Глава LVII. "Идеология капитализма"
Характер хозяйства в XVII—XVIII вв. Новое течение, рациональное ведение хозяйства, связь его с пуританизмом. Борьба со старой коммерческой этикой. Способы расширения сбыта. Борьба с монополиями в Англии. Принципы экономической свободы. Меркантилизм. Физиократы. Адам Смит.
Зомбарт утверждает, что период XVI-XVIII вв. отличается от предыдущей эпохи тем, что теперь появилось стремление к наживе, отсутствовавшее в Средние века. Однако, как можно усмотреть из изложенного выше, стремление к богатству обнаруживалось и в средневековую эпоху; оно обнаруживалось и в средневековом ремесле, где, несмотря на все цеховые стеснения, наблюдалось резкое различие в имущественном положении отдельных ремесленников2; оно обнаруживалось еще более в области торговли3, где деятельность купца, его готовность рисковать не только имуществом, но и жизнью, готовность променять мирную жизнь земледельца, домашний очаг на бурную стихию, на жизнь в чужих краях, среди враждебных ему чужестранцев, — все это объяснялось лишь погоней за золотым тельцом. Разницы мы не найдем и в тех средствах и способах, которыми получалась прибыль и добывалось богатство в средневековую эпоху и в период XVI—XVIII вв. Как мы уже упоминали выше, и в XVI—XVIII вв., как и в Средние века, промышленная деятельность была малоинтенсивна: работали медленно, праздновали «синий понедельник», ни о каких улучшениях в промышленной технике, в смысле более бережливого и умелого ведения предприятия, и не думали. Да в этом и не было надобности, ибо цеховой строй и исключительные привилегии, выданные отдельным предпринимателям, охраняли от конкуренции, обеспечивали достаточный доход и ремесленнику, и скупщику или владельцу мануфактуры. На монопольном положении была построена и торговля как в Средние века (торговля Венеции и Генуи, ганзейских городов4), так и в XVI-XVIII вв. (заокеанские компании); к выручаемой таким путем прибыли присоединялись вплоть до XVIII в. (деятельность компаний) пиратство и ограбление туземного населения в других частях света. Различие между первым и вторым периодом мы найдем лишь в том отношении, что соответственно изменившемуся характеру всего хозяйства в XVI—XVIII вв. все поставлено на более широкие основания: возникают монополии производства в пределах всей страны, монополии торговли с целыми частями света, происходит ограбление многочисленных племен и народов. Различие заключается, далее, в том, что стремление к обогащению с течением времени охватывает более широкие круги и проявляется и вне нормальной торгово-промышленной деятельности, принимая разнообразные новые формы: поиск кладов, держание лари, занятие алхимией («производство золота»), наконец, широко распространяющаяся биржевая игра5. Есть и еще одна отличительная особенность периода XVII-XVIII вв. - это появление нового типа предприятия, где обогащение является уже результатом не пользования монополиями и привилегиями, не биржевой спекуляции и не насильственных действий, а инициативы предпринимателя, построения предприятия на рациональных началах. Но это новое течение решительно противоречит общему укладу жизни XVII-XVIII вв. - оно является протестом против господствующей хозяйственной организации; постепенное осуществление этих новых начал в борьбе со старыми обозначает переход к XIX в. — к свободной конкуренции6. Зачатки идеи рационального ведения хозяйства мы находим уже давно: Д. С. Мережковский в своей книге «Воскресшие боги» (Леонардо да Винчи) рассказывает о том, как Леонардо да Винчи находит в отцовском доме книжку, написанную и оставленную ему братом Лоренцо, членом флорентийского шерстяного цеха, в которой изображены новые добродетели, новые догматы хозяйства: благоразумие, которое созерцает настоящее, прошлое и будущее; справедливость с мечом и весами и умеренность с ножницами, «коими пресекает всякое излишество». К ним присоединяется четвертый догмат деда Леонардо да Винчи: быть бережливым, подобно муравьям, заботиться о нуждах завтрашнего дня. Но полное развитие эти взгляды получили позже — в XVII-XVIII вв. — у Дефо и Франклена. Первый принцип нового направления — соответствие между доходами и расходами: расходы никогда не должны превышать доходов. «Ост-Индия не обогатила Испанию, ибо се расходы выше ее доходов» (Франклен). «Лишние расходы являются ползучей лихорадкой, скрытым врагом, который выпивает кровь купца». В тесной связи с этим находится - вывод из этого - идея бережливости, идея совершенно новая, не известная ни средневековому ремесленнику, ни промышленнику и торговцу старого типа эпохи XVII—XVIII вв. «Каждый сбереженный грош делает человеку больше чести, чем сотня истраченных им». Франклен восхищается бережливыми, экономными людьми; он прямо любит экономию — экономию во всем, не только в деньгах, но и во времени. Ему принадлежит известное изречение «Время - деньги» (time is money). Нужно быть деятельным, работать. «Прилежный купец есть знающий и совершенный купец». (Дефо). Но помимо этих добродетелей, без которых немыслимо правильное ведение хозяйства и предприятия, нужны и другие — честность и солидность коммерсанта. В противоположность старой (господствующей в эту эпоху) торговой морали, допускавшей обман покупателя, неисполнение договора, теперь требуется во всем honesty, honnotete — «продавая, не забывай о совести, довольствуйся меньшей прибылью, но не пользуйся незнанием покупателя». Нужно строго исполнять свои обязанности, нужно не только быть, но и казаться солидным, вести приличный образ жизни, не пить, не играть, не увлекаться женщинами, ходить к обедне и к воскресной службе, ибо это поднимает кредит предпринимателя, доверие к нему. На такой точке зрения стоит и новое религиозное учение - протестантизм (в Англии), в особенности в лице протестантских сект (пуритан, просвитериан, индепендентов, квакеров). В противоположность средневековой канонической доктрине, согласно которой хозяйство и в особенности торговля является лишь меньшим из двух зол7, пуританизм рассматривает торговую деятельность в качестве призвания человека ко славе Божией и честно вырученную прибыль как награду его. Хозяйственная деятельность из средства удовлетворения необходимых потребностей превращается в самоцель, в религиозную обязанность. Истинная религиозность содействует успехам купца, ибо она воспитывает в нем привычки предусмотрительности и заботливости о будущем. А с другой стороны, честность и добросовестность необходимы и с точки зрения коммерческой, ибо «обман затрудняет торговлю» и пользование незнанием другого не приносит «благословения» в коммерческом деле. Таким образом, честный коммерсант совпадает с истинным пуританином: сидя за своей конторкой, купец заполняет место, на которое Господь поставил именно его, а не кого-либо другого, выполняет свое призвание. Мало того, он служит созданию английской мировой торговли, могущество же Англии обозначает силу защитников протестантизма. Так коммерческая деятельность приобретает важное религиозное и политическое значение. Пуританизм восстает как против католицизма, совершенно отделяющего экономическую жизнь от религиозной, так и против тех, кто без внутреннего углубления в смысл труда стремится к обогащению без всякой деятельности — путем спекуляций, биржевой игры, сомнительных ссудных операций и т.д., т.е. посредством старинных средств наживы, — в противоположность честной и прилежной деятельности коммерсанта. Нравственный человек, говорит Пени, основатель Пенсильвании, не отказывается от своего имущества, которое Бог дал ему в управление; он презирает скрягу, который не имеет смелости рисковать своими деньгами, хотя бы он мог добыть богатства Индии. Нравственный человек, учит он далее, выполняет свои обязательства, исправно платит долги. Прежде всего он уплачивает долги, признаваемые судом, затем долги по векселям и, наконец, долги, основанные на записях кредитора в его книгах; но в результате он платит все долги. И этому соответствует вообще исполнение обязанностей, долга — и здесь та же постепенность: прежде всего обязанности по отношению к Богу, затем к самому себе и, наконец, к ближним; но и тут выполняются все обязанности — параллель между коммерческой и духовной жизнью, коммерческая подкладка и коммерческий дух религиозно-нравственного учения8. Новые догматы проникают в жизнь - создается мало-помалу тип предпринимателя, придерживающегося новых идей и принципов. Он возникает среди нидерландских иммигрантов в Англии, их бережливость, прилежание и предусмотрительность ставятся в XVII в. в пример англичанам так же, как простота их жизни. Честен, как гугенот, гласит английская поговорка того времени. Имея доход, при котором англичанин едва сводит концы с концами, голландцы в состоянии накоплять богатства - таково общее мнение Но вскоре за ними следуют и англичане Возникает новый средний класс — протестантских торговцев, ремесленников, скупщиков-предпринимателей («Где еретики, там и торговля», — говорит Петти), старающихся создать новое рациональное предприятие, а сочинение Франклена «The Way of Wealth», содержащее квинтэссенцию ого учений, выходит в нескольких десятках изданий, перепечатывается во всех английских газетах, его проповедь вызывает широкий интерес к себе среди публики. Дух рационализма проникает повсюду: в область сельского хозяйства, где лорды стараются, как мы видели выше, использовать паровые поля, улучшать болотистые почвы, возделывать полезные растения, разводить рогатый скот для убоя. Еще сильнее он обнаруживается в промышленности и торговле - в стремлении завоевать рынок для английского сукна производством материй высокого качества и добросовестным выполнением обязательств, в скромном образе жизни и трудолюбии предпринимателей. В Манчестере, где возникла новая хлопчатобумажная промышленность, в начале XVIII в. скупщики-мануфактуристы работали не покладая рук, отличаясь большой бережливостью. До появления машин они, сходясь вечером в таверне, тратили не более 6 пенсов на стакан пива и 1 пенса на табак; тот, кто угощал своих гостей иностранными винами, вызывал удивление и пересуды среди соседей. Распространяется бухгалтерия — выражение рационального хозяйства, ибо новому предпринимателю приходится постоянно считать и считать, сравнивать доходы с расходами, определять, насколько велика прибыль и увеличился ли капитал. Для изучения счетоводства «по венецианскому способу» (т.е. двойной итальянской бухгалтерии) молодые англичане отправляются в Гент, Роттердам и Амстердам; в Голландии, по словам Франклена, искусство ведения торговых книг преподавалось даже в женских учебных заведениях. «Бухгалтерия проникает повсюду; вся жизнь превращается в количественные ценности; составляется счет прибылей и убытков по способу двойной записи». В связи с возникновением предприятия нового типа, покоящегося на труде его владельца, на его бережливости и расчетливости, на честности и добросовестности, на точном счетоводстве, — в связи с этим должны были измениться и установившиеся веками обычаи коммерческой жизни. Новая коммерческая мораль требовала от предпринимателя инициативы, требовала honesty; но она не могла мириться со старыми идеями, проникнутыми цеховым духом, согласно которым каждому отведен определенный район и он не может расширять свою деятельность в ущерб другим. Ведь такой принцип лишал возможности проявить свою инициативу и предприимчивость, находился в полном противоречии с характером предприятия, построенного на новых началах. Отсюда борьба со старой коммерческой этикой, с ее представлением о недопустимости конкуренции с соседями, о недозволенности различных способов привлечения покупателей, борьба со всеми, кто из принципа или соображения собственной выгоды считал необходимым поддерживать старый порядок Сколь ни зазорным считалось извещение купцом о продаваемых им товарах, о преимуществах их по сравнению с товарами других торговцев, все же такая реклама распространяется уже в течение XVII в. в Нидерландах, причем раздача объявлений на улицах вскоре сменилась помещением их в газетах - гентская газета 1667 г. содержит, по-видимому, первое такое объявление. В Англии газетные объявления появляются с 1682 г.; но еще долго господствующую форму составляют анонсы, раздаваемые на улице, и только с XVIII в. входит в обычай и публикация в газетах. Постлетуайт в своем «Dictionnary» 1751 г. говорит, что то, что еще недавно считалось недопустимым для купца, пользующегося уважением, теперь стало обычным: даже весьма кредитоспособные купцы сносятся с публикой посредством газетных объявлений в качестве наиболее простого оповещения о предлагаемых товарах. Во французских политических газетах Hatin до 1762 г. не нашел объявлений. Напротив, в специальных листках для объявлений (affiches, annonces, avis) помещались уже в начале XVIII в. извещения о продаваемых товарах; таким путем, например, парижская публика оповещалась о продаже (изготовляемых в предместьях, которые пользовались особыми привилегиями) запрещенных бумажных набивных тканей9. Распространяются и плакаты, наклеиваемые на стенах домов. Уже в 1569 г. Монтень проектировал устройство «адресной конторы» в Париже и других городах, куда каждый нуждающийся, «например, в жемчуге, или продающий жемчуг, или ищущий лакея или спутника для поездки», мог бы явиться для того, чтобы его требование было записано; получилось бы «взаимное извещение». Проект этот был, однако, осуществлен лишь в 1630 г. врачом Ренодо, который учредил в Париже такое bureau d'adresse et de rencontre в качестве центрального места «d'intonnation et de publicite»; каждый здесь мог вписать в книги бюро свои предложения или свои требования. Вскоре тот же Ренодо стал эти списки печатать, избавляя публику от необходимости приходить лично в бюро для ознакомления со спросом и предложением и широко распространяя имевшиеся в бюро записи. В издаваемых такими конторами бюллетенях стали помещаться объявления, но они касались купли-продажи сеньориальных земель, домов, должностей, но не товаров. В виде исключения в 1770 г., например, портной сообщает о том, что он открыл магазин готовых платьев всякого рода и фасона, наиболее модных, что он отправляет товары в провинцию и даже за границу. Из Франции bureau d'adresse и издаваемые ими листки под названием «Inlelligenz-Blatter» распространяются и в Германии (первый возник в Берлине в 1727 г.) и Швейцарии, причем в Пруссии доходы от объявлений принадлежали учрежденному тогда же приюту для солдатских сирот в Потсдаме. В этих известиях помещались правительственные распоряжения, сведения о приходе дилижансов, о приезде цирков, о потерянных вещах, а также о продажах, сдачах внаймы и в аренду, в ссуду под заклад, нередко к этому присоединялись - хотя не всегда это было дозволено - сведения о лотереях, о лицах, проезжающих через городские ворота (приезжих), о крестинах и погребениях. Против последнего восставали пономари, ибо оповещение о семейных событиях составляло их доходную статью. Часто встречаются объявления, помещаемые прислугой (например, молодой человек, по профессии цирюльник, хочет поступить камердинером), объявления учителей рисования, музыки и т.п. (девица, играющая на гитаре и научившая многих молодых людей и девиц в Цюрихе, Берне, Шафгаузене игре на этом «прелестном» инструменте, предлагает свои услуги). Что же касается товаров, то в XVIII в. «Intelligenz-Blatter» содержат лишь объявления о старых, бывших в употреблении вещах, которые не нужны данному лицу; о торговле же в немецких объявлениях нет речи. Зато нередко издатель «Известий» становился комиссионером по продаже старых вещей; к нему все эти вещи доставлялись, так что редакция базельского листка имела вид лавки старьевщика. Из новых вещей предметом публикаций являются, главным образом всякого рода лекарственные снадобья (бальзамы, эликсиры, слабительные средства) которые впоследствии, в XIX в., стали столь важным объектом газетной рекламы и создали последней столь печальную славу. В конце XVIII в. встречаются, но только по случаю ярмарки, объявления о привозных товарах: пряностях, южных плодах, голландском табаке, ликерах, о плюше и шелковых чулках из Франции, иногда и о других иностранных товарах. В виде исключения появляется объявление вроде помещенного во франкфуртских «Известиях» в 1790 г. неким Иоанном Банзой, что он покрывает китовой кожей и черепахой корпуса часов и футляры. Иностранные купцы, приезжавшие во Франкфурт, раздавали публике и анонсы (avertissements) об элегантности и т.п. привезенных товаров, хотя это было им запрещено. Местные купцы не решались сообщать о своих предприятиях; только «кочующие» врачи да знахари публиковали о себя. Точно так же и в Австрии еще во второй половине XVIII в. запрещалось купечеству печатать какие бы то ни было анонсы, прейскуранты и иные касающиеся торговли извещения без разрешения соответствующих правительственных органов. Германия и Австрия, таким образом, и в этом отношении сильно отстали от Англии и Нидерландов. Постепенно стал входить в моду и другой обычай, долгое время считавшийся недозволенным, прием «ловли покупателей» — привлечение их витринами и внутренним убранством магазина. В Лондоне, как сообщается в одном английском произведении 1739 г., «появились стеклянные шкафчики перед лавками, в которых торговцы выставляют все, что у них имеется наиболее красивого, чтобы привлекать публику»10. Там же, — указывается в различных справочниках середины XVIII в., — для открытия магазина во многих отраслях торговли — цветочной, парфюмерной, книжной, в особенности же по продаже предметов роскоши (зеркал, ценной мебели, шелковых изделий, дорогого белья) — необходим капитал в размере 500-2000 фунтов стерлингов и даже в 500—5000 фунтов, поскольку прежние темные галереи, в которых помещались лавки, сменились иными помещениями, светлыми, удобными для публики, иногда даже элегантно устроенными и богато убранными, с ярким освещением11. Как видно из приведенных фактов, едва ли можно согласиться с утверждением Зомбарта в его труде «Der Bourgeois» (1913 г.), что коммерсант нового типа, обнаруживая прилежание и энергию, бережливость и расчетливость, во всем остальном, однако же, придерживался старых взглядов и не решался еще нарушать правил старой коммерческой морали, расширять свой сбыт путем понижения цен, рекламы, выставок в магазинах и т.д. Тот же Зомбарт в другом своем труде12 признает, что уже с конца XVII в. «английская розничная торговля проникнута духом экономического рационализма, сознанием необходимости вести борьбу с соседями-конкурентами, изобретать и применять наиболее целесообразные способы привлечения покупателей». Столь же неправильной является и терминология Зомбарта, называющего новое предприятие, построенное на началах рационализма, капиталистическим. Разве можно отрицать капиталистический характер заокеанских акционерных компаний или биржевой спекуляции; а между тем предприятие нового типа составляет нечто совершенно отличное от них и даже противоположное им. Характерная особенность его заключается не в капиталистическом характере, а в духе свободной конкуренции, которым оно проникнуто. Средством расширения круга своих покупателей, в особенности за пределами данного города, и средством расширения производства является и пользование услугами коммивояжеров, рассылка приказчиков с образцами товаров по различным городам и ярмаркам. До тех пор пока манчестерский купец развозил саму материю на вьючных лошадях по стране, он мог это делать лишь в весьма ограниченных размерах, ибо ее перевозка и обратный транспорт, если она оказывалась непроданной, были сопряжены с большой потерей времени и денег и порчей товара. Уже с 1740-х гг. прибегают поэтому к рассылке взамен этого «верховых приказчиков» с образцами и таким путем конкурируют с предпринимателями на протяжении всей Англии. Мало того, в течение того же XVIII в. английские коммивояжеры появляются далеко за пределами своей родины — Musterkartenreiter или Ellenreiter (ввиду продажи тканей аршинами) называли их в Германии. В отчете о лейпцигской ярмарке 1794 г. указывается на то, что по примеру прошлых лет - значит, этот обычай установился уже раньше - приехали на ярмарку англичане с образцами тонких сортов тканей для принятии заказов у посещающих ярмарку купцов. Точно так же, как рассказывают очевидцы, Германию объезжали коммивояжеры с образцами всякого рода бирмингемских металлических изделий, причем иногда такой коммивояжер возил с собой «не менее 2000 сортов одних лишь стальных пуговиц, пряжек, ножен для сабель и т.п.», и «большая комната, в которой они были разложены, производила впечатление лавки, хотя у него имелся всего один экземпляр каждого рода». Количество образцов было так велико, что можно было бы нагрузить целый воз этими товарами. Особенно ценные виды помещались в отдельных книжках, где они были выгравированы на меди. Юстус Мезер во второй половине XVII в. сообщает о существовании коммивояжеров; Бюш в конце этого века рассказывает о французах и англичанах, рассылающих своих Musterchartcn (т.е. Musterkartenreiter), верховых приказчиков с образцами, по Германии, которые на основании образцов заключают сделки. И прирейнская шерстяная промышленность в середине XVIII в пользовалась уже услугами коммивояжеров: они везут с собой образцы новых видов модных товаров - кружев, лент разных цветов и массовых товаров из различной комбинации основы и утка, устанавливают новые связи, приобретая заказчиков; они же доставляют самые товары и производят расчеты наличными или посредством векселей. Для создания нового предприятия необходима была борьба и в другом направлении - борьба не только со старой цеховой моралью, но и с самым цеховым строем, с монополиями и привилегиями, с вмешательством в промышленную жизнь, со всеми теми законодательными постановлениями, которые связывали промышленника и торговца по рукам и ногам. Препятствуя новому предпринимателю проявить свою инициативу, использовать накопленные капиталы, старый строй в то же время не мог ему принести никакой пользы, ибо в этого рода костылях, стеснявших конкуренцию, он не нуждался: он строил свое благополучие, как мы видели, на других основаниях. В начале XVIII в. уничтожены были в Англии исключительные монополии во вновь возникших отраслях, преимущественно кустарной, промышленности. В первой половине XVII в. в Англии отдельные лица и ассоциации владели исключительными привилегиями производства и сбыта различных изделий. Одним принадлежала монополия изготовления стекла, другим — булавок, третьим - мыла, различных тканей, эксплуатация медных, свинцовых и иных рудников и т.д. При Карле I такие привилегии раздавались - за высокую плату — в большом количестве; сам король скупал грузы перца, привозимые Ост-Индской компанией, и занимался продажей их, создавая себе монополию в области сбыта перца. Неудивительно, что в этих исключительных привилегиях принимали деятельное участие придворные, знатные лорды, адмиралы, являясь посредниками между королем и предпринимателями при получении последними привилегии или же выговаривая в свою пользу монополию производства тех или иных товаров. Известный мореплаватель Вальтер Ралей эксплуатировал привилегию добычи жести; одному аристократу принадлежало право изготовления булавок; другой участвовал в производстве бобровых шапок. В одном случае даже Карл I сам был удивлен, узнав, что Робин Манцелл, «известный в качестве моряка и на этом поприще стяжавший себе много почестей», - он был адмиралом и приобрел исключительную привилегию выделки стекла - «от воды перешел к огню, хотя они являются совершенно различными элементами». Однако с течением времени в Англии промышленные монополии стали рассматриваться в качестве недопустимых злоупотреблений, с которыми следует бороться, ибо они стесняют развитие промышленности в стране. В 1640 г. Джон Кольпепер говорил в парламенте, что «монополисты», подобно лягушкам в Египте, поселились в домах и с головы до ног покрыли человека своими знаками. Парламент принял решение, согласно которому ни один монополист не может быть членом парламента. И действительно, в следующем году четыре владельца исключительных привилегий были удалены из его состава. С этого времени начинается сильная борьба с монополистами — этими кровопийцами и чудовищами, как их называли в народе. Монополии уничтожаются: с конца XVII в. король окончательно лишается права раздачи их без согласия парламента, парламент же отказывает в выдаче разрешений, и с начала XVIII в. в Англии действительно не существует более исключительных привилегий в области производства и торговли внутри страны. Исчезла «воспитательная» система, как ее называли сторонники монополий; производителям была предоставлена возможность изготовлять всякого рода товары и сбывать их в любое время и по любой цене. Но так это было в Англии лишь во вновь возникших областях преимущественно крупной промышленности. В сфере же ремесла и вообще во всех тех производствах, где господствовали цехи, их монополия еще и в течение XVIII в. сохранялась; существовала по-прежнему и регламентация производства в старых отраслях промышленности, например в шерстяной индустрии. Пользование теми или другими инструментами, качество изделий, число подмастерьев и учеников, размер заработной платы и цены товара — все это подлежало по-прежнему регламентации. Правда, в течение XVIII в. и в этих направлениях замечаются в Англии облегчения — прежние стеснения постепенно теряют свою силу, — но все это происходит лишь после и под влиянием сильной борьбы за экономическую свободу — free trade. Еще крепче все эти устои старого промышленного уклада были, конечно, на континенте Европы — там лишь в конце XVIII в., и то только во Франции, прежняя политика регламентации промышленности терпит крушение в отдельных областях. Борьба за свободную торговлю в широком смысле этого слова начинается уже в XVII в., в особенности в Голландии; Питер де-ла-Курт выступает против монополии цехов, которые лишают население возможности покупать товары у иногородних, хотя бы последние продавали лучшие и более дешевые товары. Вследствие монопольного положения цеховые мастера становятся ленивыми, ибо «лишь голод заставляет попугая говорить, а в нужде и старуха поскачет». Он протестует против регламентов, устанавливающих размер, длину и ширину тканей и прочих товаров и признающих все иные изделия обманными. На самом деле, продолжает де-ла-Курт, обман имеется лишь там, где доставляются товары не того качества или не по той цене, как условлено. Он является противником и заокеанских компаний, находя, что торговля с Ост-Индией развилась бы еще успешнее, если бы не составляла исключительной привилегии компании. Он находит - это особенно характерно, - что принцип торговли должен заключаться в стремлении к большим оборотам при незначительной прибыли на каждой единице товара, тогда как компании придерживаются противоположного правила (небольшой оборот — высокая прибыль). Вообще Питер де-ла-Курт уже в середине XVII в. настаивал на свободе во всех направлениях: свободе вероисповеданий, свободе избрания местожительства, свободе промыслов, торговли, рыболовства, колоний. Он уже тогда утверждал, что при отсутствии стеснений со стороны властей каждый стремится к собственной выгоде, а ого выгодно для всего населения. С конца XVIII в. - как мы видим, и тут Голландия идет впереди других стран - находим и в Англии сторонников свободной конкуренции, настаивающих на свободе промыслов и выступающих против монопольных компаний (например, «Englands Great Happines» неизвестного автора, 1677 г., Dudley North, «Discourses upon Trade etc.» в конце XVII в.). В XVIII в. это течение расширяется, перебрасывается и на континент Европы - во Францию, где появляется новое учение физиократов, восстающих против меркантилизма. В противоположность большинству меркантилистов они придают особенное значение земледелию и в интересах последнего требуют свободной торговли. Но затем идут и дальше, заявляя: «Pour gouverner mieux il faudrait gouverner moins»13; настаивают на принципе laissez faire, laissez passer14. А Тюрго, став министром финансов в 1774 г., осуществляет эти идеи на практике — устанавливает свободу торговли внутри страны, отменяет цеховую монополию, предоставляя всякому, даже иностранцу, заниматься любым промыслом. Наконец, в 1776 г. появляется труд шотландца Адама Смита - отца политической экономии, как его называют, — «Исследование о природе и притонах богатства народов», в котором наиболее последовательно проводится идея свободной конкуренции как тот принцип, который необходим для достижения наибольшего народного богатства. Таким образом, к концу XVIII в. провозглашается лозунг свободной конкуренции, борьбы за новую организацию хозяйственной жизни, являясь составной частью той свободы, которая вообще устанавливается в Нидерландах и Англии с XVII в. в виде свободы политической, свободы религиозной, свободы экономической, — последняя необходимо вытекала 113 сущности того нового предприятия, которое стало возникать с XVII в. и которое не могло мириться со старым хозяйственным укладом. Осуществляется этот новый лозунг в XIX в. Господствовавшая в XVII—XVIII вв. экономическая доктрина — меркантилизм, как ее называли впоследствии противники ее физиократы, доктрина, находившаяся в тесной связи с практикой того времени, исходила из регламентации хозяйственной жизни в целях содействия развитию собственной промышленности и внешней торговли на счет торговли и промышленности других народов. Посредством внешней торговли, с одной стороны, и промышленности, производящей для вывоза, с другой стороны, — промыслы, работающие для внутреннего рынка, имеют мало значения — увеличивается богатство страны и облегчается существование большего количества населения (изречение Кольбера). «Мы должны завоевать нации нашей промышленностью и победить их нашим вкусом», — говорил Кольбер, ставя себе целью поставить другие страны в такую же экономическую зависимость от Франции, в какой находилась деревня от города. В свои же границы государство не должно допускать привоза иностранных промышленных изделий: лучше платить дороже за собственные продукты, чем дешевле за привозные, говорит Биллам Стаффорд; лучше платить два талера, остающиеся в стране, чем один, уходящий из нее, читаем у Генрика; вообще следует по возможности довольствоваться тем, что производится в пределах государства. Во всяком случае, «не следует больше покупать от иностранцев, чем продаем им, ибо это значило бы самим обеднеть, их же обогатить». Соотношение между первым и вторым — тем, что покупается у иностранцев, и тем, что продается им, - и есть торговый баланс; выражение это — balance of trade — впервые встречается в сочинении Бекона 1615 г. Торговый баланс указывает на то, обогащается ли государство или беднеет, развивается ли его промышленность, растет ли его торговля в интересах общего народного блага (Дженовези). Вместе с тем благоприятный торговый баланс обозначает прилив звонкой монеты в страну; но запас золота и серебра в стране увеличивается вовсе не посредством запрещений вывоза монеты, ибо стеснение вывоза денег препятствует развитию торговли. «Деньги подобны семенам, которые земледелец, бросая в землю, как бы расточает, но за то осенью получает обратно в виде обильной жатвы», — говорит Томас Мэн. Ошибочно мнение, будто меркантилисты требовали запрещений вывоза золота и серебра. Напротив, и Джозия Чайльд, и Вильям Петти, и Антонио Серра, и Юсти протестуют против практикуемой некоторыми государями старинной меры запрещений вывоза монеты и слитков. Вывоз денег, говорят эти писатели, не уменьшает количества их в стране, а, наоборот, служит средством к увеличению его. Развитие производства тонких тканей несравненно лучшее средство для того, чтобы иметь возможность покупать товары у иностранцев, но тратя собственных денег, чем запрещение вывоза денег из страны, читаем у Лаффема. Если у меркантилистов и встречается иногда взгляд на деньги как на богатство само по себе - в чем их упрекали Адам Смит и его последователи, - то еще чаще они указывают на то, что звонкая монета является только выражением богатства, развитой промышленности, что количество ее должно соответствовать потребности в ней торгового оборота (Монкретьен). Деньги оживляют торговлю, «ибо деньги, — восклицает Дженовези, — играют ту же роль в отношении торговли, как смазочное масло для телеги; чем больше телег, именуемых торговлей, тем больше нужно им и смазочного масла для того, чтобы они двигались». Развивавшаяся торговля, с одной стороны, нужда государства в деньгах, в особенности для содержания наемных войск во время войн, с другой стороны, вызывала потребность в большем количестве звонкой монеты, чем имелось в Средние века. Вместе с тем в те страны, где развивалась промышленность и внешняя торговля — в Нидерланды, Англию, - действительно приливало золото и серебро, уходя из Испании, где обнаруживался полный экономический упадок; так что прилив монеты на самом деле являлся показателем хозяйственного развития страны. И точно так же учение о том, что этот прилив или отлив денег обусловливается торговым балансом, в значительной мере соответствовало действительности в ту эпоху, когда торговый баланс почти совпадал с платежным балансом. В настоящее время указывают на то, что прилив и отлив монеты является последствием платежного баланса, который определяется не только ценностью привозимых товаров, но также иными платежами, особенно в виде фрахта за перевозку товаров на судах других стран, в виде процентов, уплачиваемых по иностранным фондам и в виде уплаты по векселям. Однако не следует упускать из виду, что не только Кромвель посредством Навигационного акта, но и Франция, и другие страны старались затруднить перевозку своих товаров на чужих судах; и точно так же государственные займы в Нидерландах и Англии с конца XVI в., во Франции с середины XVII в. заключались внутри страны, и доктрина именно требовала этого. Следовательно, и оба эти момента учитывались; понимали, что и они влияют на приток и отлив монеты, и старались их регулировать соответствующим образом. Что касается других обстоятельств, в особенности платежей по векселям, то векселя в международных платежах в те времена, вследствие сравнительно небольшого их распространения не могли еще оказывать существенного влияния на платежный баланс. Большинство меркантилистов усматривает богатство страны в развитой промышленности и торговле и мало интересуется земледелием или касается его лишь вскользь, как, например, Монкретьен, называющий его «ногами государства». Некоторые, впрочем, в особенности английские меркантилисты, указывают на то, что рост торговли чрезвычайно важен и для сельского хозяйства, которое с развитием торговли находит лучший сбыт для своих продуктов и доставляет более высокую ренту. Другие писатели этой эпохи требуют, в интересах развития сельского хозяйства свободы вывоза зерна, так как иначе цены на зерно слишком низки для земледельца; при этом французы — Буагильбер, Монтескье, д'Аржансон и др. - ставят в пример английский закон 1689 г., предотвращающий слишком высокие, как и слишком низкие хлебные цены Некоторые идут и дальше — восстают против крупных компаний, в руках которых находится монополия торговли, вообще против вмешательства государства в хозяйственную жизнь. Этим намечаются два основных положения учения физиократов — школы, господствовавшей во Франции во второй половине XVIII в., - покровительство земледелию и экономическая свобода. Основой школы физиократов (или экономистов, как они себя называли) является учение Кенэ (Francois Quesnay, 1694—1774). Последнее изложено главным образом в двух его произведениях: в «Tableau economique», которое физиократы называют «основой экономической науки и компасом для правительства: лишь с появлением его экономическая наука стала точной наукой, подобно математике», и где дается возможность выяснить, находится ли государство в состоянии здоровом или больном и идет ли по пути к улучшению или к ухудшению; дополнением к нему являются «Maximes du gouvernement economique»: когда установлен диагноз, они указывают средства лечения, законы и постановления, которые необходимо издать. Максимы являются императивами, принципами экономической деятельности, исходящими из идеального состояния общества и являющимися для законодателя путеводной звездой; впрочем, Кенэ и его последователи понимали, что в жизни это состояние, а следовательно, и требования, выраженные в «Maximes», никогда вполне не достижимы. Основные положения Кенэ состоят в следующем. Самое важное занятие для человека — земледелие, ибо земля составляет единственный источник богатств (l'unique source des richesses), и все, что вредно земледелию, вредно и народу, и государству: «Pauvre paysan, pauvre royaume: pauvre royaume, pauvre roi». Напротив, торговля и промышленность являются лишь дополнением к земледелию, и они выгодны для государства только тогда, когда занимаются обработкой или сбытом собственного сырья, а не привозного, ибо только тогда они полезны для земледелия. Население состоит из трех классов. Первый из них - производительный класс земледельцев (classe productive), который благодаря содействию сил природы создаст новые ценности, избыток сверх затраченного труда и иных издержек - produit net. Но для этого необходимо, чтобы земледельцы были самостоятельными предпринимателями, арендаторами крупных ферм с собственным капиталом, имели значительное количество скота, обрабатывали землю при помощи лошадей и разводили кормовые травы. Класс землевладельцев (classe dos propri6Laires, classe mixle, или classe disponible), правда, сам не занимается обработкой земель, но землевладельцы первоначально превратили землю в пашшо, построили необходимые сельскохозяйственные здания, да и теперь они еще производят затраты на осушение и орошение почвы, сооружение дорог и каналов, а без этих затрат земля не давала бы чистого дохода - produit nel. За это они получают от земледельцев в виде ренты чистый доход — produil net, за вычетом прибыли, поступающей в пользу арендатора. Наконец, третий класс - промышленный и торговый, это класс непроизводительный (classe sterile, или slipendiee), ибо он ничего не прибавляет нового к ценности продукта: то, что он присоединяет к ней, равняется затраченным во время производства расходам на пропитание. Этот класс имеет право лишь на вознаграждение, необходимое для его пропитания; если же получается избыток сверх этого, то это происходит на счет других и составляет последствие монополий, привилегий и запрещений, установленных и интересах торговли и промышленности. Государство, очевидно, должно прежде всего иметь в виду интересы сельского хозяйства; для последнего же имеет важное значение высокая цена на зерно - это «альфа и омега экономической науки». Если земледелец о состоянии сбывать свои товары по высокой цене, то он имеет возможность увеличивать помещаемый в земледелии капитал, доставляет высокую ренту классу землевладельцев и хорошо оплачивает промышленников и рабочее население. Это не должна быть, однако, чрезмерно высокая цена, так как последняя скоро сменяется очень низкой; нужна цена средняя, свободная от колебаний, которые особенно пагубны для земледелия. Такая цена достигается не установлением такс или устройством хлебных магазинов, а допущением свободного вывоза хлеба — это показывает опыт Англии. Таким образом, необходима свободная конкуренция (la pleine liberte de la concurence), отмена всяких стеснений, привилегий и монополий; тогда получается естественное состояние. Поэтому основное требование — laissez faire, laissez passer. Отсутствие же конкуренции доставляет более сильному власть над слабым. Последователи Кенэ, физиократы с Мирабо во главе, выдвинули на первый план требование экономической свободы: liberte sacree et absolue. Всякое вмешательство либо излишне, ибо жизнь сама создает естественный порядок, либо оно вредно, если намерено изменить естественный порядок. Il mondo va de se - изменить этот порядок может только Бог. Законодательное регулирование хозяйственной жизни есть тирания, а следовательно, бессмысленно. Единственное, что может сделать правительство, — это воздерживаться от действий. «Свобода есть основной божеский и человеческий закон, и всякое вмешательство равносильно убийству, отравлению колодцев, даже государственной измене». На этом настаивает и Тюрго, говоря, что законы не должны ничего уничтожать в том, что создает естественный порядок, и ничего не должны прибавлять к нему. Его взгляд резко выражается в учении о проценте Тюрго восстает против установления максимума. Свобода определения размеров процента вытекает из свободы торговли, а последняя в свою очередь из права собственности, т.е. из права индивида свободно распоряжаться принадлежащими ему предметами как в производстве, так и в потребления. Если же существуют случаи, когда высокий процент убыточен для людей, именно для людей расточительных, то они, а не закон, должны заботиться о сохранении своего имущества. Наконец, Адам Смит — сочинение его (появившееся в 1776 г.) называлось наиболее выдающимся трудом, какой знает экономическая наука (как сказал еще Стюарт, первый биограф Смита), а по словам Бокля, оно является даже наиболее замечательным произведением, когда-либо написанным, — Адам Смит отказывается от односторонностей как меркантилизма с его поощрением промышленности и экспортной торговли в целях увеличения количества денег в стране, которые он вообще не признает богатством, так и физиократов, для которых все существует лишь постольку, поскольку оно создает produit net, — «здесь палка столь же сильно перегнута в другую сторону»: цехи и протекционная система, подушная подать и налоги на потребление осуждаются лишь потому, что они наносят ущерб сельскому хозяйству. В противоположность им Адам Смит признает истинным источником богатства труд, всякий труд — в городе и деревне, в области сельского хозяйства и промышленности; труд везде производителен, если только он оставляет следы, результаты в виде продуктов. Земля сама по себе еще не есть богатство: квадратная миля в американских лесах едва в состоянии прокормить семью гуронов, живущих охотой; но возделанная человеческим трудом, она доставляет пропитание тысячам людей. «Годовой труд представляет собою главное средство, ежегодно доставляющее народу все предметы для удовлетворения как насущных потребностей, так и удобств жизни; все эти предметы производятся либо непосредственно его трудом, либо вымениваются у других народов в обмен на отдаваемые продукты народного труда». Но для того, чтобы труд был возможно более производителен, необходимы два условия. Первое — разделение труда, благодаря которому (он приводит знаменитый пример булавочной мануфактуры) в течение того же времени производится в несколько сот раз больше, чем было бы создано, если бы каждый изготовлял весь продукт от начала до конца. «Между домашней утварью европейского государя и утварью трудолюбивого и бережливого крестьянина расстояние будет, быть может, меньше, чем между обстановкой его и какого-нибудь африканского царька, царствующего над десятками тысяч нагих дикарей и произвольно распоряжающегося их жизнью и свободой». В этом выражаются результаты разделения груда, которым культурное общество отличается от дикою состояния. Другое условие — свободная конкуренция. При господстве ее устанавливается естественная цена, соответствующая издержкам производства (она содержит заработную плату рабочего, прибыль капиталиста и ренту земледельца). Если рыночная цена надает ниже этого уровня, то сокращается производство данного рода товаров, уменьшается прилив труда и капитала, и цена снова возвращается к своему естественному уровню; точно так же возрастание рыночной цены над этим уровнем вызывает расширение производства, пока цена снова не упадет до естественного предела. При существовании вполне свободной конкуренции каждый старается производить возможно дешевле и лучше для того, чтобы конкуренты его не вытеснили. Таким образом, преследуя собственную выгоду, каждый в этом случае избирает тот путь, который наиболее выгоден для всего общества. Отсюда требование отмены всего того, что ограничивает свободу конкуренции; всего, что стесняет свободу передвижения внутри страны и приложения занятий законов об оседлости, об ученичестве, цехов; всех ограничений в области внешней торговли: запрещений привоза и вывоза, протекционных пошлин, монопольных компаний. Государство пе должно вмешиваться в хозяйственную жизнь; оно не имеет возможности руководить трудом людей и направлять его наиболее выгодным образом; поскольку же оно вмешивается, это идет на пользу не более слабым, а более сильным, не рабочим, а хозяевам. «Мы не знаем постановлений парламента, направленных против стачек, имеющих целью понижение заработной платы, но мы имеем много постановлений против заговоров, старающихся повысить ее». Государство должно ограничиваться защитой страны от внешнего врага и поддержанием порядка внутри страны. Все остальное достигается человеческим эгоизмом, частной инициативой, стремлением каждого к наибольшей выгоде. Таким образом, Адам Смит, притом совершенно независимо от физиократов, выставил своим лозунгом экономическую свободу, но во имя не одного только сельского хозяйства, как физиократы, а ради достижения наибольшего народного богатства вообще. Труд его более и дольше, чем какой-либо другой, владел умами и теоретиков, и практиков15. Идеи его были осуществлены в следующую эпоху: под знаменем свободной конкуренции идет борьба за новую организацию хозяйственной жизни. 1 [Большая часть материала этого раздела не вошла в 8-е издание 1931 г. Оставшееся было распределено по другим главам. Название главы дано издательством.] 2 См.: Кулишер И. М. История экономического быта Западной Европы. Справочный том: «Источники и литература» к Отд. II «Города и промыслы», сочинения общего характера и специальные монографии по истории промышленности и цеховой организации в средневековых городах. 3 См. т. I, с. 316 сл., 335-336. 4 См. т. I, с. 283-292. 5 См. выше с. 333 сл. 6 См.: Sombart. Der Bourgeois. Zur Geistestfeschichte des modernen Wirtschaftsmenschen 1913. Sombart. Luxus und Kapitalismus. 1912. Sombart. Krieg und Kapitalismus. 1912. Sombart. Die Juden und das Wirtschaftsleben. 1911. Levy. Die Grundlagen des okonomischen Liberalismus in der Geschichte der englischen Volkswirtschaft. 1912. Levy. Monopole, Kartelle und Trusts. 1909. Cunningham. Allied Immigrants to England. 1897. Idem. Growth of English Industry and Commerce in Modern Times. 1907. Hewins. English Trade and Finance Chiefly hi the Seventeenth Century. 1892. Unwin. Industrial Organisation in the Sixteenth and Seventeenth Centuries. 1904. Unwin. The Gilds and Companies of London. I908. Troeltsch. Die Soziallehren der ehristlichen Kirchen und Gruppen. 1912. Weber. Die protestantische Ethik und der Geist des Kapitalismus // Archiv fur Sozialwissenschaft und Sozialpolitik. Bd. XX. XXI. Rachfahl. Kalvinismus und Kapitalismus // Internationale Wochenschrift fur Wissenschaft, Kunst und Technik. 1909. Campbell. The Puritans in England, Holland and America. 1892. Schulze-Gavernitz. Britischer Imperialismus und englischer Freihandel. 1906. Gardiner. Oliver Cromwell. 1903. Beer. Croinwells Economic Policy // Political Science Quarterly. XVI. 1904. Curteis. Dissenters in its relation to the Church of Entflaud. 1872. Price. The English Patents of Monopoly. 1906. Laspeyres. Geschichte der volkswirtschaftlichen Anschaungen der Niederlander. 1863. Tawney. Religion and the Rise of Capitalism. 1925. See. Dans quelle mesure pouritans et juifs onts ils contribues au progress du capitalisme moderne // Revue historique. 1927. T. 155. Groethuysen. Origines de l'esprite, bourgeers en France. T. I. 2-е ed. 1927. 7 См. выше. 8 Penn. Some Fruits of Solitude (новое изд. 1903 г.). 9 См. выше. 10 И в Париже с начала XVIII в. выставляются в окнах магазинов модные материи, платья и т.д. (Depitre. La toile peinte en France au XVII et XVIII siecles. P. 125). 11 Рассказывают даже, что герцог Монакский, приехавший в Лондон по приглашению короля, был настолько поражен освещением, что подумал, что оно устроено в его честь. 12 Sombart. Luxus und Kapitalismus. 1912. S. 156. 13 Чтобы управлять лучше, нужно управлять меньше (франц.). — Прим. изд. 14 [Позволяйте делать (кто что хочет), позволяйте идти (кто куда хочет) (франц.).] 15 Еще при жизни Смита (он умер в 1790 г.) его труд выдержал пять изданий и был переведен на ряд иностранных языков. |
загрузка...