Рабовладение в племенных общинах
|
Свидетельства о рабах и отпущенниках у местного населения происходят от I — первой половины II в. с территорий племенных общин бойев и эрависков. Эти районы провинции, как мы видели, и до римлян отличал сравнительно высокий уровень развития. Надписи, упоминающие рабов и отпущенников бойев, известны из района Карнунта, где находились земли, остававшиеся в распоряжении бойев. Согласно надписям институт рабства у бойев предстает достаточно развитым. Мы находим рабов-соплеменников, рабов, рождавшихся дома, по-видимому, из числа соплеменников, рабов, приобретаемых на рынке, и отпущенников. Владельцы рабов — бойи с правом римского гражданства и перегрины.
Наибольшее число свидетельств принадлежит аристократии бойев с именами Флавиев. В их числе Тит Флавий Кобромар, потомок одного из последних царей бойев, Кобровомара, имя которого, как мы уже отмечали, встречается на монетах бойев2. В то время как сам Кобромар получил римское гражданство, его сестры Мамуа и Тринкомара и мать Сумма, дочь Калитигия, остались на перегринском нраве3. Известны некоторые из его рабов: Кобромар, Амука, Артемидор и отпущенник Тит Флавий Уксавилл. В собственности Флавиев — Виктора и Викторина — находился servns saltuarius Могеций4, поставивший алтарь Лесному Сильвану. Рабы-сальтуарип причислялись к инвентарю имения. Это были рабы, назначаемые для охраны плодов, считавшиеся зажиточными5. Известна также отпущенница этой семьи — Флавия Календина (CIL, III, 4537), Гай и Верна были доморожденными рабами Флавия Виталиса (CIL, III, 4259), Матугента, дочь Априла, была доморожденной рабыней (vernacula) Тита Флавия Битурига (RLiö, XVIII, col. 119, N 36). Известен некий vernaculus, имя которого сохранилось не полностью (CIL, III, 1435925). Тит Флавий Самион имел раба Ариомана (CIL, III, 1435517). Аналогичны свидетельства и для бойев перегринского статуса, которые мы можем относить, очевидно, также к наиболее богатым из них — Белатуса, отпущенница Каутия, умершая 30 лет (CIL, III, 1435923); Урсик был отпущенником некоего Максима (CIL, III, 13446); Битуа и Масарий, рабы Айюки, дочери Комбриссы (CIL, III, 1435921 ). Эта Айюка поставила надгробие себе при жизни, своей умершей дочери и своим рабам. Буссурон, отпущенник 62 лет, назван в эпитафии, поставленной ему госпожой (CIL, III, 1435927). Некая Витула поставила алтарь Домашнему Сильвану вместе со своими детьми и отпущенниками ( CIL, III, 13449). Известна Севера, служанка (ancilla) некоего Магна6. Надписи первой половины II в., происходящие с территории общины бойев, упоминают двух отпущенников Публия Элия Мессиния (GIL, III, 4537 а — Ь) и трех отпущенников Публия Элия Максима (CIL, III, 11299). Уже сама терминология, употребленная бойями в названии своих рабов — servus, servus saltuarius, ancilla, verna, vernacula, vernaculus,— свидетельствует о том, что институт рабства у бойев был достаточно развитым. Рабы поступали из числа рождавшихся дома и из числа приобретаемых на рынках. Кельтские имена рабов и отпущенников — Амука, Кобромар, Уксавилл, Матугента, Белатуса, Битуа, Масарий, Могеций, Буссурон, Ариоман, Урсик7 — дают основания считать, что эти рабы происходили из среды соплеменников бойев, хотя и не исключено, что кельтские имена могли быть даны согласно вкусам господ. Пример Матугенты, дочери Априла, доморожденной рабыни Тита Флавия Битуринга, не оставляет сомнений в том, что у бойев были семьи рабов-соплеменников, рождавшихся дома; при имени Матугенты стоит не только патронимикон — дочь Априла, но она названа и как vernacula, т. е. соплеменница своего господина. Можно говорить и об известной патриархальности института рабства у бойев, на что указывает эпитафия Айюки, дочери Комбриссы, которая сочла возможным поставить общее надгробие себе, своей дочери и своим рабам, в то время как согласно римским обычаям право на гробницу господина имели только его отпущенники. Упоминания о рабах, рождавшихся дома, указывает на длительность самой традиции использования рабского труда у бойев, во всяком случае у аристократии. Мы находим у бойев и рабов, отпущенных на пекулий и располагавших собственными деньгами. Гай, раб Флавия Виталиса, похоронен pecunia sua сотоварищем по рабству и, очевидно, соплеменником, на что указывает его имя Верна (CIL, III, 4259). У бойев были и такие рабы, которых они приобретали из числа военнопленных или продаваемых в Империю варваров. Этими рабами оказываются германцы: Тудр, возможно из племени квадов, отпущенник Арпомана-бойя, носивший одинаковое имя с известным царем квадов (Tacit., Germ., 42), и Струбило, отпущенница Скаллеона (CIL, III, 11301)8. Ее муж Касс был рабом другого господина — Мусы. Он умер рабом в возрасте 100 лет, Струбило — 60 лет; об их погребении позаботились дети. Греческое имя одного из отпущенников Тита Флавия Кобромара — Артемидор, возможно, свидетельствует о том, что этот Артемидор был рабом-греком, купленным в самой Паннонии или в Аквилее. Возможно, что в этом случае мы имеем дело с квалифицированным и образованным рабом. Сравнительно широкий круг свидетельств о рабах у бойев дает основания считать, что рабский труд использовался в сельском хозяйстве, очевидно, в ремесле и в домашнем хозяйстве. Наличие у бойев рабов из среды соплеменников косвенным образом указывает на то, что в зависимости от богатой и влиятельной знати могли находиться отдельные лица из числа свободных соплеменников и может быть даже целые села. Клиентская форма зависимости, широко известная для западных кельтов, не исключает наличия клиентелы и у бойев. Клиентела могла основываться на зависимости экономического и морально-политического характера, проистекавшей вследствие авторитета прежних племенных вождей или царьков и новых обязанностей и власти, предоставленной им римлянами в пределах племенных общин. Другая группа надписей, гораздо менее многочисленная, принадлежит эравискам и происходит из района Аквинка. По мнению А. Мочи, меньшее число свидетельств с территории общины эрависков указывает на слабое развитие рабства у этого племени. Рабы, как считает он, использовались у эрависков в ремесленном производстве и в торговле, и принадлежали только тем из эрависков, которые уже выделились из племенной общины9. На наш взгляд, сами надписи оснований для такого заключения не дают. В надгробии из Интерцизы I — первой половины II в. названы местные уроженцы — Демиунк, сын Коуция, 100 лет, и его жена Анкулата, дочь Каупиона, того же возраста; надгробие им соорудили их отпущенники — Батал и Лоукон. На рамке, обрамляющей надпись, упомянута еще одна отпущенница Демиунка — Оза (Intercisa, I, 53). В собственности Демиунка находилось по крайней мере более трех рабов, так как ведь не всех же он отпустил на свободу. Известны отпущенник некоей Иоры — Транкон10; Атта, отпущенница Вервиция (Intercisa, I, 369); отпущенница Велокса Фабриция (CIL, III, 10546); отпущенник с именем Веледат (Intercisa, I, 66), раб Розиона Аппий (Bp. Rég., XII, 128, 49) и отпущенники Ресата — Виктор (CIL, III, 3450) и Скорилон, domo Dacus (CIL, III, 13379). Лишь относительно отпущенников Ресата, владельца керамических мастерских в Аквинке, деятельность которых приходится на 80-е годы I в. и. э., можно с уверенностью считать, что они были заняты в ремесленном производстве. Как и у бойев, у эрависков мы находим отпущенников и рабов с кельто-иллирийскими именами. Эрависки также приобретали рабов из военнопленных и продаваемых в Империю варваров. Скорилон мог быть одним из пленных, попавшим в рабство в результате войн с даками при Домициане. Отпущенница с именем Оза происходила скорее из задгнайского племени озов (Tacit., Genn., 28). В отличие от бойев надписи с упоминанием рабов и отпущенников эрависков принадлежат лицам перегринского статуса — обстоятельство, имеющее, на наш взгляд, большое значение, так как речь идет о слоях менее романизированных. Все другие свидетельства, относящиеся к эравискам, о которых мы уже упоминали,— обычай постановки надгробий, латинские имена, право римского гражданства, полученное некоторыми из них уже от Августа, косвенным образом подтверждают тот факт, что институт рабства был известен, по крайней мере, эравискам из высших слоев. Отсутствие свидетельств о рабовладении с территорий других племенных общин не является указанием на то, что в этих общинах не был распространен труд рабов. Очевидно, это связано с более поздней романизацией некоторых из племен и с позднее проникшим римским обычаем постановки надгробий. Использовали ли труд рабов крестьянские хозяйства в пределах племенных общин остается неизвестным. Внедрение рабства в местную среду в заметном масштабе в I—II вв. можно предполагать лишь для тех слоев населения Паннонии, которые, пройдя многолетнюю службу в римских вспомогательных войсках, возвращались в села римскими гражданами и становились землевладельцами и рабовладельцами. Упразднение племенных общин и включение их территорий в состав городских земель должно было способствовать распространению рабства в местной среде. Еще одна группа надписей I — первой половины II в., происходящих с сельских территорий колоний, упоминает лиц перегринского статуса, имевших рабов. В надписях названы преимущественно отпущенники, бывшие рабы, получившие свободу. Естественно думать, что помимо отпущенников эти перегрины имели и рабов. На сельской территории Эмоны осталась часть прежнего населения, оказавшаяся теперь в селах на городских землях. В надгробии из района Эмоны названа Сатурна, отпущенница Неунтия, 50 лет; ее дети Гостила и Верий поставили умершей эпитафию11. У семьи смешанного происхождения (жена Сабина, дочь Гая — уроженка Северной Италии, муж — паннопец Авит) была отпущенпица Мелесме, которой они поставили совместно с другими членами семьи надгробие (HS, 222 = CIL, III, 13403). В эпитафии из района Петовиона названа Уппа, отпущенпица Кварта, сына Аднамата (CIL, III, 10895). Известен Урсион, отпущенник некоего Терция (CIL, III, 10749). Кельтские и иллирийские имена отпущенников и патронов свидетельствуют о том, что и рабы, и господа были соплеменниками. Заслуживает внимания следующая эпитафия из района Невиодуна. Она была поставлена пекиеми Марцием Януарием и Акцептой их сыну — Фирмидию Верекунду, отпущеннику Фирмидпи (CIL, III, 10809). Акцепта была матерью Верекунда, но она не названа coniunx Марция Януария и сын не носит имени отца — Марций. Следовательно, мать Акцепта и ее сын Верекунд были рабами некой Фирмидии. На рабский статус Акцепты указывает и ее типично рабское имя; ее сын получил свободу, в то время как мать осталась рабыней. Имя этого бывшего раба — Верекунд, распространенное в Норике, Паннонии и Далмации12, дает основания считать Верекунда и Акцепту уроженцами Паннонии. Некоторые другие свидетельства о рабах из городов также могут быть отнесены к лицам паннонского происхождения, но уже с правом римского гражданства. Гай Юлий Адиетумар известен в надписи из Сискии как отпущенник Гая Юлия Максима (CIL, III, 10867). Адиетумар был кельтом, как показывает его cognomen. В надписи из Петовиона с упоминанием неких Семпрониев мы читаем, что в собственности Луция и Тиберия Семпрониев находились рабы — муж и жена Гилар, далмат, и Сасса, дакийка (CIL, III, 14355 15). Гилар умер 90 лет, Сасса—70; надгробие поставил их сын Флакк. Относительно этих Семпрониев несомненно их происхождение из Италии. Но в надписи из Скарбанции рабовладельцем выступает один из местных Семпрониев, по-видимому, их собственный отпущенник — Луций Семпроний Катумар, кельт, как свидетельствует его cognomen. В надгробии Катумара названа его жена н одновременно отпущенница Семпрония Катта и сын Семпроний Юст (CIL, III, 4263). Сходного содержания эпитафия из Мурселлы, в которой также назван рабовладелец местного происхождения. Текст эпитафии сообщает, что она поставлена отпущеннику Луцию Петронию Ликкону, умершему 95 лет, его жене Галле, дочери Кнодава, 85 лет, их 18-летнему внуку Галлиону, сыну Веруклона. Надгробие изготовили сын Ликкона Руф и отпущенник Ликкона Луций Петроний Катамок (CIL, III, 10954 = 6480). Иллирийский cognomen Ликкон отпущенника и кельтский cognomen его собственного отпущенника — Катамок свидетельствуют, что и патрон, н его отпущенник были вероятнее всего уроженцами Паннонии13. Все члены семьи этого Ликкона были на перегринском праве. Из этих свидетельств, относящихся к местному населению на территориях городов, мы не можем вывести никаких заключений о занятиях рабов и отпущенников. Но так как категория сельских рабов обычно не находит отражения в эпиграфических памятниках, хотя в наличии этих рабов не приходится сомневаться, можно думать, что речь идет скорее всего о рабах и отпущенниках, использовавшихся в ремесле и торговле. 2 R. Paulsen. Op. cit., I, S 87, 96; II, Taf. 34, 795, 796—797. 3 RLiö, XVIII, col. 117—118, N 35. 4 Ibid., col. 117, N 25. 5 E. M. Штаерман, M. K. Трофимова. Указ. соч., стр. 33, 47, 49. 6 A. Môcsy. Sklavenwirtschaft, S. 225. 7 A. Holder. Altceltischer Sprachschatz, І—III. Graz, 1961—1962; І, col. 72, 367—369; 430—434; 644—645; II, col. 454—455; 480—481; 608—609; III, col. 61—62; 415; 824—825; 1170. 8 An. Ёр., 1939, 261; LA, I, S. 117. P. Эггер (R. Egger. Ein neuer Germanenstein.— LA, I, S. 148) и Э. Свобода (E. Swöboda. Carnuntum, S. 35) считали Струбило и Тудра квадами из числа тех германцев, которых Клавдий поселил на римском берегу в Паннонии, о чем мы будем говорить в соответствующем месте. 9 A. Môcsy. Sklavenwirtschait, S. 227, 245. 10 Bp. Rég., XII, 275. 11 CIL, III, 10776 = HS, 138. 12 A. Môcsy. Bevölkerung, S. 195—196. Cognomen Verecundus часто встречается в надписях Паннонии: CIL, III, 13412 = HS, 394; CIL, III, 11081; Intercisa, I, 113, 115, 121; A. Dobô, 19; L. Barkôczi. Population, 38/25, 79/9, 91/14, 144/21, 144/29, 144/63. 13 H. Krahe. Lexicon allillyrischer Personennamen. Heidelberg, 1929, S. 67; A. Holder. Op. cit., I, col. 842. |
загрузка...