Введение
Проблема социальной перестройки феодального общества в связи с развитием в нем товарно-денежных отношений принадлежит к числу актуальнейших теоретических проблем современной медиевистики. Научное значение этой темы определяется многими обстоятельствами. Одно из них состоит в том, что без решения упомянутой проблемы немыслимо дальнейшее изучение самой сущности феодализма. Многие феодальные институты приобретают свою наиболее законченную форму как раз в период роста городов и торговли; именно этот период историки-марксисты справедливо считают стадией расцвета феодализма. Выявление логики развития этого общественного строя, исследование его конститутивных признаков и условий, необходимых для его полного расцвета, оказываются поэтому в немалой мере зависящими от глубокого анализа эволюции феодальных отношений в период подъема товарного производства. Понимание смысла и значения социальной перестройки этого периода не менее важно и для освещения такой горячо дебатируемой в советской и зарубежной марксистской медиевистике темы, как степень совместимости феодализма с развитием товарно-денежных отношений. До какого момента развитие этих отношений не противоречит господству феодального строя? На какой стадии рост товарного производства ведет к разложению феодализма? Эти вопросы в течение ряда лет приковывают к себе внимание участников советских симпозиумов по аграрной истории Восточной Европы и генезису капитализма, так же как и зарубежных марксистов, интересующихся проблемами перехода от феодального строя к буржуазному1. Ясно, что для решения этих вопросов имеет первостепенное значение анализ внутреннего содержания тех изменений, которые происходят в феодальном обществе в связи с ростом городов и торговли. Резкое увеличение интереса к подобным сюжетам, наблюдающееся в последнее десятилетие, не случайно. Нет сомнения, что оно стимулировалось обсуждением насущных политических и экономических задач развивающихся стран Азии, Африки и Латинской Америки. Сохранение в их общественной структуре весьма существенных элементов феодализма превращает выяснение путей перестройки этих элементов под влиянием капиталистических отношений в практическую потребность. Вся сумма вопросов, связанных с водоразделом между феодализмом и капитализмом, так же как и с влиянием товарного производства на феодально-аграрную экономику, оказалась поэтому в центре внимания современных социологов, экономистов и историков2.
Изучение этих проблем на западноевропейском материале представляется весьма плодотворным. Как известно, развитие товарно-денежных отношений в Западной Европе периода средневековья привело к сравнительно быстрому социальному прогрессу еще в рамках феодальной формации. Западноевропейский вариант феодализма оказался самым динамичным. Ни в одном из регионов мира эволюция феодальных отношений и созревание предпосылок для генезиса капитализма не протекали столь быстро. Поэтому история западноевропейского феодализма в период роста городов и торговли создает базу для весьма важных выводов научного и политического характера, существенных, в частности, и для изучения путей ликвидации феодальных пережитков в современных развивающихся странах. Проблема перестройки западноевропейского феодального общества в период роста в нем городов и торговли может рассматриваться в разных аспектах. Один из самых важных среди них касается социальной истории деревни. Несмотря на рост городов, западноевропейская феодальная деревня очень долго оставалась средоточием основной массы населения, важнейшей сферой экономики, главной опорой политического господства феодалов3. Импульсы общественного прогресса все чаще и чаще исходили из города, но изменение феодальных отношений яснее всего отражалось именно в социальной перестройке деревни. В чем выразилась эта перестройка? Каковы были характерные черты складывавшегося в ходе нее социального строя феодальной деревни? Каков был механизм взаимосвязи этой перестройки с ростом городов и торговли и какие социально-политические последствия она имела? Постановка этих центральных для нас вопросов во многом связана, с необходимостью понять всю социальную организацию феодальной деревни как единое и теснейшим образом взаимосвязанное целое. Собственно, только такой подход и можно считать соответствующим марксистскому методу анализа общественных отношений4. Как известно, феодальная формация представляла собой весьма сложную, но тем не менее внутренне согласованную социальную систему, базировавшуюся на феодальном способе производства. Аграрные отношения, будучи одним из элементов этой формации, в свою очередь, представляли весьма сложное явление, для понимания которого исключительно важно раскрыть взаимосвязи всех его главных составных элементов. Соответственно исследование общественного строя феодальной деревни предполагает изучение всех основных видов социальных отношений, существовавших в ней, и их взаимосвязи между собою и с экономическим базисом социальной системы в целом. Важнейшим видом общественных взаимоотношений в феодальной деревне были те, которые складывались между ее основными классами — крестьянами и сеньорами. Крестьянско-сеньориальные отношения и их изменение должны поэтому привлечь исключительно большое внимание при анализе социальной перестройки деревни в период роста городов и торговли. Помимо крестьянско-сеньориальных, в феодальной деревне существовали многообразные внутрикрестьянские и внутри- дворянские (межфеодальные) отношения. Изучение их различных видов и их взаимосвязи с межклассовыми отношениями существенно и для анализа форм феодальной эксплуатации крестьянства, и для понимания основных особенностей социальной системы деревни на том или ином этапе. Именно комплексное исследование всех этих видов общественных отношений и их изменения по мере эволюции экономической организации способно раскрыть особенности социального строя феодальной деревни в период роста городов и торговли. Проблематика работы определила выбор географических рамок исследования. По общепринятому мнению, одной из областей наиболее интенсивного роста городов и торговли в Западной Европе была территория примыкающих друг к другу бассейнов рек Рейна, Мозеля, Мааса, Соммы, Сены. Эта же территория отличалась особенно быстрым и полным развитием феодальных отношений. Для характеристики социальной перестройки западноевропейской феодальной деревни в период роста городов и торговли трудно подобрать более показательную область. И хотя свойственную ей социальную систему, разумеется, нельзя отождествлять с социальной организацией соседних областей, вряд ли найдется другая такая территория, развитие которой было бы столь поучительно для раскрытия сущности аграрной эволюции в это время. Естественно, что история деревни в междуречье Рейна и Сены представляет особый интерес для исследователей аналогичных процессов в самых различных районах Европы. Географические границы исследуемой нами территории как раз и охватывают междуречье Рейна и Сены5. Эта область, весьма обширная по западноевропейским масштабам, в настоящее время разделена между несколькими государствами — Францией, ФРГ, Люксембургом, Бельгией. Не обладала она политическим единством и в период средневековья, долгое время составляя в своей западной части домен французских королей и герцогов и входя восточной частью в Священную Римскую империю. Политическая раздробленность этой области не препятствует изучению ее как целого. Марк Блок справедливо отмечал, что при определении района исторического исследования абсурдно ориентироваться только на существующие ныне или существовавшие в прошлом административно-политические границы. Важнее, чтобы избранный регион обладал «действительным единством», т. е. общностью типа исторического развития6. Такое единство для междуречья Рейна и Сены — общепризнано. Эта территория обоснованно считается местом наиболее быстрого и наиболее полного развития феодализма в Европе, колыбелью так называемого классического варианта феодального строя. Наиболее заметно влияние роста городов и торговли стало сказываться здесь в первой половине XII в. Этим и определилась начальная хронологическая грань нашего исследования. Его конечная грань — первые десятилетия XIV в., т. е. начало Столетней войны, являвшейся водоразделом как в социально-экономическом, так и в социально-политическом развитии этого региона. Ни социальная организация деревни в эти столетия, ни, тем более, суть ее перестройки не могут быть правильно поняты вне сопоставления с общественным устройством предшествующего периода. Вот почему во многих случаях мы прибегаем к ретроспективному сопоставлению аграрных отношений XII—XIII вв. с теми, которые существовали в междуречье Рейна и Сены в предшествующий период — с конца IX до начала XII в. Это позволяет выявить основные тенденции в изменении социальных институтов и как бы «вставить» эпоху XII—XIII вв. в «контекст» исторической эволюции. Постановка и решение рассматриваемых в работе вопросов в той или иной мере подготовлены логикой их изучения в советской медиевистике. Труды С. Д. Сказкина, затрагивающие самые различные аспекты марксистской аграрной истории средневековья, подвели к исследованию совокупности социальных отношений в западноевропейской феодальной деревне как некоей целостной и взаимосвязанной системы. В исследованиях А. И. Неусыхина и его школы была во многом разработана методика анализа внутреннего строя классов крестьян и феодалов. Ценный опыт взаимосвязанного рассмотрения социально-политических и социально-экономических процессов в истории Франции представляют собой труды А. Д. Люблинской. Весьма плодотворные решения многих вопросов динамики аграрных отношений под влиянием роста товарного производства содержатся в исследованиях Е. А. Косминского и М. А. Барга по английской деревне. Без осмысления и использования выводов этих ученых, так же как и других советских медиевистов (А. Я. Гуревича, Н. Ф. Колесницкого, А. Р. Корсунского, Л. А. Котельниковой, 3. В. Удальцовой и др.), изучение интересующей нас проблематики Было бы невозможно. Советские ученые внесли большой вклад и в разработку многих специальных вопросов истории деревни в междуречье Рейна и Сены. Хорошо, в частности, известны труды по северофранцузской деревне в IX—XIV вв. А. В. Конокотина, Н. П. Грацианского, Я. Д. Серовайского, А. Я. Шевеленко, В. Л. Керова7, так же как и работы о западнонемецкой деревне А. И. Данилова, Л. Т. Мильской, О. И. Гришиной и др.8 Ко многим из Этих исследований, особенно к ценным трудам А. В. Конокотина, наиболее близким к нам по исследуемому периоду, мы еще не раз вернемся при рассмотрении различных аспектов аграрной перестройки XII—XIII вв. Высоко оценивая исследования советских медиевистов по истории северофранцузской и западнонемецкой деревни IX—XIII вв., необходимо в то же время отметить, что в них преимущественно изучались отдельные стороны аграрного строя. Система социальных отношений в деревне, взаимодействие в эти столетия разных видов общественных связей не нашли еще достаточного освещения. Западноевропейская историография, посвященная аграрным проблемам IX—XIII вв., весьма обширна. Много в ней и трудов, в которых широко использованы источники, относящиеся к междуречью Рейна и Сены. В числе авторов этих трудов — крупные буржуазные ученые конца прошлого и начала нынешнего столетия — К. Лампрехт и А. Сэ, историки, писавшие в первой половине XX в.,— М. Блок, Л. Верье, а также такие наши современники, как французы Р. Бутрюш, Ж. Дюби, А. Дюбле, Э. Перруа, Ж. Шнейдер, Г. Фуркэн, западногерманские исследователи В. Абель, Т. Майер, Г. Телленбах, бельгийцы Л. Женико, Ф. Бонанфан и многие другие. Необходимость критического использования всего накопленного в этой историографии фактического материала совершенно ясна. Такое использование возможно лишь при тщательном учете тех различий в трактовке основных проблем аграрной эволюции IX — XIII вв., которые характерны для отдельных историографических направлений в западной медиевистике. Поскольку об особенностях этих направлений мы будем говорить ниже — при конкретном исследовании отдельных вопросов,— ограничимся здесь лишь некоторыми общими замечаниями. Прежде всего обратим внимание на эволюцию самого подхода к социальному строю деревни в IX—XIII вв. в западной историографии. Эта эволюция во многом связана с изменением методологических принципов ведущих буржуазных медиевистов. Для исследователей конца XIX—начала XX в., в той или иной мере испытывавших влияние позитивизма, характерно значительное внимание к социальной организации деревни в целом. Возьмем ли мы четырехтомный труд К. Лампрехта или работу А. Сэ9,—в обоих нетрудно заметить весьма широкую постановку проблемы, при которой аграрное развитие тесно увязывается с историей всего общества; оба автора постулируют тесную взаимосвязь отдельных сторон аграрных отношений, хотя и не всегда могут аргументировано ее доказать; располагая конкретно-историческими данными лишь по некоторым географическим районам, эти историки смело распространяют свои выводы на широкие территории целых государств. Упомянутым медиевистам было, разумеется, чуждо представление о феодализме как о целостной социально-экономической формации. Они не задавались и целью понять внутреннее единство социальной системы деревни. Тем не менее не приходится отрицать их интерес к взаимозависимости отдельных элементов аграрного строя. Отличительной особенностью многих западных медиевистов первой половины XX в. было, как известно, сосредоточение внимания на скрупулезном исследовании частных вопросов, неизбежно мешавшем целостному рассмотрению истории деревни. Тем не менее попытки такого подхода не прекращались. Об этом говорит, в частности, пример М. Блока, которому принадлежат лучшие в буржуазной медиевистике первой половины XX в. работы по истории западноевропейской феодальной деревни. Обобщив результаты многочисленных частных исследований, проделанных за первые четыре десятилетия XX в., Блок смог сделать крупный шаг на пути к уяснению некоторых важных процессов в аграрном развитии. Там, где его предшественники были вынуждены ограничиваться более или менее удачными догадками, Блоку в ряде случаев удалось исследовательски доказать существование той или иной исторической взаимосвязи10. Несмотря на существенность научных достижений Блока, ему оставалось чуждым понимание единства феодальной системы (см. подробнее ниже, гл. IV, § 5). Он видел в ней сложное сочетание элементов древних цивилизаций, сохранивших свою обособленность в течение чуть ли не всего средневековья. Естественно, что это помешало Блоку раскрыть многие существенные закономерности в развитии феодальной деревни. В послевоенный период в буржуазной медиевистике вновь усилилась тенденция к созданию обобщающих работ по истории феодальной деревни. Подтверждением этому служит почти одновременное появление во Франции и Западной Германии (а еще раньше — в Англии) широких синтетических трудов, рассматривающих эволюцию деревни в масштабах целой страны или даже всей Западной Европы11. Самая проблематика этих трудов отличается заметным своеобразием. В них освещаются не только традиционные для буржуазной науки темы по истории правовых отношений и юридических категорий, но и формы земельной ренты, особенности земледельческой техники, материальное положение крестьян и т. п. Фактический материал, собранный в таких трудах, представляет поэтому немалую ценность. Что же касается общего подхода к социальному строю средневековой деревни, то его различия у разных авторов стали, пожалуй, более значительны, чем когда бы то ни было в истории буржуазной медиевистики. Так, в работах историков школы М. Блока французов Ж. Дюби и Р. Бутрюша ясно выступает тенденция рассматривать эволюцию социального строя феодальной деревни в связи с развитием всего средневекового общества. Хотя в концепциях этих историков формально игнорируется (или даже отрицается) неразрывная взаимосвязь всех элементов феодального общества и, в частности, феодальный характер крестьянско-сеньориальных отношений, в их конкретных исследованиях подобная взаимосвязь фактически признается. Ясно, что это открывает возможности для плодотворных научных наблюдений12. Французской медиевистической школе во многом противостоят по своим концепциям такие западногерманские авторы, как Т. Майер, К. Босль или В. Абель. Для этих представителей реакционного крыла буржуазной медиевистики, в той или иной мере характерно изолированное рассмотрение отдельных аспектов, социального строя средневековья. В концепциях этих историков нередко отрицается связь экономического и социального развития, как и зависимость политического строя от социальных отношений; в то же время преувеличивается созидательная роль господствующего класса, недооценивается эксплуататорская сущность сеньории, игнорируются глубокие изменения, пережитые отдельными социальными категориями. Ясно, что упомянутые западногерманские историки лишены возможности плодотворного анализа исторической действительности; они не могут исследовать систему общественных отношений феодальной деревни в ее единстве13. Игнорирование в современной западной медиевистике необходимости последовательного системного подхода к изучению социального строя деревни в XII—XIII вв. делает подобное его исследование еще более актуальными14. Проблема торговли в Западной Европе XII—XIII вв. также принадлежит к числу горячо обсуждаемых в послевоенной буржуазной медиевистике. Не раз затрагивалась в работах западных исследователей и роль обмена в аграрном развитии этого периода. Не повторяя здесь выводов историографического обзора, уже опубликованного нами ранее, отметим лишь полную неприемлемость взгляда на торговлю как на решающий фактор социальной перестройки в X — XIII вв., взгляда, который разделяется частью буржуазных медиевистов15. Необоснованность этой точки зрения была показана во многих исторических исследованиях, в том числе и в работах современных французских историков16. Конкретный материал снова и снова подтверждает, таким образом, что «... обмен есть лишь опосредствующий момент между производством и обусловленным им распределением...»17. Понятно поэтому, что при исследовании социальной перестройки феодальной деревни в период роста городов и торговли следует избегать какого бы то ни было преувеличения социальной роли обмена как такового. В нем следует видеть лишь показатель роста товарного производства18, с развитием которого были связаны многие изменения в социальном строе средневековых деревни и города. Отдельно необходимо отметить свойственную некоторым современным буржуазным историкам тенденцию абсолютизировать историческое значение внутрикрестьянских и особенно внутридворянских групп и категорий19. История крестьянства или история феодалов вытесняется вследствие этого историей отдельных правовых категорий, прослоек или групп, исследование которых неспособно привести к пониманию системы общественных отношений, так же как и антагонистической противоположности феодальных классов. Эта тенденция в буржуазной науке внутренне связана с широко распространенной на Западе общей концепцией феодализма, который в работах большинства современных буржуазных историков предстает не как явление, охватывающее все этажи общественного здания, но как специфическая организация правящей элиты20. Дезинтеграция социальных понятий, ярко сказывающаяся в этом представлении о феодализме, получает, таким образом, дальнейшее развитие в трудах буржуазных исследователей малых групп. Наше изучение внутрикрестьянских и внутридворянских социальных образований имеет иные цели. Анализируя такие образования, мы стремимся понять их место в обществе, их роль в системе феодальной эксплуатации крестьянства, выяснить взаимосвязь внутриклассовых связей с эксплуататорскими крестьянско-сеньориальными отношениями, раскрыть детерминирующую роль межклассовых отношений. Внутриклассовые проблемы изучаются, следовательно, с целью дальнейшей разработки понятия феодальных классов. Анализ этих проблем оказывается одним из средств исследования внутренне взаимосвязанной системы социальных отношений в феодальной деревне. *** Осуществлению этой работы оказали неоценимую помощь советы и дружеское участие академика С. Д. Сказкина, докторов исторических наук А. И. Неусыхина, А. Д. Люблинской, М. А. Барга, А. Я. Гуревича, Л. А. Котельниковой, М. Л. Абрамсон, кандидатов исторических наук Л. М. Баткина, Л. Т. Мильской, Я. Д. Серовайского, а также всех сотрудников сектора истории европейского средневековья Института всеобщей истории АН СССР; в проведении математико-статистического анализа автор смог опереться на помощь кандидата технических наук Л. М. Сиротенко. Всем этим лицам приношу самую глубокую благодарность. Считаю также приятным долгом выразить искреннюю признательность сотрудникам кабинета всеобщей истории ФБОН АН СССР М. И. Фурсовой, Л. Г. Габриэлян и Э. И. Усковой, чьи внимание и заботливость немало способствовали написанию этой книги. 1См.: А. Н. Чистозвонов. Некоторые основные теоретические проблемы генезиса капитализма в европейских странах.— «Теоретические и историографические проблемы генезиса капитализма» (печатается). 2 Справедливость этого заключения подтверждает тематика работы IV конгресса Международной ассоциации экономической истории, состоявшегося в сентябре 1968 г. в США. Во многих докладах и сообщениях, обсуждавшихся па этом конгрессе, специально рассматривались периодизация генезиса капитализма, его критерии, роль «торговой революции» XIII в. в Европе, факторы, благоприятствовавшие вытеснению феодальных отношений буржуазными, и т. д. 3 См.: К. Маркс. Капитал, т. III.— К. Mаркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 25, ч. II, стр. 365. 4Принцип целостного рассмотрения всякой социальной системы проводится во всех трудах основоположников марксизма. Этот принцип нашел свое отражение и в хорошо известном Предисловии Маркса к «К критике политической экономии». Говоря в нем о детерминирующем характере способа производства материальной жизни, Маркс отмечает необходимость «соответствия» не только между способом производства и общественной организацией в целом, но и между отдельными сторонами социального строя (см.: К. Маркс. Предисловие к «К критике политической экономии».— К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 13, стр. 6—7). Ясно, что такое «соответствие» между ними могло сложиться лишь на основе их тесной зависимости друг от друга. Эта зависимость не была односторонней и предполагала ту или иную взаимозависимость самых различных социальных явлений. Именно такое взаимодействие всех явлений внутри социальной системы имел в виду Маркс, когда, объясняя многообразие конкретного облика гомогенных обществ, ссылался на влияние в складывании этого многообразия «различных эмпирических обстоятельств». Маркс писал по этому поводу: «Один и тот же экономический базис — один и тот же со стороны основных условий—благодаря бесконечно разнообразным эмпирическим обстоятельствам, естественным условиям, расовым отношениям, действующим извне историческим влияниям и т. д.— может обнаруживать в своем проявлении бесконечные вариации и градации» (К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 25, ч. II стр. 354.). За последние годы ряд советских медиевистов отмечал особую научную актуальность изучения социальной организации средневекового общества как взаимосвязанного целого — см., в частности, доклад председателя секции научного совета по проблеме «Генезис и развитие феодализма» 3. В. Удальцовой «Задачи изучения генезиса феодализма в странах Западной Европы».ВИ, 1966, № 9, стр. 66—67. 5 В пределах этого района мы не касаемся лишь специфических приморских областей и округи Парижа, также представлявшей исключительную по многим особенностям своего развития территорию. 6М. Вloch. Les caracteres originaux de l'histoire rurale fransaise, t. II. Paris, 1958, p. 100. 7 А. В. Конокотин. Очерки по аграрной истории Северной Франции в IX—XIV вв.— «Ученые записки Ивановского гос. пед. ин-та», т. XVI, Иваново, 1958; он же. Жакерия 1358 г. во Франции.— Там же, т. XXXV, Иваново, 1964; он же. Феодальная рента во Франции XII—XIV вв. и борьба крестьян за укрепление своего хозяйства.— Там же, т. VII, 1955; Н. П. Грацианский. Из социально-экономической истории западноевропейского средневековья. М., 1960; Я. Д. Серовайский. Маис и надел зависимого крестьянина во Франции по материалам клюнийских грамот (X—XII вв.).— «Ученые записки Казахского гос. ун-та», т. 47, вып. 6, 1960; он же. Кризис маисовой системы во владениях Сен-Жерменского аббатства.— «Ученые труды кафедр всеобщей истории и государственного и международного права Казахского гос. ун-та», Алма-Ата, 1964; он же. К вопросу о распределении прав собственности среди бургундских феодалов в X—XII вв.— СВ, 28, 1965; А. Я. Шевеленко. К вопросу об образовании класса крепостных крестьян в Шампани IX— X вв.— «Из истории средневековой Европы», М., 1957; он же. Из истории возникновения бретонской деревни в галльской Арморике.— СВ, XXII, 1962; В. Л. Керов. К вопросу об усилении эксплуатации крестьянства в Южных Нидерландах (Бельгия) и Северной Франции в середине XIII в.—СВ, VII, 1955. 8 А. И. Данилов. Немецкая деревня второй половины VIII — начала IX в. в бассейне нижнего течения Неккара,— СВ, VIII, 1956; Л. Т. Мильская. Светская вотчина в Германии VIII—IX вв. и ее роль в закрепощении крестьянства. М., 1957; О. И. Гришина. О формах земельных держаний и правах владения в рейнской деревне XIV—XVI вв.—«Вестник МГУ», История, 1967, № 3. 9 К. Lamprecht. Deutsches Wirtschaоtsleben im Mittelalter. Leipzig, 1885—1886; II. Sеe. Les classes rurales et le rеgime domanial en France au moyen аge. Paris, 1901. 10 Так, например, Блок проследил зависимость между спецификой землепользования и формами крестьянской общины, между изменением юридических категорий в крестьянстве и эволюцией общественного строя деревни, между уровнем товарно-денежных отношений и организацией сеньории и т. д. и т. п. См.: И. С. Коп, А. Д. Люблинская. Труды французского историка М. Блока.— ВИ, 1955, №8; А. Д. Люблинская. Предисловие к книге: М. Блок. «Характерные черты французской аграрной истории». М., 1957; Ю. Л. Бессмертный. Некоторые проблемы социально-политической истории периода Каролингов в современной западноевропейской медиевистике.— СВ, 26, 1964; М. А. Барг. Концепция феодализма в современной буржуазной историографии.— ВИ, 1965, № 1. 1111 Имеем в виду работы: R. Воutruche. Seigneurie et féodalité. Paris, 1959; G. Duby. L'économie rurale et la vie des campagnes dans l'Occident médiévale. Paris, 1962; W. Abel. Geschichte der deutschen Landwirtschaft vom friïhen Mittelalter bis zum 19. Jh. Stuttgart, 1962; F. Liitge. Geschichte der deutschen Agrarverfassung vom fruhen Mittelalter bis 19. Jh. Stuttgart, 1963; К. Воsl. Fruhformen der Gesellschaft im mittelalterlichen Europa. Munchen—Wien, 1964; «The Cambridge Economie History of Europe», vol. 1. The Agrarian Life of the Middle Ages. Cambridge, 1942; vol. III. Economie Organization and Policies in the Middle Ages. Cambridge, 1963. См. также сборники работ по отдельным проблемам социальной истории раннего и классического средневековья, выпускаемые под руководством Теодора Майера, особенно: Die Anfânge der Landgemeinde und ihr Wesen.— «Vortrâge und Forschungen», hrsg. von Konstanzer Arbeitskreis gel. von Th. Mayer. Konstanz — Stuttgart, 1964. 12 См.: Ю. Л. Бессмертный. Некоторые проблемы социально-политической истории..., стр. 1105, 110; он же. Проблема западно-европейской торговли IX—XIII вв. в современной западной медиевистике,— СВ, 23, 1963, стр. 255—256. 13 См.: А. И. Hеусыхин. Судьбы свободного крестьянства в Германии в VIII—XII вв. М., 1964, стр. 9 и след.; В. Е. Майер. Вопросы аграрной истории Германии XIV—XVI вв. в освещении буржуазных историков ФРГ.— СВ, 26, 1964; Ю. Л. Бессмертный. Тенденциозная концепция истории Германии.—ВИ, 1963, № 8; он же. Некоторые проблемы социально-политической истории..., стр. 107 и след. 14Понимание невозможности глубокого анализа социальных явлений без раскрытия системы их взаимосвязей все глубже проникает за последние десятилетия в сознание некоторых западных ученых, даже далеких от марксизма. Думается, что одной из причин влияния в среде этих ученых так называемого структурализма следует считать именно тот факт, что его сторонники трактуют общество как иерархию социальных систем. Следует при этом учитывать принципиальную разницу между системным подходом марксистов, рассматривающих общество как систему, находящуюся в состоянии постоянного развития (которое обусловливается его внутренними противоречиями и прежде всего — изменением способа производства), и системным подходом буржуазных структуралистов, фактически отрицающих возможность внутренней перестройки системы и признающих лишь возможность смены одной системы другой под воздействием внешних сил. Пороки буржуазно-структуралистской методологии истории столь очевидны, что за последние годы они все чаще подвергаются критике не только историками-марксистами, но и представителями различных направлений буржуазной исторической мысли (см. Структурно-функциональный анализ в современной социологии. М., 1968). Приходится при этом отметить, что буржуазная критика структурализма является нередко «критикой справа», поскольку она предлагает объяснять общественные явления не системой их социальных связей, но психологией личности (см., например: Дж. Xоманс. Возвращение к человеку. Там же, стр. 261—281). Со своей стороны мы уже имели случай говорить о необходимости отмести «попытки реакционных буржуазных историков использовать системно-структурный метод для отрицания классовых антагонизмов и отказа от каузального анализа истории» (10. Л. Бессмертный. Изучение раннего средневековья и современность.— ВИ, 1967, № 12, стр.95). Одновременно мы касались целесообразности исследовать возможности применения отдельных приемов структурного анализа в качестве частных методик, переосмысленных в соответствии с теоретико-методологическими принципами марксизма (там же). О необходимости различать структурализм как направление в буржуазной методологии истории и структурный анализ как один из частных методов, применяемых в социальных исследованиях, см.: Е. М. Жуков. Вступительное слово на научной сессии «Итоги и задачи изучения генезиса феодализма в Западной Европе».— СВ, 31, О968, стр. 5—6; Ю. П. Сенокосов. Дискуссия о структурализме во Франции.ВФ, 1968, № 6; Е. М. Штаерман. К проблеме структурного анализа в истории.— ВИ, 1968, № 6, стр. 23. В западной медиевистике пока что отсутствуют работы, последовательно построенные на принципах структурализма. Однако его влияние тем не менее ощущается, отражаясь то на терминологии (см., например: К. Воsl. Franken um 800. Strukturanalyse einer frankischen Provinz. Miпnchen, 1959), то отчасти и на постановке проблемы (см.: G. DuЬу. Histoire des mentalites.— Encyclopedie de la pleiade. L'histoire et ses methodes. Paris, 1961). 15См.: Ю.Л. Бессмертный. Проблема торговли..., стр. 252 и след. 16См. там же, стр. 255 и след. 17К. Маркс. Введение (Из экономических рукописей 1857— 1858 гг.).—К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 12, стр. 725. 18См.: В. И. Ленин. Полное собрание сочинений, т. 3, стр. 553. 19Г. В. Атласов. К характеристике некоторых тенденций в современной французской буржуазной историографии,— «Методологические и историографические вопросы исторической науки»,— Томск, вып. 5, 1967, стр. 129; M. David. Sur la sociеtе mеdiеvale.—«Annales. E. S. C.», 1955, № 3, p. 388. 20M. A. Бapг. Концепция феодализма в современной буржуазной историографии —ВИ, 1965, № 1. |
загрузка...