Рабовладение в городах

Самые ранние свидетельства об отпущенниках у пришлого населения мы находим у ветеранов и у самих отпущенников италийского происхождения. В связи с ветеранами I в. нет упоминаний об их рабах, но только об отпущенницах, которыми в большинстве случаев оказываются их жены. Мы уже указывали на то, что в отличие от ветеранов вспомогательных войск ветераны легионов не получали при отставке iiis connubii и потому предпочитали жениться на своих отпущенницах. Свидетельства об отпущенницах ветеранов происходят из тех городов Паннонии, где были основаны колонии ветеранов. Сами ветераны в I — первой половине II в., как мы видели, были преимущественно уроженцами Северной Италии и Нарбоннской Галлии. Cognomina отпущепниц ветеранов, характерные для рабских прозвищ, не дают оснований для заключения об их этниконе или области происхождения. А. Мочи считает, что эти бывшие рабыни прибыли в провипцию вместе со своими мужьями. В Паннонии они похоронили своих патронов-мужей и в поставленных им эпитафиях называют себя liberta et coniunx или только liberta. Мы уже называли этих жен-отпущенниц ветеранов VIII Августова и XV Аполлонова легионов, поселенных в Эмоне и Саварии. В большинстве случаев в эпитафиях упомянута отпущенная на свободу рабыня и дети ветеранов. Только из ргекоторых надписей можно заключить, что речь идет о большем числе отпущенников и соответственно рабов. Так, несколько отпущенников было у ветерана X.V легиона Секста Уттиедия Целера, поселенного в Савариии¹⁴. Женой ветерана была его отпущенница Фуска. Известны и другие его отпущенники — Валентин, Провинция, Репентина, Карнунтина и Нарцисс, отношение которых к ветерану из текста надписи остается неясным. По-видимому, Валентин, Провинция и Репентина, названные в надгробии ветерана и Фуски, были их детьми.

Но ни это свидетельство, ни приводившиеся ранее о женах-отпущенницах ветеранов не могут быть поняты таким образом, что перед нами находятся бывшие рабы ветерана, работавшие в его хозяйстве. Между тем в большинстве примеров речь идет о ветеранах, поселенных с предоставлением земли, на что указывал и А. Мочи¹⁵, следовательно, кроме рабыни-жены и детей мы должны допустить наличие у ветеранов других рабов, которые использовались бы в его имении, т. е. должны предполагать наличие производственных рабов у ветеранов в I в. при отсутствии соответствующих данных. Этот пример показывает, сколь относительными могут быть паши выводы о степени распространения рабства, о его подъеме пли упадке, сделанные на основании наличия или отсутствия упоминающих рабов надписей.

В эпитафиях ветеранов II в. чаще всего называются отпущенники, хотя и во II в., и в III в. мы по-прежнему находим отпущенниц и одновременно жен ветеранов¹⁶. Надписи с упоминанием отпущенников ветеранов, начиная с середины II в., происходят в большинстве своем из городов на лимесе. Прекратившееся со времени Адриана основание аграрных колоний привело к тому, что ветераны или селились после отставки в канабах, вблизи своих легионов, или возвращались по месту набора. Во II в. легионеры паннонских легионов были еще преимущественно уроженцами других провинций. Наличие отпущенников у ветеранов во II в. и само происхождение этих надписей из городов-стоянок легионов А. Мочи расценивает как свидетельство использования ветеранами труда отпущенников лишь в ремесленном нли торговом предприятии ветерана. Обычным занятием ветеранов в городах, после того как прекратилось наделение землею, А. Мочи считает ремесленную и торговую деятельность¹⁷. Некоторые надписи действительно принадлежат именно таким ветеранам, рабы которых были отпущены на пекулии, вели собственные дела и располагали собственными деньгами. Два отпущенника ветерана II легиона Марка Гранин Дата поставили надгробие патрону pecunia sua (GIL, III, 3680). Трое отпущенников названы в эпитафии Луция Фаинин Квадрата, ветерана I легиона, поселенного Траяном с выплатой наградных в Петовионе (HS, 374). В эпитафии Марка Мунация Плацида упомянуты три отпущенника (CIL, III, 11030). В надгробии Марка Антония Целера, ветерана XIV легиона,— два (CIL, III, 11209). Трое отпущенников в III в. известно для ветерана легиона II Помощник Публия Элия Домиция (CIL, III, 11076). Одна надпись первой половины II в. называет у ветерана нескольких отпущенников. Этим ветераном был Луций Валерий Цензорин, декурион Саварии. ветеран I легиона из службы наместника (CIL, III, 4191). Аналогичного характера свидетельства и об отпущенниках центурионов. Гай Юлий Атений был отпущенником и наследником центуриона легиона X Близнец Гая Юлия Кресцента. Центурион даже выдал за него замуж свою дочь, очевидно, будучи уверен в том, что его наследство перешло в надежные руки. Но ее муж, бывший раб ее отца, пережил своего господина лишь на один год и три месяца (CIL, III, 3550). Гай Валерий Эвтел был отпущенником и наследником своего патрона, центуриона II Парфянского легиона (CIL, III, 10610). Гай Юлий Кресцент был отпущен на свободу по завещанию центуриона I легиона Гая Юлия Аттиана. Отпущенник позаботился о погребении своего патрона и сообщает, что добавил от себя на сооружение памятника 50 сестерциев за всю фамилию (CIL, III, 4320).

Исходя из этих данных, А. Мочи склонен считать, что преимущественное упоминание в надписях ветеранов II в. отпущенников свидетельствует, что хозяйства ветеранов основывались на труде отпущенников. Несомненно, отпущенники могли помогать своему патрону. Это могло быть условием отпуска на свободу. Но никакое хозяйство не было бы рациональным, если бы оно стало основываться на труде отнущенников. Известно, что отпущенники старались как можно быстрее эмансипироваться от своих патронов. Свидетельства об отпущенниках ветеранов подтверждают лишь то, что у ветеранов имелись и рабы, остающиеся малоизвестными потому, что сама возможность у раба поставить тот или иной памятник была гораздо более ограниченной, чем у отпущенника.

Что отпущенники приумножали прибыль своих господ — это несомненно, и об этом свидетельствуют такие выразительные cognomina отпущенников, как Амплиат, Аугеид, Кресцент и Кресдентин, Адаукт. Сукцесс и подобные. Однако обзаведение мастерской было для ветерана, как нам представляется, делом более 1 рудным, чем занятие земледелием. Мастерская требовала обученных и достаточно квалифицированных рабов. Ее продукция должна была успешно конкурировать с изделиями других мастерских. От самого ветерана требовалось некоторое знакомство с каким-нибудь ремеслом, чтобы он был в состоянии контролировать работу своих рабов. Лишь небольшая часть ветеранов могла стать владельцами мастерских или пуститься в еще более рискованное занятие торговлей. Поэтому вряд ли возможно исключать для ветеранов II в. занятие земледелием и наличие у них сельскохозяйственных рабов.

На основании свидетельств об отпущенниках ветеранов II в. можно в некоторой мере судить о численности рабской familia ветеранов. Если предположить, что называемое в надписях число отпущенников составляло половину рабов ветерана, то максимальное число рабов у ветерана было 8—10 человек. Эти предположения основываются на законе Фуфия Каниния, который сохранял свое значение и в III в.¹⁸ Как известно, закон Фуфия Каниния (2 г. и. э.) устанавливал максимальное число рабов, отпускаемых на волю по завещанию. Тот, кто владел от 3 до 10 рабов, мог отпустить половину; владелец от 11 до 30 рабов — одну треть; если рабов было от 30 до 100 человек, то господин мог освободить одну четверть, и если число рабов превышало 100 (от 100 до 500 человек), то владелец мог отпустить только пятую часть. Закон предусматривал, чтобы никакой римский гражданин не освобождал единовременным актом более 100 рабов. Освободить раба можно было но достижении им 30 лет. Раб моложе 30 лет мог быть освобожден в случае: 1) если он был сыном, братом, воспитателем или воспитанником господина; 2) если господин намеревался сделать из своего раба управляющего; 3) если господин хотел вступить в брак со своей рабыней (Gai Inst., I, 19); о последнем случае свидетельствует большинство эпитафий ветеранов.

В III в., полагает А. Мочи, рабов по-прежнему имели только те ветераны, которые занимались ремесленной или торговой деятельностью. Причем сами ветераны, имевшие рабов, известны только в надписях из Нижней Паннонии. В сельском хозяйстве ветераны в это время вряд ли использовали рабов. Само землевладение ветеранов в III в., когда большая часть ветеранов вследствие местного набора в войска возвращалась в свои деревни, по месту набора, А. Мочи уподобляет крестьянскому. Для обработки же крестьянского надела, как он считает, едва ли могли требоваться рабы¹⁹. Мы уже останавливались на землевладении ветеранов. Нам, однако, не представляется возможным отождествление землевладения ветеранов в Верхней Паннонии в I — первой половине II в. с землевладением декурионов и приравнивание землевладения ветеранов в III в. к крестьянскому землевладению.

Приводившиеся ранее цифры величины надела ветеранов в Паннонии не дают оснований для уподобления имений ветеранов имениям декурионов, насчитывавшим обычно 500 югеров. Ветеранское землевладение в III в., несмотря на то что ветераны в это время происходили из числа преимущественно местных уроженцев, вряд ли может рассматриваться как крестьянское землевладение. По правовому статусу его владельца, по более высокой с точки зрения владельческих прав категории земли, по самой сути ведения хозяйства имение ветерана должно было отличаться от крестьянских наделов. Имение ветерана было прежде всего имением римского гражданина. Большинству же сельского населения дунайских провинций это право было предоставлено только в 212 г. эдиктом Каракаллы. Имение ветерана обособлялось от крестьянских хозяйств и в условиях практической жизни, что свидетельствует уже приводившаяся надпись из Интерцизы, с посвящением от vicus et villa Caramantesium. Надгробие ветерана из Нижней Мезии — Валерия Руфа — также показывает, что он поселился в селе, в своем имении²⁰. О римских формах хозяйства ветеранов и об их занятии земледелием свидетельствуют возникавшие в III в. вблизи самого лимеса небольшие виллы, о чем уже упоминалось. Все это дает основания считать, что в имениях ветеранов в III в. мог использоваться труд рабов. Сами рабы могли быть легко доступны как легионерам, так и ветеранам вследствие войн в этот период, доставлявших рабов из числа военнопленных, и вследствие обеднения гражданского населения провинции, о чем свидетельствует появление вскормленных дома малолетних alumni в III в., к которым мы еще вернемся.

Ветераны — владельцы рабов в III в. в большинстве своем носят имена Аврелиев. Некоторые из них — уроженцы греческого Востока, но большинство — иллиро-фракийских областей. Возможно также, что легионеры и соответственно ветераны происходили из числа народов, поселенных в пределах Паннонии после Маркоманнских войн. Во всяком случае сын и отпущенник легионера Аврелия Вибиана носил германский cognomen Бавила (CIL, III, 14348).

Число отпущенников, упоминаемых в эпитафиях ветеранов в III в., по-прежнему не превышает двух-трех человек. В эпитафии ветерана I легиона Марка Аврелия Теренция назван отпущенник Аврелий Демофил (CIL, III, 4297). В надгробии Марка Аврелия Афика, сына Редита, domo Nicapolis, ветерана XIV легиона, названа отпущенница Аврелня Септимпна (CIL, III, 4458). Два отпущенника названы в эпитафии Марка Юлия Прокула, ветерана I легиона,— Юлий Примион, ставший августалом в муниципии Бригеционе, и Юлий Эвтих (CIL, III, 11027). У ветерана того же легиона Юлия Татулона была отпущенница Пробилла (CIL, III, 3553). Для Публия Элия Домиция, ветерана II легиона, известен отпущенник Публий Элий Респектиан, ставший членом коллегии пожарных в Аквинке, и отпущенницы Фортуната и Ингенуя²¹.

В отличие от свидетельств I—II вв. мы находим в III в. отпущенниц у ветеранов вспомогательных войск. Ими являются их жены, хотя одинаковое имя Аврелиев у жен и мужей может указывать и на то, что и ветеран, и его жена получили римское гражданство по эдикту Каракаллы. Аврелия Венерия²² была отпущенницей и, очевидно, женой Аврелия Марка, ветерана Первой Ульпиевой алы Контарпоров (CIL, III, 4370); Аврелия Ноерена была женой и отпущенницей ветерана той же алы Аврелия Дорсиона (CIL, III, 4369). Два отпущенника — Аврелий Теофил и Аврелий Экеуперат — упомянуты в надгробии Аврелия Секундина, ветерана Первой Ульпиевой когорты Паннонцев (CIL, III, 3350).

В надписях ветеранов и легионеров III в. мы встречаем воспитанников. Появление alumni А. Мочи объяснял тем, что в III в. и для легионера и для ветерана было трудно купить взрослого раба при годовом жалованья легионеров в 300—500 денариев и при стоимости раба от 175 до 700 денариев²³. Это обстоятельство, на наш взгляд, не могло быть единственной причиной появления категории рабов из числа воспитанников. Легионеры и ветераны III в. были достаточно состоятельными людьми, о чем свидетельствуют оставленные ими алтари, саркофаги и другие памятники и упоминания о почетной отставке. Воспитанники, которых мы находим в надписях III в., были скорее всего подкидышами, или детьми, отдаваемыми на более или менее длительный срок на прокормление и воспитание в другие семьи. Это явление было связано с обеднением населения провинции в результате Маркоманнских войн и опустошениями, происходившими вследствие войн III в. Нельзя не вспомнить в связи с этим о том, что категория воспитанников (Фозято) была многочисленной в такой провинции, как Вифиния, которую Плиний Младший нашел едва не разоренной, а общее состояние дел в ней — крайне запущенным и заслуживающим исправления (Ер., X, 17 А; 32). Эти ФовзттоС (латинское — alumini) были детьми, рожденными свободными, затем подобранными и воспитанными в сеньях, вопрос о гражданском статусе которых решался всякий раз отдельно (Рiп., Ер., X, 65; 66).

В эпитафиях из Паннонии воспитанники названы как усыновленные члены семей свободных. Легионер Аврелий Валентин усыновил двух воспитанников — Аврелиев — Микуниса и Валентину (CIL, III, 4459). У ветерана был и свой сын, Аврелий Магн, легионер XIV легиона. Известен некто Урсициан, воспитанник легионера (CIL, III, 6462 = 10390); Гайян, воспитанник воина когорты²⁴. Примипиларий I легиона Тит Статилий Солон и некая Портумия Флора, очевидно его жена, имели воспитанника Эпафродита (CIL, III, 11034), которому они поставили надгробный памятник. Для ветерана I легнона Аврелия Гевтицина известен воспитанник Герметион и отпущенница и, очевидно, жена Аврелия Викторина²⁵. На основании подобных свидетельств мы не можем заключить о том, какая роль отводилась воспитанникам в хозяйствах ветеранов и легионеров III в. Но поскольку большинство их было членами семей ветеранов и легионеров, мы можем предполагать, что помимо этих малолетних alumni у ветеранов были и взрослые рабы.

Что хозяйства ветеранов использовали труд рабов и в III в., убеждают нас надписи того же времени о рабах, отпущенниках и воспитанниках легионеров. Упоминание о vernacula Юлия Терция, легионера II легиона из службы наместника, указывает на наличие у легионеров рабов, рождавшихся дома. Мы уже упоминали о том, что занятию легионеров III в. земледелием и обзаведению их рабами способствовало позволение Септимия Севера иметь легионерам законные семьи в течение срока службы и приобретать собственные дома и даже имения. О занятии легионеров земледелием свидетельствуют и поставленные ими посвящения и алтари Домашнему Сильвану, происходящие в III в. главным образом из городов на лимесе. Данные о рабовладении легионеров показывают одновременно, что всякое некрестьянского типа хозяйство основывалось на рабском труде. Легионеры и соответственно ветераны происходили в III в. преимущественно из иллирийских областей и потому данные об их рабах и отпущенниках должны расцениваться как показатель дальнейшего распространения рабовладельческих отношений в местной среде.

Другая большая группа надписей I — первой половины II в., также упоминающая преимущественно отпущенников, принадлежит италийским колонистам, среди которых, как мы уже видели, было немало отпущенников и лиц отпущеннического происхождения. В Эмоне владельцами отпущенников оказываются лица с италийскими nomina — Барии, Эмилии, Валерии, Деции, Диндии, Цецилии, Леллии, Манлии, Фирмии, Аттонии, Рефидии²⁶. Так, некие Луций Диндий Приск и Луций Диндий Присциан, поставившие в Эмоне алтарь императорским Ларам, были отпущенниками Диндиев²⁷. Императорским Ларам поставили алтарь и рабы Гая Деция Авита — Лалет и его сын Дорифор²⁸. Известей отпущенник Эмилиев — Феликс и раб Эмилиев — Флав, возможно, германец, как о том свидетельствует его имя²⁹. Из Эмоны происходит алтарь, поставленный рабом Ауктом иллирийской богине Экворне (HS, 149 = CIL, III, 3832), что дает основание считать этого раба иллирийцем. Из Эмоны известен фрагмент надгробной плиты, содержащей имена отпущенников, из которых сохранились имена четырех человек — Виталиса, Фиделиса, Примигения, Эксиедита (HS, 201). Из Эмоны происходит уже называвшаяся «табличка проклятия» I в., где названы рабы, отпущенники и свободные — всего восемь человек³⁰. Из этой таблички становится очевидным, что у Фирма Оптата было по крайней мере трое рабов — Прокул, Виротута и Констант.

В Саварии, Петовионе, Мурсе в надписях I — первой половины II в. мы также находим известия главным образом об отпущенниках у лиц с италийскими nomina Апониев, Валериев, Энниев, Постумиев, Цезиев, Цейев, Туллиев, Мускулейев, Мамилиев, Септумиев³¹. Среди населения этих городов, о чем мы уже писали, было немалое число отпущенников с характерными для них прозвищами — Ингенуй, Эпафродит, Эвтих, Ахилл, Флор и подобные³². Так, в эпитафии Гая Цезия Ингенуя, сына Гая, сказано, что право на гробницу имеют его liberti et libertae³³. В эпитафии Цейя Максима, августала в Петовионе, также упомянуты его отпущенники³⁴. У Апония Ингенуя, отпущеннического происхождения, был раб Вепул, очевидно не единственный, поставивший алтарь Митре за здоровье своего господина (CIL, III, 1435930 = HS, 295).

В надписях из Скарбанции того же времени отпущенники названы также в эпитафиях у лиц италийского происхождения. Для Гая Фарракса Юкунда, очевидно отпущенника, известен его раб с иллирийским именем Дасий (CIL, III, 10947) и его отпущенник с литературным именем Асканий (CIL, III, 4257). У семьи Семпрониев, уже называвшейся нами, были отпущенники по происхождению даки, далматы и иллирийцы.

В большинстве свидетельств из городов па лимесе содержится упоминание об одном отпущеннике и реже рабе. Лишь в некоторых случаях упоминаются несколько отпущенников. Так, из Карнунта известны отпущенники Вибиев — Вибия Цитерис, отпущенница Гая; Вибий Лог, гермундур, отпущенник Гнея, и Луций Вибий Сисий, очевидно, отпущенник Луция Вибия³⁵; Гай Питий Редит, по-видимому, отпущенник, бывший раб фракийского происхождения³⁶, имел по крайней мере двух отпущенников — Гилара и Юкунда (CIL, III, 4518; 4602). Некий Луций Валерий в Карнунте имел двух отпущенников — Флора и Вегета (CIL, III, 4522).

Таким образом, вторым после ветеранов социальным слоем, заметным в надписях городов и владевшим рабами (хотя упоминания сохранились преимущественно об отпущенниках), были сами отпущенники, для I — первой половины II в. главным образом италийского происхождения. Их основным занятием в это время была ремесленная и торговая деятельность. Следует иметь в виду, и мы уже об этом упоминали ранее, что когда мы говорим об италийских отпущенниках, это вовсе не означает того, что они происходили из самих италиков. В Италии в I в. были рабы и соответственно отпущенники из Греции и областей греческого Востока, из западных провинций, из числа варварских народностей.

Лишь небольшая группа надписей того же времени свидетельствует о том, что владельцами рабов в городах были и лица, носившие императорские nomina. Некоторые из них были нереселенцами из Италии, как, например, отпущенник Секст Юлий Гипатик в Эмоне (CIL, III, 3863) или Юлий Сальвий в Петовионе, владелец супружеской рабской четы (муж Атимет и жена Урбана), сам отпущенник, о чем свидетельствует его типично рабское прозвище — Сальвий (CIL, III, 6475= 10762; HS, 199). Но некоторые из них, как отпущенники Гай Юлий Адиетумар, которого мы уже называли, и Гай Юлий Квадрат, могли быть и паннонского происхождения (CIL, III, 3863, 10867 = HS, 482). Из Скарбанции известна отпущенница Тиберия Юлия Принцепса Юлия Доната (CIL, III, 10948). Здесь же мы находим отпущенницу Тита Флавпя Гая Фортунату (CIL, III, 13427). В Карнунте известны отпущенники с именами Клавдиев — Клавдия Сосиминия и Клавдия Юкунда³⁷. В надписях Аквинка встречены отпущенники с именами Ульпиев — Ульпия Эпихарис, Ульпий Зосим, Ульпий Филумен³⁸, которых мы можем считать, как и упомянутых выше, отпущенниками романизированных паннонцев с правом римского гражданства.

Из рассмотренных надписей мы видим, что в течение I — первой половины II в. подавляющее большинство памятников об отпущенниках и рабах было связано с пришлым населением городов. Если бы нам остались неизвестными данные о рабовладении на территориях племенных общин, мы могли бы утверждать, что рабство было распространено только в городах. Однако, хотя это и не так, все же несомненно, что для этого времени рабство было известно главным образом в городах и у населения, прибывшего из Италии. Среди этого населения было множество отпущенников, владельцев собственных рабов. Часть этих отпущенников появилась в Паннонии в качестве агентов известных торговых домов Аквилеи — Барбиев, Цезерниев, Стациев. Но в дальнейшем эти отпущенники и их потомки заняли в городах Паннонии самостоятельное экономическое и общественное положение. Из их среды выходили севиры и августалы паннонских городов. Италийские отпущенники способствовали формированию самих гражданских общин и внесли большой вклад в сложение в провинции римских общественных отношений. Мы уже говорили об этой роли отпущенников и остановимся на соответствующей группе памятников в связи с исследованием общественно-политической жизни провинциального города.

Дальнейший анализ надписей из городов не дает такой сравнительно ясной картины для других социальных слоев, как это представляется для ветеранов и отпущенников. Свидетельства об отпущенниках и рабах декурионов единичны, что объясняется, очевидно, тем, что оставленные декурионами памятники носят иной характер. Это — главным образом посвятительные надписи и алтари, которые обычно не содержат упоминании о рабах или отпущенниках. Что декурионы могли быть владельцами многих рабов, на это указывает уже приводившаяся надпись из Саварии начала II в., называющая ветерана и декуриона Луция Валерия Цепзорина и его отпущенников и отпущенниц.

Немногие данные о рабовладении декурионов принадлежат времени после Маркоманнских войн, когда в составе гражданского населения Паннонии произошли большие этнические и социальные перемены. В эпитафии Публия Элия Фронтона, декуриона и фламииа колонии Аквинка, названы двое отпущенников — Инпетрат и Декорат (CIL, III, 10347). Известны отпущенники декурионов восточного происхождения с nomina Флавиев³⁹: Тит Флавий Эвтих, отпущенник римского всадника и декуриона муниципия Бригециона Тита Флавия Криспина, и Тит Флавий Филипп, отпущенник Тита Флавия Мартина, декуриона колонии Мурсы. Владельцем большой рабской фамилии был, очевидно, Гай Юлий Викторин, римский всадник, декурион колонии Аквинка. Его относят к числу переселенцев с Востока. Однако его cognomen указывает скорее на западное и, возможно, паннонское происхождение: с cognomina Виктор и Викторин известно несколько уроженцев Паннонии, слуишвших в войсках в Риме⁴⁰. Этого Гая Юлия Викторина называют несколько надписей из Аквинка⁴¹, одна из которых датируется 198 г. Его отпущенники Гай Юлий Прим и Гай Юлий Инген — поставили алтари Митре за здоровье своего патрона.

Остаются неизвестными занятия отпущенников декурионов, кроме Гая Юлия Иигена, который был писцом в колонии Аквинка. Совершенно очевидно, что эти отпущенные на свободу рабы не были единственными у декурионов, в имениях которых были заняты и сельские рабы.

После Маркоманнских войн общее число свидетельств о рабах и отпущенниках увеличивается, но наблюдается другое распределение этих свидетельств. В то время как для первых полутора веков большинство подобных памятпиков было известно из Верхней Паннонии, из юго-западных городов, с конца II в. эти памятники находятся в подавляющем большинстве в Нижней Паннонин и в городах на лимесе. В надписях конца II — первой половины

III в. содержится больше упоминаний о рабах. Сами надписи происходят из Карнунта, Аквинка, Бригециона и крепостей на лимесе, отчасти из Сискии, Саварии, Сирмия, Мурсы, Невиодуна⁴². Такг имена рабов содержатся на свинцовой «табличке проклятия» из Карнунта — Рпаил, Адиект, Масвет, Агилий, Соллемпий (BLiö, XVI, col. 124, N 57). Из Сискии известны уже упоминавшиеся черепицы с латинскими и греческими именами рабов и нормами выработки черепицы. Свидетельства об alumni появляются после Маркоманнских войн. Встречаемое в надписях этого времени cognomen Threptus также может указывать на эту категорию рабов⁴³. Из различных городов провинции известна также группа алтарей и посвящений, поставленная людьми, носившими одпо имя. Некоторые из этих имен известны как типично рабские прозвища — Аманд, Каллпст, Флор, Финит, Арсак, Хрисмий, Примитив и Примитива, Януария, Сператилла и Спектатилла, Фортунат, Марциан, Абаскант, Эвтихия, Сатурнина⁴⁴. В некоторых фрагментарных надписях из Аквинка мы встречаем упоминания об отпущенниках⁴⁵.

Сами рабовладельцы носят частично неимператорские nomina. Так, центурион I легиона Септимий Веттий Папириан, уроженец Сирии, имел отпущенника Веттия Эпиктета⁴⁶. Веттия Фортуната, жена ветерана II легиона Аврелия Иеракса⁴⁷ была, возможно, отпущеннического происхождения, как свидетельствует ее cognomen. У Аврелия Аникета, уроженца греческого Востока, был раб Полидии⁴⁸. Секст Помпеи Карп, врач, уроженец Антиохии, имел отпущенника Помпея Марцелла⁴⁹. Сораиий Феликс, уроженец Каппадокии, и его жена Сорапия Агата были или соотпущенниками, или жена была отпущенницей своего мужа⁵⁰.

Среди владельцев рабов с императорскими nomina мы находим Юлиев, Клавдиев, Флавиев, Ульпиев, Элиев, Септимиев, но чаще Аврелиев. В семье Клавдиев из Бригециона названа отпущенница Клавдия Мавра⁵¹. Для августала Аквинка Марка Аврелия (его cognomen отсутствует) известны два отпущенника и одновременно наследника Аугенд и Аманд (CIL, III, 13367). У некоей Септимии Солины был отпущенник с кельтским cognomen Сенецион⁵². Известна семья отпущеннического происхождения с nomen Флз впев ⁵³. Фрагмент надгробия из района оз. Балатон называет трех отпущенников семьи Аврелиев (CIL, III, 4136 = 10899).

Судить о занятиях рабов и отпущенников мы по-прежнему можем предположительно. Ни поздние надписи, ни более ранние не содержат, как правило, необходимых сведений. Некоторые надписи, происходящие с городских территорий Карнунта, Петовиона, Невиодуна, Саварии, называют акторов, очевидно, управляющих имениями: Агатодор, поставивший алтарь богине Тутеле и Гению места (CIL, III, 4445); вилик Эвкарп, соорудивший вследствие обета алтарь гению некоего Марциана (CIL, III, 10781 = 3897); раб Лупиан, заведывавший выдачей продовольствия, распорядившийся по повелению господина поставить надгробие рабу, умершему 20 лет, имя которого не сохранилось (HS, 389); вилик из муниципия латобиков, имя которого не читается в надписи (CIL, III, 13408); раб Фелицисим, почтивший Домашнего Сильвана за свое здоровье, своих близких и лица, имя которого дано в сокращении — Q. R. H. (CIL, III, 4166). Большинство этих надписей времени после Маркоманнских войн. Если эти рабы-акторы управляли имениями, то мы вправе считать, что эти имения основывались на труде рабов. Отмечаемое Э. Томас широкое распространение вплл в Паннонии в III в. дает основание предполагать, что рабский труд использовался в это время в хозяйствах средних вилл и представлялся еще достаточно эффективным. Хозяйства таких крупных вилл, как вилла в Балаца и в ТацФевеньпусте, указывают на специализацию рабского труда.

Сведения о ремесленном производстве носят ограниченный характер. В Аквинке существовали большие керамические мастерские Паката (60-е годы II в.) и Ресата (конец I в., время Адриана) которые использовали труд рабов. Мы уже называли двух отпущенников Ресата. Керамическое производство Паката было довольно значительных размеров. Мастерские Паката изготовляли до 70 типов посуды паннонской terra sigillata, которая находила спрос не только в Паннонии, но и отправлялась по Дунаю в Мезию. Мастерские работали недолго, но очень интенсивно, начиная с середины II в., и погибли во время Маркоманнских войн, когда сгорел весь гончарный квартал Аквинка. Изделия мастерских Паката обнаруживают влияние галльской terra sigillata и местной кельтской керамики⁵⁴. Вследствие того, что и мастерская Ресата и мастерские Паката использовали местные кельтские традиции, в них работали, очевидно, и свободные мастера. В Петовионе действовали керамические мастерские некоего Юстиниана, изделия которых находят в Карнунте и в соседнем Норике; продукция этих мастерских отмечена италийским влиянием.⁵⁵

Некоторые другие данные о керамическом производстве также показывают, что оно было связано с рабским трудом и с трудом свободных. Одна из найденных при раскопках Интерцизы терракот имела клеймо с типично рабским именем — Hilarus (fecit), В слое IV в. канабы Интерцизы был найден глипяный светильник с клеймом (opus) Vibiani⁵⁶; этого Вибиана, судя по его имени, мы можем считать свободнорожденным. Рабский труд применялся в производстве черепицы в III в. в Сискии. Керамические мастерские, существовавшие на виллах, использовали труд рабов и, вероятно, свободных. Вилла III в. в современном Эйзенштадте, находившаяся вблизи Карнунта, о которой мы уже писали, относимая к декуриону Флавию Сейяну, имела собственное керамическое производство. Находка черепицы с клеймом Гай Кораний Флор, magister figlinarum, свидетельствует о том, что этот мастер был свободным, не исключено, однако, что отпущеннического происхождения. Из единственной надписи I — первой половины II в. из Карнунта известно о рабе-башмачнике, дако Перегрине⁵⁷.

Вся совокупность относящихся к рабовладению в Паннонии свидетельств показывает, что рабство в III в. продолжало развиваться. Расцвет рабовладельческих хозяйств приходится на II и III вв., когда социальные слои, воспринявшие римские отношения, увеличились численно. Рабовладельческие отношения захватили во II—III вв. большие территории, так как при существовании племенных общин оставались области и административным устройством, и внутренними отношениями отличавшиеся от городов. Ликвидация племенных общин и инкорпорирование земель племен в состав городских территорий означало, что прежние племенные села оказались на городской земле. Паннонская деревня как бы приблизилась к городу, и его влияние естественно стало ощущаться сильнее. Рабовладельческие отношения пронизывали все стороны жизни, накладывая повсюду ощутимый отпечаток. Так, роспись степ виллы в Балаца в III в. имела изображение рабов, собирающих виноград, и роспись стен жилого дома в Аквинке — изображение раба с серпом⁵⁸; каменная стела — изображение раба-варвара⁵⁹; маленькая стеклянная чаша — сражающегося гладиатора⁶⁰; форма для изготовления светильников местного производства была сделана в виде гладиаторского шлема⁶¹. Раскопки открыли сидящую фигурку раба-педагога⁶² и, наконец, железные наручники, предназначавшиеся для рабов.

Как и многие другие дунайские провинции, где развитие рабовладельческих отношений происходило в обществах, не отягощенных многовековым наследием рабства, Паннония и в III в. представляла область, где рабство имело условия и перспективы для своего развития. Как господствующая категория труда оно стало здесь таковым только с приходом римлян. Постепенная урбанизация Паннонии, когда с развитием городов рабовладельческие отношения затрагивали новые районы, означала дальнейшее развитие рабства. Воздействию рабовладельческих отношений подвергалось не только местное, кельто-иллирийское население, но и варварские народы, поселяемые в пределах провинции. В этой связи мы должны еще раз остановиться на общей концепции развития рабства в Паннонии, изложенной А. Мочи. Придавая большое значение различию Верхней и Нижней Паннонии, А. Мочи дал раздельное рассмотрение памятников о рабах и отпущенниках одной и другой провинции. Несомненно, что различие существовало, но оно не было столь резким и глубоким, так как характер памятников из обеих провинций совершенно одинаков. Речь идет лишь об их числе. О различии можно говорить, как нам представляется, только для I в., когда в Верхней Паннонии происходила интенсивная урбанизация за счет пришлого населения. В Нижней Паннонии этот процесс начался позднее, при Адриане, но он происходил на широкой местной основе. Между обеими провинциями существовали этнические, хозяйственные, культурные и военные связи. А. Мочи считает, что Нижняя Паннония была страной крестьянского землевладения, в то время как в Верхней Паннонии крестьянское землевладение было оттеснено муниципальным⁶³. Расцвет рабовладельческих отношений в Верхней Паннонии он относит на I — первую половину II в., считая, что уже во второй половине II в. рабство здесь исчерпало себя и на муниципальных землях стали переходить к колонату путем освобождения рабов, которых в качестве колонов сажали на землю. Для Нижней Паннонии в этот период не может идти речь о сколько-нибудь значительном и достойном упоминания рабовладельческом хозяйстве. Здесь развитие рабства, указывает А. Мочи, приходится на III в., но оно было связано с пришлыми слоями населения, прибывшими в провинцию после Маркоманнских войн из других областей Империи. Местное население, считает он, не принимало никакого участия в усилившемся в III в. рабовладельческом хозяйстве и сохраняло и далее как вокруг гражданских, так и вокруг военных поселений свой мелкокрестьянский характер. Большая часть земельных владений и в III в. находилась в руках местных крестьян, работавших не на рабском труде⁶⁴.

Что касается крестьянского землевладения, то его наличие в Паннонии мы не можем отрицать. Оно существовало как в Нижней, так и в Верхней Паннонии. Но отсутствие свидетельств о рабах и отпущенниках из сел, а наши сведения о селах более чем недостаточны, не может служить доказательством, при таком состоянии источников, что крестьянские хозяйства в Паннонии вовсе не знали рабского труда. Надписи из сел практически неизвестны, и мы знаем в сущности лишь только названия некоторых из них. Но мы видели, что у бойев и эрависков, о которых мы располагаем наибольшим числом свидетельств, рабство было распространено уже до римлян. Известно, что рабство было знакомо племенам на вне имперских территориях (Tacit., Germ., 24; 25). Для крестьянских хозяйств Паннонии можно говорить о меньшем числе рабов и, возможно, об иных условиях их содержания и использования.

Мы не видим кризиса рабства в Верхней Паннонии в тех формах, как это известно для Италии и других областей давних рабовладельческих отношений, где кризис был следствием длительного развития рабовладельческого способа производства. В Паннонии, не имевшей многовекового наследия рабства, кризис не мог наступить столь быстро и внезапно, четверть века спустя после правления Северов, которое застает провинцию в подъеме ее экономической и общественной жизни. Распространение римского гражданства на свободное население окраинных областей Империи явилось здесь значимым фактором, так как в поток социальной и культурной романизации включились огромные массы сельского населения. Кризис рабства в Паннонии мог начаться позднее, и вследствие самого кризиса способа производства и вследствие того, что в IV в. рядом с городами и на их землях появлялись отличные от городов гражданские и землевладельческие коллективы, имевшие вероятное сходство по своей внутренней организации с прежними племенными общинами. Но если раньше римский город был в состоянии поглощать их, то теперь, после Маркоманнских войн и внешнеполитических событий III в., очагов варварского влияния становилось все больше, варварам отводились целые области провинции и варварский мир поглощал римские города. Этот количественный фактор социальных и этнических перемен не мог не оказывать соответствующего влияния на крушение самого рабовладельческого способа производства.

Развитие института рабства в Паннонии вследствие близости варварской периферии и наличия значительных масс местного сельского населения имело свою специфику. Очевидно, оно носило противоречивый характер. С одной стороны, рабство всегда имело условия для своего распространения, так как в сферу его действия включались новые слои внутри самой провинции и за счет поселяемых племен. С другой стороны, так как эти последние начинали преобладать с конца III в., то с ними могли быть связаны иные, чем рабство, отношения. Римский гражданин, варвар по происхождению, мало или ничем не отличался от своего соплеменника, который мог оказаться у него в рабстве. Не имея никаких или почти никаких античных традиций, будучи, по-видимому, лишен сознания глубокой пропасти, разделявшей свободного и раба, поскольку сам был недавно варваром и потенциально рабом, он мог относиться к своему рабу иначе, чем это известно для практики римского рабства. Мы не можем в связи с этим не напомнить о замечании Ф. Энгельса о том, что в завоеванных германцами римских землях рабство превращалось в менее тягостное крепостное состояние и в другие формы зависимости⁶⁵. В то же время симптомы кризиса рабства проявились уже к середине III в., если император Клавдий II счел целесообразным обратить пленных готов частью в рабов, а частью в колонов и поселить их в иллирийских провинциях⁶⁶.

О прямых выступлениях рабов в Панионии неизвестно. Усиление военно-бюрократического аппарата Империи, некоторые меры, принимаемые правительством по охране элементарных прав рабов, и ограничение самоуправства господ пе давали возможности для таких восстаний рабов, какие произошли в последние века Республики⁶⁷. Одной из форм проявления классовой борьбы рабов как в период Республики, так и Империи было бегство. Рабы из Паннонии могли легко уходить за границы Империи, к варварам. Уже упоминавшаяся «табличка проклятия» из Эмоны с именами рабов Фирма Оптата, которые вместе с несколькими свободными и отпущенником были преданы проклятию, понимается как свидетельство о бегстве рабов. Подобная свинцовая пластинка III в. с именами пяти рабов известна из Карнунта. По-видимому, имели место доносы и убийства господ. Некий Элий Стратоник в Бригеционе поставил по обету алтарь Матери Земле и в память Присциллы, вероятно, рабыни, отплатившей ему доверием за доверие (ob commendatam et restitutam fidem — GIL, III, 11009). Из един ственпой надписи становится известным об убийстве разбойниками (interfectus a latronibus) отпущенника, уроженца Скарбанции, который, будучи торговым агентом своего господина, был послан им в Аквилею и был убит на дороге в Альпах (A. Dobo, 220).

В понимании термина latrones и определении характера выступлений latrones существуют различные точки зрения. И. Павлович и А. Альфельди, исходя из того определения, которое дает latrones римское право — latrones — это те, кто совершал нападения на римские границы без объявления войны (Dig., XLIX, 15, 24; L, 16, 118), видели в них варваров из племени языгов, прорывавшихся через границы Нижней Панионии. Они привлекали свидетельства надписей времени Коммода, сообщающих о строительстве бургов на лимесе Нижней Паннонии в «местах, удобных для тайных переходов разбойников» (Intercisa, I, 297—303). В современной историографии это мнение было подвергнуто критике. А. Д. Дмитрев считал, что под «разбойниками» следует понимать население провинций, уходившее к варварам⁶⁸. С толкованием А. Д. Дмитрева можно согласиться отчасти. Состав «разбойников» мог быть самым различным, среди них могли находиться и лица из беднейших слоев населения в самой провинции, в том числе рабы, на что уже указал П. Олива⁶⁹, т. е. люди, живущие в пределах Империи. Разбойники, убившие отпущенника в Альпах, были вероятнее всего из низших слоев населения и беглых рабов, скрывавшихся от правительства в труднодоступных и отдаленных местностях (Strabo, IV, 6, 9). В то же время нам известно о перебежчиках и дезертирах, уходивших из Паннонии к варварам во время Маркоманнских войн, которых римляне требовали вернуть по условиям мирных договоров (Dio Cass., 71, 11, 2; 72, 2, 2). Среди перебежчиков были не только легионеры, но, вероятно, и гражданские лица и среди них рабы⁷⁰.

Эти немногочисленные данные показывают, что, несмотря на проводимую императорами идею в официальной идеологии о якобы социальной гармонии, наступившей при Империи, имели место выступления низших слоев населения и пассивная борьба в виде бегства рабов.

Однако бегство рабов и убийство господ рабами существовали всегда одновременно с рабством и не в этом заключалась, как отмечала E. М. Штаерман, та специфическая форма, которую принимали классовые противоречия в период Империи. Все возрастающий контроль со стороны императорской власти и ее нажим на духовную жизнь подданных находились в зависимости от способа эксплуатации⁷¹. Чем больше стал возрастать удельный вес труда работников, наделенных средствами производства — свободных ремесленников и посаженных на землю рабов, колопов-издолыциков и других категорий держателей земли, тем большее значение отводилось идеологическому фактору в усилении эксплуатации⁷².

¹⁴ Steindenkmaler von Savaria, S. 10J, N 97, 98.
¹⁵ A. Mocsy. Sklavenwirtschaft, S. 235—236.
¹⁶ GIL, III, 4318, 4369, 4370, 4458, 10222, 10511, 11076.
¹⁷ A. Môcsy. Sklavenwirtschaft, S. 236.
¹⁸ Gai Inst., I, 40—43; W. Westermann. The Slave Systems of Greek and Roman Antiquity. Philadelphia, 1955, p. 89.
¹⁹ A. Môcsy. Sklavenwirtschaft, S. 236, 241, 245.
²⁰ В. Белков. Към вопроса за аграрните отношения в Мезии през II в. н. э.— «Археология», т. I. София, 1962, стр. 31 слл.
²¹ Bp. Rég., XIV, 561; L. Barkôczi. Population, 105/150.
²² Cognomen Veneria указывает на папнонское происхождение этой женщины. Такое имя известно для женщины перегринского права в надписи I в. с территории общины эрависков и для женщины с правом римского гражданства — Аврелии Венерии в надписи III в. с территории Сискии (CIL, III, 10858; L. Barkôczi. Population, 29/50).
²³ A. Môcsy. Sklavenwirtschaft, S. 238—239.
²⁴ CIL, III, 3913 = HS, 525; L. Barkôczi. Population, 29/63.
²⁵ В. Kuzsinzky. Aquincum, S. 201, N 344.
²⁶ HS, 154, 158, 159, 179, 201; CIL, III, 3845, 3869, 3875, 3898, 10775 = HS 187; 10776, 10777.
²⁷ HS, 158; A. Môcsy. Bevölkerung, 2/27; О. Cuntz. Op. cit., S. 212.
²⁸ HS, 159; A. Môcsy. Bevölkerung, 2/26.
²⁹ HS, 148 = CIL, III, 3831; HS, 187 = CIL, III, 10775; A. Môcsy. Bevölkerung, 2/9; 2/10. Имя Флава носил брат Армипия, знаменитого вождя херусков (Tacit., Ann., XI, 16, 1). Известен Флав, сын Роланда, domo Batavus, конник Фронтониановой алы в Паннонии, I в. н. э. (В. Kuzsinszky. Aquincum, S. 208, N 366).
³⁰ С. Volusius Maximus Firmi Optati Proculus Virotuta Constans servi atque Publicius Porcius Munitus Glodius Dexter Tullius Secundus Cornelius Priscus quicumque adversari sunt omnes.— HS, 168; O. Cuntz. Op. cit., S. 205—208.
³¹ CIL, III, 4071, 4080, 4191, 4206, 11409, 10881, 13414 = HS, 410, 411; 1435430 = HS, 95.
³² HS, 283, 343, 398, 405, 410 = CIL, III, 13414; CIL, III, 4018 = HS, 286; CIL, III, 4080 = HS, 411.
³³ CIL, III, 4071; A. Mocsy. Bevölkerung, 64/28.
³⁴ CIL, III, 4107; A. Mocsy. Bevölkerung, 67/1.
³⁵ CIL, III, 11273, 11281, 143594.
³⁶ Cognomen Reditus известен в III в. в качестве личного имени отца у ветерана XIV легиона в Карнунте, уроженца Никополя на Истре (CIL, III, 4458).
³⁷ CIL, III, 4510; 11098; A. Môcsy. Bevölkerung, 156/14, 156/15.
³⁸ CIL, III, 10300; 14341е; В. Kuzsinszky. Aquincum, S. 217, 464; A. Môcsy. Bevölkerung, 186/32, 186/41; 206/1.
³⁹ CIL, III, 10534; L. Barkôczi. Population, 105/176.
⁴⁰ A. Dobô 11 17 58 90 98.
⁴¹ CIL, III, 10440, 14344, 14347. В. Кужинский (Aquincum, S. 160) предполагал, что отпущенники этого декуриона были посетителями одного из митреумов Аквинка.
⁴² CIL, III, 4169, 4206, 4414, 14091; 1435421, 15141; HS, 517, 525; RLiö, XVI, col. 57, 124.
⁴³ CIL, III, 3900; L. Barkôczi. Population, 3/15.
⁴⁴ CIL, III, 3894, 3920, 3993; 4099; 4579, 11171, 11175; IIS, 162, 326 = CIL, III, 4047; CIL, III, 3986 = HS, 571; CIL, III, 15184 = HS, 270; 525; Intercisa, I, 371; Bp. Rég. XII, 126, 47.
⁴⁵ Bp. Rég. XIII, 341; L. Barkôczi. Population, 105/289, 105/300; CIL, III, 4504—4505, 10559; 13381.
⁴⁶ B. Kuzsinszky. Aquincum, S. 182, 418.
⁴⁷ CIL, III, 15161; L. Bark ôezi. Population, 105/133.
⁴⁸ Bp. Rég. XII, 125, 45; L. Barkôczi. Population, 105/205.
⁴⁹ B. Kuzsinszky. Aquincum, S. 66, 282.
⁵⁰ CIL, III, 10994; L. Barkôczi. Population, 91/145.
⁵¹ CIL, III, 10994; L. Barkôczi. Brigetio, № 164. idem. Population, 91/137.
⁵² CIL, III, 10577; L. Barkôczi. Population, 102/18.
⁵³ L. Barkôczi. Population, 102/16.
⁵⁴ K. Kiss. Die Zeitfolge der Erzeugnisse des Töpfers Pacatus von Aquincum.— LA, I, S. 212, 214, 226—228; K. Sz. Pöczy. Die Töpferwerkstätten von Aquincum.— Acta Arch., VI, 1956, S. 73—138. A. Шаламон. Успехи венгерских археологических исследований в 1950.— Acta Arch., II, 1952, стр. 324; P. Oliva. Pannonia and the Onset of Crisis..., p. 196—198.
⁵⁵ B. Saria. Poetovio, col. 1183; P. Oliva. Pannonia and the Onset of Crisis..., p. 200-201.\56 Intercisa, I, 57, 119.
⁵⁶ Intercisa, I, 57, 119.
⁵⁷ RLiö, XVI, col. 43, N 43.
⁵⁸ Szilâgyi. Aquincum, Taf. LXIV.
⁵⁹ Ibid., Taf. XXXV.
⁶⁰ B. Kuzsinszky. Aquincum, S. 125, N 79.
⁶¹ Ibid., S. 148—149, N 114
⁶² J. Szilâgyi. Aquincum, Taf. LXII.
⁶³ A. Môcsy. Sklavenwirtschaft, S. 244—245.
⁶⁴ Ibid., S. 246.
⁶⁵ К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 20, стр. 644—645.
⁶⁶ SHA, vita Claud., 8, 2; 6; 9, 4—5; Zos., I, 48.
⁶⁷ E. М. Штаерман, M. K. Трофимова. Указ. соч., стр. 230.
⁶⁸ А. Д. Дмитрев. Движение latrones как особая форма классовой борьбы в римской империи.— ВДИ, 1951, № 4, стр. 61—72; D. Tudor. «Inlerfecti а latronibus» in inscriptiili din Dacia.— SCIV, 1953, III, 3—4, p. 488; J. Szilagyi. Внутренние борьбы и вторжение варваров в районе Аквинкума.— Acta Ant., V, 1957, 309—322; Е. М. Штаерман. Кризис..., стр. 323.
⁶⁹ P. Oliva. Pannonia and the Onset of Crisis.., p. 113—118, 285—287, 307—309.
⁷⁰ Ш. Садецки-Кардош. К истории общества Паннонии во время царствования Марка Аврелия.— Acta Ant., Ill, 1955—1956, стр. 321—328.
⁷¹ Е. М. Штаерман, М. К. Трофимова. Указ. соч., стр. 236.
⁷² Там же, стр. 240.

<<Назад Вперёд>>

Просмотров: 3511

загрузка...

Другие книги по данной тематике