Глава LVI. Возникновение капитала и его рост

Теория Зомбарта. Факты. Поправки. Капиталы в Англии и Нидерландах. Отсутствие капиталов в Австрии и Германии. Помощь государства. Казенные предприятия. Маркс о первоначальном накопления; характер торгового и кредитного капитала по Марксу.

Как и когда возник капитал? Господствующее, в особенности со времени Маркса, мнение состоит в том, что капиталы, появляющиеся с XV-XVI вв. (или вообще капитал, по терминологии Маркса), создались из прибыли, вырученной в торговле и в кредитных операциях. В противоположность этому, Зомбарт выставил новое положение: появляющиеся в Италии уже в XV в., а затем в XVI в. в особенности в южногерманских городах крупные капиталы, утверждает он, могли образоваться у городских и сельских собственников земли как результат накопленной ими земельной ренты, которую они теперь стали помещать в торгово-промышленных операциях². Подвергнув, таким образом, сомнению господствующее, но мало доказанное мнение, Зомбарт своими возражениями против него вызвал детальную проверку этого взгляда путем анализа фактического материала и способствовал научному обоснованию старой теории, ибо оказалось, что его собственная теория не может быть подтверждена историческими данными³. Среди ряда работ по этому вопросу⁴, вызванных трудом Зомбарта, весьма ценно исследование Гейнена, в котором он проследил образование капиталов в наиболее крупном из средневековых центров - Венеции. Гейнен пришел к тому заключению, что в Венеции уже весьма рано, с XII в., существовала значительная торговая прибыль, которая и могла создать все более возрастающие капиталы, тогда как никакого другого источника в те времена еще не существовало⁵. Не менее любопытна книга Стридера, где выяснено, как возникли те крупные капиталы, которые появляются в XVI в. и центром которых является Аугсбург, резиденция знаменитых «денежных царей» того времени — Фуггеров⁶. Стридер изучает, на основании статистики имущественного обложения, развитие имущества и капитала у торговых фирм Аугсбурга (у каждой из них в отдельности) в XV—XVI вв. Из податных списков выясняется, что, поскольку поместное дворянство переселялось в город, не избыток в деньгах гнал этих дворян из родовых поместий в города, а нужда, необходимость искать себе пропитание. Они являлись сюда разоренными, прожив свое состояние или потеряв его во время войн; уже здесь, в городе, начав с капитала ничтожных размеров, им удавалось посредством торговли составить себе постепенно значительный капитал.

Разделив аугсбургских патрициев на две группы, Стридер показывает, как из 42 семейств, не занимавшихся торговлей, пи одно не достигло успеха, - это видно из поимущественного обложения. Напротив, из второй группы, участвовавшей в торговле, вышло восемь крупнейших тортовых фирм XVI в. (как, например, Вельзеры, Госсемброт, Герварт, Мейтинг и др.), которые принимали деятельное участие в первых экспедициях португальцев в Ост-Индию, позже в торговле с Лиссабоном и Антверпеном, как и в наиболее значительных кредитных операциях (государственных займах) того времени⁷. Раньше, в XV в., все эти патриции вели торговлю с Венецией, и, по-видимому, в этой торговле создались их крупные капиталы, выступившие на сцену в XVI в. До начала их коммерческой деятельности капиталы патрициев этой второй группы были минимальны, нисколько не превышали имущества тех патрициев, которые по-прежнему оставались только собственниками земли и домов; но впоследствии, по мере развития их торговой деятельности, имущества их возрастают, чего не замечается у патрициев, но занимавшихся коммерческой деятельностью: последняя, очевидно, и является дифференцирующим моментом. Однако не только торговля пряностями и иными левантийскими товарами через Венецию, но и переход к домашней промышленности, которая существовала в Аугсбурге уже в XV в., создал крупный капитал: целый ряд важнейших торговых фирм Аугсбурга, среди них такие всемирно известные, как Гехштеттеры и в особенности Фуггеры, в XV в. производили торговлю не только хлопком, но и выделанными из этого хлопка в окрестностях Аугсбурга бумажными изделиями и обработанным здесь пушным товаром⁸,⁹.

В XV в. наиболее богатый базельский житель платил налог с 14,5 тыс. флоринов (1446), всего находим в Базеле в 1453 г. 26 лиц с имуществом свыше 5 тыс. флоринов, или 70 тыс. рублей; имущество цюрихского жителя Ганса Вальдмана после его смерти оценено в 33 тыс. флоринов; в Констанце имущество наибольших богачей, Лютфрида Мунтпрата и его брата, увеличилось с 37,5 тыс. фунтов геллеров в 1418 г. на 95 тыс. флоринов в 1433 г. и 132,5 тыс. флоринов в 1447 г.; пизанцев насчитывалось всего 5 с имуществом в 10 и более тыс. флоринов и 4 с 5—10 тыс. флоринов, генуэзцев же 90, имевших 20 тыс. флоринов и более. Во Флоренции 31 плательщик поимущественного налога имел свыше 20 тыс. флоринов, 44 - от 10 до 20 тыс. и 116 от 5 до 10 тыс., среди первых Козимо Медичи в 1458 г. - 115 тыс. флоринов; в 1469 г. Пьетро Медичи оставил после смерти 238 тыс. scudi; имущество Петруса Спинолы составляло в 1440 г. 227 тыс. лир. Наиболее богатыми итальянцами являлись патриарх Аквилей Патавино (в 1460 г. 200 тыс. дукатов) и Андрее Вендрамин (в 1478 г. 170 тыс дукатов). Несравненно выше цифры состояния Фуггеров: в 1527 г. их торговый капитал равнялся 3 млн гульденов, в 1546 г. 5 млн гульденов; в Генуе - благодаря кредитным операциям с испанскими королями - имущества также сильно возросли; на основании поимущественного налога, в 1636 г. имелось 14 имуществ свыше 1 млн лир (Стефана Дориа — почти 4 млн, 4 — свыше 2 млн)¹⁰.

Если в левантийской торговле, в торговле германских городов с Венецией и во вновь возникающей кустарной промышленности создавались постепенно в XVI в. крупные капиталы, то в последующие века, после гибели этих капиталов, Германия, как и Италия, постоянно страдала от недостатка в капиталах, — недостатка столь сильного, что не хватало даже на приобретение сырья и уплату кустарям, т.е. не имелось даже сравнительно небольшого оборотного капитала; в основном капитале надобности еще не было. Те крупные капиталы, которые появились в южногерманских городах в XVI в. (миллионы Фуггеров), погибли уже к концу этого века, ибо испанские и французские короли, в займах которым они были помещены, многократно объявляли себя банкротами и не уплачивали долгов А в следующие два века Германия, как и Австрия, разоренная Тридцатилетней войной и исключенная из участия в мировой торговле (она получала товары лишь из вторых рук — от голландцев и французов), а следовательно, лишенная американского серебра, а затем и золота, которое в обилии притекало через Испанию в Нидерланды, Англию, Францию, не могла создать новых капиталов, столь необходимых для промышленного развития страны. Без помощи казны промышленность не могла возникнуть, хотя и усилия последней не дали сколько-нибудь значительных результатов.

В Пруссии при Фридрихе Великом на казенные средства учрежден был и банк в Берлине, и несколько торговых компаний (из 2400 акций Seehandlungsgesellschaft Фридриху Великому принадлежало 2100); в руках казны сосредоточивались горное дело и металлургическая промышленность. К казне перешли заводы в Нейштадте, в Пейтце (около Котбуса — изготовление пуль и бомб), в Цеденике (на Гавеле), в Малапане, в Тарновице (стоили 200 тыс. талеров), в Брауншвейге, в Мансфельде (медный завод), далее, каменноугольные копи в Веттине, салины в Кёнигсберге (обошлись в 150 тыс. талеров) и в Шенебеке (затрачено было свыше 350 тыс. талеров). Король приобрел и фарфоровую фабрику в Берлине за 225 тыс. талеров¹¹.

В других отраслях производства мы находим частные предприятия, но без поддержки казны они не могли обходиться. Так обстояло дело в шелковой промышленности, учрежденной Фридрихом Великим. Гирш Давид получил 8 тыс. талеров на расширение предприятия, другим выдавались и единовременные ссуды, и премии до числу занятых у них станков; много получил пользовавшийся особым доверием короля, но в конце концов обанкротившийся Гоцковский. На учреждение шерстяного предприятия король истратил 72 тыс. талеров. Его взял в свое управление один предприниматель, получивший обширные привилегии, а также ссуды в 18 тыс. и в 8 тыс., которые впоследствии были признаны подарками. Мануфактура по производству бумаги была устроена французом Дюбуа, который получил 5400 талеров на переселение свое и рабочих, 2 тыс на приобретение тряпья и 36 800 талеров на сооружение и оборудование предприятия. Завод по выделке кос, ножей и т.п., который должен был освободить Пруссию от приобретения штирийских товаров, пользовался всякими пособиями у Фридриха Великого, как и впоследствии постоянно обращался за помощью к его преемникам.

Но получился ли какой-либо результат? Мы знаем, что шелковая промышленность, на которую было затрачено столько денег и сил, оказалась искусственным созданием, которое отцвело, не успевши расцвести, — ряд предприятий погиб уже при Фридрихе, другие закрылись после его смерти. Другим примером являются предприятия, учрежденные в Силезии - суконные, льняные, ниточные, чулочные, кожевенные, иголочные, маслобойные, крахмальные, табачные, шляпные, металлические и др. По настоянию короля министр его Шлабрендорф заставлял и монастыри, и дворянство, и евреев учреждать в Силезии предприятия всякого рода. Но монастыри в большинстве случаев уклонялись от возложенной на них обязанности, отличаясь большой изобретательностью в отговорках, или же для виду только давали работу нескольким крестьянам. Несколько дворян, пользуясь своим лесом и залежами руды, учредили у себя металлургические и стекольные заводы, купечество же относилось совершенно отрицательно к учреждению предприятий. Королю сообщали ежегодно количество устроенных предприятий и число занятых в них рабочих. Последние, по отчетам, возрастали с 2 тыс. в 1765 г. до 12 тыс. в 1775 г., до 16,5 тыс. в 1785 г.; в 1765 г. насчитывалось 397 станков, в 1775 г, — 1454, в 1782 г. - 1565. Но цифры эти были неверны: закрытые предприятия, а их было до смерти Фридриха Великого более 35%, не вычитались; в качестве рабочих числились и солдаты, и те, кто уже раньше работал, не говоря уже о том, что в ото число включались и сидельцы исправительного и работного дома, так что с ростом их и число занятых в промышленности рабочих возрастало. В результате король получал совершенно неправильное представление о положении силезской промышленности — правду ему не решались сообщать. А между тем и те предприятия, которые продолжали свое существование, даже несмотря на получаемые из казны пособия, все-таки прозябали, почти не давали дохода, на руках у них оставалось много непроданного товара¹².

В Австрии ссуды, выданные из казны предпринимателям на устройство разного рода (кустарных) заведений главным образом с целью развития прядильной, ткацкой и т.п. промышленности и не возвращенные ими, составляли в 1785 г. 680 тыс. гульденов. Много ссуд было выдано дворянам на устройство промышленных предприятий (графам Вальдштейн, Штаремберг, Коловрат, Клари, Баттиани). Из прочих Тис, например (с рядом других привилегий), получил на ведение суконного предприятия и на распространение прядильного производства 100 тыс. гульденов (после его смерти предприятия его прекратились). Чулочному предприятию в Понегге выдана была ссуда в 50 тыс. гульденов и по 1 гульдену за каждую дюжину изготовленных чулок. Фальцоргер, учредивший креповое предприятие, получил на первые 20 станков 2 тыс. гульденов, на две новые прядильные мастерские 150 гульденов, с каждого мальчика или девочки, работающих у него, 25 гульденов; Валеро на такое же предприятие - 9700 гульденов на приобретение инструментов; Монфор — 3 тыс. гульденов из 2%; предприятие в Пенцинге — сначала 30 тыс., затем еще 20 тыс. Много затрачено было казной на суконное предприятие в Брюнне как при самом учреждении его, так и впоследствии (в 1762 г. оно должно было казне 22 тыс., затем получило еще 12 тыс. на расширение дела, затем снова выдана ссуда в 25 тыс.), но дело не двигалось, и казне пришлось скупить весь его запас сукна ценностью в 80 тыс. гульденов.

Ряд других предприятий в Австрии был учрежден казной, или ей пришлось их приобрести и превратить в казенные, ибо у частных лиц дело за отсутствием капитала не шло. Так, к казне перешло в 1751 г. иголочное и проволочное предприятие Христиана Цуга; шерстяное заведение Зинда и Линце, основанное в 1672 г., переменило несколько рук (перешло сначала к другому, а затем к третьему владельцу, которые получали пособия от казны; затем, ввиду недостатка капитала, в 1717 г. было продано дому призрения; далее было приобретено Восточной компанией) и в конце концов, в 1754 г., куплено за 930 тыс. гульденов казной, но и ее дела шли неудачно. На приобретение прядильни в Мейдлингене казна истратила 63 тыс. Предприятию Шмидта и Фриса, получившему привилегию на производство нюрнбергских товаров, было выдано вперед 4 тыс. гульденов, но вскоре, в 1754 г., оно перешло к казне с уплатой Шмидту 10 тыс. гульденов. Фрис должен был заняться сбытом изготовленных иголок, запас которых достигал 50 млн, но продать их невозможно было, так как из Мангейма и Швабаха они привозились по более дешевой цене; казне пришлось освободить Фриса и от этой обязанности, уплатив ему 12 тыс. Казна приобрела и зеркальную мануфактуру в Фарафельде, и фарфоровую в Вене¹³.

Не иначе дело обстояло и в других немецких государствах. Недостаток в капиталах, а вследствие этого и отсутствие частной предприимчивости должны были давать себя знать в этих более мелких территориях с крайне ограниченным местным рынком в еще гораздо большей мере. Так, например, в Гессене государь был крупнейшим предпринимателем в стране; ему принадлежали рудники, металлургические заводы, предприятие по выделке белой жести, красочная мануфактура, зеркальная и стеклянная и др. Из попыток же создать частную промышленность и здесь вышло «мало достопримечательного и еще меньше прочного». Несмотря на обращения к частным предпринимателям, предлагавшие им приезжать в Гессен и создавать промышленность, несмотря на обещанные им привилегии и пособия, промышленность развивалась слабо. Помимо недостатка в капиталах, внутренний рынок был слишком мал; кроме того, несмотря на пограничный кордон, на высокие привозные пошлины и запрещения привоза, проникало много иностранных товаров, более дешевых и лучшего качества, за границу же вывозить товары вследствие их дороговизны и установленных повсюду стеснений было крайне трудно. К началу XIX в от всех утих попыток насаждения промышленности осталось весьма немного: одно предприятие по выделке ситца, другое — восковых свечей, табачное и обойное. Гончарный завод остановился за отсутствием сбыта, ряд других предприятий прекратился или не мог развиваться, а ведь созданы они были и в кожевенной, и в шерстяной промышленности, в шляпной, крахмальной, стеариновой, мыловаренной. В Шмалькальдене, как официально сообщалось в 1802 г., они из года в год все более падают¹⁴.

И в Вюртемберге, кроме двух текстильных предприятий - одного, принадлежавшего Кальвской компании, и другого - в Зульце, «было сделано многой весьма разнообразных попыток, но только попыток». В Баварии «учреждались предприятия на казенный счет и снабжались всевозможными привилегиями или поощрялось учреждение такого рода предприятий, получивших привилегии, компаниями или частными лицами». Но ни одно из них не достигло значительного успеха; лишь немногие были в силах продержаться, несмотря на монополии и привилегии. Один современник следующим образом характеризует их: «Я видел, если можно выразиться картинно, как строились большие корабли, как их нагружали всевозможными товарами, как находились умелые рулевые, но как им приходилось напрасно ждать ветра, который дул бы в паруса, привел бы в движение судно и содействовал бы отправке товаров»¹⁵.

Совершенно иные условия находим в странах, в руках которых находилась заокеанская торговля: там скапливалась прибыль, приобретенная в торговле пряностями и рабами, добытая чисто торговыми операциями или насилием над туземным населением, которое заставляли отдавать задаром местные продукты или у которого просто отнимали золото и серебро. Поэтому-то в Англии и Нидерландах образуются наиболее крупные капиталы, и количество их вскоре превышает сравнительно незначительный в торговле и промышленности спрос на них. Внешняя торговля была монополизирована немногими компаниями, и для всех прочих торговля как с Ост-Индией, так и с Америкой и другими странами была совершенно закрыта. До конца XVII и начала XVIII в. производство и сбыт различных промышленных изделий также составляли в Англии монополию отдельных лиц или компаний; лишь в начале XVIII в. исчезли последние промышленные монополии в Англии. Поскольку же существовала свобода производства, господствовала кустарная форма промышленности, не требовавшая значительных капиталов. Свободный капитал в Англии и Нидерландах в XVIII в., по-видимому, достигал значительных размеров.

Испанская торговля уже рано давала большое количество серебра Голландии. Голландцы либо вывозили свои товары в Испанию» откуда под именем испанских они шли дальше в колонии, либо контрабандой их доставляли непосредственно голландцы в последние через принадлежавший им Кюрасао. Современник оценивает посылаемые ими каждый раз (под испанским флагом) товары в 5 млн флоринов, и столько же голландцы выручали, по его словам, при продаже в Кадиксе. Голландия уже в конце XVII в. изобиловала свободными капиталами. Амстердам понизил (в 1680 г.) процент по займу с 3,5 до 3, владельцы капиталов жаловались на то, что они в состоянии помещать свои средства лишь из 2%, и ссылались на большое количество переселенцев, которые привезли с собой крупные суммы. Голландия стала помещать капиталы в виде ссуд под залог плантаций в английских, французских, датских колониях, в английскую торговлю и различные английские предприятия, — в середине XVII в. голландцам принадлежало около третьей части акций Банка Англии (11 млн фунтов стерлингов), английской Ост-индской компании (3,2 млн фунтов) и Южной компании; они владели паями немецких горных предприятий. Во всех прочих государствах, вместе взятых, выданные в кредит суммы не достигали того, что одни Нидерланды давали за границу, - Брум их определяет в отдельные годы XVIII в. в 300 млн фунтов стерлингов¹⁶.

Погашение государственных займов вызывало жалобы со стороны кредиторов, которые со слезами на глазах говорили, что они нигде не в состоянии столь верно помещать свои деньги¹⁷.

Англия путем «косвенной» торговли с испанской Америкой через посредство Ямайки, т.е. путем контрабанды без фигового листка «разрешенного» корабля, извлекала в середине XVIII в. на 1500 млн ливров. По таможенным записям, за 70-летие 1710—1780 гг. товарообмен с Испанией дал Англии 25 млн фунтов стерлингов излишка, с Португалией, благодаря Метуэнскому договору, 45 млн фунтов. Значение последней было так велико, что к концу XVIII в. утверждали, что все обращающееся в Англии золото получено из Португалии. При этом забыли то, о чем должно было напоминать самое название фунта стерлингов «гинея»: об Африке, золото которой шло в Англию благодаря другому искусно заключенному договору — ассиенто 1713 г.; свыше 20 млн фунтов получилось за 1710—1792 гг. в активе английской торговли с Африкой¹⁸. К концу XVIII в. Англия имела около¹⁹ млн ф. благородных металлов. Наряду с «landed interest» (поместной аристократией) в Англии в XVIII в. уже имелся обширный класс «monied interest» (представители денежного капитала); первые проживали, вторые наживали. Обилие капиталов здесь, как и в Нидерландах, давало возможность создания (в отличие от Германии и Австрии) частной промышленности в XVII—XVIII вв. («мануфактур») и притом без пособий от казны. Без помощи последней возникали и заокеанские компании и банки; напротив, они еще снабжали казну крупными суммами. Обилием капиталов вызывалась головокружительная спекуляция на Лондонской бирже в 1720-х годах и появление многочисленных «мыльных пузырей» — люди хватались за всякую возможность поместить деньги, не отступали перед самыми фантастическими предприятиями. Вальполь справедливо говорил уже в 1737 г., что всякая конверсия (понижение процента), с виду добровольная (ибо по желанию кредиторы правительства получают свои деньги обратно), на самом деле принудительна, ибо угроза кредиторам уплатой капитала равносильна принуждению их согласиться на более низкий процент.

И Франция в течение всего периода XVI-XVIII вв. извлекала в большом количестве американское серебро как благодаря своей торговле с Испанией, так и косвенным путем (при помощи контрабанды) с ее колониями; особенно усилился ее сбыт в колонии с начала XVIII в. (в 1780-х годах поступало около 500 млн франков ежегодно) — в Перу испанцы почти не отправляли кораблей, французы же посылали их туда в большом количестве. В эпоху Джона Ло (в 20-х годах XVIII в.) во Франции замечалось обилие капиталов - спекулятивная горячка; желание всех и всякого принять участие в ней свидетельствовало об этом²⁰; однако огромные доходы, выручаемые от заокеанской торговли, от государственных займов и откупов таможенных сборов и косвенных налогов (откупщики — financiers, fermiers — создавали себе огромные состояния), уходили в значительной мере в кассы правительства — путем периодически совершаемых государственных банкротств, при которых кредиторы казны теряли крупные суммы, и посредством «chambres ardentes», т.е. привлечения к суду нажившихся «финансистов» и конфискации их огромных богатств²¹.

Поскольку же накопленные суммы оставались в руках частных лиц, они обращались главным образом на приобретение земель. Желание разбогатевших коммерсантов проникнуть в ряды дворянства осуществлялось наилучшим образом покупкой феодальных поместий, которая с 1614 г. официально дозволялась и недворянам (roture) и которая была сопряжена с получением дворянского достоинства. «В XVIII в. Франция кишит новоиспеченными сеньорами, которые добыли себе это положение попросту покупкой дворянской земли. Богачи украшают себя сеньориями, как в XIX в. экзотическими орденами». Как только, говорит Савари, французский коммерсант нажил большое богатство торговлей, дети его покидают промысел отца, тогда как в Нидерландах сыновья обычно следуют коммерческой деятельности отца. Но вследствие этого денежный капитал во Франции возрастал весьма медленно, земля его поглощала, и вновь открываемые промышленные предприятия нуждались в материальной помощи казны (получали пособия), нужные для заокеанских компаний суммы слабо притекали, и интерес к ним был невелик. Значительную часть капитала вынуждена была доставлять казна: при учреждении в 1664 г. французской Ост-Индской компании часть капитала выдана ей была из казны и впоследствии превратилась в дар; в 1746—1756 гг. компания для торговли с Индией получила у короля 90 млн ливров. При учреждении Северной компании французский король обещал внести треть капитала и убытки в течение первых шести лет принял на свой счет²². Наряду с выданными Кассой 1/2%ного сбора, как она именовалась, за полвека 1739-1789 гг. ссудами в размере 1,3 млн ливров, от нее же получили промышленники и торговцы 5,5 млн ливров, т.е. вчетверо больше, безвозвратных пособий. Недаром говорили во Франции, что промышленные предприятия в первый период развития индустрии должны учреждаться за счет государства²³. Неккер к концу XVIII в. указывал на незначительность во Франции денеленого дохода по сравнению с доходом, получаемым от земли, и еще в течение всей первой половины XIX в. денежный капитал во Франции рос весьма медленно — отсюда слабое развитие биржи, банков, фабричной промышленности, как и отсутствие налога с денежных капиталов²⁴.

«Открытие золотых и серебряных приисков в Америке, искоренение, порабощение и погребение заживо туземного населения в рудниках, первые шаги к завоеванию и разграблению Ост-Индии, превращение Африки в заповедное поле охоты на чернокожих — такова, — говорит Маркс, — была утренняя заря капиталистической эры производства. Эти идиллические процессы составляют главные моменты первоначального накопления. За ними следует торговая война европейских наций, ареной для которой служит земной шар. Война эта начинается отпадением Нидерландов от Испании, принимает гигантские размеры в английской антиякобинской войне и теперь еще (1857—1860 гг.) продолжается в таких грабительских походах, как война с Китаем из-за опиума и т.д. Различные моменты первоначального накопления распределяются теперь между различными странами — а именно между Испанией, Португалией, Голландией, Францией и Англией — и притом более или менее в известной исторической последовательности. В Англии к концу XVII в. они систематически объединяются в колониальной системе, системе государственных займов, современной налоговой системе и системе протекционизма. Эти методы в значительной мере покоятся на грубейшем насилии, как, например, колониальная система». «Колониальная система способствовала тепличному росту торговли и судоходства... Колонии обеспечивали рынок сбыта для вновь возникающих мануфактур, а монопольное обладание этим рынком обеспечивало усиленное накопление. Сокровища, добытые за пределами Европы посредством грабежа, порабощения туземцев, убийства, притекали в метрополию и тут превращались в капитал. Голландия, где колониальная система впервые получила полное развитие, уже в 1648 г. достигла высшей точки своего торгового могущества... Колониальная система провозгласила обогащение последней единственной целью человечества». «Обращение с туземцами было, конечно, всего ужаснее на плантациях, разрабатывавшихся, как, например, в Вест-Индии, исключительно для вывозной торговли, а также в богатых и густонаселенных странах, ставших жертвою грабежа и разбоя, как Мексика и Ост-Индия». «Колониальная система с ее морской торговлей и торговыми войнами послужила теплицей» и для государственного долга. «Государственный долг делается одним из самых сильных рычагов первоначального накопления. Словно прикосновением волшебною жезла, он одаряет непроизводительные деньги производительном силой и превращает их таким образом в капитал, устраняя всякую надобность подвергать их опасностям и затруднениям, неразрывно связанным с помещением денег в промышленность и даже с частноростовщическими операциями»²⁵.

В третьем томе «Капитала» (ч. I и II) Маркс останавливается на обоих видах капитала, существующих в эпоху раннего капитализма, - на капитале торговом и капитале кредитном (ростовщическом).

Капиталистическому способу производства, или промышленному капитализму, предшествует торговый, или купеческий, капитал, который появляется задолго до того, как капитал подчинил себе само производство. В это время он еще имеет самостоятельное существование, независимое от промышленного капитала. Условием его существования является лишь простое товарное и денежное обращение, и «чем менее развито производство, тем более денежное имущество концентрируется в руках купцов». В этом случае капитал развивается на основе чуждой ему и «независимой от него общественной формы производства», «имеет место обособленность процесса обращения от его крайних членов, а эти крайние члены - сами обменивающиеся производители», остающиеся самостоятельными по отношению к процессу обращения. Главная его роль обнаруживается в посреднической торговле, например, венецианцев, генуэзцев, голландцев, причем эта торговля основывается на варварстве тех народов, между которыми они играют роль посредников». Торговый капитал присваивает себе здесь подавляющую долю прибавочного продукта, отчасти в качестве посредника между обществами, производство которых в существенном еще имеет своею целью потребительную стоимость, отчасти потому, что главными владельцами прибавочного продукта, с которыми имеет дело купец (рабовладелец, феодальный сеньор, государство), являются представители потребляющего богатства. В этом случае торговая прибыль является результатом грабежа, и «недаром развитие торговых народов древних и новых непосредственно связано с насильническим грабежом, морским разбоем, похищением рабов, порабощением колоний».

При капиталистическом способе производства купеческий капитал от своего прежнего самостоятельного существования «спускается до такой роли, когда он является лишь особым моментом применения капитала вообще», лишь «капиталом с особой функцией», так что процесс производства захватывает' обращение как свой момент, как реализацию продукта, сферы производства связываются между собой при посредстве третьего звена - обращения.

Но уже самостоятельный торговый капитал, «развивая деньги в мировые деньги, увеличивая размеры производства, делая его более разнообразным, создавая меновую стоимость в качестве цели его, влияет более или менее разлагающим образом на прежнюю организацию производства, имеющую своею целью главным образом потребительную стоимость». Но эта торговля «приходит в упадок по мере экономического развития тех народов, которые она эксплуатировала с двух сторон и неразвитость которых была базисом их существования». «Переход от феодального к капиталистическому способу производства совершается двояким образом. В противоположность земледельческому натуральному хозяйству и связанному цехами ремеслу в средневековых городах производитель становится купцом и капиталистом. Это действительно революционизирующий путь». Например, сукнодел-мастер сам покупает шерсть или пряжу и сам продает ее купцу. Сам производитель-купец, торговый капитал совершает только процесс обращения. Торговля здесь становится «предпосылкой для превращения цеховой и деревенско-домашней промышленности и феодального земледелия в капиталистические производства». «Или же купец непосредственно подчиняет себе производство», становится промышленником или, точнее, заставляет на себя работать ремесленную, в особенности же сельскую мелкую промышленность. Какое бы влияние ни оказывал исторически последний путь как переходная ступень — примером может служить английский скупщик XVII в., который подчиняет своему контролю ткачей, все же остававшихся самостоятельными, продает им шерсть и скупает у них сукно, — однако он сам по себе не ведет к перевороту в старом способе производства. «Фабрикант, в сущности, является лишь простым купцом, который предоставлял ткачам работать их старым раздробленным способом и который господствовал над ними только как купец». Такие условия, «только ухудшая положение производителей, являются лишь препятствием для действительного капиталистического способа производства».

Другой ранней формой, существующей задолго до появления капиталистического способа производства, является, по Марксу, капитал кредитный — «капитал, приносящий проценты», или, «имея в виду его старинную форму, капитал ростовщический». Он появляется в двух различных видах, «в виде ростовщичества при помощи денежных ссуд знатным расточителям, преимущественно землевладельцам», «разоряющего феодальное богатство и феодальную собственность», и в виде ростовщичества при помощи денежных ссуд мелким владеющим орудиями производства производителям, к числу которых принадлежит ремесленник, в особенности же крестьянин»; этот ростовщический капитал «разоряет и разрушает мелкокрестьянское и мелкобуржуазное производство». Первые нуждаются в кредите ввиду их расточительности и необходимости платить долги, вторые — вследствие превращения натуральных оброков и податей, идущих в пользу помещика и государства, в денежную ренту и денежные налоги, которые необходимо вносить к определенному сроку. В эту эпоху ростовщик может поглотить весь избыток (то, что впоследствии образует прибыль и земельную ренту) сверх необходимых средств существования производителя, причем оп ослабляет производительные силы вместо того, чтобы развивать их, разоряет его, присасывается к нему, как паразит, но не изменяет способа производства, а, напротив, стремится сохранить его, чтобы иметь возможность и дальше его эксплуатировать.

При эксплуатации как землевладельцев, так и крестьян и тем и другим необходимы деньги; с другой стороны, накопление сокровищ становится реальным, в форме ростовщичества осуществляет свою мечту. Цель, к которой стремится обладатель сокровищ, не капитал, а деньги как таковые, но при помощи процента он превращает это самодовлеющее денежное сокровище в капитал, в средство, при помощи которого он овладевает прибавочным трудом, а также известной долей самих средств производства.

Развитие кредита появляется как реакция против ростовщичества. Начинается борьба с ростовщичеством, требование подчинить капитал, приносящий проценты, промышленному капиталу; для этого необходимо понижение процента. Ростовщический капитал соответствует преобладанию мелкого производства самостоятельных крестьян и мелких ремесленников. Разорение им земельных собственников и мелких производителей приводит и к образованию, и к концентрации крупных денежных капиталов, но в какой мере это уничтожает старый способ производства и ставит на его место капиталистический способ, это зависит всецело от ступени исторического развития. Лишь при наличии соответствующих условий этот капитал вызывает не экономический упадок, а капиталистический способ производства, разоряя, с одной стороны, феодалов и мелких производителей, централизуя, с другой стороны, условия труда и превращая их в капитал.

¹ О возникновении капитала и капитализма в России см.: Кулишер. История русского народного хозяйства. Ч. III. Челябинск: Социум, 2004.
² Эта теория находится в связи с другой теорией Зомбарта (см. т. I, с. 315), согласно которой размеры средневековой торговли были весьма незначительны, так что крупных капиталов она создать не могла.
³ Впоследствии при переработке своего «Современного капитализма» Зомбарт признал, что анализ проблемы накопления городской ренты получил у него «несколько провоцирующий характер» и что самый вопрос был у него поставлен «чрезмерно резко». Но он находит, что ряд вызванных этим исследований именно выяснил значение этой формы образования капитала (Sombart. Der moderne Kapitalismus. 4. Aufl. Bd. II. T. 2. S. 649). Зомбарт теперь уже рассматривает земельную ренту лишь в качестве одного из источников, создающих капитал, наряду с рядом других, среди которых он в особенности выдвигает ссудные операции и эксплуатацию рудников. Но так как последняя (в особенности поскольку речь идет о благородных металлах) относится к периоду, начиная лишь с XVI в., а нажива путем выдачи ссуд королям и феодалам предполагает предварительное накопление богатств последними, то первоисточником для средневековой эпохи все-таки является земельный доход.
⁴ Возражения Зомбарту см.: Below. // Historische Zeitschrift. Bd. 91. Nuglisch. // Jahrbucher fur Nationalokonomie und Statistik. Bd. 28. Hapke. // Jahrbuch fur Gesetzgebung, Verwaltung und Volkswirtschaft, hrsg. von Schmoller. Bd. 29. Neubauer. // Vierteljahrschrift fur Sozial- und Wirtschaftsgeschichte. 1915. Sieveking. // Vierteijahrschrift fur Sozial- und Wirtschaftsgeschichte. 1909, а также указ. ниже соч. Стридера, Малиняка, Гейнена. См. также: Davidsohn. Forschungen zur Geschichte von Florenz. Bd. IV. Тюменев. Капитализм в древней Греции. Гл. IV-VI.
⁵ Heynen. Zur Entstehung des Kapitalismus in Venedig. Относительно Флоренции см. Davidsohn. Forschungen zur Geschichte von Florenz. Bd. IV. S. 268 ff.; Генуи — Sieveking. // Vierteijahrschrift fur Sozial- und Wirtschaftsgeschichte. 1909. S. 73—74. Idem. Aus Genueser Rechnungs- und Steuerbuchern. P. 88. См. также: т. I, с. 316 сл.
⁶ Их именем Эренберг назвал и всю эпоху XVI в. - период Фуггеров.
⁷ См. выше, с. 251 сл.
⁸ Strieder. Zur Genesis des modernen Kapitalismus. 1904. Боте (Bothe. Die Eutwicklung der direkten Besteuerung der Reichsstadt Frankfurt) вносит различные ограничения в выводы Стридера, что, однако, не изменяет его основного положения. См. также по поводу Стридера: Sander. // Historische Vierteijahrschrift. 1905 (и ответ его там же); Веlow. // Historische Zeitschrift. N. F. Bd. 59; Rietschel. // Zeitschrift der Savigny-Stiftung fur Rechtsgeschichte. Germanistische Abteilung. Bd. I. 1906.
⁹ Таким же путем - в торговой деятельности и в области кустарной промышленности (в особенности текстильной) - образовались капиталы, как выяснил Малиняк, в Цюрихе. И здесь земельные ренты феодальной аристократии не играли никакой роли (Maliniak. Die Entstehung der Exportindustrie und des Unternehnierstandes in Zurich im 16. und 17. Jahrhunderte. 1913). В отношении Франкфурта Боте, впрочем, утверждает, что образование крупных имуществ являлось последствием различных моментов: многие возникли благодаря торговле; другие, напротив, вследствие роста ценности городских (но не сельских) недвижимостей (Bothe. Die Entwicklung der direkten Besteuerung in der Reichsstadt Frankfurt. 1906. Excurs).
¹⁰ Schulte. Geschichte des mittelalterlichen Handels und Verkehrs zwischen Westdeutschland und Italien. Bd. I. S. 610 ff., 614, 647, 663. Keller-Escher. Das Steuerwesen der Stadt Zurich im 13, 14 und 15. Jahrhunderte. S. 77. Burckhardt. Die Kultur der Renaissance in Italien Excurs V. Ehrenberg. Zeitalter der Fugger. Bd. I. S. 122, 149. Sieveking. Aus Genueser Bechnungs-und Steuerbuchern. S. 108 ff.
¹¹ Matschoss. Friedrich der Grosse als Beforderer der Gewerbe. S. 79 ff.
¹² Koser. Konig Friedrich der Grosse. 3. Aufl. Bd. I-II. 1904. Matschoss. Friedrich der Grosse als Beforderer des Gewerbefleisses. 1912. Hintze. Seidenindustrie // Acta Borussica. Bd. I-III. Fechner. Geschichte des schlesischen Berg- und Huttenwesens 1741-1806. 1901. Fechner. Die industriellen Etablissemenis der geistlichen Stifter in Schlesien unter Friedrich dem Grossen // Jahrbucher fur Nationalokonomie und Statistik. 1892. Bd. IV. Fechner. Die Fabrikgrundungen in Schlesien nach dem siebenjahrigen Kriege unter Friedrich dem Grossen nach den Akten des Staatsarchivs und des Ober-Bergamts zu Breslau // Zeitschrift fur die gesamte Staatswissenschaft. 1901.
¹³ Beer. Studien zur Geschichte der osterreichischen Volkswirtschaft unter Maria-Theresia. Bd. I. S. 102, 107 ff., 116 ff. Pribram. Geschichte der osterreichischen Gewerbepolitik. Hoffmann. Beitrage zur neueren osterreichischen Wirtschaftsgeschichte. I. Die Wollenzeugfabrik zu Linz.
¹⁴ Brauns. Kurhessische Gewerbepolitik im 17. und 18. Jahrhunderte. S. 96, 101 ff., 105.
¹⁵ Schmelzle. Der Staatshaushalt der Herzogtums Bayern im 18. Jahrhundert. S. 98 ff. S. 93, 99.
¹⁶ Sombart. Der Kampf urn die Edelmetalle im Zeitalter der Fruhkapitalismus // Weltwirtschaftliches Archiv. 1917. S. 149-150, 162-164. Ср.: Van Dillen. Amsterdam, marche
mondial des metaux precieux. P. 152.
¹⁷ Ehrenberg. Zeitalter der Fugger. Bd. II. S. 281-282, 342.
¹⁸ Sombart. Der Kampf urn die Edelmetalle im Zeitalter der Fruhkapitalisimis. S. 151 ff., 165 ff.
¹⁹ [Цифра пропущена.]
²⁰ По Форбонне. Франция с 1700 по 1720 г. получила благородных металлов из Южной Америки на 200 млн. Дальгрен повышает эту сумму до 250 млн (см.: Revue d'histoire moderne. IX. S. 364; Dahlgren. Les relations commerciales entre la France et les cotes de l'Ocean Pacifique. Т. I. 1909).
²¹ Sombart. Luxus und Kapitalismus. S. 9. Кулишер. Очерки финансовой науки. Ч. I. С. 39 сл., 142.
²² Encyclopedie methodique. Т. 1. Р. 635, 691.
²³ Depitre. Prets au commerce et aux manufactures 1740—1789 // Revue d'histoire economique et sociale. 1914-1919. Т. VII. 2.
²⁴ См.: Кулишеp. Очерки финансовой науки. Ч. II. С. 111 сл.
²⁵ Маркс. Капитал. Т. I. Гл. 24. Отд. 6.

<<Назад Вперёд>>

Просмотров: 3011

загрузка...

Другие книги по данной тематике