Глава II. Непосредственный переход от первобытнообщинной формации к феодальной в Западной Европе
Марксистское учение о формациях и закономерностях их развития. Понятие основного закона и основного противоречия формации как закона ее движения. Основной закон рабовладения и развитие основного противоречия рабовладельческой формации. Развитое рабовладельческое общество и его характерные черты: невозможность воспроизводства рабочей силы в недрах самого хозяйства; низкая производительность рабского труда; экстенсификация труда по мере роста хозяйства. Необходимость перехода к колонату. Элементы феодальной формации в недрах рабовладельческой формации. Возможность перехода от первобытнообщинной формации к феодальной, минуя рабовладельческую. Мелкое индивидуальное производство как отличительная черта всех докапиталистических формаций. Личная зависимость как необходимая черта эксплуатации при мелком индивидуальном производстве.
В своем основополагающем учении о закономерной последовательности формаций в общем поступательном движении всемирной истории К. Маркс не только дал конкретную картину всемирно-исторического развития от первобытнообщинной формации вплоть до социализма и коммунизма, но и установил закономерности внутреннего развития каждой формации от ее зарождения в недрах предшествующей вплоть до ее разложения, в результате которого совершается революционный переход к новой, более прогрессивной формации. Маркс показал, что это развитие внутри каждой формации совершается с такой же закономерностью, с какой совершается и всемирно-историческое развитие в целом. Много раз возвращаясь к этому вопросу, Маркс дал ряд формулировок, позволяющих нам ясно представить себе тот путь, следуя которому мы можем установить движение в пределах каждой формации, движение, в основе которого лежит развитие производительных сил. Советские историки и философы в последнее время выдвинули учение об основном законе каждой формации1, связав этот основной закон с понятием основного противоречия, лежащего в основе формации, ибо, говорит Маркс, «развитие противоречий известной исторической формы производства есть единственный исторический путь ее разложения и образования новой»2. Как же определяются основной закон и основное противоречие рабовладельческой формации, разложение которой с необходимостью вызывает переход к феодальным производственным отношениям? «Производство прибавочного продукта для паразитического потребления рабовладельцев путем открытого внеэкономического принуждения к труду непосредственных производителей — рабов составляет основной экономический закон рабовладельческого общества»3. Как создалась самая возможность эксплуатации рабского труда? Рабство возникло в период разложения первобытнообщинной формации. Общий труд в период господства первобытнообщинной формации был результатом не обобществления труда и средств производства, а вызывался при тогдашнем уровне развития производительных сил и особенно техники невозможностью получения необходимых для жизни человека средств к существованию в результате индивидуальных усилий, в результате невозможности заниматься производством в одиночку. Неизбежность коллективных усилий была причиной коллективной собственности на средства производства. Отсюда общее владение племенем или родовой группой территорией, на которой осуществлялась охота и рыбная ловля, или землею, на которой происходил выпас стад первобытных скотоводов. Развитие техники шло по линии совершенствования орудий производства, которые сделали бы возможным и производительным индивидуальный труд, достаточный для существования индивида. Когда этот уровень был достигнут и когда дальнейшее совершенствование орудий труда дало возможность создавать в одиночку сверх необходимого для жизни добавочный продукт, создалась возможность деления рабочего дня на необходимое и избыточное время, а вместе с этим создалась возможность эксплуатации одного человека другим. Эта эксплуатация возможна была только в результате подчинения одного человека другому, ибо источником обогащения являлся индивидуальный труд. При таких условиях средством эксплуатации оказывался сам человек как непосредственный производитель, а средством овладения его прибавочным трудом было овладение самим человеком. Так возникло рабство, источником которого стал в первую очередь плен. Пленников стали превращать в рабов, которых заставляли работать путем прямого принуждения. Масса прибавочного продукта, на которой зижделось существование и процветание господствующего класса рабовладельцев в рабовладельческом обществе, дала возможность господствующему классу рабовладельцев заниматься управлением, политикой, искусством и т. д., переложив на плечи рабов физический труд, который вследствие этого стал позорным для свободного человека4. Рабовладельческое общество было более прогрессивно, чем первобытнообщинное, так как труд массы рабов создавал такие возможности, каких не могло знать первобытнообщинное общество. Но рабовладельческое общество столкнулось с внутренним противоречием, которое рано или поздно, развиваясь и углубляясь, должно было привести к его крушению. Суть этого противоречия вытекает из основного закона рабовладельческой формации. Маркс говорит, что формой, адекватной индивидуальному мелкому производству, является собственность мелкого производителя на все средства производства, в том числе и на землю. При господстве рабовладельческого способа производства дело обстояло как раз наоборот. Раб, будучи мелким производителем, работал на земле своего господина, которому принадлежали также скот и все орудия производства. Мало этого, сам раб полностью принадлежал господину, юридически был его вещью (res) и рассматривался господином как часть инвентаря его хозяйства, как орудие, обладающее речью (instrumentum vocale), в отличие от орудия, имевшего голос, но не говорящего, т. е. скота (instrumentum semivocale), в отличие от прочих орудий труда (instrumentum mutum). Таким образом, положение непосредственного производителя находилось в резком противоречии с рабовладельческой собственностью, и это противоречие выражалось в том, что раб ненавидел свою работу и свое положение, лишавшее его достоинства человека, и мстил за это попранное достоинство всеми имевшимися в его распоряжении средствами: он ненавидел труд и работал только из-под палки, он наносил ущерб рабочему скоту, он портил орудия производства5. «Поэтому, — говорит Маркс, — экономический принцип такого способа производства — применять только наиболее грубые, наиболее неуклюжие орудия труда, которые как раз вследствие своей грубости и неуклюжести труднее подвергаются порче»6. Результатом этого была крайне низкая производительность рабского труда. Более того, преследуя свою цель — получение от незаинтересованного в своем труде раба возможно больше прибавочного продукта, — класс рабовладельцев достигал этого такими средствами, которые непрерывно углубляли противоречие, лежащее в основе производственных отношений рабовладельческой формации. Во-первых, он достигал этого, отнимая у раба значительную долю продуктов его труда — не только весь прибавочный продукт, но и часть необходимого, оставляя рабу минимум того, что было необходимо для восстановления сил, но что было недостаточно для того, чтобы раб мог прокормить свою семью. В результате рабам, как правило, нельзя было иметь семью; если раб болел, ему уменьшали и эту небольшую долю7. Такая «забота» рачительного хозяина о том, чтобы не потратить на раба ничего лишнего, прямо свидетельствовала о том, что хозяйство, основанное на эксплуатации труда незаинтересованных и бессемейных рабов, было столь малодоходным, что воспроизводство рабочей силы естественным путем в самом хозяйстве оказывалось невыгодным. Где же был тот источник рабской силы, откуда пополнялась ее естественная убыль? Таким источником были пленники, в большом количестве прибывавшие в Рим в результате многочисленных войн, которые вело Римское государство. Эта легкость получения новых рабов приводила к тому, что вся или почти вся физическая работа выполнялась рабами, а свободные стали считать физический труд трудом, позорящим человека. Отсюда вытекало второе положение, которое обостряло основное противоречие рабовладельческого способа производства. Стремясь к увеличению общей массы прибавочного продукта в условиях низкой производительности рабского труда, рабовладельцы старались увеличить количество рабов и расширить свое хозяйство. Это достигалось захватом государственной земли (ager publicus), обезземеливанием мелких крестьян-собственников, которые либо уходили в город, пополняя ряды античного пролетариата, либо становились арендаторами крупных землевладельцев. Так создавались знаменитые римские латифундии, которые, в конце концов, по утверждению естествоиспытателя и агронома Плиния, погубили Италию. В самом деле, применение рабов, абсолютно незаинтересованных в своем труде, оказывалось еще до некоторой степени возможным в небольших хозяйствах, в которых сам хозяин наблюдал за работой рабов. В больших имениях, как правило, хозяин отсутствовал, предпочитая жить в городе, заниматься политикой и т. д. Античные агрономы отлично понимали невыгоды такого положения вещей. Колумелла прямо не советовал расширять хозяйство, указывая на то, что отсутствие хозяина в имении пагубно отзывается на хозяйстве. «В отдаленных имениях, куда хозяину трудно наезжать, лучше поручить ведение отраслей хозяйства свободным колонам, чем поставить раба-приказчика»8, ибо в отсутствие хозяина «рабы совершенно расшатывают (хозяйство — С.С.): они сдают в наем на сторону волов, плохо кормят их и остальной скот, небрежно вспахивают землю, сеют зерна гораздо меньше, чем показывают, не обрабатывают посевы таким образом, чтобы (они) хорошо шли, и во время молотьбы ежедневно переводят хлеб, лежащий на току, растаскивают его сами, не стерегут от других воров и не показывают честно, сколько его ссыпано»9. Колумелла делает вывод: «Поэтому такое имение следует отдать, по-моему, в аренду, если, как я сказал, хозяин не будет в нем жить»10. Рост латифундий не был, как мы видим, выражением укрупнения производства и, следовательно, интенсификации хозяйства и труда. Наоборот, увеличение хозяйства при сохранении его основы — рабского труда — и при вытекавшей отсюда затруднительности надзора за работой рабов приводило к естественному падению производительности труда и еще более обостряло основное противоречие рабовладельческого способа производства, противоречие между целью производства — увеличением массы прибавочного продукта и средством — увеличением хозяйства, основанного на рабском труде. Агрономы ясно понимали это и советовали либо уменьшить хозяйство для того, чтобы сделать надзор за работой рабов более эффективным, жить самому хозяину в поместье — что было безнадежным пожеланием; либо сдавать имение в аренду; либо, наконец, перейти к такой системе эксплуатации рабского труда, при которой раб оказался бы в какой-то мере заинтересованным в повышении производительности своего труда. Так появилась система колоната; рабов сажали на землю, превращали в самостоятельного хозяина, имеющего семью и детей. К такому решению, которое в сущности было свидетельством разложения рабовладельческого способа производства, побуждали рабовладельцев перемены, происшедшие в рабовладельческом обществе в целом. Рост крупного землевладения, латифундий, расширявшихся не только за счет государственной земли, но и за счет земель мелкого крестьянства, приводили к исчезновению этого слоя римского общества, из которого рекрутировалась римская армия. Рим как государство слабел, а вместе с этим уменьшался приток рабов, ряды которых обычно пополнялись за счет разоряемых и ограбляемых после завоеваний территорий. Вопрос о воспроизводстве рабочей силы, таким образом, превращался в первостепенную задачу. Колонат и решал эту задачу, поскольку колон мог иметь семью и потомство. Разоряемое крестьянство, потеряв свою землю, частично превращалось в арендаторов чужой земли и становилось мало-помалу слоем зависимых от крупных землевладельцев, т. е. фактически, а затем и юридически оказывалось в положении колонов. Так в разлагавшемся рабовладельческом хозяйстве появились элементы будущего феодального строя. Мелкое производство и здесь было господствующим, но при этом мелкий индивидуальный производитель находился в таких условиях, которые позволяли ему, платя оброк, восстанавливать и воспроизводить свою рабочую силу. В этом заключалась прогрессивность новых общественных отношений в сравнении с прежними, чисто рабовладельческими. Нам остается решить вопрос о том, чем же объясняется то обстоятельство, что так называемые «варварские» народы не знали развитого рабовладельческого способа производства, а перешли к феодализму на основе распада первобытнообщинного строя? Предшествующее изложение уже подготовило ответ на этот вопрос. Мы видели, что рабовладельческое общество в его развитом виде, в каком оно существовало в древней Греции или в Риме, представляло собой сочетание двух классов: рабовладельцев (действительных или потенциальных, ибо всякий свободный человек мог стать рабовладельцем) и рабов. Воспроизводство общественных отношений в этих обществах шло за счет завоеваний новых территорий и массового обращения их жителей в рабов. Но такой строй производственных отношений в силу специфики воспроизводства самой рабочей силы не мог быть универсальным и охватывающим все общества древности. Напротив, одно конкретное общество существовало за счет другого, ибо это другое выполняло для первого роль поставщиков рабочей силы. Когда завоевания стали затруднительными, как это было в поздний период Римского государства, рабовладельческое хозяйство принуждено было перейти к системе колоната, т. е. к системе эксплуатации относительно самостоятельного мелкого хозяина — земледельца, имевшего собственную запашку и собственную семью, т. е. создать такую систему хозяйствования, при которой воспроизводство рабочей силы совершалось в хозяйстве непосредственного производителя. Последнее оказалось возможным потому, что как ни медленно развивались производительные силы в рабовладельческом хозяйстве и даже, может быть, не столько в самом рабовладельческом хозяйстве, сколько в недрах оставшегося, хотя и обреченного на гибель крестьянского хозяйства, все же был достигнут известный прогресс, который и обусловил доходность мелкого хозяйства колона, доходность, достаточную для удовлетворения нужд господствующего класса. По-иному обстояло дело у «варваров», тех германских и славянских племен, которые окружали Римское государство. Для тех слоев «варварского» общества, которые начинали возвышаться в качестве «благородных» (nobiles, как называл их Тацит) над массой просто свободных своих соплеменников — сородичей (ingenui — по той же терминологии) и знаменовали собой начало имущественного неравенства в этом обществе, рабы (а они были и в таком обществе) не составляли класса, на который возлагалась бы вся тяжесть физического труда. Здесь рабы представляли прослойку несвободных, характерную для самой ранней ступени рабовладения, для так называемого «патриархального рабства», при котором отдельные, имевшиеся лишь у некоторых членов племени, рабы или входили в состав семьи такого «рабовладельца» и вели образ жизни мало чем отличавшийся от жизни господина, наряду с ним выполняя те или другие хозяйственные функции, либо, как римские колоны, были мелкими самостоятельными хозяевами, сидевшими на земле господина и уплачивавшими ему определенный оброк. Именно так и определяет их положение тот же Тацит, подчеркивая, что рабы у германцев используются «не по-нашему», не так, как в Риме, а каждый имеет свое хозяйство и своих пенатов (т. е. богов своего очага) наподобие римских колонов (ut coloni) и платит своему господину оброк. Такое положение рабов у древних германцев и у древних славян объясняется, во-первых, невозможностью получать рабов в большом количестве, как это было возможно для сильного Римского государства, а во-вторых, и отсутствием необходимости в таком количестве рабов для формирующегося господствующего класса, который не был так развит, как господствующий класс рабовладельческого общества эпохи расцвета и не требовал той массы прибавочного продукта, который нужен был римским или греческим рабовладельцам для поддержания их образа жизни и уровня развитого рабовладельческого общества. Отсутствие специфических исторических условий, давших возможность появлению развитых рабовладельческих обществ (большое и сильное государство, добывающее войной рабочую силу в виде пленных, превращаемых в рабов), и, наоборот, наличие условий, благоприятных для воспроизводства рабочей силы в недрах хозяйства самого непосредственного производителя, обусловили переход разлагавшегося первобытнообщинного строя у «варваров» прямо к феодальному, минуя развитый рабовладельческий строй. То обстоятельство, что сам рабовладельческий строй на почве Европы с развитием своего противоречия и в процессе своего разложения стал переходить к формам производственных отношений, аналогичным феодальным (колонат), только ускоряло процесс разложения первобытнообщинного строя у «варваров», давая им в руки те достижения производительных сил, которые были созданы в недрах рабовладельческого общества. В связи с этим следует поставить еще один вопрос — о природе зависимости в докапиталистических формациях. Само собой разумеется, что господствующий класс всякого антагонистического общества есть класс эксплуататоров, противостоящий классу эксплуатируемых, ему подчиненному. Но формы и виды зависимости и эксплуатации могут быть весьма различными, и это различие зависит в первую очередь от степени развития производительных сил. Самая возможность эксплуатации вытекает из того факта, что отдельный непосредственный производитель владеет такими орудиями производства, которые дают ему возможность получать не только необходимый продукт, но и продукт сверх необходимого, который и может стать объектом захвата, а следовательно, источником эксплуатации одного человека другим. Эта эксплуатация и осуществляется раньше всего в форме обращения непосредственного производителя в раба. И раб, и крепостной — мелкие производители, как бы ни было велико хозяйство представителя господствующего класса, будь то огромная латифундия римского рабовладельца или огромная вотчина средневекового феодала. И в том, и в другом случае хозяйство есть арифметическая сумма индивидуальных усилий рабов или совокупность мелких индивидуальных хозяйств крепостных и необходимо внеэкономическое принуждение, чтобы выжать из них прибавочный труд или его продукт. Поэтому и тот, и другой являются в большей или меньшей степени собственностью другого человека, который смотрит на них в первом случае (т. е. в том случае, когда непосредственный производитель является рабом), просто как на рабочий скот, как на живой инвентарь своего хозяйства, и может неограниченно им распоряжаться, во втором — распоряжается их рабочей силой по своему усмотрению и до известной степени тоже рассматривает крепостного как живой инвентарь своего хозяйства, хотя и ограничен в праве распоряжения крепостным как личностью. Непосредственным результатом таких отношений является «срастание» работника со своими орудиями и средствами производства: прикрепление раба к набору орудий труда или живому инвентарю господского хозяйства, при помощи которых он выполняет специфические работы, или надел крепостного, к которому крепостной часто прикреплен наследственно. Вполне естественно, что такое срастание работника с условиями его труда достигает своей высшей классической формы и получает наиболее полное адекватное выражение в случае свободной частной собственности работника на условия его труда и средства производства. Однако этот способ производства, т. е. мелкое производство на основе индивидуального труда мелких производителей даже в том максимально благоприятном для производителя случае, когда он является «свободным частным собственником своих, им самим применяемых условий труда»11, лишь до известной степени гарантирует развитие производительных сил, и эта степень весьма невысока. «Этот способ производства, — говорит Маркс, — предполагает раздробление земли и остальных средств производства. Он исключает как концентрацию этих последних, так и кооперацию, разделение труда внутри одного и того же производственного процесса, общественное господство над природой и общественное регулирование ее, свободное развитие общественных производительных сил. Он совместим лишь с узкими первоначальными границами производства и общества»12. Итак, весь ход всемирно-исторического развития в исследуемых пределах можно было бы определить в следующих словах: от индивидуального мелкого производства и индивидуальной несвободы непосредственного производителя (раб, крепостной) к общественно концентрированным условиям труда и средствам производства и индивидуальной свободе производителя, лишенного, однако, всех жизненных средств и средств производства, находящихся в руках немногих и превратившихся в капитал. Крупное производство, т. е. общественно концентрированная форма производства, создается только капиталом. Все формации, предшествующие капитализму, характеризуются мелким производством, как бы ни было велико хозяйство представителя господствующего класса, и именно мелкое производство обусловливает различные виды несвободы непосредственных производителей (рабство, крепостничество) в докапиталистических обществах. 1 Не вдаваясь детально в существо вопроса о правомерности такой постановки проблемы и о содержании терминов, хотелось бы лишь подчеркнуть, что эта дискуссия имела определенное значение, активизировав теоретические и конкретно-исторические изыскания исследователей. 2 К.Маркс и Ф.Энгельс. Соч. т. 23, с. 499. 3 "Курс политической экономии в двух томах". Учебник для экономических факультетов Государственных университетов и экономических вузов, под ред. проф. Н.А. Цаголова, т. I. М., Экономиздат, 1963, с. 23. 4 См. К.Маркс и Ф.Энгельс. Соч. т. 20, с. 292-293. 5 К.Маркс и Ф.Энгельс. Соч. т. 23, с. 208, прим. 17: ...рабочий (в данном случае раб. - С.С.) дает почувствовать животному и орудию труда, что он не подобен им, что он - человек. Дурно обращаясь с ними и con amore (со сладострастием) подвергая их порче, он достигает осознания своего отличия от них". 6 Там же. 7 M.P. Caton. De adricultura, Cap. 2, № (Далее - Cato). "Если рабы болеют, им не надо давать столько же еды" (т.е. сколько здоровым. - С.С.) 8 Colum., I, 7,6. 9 Colum., I, 7,7. 10 Ibid. 11 К.Маркс и Ф.Энгельс. Соч. т. 23, с. 771. 12 К.Маркс и Ф.Энгельс. Соч. т. 23. |
загрузка...