Кланы и клановая структура
Тесно связанная с процессом институционализации власти правителя, структура конического клана формируется на высшей ступени общественной лестницы, в доме правителя, распространяясь затем в среде причастных к власти привилегированных слоев и накладывая в конечном счете существенную печать и на клановые связи простолюдинов, где до того обычно абсолютно доминировала сегментарная социальная сетка из семейно-клановых групп, брачных классов и рангов, без неравенства линий, но с обязательным учетом неравенства поколений. Поэтому процесс, о котором только что шла речь, имел, по сути, всеобщее значение, хотя доступные для анализа его формы касались лишь верхов, различные стороны жизни которых нашли отражение в иньских надписях.
Со времени У Дина (как упоминалось, более ранних надписей не обнаружено) в иньских гадательных текстах встречается знак цзу — тот самый, который с начала Чжоу соответствовал понятию «клан» и в сочетании цзун-цзу обычно использовался для обозначения более или менее крупного и разветвленного конического или коническо-сегментарного клана9, возглавлявшегося тем или иным владетельным аристократом и локализовавшегося в пределах соответствующего удела. Цзу из иньских надписей представляло собой еще нечто иное. Начать с того, что в надписях этот знак отдельно, т. е. как самостоятельное понятие, как термин, не встречается. Он используется лишь в сочетаниях, которых к тому же крайне немного,— Ван-цзу, Доцзы-цзу, Сань-цзу и У-цзу [330, с. 496—497]. Правда, в некоторых работах можно встретить ссылки на иньские надписи, в которых фигурируют и иные сочетания цзу, например Ю-цзу или Чжи-цзу [285, с. 11; 276, с. 34]. Однако реконструкция этих сочетаний спорна, употребление их единично и случайно. Кроме того, знак чжи в иньских надписях нередко использовался в качестве местоимения третьего лица [330, с. 96—97], так что применение его для атрибутации термина не вполне корректно. Исходная семантика знака цзу ни Чэнь Мэнцзя, ни другим исследователям не ясна. Несомненно, он использовался для обозначения каких-то групп, объединений. Но каких?! Современное значение термина («племя») побудило Сюй Чжуншу предположить, что иньцы обозначали им группу кланов, своеобразную фратрию, вследствие чего подобных цзу было немного [299, с. 57]. Пиктограмма знака (штандарт и стрела), явно имевшая отношение к воинским атрибутам, равно как и контекст использования сочетаний с цзу, дает основание полагать, что искомое объединение было воинским формированием: «День гуй вэй... Приказываю Ю-ЦЗУ напасть на Чжоу [285, с. 11]; «Приказываю Сань-цзу вместе с... напасть на Ту-фан»; «Ван поручил Су приказать У-цзу напасть на Цян»; «Приказываю Доцзы-цзу вместе с Цюань-хоу напасть на Чжоу. Выполните дело вана» [330, с. 496—497]. Это предположение в принципе выглядит достаточно правдоподобно, тем более если учесть, что и в раннечжоуских надписях на бронзе знак цзу иногда использовался в том же контексте. В надписи «Мин-гун гуй» сказано: «Ван приказал Мин-гуну направиться с тремя цзу (Сань-цзу?) в поход на восточные земли» [272, т. 6, с. 106]. Но что это за воинские формирования, имели ли они отношение к кланам, и если да, то какое? Прежде всего важно отметить, что все четыре сочетания с цзу (я исключаю случайные и единичные) были каким-то образом связаны с ваном, его окружением, с активной службой (выполнение «дела вана»). Более того, есть основания считать, что по крайней мере два первых из них имели непосредственное отношение к правящей элите, к различным линиям клана вана. Ван-цзу — какая-то группа ближайших родственников правителя, может быть, в принципе включавшая и вана, по меньшей мере в прошлом; по мнению Чжан Гуанчжи — «королевская линия», параметры которой, к сожалению, не ясны [99, с. 166]; по предположению Л. Вандермерша — «королевский корпус» [257, с. 231]. Соответственно Доцзы-цзу —«корпус принцев», цзу сыновей вана или людей из клана вана (знак цзы покрывает оба указанных понятия). Что же касается Сань-цзу и У-цзу, то эти воинские формирования состояли, судя по некоторым косвенным данным, из профессиональных воинов и являли собой нечто вроде кланов-корпораций — здесь явно напрашивается параллель с восемью корпусами (знаменами) мань-чжур: сходство очень заметное. Словом, все четыре образования-цзу имели отношение к разросшемуся дому вана и к корпорациям типа дружин воинов-профессионалов. Наиболее интересен вопрос, как и из кого, комплектовались первые два цзу. Гипотетически реконструируя процесс институционализации власти вана и сопровождавшуюся постоянным сокращением числа реальных претендентов борьбу за власть в условиях все увеличивавшегося количества родни, т. е. потенциальных соперников, следует предположить, что ведущей тенденцией должно было быть стремление правителя как-то снять напряженность, ограничить возможную активность родни, канализировать ее энергию в каком-то общественно полезном и не опасном для власти вана направлении. Параллельно с этим необходимо было удовлетворить хотя бы частично ее честолюбивые притязания. Если принять во внимание уже отчетливо проявившую себя во времена У Дина тенденцию вана к сепарации его семьи и вычленению главной линии в формирующемся коническом клане правителя, то естественно заключить, что в привилегированных аристократических формированиях типа Ван-цзу и Доцзы-цзу иньский правитель, видимо, нашел возможность дать отстраняемой от претензий на власть близкой, клановой родне какую-то почетную, выгодную престижную альтернативу. Результатом всего этого и было, как следует полагать, создание объединений типа цзу в первоначальном клане правителя. Почему именно цзу, т. е. воинских корпораций? Ответ найти нетрудно. Иньские аристократы и прежде всего члены правящего рода Цзы — независимо от степени отдаленности их от линии вана—были как раз теми, кто издревле занимался преимущественно военным делом, кто еще во времена протошанцев (до прихода их в бассейн Хуанхэ) и уж во всяком случае в последующий период владел боевыми колесницами и регулярно тренировался на больших охотах. Военные тренировки и охотничьи забавы были основным родом их занятий (исключая, разумеется, тех, кто был занят в сфере текущей администрации), их нарождавшейся профессией, их специализацией в процессе все более определенно проявлявшего себя разделения труда в разраставшемся обществе Шан-Инь. А коль скоро сородичи вана и члены его клана становились воинами-профессионалами, то нет ничего естественней, чем возникновение в подготовленной для этого объективными условиями ситуации полувоенных, может быть вначале даже полукастовых привилегированных кланов-корпораций. Скорее всего именно так возникли Ван-цзу и Доцзы-цзу. Примерно аналогичным был, видимо, процесс сложения Сань-цзу и — несколько позже, при Кан Дине, внуке У Дина [330, с. 497],— У-цзу, хотя личный состав последних, мог быть несколько менее родовитым и аристократичным, состоять из обычных воинов-профессионалов 10. Трудно судить, когда именно возникли кланы-корпорации типа цзу. Судя по тому, что они еще продолжали оформляться при Кан Дине (У-цзу), произошло это либо во времена У Дина, либо ненамного раньше. Но следует заметить, что сама идея кланов-корпораций могла быть и более древней, если вспомнить, что все специалисты-ремесленники издревле были объединены в подобные — правда, непривилегированные — замкнутые эндогамные структуры (разумеется, они не именовались цзу, по меньшей мере вначале). Л. Вандермерш обратил внимание на то, что археологические данные, начиная с Чжэнчжоу, убедительно свидетельствуют о существовании мастерских различного профиля (бронзолитейных, керамических и др.), окруженных жилищами, в которых обитали, без сомнения, объединенные в корпоративные группы специалисты-профессионалы [257, с. 232—233]. В конце Инь корпорации ремесленников уже именовались привычным термином цзу, что видно, в частности, из записей в «Цзо чжуань» о пожаловании отдельных коллективов иньцев тем или иным из раннечжоуских аристократов, владельцев будущих уделов. Упомянутые в них наименования «шести цзу» и «семи цзу» иньцев исследователи, в том числе Чжан Гуанчжи и Л. Вандермерш, трактуют как названия ремесленных кланов-корпораций (Тао — корпорация гончаров, И — котельщиков, Чаншао — изготовителей черпаков и т. п. [99, с. 231; 257, с. 233—234]). Если принять такую расшифровку и учесть, что первоначально знак цзу не мог использоваться для обозначения ремесленных корпораций (об этом нет сведений в иньских надписях, не говоря уже о семантике термина цзу), то процесс трансформации понятия цзу в конце Инь от обозначения военно-аристократического объединения к наименованию любого клана-корпорации получит веское подтверждение. Практически такой вывод значит, что социальная структура позднеиньского общества по меньшей мере частично состояла из замкнутых и скорее всего эндогамных объединений кланово-полукастового типа. Но как обстояло дело с остальной и основной частью иньцев, не входивших в наследственные корпорации аристократов и специалистов? В иньских надписях сведений об этом нет. Можно, однако, предположить, что образ жизни простых шанцев был аналогичен образу жизни чжоусцев той же и несколько более поздней эпохи, представленной раннечжоускими песнями «Ши цзин». Из них, в частности из «Цзай шань» (№ 290), явствует, что в качестве преобладающего социального членения выступало деление на поколения, на возрастные классы-ранги: на обработку заново возделываемого поля собралась тысяча пар-оу крестьян, включая «и чжу, и бо, и я, и люй» [332а, т. 10, с, 1805]. Комментарий разъясняет, что чжу — глава семейной группы, бо — его старший сын, я — средние сыновья, люй — младшие сыновья и младшие братья. Если учесть специфику китайских фразеологических оборотов (в более позднее время существовал устойчивый бином цзы-ди, т. е. сыновья и младшие братья, которые обычно противопоставлялись отцам и старшим братьям в качестве младшей группы, что следует воспринимать как трансформацию, сохранившую идею различия поколений, но нарушившую ее букву), то текст песни и комментарий являются доказательством членения на поколения, на возрастные ранги-классы (глава семейно-клановой группы, старшие в ней, средние, младшие) как главной и основной характеристики социальной структуры. Другими словами, для основной массы крестьянского населения на рубеже Инь — Чжоу (во всяком случае это касается чжоусцев и скорее всего иньцев) продолжали сохраняться обычные для ранговых структур древние кланы с их принципом сегментарного разрастания и приоритетом членения на возрастные группы, поколения, брачные классы и ранги. Впрочем, в том, что касается иньцев, подобная привычная структура уже подвергалась некоторым модификациям. Становление в сфере правящих верхов конического клана со временем не могло не сказаться на всем обществе. Объединенные в корпорации-цзу аристократы не были — при всей их замкнутости и, возможно, эндогамно-брачных связях между различными линиями разросшегося правящего клана — чуждой остальному населению кастой. В частности, это проявлялось в том, что при создании новых и, т. е. при учреждении новых региональных подразделений расширявшегося шанского протогосударства, во главе них становились отдельные представители знати, т. е. те же члены Ван-цзу или Доцзы-цзу. Каждый из вновь назначенных руководителей не только приобретал определенную административную автономию и титул владетельного аристократа, но и достаточно быстро сливался с подвластным ему населением, что вело к формированию новой социально-клановой общности, внешние параметры которой характеризовались, как уже говорилось, идентификацией этнонима, топонима и личного имени лидера 11. С точки зрения трансформации социально-клановой структуры это означало, что на недифференцированную аморфно-сегментарную общность земледельцев накладывалась уже апробированная в столичной зоне вана и в принципе аналогичная ей, копировавшая ее схема конического клана. Специалистам хорошо известно социологически легко объяснимое явление мимезиса (уподобления, копирования), суть которого сводится к подражанию низших высшим, младших — старшим, периферии — центру и т. п. С особой силой оно проявляется в традиционных структурах и тем более в таких, которые отличаются исключительной силой традиции. К ним едва ли не в первую очередь относится Китай. В частности, П. Уитли обратил внимание на то, что иньские бенефициарии (региональные лидеры) практически копировали в своих подразделениях администрацию центра и его институты [261, с. 58]. О практике копирования как важнейшего нормативного элемента кодекса поведения в начале Чжоу писал ленинградский китаевед К. В. Васильев [12, с. 11]. Все это дает серьезные основания полагать, что региональные правители должны были следовать образцу центра во всем— по мере практической возможности. Ведь копирование такого рода было необходимо, ибо воспроизводился налаженный и отработанный, апробированный эталон, причем никакой альтернативы ему не было, если, конечно, иметь в виду идущее вперед и развивающееся по пути социального расслоения и совершенствования политической администрации общество. Не только региональные правители промежуточной зоны Шан-Инь, но и вожди зоны внешней, во всяком случае лояльные вану вассалы, в частности чжоуские гуны, копировали именно иньскую систему организации, иньские нормы и институты. Совершенно естественно, что к числу такого рода заимствований следует отнести и конический клан, игравший столь важную функциональную роль в институционализации власти правителя. Наложение схемы конического клана на аморфно-сегментарную структуру не могло не вести к подавлению и трансформации последней, к постепенному подчинению семейно-клановых сегментов нормам конического клана и через его институты — власти поставленного над местным населением правителя. Следствием этого было растворение прежней (пусть даже частично нешанской, адаптированной иньцами) общности в новой структуре, внешним выражением чего и была идентификация имен. Клановую структуру многие специалисты считают типичной для иньского Китая. Наибольшее внимание ее изучению уделил Дин Шань, который насчитал в общей сложности около 200 клановых образований типа региональных подразделений [276, с. 32]. Эта цифра подтверждается подсчетами других авторов, учитывавших случаи идентификации имен, число эмблем, имевших характер клановых символов, а также изучавших шанские поселения, отвечающие критериям государственности (см. [99, с. 165, 193, 218]). Возможно, что общее количество полуавтономных региональных образований в Шан было и большим, так как не все упоминались в надписях и выявлены исследователями. Вполне вероятно, что часть близких к столице небольших удельно-клановых структур — особенно в тех случаях когда их главы, будучи заняты в системе центральной администрации вана, постоянно проживали в столице12,— вообще не находилась в сфере внимания вана и потому не нашла отражения в надписях. Можно напомнить и о том, что в «Ши цзи» в уста чжоуского У-вана вложена следующая фраза: «Когда Небо установило власть Инь, оно выдвинуло 360 именитых (мин13) людей, но [иньские правители] их не возвышали и не почитали» [296, гл. 4, с. 70; 69, с. 189]. Опираясь на эту фразу, Сюй Чжуншу в свое время предположил, что всего в Инь было 360 кланов [299, с. 57]. Разумеется, 360 — условная цифра. Но в принципе она, видимо, достаточно близка к истине, чтобы обратить на нее внимание. Впрочем, нет оснований полагать, что все или хотя бы большая часть «именитых людей» в Шан-Инь (т. е. аристократов, ванского дома из Ван-цзу и Доцзы-цзу, сановников и администраторов в центре и на периферии) обязательно имели свой удел-клан, пусть небольшой. Поэтому между числом первых и вторых могла быть и даже должна была быть существенная разница, не говоря уже о том, что кланы-корпорации специалистов (количество которых было, видимо, немалым, как о том будет речь ниже) вообще стояли вне образований типа удела-клана, регионального подразделения. Все это дает основания заключить, что речь должна идти не столько о точном числе кланов, сколько о самом характере социальной структуры в Шан-Инь, которая в конечном счете сводилась к структуре клановой, состоявшей из кланов различного типа — сегментарных, конических, коническо-сегментарных и кланов-корпораций. Все они к концу Шан-Инь стали, видимо, именоваться общим термином цзу. Подводя итог и отмечая важность именно кланового характера шан-иньской социальной структуры, следует отметить, что принадлежность к клану не только играла огромную роль, но и выходила на первое место среди всех остальных социальных связей. Чжан Гуанчжи писал, что именно эта связь была первой, которую следовало зафиксировать, и что древнейшие китайские знаки на керамике типа тамг, равно как и более поздние элементы, графически отображавшие род занятий или просто фиксирующие именной знак, были вызваны к жизни потребностью отождествить себя с той или иной группой, корпорацией [99, с. 232, 248]. Более того, здесь лежит не только ключ к пониманию сути древнекитайского социального порядка, но и разгадка причин того, почему среди многочисленных письменных памятников нет столь типичных для ближневосточной древности документов хозяйственной отчетности: внутриклановая экономическая информация не зиждилась на формальной основе, а традиционные нормы клановой реципрокности надежно прикрывали изменявшуюся социально-экономическую суть взаимоотношений в рамках заново формировавшихся коническо-сегментарных кланов, уделов-кланов. Что же касается формальной основы администрации в рамках удельно-клановых структур, то о ней практически почти нет сведений. Все, что известно, относится к одной лишь столичной зоне, которая, впрочем, как упоминалось, была эталоном для подражания. О социальных отношениях в этой зоне сохранилось немало информации, в том числе и экономического характера. Но речь опять-таки не о документах отчетности с указанием доходов и расходов, трат и приобретений. В надписях преобладают распоряжения и сведения административного порядка. Обратимся к их анализу. 9 Понятие, клан здесь и далее используется в широком смысле, с учетом различных этнографических моделей клана, включая клан-корпорацию, т. е. эндогамную общность полукастового характера. Клан иньского вана — соединенные дуально-брачными связями различные субкланы в прошлом единого клана. В частности, это хорошо видно на примере брака У Дина с Фу Хао, принадлежавшей к тому же клану Цзы, что и ее муж [276, с. 56; 99, с. 177]. 10 Известно, в частности, что храм в честь знаменитого Чэн Тана (Да И) именовался сяо-цзун, а храм в честь Шан Цзя — да-цзун [330, с. 473], тогда как оба были наиболее почитаемыми правителями [330, с. 412], о чем свидетельствуют некоторые записи о жертвоприношениях («Шан Цзя—10, Бао И— 3, Бао Бину—3, Бао Дину—3, Ши Жэню—3, Ши Гую—3, Да И—40...» [99, с. 174]). К этому можно добавить, что знак сяо использовался для атрибутации отдельных категорий чиновников (сяо-чэнь), которые по статусу и функциям, как будет показано ниже, не могут считаться какими-то «низшими» или «младшими». 11 Этнографическая модель коническо-сегментарного клана необычна, хотя и достаточно широко распространена. Суть ее сводится к тому, что восходящий к эпониму (т.е. к основателю клана, давшему ему имя и вообще существование) конический клан владетельного аристократа накладывался на аморфно-сегментарную - клановую структуру земледельцев-общинников того удела, где этот клан становился правящим. Со временем сеть конического клана за счет разрастания и разветвления с каждым очередным поколением многочисленных боковых линий очень тесно сплеталась с традиционной клановой структурой простолюдинов (низшие ветви конического клана со временем опускались до статуса простолюдина), в результате чего и возникала сложная и этнографически (с точки зрения норм брака, брачных классов, старшинства поколений, рангов и т. п.) пока еще недостаточно ясная социально-клановая структура. Структура такого типа была наиболее типичной в Западном Чжоу и Чуньцю, причем именно ее чаще всего именовали термином цзун-цзу. 12 Данные надписей о существовании в Инь трех сотен лучников-шэ (сань-бай-шэ) позволили Чэнь Мэнцзя предположить, что они н являлись подразделениями Сань-цзу [330, с. 513], т.е. что клан-корпорация воинов Сань-цзу состояла из трех рот. Эту идею развил Чжан Чжэнлан, предположивший, что сотни, о которых идет речь, были составлены из воинов (по одному от каждого двора), сочетавших профессиональную военную службу с земледелием [321, с. 110—111], т. е. бывших кем-то вроде казаков. Не исключено, что именно так и были и что практика создания корпоративных групп профессиональных воинов-землепашцев, известная в чжоуском, в ханьском и в послеханьском императорском Китае, восходит, таким образом, к Шан-Инь. 13 Можно полагать, что указанный процесс дополнялся и соответствующими изменениями в сфере культа: местное божество приобретало то же общее имя. Специалисты уже отмечали этот факт применительно к Инь, правда ориентируясь на тотемное родовое имя [46, с. 117]. Выше уже отмечалось, однако, что многие десятки региональных подразделений, число которых постоянно росло за счет создания новых поселений и, едва ли можно считать тотемно-родовыми группами с соответствующими, восходящими к тотемам именами-названиями. |
загрузка...