Глава I. Техника сельского хозяйства в античности и в раннее средневековье

Оценка источников. Хозяйственные занятия «варваров» в эпоху Салической правды. Характеристика римского сельского хозяйства. Плуг и рало; другие сельскохозяйственные орудия. Виды вспашки. Удобрение земли. Уход за посевами и уборка урожая. Скотоводство. Садоводство. Агрикультура раннего средневековья в сравнении с римской. Орудия производства; системы земледелия. Виды сельскохозяйственных культур; их урожайность. Огородничество, садоводство. Скотоводство. Взаимоотношения римской и средневековой агрикультуры. Так называемый «Каролингский ренессанс»

Развитие производительных сил определяет возможность революционного перехода от одной формации к другой. Для «варварских» народов, вступавших на сцену истории в период разложения у них первобытнообщинного строя, а также для рабовладельческого общества, на территории которого «варвары» обосновались, этот уровень производительных сил состоял прежде всего в уровне развития хозяйства. Как известно, древние германцы и славяне не знали развитого рабовладельческого строя и перешли прямо к феодальным производственным отношениям. Однако уже здесь можно задать себе вопрос относительно того, в какой мере этот переход был обусловлен состоянием развития производительных сил, уровнем, который позволил этим народам перешагнуть, так сказать, через одну формацию и подняться до феодализма, минуя рабовладение. «Феодализм вовсе не был перенесен в готовом виде из Германии; его происхождение коренится в организации военного дела у варваров во время самого завоевания, и эта организация лишь после завоевания, — благодаря воздействию производительных сил, найденных в завоеванных странах, — развилась в настоящий феодализм»¹

Для решения этого вопроса необходимо изучить, с одной стороны, состояние сельского хозяйства у «варваров» до их окончательного расселения на территории бывшей Римской империи или вне ее на окраинах европейского континента, с другой — состояние сельского хозяйства у римлян ко времени соприкосновения с римлянами «варваров». Последнее необходимо для того, чтобы иметь представление о том, что могли позаимствовать «варвары» от римлян и что они позаимствовали от них в действительности.

Одна из самых больших трудностей, которые приходится преодолевать при решении этих вопросов — крайняя ограниченность и скудость источников. Никаких агрономических трактатов, подобных тем, которые нам оставили римские агрономы, от времени раннего средневековья у нас нет. «Варвары» были еще слишком «некультурны» для того, чтобы создавать ученые сочинения по сельскому хозяйству. До нас дошли лишь случайные замечания и отрывочные данные в источниках юридического характера, например, в «Варварских правдах» и документах хозяйственного порядка, вроде известного всем медиевистам «Capitulare de Villis», в полиптиках и картуляриях или в таком своеобразном источнике, как знаменитые «Этимологии» Исидора, епископа Севильского, — памятнике VI в., в котором в перечне слов, подлежащих объяснению, мы находим также ряд терминов, относящихся к сельскому хозяйству. Некоторые данные мы имеем от времени так называемого Каролингского Ренессанса, но это в основном замечания любителей и практиков сельского хозяйства и сочинения их специально агрикультуре не посвящены. Агрономические сочинения в Западной Европе относятся к гораздо более позднему времени, не раньше XII в. Таково, например, сочинение испанско-арабского агронома Ибн-аль-Авама «Книга об агрикультуре» (XII в.), трактаты итальянца Крешенци (XIV в.), Фицгерберта (Англия), Хересбаха (Германия) и француза Оливье де Серр (все три относятся к XVI в.). Правда, в этих сочинениях мы встречаем отдельные указания, относящиеся к более раннему времени, но это опять-таки случайные факты. Несколько больше дают археологические памятники, но и они случайны и редки, так как первобытные орудия создавались главным образом из дерева и вследствие этого не сохранились, а железные части к ним оказались деформированы ржавчиной и временем. Более полное представление дают рисунки и мелкие скульптурные изображения римских сельскохозяйственных орудий, образцы которых приводит советский историк М. Сергеенко в интересном и важном исследовании о сельском хозяйстве древней Италии². Но такого документального материала для раннего средневековья нет (рисунки, главным образом — миниатюры, относятся к более позднему времени). В целом напрашивается естественное заключение относительно скудости наших сведений о сельскохозяйственной технике и агрикультуре раннего (да и в значительной мере развитого) средневековья.

Наше представление об уровне производительных сил, и прежде всего об уровне сельского хозяйства — основного вида хозяйственной деятельности германских и славянских народов в период их окончательного расселения на почве Европы, складывается из фактов, засвидетельствованных источниками двух видов: сведений самих "варваров", главным образом франков, и сведений римлян (Цезарь, Тацит, Страбон и др.), с которыми «варвары» вошли в это время в соприкосновение.

«Основным занятием салических франков (еще задолго до основания Франкского государства) было земледелие, с которым было тесно связано весьма развитое скотоводство»³, — так в целом характеризует хозяйство франков один из крупнейших современных специалистов по истории раннего средневековья. Салическая правда упоминает стада крупного рогатого скота, лошадей, овец, коз, свиней и различные породы домашней птицы. Скот мог пастись и без пастуха (этим объясняются штрафы за покражу колокольчика с вожака свиного стада или стада мелкого скота, а также за кражу бубенчика и пут с коня), но часто при стадах имелись пастухи. Это явствует как из упоминания о пастушеской собаке и о свинопасе, так и из следующего указания: «Если кто, заставши на своей ниве чужой скот без пастуха, загонит его и никому не заявит об этом...»⁴. Очевидно, стадо обычно паслось под надзором пастуха, но от него могли отбиться отдельные животные. Наряду со скотоводством франки занимались охотой, рыболовством, пчеловодством. Важнейшую роль у них играло, конечно, земледелие, но, по-видимому, издавна было развито и огородничество.

Казалось бы, что, войдя в соприкосновение с римлянами, германцы очень много должны были заимствовать от высокоразвитой римской агрикультуры, но исследователи, специально занимавшиеся этим вопросом, обращают внимание на то, что потребовались века, прежде чем новые народы освоили чрезвычайно высокую во всех отношениях сельскохозяйственную технику античного Рима, и что, например, в огородничестве и особенно садоводстве уровень римской агротехники был достигнут в Западной Европе не раньше XVI в. Когда «варвары» осели окончательно на территории империи, они, будучи земледельцами, встретились с культурой гораздо более высокой, чем их собственная. Нет и не может быть никакого сомнения в том, что германцы, особенно те их племена, которые поселились непосредственно на римской территории, например в Италии, в современной Франции и в Западной Германии, воспользовались многим из того, с чем они встретились. «Синтез» разлагавшегося рабовладельческого общества и разлагавшегося первобытнообщинного строя выражался в подъеме производительных сил в «варварском» обществе», и, несомненно, здесь имело место заимствование «варварами» римской техники сельского хозяйства. Но римская сельскохозяйственная техника была чрезвычайно высока, и «варвары» могли позаимствовать только некоторые элементы ее.

Итак, познакомимся прежде всего с техникой сельского хозяйства древних римлян той поры, когда «варвары» стали расселяться по территории Римской империи.

Расцвет сельского хозяйства древней Италии относится к II в. до н. э. Книга Катона «О земледелии», в которой говорится о создании комбинированных культур и о значительном повышении уровня полеводства и маслиноводства — свидетельство этого расцвета. В I в. до н. э., по выражению Варрона, Италия представляла собой сплошной фруктовый сад, и в мире не было ни пшеницы, ни вина, ни оливкового масла, которые могли бы соперничать с италийскими. Он же говорит о прогрессе сельского хозяйства и считает нормальным урожаем зерновых урожай в сам-десять. Италия не только снабжает продуктами внутренний рынок, но и посылает свое вино и оливковое масло за пределы страны, преимущественно в западные провинции.

Однако уже к середине I в. картина резко меняется. Рабовладельческое хозяйство все больше приходит в упадок; провинции развивают каждая свою отрасль хозяйства и чем дальше, тем все меньше нуждаются в привозе из Италии. Последнее обстоятельство заслуживает особого внимания; «варвары» попали на территорию, которая с точки зрения хозяйственной техники была не ниже италийской.

Говоря о технике полеводства, следует прежде всего отметить, что наиболее распространенной системой и в Италии, и на окраинах Империи было трехполье с интенсивным удобрением как при помощи навоза, так и зеленым. Были известны посевы кормовых трав, стойловое содержание скота, значительного развития достигли животноводство и птицеводство. Впрочем, следует оговориться, трехполье было известно и распространено не везде. Побережье Средиземного моря, особенно Южная Франция, вплоть до XIX в., не знало трехполья. Здесь основной системой полеводства было двухполье, так как недостаток влаги не позволял сеять яровые хлеба.

Доисторическая агрикультура, равно как и классическая римская, были прежде всего агрикультурой на легких и не особенно влажных почвах. В Британии и Галлии в римскую эпоху предпочитались высокие почвы; в более позднюю эпоху они были заброшены и заросли лесом. Но в Италии, которая по своим природным условиям была переходной зоной между средиземноморским ареалом и влажным севером, мы находим и легкие, и тяжелые почвы, относительно особенностей и свойств которых древние агрономы-писатели имели достаточно ясное представление. В провинциях более тяжелые почвы начали очищаться и запахиваться во времена Империи; культивация их была несомненным прогрессом. Римляне умели также расширять посевные площади путем дренажирования. В Понтийских болотах и в некоторых местах Этрурии мы встречаем даже подпочвенные туннели (сuniculi), лежащие иногда глубоко под поверхностью. Менее сложные системы дренажа были известны много раньше. В остальной Европе осушка болот и дренаж стали известны значительно позже.

Для вспашки земли римляне употребляли два вида орудий: рало (aratrum) и плуг. У нас очень часто латинский термин aratrum переводится русским словом «плуг»; при этом добавляются для уточнения «небольшой плуг» или «бесколесный плуг» и т. д. Такое словоупотребление неточно. Aratrum (франц. araire) лучше и точнее всего переводить общеславянским термином «рало» (орати — пахать, оратай — пахарь), который лучше всего передает значение этой древнейшей формы орудия конной и воловьей тяги, одним из видов которого является русская соха. Французские этнографы Одрикур и Деламар, написавшие большую и чрезвычайно интересную работу о плуге в различных странах мира в различные эпохи⁵, дают определение «рала» и «плуга». Как ни велико разнообразие форм рала (а их действительно чрезвычайно много; русский этнограф Д.К. Зеленин насчитал только в одной Вятской губернии 30 различных типов; в Бельгии в XIX в. существовало более чем 20 их видов; такое же количество — в Англии и Германии, где почти в каждой местности находим свою форму рала), — всем им одинаково присущи некоторые основные черты, которыми они отличаются от плуга. Главными чертами рала и плуга Одрикур и Деламар считают следующие. Термины araire (латинское aratrum) рало и charrue (плуг) означают орудия, предназначенные для одной цели — разрыхлять и переворачивать почву; это осуществляется путем проведения борозд; но и форма орудия, и форма борозды различны у рала и у плуга. Рало — симметричное орудие. Проводя борозду по поверхности почвы, рало отбрасывает поднятую и взрыхленную лемехом землю на обе стороны равномерно. Это происходит оттого, что лемех у рала имеет симметричную форму и его бока (иногда с прикрепленными к нему под одним и тем же углом одинаковыми планками, «ушами»), расширяя борозду, создают по обе стороны от лемеха одинаково высокие стенки из взрыхленной земли. Итак, рало — это орудие, все существенные элементы которого расположены симметрично. В результате этого ось тяги и ось сопротивления совпадают с грядилем, который приходится на середину орудия (см. рис. 3).

Наоборот, плуг — асимметричное орудие. Глыба земли, которую он подрезает по горизонтали, с одной стороны шире и больше, чем с другой. При пахоте земля отваливается на одну сторону с помощью той части плуга, которая называется отвалом. Этот последний своей кривизной повернут либо на правую, либо на левую сторону плуга. Вследствие этого обе стороны плуга всегда не похожи друг на друга, и работа плуга всегда несимметрична. В противоположность тому, что мы наблюдали у рала, ось тяги и ось сопротивления у плуга не совпадают с осью грядиля (см. рис. 6). Таким образом, рало — симметричное орудие пахоты, плуг — асимметричное.

Те же исследователи устанавливают, что рало — более простое и более древнее орудие, которое, однако, употребляется и в наши дни в случаях, когда не требуется глубокой вспашки или когда по тем или другим причинам применение плуга оказывается затрудненным (например, пахота на небольших участках, имеющих близкую к квадратной форму, особенно в лесу, вспашка на огороде, межрядовая пропашка для удаления сорняков и т. д.).

Простейшая форма рала (aratrum), которая не имела передка на колесах, была хорошо приспособлена к неглубокой средиземноморской почве и поэтому была широко распространена в Италии. Тяжелый плуг с колесным передком появился в Италии, по-видимому, не раньше I в. н. э. Один из римских писателей I в., Сервий говорит о Вергилии, что он познакомился с таким плугом на своей родине. Плиний прямо указывает, что эта форма орудия вспашки недавно стала известна в Италии. Он говорит: «Недавно в Реции придумали к плугу прибавить пару колесиков; этот вид плуга называется plaumoratum»⁶.

Мы не можем детально и с полной уверенностью решить, что заимствовали германцы от римлян, а что было им известно раньше. Вероятнее всего, что рало было им знакомо до соприкосновения с римлянами, ибо этот род сельскохозяйственного орудия в той или другой из бесчисленных своих форм был известен, можно сказать, по всей земле.

Тяглой силой для рала обычно служили быки. Иногда, впрочем, для обработки очень легких почв Кампании употреблялись коровы и мулы (в хозяйствах беднейших французских крестьян коровы впрягались в рало еще в XVIII в.). К прежним формам рала римляне сделали усовершенствование: они прикрепили так называемые «уши» (aures) — планки у лемеха — для расширения борозды и для покрова семян, так как борона была мало распространена в Италии. Есть также упоминание о «ноже» (culter); латинская форма его названия почти во всех европейских языках говорит о его римском происхождении. Но в то время как «уши» широко распространены и до сих пор еще употребляются в странах Средиземноморья, «нож» в наши дни редко встречается даже на древних формах рала.

Лопата употреблялась тоже, но гораздо реже. Для глубокой ручной обработки земли вместо плуговой запашки и наряду с ней употребляли мотыгу, простую или зубчатую. Pastinum — род двузубой мотыги — использовался для поднятия земли на два-три фута глубины. Колумелла упоминает о двузубой мотыге в виноградниках; она была, очевидно, широко распространена, так как Палладий советует работать ею в огороде и в саду. Но он же замечает, что в некоторых провинциях этот род инструмента не употребителен. Едва ли можно сомневаться, что обработка земли такой мотыгой существовала на всем протяжении средних веков в дополнение к пахоте ралом. Оливье де Серр в XVI в. хвалит тех хозяев Дофине, которые каждые 10 или 12 лет глубоко обрабатывают свою землю с помощью мотыги. В его время они применяли удлиненную мотыгу (conchet), которая вместе со своим названием пришла с севера. На юго-западе Франции подобного рода работа совершалась в недавнее время многозубыми вилами; на о. Майорка раз в четыре года жители для такой работы и до сих пор употребляют мотыгу.

Кроме рала и плуга, борона с зубьями — наиболее употребительный инструмент в хозяйстве. Была ли она известна римлянам? О ней упоминает Варрон и, кроме того, имеется подробное описание у другого римского писателя, Феста. Но даже в наши дни она редко встречается в Южной Италии и лишь в последнее время получила распространение в северной части полуострова. В Южной Франции ее распространение относится только к XIX в. Вообще история этого инструмента весьма своеобразна. Варрон, например, говорит о том, что борона употребляется для удаления сорняков. По его словам, семена в борозде покрываются плугом, а не бороною. Однако Плиний явно говорит об употреблении бороны для покрытия семян. Из этого же текста⁷ явствует, что эта древняя борона, как правило, была деревянной рамой с зубьями, вплетенными поперек, — простое усовершенствование примитивной связи шипов, влекомых поперек вспаханной земли для того, чтобы разбить комья земли. Эта операция (occatio) совершалась также и, по-видимому, гораздо чаще, зубчатой киркою (rastrum) или же, если комки были твердыми — мотыгою (ligo). Но на легких почвах повторной пахоты было достаточно.

У римлян существовала сложная система вспашки и подготовки пашни к посеву. Так, в Италии практиковалось многократное вспахивание одного и того же участка — до 3—4 раз, а в некоторых местах, например в Этрурии — даже 8—9 раз. Вспашка велась в продольном, затем в поперечном направлениях. Насколько была распространена такая практика, видно из того, что существовали даже особые термины для обозначения каждой вспашки: proscindere — пахать в первый раз, поднимать землю; iterare — перепахивать, двоить; tertiare — пахать в третий раз; lirare — пахать в четвертый раз с тем, чтобы произвести покров семян⁸.

Полное представление о пахоте дают нам Варрон и Плиний. Первая вспашка — это взмет пара или нови (proscindere — взрезывать); вторичная вспашка обозначалась словом offringere — разбивать большие комья земли. Колумелла для вторичной вспашки употреблял обычно глагол iterare (двоить). Далее Варрон говорит: «Когда пашут в третий раз уже после посева, то про волов говорится, что они lirant, т. е. с помощью дощечек, добавленных к лемеху, одновременно и прикрывают посеянный хлеб, забирая его в гребни (in porcis), и проводят бороздки, по которым стекает дождевая вода»⁹. Дальнейшее объяснение мы находим у Колумеллы и Плиния. «Прежде чем пахать, — говорит Плиний, — подними дерн. Это полезно потому, что если перевернуть дерн, то корни трав погибают»¹⁰. Итак, при первой вспашке дерн переворачивают (inverso caespite). Колумелла добавляет: пахарь должен идти по взрезанной земле и держать плуг, проводя им глубокую борозду, попеременно — на одном заходе наискось, на другом — прямо»¹¹. То есть пахарь проходил одну и ту же борозду дважды: в первый раз он подрезал дерновый пласт и отваливал его, а так как у плуга еще не было отвала, то следовало держать его наклонно; возвращаясь по той же борозде обратно, он глубоко рыхлил землю. За первой вспашкой следовала вторая (offringere), часто отделенная от первой промежутком в несколько месяцев. Целью ее было разбить крупные комья земли, вывернутые при взмете пара или целины; теперь борозды пахались перпендикулярно к бороздам, проведенным в первый раз. Тяжелую почву пахали трижды, легкую — дважды.

На тяжелых почвах пахали глубоко. На этом настаивал Колумелла: ...на глубоко вспаханных полях лучше будет урожай зерновых и крупные плоды... В Италии хлебное поле, засаженное деревьями, по которым вьются виноградные лозы, и маслинами, требует глубокого рыхления и глубокой вспашки»¹². Он же так объяснял необходимость повторных вспашек: «...пахать надо, проводя борозды столь густо и часто, чтобы с трудом можно было разобрать, в какую сторону шел лемех; после нескольких вспашек земля превращается в порошок, так что после посева приходится разбивать мало глыб, а то и не приходится вовсе. Римляне в старину говорили, что плохо вспахано поле, на котором, посеяв семена, надо еще разбивать глыбы»¹³. Плиний по поводу повторных вспашек говорит: «Полагают, что Вергилий, называя самой лучшей ту ниву, которая испытала дважды зной и дважды холод (т. е. долго была под паром. — С.С.), рекомендует сеять после четырехкратной вспашки. Почву более плотную, которая обычна для Италии, лучше обсеменять после пятикратной вспашки, а в Этрурии и после девятикратной»¹⁴.

Посев семян производился только после третьей вспашки. Затем пахарь проводил рало еще раз по уже вспаханной и засеянной ниве. Четвертая вспашка забирала землю вместе с семенами в высокие и узкие гребни (lirae), между которыми оставались довольно широкие борозды. Плиний о них говорит следующее: ...за повторной поперечной вспашкой следует, где это нужно, бороньба плетенкой или граблями. После посева ее производят вторично, где это принято, туго сплетенной плетенкой или доской, привязанной к плугу (это называется lirare) и прикрывающей семена...»¹⁵. Это — высокая, как мы видим, культура пахоты; она была связана с высокой культурой земледелия в делом. Римляне умели хорошо удобрять землю как навозом, так и различными видами зеленого удобрения. Достаточно сослаться только на Плиния: «Одно, во всяком случае, известно всякому: сеять следует только на унавоженной земле, хотя и здесь есть особые правила для каждого отдельного случая. Просо, могар, репа и брюква сеются только на унавоженной земле. На неунавоженной лучше сеять хлеба, чем ячмень. То же и относительно пара, хотя на нем советуют сеять бобы, как и на любой свежеудобренной земле. Если хозяин собирается сеять что-либо осенью, он должен в сентябре месяце вывезти на поле кучи навоза — только непременно после дождя. Если он будет сеять весной, пусть он разложит навоз зимой. На каждом югере полагается разложить по восемнадцать возов; нельзя их разбрасывать до начала пахоты. Если этот способ удобрить поле упущен, то есть другой: после посева, перед окучиванием, рассей, как семя, помет из птичников, обращенный в порошок... Неудобренное поле вымирает, чрезмерно удобренное выгорает. Лучше удобрять его чаще, чем сверх меры»¹⁶.

Итак, римляне не только понимали значение удобрений для урожайности, но и использовали пары для посева бобовых и кормовых растений. Сеяли они отборным зерном. «На семена, — говорит Плиний, — следует сохранять зерно, которое на току оказывается на самом низу: оно самое лучшее, потому что самое тяжелое, и нет более целесообразного способа его отличить»¹⁷. «Хорошо возделанное поле не требует бороньбы», — говорит Колумелла; но в его время бороньба была обязательной полевой работой, так же, как и прополка, производившаяся вручную. «Вручную... и боронили поле, разделанное гребнями (lirae.— С. С.), — привычную для нас борону со впряженным в нее животным по такому полю пустить невозможно»¹⁸. Боронить такое поле с гребнями можно было только граблями и мотыгой. Поле же, на котором не было гребней, боронили обычным образом бороной. Этим и объясняется тот факт, что борона, хотя и была известна римским сельским хозяевам, была малоупотребительна.

Очень мало мы знаем в подробностях о том, какова была в древней Италии система севооборота. Существование паров может говорить и о трехполье, и о двухполье писатели времен Республики о системах севооборота ничего не говорят, только Плиний упоминает о порядках, существовавших в отдельных местностях. В долине реки По, например, сняв полбу, сеяли весной бобы; на флегрийских полях (Кампания) земля не знала отдыха: «Засевается она круглый год: раз могаром, дважды полбою»¹⁹. Другой кампанский севооборот таков: после ячменя (его убирали в июне) сеяли просо; сняв просо, сеяли (в августе или начале сентября) репу; по осени сеяли пшеницу или опять ячмень. О других местностях Италии нам ничего не известно, но, принимая во внимание не столько почвенные условия, сколько географическое положение Италии, можно сказать, что в ряде местностей земля могла быть под посевом круглый год, и это обстоятельство позволяло италийским хозяевам давно уже перейти к севооборотам более сложным, чем трехполье.

Во время роста зерна почва должна очищаться от сорняков. Со времени Катона обычным было дважды мотыжить землю (sarrire, sarculare ): один раз в январе—феврале и затем в начале марта. Наконец, в начале мая земля снова очищалась от сорняков. В виноградниках работы было еще больше. Колумелла советовал по крайней мере дважды обрабатывать землю мотыгами в старых виноградниках (зимой и весной) и ежемесячно — в молодых насаждениях. Эти повторные земледельческие работы были прогрессивной чертой римской агрикультуры, и эти обычаи частично перешли в средневековое хозяйство. Интересно отметить, что в Африке и в наши дни кабилы, сохранившие многие римские традиции, особое внимание обращают на мотыженье и прополку сорняков, в то время как арабы с их восточными обычаями, посеяв зерно, оставляют его нетронутым до жатвы.

Способы жатвы и уборки хлеба были, как замечает Плиний, весьма различны в зависимости от местности, размера арендной платы и стоимости рабочей силы. Иногда стебель вырывался с корнем — самый примитивный способ, наиболее истощающий землю. Чаще употреблялись серпы, и в таком случае солома срезалась наполовину, как это было вблизи Рима, или под самый корень, как в Умбрии. Но был еще один способ, который исчез и в средние века не был известен в Европе: при помощи инструмента, похожего на гребень, срезались одни колосья. На высоких долинах Галлии галло-римляне превратили этот инструмент в некоторый вид машины (см рис. 7). Бык толкал впереди себя большой короб на двух маленьких колесах. На передней части короба были зубья. Они срывали колосья, которые падали в короб. Так описывают эту «машину» Плиний и Палладий. Должны ли мы считать исчезновение ее в средние века шагом назад в техническом отношении? Едва ли. Такой способ был расточительством соломы. В Риме он употреблялся вследствие либо отсутствия, либо дороговизны рабочей силы. Но в средние века солома была нужна для многих целей, и поэтому такая «машина» не была пригодна.

Молотьба в странах Средиземноморья совершалась при помощи простой палки, выбивавшей из колоса зерно. Употреблялись и более совершенные способы молотьбы, сохранившиеся вплоть до XIX в. Самым древним является выколачивание зерна прогоном волов по хлебу на гумне. На место вола позже стали использовать лошадь, но это случилось значительно позже, например, в некоторых местах Верхнего Прованса — не раньше XIX в. Интересно тут же отметить, что так как достаточного количества лошадей в крестьянском хозяйстве не было, то наем лошадей для молотьбы у сеньора сделался в некоторых местах обязательным для крестьян и рассматривался как один из видов баналитета. Более совершенным способом была молотьба особыми деревянными приспособлениями или каменным катком. Этот способ был распространен там, где было мало скота. Деревянное tribulum — как называли этот инструмент — делалось из доски, снабженной зубьями из кремня или железа. Его волокли два быка, а для того, чтобы сделать его более тяжелым, погонщик стоял на доске. Второй инструмент — plaustellum: зубья были заменены режущими колесами. Оба эти инструмента, которые одновременно резали солому для корма скоту, еще до наших дней употреблялись в Тунисе и Испании. Чтобы отделить зерно, бросали на ветер обмолоченную массу: зерно падало, солома и полова отлетали.

Дня средиземноморской культуры огромное значение имели виноградарство и культура олив. Вино и оливы, особенно вино, привлекают наибольшее внимание и занимают главное место в сочинениях античных агрономов. Техника этих отраслей сельского хозяйства была настолько высока, что и в наши дни агрономия следует ей. В Испании была и теперь еще практикуется низкая посадка винограда; в Италии существовали различные способы; в Этрурии и в долине реки По виноградная лоза, как и сейчас, опиралась на вязы, клены и другие деревья (высокая посадка); плодовые деревья и виноград сажаются на полях, где выращивается хлеб.
С развитием хлебопашества изменило свой характер скотоводство. В то время как в прежние времена крупный и мелкий скот содержался главным образом на естественных пастбищах, создание искусственных лугов и выращивание кормовых растений позволило ввести стойловое содержание скота и улучшить его породу путем скрещивания.

Искусственные луга не очень продуктивны, если они не имеют ирригации; но сухие луга, если они хорошо обработаны, дают хороший укос травы. На них в итальянских широтах скот может кормиться и летом, и зимой; они также могут дать достаточно сена. Там, где лугов нет, или их трудно обрабатывать, или они недостаточно осушены, римляне вначале употребляли на корм скоту листву деревьев. Но уже со времен Катона весьма рекомендуются кормовые травы (люцерна, вика, смесь из ячменя и вики и других растений).

Мы не знаем, практиковались ли во времена Катона перегонные стада, но значение их в течение всего средневековья в некоторых частях Европы (в Испании, например) заставляет нас особо остановиться на этой системе хозяйства. Некоторые агрономы рассматривают ее как переходную форму от номадного к оседлому животноводству. Средиземноморье благоприятствует перегонам по той причине, что территории зимних низменных пастбищ здесь обычно лежат рядом с обширными горными лугами. В большей части средиземноморских областей многие местности простираются от подножья гор к равнине или к морю. Весьма возможно, что здесь перегонные стада существовали с незапамятных времен. Перегон на большие расстояния возможен при наличии политического объединения и достаточно сильной центральной власти. Развитие латифундий в Римской республике и во времена Империи, несомненно, способствовало распространению перегонного скотоводства.

То, что нам известно из истории средневековья (в Италии и особенно в Испании), дает хорошую иллюстрацию изменений, которые происходили в агрикультуре в результате того, что в связи с перегонным скотоводством животноводство начинало играть преимущественную роль по сравнению с хлебопашеством. В Южной Италии равнина Тавольере все более и более становилась местом, куда зимой пригонялись стада овец. Эта система была организована и поощрялась в XIII столетии Фридрихом II Сицилийским; за проход стад через таможенную границу у Фиджии платился налог с поголовья и королевская казна получала значительные суммы. Нечто подобное было и в Папской области, где доходы шли в папскую казну, монастырям и крупным светским феодалам. Умножение перегонных стад разоряло сельское хозяйство, и разоряло не только потому, что стада поедали все, что росло на земле, но и потому, что огромные пространства земли превращались в пастбища, недоступные для земледелия и содержания рабочего скота. Кроме того, перегонное хозяйство не требовало большого количества рабочей силы; огромные пространства земли становились пустыней, и очень часто низкие земли мало-помалу превращались в малярийные болота — такова была судьба, постигшая Agro Romano, Тосканскую Маремму, часть Апулии. Перегонные дороги, часто в несколько десятков метров ширины (в Испании «каньяды» иногда были шириною в несколько километров) и все более расширявшиеся, в Южной Италии еще в начале нынешнего столетия занимали около 15 тысяч гектаров. Образование крупных феодальных вотчин в Кастилии после Реконкисты подобным же образом содействовало развитию перегонного овцеводства. Альфонс IX в конце XII в. позволил жителям Сеговии пасти стада овец по всем землям Кастилии, за исключением виноградников, садов и засеянных полей. Альфонс X (XIII в.) разрешил владельцам стад в Мурсии (вотчинникам — феодалам и монастырям) искать пастбищ по всему королевству. В 1357 г. новые привилегии, пожалованные Альфонсом XI, создали основу для деятельности печальной памяти, нанесшей непоправимый удар испанскому крестьянству да и самому государству. Попытки в этом направлении делались и в Южной Франции XIII—XIV вв. Так, в 1212 г. король Филипп II пожаловал монахам св. Марии Ронсевальской свободный выпас на 50 лет по всему диоцезу Байонны и Дакса. Документ 1368 г. говорит, что на зиму из Ронсеваля и Саразаса в Наварру, к Бордосским ландам спускались 37 стад. Но в отличие от Южной Италии и Кастилии, где перегонное овцеводство продолжало наносить непоправимый вред хлебопашеству вплоть до XIX в., земледельцы Южной Франции восстали против него и в Провансе, например, сельские общины, объединившись, успешно боролись с владельцами крупных стад в течение всего XIV в. Постепенный упадок крупных сеньорий привел к тому, что установился более простой и менее вредный для сельского хозяйства способ выпаса овец. Так, например, в середине XIV в. монахи аббатства Лионсель вынуждены были отказаться от прогона своих стад и держали их в течение зимы в болотах.

О садоводстве античные агрономы говорят сравнительно немного. В то время как виноградарство и разведение оливок занимало их внимание, как важнейшие отрасли хозяйства, продукты которого шли не только на внутренний рынок, но и на вывоз, италийские груши и персики не были известны за пределами Италии. Если наиболее подробные сведения о садах мы находим у Плиния, то это объясняется тем, что в I в. н. э. садоводство стало излюбленной отраслью хозяйства римской аристократии. Однако перечень фруктов есть уже в «Земледелии» Катона. Из него мы узнаем, что в италийских садах были груши, яблоки, айва, гранаты, винные ягоды, причем большинство этих плодов представлено несколькими сортами. Не упоминает Катон ни об абрикосах, ни о персиках, ни о вишнях. По-видимому, этих плодов римляне в его пору еще не знали. После Катона садоводство в Италии сделало большие успехи. Лукреций пишет о «разнообразной красе» италийских садов. Варрон в первой книге своего «Сельского хозяйства» (около 50-х гг. I в. до н. э.) заявляет, что Италия представляется сплошным фруктовым садом. У Колумеллы мы находим такую картину пейзажа: оставленное под паром поле засажено яблонями, грушами, орехами, сливами и смоковницами.
Город Рим потреблял огромное количество фруктов, и садоводство в маленьких городках, расположенных вокруг Рима, получило большое распространение. Римлянам были известны такие способы разведения культурных плодовых растений, как черенкование и окулировка. Во времена Плиния к сортам фруктов, названным Катоном, прибавляются персики, абрикосы, вишни, миндаль. Увеличивается количество сортов прежних плодов.

Для того чтобы закончить наш краткий очерк римской агрикультуры, остается сказать несколько слов о тех нововведениях, которые имели огромное прогрессивное значение в истории сельского хозяйства Италии и которые были осуществлены в Европе только к концу XV в.: речь идет о новых способах удобрения полей и параллельной ликвидации паров.

Мы уже говорили выше о том, что значение навоза как средства удобрения было хорошо известно римлянам; «stercus quod plurimum prodest», — заявлял Варрон. Там, где было стойловое содержание скота, как его описывает Катон, навоз заботливо сохранялся. Высоко, ценился птичий навоз, особенно голубиный (его использовали для удобрения лугов; это продолжалось в течение всех средних веков и за пределами Средиземноморского ареала). Но стойловое содержание скота давало все-таки недостаточное количество удобрений. Были попытки создать и иные способы унавоживания: на поля перед посевом выгоняли скот; удобрением служила и солома, которую прежде подстилали скоту. Установилась такая практика (в средние века она была известна в Англии, во всей Южной Франции и в Испании): сельские улицы и окрестности ферм были устланы гниющим навозом; этот вид они сохранили местами и в наши дни. Там, где было мало соломы, дубовые листья, солома и всякого рода остатки растений, опилки и стружки, — все это, как и в наши дни, употреблялось как удобрение. Иногда сжигали иглы, сухой кустарник и пр. и удобрением служил пепел. Надо заметить, что значение пепла как удобрения было известно с незапамятных времен; на этом основывалась подсечная система. Пастухи сжигали высохшие пастбища осенью и находили лучшие пастбища после первых дождей. Однако в этом было больше невыгодных сторон, чем выгодных: такая практика содействовала уничтожению лесов во всем Средиземноморье. Часто жгли солому в начале средних веков сжигание соломы на полях после жатвы было известно Исидору Севильскому, а в XVI в. мы имеем свидетельство Оливье де Серра.

Римская агрикультура знала и другой заменитель навоза, заменитель, которому в будущем суждено было сыграть крупную роль в прогрессе сельского хозяйства зеленое удобрение. Уже Катон советовал засев земли люпином, бобами и викой. Эти овощные культуры, поглощающие азот непосредственно из воздуха, истощают почву значительно меньше; закопанные в землю, они обогащают ее. Зная это по опыту, римляне, которые придавали такое значение сохранению плодородия почвы, были в состоянии отказаться от оставления земли под паром и обрабатывать часть своей земли каждый год, называя такие поля restibiles (Варрон говорит — terra qua quotannis obsita est, vocatur restibillis)²⁰. Колумелла советует для таких земель следующий плодосмен: пшеница, вика, пшеница, эммер (полбяная пшеница, употребляемая на корм скоту). Колумелла же весьма советовал перед посевом пшеницы на паровом поле высеивать турнепс или репу. Впрочем, следует сказать, что ликвидация паров в римском земледелии практиковалась далеко не везде и была скорее исключением, чем правилом.

Таков был в общих чертах уровень сельскохозяйственной техники в Римской империи того времени, когда «варвары» заняли часть ее территории и образовали свои первые государства. Спрашивается, что они конкретно заимствовали у римлян и стали применять в своей агрикультуре?

Мы уже говорили выше, что в земледелии древних римлян и германцев того времени, когда они впервые осели на территории Римской империи, распашка велась главным образом на легких землях. Обработка тяжелых почв при помощи тяжелого плуга началась лишь в первые века Империи и это был несомненный прогресс римской агрикультуры. В соответствии с этим и старое рало (aratrum) было распространенным, а в древности, вероятно, и единственным римским инструментом пахоты. Но нет оснований утверждать, что те многочисленные формы рала, которые были известны в средневековой Европе, были заимствованы «варварами» от римлян. Рало в его различных видах известно по всему миру и, вероятно, было изобретено, или, лучше сказать, было преобразовано из мотыги во многих местах; поскольку древние германцы и славяне издавна занимались земледелием, вполне естественно, что у них были свои формы и виды этого орудия. Второй, не менее важный в истории сельскохозяйственной техники вопрос — знали ли древние германцы и славяне до соприкосновения с римлянами домашних животных, в особенности употребление их как рабочей силы в сельском хозяйстве? Едва ли на этот вопрос следует отвечать отрицательно. Существование домашних животных и использование их как тяглой силы восходит к древним временам и было результатом длительного приспособления животных к использованию их человеком. Как бы мы ни относились к работам Эдуарда Гана²¹, поставленная им проблематика не теряет своего значения и его вывод, с которым мы не можем не согласиться, гласит, что появление в хозяйстве человека домашних животных и их применение в качестве тяглой силы в сельском хозяйстве было делом многих тысячелетий и было фактом, известным многим народам задолго до появления древних европейских народов на тех территориях, на которых их застала история. Вместе с тем этот факт говорит также в пользу древнего, дорийского происхождения нашей «плуговой» системы обработки земли, понимая, конечно, под «плугом» древнейшие формы «рала» — первобытного орудия пахоты при помощи тяглых домашних животных. Сложнее дело обстоит с собственно плугом. Тяжелый плуг с передком на колесах (или без передка) был известен «варварам» уже с VI в., как это видно из «Этимологий» Исидора Севильского и из Варварских правд, и хотя мелкое хозяйство «варваров» и не имело достаточного количества рабочего скота, наличие тяжелых почв и вследствие этого необходимость применения тяжелого плуга заставляла отдельных хозяев соединять рабочую силу скота (супряга) для того, чтобы пахать землю именно этим плугом. В него впрягали от одной до четырех (в Англии) пар волов. Возможность таких супряг облегчалась тем, что местами существовала еще родовая община, а в эпоху Варварских правд отдельной ячейкой хозяйства была, по-видимому, большая семья²². Для этого времени характерны были следующие черты сельскохозяйственной техники: чересполосица, вследствие этого принудительный севооборот и обычай открытых полей, т. е. такой порядок, в силу которого после уборки урожая поля всех членов общины были доступны для общего выпаса; ограды, — если таковые были — снимались, и поле до следующего посева оставалось «открытым». Основной системой полеводства у «варваров» были двухполье и, возможно, остатки более примитивных систем, вроде перелога и подсечной системы. «Хотя Салическая правда,— говорит профессор А.И. Неусыхин, — не содержит прямых указаний на двухполье и даже ни разу не упоминает ни о земле, находящейся под паром, ни о чередовании яровых или озимых посевов, тем не менее очевидно, что переложная или залежная система сельского хозяйства совершенно несовместима с тем строем земледельческой общины (особенно на поздней стадии ее развития), который рисуется на основании всей совокупности данных этого памятника. ...С другой стороны, полное отсутствие упоминаний о правильном чередовании пара, озими и яра в Салической правде заставляет нас отнестись осторожно к возможности наличия трехполья у салических франков и принять гипотезу о наличии у них двухполья, тем более, что оно было распространено в эту эпоху как раз в бассейне Мозеля и Рейна, т. е. там, где частично могли быть расположены и франкские поселения»²³.

Большим достижением в Западной Европе в средние века было трехполье. К какому времени относится появление этой системы полеводства? Указание на нее мы имеем в памятниках Каролингской эпохи. Трехполье развилось либо из средиземноморского двухполья, либо из системы временных посевов (переложной или подсечной системы). Оно было широко распространено в Галлии и Британии еще стараниями римлян, а может быть существовало и до их появления. Однако в наиболее бедных частях этих стран, а также во всей Германии довольно долго были распространены более примитивные системы временных посевов с забрасыванием земли на много лет — на болотистых участках и особенно на открытых землях, заросших травой, на лесных полянах и т. д. Двухполье было нормальной системой в V в. и не совсем исчезло кое-где и к позднему средневековью.

Лесная земля иногда регулярно расчищалась, иногда занималась на время (после того как лес сжигался для удобрения). Расчистки начинались на равнинах, в долинах и на больших террасах. На крутых склонах и в труднодоступных местах люди довольствовались временной обработкой земли с предварительным сожжением леса, как это еще до сих пор происходит на Корсике или в Арденнских лесах. Как правило, такая земля годится только для одного посева овса (со средины XVIII в. — ржи).

Расчистка новых земель путем выжига леса практиковалась около Парижа в XII в. и была широко распространена в Альпах вплоть до XVIII в. Еще в 1447 г. жители одной деревни в Верхнем Дофине объясняли, что они держались такой практики вместо того, чтобы производить полную корчевку части леса, потому что у них, де, мало лугов и мало скота, а следовательно, нет достаточного количества навоза для того, чтобы вести регулярную обработку земли. Однако этот варварский способ уничтожения лесов был запрещен во Франции приблизительно в середине XIV в. При таком способе земледелия удобрения, конечно, не нужны, но он уничтожал природные богатства и часто превращал землю, занятую раньше лесом, в совершенно непроходимую заболоченную трясину.

Временное использование полян, покрытых травой, также предполагает относительно редкое население и избыток пространства, но его результаты менее разрушительны. Преимущества этого хозяйства заключались в том, что на новых землях оно давало возможность варьировать порядок посева и этим подготавливало переход к травопольной системе. Часть земли засевалась год или несколько лет подряд, затем ее на несколько лет пускали под пар, и на ней пасли скот (Feldgraswirtschaft). Посадка деревьев на таком поле исключалась, но не нужны были и удобрения — хотя навоз от выпаса животных был не очень обильный, запуск под травы восстанавливал питательность почвы. Вплоть до XVI в. эта система была весьма распространена в некоторых областях Европы например, во Фризии. В Виваре в XVI в. раз в двадцать лет запахивались луга. В Шотландии обработка «внешнего поля» периодически, хотя и с большим разрывом, соединялась с регулярной обработкой на «внутреннем поле», на котором по этому случаю даже ликвидировались чистые пары.

Переход к трехполью с его озимым, яровым и паровым клиньями осуществился по понятным причинам. Во-первых, трехполье дает больший валовой продукт, чем двухполье. Во-вторых, уменьшается риск получения плохого урожая, так как посев распространяется на осень и весну с различными условиями роста и жатвы. В-третьих, лучше и равномернее распределяются сельскохозяйственные работы — пахота, обработка поля, жатва. В средиземноморских районах жатва происходит ранним летом, и в хорошую осень посев озимых может происходить очень поздно. Римляне использовали эти преимущества, однако несистематичность яровых посевов из-за недостатка влаги не дала им возможность установить постоянную систему трехполья. Но Колумелла все- таки определял наиболее полное использование воловьей упряжки и высчитывал дополнительный продукт от посевов яровых хлебов.

Не следует, впрочем, говоря о выгодах трехполья, замалчивать и его теневые стороны. Оно уменьшало площадь пастбищ по жнивью, а это обстоятельство учитывалось даже там, где было достаточно лесных и общинных пастбищ. Другой недостаток начал проявлять себя с течением времени; чересполосица при уменьшении размера надела отдельного общинника (а это было естественным результатом наследования) становилась препятствием для хозяина, которому приходилось в течение дня несколько раз переходить с одной полосы на другую и, таким образом, бесполезно терять часть рабочего времени. Кроме того, постоянные стычки с соседями, так как при вспашке легко было прихватить чужую полосу. Количество судебных тяжб по этой причине, особенно во Франции, было чрезвычайно велико. Вследствие этого крупные землевладельцы, например монастыри и светские крупные феодалы издавна стремились перестроить свои владения путем концентрации разбросанных полос.

Некоторые из историков сельского хозяйства выдвигают предположение, что применение лошади как тяглой силы в сельском хозяйстве связано с распространением трехполья; по крайней мере во Франции, где люди редко употребляли овес для питания. В противоположность волу лошадь требует зернового корма — а именно овес и высевался на яровом клине. Возможно, что в раннюю пору средневековья, когда лошадь как тяглое животное была крайне редка и использовалась главным образом под седло, тогда и существовала естественная связь между районами мелких держаний, использованием на работе волов и двухпольной системой, с одной стороны, и между районами средних и крупных держаний, хозяйствами, применявшими лошадей на сельскохозяйственных, работах и трехпольем, с другой.

Исходя из этих соображений, можно нарисовать общую картину распространения трехпольной системы. Она появляется незадолго до Каролингской эпохи и, вероятно, прежде всего стала распространяться в больших и более-менее хорошо организованных королевских и монастырских доменах в Северной Галлии. Но даже и здесь она внедряется постепенно. Дело в том, что и двухполье допускает посев яровых на севере, где влаги для них было достаточно. В одном из английских сельскохозяйственных трактатов более позднего времени мы находим совет засевать половину поля озимым зерном, другую — яровым: «De terris bipartitis debent ad carrucam octies viginti acres computari, ut medietas pro waresto habeatur et medietas alia hieme et quadrageseme seminetur»²⁴.

Строго трехпольную систему, при которой земля делится на три равные части, мы встречаем в Северной Франции уже при Каролингах, но и здесь озимое поле часто больше, чем яровое; чему доказательством многочисленные примеры из полиптика Ирминона: arat perticas VII ad unaquamquam sationem; arant ad hibernaticum perticas III ad tramisum II; arant hibernaticum perticas X, ad tramisum III et cetera... Можно предположить, что часть земли идет по двухпольной системе, а другая часть — по трехпольной, или же что пары, так сказать ластичны», т. е. часть земли отдыхает один год, а часть — два и больше. Некоторые факты, известные нам из более позднего времени, подтверждают, что и та и другая практика встречается одновременно. Например, в Пуату, в Нантрэ, недалеко от Шательро, мы встречаем обе системы в одной и той же коммуне. Поля, засеянные пшеницей, идут по трехпольной системе (пшеница, яровой ячмень, пар), поля под рожью идут по двухпольной системе (рожь, пар). В XVI в. в Верхнем Пуату мы находим иногда поля, разделенные на четыре части; одна из них получает отдых более, чем на один год. В Германии XIII в. неравенство озимых и яровых полей было постоянным явлением. Объяснение такой нерегулярности всегда одно и то же: либо луга вспахивались время от времени, либо кроме и вне регулярных «Gewanne» (клиньев) были и другие, явившиеся, быть может, результатом недавней расчистки и еще не вошедшие в правильный севооборот. В Англии распределение двухполья и трехполья в пределах районов открытых полей ясно показывает, что трехполье, будучи формой сельскохозяйственного прогресса, не везде, однако, с одинаковой легкостью внедрялось. Возможно, что в XIII в. двухполье еще преобладало. Оно господствовало на известковых и на не очень плодородных почвах юго-западной возвышенности, в то время как более богатые почвы на большей части территории страны были под трехпольной обработкой. Имеются сведения, что в конце XIII — начале XIV в. такой переход от двухполья к трехполью в Англии встречается чаще, но эта прогрессивная тенденция становится заметной лишь в XVI в. и в данном случае переход от двухполья (быть может, под влиянием усиления товарности хозяйства и проникновения капиталистических отношений) идет не к трехполью, а к более сложным системам полеводства. Во Франции система двухполья сохранилась на юго-востоке из-за климатических особенностей; но и на юго-западе, в центре и на западе двухполье долго держалось по разным причинам, среди которых бедность почв значительной части французских земель была одна из основных.

Наибольший прогресс, который может быть достигнут при трехполье — ликвидация паров; но и на континенте, и в Англии это прогрессивное явление стало заметно лишь во второй период средневековья и было связано с увеличившимся спросом городов на сельскохозяйственные продукты.

Как и в римское время, пахота в раннее средневековье производилась волами. На легких почвах и на землях бедняков для этой цели использовались иногда коровы и ослы.

Уже в IX в. в «Полиптике аббата Ирминона» вол всегда тянет рало или плуг и телегу, лошадь везет на себе людей и поклажу. Упоминание в Lex Salica о лошади, запряженной в плуг — исключение, которое, может быть, объясняется относительным изобилием лошадей у франков. В других странах применение лошади в качестве тяглого животного относится к гораздо более позднему времени.

По всей вероятности, в раннее средневековье был известен в качестве удобрения навоз, во всяком случае в некоторых местностях. Исидор Севильский еще в VI в. в своих «Этимологиях» говорит о stercoratio (унавоживание почвы) и, следуя Плинию, называет его laetamen (радующее). Значит ли это, что его указание следует принимать как доказательство того, что таковы порядки в Испании (по крайней мере в больших церковых вотчинах, что весьма вероятно) или что в данном случае автор просто переписывал античные руководства (в частности, Плиния), — сказать трудно. Во всяком случае, общие соображения позволяют сделать заключение, что если в раннее средневековье «варвары» и удобряли землю, то навоза для этого у них было мало. Поскольку стада кормились на открытых полях, в лесу, на лугах и т. д., их навоз терялся или поле удобрялось очень слабо, даже в тех случаях, когда скот выгоняли на жнивье. Удобрение из городов доставлять было трудно. Еще в 1447—1448 гг. навоз из конюшен архиепископа Руанского выбрасывался в Сену. Когда феодализация уже завершилась, крупные землевладельцы могли покупать навоз или требовать его от своих держателей в качестве повинности. Такова, например, в Англии jus faldae. Само собой разумеется, что крестьянское хозяйство от этого только проигрывало. Так как на земле под паром не хватало навоза, то в условия держания часто входило указание, какую землю предпочтительно унавоживать, а также запрещалась продажа соломы, сена или травы.
Английские писатели ранней поры особенно интересовались удобрениями. Они детально объясняют, как заготавливать навоз в хозяйстве и как его использовать на различных почвах, советуют срезать солому не более, чем это нужно для того, чтобы починить кровлю, а остальное запахивать на стерне и т. п.

Важным нововведением средневековья было употребление мергеля. Плиний считает, что еще галлы и бритты открыли этот способ удобрения; в Британии, говорит он, они вырывали колодцы глубиною в 100 футов для того, чтобы достать «особый сорт мела»²⁵. Принимая во внимание древность употребления мергеля в качестве удобрения, можно было бы ожидать, что он в средние века был распространен во всей Западной Европе. Однако это не так. Английский агроном XVI в. Фицгерберт замечает, что мергель нужен всякой почве, но он очень дорог. Потому ли, что употребление мергеля не было повсеместным в Галлии, или потому, что в раннее средневековье о нем забыли, Edictum Pistense 864 г. заставляет «ленивых колонов» привозить мергель. Систематическое мергелевание относится к более позднему времени.

Несколько слов о расчистке новых территорий и удобрении почвы путем сжигания леса. В основном это относится ко второму и третьему периоду средневековья, но так как подсечная система была весьма древней, то такого рода расчистки могли быть и в раннее средневековье. Производилось это следующим образом: срезали нижние слои растительности, высушивали ее, затем сжигали тлеющим огнем, а пепел разбрасывали. В наши дни такого рода способ справедливо рассматривается как варварство, так как он постепенно разрушает структуру почвы и обедняет ее; но на некоторое время он дает повышенный урожай. Этим объясняется его распространение в Германии, Центральном французском массиве, в Мо, Провансе, Лангедоке и в Северной Испании. В Англии в XVII в. этот способ называли «девонширинг»; ясно, что это был средневековый способ удобрения, по крайней мере на юго-западе. Исидор Севильский (VI в.) проводит различие между разными видами «удобрения огнем» — incendio stipularum и cinis. Incendio stipularum — это сжигание соломы в качестве удобрения. Говоря же о cinis, он прибавляет: «Cinis est incendium per quod ager inutilem humorem exundat»²⁶. Речь идет, вероятно, о сжигании более крупной растительности (например, терновника), которое было давно известно в Испании. Что касается Франции, то Бернар Палисси в XVI в. говорит о таком способе как о необычном, употребляемом крестьянами в Арденнах, как правило, раз в 16 лет. Более ранние сведения такого же рода встречаем в картулярии Notre Dame de Paris: после того как крестьяне срубят деревья, они берут ветви, расстилают их в тех местах, которые предназначены под посев, и сжигают их. Такие земли дают хороший урожай, но после двух или трех посевов они истощаются настолько, что их забрасывают, и крестьяне начинают действовать далее тем же порядком в другом месте. Этот древнейший способ удобрения существовал в Арденнах, например, почти до наших дней. Пожоги обыкновенно производились в конце лета. Дым от них расстилался в виде туманной завесы над всей местностью и доходил временами до Шампани; после этой операции землю слегка пропахивали (cherbottage), затем засевали рожью и два года получали хороший урожай; после чего землю забрасывали на пятнадцать лет. Этот обычай настолько был освящен давностью, что когда в 1835 г. его хотели ликвидировать, то жители заявили, что это значило лишить их продовольствия. Слух о запрете «сартажа» вызвал настоящее восстание местного населения (emeute des sarteux). Еще в 1897 г. в округе Рокруа половина общинных лесов (около 6000 гектаров) подвергалась такому периодическому пожогу.

Из зерновых культур в Европе с древнейших времен были известны просо, пшеница, ячмень. В средние века к ним прибавилась полба, рожь, овес, гречиха — их возделывание либо только началось, либо получило широкое распространение в течение средневековья.

Пшеница — один из самых древних злаков; ее мы находим уже в неолитических озерных поселках Швейцарии. Это так называемая мягкая пшеница (triticum vulgare), которая пришла в Европу из Юго-Западной Азии; затем различные виды полбы: triticum dicoccum (emmer), русская крахмалистая пшеница (один из видов полбы, по происхождению из Абиссинии и соседних с нею районов), вид monococcus (einkorn — полба однозернянка, один из видов которой растет в диком виде в Малой Азии и на Балканах). В Северной Европе пшеница стала распространяться из придунайских районов. Два других вида пшеницы появились позже: в бронзовом веке в районе Альп появилась полба (spelta, франц. epeutre) и еще позже — твердая пшеница (triticum turgidum), которая могла расти только в средиземноморском районе Западной Европы. Обычно считают, что она была принесена арабскими завоевателями. Необходимо, впрочем, иметь в виду, что упоминаемые в ранних средневековых документах сорта растений выступают под такими названиями, что часто бывает трудно, а иногда и просто невозможно определить вид растения. Например, французское слово epeutre не всегда, по-видимому, употреблялось для обозначения только triticum spelta. Эта же неопределенность встречается и в римских трактатах. Виды беспокровной пшеницы, зерно которых не имеет сверху пленки — triticum vulgare (мягкая пшеница) и triticum turgidum (твердая пшеница) отличались от различных видов полбы-пшеницы, зерно которой покрыто пленкой и у которой эта пленка так плотно прилегает к зерну, что отделяется от него только с трудом (dicoccum, spelta, monococcum). Римляне рушили и мололи беспокровную пшеницу на ручной мельнице, полба рушилась пестом в ступке; этот способ применялся и в средние века, но для какого именно вида полбы — мы не знаем. Наиболее распространенным видом полбы были triticum spelta, которая вытеснила другие виды полбы, но когда и где это произошло, нельзя сказать точно. Тем не менее археологические данные позволяют нам представить в общем историю пшеницы в Западной Европе. Прежде всего о мягкой пшенице, которая дает лучший сорт белой муки. Она была мало распространена в раннее средневековье, но распространялась все больше по мере совершенствования агрикультуры. Иногда ее высевали даже в садах. Сеньоры, по-видимому, требовали посевов этого вида пшеницы, так как предпочитали есть белый пшеничный хлеб. В 1281 г. в Гессене одно церковное поместье было сдано на 12 лет; согласно контракту держатель должен был 18% озимого поля засевать пшеницей в течение первых шести лет и 25% — в течение последующих шести лет. Твердая пшеница (triticum tuigidum) была распространена в Западной, Центральной и Южной Франции, и ее посевы были более обширными, чем посевы мягкой (triticum vulgare). Хлеб из нее не так хорош, как из мягкой, но зато он, как и ржаной, не так скоро высыхает и вообще лучше сохраняется.

Несколько слов о различных видах полбяной пшеницы (triticum monococcum). Она дает небольшой урожай, но зато хорошо растет даже на тощих почвах. Этот вид злака был распространен в Центральной Европе еще в неолитические времена и доходил до нынешней Дании. В настоящее время она выращивается на очень ограниченном пространстве, главным образом в Испании и Южной Германии. Этот вид полбы постепенно вытеснялся рожью и другими видами полбы. Во Франции сеялась главным образом triticum spelta, т. е. тот вид покровной пшеницы, который называется просто полбой (spelta) Она давала довольно тонкую муку. В документах времени Карла Великого она упоминается как наиболее распространенный вид зерновой культуры. В «Полиптике аббата Ирминона» повинности, выплачиваемые полбой (spelta), составляют главную часть оброка. Согласно статуту Адальгарда, 400 монахов Корбийского монастыря питались хлебом из мешанки (meteil) и полбой. Ею кормят также лошадей. Но к XV в. полбу сеют все меньше, и в наши дни ее можно встретить только в Швабии, Швейцарии и на бедных почвах Бельгии и Испании. Это объясняется тем, что хотя этот сорт полбы лучше, чем два предыдущие (т. е. triticum monococcum u triticum dicoccum), тем не менее полба по качеству уступает мягкой пшенице (triticum vulgare), которая в конечном счете и завладела всей умеренной частью Европы.

Из всех древних зерновых культур Европы ячмень наименее чувствителен к изменениям климата. Он выдерживает засуху, а его раннее созревание дает ему возможность расти и в холодных странах. В Скандинавии он растёт даже севернее, чем рожь. Ячмень, известный в Европе еще со времен неолита, был весьма распространен в средневековье и употреблялся как для каши, так и для выпечки хлеба. Перебродив, он дает пиво; лошади, особенно на юге, едят его вместо овса. Он растет или в качестве озимого хлеба (hordeum hexasticum), или чаще как яровой (hordeum disticum). Меровингские короли получали ячменем дань из Германии, ячмень занимал главное место и среди зерновых эпохи Каролингов. Но уже к XV в. значение его пало. Вероятнее всего, что его вытеснила рожь, которая не требует такой плодородной и обработанной почвы, как ячмень.

Просо было занесено на Запад с Дальнего Востока степными номадами; оно было весьма подходящим для их кратковременных сельскохозяйственных занятий — некоторые сорта проса вызревают в три месяца и могут выдерживать большую жару. Культура проса распространилась в Европе со времен неолита и хорошо подходит к почвам, слишком легким для пшеницы, если они плодородны или хорошо унавожены. В древности и в средние века были известны главным образом два сорта проса: Panicum miliacenum, распространенный по всей Европе, и Panicum italicum, культивировавшийся в Южной Европе и Альпийских областях. Во времена римского владычества просо было важным средством питания в Британии и Галлии (особенно в Аквитании), в Паданской равнине и в Кампании. В средние века оно было распространено в Северной Италии, в Пиринеях, в Юго-Западной и Западной Франции, где крестьяне питались главным образом просом, отдавая пшеницу в качестве оброка. В южных районах с просом после арабского нашествия конкурировал еще один продукт — сорго (индийское пшено). Еще Плиний упоминает о крупнозернистом просе, ввезенном из Индии, и очень хвалит его: «урожайностью превосходит все злаки»²⁷. Но, по-видимому, оно не привилось и снова было введено арабами. В Северной Италии сорго появилось самое позднее в XII в.; беднякам оно часто заменяло хлеб. Но, как мы уже сказали, больше всего в Европе было распространено просо и оно продолжало сохранять свое значение вплоть до появления маиса (XVII в.), оказавшегося более сильным, чем сорго, соперником.

В средневековой агрикультуре, придавая ей своеобразный облик, заняли особое место еще две хлебные культуры: овес и рожь; первая — высеваемая как яровой хлеб, вторая — как озимая культура. В Германии, например, озимое поле часто называют «ржаным полем» (Roggenfeld), а яровое «овсяным» (Haferfeld). Овес появился в Европе вначале как сорняк, в виде примеси к полбяной пшенице (triticum dicoccum). Но в некоторых северных областях он оказался более устойчивым, чем тот вид культуры, при которой он был сорняком. Плиний говорит об овсе: «Первым бедствием для пшеницы является овес. И ячмень вырождается в овес настолько, что сам овес заступает место пшеницы; в самом деле, народы Германии сеют его и живут одной овсяной кашей»²⁸. Похоже на то, что овес именно в Европе был выделен и культивирован как особая культура. Археологи находят его в озерных постройках бронзового века. Овсяная каша занимала одно из главных мест в питании населения средневековой Германии, Англии и Шотландии. Он идет также на пиво; но больше всего, и чем дальше, тем все больше, он шел на корм лошадям, и его посевы росли по мере того, как лошадь заменяла вола в качестве тяглого животного.

Рожь тоже сначала была сорняком при пшенице, которую она заменила в холодных районах континентальной Европы, так как она растет быстрей и лучше противостоит холодам (только ячмень может расти севернее ржи). Происхождение ржи объясняет также и появление смешанного хлеба (meteil) или «мешанки», которая в средние века стала важной зерновой культурой в районах, расположенных несколько южнее области распространения ржи. Этот хлеб был результатом естественной смеси ржи и пшеницы на поле. Первым упоминает о ржи Плиний, говоря, что она распространена среди тавров. «Таврины у подножья Альп называют рожь asia. Это наихудший хлеб и употребляется в пищу только с голода. Растение это урожайное, но с тонкой соломой мрачного черного цвета, замечательное своей тяжеловесностью. К нему подмешивают полбу, чтобы смягчить его горечь, но и в таком виде желудок с трудом ее выносит. Растет она на любой почве с урожаем сам-сто и сама служит удобрением»²⁹. Но уже в Эдикте Диоклетиана рожь под названием centenum sive secale стоит на третьем месте после пшеницы и ячменя. Для того же периода археологические раскопки указывают следы ржи в Швейцарии, Венгрии и Трансильвании. Вероятно, около этого времени рожь распространяется и в Галлии, особенно в центре современной Франции и на севере Бельгии, где к концу этого периода она стала главной зерновой культурой на бедных и каменистых почвах. Ее широкое распространение в центральной и северной Германии, где она сделалась господствующей зерновой культурой, имело место только после падения Рима, и возможно, под влиянием славян: в раннее средневековье она была особенно распространена в районах, заселенных славянами — в Гольштейне, Мекленбурге, Бранденбурге, Саксонии и Силезии. Англо-саксы, вероятно, знали эту культуру еще до их переселения на острова; она занимала важное место в средневековом сельском хозяйстве Англии, особенно на мелких держаниях, хотя к концу средних веков стала терять свое значение. В Италии варварские нашествия способствовали распространению ржи, причем она дошла даже до юга, где (среди других названий) именовалась «германским хлебом» (Germanum).

Низкая культура земледелия, особенно в раннее средневековье, находила свое выражение в слабой продуктивности почвы и плохой урожайности. Некоторые данные, которыми мы располагаем по этому предмету, чрезвычайно интересны. Прежде всего следует отметить, что земля, недостаточно обработанная и мало удобренная, не могла густо засеваться. Лучшие земли аббатства Сент-Аманд или Сен-Жермен-де-Пре засевались обычно четырьмя мюидами пшеницы на bonnier, т. е. около двух гектолитров на гектар; посевы на менее плодородных землях едва достигали половины этого количества. Урожаи были более чем скромные. Мы имеем от эпохи Каролингов интересные данные — показания обследователей, которые проверяли состояние хозяйства королевского двора д'Аннат (Северная Франция). В них дан валовой урожай предыдущего года и количество семян, которое должно быть оставлено для следующего посева. Из 1320 мюидов полбы, полученных с полей в последний год, надо было оставить в качестве семян 700 мюидов; из 100 мюидов пшеницы — 60 мюидов; из 1800 мюидов ячменя — 1100 мюидов; и, наконец, из 90 мюидов ржи — все 90 мюидов должны быть оставлены на семена. Другими словами, урожай в этот год составлял по полбе 46% посева, по пшенице — 40%, по ячменю — 38%, т. е. сам 1,8, 1,7, 1,6 в год! И никакого урожая по ржи; взяли только семена. Показания, правда, отрывочные; но данные по другим местностям вполне совпадают с этими: в редких случаях урожай достигает сам 2 для полбы и сам 1,6 для ржи (в Сизуэн); ячменя — сам 2,2 (в Витри), сам 1,5 (в Сизуэн), сам 2 (в Сомэн). В целом от каждой жатвы для потребления остается значительно меньше, чем идет на следующий посев. Конечно, возможно, что эти данные были составлены в неурожайный год, и некоторые намеки на это имеются в нашем документе; в нем, например, говорится о некотором количестве зерна, оставшемся от предыдущих годов. Но и из материалов, относящихся к более позднему времени, тоже можно сделать вывод, что урожаи были весьма низкие. Так, данные по аббатству Сан-Джулия в Брешии за 905—906 гг. говорят о том, что урожай зерновых был немногим больше того количества, которое необходимо было оставить на семена, а по некоторым видам зерновых не собрали даже семян.

Все эти данные, собранные в работе Ж. Дюби³⁰ (даже принимая во внимание то обстоятельство, что при низкой технике сельского хозяйства урожаи были чрезвычайно различны и сильно зависели от местных условий, погоды, осадков и т. д.), приводят автора к выводу об очень малой доходности почвы и слабой обеспеченности сельского населения продуктами питания. Можно без преувеличения сказать, что сельский житель всегда был на грани голодовок.

Кроме зерновых, раннее средневековье знало и другие растения, идущие в пищу и употреблявшиеся как сырье для деревенской промышленности. Их количество резко увеличивается с конца XV в.; об этом мы скажем ниже. Здесь же назовем растения, известные в Европе с самого раннего средневековья: турнепс, бобы, горох и чечевица, упоминаемые в Салической правде. Для полноты перечня следует добавить вику, не раз встречающуюся в ранних средневековых документах. Бобы, иногда использовавшиеся как примесь в хлеб, горох, которого существовало несколько сортов, и вика были более распространены, чем чечевица, которая требует влажных земель. Турнепс (brassica rapus) и особенно репа (brassica тара) были важными сортами растений, но они были распространены не везде, а, например, в южных частях Германии или в центре Франции. Для Транспаданской Италии Плиний в первом столетии до н. э. ставит репу тотчас же за зерновыми и вином³¹. Вика на корм скоту употреблялась не только в зерне. В XIII в. мы встречаем посевы вики с ячменем, овсом или рожью специально для откорма скота на корню. В начале XVI в. ее сеют на искусственных лугах Фландрии, передовой страны земледельческой культуры.

Что касается масличных культур, то, разумеется, опыт римлян, получавших из них оливковое масло, был мало пригоден для Европы (за исключением ее южных зон). Люди средневековья использовали грецкий орех, который растет севернее и дает превосходное масло, но его урожаи неустойчивы и страдают от ранних холодов; поэтому позднее стали употреблять в качестве масличных плоды бука и ряда других растений.

Из технических растений лен был известен с самых отдаленных времен. Конопля стала известна значительно позднее и была занесена в Европу с Востока; но все же ее появление относится, вероятно, еще ко времени Римской империи. Культивируемая с большей легкостью, чем лен, она заняла важное место в домашнем хозяйстве. Ее выращивали около проточных вод на сырых плодородных почвах. По мере развития текстильного производства увеличивались также посевы растений для окраски и отделки тканей. «Capitulare de villis» дает название следующих технических растений: вайда, вермель, крап (для окраски) и ворсянка (для наведения лоска на ткани). Кроме них были известны красильный дрок, марена, шафран. В связи с пивоварением большое значение получила культура хмеля. Первое упоминание о нем мы находим под 768 г.

Средневековое огородничество вплоть до XVI в. не внесло ничего нового в сравнении с тем, что знали и умели римляне. Только в XVI в. Америка дала такие новые и важные — огородные по преимуществу, но не исключительно растения, как картофель, зеленый горошек, помидоры, маис и табак. Средневековая Европа заимствовала свою огородную культуру с побережья Средиземного моря; быть может, одна жеруха (water cress) была принесена с севера. И весьма вероятно, что галлы научились собирать дикий кресс-салат у франков (французское слово cresson происходит от франкского kressa); затем, как об этом упоминают документы XIII в. он выращивался на регулярных землях.

Долгое время огороды существовали с теми же растениями, которые были известны уже римлянам. Об этом свидетельствуют перечни названий растений в «Capitulare de villis» и в «De observatione ciborum» Анфимия, написанном вскоре после 500 г. Во-первых, это овощные растения — горох, бобы, чечевица, корнеплоды — репа, турнепс, которые росли также и на полях; затем — редис, морковь, пастернак. Последние два сорта шли под одним и тем же названием вплоть до XVI в. — смешение, которое еще и до сих пор держится в некоторых диалектах Юго-Восточной Франции. (Существование древнего тевтонского слова «Mohre» для моркови нельзя рассматривать как доказательство германского происхождения этого растения. По-видимому, это слово употреблялось для обозначения всякого съедобного корня). Кроме бобовых и корнеплодов в пищу употреблялись капуста, порей, различные виды лука и чеснока. Упоминается ряд растений, служащих приправой к пище — салат, латук, цикорий, горный шпинат, свекла, садовый кресс, дикая горчица, портулак. Перечень плодов в «Capitulare de villis» и в сочинении Анфимия включает в себя также растения, которые за пределами Средиземноморского ареала были акклиматизированы позже: спаржа, дыня, возможно также — огурец и так называемые «courge» (франц.) или «cucurbitas» (лат.) — термины, которые до ввоза тыквы из Америки, вероятно, употреблялись для какого-то вида тыквенных растений. К этим растениям следует присоединить еще некоторые ароматические травы, тоже служившие приправой к пище; а эти приправы чрезвычайно ценились средневековой кухней, весьма, на наш взгляд, сложной. Трактат о пище Анфимия, написанный для сына Хлодвига, показывает, с какой тщательностью эти «варварские» короли придерживались традиций древней кухни; как правило, к каждому вареву рекомендуется примешивать сельдерей, кориандр, укроп или порей. Упрощение в меню французской кухни, как замечает Парэн, впервые было проведено в XVII в.

Те районы Европы с умеренным климатом, которые оккупировали римляне, уже давно были знакомы с наиболее распространенными и в наше время плодовыми деревьями; яблоки, груши, грецкие орехи, сливы, персики, вишни, айва, кизил, рябина, терн, орешник — таков перечень этих плодов. Плиний рассказывает нам о том, как быстро вишня распространилась по Римской империи после того, как в 74 г. до н. э. великий гурман античности Лукулл привез ее из Малой Азии. Фиги уже в римскую эпоху распространились к северу до возможных пределов: император Юлиан рассказывает, что жители Лютеции (Париж), чтобы защитить фиговые деревья от мороза, применяли шалаши из соломы. Как и в наше время, в средние века страсть к новинкам и, кроме того, трудности с транспортом приводили к попыткам акклиматизации растений. Поэтому нет ничего удивительного в том, что многие плодовые деревья произрастали тогда там, где теперь их нет, потому что позже стало выгоднее привозить их плоды издалека, чем прилагать много труда для разведения их на месте. Однако, с другой стороны, так как уход за плодовыми деревьями сложен и особенно трудно сохранять культуру плода в последующих поколениях, настоящая садовая культура в раннее средневековье было неизвестна. Для многих поколений людей средневековья существовали только дикие фрукты, собираемые в лесах. Деревья сажали на опушке и даже в самой чаще леса; но это были дички, приносившие небольшой урожай. Н.С. Цемш, тщательно обследовавший документы каролингского периода, замечает: «Фруктовые сады (pomaria)встречаются довольно часто в документах Каролингской эпохи. Они являются принадлежностями не только королевских и церковных поместий, но и частных имений... По своему расположению в эту эпоху они еще не обособились от усадебного двора и занимают часть его. Для того времени мы не можем представлять себе их в виде более или менее значительных участков земли, засаженных плодовыми деревьями: в большинстве случаев это несколько деревьев, стоящих рядом или на самой приусадебной земле... На проекте плана монастыря Сен-Галлен в Швейцарии, составление которого относится к IX в., фруктовый сад соединен с кладбищем. Вперемежку с деревьями расположены могилы. Насколько можно судить по плану, разные сорта деревьев были посажены группами: отдельно стояли яблони, груши, сливы и т. д.»³². Большой перечень плодовых деревьев в знаменитом «Capitulare de villis» не должен вводить нас в заблуждение, и не следует представлять себе дело так, что в вотчинах Карла Великого было развито садоводство. Речь идет лишь о сборе плодов с деревьев, которые, вероятно, росли в диком виде и при расчистке лесов, — а таковые производились в эпоху Каролингов в значительных размерах, — оставлялись несрубленными. Так, известно, что в диких лесах Нормандии можно было встретить двенадцать сортов яблок.

Разведение плодовых деревьев в те времена наталкивалось не только на сохранившуюся то там, то здесь систему временных запашек с забрасыванием полей на долгий срок под пар, но гораздо чаще на существование общинных прав, в силу которых поля после покоса, еще до того, как созревали фрукты, «открывались» для выпаса скота, вследствие чего молодым деревьям наносился непоправимый ущерб. Древнейшие списки Салической правды не говорят о садах или огородах. Более поздние упоминают о pomaria и piraria, но в данном случае, вероятно, имеются в виду огороженные места вблизи жилища. Если такие огораживания были неудобны, то любящие солнце растения (вишня и персики, например) сажали среди виноградников. Настоящие сады — явление значительно более позднего времени (XIII—XIV вв.).

Но если плодовые сады как регулярные посадки были для раннего средневековья делом будущего, то виноградники были распространены в Европе еще в римское время и были восприняты «варварами» с самого начала их появления на этих территориях. Мало этого, новые пришельцы старались продвинуть культуру винограда возможно дальше на север, и поэтому в средние века виноград возделывался далеко за пределами нынешней зоны, например, во Фландрии, в Англии, в горных долинах Пиренеев. Виноград разводили почти везде — для получения вина, необходимого в церковной службе, для потребления населением. Способы приготовления вина могут вызвать наше удивление, хотя, с другой стороны, они дают нам понять, почему виноградники существовали даже в таких местах, где виноград не мог вызреть. Грозди — незрелые или совсем зеленые — отжимались и сок незрелого винограда смешивался затем с медом, кинамоном, кориандром и другими пахучими травами. Этот способ практиковался даже в тех частях Европы, где виноград созревал полностью. Получалось «вареное вино» (vin cuit), которое являлось жалким суррогатом настоящего вина.

Акклиматизация винограда по Рейну началась еще римлянами. Во II в. н. э. славились мозельские виноградники; «варвары» только частично разорили их, но скоро сами стали разводить виноград. Со времени Каролингов культура винограда стала быстро распространяться, особенно на королевских и церковных землях. В IX в. виноградники существовали в окрестностях Вормса и Шпейера и в последующее время быстро распространились по Рейну. Дальнейший прогресс виноградарства выражался в росте количества виноградников и во все улучшавшемся качестве винограда. Из долин виноградники перешли на холмы. В Рейнской области жители Энблингена и Рюдесгейма в XI в. уничтожили на склонах гор леса и посадили виноград. К 1200 г. монахи Эбербаха развели знаменитые виноградники на Шрейнберге. Вандельберт Прюмский (I половина IX в.) в поэме «О двенадцати месяцах» так описывает октябрь: «Этот месяц целиком заполняет сбор винограда, и на всех полях, украшающихся мягкими гроздьями, виноградники кишат работниками, собранными отовсюду»³³. Эта картина красноречиво говорит о распространенности и значении виноградарства.

Культура винограда во Франции и Германии этого времени была перенесением и приспособлением средиземноморской культуры к менее благоприятным климатическим условиям более северных районов. Для получения большего солнечного тепла виноградная лоза ставилась на подпорки. В XI в. хартия Мурсийского аббатства (к юго-западу от Цюриха) излагает следующую программу работ на виноградниках, которая с некоторыми вариантами сделалась обязательной для всего средневековья. Виноградарь должен был: 1) удобрить землю, 2) произвести обрезку лозы, 3) вскопать на лопату землю (перед пасхой), 4) поднять лозы на подставки и подвязать их, 5) еще раз промотыжить землю (в начале лета), 6) положить некоторые из ветвей на слеги и 7) помочь кистям созреть, освободив их от прикрывающих их листьев. Порядок, указанный в этом расписании работ — стандарт, но несомненно, что в хорошо обрабатываемых виноградниках существовала тенденция к большему количеству операций. Например, хорошо известное римским писателям и упоминающееся в более поздних документах, идущих из Пуату и Прованса, отгребание от корней лозы окружающей ее земли (dechaussage); оно проводилось перед подвязкой лозы.

Как и в античные времена, посадки ивы шли одновременно и вместе с посадками виноградников. Ивы давали лыко для привязывания лозы и обручи для бочек. В рейнских областях Эбербахский монастырь, отводя земли под луг, оставлял нетронутыми ивы.

Долгое время в средние века рогатый скот, который в большом количества разводили уже древние кельты и германцы, продолжал составлять главный вид собственности. У Тацита есть известное и весьма выразительное высказывание об этом: «Хотя (их) страна и различна до некоторой степени по своему виду, но в общем она представляет собой или страшный лес, или отвратительное болото... для посевов она плодородна, но не годится для разведения фруктовых деревьев; скотом изобильна, но он большей частью малорослый; даже рабочий скот не имеет внушительного вида и не может похвастаться рогами. Германцы любят, чтобы скота было много: в этом единственный и самый приятный для них вид богатства»³⁴. Покоренные саксы платили Хлотарю I ежегодную дань в 500 коров, позже — 300 коней Пипину. Скот кормился за счет естественных ресурсов, которые давали многочисленные леса, болота, поляны и открытые луга. Искусственных лугов, конечно, еще не было; зернового корма при отсутствии регулярных севооборотов тоже еще не могло быть. На крайнем севере, в Ирландии и Шотландии, куда не простиралось римское влияние, хозяйственные условия были в еще более примитивном состоянии. Согласно Диону Кассию каледонцы в начале третьего столетия жили в хижинах и не имели ни городов, ни полей; они питались молоком, дичью и дикими плодами. У них были большие стада рогатого скота и овец и маленькие быстрые лошади, которых они разводили в горных областях и пасли на болотистых лугах. Подобные же условия долго сохранялись в Уэльсе и особенно в Ирландии. Ирландцы мало сеяли хлеба и жили главным образом молоком, сыром и маслом. В XIV в. английские наблюдатели отмечали, что в Ирландии группы семей владели общим правом выпаса на больших пространствах, существовали крытые загоны и общие зимние пастбища в долинах. Ирландия еще в XV в. оставалась в значительной степени страной бродячих пастухов; ее климат давал богатые пастбища в течение всего года. Они не косили траву на сено и не строили стойл для скота, но снимались со своими примитивными хижинами и передвигались вслед за передвижениями скота.

Описанные выше отношения являются для Европы скорее исключением, чем правилом. Агрикультура и скотоводство, в частности, таких стран, как Англия и особенно Франция, развивались под сильным влиянием Рима. Известно, что галлы были мастера разводить лошадей и в этом отношении превосходили германцев. В Испании римляне обращали особое внимание на овец, и как бы ни был для них неясен путь улучшения породы, они все же подготовили почву для селекции и скрещивания, результатом которых позже явилось появление знаменитых мериносов.

Таковы в общих чертах те сельскохозяйственные знания и приемы, которые были известны практике раннего средневековья и которые дают нам представление об уровне агрикультуры в этот период времени. Следует, однако, заметить, что этот период не представляет собой единства. Мы уже говорили, что римская агрикультура была настолько высока, что «варвары не могли сразу позаимствовать от нее многое. Для этого не было достаточно благоприятной объективной обстановки; как в том смысле, что климатические и почвенные условия в области расселения «варваров» были в большинстве случаев иными, чем в ареале Cрeдиземного моря, так и в том смысле, что социальные отношения в среде «варваров» были мало приспособлены к тому, чтобы перенять культуру, выросшую на почве развитой рабовладельческой формации. «Варварам» предстояло жить и развиваться в условиях господства мелкого хозяйства; мало того, даже те крупные хозяйства, которые были захвачены «варварскими» вождями и старейшинами у римлян и которые обслуживались рабами и колонами, сами чаще всего превращались в конгломераты крестьянских хозяйств с типичным для последних мелким производством. Мелкое производство распространяло свои закономерности и особенности на домениальную землю крупных барских хозяйств, обслуживаемых живым и мертвым инвентарем крестьян, сохранявших свою хозяйственную самостоятельность в самые тяжелые времена крепостного строя. Поэтому те отрасли сельского хозяйства, которые были больше всего связаны с аристократическими потребностями рабовладельцев (например, садовая культура), позже других были восприняты «варварами» и их потомками — феодальным обществом средневековой Европы. Этим обстоятельством объясняется еще один факт в истории сельскохозяйственной культуры раннего средневековья. Время окончательного становления феодального общества и появления феодальной аристократии было также временем больших успехов и больших заимствований раннесредневековой сельскохозяйственной культуры от агрикультуры римской. Так называемый «Каролингский ренессанс» был не только временем подъема «варварского» общества вообще, но и подъемом его сельскохозяйственной культуры.

Подъем сельскохозяйственной культуры при Каролингах нашел свое отражение в довольно большом количестве источников, непосредственно посвященных описаниям сельскохозяйственных работ, посевных культур и др. Каролингское время было первым в истории средневековья, которое сохранило ряд имен любителей и практиков сельского хозяйства — Адальгарда, Ирминона, Валафрида Страбона и др. «Мы, — говорит советский исследователь Н.С. Цемш, — стоим перед процессом известного усовершенствования технической базы главных тогда видов производства: земледелия и скотоводства»³⁵.

Это было время относительного порядка внутри огромных владений Каролингской «монархии», время образования крупной феодальной собственности и закрепощения крестьян. В хозяйственный оборот путем расчистки лесов и подъема нови вовлекались новые земли. Большее распространение получает трехпольная система севооборота, более тщательно ведется обработка земли (например, двойная вспашка под озимое). Наиболее красноречивым памятником этого времени является знаменитый «Capitulare de villis», дающий представление о сложном и многоотраслевом хозяйстве крупных королевских вотчин VIII—IX вв. Улучшаются сорта зерновых хлебов. В «Полиптике аббата Ирминона», например, на землях барской запашки пшеница явно превалирует над полбой; расширяется животноводство. Но господство в целом мелкого производства, естественное перенесение его законов и правил даже на крупное хозяйство феодала (поскольку домениальная земля обрабатывалась барщинным трудом, живым и мертвым инвентарем крестьянского хозяйства), и были большим препятствием для всякого рода усовершенствований и нововведений, которые лишь частично и очень медленно проникали в сферу хозяйства. Некоторое оживление сельское хозяйство в Европе испытало в тот период, когда развитие городов и городского хозяйства впервые втянуло деревню в товарно-денежные отношения, а спрос города на сельскохозяйственные продукты создал новый импульс для расширения сельскохозяйственного производства. Как это произошло и какие классы феодального общества от этого выиграли, об этом мы скажем во второй части книги.

¹ К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 3, стр. 74.
² См. М.Е. Сергеенко. Очерки по сельскому хозяйству Древней Италии. М.—Л., Изд-во АН СССР, 1958, стр. 40—51.
³ А.И. Неусыхин. Возникновение зависимого крестьянства как класса раннефеодального общества в Западной Европе VI—VIII вв. М., Изд-во АН СССР, 1956, стр. 96 и др. Все споры о том, были ли германцы того времени номадами или полуномадами и в
какой мере у них еще сохранялись самые примитивные формы землепользования, существенного значения сейчас уже не имеют.
⁴ Lex Salica, IX, § 2.
⁵ A. Haudricourt et М. Delamare. L'homme et la charrue. Paris, 1955.
⁶ С. Plinius. Naturalis historia. Libr. XVI, Cap. 172 (далее — Plin.)
⁷ Рlіn., XVIII, 180.
⁸ См. М.Е. Сергеенко. Пахота в древней Италии. «Советская археология», вып. VII, 1941, стр. 220—229. См. также ее «Очерки...», стр. 54—63
⁹ М.Е. Vаrrоn. De re rustica. Libr. I, Cap. 29, № 2 (далее — Var).
¹⁰ Plin., XVIII, 176.
¹¹ L. Columella. De re rustica. Libr. II, Cap. 2, № 25 (далее — Colum.).
¹² Colum., 11,2, 25.
¹³ Colum., II, 4, 1; см. также Рlіn., XVIII, 179: «Нельзя оставлять меж двух борозд огрехов и громоздящих глыб. Худо вспахано поле, если после посева его приходится боронить. Только то поле хорошо обработано, где не разберешь, в какую сторону шел лемех».
¹⁴ Plin., XVIII, 181. Плиний прямо говорит о том, что племена «варваров» перенимали способ обработки земли у римлян. «Нельзя, — говорит он, — обойти еще один способ вспашки, до которого дошли в Транспаданской Италии под гнетом войны. Саласы, опустошая поля у подножья Альп, отведали уже отросшего проса и могара. Организм, естественно, не принимал этой пищи, и тогда они перепахали поле. И вот эти многократно увеличивающиеся жатвы научили тому, что ныне называют artrare, или, как думаю, говорили тогда aratrare. Работа эта производится, как только образуется стебель, а все растение развернет два-три листа, не умолчим также о недавнем примере, имевшем место три года тому назад в земле Треверов. Жестокая зима побила посевы; в марте поля вновь засеяли, и урожай получился богатейший» (Plin., XVIII, 182, 183). Приводим этот текст лишь для того, чтобы засвидетельствовать непосредственное заимствование варварами технических приемов обработки земли у римлян. Сам же текст требуе т объяснений, так как мало понятен.
¹⁵ Plin., XVIII, 180.
¹⁶ Plin., XVIII, 192—195.
¹⁷ Ibid., XVIII, 195.
¹⁸ М. Е. Сергеенко. Очерки.., стр. 59.
¹⁹ Plin., XVIII, 110
²⁰ Vаr., I, 44.
²¹ Ed. Нahn. Die Haustiere und ihre Beziehungen zur Wirtelhaft der Menschen. Leipzig, 1896; Die Entstehung der Pflugsystem. Heidelberg, 1909 и другие многочисленные его работы по истории сельского хозяйства.
²² См. А.И. Неусыхин. Ук. соч., стр. 27.
²³ См. там же, стр. 103.
²⁴ Fleta seu commentarius juris Anglicani... London, 1735, 11, 72; «Флета или комментарий английского права» — английский юридический трактат, написанный около 1290 г. неизвестным автором в тюрьме Флит.
²⁵ Plin., XVII, 45—48.
²⁶ Isidоrі Ніsp. Ethymologiarum., XVII, II,
²⁷ Plin., XVIII, 55.
²⁸ Plin., XVIII, 55.
²⁹ Ibidem, 141.
³⁰ G. Duby, L'economie rіrаіе et la vie des campagnes dans l'Occident medievale 2v. Paris, 1962; см. также Slicher van Bath . Jield ratios (810—1820), Wayblingen, 1963.
³¹ Plin., XVIII, 126—132.
³² «Агрикультура в памятниках западного средневековья». М.—Л., 1936, стр. 67, прим. 2.
³³ «Агрикультура в памятниках западного средневековья», стр. 117—118.
³⁴ Тас., Germania, V.
³⁵ «Агрикультура в памятниках западного средневековья», стр. 43.

<<Назад Вперёд>>

Просмотров: 11806

загрузка...

Другие книги по данной тематике