особенной вероятностью можно предполагать это же о тех денежных повинностях, которые в самом источнике выступают в качестве замены (или альтернативы) продуктовых оброков. Видеть в этих платежах IX в. какое-либо проявление процесса коммутации невозможно уже потому, что в районах распространения этих платежей еще полностью сохранялись основные характерные черты барщинной системы.

Из двух оставшихся категорий денежных повинностей в Прюме конца IX в. широко распространен был только платеж pro hostilitio. Нередко воплощая всю сумму денежных повинностей крестьян, он являлся, пожалуй, наиболее реальной мерой их связи с рынком. Поэтому можно было бы сказать, что эта связь ограничивалась ежегодной продажей крестьянином одного барашка или поросенка¹⁶. По сравнению с общей суммой продуктовых и барщинных повинностей крестьян их денежные платежи составляли, таким образом, малозаметную величину.

Что касается крестьянских держаний, на которых денежные платежи обнимали собой всю совокупность повинностей, то они, будучи в целом очень мало распространены, представляли своего рода исключение. Это подтверждает и анализ их географического размещения. Денежная рента действительно господствовала главным образом на одной категории прюмских владений — тех, которые были очень значительно удалены от центра вотчины¹⁷. Продажа крестьянами продуктов была, следовательно, здесь не выражением естественно сложившейся связи с рынком, но результатом насильственного воздействия определенной системы вотчинной эксплуатации. Это была своего рода барщина, навязывавшая крестьянину нелегкое дело торговли сельскохозяйственными продуктами и существовавшая только потому, что это было выгодно феодалу.

Сравним положение в том же самом районе на рубеже XII—XIII вв. Из чего складывались денежные платежи крестьян, например, на землях Сен-Максиминского аббатства?¹⁸ Первое, что обращает здесь на себя внимание, это очень незначительное по сравнению с Прюмским аббатством распространение альтернативных платежей. В качестве альтернативы продуктовых оброков денежные повинности встречаются лишь на 66 мансах и 28 квартариях, т. е. на 12% мансов, уплачивающих денежную ренту. (В Прюме этот процент был выше 60.) Кроме того, как и следовало ожидать, денежные повинности уплачиваются и в качестве альтернативы различным барщинам — на 157 мансах (16%). В разных местах текста описи подчеркивается, что выбор формы повинностей зависел от вотчинника, и, таким образом, эти платежи (как и в Прюме) нельзя считать денежными par excellence. Тот тип денежных повинностей, который в Прюме IX в. был самым распространенным, в Сен-Максимине конца XII—начала XIII в. имел, как видим, малое значение. Не встречается здесь и другой вид прюмских денежных оброков — платеж pro hostilitio, специфичный уже в силу своего назначения.

Главную роль среди денежных повинностей сен-максиминских крестьян на рубеже XII—XIII вв. играют денежные «подношения» сеньору по праздничным дням. Ко дню св. Андрея (30 ноября), св. Максимина (20 июня), св. Мартина (11 ноября), на рождество, пасху и по другим праздникам крестьяне большей части держаний (789 мансов и почти всех «немансовых» владений) должны были принести вотчиннику определенную сумму денег (от нескольких денариев до нескольких солидов, чаще всего два-три солида). Самый срок и форма исполнения этих повинностей проливают свет на их назначение. Здесь нет даже ссылок на какую бы то ни было связь этих поборов с «военной необходимостью». Речь идет о регулярном обеспечении хозяйственных нужд вотчины, приуроченном ко времени, когда расходы монастыря особенно (возрастали. Врядли можно сомневаться, что немалая часть этих денежных подношений употреблялась для приобретения съестных припасов, обновления одежды и церковной утвари к праздничным дням. Следовательно, денежные повинности этого рода служили звеном товарно-денежного оборота, захватывавшего и крестьян, и феодалов.

Весьма характерным был еще один вид денежных повинностей в Сен-Максиминском аббатстве — коммутационные платежи. Мы не случайно говорим о них чуть ли не в последнюю очередь. Как распространенность, так и объем этих платежей — невелики. Уплата денег вместо барщины встречается всего лишь на 135 мансах (около 9% общего числа мансов). Кроме того, еще на пяти-шести держаниях деньгами заменяются продуктовые оброки. Сумма этих платежей измеряется, как правило, несколькими оболами или денариями и почти нигде не превышает половины солида. Коммутационные платежи составляют, таким образом, очень незначительную долю общего объема денежных повинностей.

Почти полное отсутствие коммутационных платежей характерно для многих районов Франции и Германии в отличие от Англии, где коммутация барщин нашла, наоборот, очень широкое развитие. Этот контраст между Англией и континентальной Европой пока еще недостаточно исследован. Вероятно, его. следует связывать с некоторыми коренными особенностями социальной эволюции крестьянства в странах, разделяемых Ла-Маншем. Как известно, одним из общих проявлений этой эволюции в XII — XIV вв. было изменение юридического положения крестьян и перестройка их сеньориальных повинностей. Специальный анализ путей и форм эволюции крестьянства в междуречье Рейна и Сены будет дан ниже. Однако отдельные черты этого процесса на континенте Европы, в отличие от островной Англии, имевшие значение для коммутации барщин, могут быть отмечены уже сейчас. В Англии XIII в., как известно, не получили развития такие характерные для Франции и Германии явления, как предоставление крестьянским общинам нового статута, предполагавшего одновременно и расширение правовых возможностей крестьян и установление в пользу сеньора некоторых новых денежных платежей (см. подробнее ниже, гл. III, § 2; гл. IV, § 4 —5). Не было в Англии и тех форм освобождения крестьян, которые предполагали взимание сеньорами специальных денежных сумм за предоставление освободительных хартий. Денежная коммутация барщин в Англии развертывалась, следовательно, в условиях, когда лорды маноров не имели таких благоприятных юридических возможностей для возложения на крестьян новых денежных платежей, какие имели французские и немецкие сеньоры. Возможно, в этом — одна из причин, объясняющих, почему барщины в английских вотчинах не отменялись безвозмездно и не исчезали так бесследно, как во Франции и Германии. Иными словами, говоря о контрасте между Англией и странами континентальной Европы в развитии коммутационных платежей, следует, возможно, объяснять не столько отсутствие этих платежей во Франции, Германии и других странах континента, сколько их существование в Англии¹⁹. Нет сомнения, что при этом потребуется учитывать не только своеобразие социально-правовой эволюции крестьянства, но и специфику сеньории в целом и, в частности, стадиальные особенности в развитии ренты.

Очень малая роль коммутационных платежей в рейнских вотчинах XII—XIII вв. представляется, как видим, вполне естественным явлением. Столь же закономерен в этих вотчинах и высокий уровень платежей, возлагаемых на крестьян в обмен на предоставление им некоторых новых прав и уничтожение особо тягостных повинностей. Так в Сен-Максиминском аббатстве на рубеже XII— XIII вв. существовали весьма значительные платежи, заменявшие право мепморта и право corimede (право на получение «лучшей вещи»)²⁰. В Прюме IX в. такие денежные платежи не зафиксированы. Их величина на рубеже XII—XIII вв. не идет ни в какое сравнение с размерами платежей взамен барщин. В то время как эти последние ограничивались в Сен-Максиминском аббатстве несколькими денариями, выкуп менморта и corimede измеряется суммами в 10—20 раз большими: от двух с половиной до 10 солидов, чаще всего — пять солидов. Повсеместность этого различия говорит сама за себя.

После всех этих данных вряд ли нужно дополнительно аргументировать вывод, что денежные повинности сен-максиминских крестьян на рубеже XII—XIII вв. качественно отличаются от соответствующих повинно-стей прюмских крестьян тремястами годами ранее. Отличаются они и в количественном отношении. Как показывают подсчеты, из 911 сен-максиминских мансов, платящих денежную ренту, не более одного солида вносят 303 маиса, от одного до двух — 213, от двух до трех— 110, от трех до четырех—148, от четырех до пяти — 64, свыше пяти — 73 маиса. Чтобы дать представление о реальной величине этих денежных взносов, укажем, что, по данным того же Сен-Максимипского полиптика, барашек стоил четыре-семь денариев, курица — восемь денариев, фунт льна — четыре, ствол дерева (truncus) — два с половиной, сыр, выдававшийся вместе с хлебом в качестве «харчей» на день,— от половины до четверти денария, «выпивка» обходилась в один-два денария²¹. Сопоставление приведенных цифр говорит, что денежные платежи большинства крестьян еще и на рубеже XII—XIII вв. охватывали сравнительно небольшую часть их продукции: для выполнения денежных повинностей крестьянам 516 мансов, платившим до двух солидов денежного чинша, достаточно было продать в течение года трех-четырех кур или овечек²². Несмотря на ограниченность абсолютного размера этих платежей, они значительно превышают те, которые существовали в Прюме в IX в.

Однако в Сен-Максимине XII—XIII вв. было немало и таких крестьян, которые платили ежегодно по четыре, пять, шесть и более солидов в год. Число принадлежавших им мансов достигало, почти трехсот (24,7% от общего числа мансов), что в пять-шесть раз превышало число держаний, где встречалась такая же рента в Прюме IX в. Чтобы расплатиться с сеньором, владельцам этих сен-максиминских мансов надо было бы продать уже такое количество сельскохозяйственных продуктов, которое по масштабам средневекового рынка²³ никак нельзя назвать небольшим (около дюжины барашков или десяток кур или 18 фунтов льна, одну-две сотни сыров и т. д.). Связь этих крестьян с рынком, даже если бы она обусловливалась только необходимостью собрать деньги для уплаты ренты, не могла быть очень слабой. Поэтому трудно исключить возможность того, что эти крестьяне использовали рынок и для приобретения необходимых им ремесленных изделий, которые покупались на деньги, полученные от реализации избыточной части урожая.

Абсолютный объем реализуемой продукции был, как мы видели, невелик. Иными словами, даже те, кто платил большую денежную ренту, продавал па рынке такое количество продуктов, которое составляло, видимо, сравнительно скромную часть валового объема продукции. Вероятно, еще меньшим был объем крестьянских покупок. Поэтому использование рынка лишь в небольшой степени подтачивало натуральный характер крестьянского хозяйства. Но известные элементы товарности в нем все же складывались.

Процент крестьян, уплачивавших максимальную денежную ренту, был, как говорилось выше, не так уж мал. В пределах Сен-Максиминского аббатства такие крестьяне составляли 24,7% общего числа. Их было во много раз больше, чем в Прюме IX в., где такие крестьяне владели менее, чем 5% общего числа мансов. Сравнение этих цифр достаточно ярко иллюстрирует различие в масштабе рыночных связей крестьянского хозяйства на рубеже IX—X и на рубеже XII—XIII вв. Но для нас важнее, что эти цифры дают хотя бы самое приблизительное представление о степени участия крестьян в продаже сельскохозяйственных продуктов. В конце XII— начале XIII в. эта торговля была относительно частым делом по крайней мере для четверти крестьян — держателей мансов. Эта цифра дает представление и о числе крестьян, заметнее других затронутых элементами товарного производства.

Данные сен-максиминской описи могут быть проверены по некоторым другим аналогичным памятникам того же района. В нашем распоряжении были описи (или фрагменты описей) еще нескольких церковных учреждений, составленные в XII и XIII в²⁴. Для изучения интересующей нас проблемы оказалась пригодной большая их часть, поскольку почти во всех них достаточно регулярно сообщаются сведения о форме крестьянских повинностей²⁵. Всего в этих описях отражено более сотни владельческих комплексов (имений), включающих в общей сложности около трех с половиной тысяч крестьянских держаний. В целом, судя по этим описям, картина оказывается сходной с той, которая характерна для Сен-Максиминского аббатства. В крестьянских повинностях сочетались и продуктовые и денежные оброки (при сохранении также известных барщинных служб). Продуктовые, оброки в целом играли преобладающую роль, но и денежные платежи взимались на абсолютном большинстве держаний, причем, как правило, еще чаще, чем в Сен-Максимине. Так, во владениях Трирского архиепископства денежная рента упоминается на 94% мансов, а во владениях аббатств Бузонвиль, Бопрэ, Горз и Шомузэ — практически на всех держаниях (см. табл. 1). Размеры денежных оброков нигде не опускались ниже уровня платежей в Сен-Максиминском аббатстве, в вотчине же Трирского архиепископства они были явным образом значительно выше²⁶. Как видно из табл. 1, четыре и более солидов в Трирском архиепископстве вносили 329 мансов, т. е. 46,5% мансов (против 24,7% в Сен-Максимине и 4,6% в Прюме IX в.), в том числе 193 (27,3%) платили более пяти солидов (в Сен-Максимине 6,3%), а на отдельных крестьянских мансах денежный чинш достигал 20 солидов. Исходя из этих цифр, следует, по-видимому, прийти к заключению, что в рейнской области существовали на рубеже XII— XI.II вв. и такие вотчины, где часть крестьян, более или менее часто продававших свои сельскохозяйственные продукты (и соответственно заметнее других затронутых элементами товарного производства), достигала половины общего числа держателей мансов.

Для изучения динамики крестьянской торговли в течение XIII в. может быть использована опись Люксембургского графства, составленная в самом начале XIV в. и охватывающая весьма значительную территорию в том же районе, в котором располагались рассмотренные выше вотчины²⁷. Материал Люксембургской описи ясно свидетельствует о дальнейшем, и притом значительном, росте крестьянской торговли. Об этом говорит уже то, что на большой части территории графства денежные оброки крестьян в целом превышают натуральные (в отличие от положения на рубеже XII — XIII вв.). Немалую часть денежных повинностей всюду составляют платежи, налагавшиеся на жителей общин, добившихся улучшенного правого статута.

Определить примерный объем денежных платежей, приходившихся на одно крестьянское хозяйство, удается лишь для части владений Люксембургского графства, там, где одновременно известны общий доход в деньгах и число облагаемых домохозяйств²⁸. Денежные повинности в Люксембурге XIII—XIV вв. чаще всего измерялись в турской монете, которая на рубеже XIII—XIV вв. была по меньшей мере вдвое дороже трирской и мецской (в которой измерялись денежные платежи в рассматривавшихся выше описях XII—XIII вв.)²⁹.

Переводя денежные повинности люксембургских крестьян в трирскую монету, получаем следующие данные. Всего учтено 2214 сельских домохозяйств (в 38 из 130 деревенских комплексов владений люксембургских графов). Денежными платежами обязаны они все. Ни один из владельцев земельного держания не платил менее четырех трирских солидов денежного чинша. Но и по четыре солида вносило лишь около 19% учтенного числа домохозяйств. Зато более 10 солидов уплачивало 1273 домохозяйства (58%), в том числе от 16 до 40 солидов — 767 (34%). Для сопоставления приведем Цены, упоминаемые в этом же памятнике в переводе на трирскую монету: сыр — один солид, курица — один солид, поросенок — один солид 10 денариев, свинья — от 20 до 80 солидов (чаще от 20 до 40)³⁰.

Чтобы сравнивать денежные повинности люксембургских крестьян начала XIV в. с обрисованными выше платежами в рейнской деревне XII—XIII вв., надо учитывать еще и то, что в отличие от XII—XIII вв., когда единицей обложения был обычно манс, в Люксембурге облагалось каждое домохозяйство. Не входя здесь в обсуждение весьма сложного вопроса о составе и населенности манса, укажем лишь, что в течение XII—XIII вв. число семей, объединенных на одном мансе, постепенно возрастало, достигнув в разных вотчинах в разное время двух, трех, четырех и более семей³¹. Следовательно, чтобы сделать приведенные выше данные о денежных платежах люксембургских крестьян сопоставимыми с данными XII — XIII вв., их следовало бы еще более увеличить.

А между тем и без того разница в объеме крестьянской торговли, необходимом только для расплаты с сеньором, в Люксембургском графстве начала XIV в. и в вотчинах XII—XIII вв. очень велика. Даже если остановиться на цифрах, заведомо преуменьшавших объем денежной ренты в Люксембурге, окажется, что в начале XIV в. свыше половины крестьян (т. е. все, кто уплачивал 10 и более солидов чинша в год) более или менее активно пользовались рынком. Следовательно, доля крестьянства, которое относительно широко участвовало в торговле, была в Люксембургском графстве в начале XIV в. самое малое вдвое больше, чем в Сен-Максиминском аббатстве в начале XIII в. (Напомним, что владения обеих вотчин располагались частью в одних и тех же, частью — в перемежавшихся поселениях.) Любопытно сравнить также объем продукции, продававшейся для уплаты максимального денежного чинша в Сен-Максимине и Люксембурге. Для этого сопоставим (с учетом разницы цен) количество продуктов, которое приходилось продавать на рынке сен-максиминским крестьянам, уплачивавшим четыре и более солидов, и люксембургским крестьянам, уплачивавшим более 20 солидов (и те и другие группы крестьян составляли 25—30% общей массы держателей). Примерный объем продуктов, продававшихся такими крестьянами в Сен-Максимине в начале XIII в., уже приводился. В Люксембурге в начале XIV в. этот объем был не менее чем в полтора-два раза выше и равнялся двум-тром десяткам кур или 12—17 поросятам или 240—360 сырам и т. п.

Как уже говорилось, объем собственно товарных связей крестьянства отражался на величине его денежных повинностей в пользу вотчинников сугубо приблизительно. Реальная степень товарности крестьянского хозяйства могла быть и меньше, чем этого следовало бы ожидать, судя по цифрам денежных оброков (из-за существования у крестьян источников денежных доходов, не связанных с торговлей, или же за счет вынужденной реализации для погашения рентных обязательств части необходимого продукта), и больше соответствующих показателей (вследствие того, что денежные оброки приходилось уплачивать не только вотчинникам, но и судебным сеньорам и сюзеренам, а также из-за невозможности исключить использование крестьянами части вырученных на рынке денег для приобретения каких-либо изделий). Однако рост денежной ренты — при прочих равных условиях — неизбежно выражал соответствующий рост товарных связей крестьянства. Поэтому установленное выше расширение денежных взиманий с крестьян следует считать свидетельством многократного (не менее чем в пять раз) увеличения их товарных связей в течение IX — XII вв. и не менее чем двукратного их увеличения за 100 лет с начала XIII до начала XIV столетия³².

При оценке масштабов крестьянской торговли по данным о денежной ренте не удается учесть еще одну— «скрытую» форму товарных связей крестьянства. Известно, что в раннее средневековье сеньор нередко перекладывал труд по реализации своих сельскохозяйственных продуктов па крестьян. Их принуждали торговать тем, что было произведено и :на земле держаний, и в господском хозяйстве. Объем продаваемых крестьянами продуктов был при этом больше объема товарной продукции крестьянских держаний³³. Подобная практика в XII— XIII вв. почти полностью исчезла. Сеньориальная регламентация торговли приобрела качественно иную .направленность, ярче всего отразившуюся в возникновении торговых баналитетов. С их помощью феодал ограничивал продажу крестьянами .некоторых видов производимых ими продуктов, чтобы самому использовать благоприятную рыночную конъюнктуру. При этом далеко не все продаваемые от имени феодала продукты были произведены в его собственном хозяйстве. Некоторая — нередко значительная — их часть попадала к нему в руки в результате присвоения прибавочного продукта крестьян. Следовательно, в XII—XIII вв. масштаб сеньориальной торговли, как правило, превышал уровень товарности домециального хозяйства. Наоборот, собственно крестьянская торговля была по объему меньше, чем та часть продукции крестьянина, которая реально поступала в рыночный оборот. Их разностью измерялась «скрытая» часть товарных связей крестьянства³⁴. Анализ денежной ренты дает, таким образом, лишь частичное представление о действительном участии крестьянства в товарно-денежных отношениях.

Данные анализа ренты могут, однако, быть дополнены с помощью некоторых других исследовательских методов. Один из них состоит в изучении так называемого феодального найма. Наемный работник, использовавшийся в господском и крестьянском хозяйстве, если он получал за труд деньги и не имел достаточного для своего пропитания земельного надела, выступал в качестве постоянного покупателя самых разнообразных товаров. Рост числа подобных наемных работников представляет, естественно, яркий показатель втягивания крестьянства в товарно-денежные отношения. Система феодального найма была известна во многих вотчинах в междуречье Рейна и Сены, особенно в северных и западных областях этой территории. Среди наемных работников были такие, которые жили в основном трудом своих рук Оплачивался этот труд нередко деньгами³⁵. Мы лишены тем не менее возможности проследить динамику исполь зования феодальных наемных работников, так как источники, имеющиеся в нашем распоряжении, игнорируют их число и не указывают размеров заработной платы. Существование феодального найма остается поэтому лишь косвенным свидетельством возможности высокого уровня товарно-денежных отношений.

Несколько более конкретные результаты дает анализ распространения так называемых новых держаний. Новые земельные держания в Рейнской области и их взаимосвязь с ростом товарно-денежных отношений уже изучались нами³⁶. Тесная зависимость развития этих держаний от роста торговли сельскохозяйственными продуктами не вызывает сомнений. Характер новых держаний в соседних областях Франции был, видимо, в основном такой же. Об этом свидетельствуют различные памятники: кутюмы, картулярии, описи³⁷. Там, где, как в левобережье Рейна, новые держания отличались преобладанием продуктовой ренты, они отражали расширение рыночных связей сеньоров. В некоторых французских провинциях на новых держаниях господствовала денежная рента³⁸. В этих случаях распространение новых держаний говорило о расширении крестьянской торговли.

¹ Согласно обычаям Ивуа (западнее Люксембурга) любой человек, приходящий или приезжающий сюда (tous venans du dehors), может торговать зерном или вином; при этом продажа зерна производится и на рынке и на дому (a leur hostelz); в последнем случае каждому разрешается использовать свою меру (mesure privee).— L. W., S. 375, a. 1220. Участие в торговле крестьян в данном случае не вызывает сомнений.
² По свидетельству «Кутюм Бовези», «каждый может для измерения того, что выращено в его владении и для продажи, пользоваться у себя дома (необходимой мерой)» (В, 749).
³ Согласно решению Мецского магистрата от 1280 г., крестьянам герцогства Бар и Лотарингии разрешалось свободно и беспошлинно продавать в городе зерно (J. Schneider. La ville de Metz au XIIIe et XIVe siecles. Nancy, 1950, p. 213). Видимо, этим правом крестьяне пользовались и в начале столетия, поскольку таможенный тариф 1227 г. не устанавливал каких-либо пошлин при продаже зерна — см. JGLG, Bd XV, 1903, S. 18—'23.
⁴Les constitutions..., p. 82, p. 66 (XII s.); p. 186 (XIV s.); L. W., S. 709, a. 1239; S. 140, a. 1242; S. 404-405, a. 1273; S. 139, a.1283; Droit de Beaumont, art.50, a. 1182; Liber annalium iurium episcopi et ecclesiae Treverensis, S.426; MU, Bd III, S. 1077, a. 1259 etc.
⁵ Практика такого рода существовала во многих районах Франции и Германии, а также в Англии и Италии. См.: Ph. Dоllinger. L'evolution des classes rurales en Baviere, depuis la fin de l'epoque carolingienne jusqu'au milieu du XIII siecle. Paris, 1949, p. 162. G. Duby. L'economie rurale et la vie des campagnes dans l'Occident medieval. Paris, 1962, p. 423—424; см. также Ю. Л. Бессмертный. Господствующая форма феодальной ренты в крупных вотчинах Лотарингии XIII в.— СВ, XI, 1958, стр. 63, 64.
⁶Е. А. Косминский. Исследования по аграрной истории Англии XIII в., стр. 397.
⁷ С особой убедительностью это было показано недавно Г. Фуркэном (G. Fоurqui п. Le domaine royal en Gвtinais d'aprиs le prisee de 1332. Paris, 1963), обнаружившим, что в бюджете короля и его ближайших вассалов гораздо более весомыми оказывались доходы от обложения мельниц, хлебных печей, давилен, рынков, а также судебные штрафы, т. е. как раз те денежные доходы, которые далеко не всегда удается учесть при анализе земельной ренты по поместным описям (ср. А. В. Конокотин. Очерки по аграрной истории Северной Франции IX — XIV вв. Иваново, 1958, стр. 54, 65, 69). Анализируя в свое время состав денежных доходов люксембургских графов, мы также отмечали, что их баналитетные доходы даже в деревенских поселениях могли достигать половины всех денежных поступлений (Ю. Л. Бессмертный. Господствующая форма ренты..., стр. 74; см. также: G. Dubу. L'economie rurale..., p. 476).
⁸ Это вполне справедливо было подчеркнуто М. А. Баргом и С. Д. Сказкиным (М. А. Барг, С. Д. Сказкигым История средневекового крестьянства Европы и принципы ее разработки.— ВИ, 1967, № 4).
⁹ Ср. там же, стр. 75.
¹⁰ Ю. Л. Бессмертный. Господствующая форма ренты..., стр. 67—75.
¹¹ Guter-Verzeichnifi der Abtei Prtim.— MU, Bd I, S. 142—200.
¹² Giiler-VerzeichniB der Abtei Priim, cap. 1, 8, 47, 55, 59, 61, 64, 70, 76, 79, 83, 84, 88, 90, 92, 94, 95, 98, 99, 104, M 7.
¹³ Ibid., cap. 6, 23, 53, 54.
¹⁴ Обычно это право было, по-видимому, у сеньора (G. Dubу. L'economie rurale..., p. 436).
¹⁵ М. Вlосh. Esquisse d'une histoire monetaire de l'Europe. Paris, 1954, p. 29—31.
¹⁶ Как выше сказано, величина платежа pro hostilitio была эквивалентна цене этих животных.
¹⁷ См. Ю. Л. Бессмертный. Социально-экономическое положение зависимого крестьянства среднерейнской Германии по данным Прюмского полиптика.— СВ, X, 1957, стр. 66, 67.
¹⁸ См. Qiiter-Verzeichnifi der Abtei S. Maximini.—MU, Bd II, S. 428—467.
¹⁹ Это предположение фактически не расходится с замечанием С. Д. Сказкина о том, что выкупные платежи, взимавшиеся в странах континентальной Европы с освобожденных крестьян, представляли скрытую форму коммутации (С. Д. Сказкин. Очерки по истории западноевропейского крестьянства в средние века. М., 1968, стр. 235). Следует лишь подчеркнуть, что, «а наш взгляд, к выкупным платежам надо относить не только (и даже не столько) поборы взамен мепморта, формарьяжа или тальи, но и те более распространенные платежи, которые налагались па жителей общин, добившихся улучшенного правового статуса (см. подробнее ниже, гл. IV, § 4—5).
²⁰ Лишь в одной из глав Сен-Максиминского полиптика (гл. 41) отмечено взимание corimede натурой. Во всех других имениях этого аббатства, где встречались менморт и corimede, они заменялись денежными платежами.
²¹ GiUer-VerzeichniB der Abtci S. MaX'imini, cap. 11, 30, 31, 38,41, 47, 59, 67.
²² Если принять за 100% число мансов, где упоминается денежная рента, то указанные 516 мансов составляют 55%, а по сравнению с числом всех монастырских мансов — приблизительно 45%.
²³ Об особенностях средневекового рынка см.: С. Д. Сказкин Очерки..., стр. 208—210,
²⁴ а) Опись земельных владений Трирского архиепископства (Liber annalium iurium archiepiscopi et ecclesiae Trevirensis — рубеж XII — XIII вв.) характеризует приблизительно тот же район, что и опись Сен-Максиминского аббатства; опубликована — MU, Bd II; б) фрагмент описи владений аббатства Горз в районе между Вормсом и Майнцем; составлен в первой половине XII в.; опубликован: Ch. E. Perrin. Recherches sur la seigneurie rurale en Lorraine. Paris, 1935, p. 219—224; в) опись женского Рупертсбергского аббатства из того же района Майнца (Registratio rerum et censuum monasterii s. Ruperti ab anno 1147 usque 1270); опубликована—MU, Bd И; г) описи, относящиеся к бассейну верхнего Мозеля: список цензов аббатства св. Марии в Меце, фрагмент описи владений аббатства Шомузэ (первая половина XII в.; опубликованы: Ch. E. Perrin. Recherches..., Appendices III — IV, p. 709—722); опись владений Тамплиеров в районе Мирекура (первая половина XII в.; опубликована: JGLG, Bd III), фрагмент описи аббатства Шомузэ конца XII в. (опубликован — J. P. Migne (ed.) Patrologiae cursus completus... Series Latina, t. 162), фрагменты описей монастырей Бузонвиль и Бопрэ (конец XII в.; опубликованы С. E. Perrin. Recherches..., Appendices V—VI, p. 723—739).
²⁵ Опись Трирского архиепископства; описи (или фрагменты описей) монастырей Горз, св. Марии, Шомузэ, Бузонвиль, Бопрэ.
²⁶ Судя по данным табл. 1, можно было оказать, что уровень денежных чиншей был выше, чем в Сен-Максиминской вотчине, также во владениях аббатства Горз, Шомузэ и Бопрэ. Мы не считаем, однако, возможным утверждать это в связи с ограниченностью статистического материала по этим вотчинам.
²⁷ Unbar der Grafschaft Luxemburg.— Quellensammlung, S. 342—405.
²⁸ Чаще всего число облагаемых домохозяйств удается установить по числу кур, взимаемых в данном хозяйственном комплексе, так как нередко указывается, сколько кур обязан сдать каждый дом (от одной до трех в год).
²⁹ К. Lamprecht. Deutsches Wirtschaоtsleben im Mittelalter, Bd II. Leipzig, 1885, S. 428 ff.; F. Michel. Die Koblenzer Miпnze und ihre Tвtigkeit.— «Jahrbuch fur Geschichte und Kunst des Mittelrheins und seiner Nachbargebiete», 1954—1955, Bd 6—7.
³⁰ Quellensammlung, S. 398, 383 u. a.
³¹ В Рейнской области XII—XII вв.— это период, когда манс все чаще утрачивал свое единство и уступал место полумансу или кваргарию, которые в ряде вотчин превращались в основную единицу держания (см. выше табл. 1). Величина квартария — и по объему обложения, и по площади — соответствовала одной четверти манса (см.- MU, Bd II, S. 465, cap. 69). О сложной структуре манса XII—XIII вв. в Рейнской области говорят и многие другие факты: число крестьян, проживающих на мансе, иногда превышало 16 человек (см. MU, Bd II, S. 421); при раскладке повинностей на держателей мансов вотчинники считали необходимым подчеркивать, что эти повинности распределяются независимо от того, «si aliquis colonus habuerit II, vel III, vel IV mansos vel partem mansi quantulamqunque» (MU, Bd II, S. 394); в ходе раздробления манса из него выделялись в качестве самостоятельных объектов обложения полевые участки, дома и приусадебные участки— Censier gеnеral de l'abbaye de Chaumousey, cap. 1, § 1—2, зap. 3, § 1—2, начало XII p,
³² Возможность существования таких вотчин, где (как, например, в Трирском архиепископстве) рост денежной ренты уже в начале XIII в. был так велик, что достиг уровня, характерного для Люксембургского графства в начале XIV в., не меняет дела. Как подчеркивалось, мы стремимся повсюду приводить лишь наименьшие данные, чтобы избежать преувеличения показателей, касающихся роста торговли. Возможность более высокого уровня денежной ренты лишь укрепляет наши выводы о ее возрастании и о соответствующем расширении крестьянской торговли.
³³ Согласно тексту Прюмского полиптика, во многих монастырских владениях на крестьянах лежала повинность по продаже вина и соли, принадлежавших аббатству: «vinum vandunt et salem secundum ordinem suum»(MU, Bd I, S. 1153, cap. 23; аналогично ibid., cap. 4—8, 10—114, 16—18, 20, 23, 114). Всего эту повинность выполняли в Прюме IX в. держатели 187 мансов. Порядки, существовавшие в Прюме IX в., не были исключением. На использование зависимых людей (колонов, сервов) для продажи продуктов намекает и Пистенский эдикт Карла Лысого от 864 г.— см. Capiitularia..., t. II, p. 318, art. 20; «Et si quis reputatus fuerit mensuram adultеrasse et cum maiori modio vel sextario annonam vel vinum accepisse et cum minori mensura venundare, si liber homo est... si autem colonus vel servus inde reputatus fuerit...».
³⁴ Следует, кроме того, помнить, что некоторые виды товарных связей крестьянства, очевидные для современников, представляются скрытыми для нас. Мы имеем в виду продажу крестьянами продуктов для погашения денежных платежей сюзеренам (каковые платежи, как правило, не фиксировались в поместных описях), а также для покупки необходимых изделий.
³⁵ См. ниже, гл. IV, § 3—4.
³⁶ См. Ю. Л. Бессмертный. О социальном значении новых форм земельных держаний в рейнской деревне XII — XIII вв.— СВ, 24, 1963.
³⁷ Cout. Picardie, Cout. Pont. II, p. 113—114; XV, p. 132—133: B, 64, 449, 541, 650, 773—774, 778, 779, 968, 1014—1016, 1134, 1139, 1927; Le polyptyque illustrе..., fol. 41, 42, 57, 124, (157, 160, 163 etc; Monuments..., vol. 1, № 56, a. 1306; Documents des XIII et XIV siеcles concernant les possessions nivelloises...— «Bulletin de la commission royale d'histoire», t. 123, 1958, p. 41; U.rbar der Grafsohaft Luxemburg, Chap. 1, S. 347; Quellensammlung, № 18, a. 1264; Les revenus... Sainte-Waudru, p. 275, 288, 312—313; L'administration... de Namur, t. II, p. 14—15, a. 1289; Giiter-VerzeichniB der Abtei S. Maximini, cap. 65; Registre des comptes de S. Marie de Metz.— Ch. E. Perrin. Recherches..., p. 443, 444, p. 448, note 1. Cp. F. Lutge. Die deutsohe Grundherrschaft.— ZASAG, 1955, № 2, S. 135 fо. См. также A. В. Конокотин. Очерки..., стр. 60, 61.
³⁸ G. Fоurquin. Les campagnes de La region parisienne а la fin du Moyen Age. Paris, 1964, p. 154—159; см. также ниже гл. IV, § 3—4.

<<Назад Вперёд>>

Просмотров: 4538

загрузка...

Другие книги по данной тематике