Материальная культура бронзового века (вторая половина II тысячелетия до н. э.)

Бронзовый век Китая за начальные пять веков своего существования коренным образом изменил весь облик материальной культуры, доставшейся ему в наследство от неолита, еще абсолютно господствовавшего в бассейне Хуанхэ и соседних с ним регионах Китая и начавшего подвергаться лишь некоторым трансформациям в первой половине II тысячелетия до н. э. (Лодамяо и т. п.). Зафиксированные археологами памятники свидетельствуют об огромном росте уровня производства и культуры, невиданных успехах в сфере использования ресурсов и обработки материалов, качестве строительства и сооружений и т. д. Влияние культуры бронзы во второй половине II тысячелетия до н. э. распространялось от монгольских степей на севере до бассейна Янцзы на юге, от морского побережья на востоке до Ганьсу на западе [103, с. 196]. И хотя ареал, о котором идет речь, охватывал и бассейны других рек частично даже Янцзы, в основном он представлял собой территорию Великой китайской равнины, орошавшейся бурными водами и илистыми отложениями Желтой реки.

Земледельцы и река. О роли Хуанхэ в процессе сложения всей китайской цивилизации не раз писали специалисты [57, с. 245 и др.; 43, с. 99—106]. Не вдаваясь в детали, необходимо отметить, что бассейн средней и особенно нижней части Хуанхэ еще с неолита был оптимальным местом для расцвета развитой земледельческой культуры. Правда, коварная река время от времени выходила из берегов, особенно после больших дождей, переполнявших ее русло лессовыми отложениями, что приносило беду, а подчас и могло побуждать людей переселяться на новые места. Но подобные сложности были лишь умеренной платой за блага, которые предоставляла река людям.

Вопрос о взаимоотношении земледельцев с Хуанхэ заслуживает специального внимания. Принято считать, что стимулирующая земледелие роль реки сводится в основном к ее регулярным разливам и что посредством системы ирригационных сооружений (дамбы, каналы, водохранилища и т. п.) земледельцы использовали такие разливы в своих интересах, что и создавало основу для успешного развития полеводческого хозяйства, основанного на ирригации. В Китае дело обстояло несколько иначе. Урожай, как об этом убедительно свидетельствуют многочисленные данные иньских надписей, зависел прежде всего и главным образом от вовремя выпавших дождей, а не от разливов капризной реки. И это сыграло свою роль в том, что справедливый, по сути, тезис о независимости древнекитайского земледелия от искусственного орошения заслонил важную проблему взаимоотношений земледельца и реки.

Между тем они были достаточно плодотворными и значимыми вне зависимости от того, какую роль играли ирригационные сооружения на Хуанхэ (строительство которых относится к более поздней эпохе китайской истории [337, с. 16—21]). Хуанхэ, несмотря на богарный характер самого земледелия, играла существеннейшую роль в экологической системе раннего китайского земледелия, так что развитие древнекитайской земледельческой культуры связано с ней самым тесным образом. Спорадические разливы поставляли — пусть нерегулярно — илистые удобрения, без которых поля не могли бы быть плодородными, что хорошо понимали земледельцы, охотно селившиеся вдоль ее берегов, где они получали устойчивые высокие урожаи. Растущие вдоль ее берегов леса были местом расселения многих диких животных, охота на которых всегда была важным подспорьем в хозяйственной жизни земледельца. Полноводная Хуанхэ сохраняла необходимый режим влажности. Она вбирала в себя избыток влаги (иньские стоянки богаты дренажными каналами) и возвращала его, когда это требовалось. Она снабжала человека и животных водой, ее водная гладь была широким полем для добычи рыбы и водоплавающей птицы. Река была лучшим из возможных путей сообщения — важный элемент создания инфраструктуры в укрупняющихся обществах и необходимый фактор взаимосвязи во всех остальных случаях.

Земледелие в Шан-Инь в основном унаследовало неолитические традиции протокитайцев, яншаосцев и луншаньцев (луншаноидов). Однако все эти традиции были, в немалой степени обновлены и обогащены за счет инноваций, связанных с инфильтрацией элементов развитой культуры извне. Так, значительно возросло разнообразие возделываемых культур. По данным Чэнь Мэнцзя, шанцы выращивали просо и рис нескольких сортов, пшеницу, ячмень, а также бобы, горох, фасоль, коноплю [330, с. 532]. Урожай зерновых собирался, возможно, дважды в год: вначале в гадательных надписях обращались к предкам за содействием в получении урожая проса, а позже - пшеницы [103, с. 197] ¹⁵.

Мало сведений в надписях о садовых, огородных и бахчевых культурах, однако обилие аналогичных упоминаний в раннечжоуских текстах (в частности, в «Ши цзин»; см. [279]) позволяет предполагать, что шанцы в период существования аньянского городища были достаточно хорошо знакомы с садоводством и огородничеством. Косвенно об этом может свидетельствовать выращивание одомашненного тутовника, ягоды которого шли в пищу, а листья были средством выкармливания шелковичного червя — как известно, шанцы достаточно широко культивировали шелководство и умели изготовлять великолепные шелковые ткани ¹⁶.

Шанское земледелие, как упоминалось, больше зависело, от погоды, т. е. от вовремя выпадавших дождей, чем от разливов Хуанхэ. Однако это нисколько не меняло того, что его потребности в не меньшей мере, чем потребности орошаемого земледелия в долине Нила, должны были обслуживаться тщательно составленными календарными вычислениями. Специально изученный Дун Цзобинем [277] иньский календарь во многих своих принципиальных построениях (12 месяцев — с семью дополнительными вставными на каждые 19 лет; шестидесятеричный цикл; деление на десятидневки-декады и др.) сходен с ближневосточным [103, с. 228—232]. Строгое исчисление дней, декад, месяцев и лет, сезонов года имело важное значение для фиксации срока сельскохозяйственных работ и связанных с ними всех других жизненных отправлений, в первую очередь ритуалов и жертвоприношений.

Агротехника в основном воспроизводила традиции неолитического земледелия. Поля вспахивались с помощью примитивных деревянных сох типа лэй, представляющих собой крепкий сук с заостренной развилиной в нижней части [263, с. 105; 298; 338, с. 29], причем работали на поле парами (оу-гэн — парная упряжка людей). Урожай собирался при помощи ножей и серпов, рабочая часть которых изготовлялась из камня и раковин. Металл (бронза) для выделки сельскохозяйственных орудий, как правило, не применялся, в качестве исключения изредка выделывались изящные бронзовые лопатки, скорее всего для ритуальных церемониалов, связанных с земледельческими работами. Удобрение полей производилось, насколько можно судить, за счет естественного цикла (лессовые отложения, илистые наносы). Некоторые исследователи предполагают, что иньцы были уже знакомы с практикой использования органических удобрений, т. е. вывозом фекалий на поля [310], однако это мнение оспаривается их компетентными коллегами [330, с. 538].

Скотоводство. С периода Шан в Китае изменился состав стада одомашненных животных. Как уже отмечалось, впервые появилась незнакомая неолитическому Китаю одомашненная лошадь. В шанском хозяйстве использовались овцы и козы, коровы и водяные буйволы, куры и собаки. Однако центральным видом домашнего животного уже тогда была, как и ныне, свинья, преобладавшая с неолита. Выпас собранных в стада коров, овец, коз и лошадей, как это явствует из множества косвенных данных, производился вдали от земледельческих поселений. Возможно, что уход за ними был возложен на пленных или союзников из числа соседей-иноплеменников, относившихся к скотоводческим народам северных и западных степей. В целом скотоводство играло в хозяйстве шанцев настолько существенную роль, что некоторые специалисты были склонны считать именно ее первостепенной [309, с. 55]. Едва ли это справедливо. Но несомненно, что скотоводству уделялось немало внимания, среди домашних животных высоко ценились использовавшиеся в качестве тягловой силы быки и столь необходимые для боевых колесниц лошади. Собаки, бараны, быки и особенно жеребцы были всегда желанной жертвой при жертвоприношениях в честь духов, предков и великого Шанди (однако высшей жертвой считался человек — не случайно пленных иноплеменников массами приносили в жертву в честь умерших правителей).

Существует предположение — оно связано с интерпретацией некоторых пиктограмм [114, с. 75] и впервые обосновано еще в 1930 г. Сюй Чжуншу — что иньцам был известен также одомашненный слон, обитавший, как и водяной буйвол, в условиях более теплого, нежели ныне, климата долины Хуанхэ. Полагают, что слона использовали в качестве рабочей силы и транспортного средства, а может быть, и в военных действиях [103, 198; 183, с. 41; 202, с. 81]. В любом случае, однако, этот экзотический вид домашнего животного едва ли был широко распространен (в Чжоу он, как это явствует из письменных памятников, практически уже не встречался). Что же касается разводившихся в крестьянском хозяйстве видов домашнего скота, то они, видимо, ограничивались, как и позднее, свиньями, собаками и курами (может быть, еще утками и гусями).

Охота, рыболовство, собирательство как виды хозяйственной деятельности занимали большое место в повседневной жизни шанцев. Охота на кабанов, оленей, тигров, а также мелких животных — зайцев, лис, барсуков и т. п.— была не только подсобным промыслом, доставлявшим мясо и шкуры. Особое значение она имела в качестве тренировки воинов — для воспитания храбрости, выносливости и т. д. Практиковалось немало специальных видов и методов охоты [93; 330, с. 554—555].

В иньских надписях есть упоминание о ловле рыбы [330, с. 556—557]. Надо полагать, что сбор трав, грибов, ягод, питательных и лечебных кореньев и растений также играл свою скромную, но жизненно важную роль — достаточно напомнить о лечебно-шаманской практике, с которой общество Шан-Инь было вполне знакомо.

Добывающие и технические промыслы. По сравнению с эпохой неолита резко возросло значение добывающих промыслов. Для нужд бронзового литья нужны были руды и топливо, для камнерезных изделий — различные виды полудрагоценных и драгоценных минералов. Видимо, часть их добывалась самими иньцами, другая — приобреталась с помощью обмена либо в виде дани от близких и более далеких соседей. Во всяком случае этому делу уделялось немалое внимание, о чем свидетельствуют в первую очередь результаты, т. е. сами ремесленные изделия. Технические промыслы, связанные с переработкой продуктов, также занимали немало места в шанском хозяйстве. К числу такого рода промыслов, преимущественно домашних, крестьянских (т. е. не специализированных), относились обработка шкур диких и домашних животных, прядение шерсти и выделка холста, выкармливание червей и изготовление шелковой пряжи. Вообще прядение и ткачество были широко распространены. Ими занимались сами крестьяне в свободное от сельскохозяйственных работ время, в первую очередь женщины. Однако выделка лучших тканей и одежды была уже делом мастеров-специалистов. При раскопках обнаружено немало остатков одежд (в том числе шелковых со следами вышивки и набойки), соломенных или сделанных из бамбуковых полос циновок, а также сеток, корзин, множество пуговиц, застежек и запонок из камня, кости, раковин [103, с. 198; 253]. Обращает на себя внимание высокое качество изделий, художественный вкус и хорошая квалификация мастеров и мастериц. Тоже самое можно сказать и о других отраслях ремесленного производства, которые в Шан-Инь приобрели высокую степень специализации.

Строительство и архитектура. В частности, это относится к сфере строительства. Правда, на тяжелых земляных работах при сооружении фундаментов массивных зданий, возведении стен или рытье гробниц обычно использовался труд всего населения, обязанного выходить на общественные и общественно значимые работы. В таком случае, конечно, большой специализации не требовалось. Однако и в рассматриваемой сфере уже выделилась немалая прослойка специалистов — производителей работ, мастеров-плотников. Применялись принципиально новые технические приемы, такие, как метод хан-ту. Сооружения столь грандиозного размера, как эрлитоуский или паньлунчэнский дворцы, эрлиганская стена, аньянские гробницы-мавзолеи правителей, уже не могли создаваться без специального опыта архитектора, специалиста по креплениям и перекрытиям, изготовление которых было делом весьма не простым.

Исследователи обратили внимание на одну из шанских пиктограмм, которая изображает здание: прямоугольник на широкой платформе, покрытый треугольной крышей. Пиктограмма очень напоминает по облику древнегреческие храмы, также воздвигавшиеся на высокой платформе и крытые треугольными покрытиями. Разница лишь в том, что шанцы в отличие от греков камень обычно при строительстве не использовали [114, с. 67—68]. Фундамент сооружений обычно воздвигался из трамбованной земли, а корпус — из легких деревянных конструкций. Строительство зданий, равно как и гробниц, требовало тем не менее немалого мастерства и специальных знаний (подробнее см. [103, с. 39—79; 197, с. 174—189]). Разумеется, это не относится к крестьянским жилищам, которые сооружались в общинной деревне по обычному стандарту, во многом восходящему к эпохе неолита.

Камнерезное дело среди отраслей ремесленного производства, которые выделились в самостоятельную отрасль, стояло наиболее близко к неолиту по традициям, материалам и методам. Обработка камня известна человечеству с незапамятных времен, а умение хорошо обработать, отшлифовать каменное орудие — топор, ноле, тесло и т. п.— как раз и явилось одним из важных, принципиальных нововведений неолита. В этом отношении искусство обработки камня в эпоху бронзы внесло мало что нового. Набор каменных орудий, которыми располагали иньские камнерезы (топоры, ножи, остроконечники, приспособления для полирования, шлифовки, перфорации и т. п.), был примерно тем же, что и раньше. Новым было то, что теми же самыми орудиями шанские специалисты-камнерезы в отличие от своих неолитических предшественников создавали невиданные прежде по качеству и мастерству изготовления изделия. Наряду с обычными орудиями труда они занимались изготовлением поделок ритуального церемониала, а также разнообразных украшений, статуэток и т. п.

Китайский неолит не знал ничего похожего. Опытные шанские мастера-камнерезы выделывали тонкие скульптурные изображения животных или человека, причем в последнем случае — с тщательно выполненными складками одежды, орнаментом и украшениями. Из нефрита, мрамора и других пород камня они делали изящные кольца, диски, жезлы, подвески, а то и целые сосуды [103, с. 93—125, л. илл. X—XX].

Резьба по кости, как и обработка раковин, была известна и широко распространена еще в неолите. Но в шанское время это искусство стало делом специалистов-мастеров, поднялось на несколько ступеней, достигнув высокохудожественного уровня. Достаточно упомянуть в качестве примера об изящной и сплошь покрытой вычурной резьбой костяной рукояти из Сяотуни [196, с. 30; 197, с: 22]. Преобладающая в орнаменте маска тао-те исполнена мастером столь высокой квалификации, богатого опыта и безупречного художественного вкуса, что по всем статьям работа этого неизвестного иньского костореза стоит рядом, а то и превосходит те изделия поздних китайских мастеров (типа «сфера в сфере» из слоновой кости), которые занимают и поныне столь почетное место в различных музеях мира.

Из кости шанские резчики изготовляли небольшие сосуды, обычно покрытые орнаментом, навершия, шпильки для волос, гребни, дудочки-флейты, застежки, а также оружие: наконечники стрел, копий, гарпунов и т. п. Такие же мелкие предметы делались и из раковин, которые применялись также и при выделке бус, браслетов, при инкрустации и т. п. Наконец, ремесленники-косторезы были причастны к обработке и подготовке материала для гаданий — бычьих и бараньих лопаток и панцирей черепах. Словом, резьба по кости была достигшей весьма высокого уровня отраслью производства, представленной специализированными мастерскими и большим количеством самых разнообразных изделий [103, с. 126—136, л. илл. XXII—XXV].

Обработка дерева была известна в неолитических культурах Китая очень мало (из жердей изготовлялись каркасы строений-полуземлянок, из грубо обтесанных досок изредка делали гробы). Во всяком случае деревообделочное мастерство, даже имея в виду практику изготовления лука и стрел, древко для каменных орудий, копий и т. п., было в неолите лишь в зачаточном состоянии. Плотницкое мастерство шанцев несоизмеримо выше. Мастера по дереву не только умели стругать и тесать бревна и доски для нужд строительства, включая и точную технику деревянного перекрытия. Из пиленых и струганых досок они изготовляли великолепные саркофаги, деревянные части различных инструментов, включая музыкальные, а также изогнутые детали колесниц, мебель и многое другое.

Из дерева искусно вытачивались шкатулки, бадейки, сосуды, причем поверхность их, как правило, покрывалась затейливой орнаментальной росписью-резьбой. Следы одной из таких резных деревянных поверхностей, сохраненные в виде обратного отпечатка в глине, хорошо видны на иллюстрации [103, л. илл. VI б]. Есть веские основания считать, что искусство тонкой обработки дерева было привнесено в шанскую культуру извне — достаточно напомнить о мастерстве изготовления колесниц, незнакомых китайскому неолиту.

Керамика. Как и обработка камня, керамическое производство восходит к местным неолитическим корням. Не изменились принципы обжига. Среди грубых повседневных глиняных сосудов абсолютно преобладали типично луншаньские формы. Однако появилось и немало нового, в первую очередь в методах обработки поверхности сосуда,— иная орнаментация, резьба, аппликация. Резной орнамент, неизвестный в дошанскую пору, с Шан-Инь стал преобладать, причем характер орнаментации, основные мотивы и символы были теми же, что и в резьбе по камню, кости, дереву и в литье изделий из бронзы — имеется в виду прежде всего маска тао-те. Кроме того, в Шан появились новые формы сосудов, в том числе и прямоугольные, которых в неолите не было и которые, видимо, генетически восходят к деревянным образцам типа шкатулок-бадеек. Наиболее изысканные из керамических изделий изготовлялись в специальных мастерских, подчас из тщательно выделанного керамического теста (в том числе белого, типа каолина). Многие из них были точной копией бронзовых как по форме, так и по орнаментации.

Металлургическое производство. Бронзолитейному делу шанцев посвящено множество специальных работ, включая целые монографии [86]. Литье бронзы было, по крайней мере частично, тесно связано с керамическим делом, т. е. с изготовлением глиняной модели будущего изделия, в первую очередь сосуда. Обожженная модель обычно « облеплялась со всех сторон слоем жидкой глины, плотно, прилегавшей к поверхности и запечатлевавшей весь сложный орнамент. Затем высохшая глиняная рубашка разделялась на куски-секции и отделялась от эталона. Куски обжигались, после чего посредством сложной системы внутренних креплений они воссоединялись снова в единое целое, форму-мульд, в которую затем и вливалась расплавленная бронза.

Разумеется, описанный процесс был достаточно сложен и трудоемок. Описанию его технологических деталей Н. Барнард посвятил значительную часть своей работы, так что нет нужды в деталях его воспроизводить. Достаточно отметить, что в своем искусстве бронзового литья шанские мастера достигли виртуозности и что у истоков их искусства кроме самой идеи бронзовой металлургии, явно внешней по отношению к китайскому неолиту, лежали и многие приемы изготовления резной орнаментации на керамике, которые также отсутствовали в дошанском Китае. К неолитической китайской керамике восходит лишь форма большинства сосудов — круглых и изысканно-изогнутых, геометрически симметричных и вычурных, с ножками и без них. Что же касается прямоугольных сосудов или изделий неправильной формы в виде фигур различных животных либо целых композиций (тигр, сова, носорог, слон, человек с тигром и т. п.), то здесь прототипом служили изделия из дерева и кости либо сама натура. В принципе иньские литейщики могли выплавить что угодно, и они убедительно демонстрировали это на практике [103, л. илл. XLI—XLV].

Кроме сосудов из бронзы изготовляли церемониальные изделия, оружие, украшения, символы власти (жезлы и др.), а также мелкие поделки повседневного обихода. Более простыми были формы боевого оружия: топоры, ножи, наконечники стрел и копий, клевцы и т. п. Сложней выглядели различные навершия, символы и т. п. Бронзовых изделий изготовлялось много, однако все производство было строго специализировано и централизовано, что видно как из характера находок (бронзолитейные мастерские располагались обособленно, неподалеку от города), так и из сведений о металлургическом производстве, сохранившихся в более поздних чжоуских текстах, например в «Чжоу ли» [324, т. 14, раздел «Као гун цзи»]. Во всяком случае едва ли может вызвать сомнения то, что мастера по металлу, кузнецы были одной из наиболее привилегированных социальных групп, обслуживавших непосредственно потребности правителя и его близких, его аппарата, его дружины. В повседневном быту простых крестьян бронза практически не использовалась, как почти не были известны изделия из других металлов, например из золота и серебра, чистой меди и др.

¹⁵ Подобную практику, впрочем, нельзя рассматривать как абсолютно убедительное свидетельство того, что двойной урожай собирался с одного и того же поля, как это практикуется ныне в южной части Китая.
¹⁶ В 1926 г. при раскопках яншаоской стоянки Сииньцунь Ли Цзи обнаружил разрезанный кокон шелковичного червя [103, с. 241]. Однако последующие археологические находки пока не подтвердили предположения, что шелкводство практиковалось в Китае до Шан, а в 1968 г. было установлено, что на найденный Ли Цзи кокон принадлежал дикому шелкопряду [52, с. 25].

<<Назад Вперёд>>

Просмотров: 7233

загрузка...

Другие книги по данной тематике