Глава первая. Рождающийся феодальный мир и город
«Феодализм и город...» Может показаться, что постановка этой проблемы оправдана лить применительно к этапу развитого, зрелого феодализма, начало которого по периодизации, принятой в марксистской историографии, знаменуется появлением на исторической сцене сотен быстро растущих и крепнущих городов в разных регионах Европы. Именно они, эти города, олицетворяя новый этап в разделении труда, отделении ремесла от сельского хозяйства, представляли собой экономические и социальные силы, за которыми было будущее. В городе прежде всего (хотя и не только и не исключительно) эпоху средневековья происходило бурное развитие ремесла и торговли, товарно-денежных отношений, в его недрах вызревали предпосылки разложения феодализма и зарождались раннекапиталистические отношения (в этом смысле итальянские города во многом отличались от большинства западноевропейских городов).
Что же касается города раннего средневековья, то он (и в Италии) как бы и не «настоящий город», так как ремесленно-торговые и вообще несельскохозяйственные функции в целом при всей их значимости не стали еще главной, преобладающей сферой деятельности большинства его населения. Но справедлива ли такая постановка вопроса? Стоит ли отказывать раннесредневековому городу в Италии в праве именоваться городом? Ведь эти города существовали и развивались как административные, политические и военные, а также церковные и культурные центры, средоточие таких разных, но отличных от сельскохозяйственных занятий сфер деятельности. Для Италии, по словам К. Маркса, было характерно «исключительное развитие городов», «сохранившихся по большей части еще от римской эпохи».1 После падения Западной Римской империи в V—VI вв. и в еще большей степени в VIII—X вв. итальянские города не пришли полностью и повсеместно в упадок, не потеряли своего значения не только как политико-административные, военные и церковные центры, но и как средоточие элементов ремесленно-торговой активности2. Поэтому нам кажется неправомерным и заключение о том, что было бы преждевременно говорить о влиянии города раннего средневековья как специфического экономического и особенно социального и политического организма на окружающую его территорию, сельскую округу, хотя, разумеется, это влияние в основе своей качественно иное, чем в период развитого феодализма. К тому же, привлекая для анализа проблемы «феодализм и город» лишь материал о взаимодействии и взаимовлиянии города и сельской округи в период расцвета феодализма и оставляя за рамками исследования город и округу в раннее средневековье, мы лишили бы себя возможности проследить многие важные особенности в развитии итальянского феодализма, истоки которых находились в глубине столетий, на этапе генезиса феодального общества. Проблема «феодализм и город» в период раннего средневековья до эпохи коммун обычно рассматривается в историографии в следующих основных аспектах. 1. Политические взаимоотношения развивающейся и крепнущей городской ассоциации — будущей коммуны — с сеньором города — герцогом, графом или епископом, нередко в конце IX—X в. принимавшие форму упорной и длительной борьбы за автономию и независимость города. 2. С этой темой неразрывно связаны вопросы взаимоотношений различных социальных группировок горожан как между собой, так и с епископом и городскими церковными учреждениями — церквами и монастырями. 3. Хозяйственная организация на землях городских церковных учреждений и феодализировавшейся или феодальной знати, также проживавшей в городе. В западной медиевистике традиционен (в рамках институционально-социальной истории) интерес в первую очередь к политико-юридической проблематике: формам взаимоотношение епископа, городских приходских церквей и монастырей между собой, а также со светской знатью, средними и мелкими феодалами, вассалами короля, епископа, знатных городских фамилий, изучение генеалогий и эволюции отдельных семей, господствующих социальных слоев в городе и деревне3. Продолжается и изучение локальных историй отдельных городских коммун, в том числе и вопросов, связанных с их образованием и первоначальным устройством, а также завоеванием независимости, как правило, в аспекте политической, реже — социально-политической истории. В последние годы появился ряд работ, авторы которых анализируют проблемы агрикультуры, формы поселений, производственных отношений во владениях церковных учреждений и светских вотчинников в городе и сельской округе в раннее средневековье4. Вместе с тем проблема взаимовлияния города и его сельской округи применительно к эпохе раннего средневековья не в политико-институциональном. а в социально-экономическом аспекте в западной историографии практически еще не ставилась. В советской историографии М. Л. Абрамсон в статье, посвященной специфике раннесредневекового города в Южной Италии в VI—XI вв., обратила внимание на ряд особенностей процесса на территории города и непосредственно примыкавшей к нему округе, хотя хронологические рамки, ход и результаты процесса феодализации в Южной Италии весьма существенно разнились от таковых в северной и центральной части страны5. Особенности генезиса феодализма в регионе Юго-Западной Европы (Италия, Южная Галлия и Восточная Испания) и специфика раннесредневековых городов в этой связи анализировались в докладе А. Д. Люблинской «Типологии раннего феодализма в Западной Европе и проблема романо-германского синтеза» на научной сессии «Итоги и задачи изучения генезиса феодализма в Западной Европе» (30 мая — 3 июня 1966 г.) и в дискуссии по этому докладу6, а также в докладе Е. В. Гутновой и 3. В. Удальцовой на XIII Международном конгрессе историков в Москве в 1970 г., посвященном проблемам генезиса феодализма в Западной Европе7, в статье 3. В. Удальцовой «Генезис и типология феодализма»8. Понять воздействие раннесредневекового города в Италии на специфику генезиса феодальных отношений возможно, лишь выяснив (разумеется, в достаточно сжатом изложении, продиктованном рамками настоящего исследования) особенности этого города, а тем самым и его место в экономике, социальной и политической структуре Италии в VIII—X вв. В работах последних десятилетий в итальянской литературе во многом пересмотрена ранее бытовавшая точка зрения, что лангобардское нашествие привело к полному разрушению и упадку большей части городов, которые сохранились от римской эпохи и существовали в остготско-византийской Италии. Безусловно, разрушения и упадок имели место, особенно в VI—VII вв., так же, как и убийства многих знатных римлян во времена лангобардского завоевания. Однако не все посессоры покинули города, потеряли спои земли и были убиты. Совершенно недостаточно и свидетельств о потере ими личной свободы9. Уже в правление Лиутпранда (VIII в.) получили привилегии чеканки монеты, что являлось немаловажным показателем уровня экономического развития и их роли в государстве, Павия, Милан, Верчелли, Тревизо, Виченца, Пьяченца, Пиза, Лукка, Пистоя, Кьюзи, Капуя, Беневенто, Сполето, которые являлись резиденциями герцогов, центрами более или менее многочисленного лангобардского населения, пунктами большого торгового и стратегического значения. Монетчики были довольно многочисленной социальной группой во многих городах лангобардской эпохи. Наряду с ними документы упоминают и других городских ремесленников разнообразных специальностей, занятых на строительстве судов, в изготовлении мыла (в Пьяченце), на постройке общественных сооружений, церквей и монастырей. Это плотники, мраморщики, живописцы, скульпторы, ювелиры, мастера по изготовлению стеклянных изделий, медники, портные, сапожники10. Археологические раскопки позволили по-новому представить широту ремесленных интересов лангобардов. Найдено достаточно много доказательств значительного развития у лангобардов металлообработки, прежде всего обработки золота, затем серебра, бронзы и железа, изготовления оружия и украшений, фибул, золотых крестиков, сельскохозяйственных орудий, шедших и на продажу в страны Западной Европы11. По мнению Э. Бернареджи, многие из этих ремесленников могут быть причислены к свободным горожанам, лангобардам по происхождению12. Правда, утверждение об их повсеместном или по преимуществу «лангобардском» происхождении, вызывает сомнение, так как известно, что и римляне уже тогда носили подчас лангобардские имена, а определение «проживающий по лангобардскому праву» тоже не гарантировало того, что человек, к которому оно относилось, являлся лангобардом по происхождению, так же, как и формулировка «проживающий по римскому праву» не обязательно употреблялась применительно к римлянину. Этническая структура городов постепенно изменялась. Происходила интеграция римлян, лангобардов и франков, хотя, естественно, сохранилось преобладание римского населения. Слоном «ариманны», а подчас и «лангобарды» уже с конца VIII в. и особенно IX в. и в более позднее время, в XI—XII вв., стали обозначать всех свободных людей, независимо от их этнической принадлежности. Впрочем, в грамотах вплоть до XII— XIII вв. сохранились выражения: «проживающий по лангобардскому праву», «проживающий по римскому праву» — подчас с соответствующим сохранением некоторых обычаев в процедурах тех или иных юридических актов. Имело место все более тесное сближение лангобардской и франкской знати с римской аристократией13. В современной историографии применительно к Италии IX—X вв. убедительно опровергнуты взгляды сторонников вотчинной теории об исключительно вотчинном характере ремесла в раннее средневековье и о господском дворе как о единственном центре ремесленного производства и родоначальнике городского ремесла. Э. Бернареджи отмечает, что ни в одной лангобардской грамоте не упоминаются вотчинные ремесленники. Такие упоминания более многочисленны в источниках франкской плохи. Однако и по отношению к этому времени было бы неправомерным говорить о сколько-нибудь широком распространении вотчинного несвободного ремесла14. Почти вся ремесленная продукция изготовлялась свободными городскими, а также свободными (т. е. не сервами) сельскими ремесленниками15. Ремесленные изделия встречались среди продуктов оброка зависимых крестьян разных областей Италии. Так, массарии монастыря Боббио (IX в.) доставляли сельскохозяйственные орудия или текстильные изделия из льна и конопли. Держатели епископства Лукки (VIII—IX вв.) привозили в монастырь мешки, льняную одежду, колеса, плуги, телеги. Однако подобные обязательства мы видим у сравнительно немногих оброчных крестьян, приблизительно в 7% грамот из более чем тысячи грамот Лукки VIII—IX вв., и у 11% тяглых держателей епископства (по данным политика того же времени). К тому же, как правило, изделия ремесла не единственный предмет крестьянских оброков. Лишь два держателя (по данным политика Лукки) не несут, кроме поставки ремесленных изделий, никаких других повинностей16. По данным политика монастыря св. Юлин в Брешии (X в.), некоторые зависимые держатели также доставляли в качестве оброка крестьянское полотно и полотняные рубашки, а также топоры, мотыги, вилы, но здесь общий процент держателей-ремесленников еще меньше, чем в Лукке — 4—5%. В самом монастыре функционировала женская ремесленная мастерская — гинекей, в которой изготовлялись изделия из шерсти и льна, в отдельных поместьях монастыря упоминаются сервы-каменщики17. В грамотах Северной Италии VIII—X вв. относительно многочисленны упоминания о мелких свободных собственниках и зависимых держателях (весьма часто либелляриях), одновременно являвшихся и ремесленниками разных специальностей — монетчиками, кузнецами, мельниками, сапожниками, ювелирами и т. д., прожигавшими в городе и в округе. Однако и здесь при возросшем удельном весе ремесленников в контадо (опять таки и основном свободных людей или находившихся в сравнительно нетяжелой зависимости либелляриев) преобладающим оставалось свободное городское ремесло. Имеющиеся данные (при всей их фрагментарности) позволяют тем не менее говорить и о существовании в VIII—X вв. особых объединений ремесленников и торговцев, коллегий или, некоего прообраза будущих цеховых корпораций средневековья в Павии, Милане, Пьяченце и других городах. Члены корпораций — свободные люди, возглавлявшиеся магистрами, которых избирали они сами либо герцоги и гастальды. Для вступления в корпорации они уплачивали особые взносы, установленные ими самими, имущество члена коллегии наследовали коллегиаты. Они распоряжались произведенной продукцией, совместно как коллектив выступали перед королем, хотя в то же время подчинялись королевскому суду и были обязаны платежами в королевскую казну18. Зависимость этих корпораций от государства коренным образом отличалась от зависимости римских коллегий от имперского правительства. Раннефеодальные Франкское государство и Итальянское королевство IX—X вв.— качественно совершенно иные организмы, чем рабовладельческая Римская империя или Остготская Италия. Члены ассоциаций — ремесленники, свободные от рабского или полурабского состояния. В то же время в условиях интенсивно происходившего процесса феодализации в VIII—X вв. они становились — в той или иной мере людьми феодально-зависимыми, ибо ремесло в городе феодального общества также имело феодальную организацию,19 не говоря уже о том, что в раннем итальянском городе большинство ремесленников и купцов были в той или иной мер связаны с феодальным или феодализирующимся землевладением (см. ниже). Что можно сказать об уровне и характере торговых связей, в которые были втянуты города Северной и Центральной Италии в VIII—X вв.? Исследования большого числа современных медиевистов, собранный ими материал источников не подтверждают теории бельгийского историка Анри Пиренна и его последователей о том, что римской цивилизации, экономике и учреждениям, пережившим германские вторжения и сохранившимся в мало измененном виде на протяжении последующих четырех столетий, именно в каролингскую эпоху был нанесен смертельный удар, так как в результате арабских вторжений оказались закрытыми главные морские торговые пути и международная торговля в регионе Средиземноморья пришла в упадок, что имело катастрофические последствия для развития итальянских городов. Новое возрождение экономики, по мнению А. Пиренна, наступило лишь в X—XI вв.20 Вопреки теории А. Пиренна, многочисленные факты свидетельствуют о том, что VIII—X вв. отмечены довольно широкими и интенсивными торговыми сношениями стран Средиземноморья, а также этих стран с другими регионами Европы. Относительно активная торговля имела место и в Лангобардской Италии. В эдикте Лиутпранда идет речь о купцах и ремесленниках, занимавшихся своей деятельностью в пределах королевства и вне его.21 В законах Айстульфа от 750—770 гг.22 купцы выступают как социальный слой, имеющий немалое влияние и вес в обществе. По существу они приравниваются к землевладельцам (их допускают к военной службе, хотя они могут и не владеть недвижимостью). Диплом Лиутпранда от 730 г. устанавливает определенные размеры береговых пошлин с жителей североитальянского города Комаккьо, торговавших солью на территории Лангобардского королевства. Среди портов, которые они посещали — Мантуя, Кремона, Брешия, Парма и др. В 787 г. Карл Великий в ответ на жалобу жителей Комаккьо по поводу и притеснений со стороны королевских должностных лиц, в результате чего страдала торговля, постановил, чтобы никто из королевских вассалов или судей не причинял какого-либо ущерба купцам, которым предоставляются права свободной торговли повсюду на территории «Королевства Италии»23. С VIII в. происходит перемещение европейских торговых путей на восток — к Паданской равнине и Адриатическому побережью. Важными центрами торговли в этот период становятся Венеция и Паданская долина с Павией. Однако резкого спада торговой активности (вопреки мнению Пиренна) не происходит. Средиземноморскую торговлю частично заменил путь через Северное и Балтийское моря. Довольно интенсивными были внутри итальянские торговые связи. Главной торговой артерией Италии являлась с ее многочисленными притоками и каналами, соединявшими Милан, Брешию, Павию, Пьяченцу и другие города между собой, а также эти города с Адриатикой. В IX—X вв. ежегодные и еженедельные «ярмарки» и рынки происходили в Пьяченце, Асти, Верчелли, Милане, Ферраре, Кремоне, Новаре и других городах. В период Итальянского королевства большие торговые права и привилегии получили епископы Болоньи, Модены, Мантуи, Асти, Реджо, Вероны. Крупнейшим портом и рыночным центром Паданской долины была Павия. Ее возвышение относится еще к VI—VII вв., когда она оставила позади себя Милан. В период господства лангобардов она стала столицей королевства. Торговому могуществу Павин способствовало ее расположение на «дороге франков» и при слиянии рек Тичино и По. Через нее шли торговые пути на север — в германские земли, и на юг — к Риму. В IX и особенно в X в. все наиболее крупные монастыри и церкви Паданской долины имели в Павии свои склады и лавки для купцов. В Павии были и административно-хозяйственные центры ряда церковных вотчин, куда нередко доставляли натуральные оброки зависимые крестьяне. Да и сами зависимые держатели этих церковных вотчин, как свидетельствуют источники, подчас продавали там свои товары24. Таким образом, города Северной и Средней Италии в VIII— X вв. сохранили относительно немалую ремесленную и торговую активность, хотя уровень последней на протяжении этих столетий был неодинаков, неуклонно возрастая к X в. И все же, как уже отмечалось, итальянский раннесредневековый город прежде всего оставался административным, финансовым, военным, церковным и культурным центром. Он сохранил еще римский облик, в том числе римское деление на четыре части. Каждый из кварталов имел свои ворота в городской стене. Собственно город (civitas) уже в лангобардский период окончательно отделился от округи. Правителями города были герцог или гастальд — в городах, непосредственно зависимых от короля. Оли обладали судебной, административной и военной властью. Вместе с тем в делах города и в VIII в. в некоторой мере продолжали принимать участие его рядовые жители — свободные лангобарды и римляне. На площади перед собором происходили общие собрания горожан, где обсуждались вопросы ремонта и восстановления городских стен, дорог, ворот и общественных зданий, распределялись налоги, разбирались торговые дела и мелкие происшествия в городе. Во главе городских ассамблей стояли куратор или прокуратор, очевидно, в какой-то мере наследники подобного рода чиновников позднеримского города, но они не избирались общим собранием. Их специальными функциями было наблюдение за сохранением в надлежащем порядке стен, дорог, улиц, площадей и общественных зданий. В судебном разбирательство наряду с постоянными судьями, которые были одновременно (как и герцоги) главами судебных административно-территориальных округов с центром в городе, принимали участие представители населения, нечто вроде присяжных. Ряд юридических актов — дарения, освобождение сервов и другие были гласными. Таким образом, хотя римская курия не сохранилась, но отдельные магистратуры, в том числе и римского происхождения, продолжали существовать. В лангобардское время на собрании горожан — жителей диоцеза с «одобрения» короля «избирались» епископы. Впоследствии это участие населения ограничивалось лишь «одобрением» представленного собранию епископа. Население города принимало участие в назначении пресвитеров приходов. Свободные горожане обязаны были нести военную службу, хотя имущественное неравенство среди них зашло уже настолько далеко, что если наиболее богатые могли выступать в поход на коне и в полном вооружении, то обедневшие подчас не могли явиться даже с луком и стрелами, и порой они выполняли разного рода повинности, в том числе и барщину, в пользу своих господ — судей. Каждый город имел свой отряд с собственным знаменем, который возглавлял гастальд. Городское войско строилось поквартально, горожане каждого квартала должны были охранять свой участок стены. Все сколько-нибудь значительные города были обнесены стенами. Горожане и в лангобардский период, очевидно, сохранили права пользования общинными землями — правом пастьбы на них скота, покоса трав, рубки дров в лесу, хотя собственность на большую часть земель перешла к королю25. В каролингское время аппарат управления городом усложнился. В то же время несколько расширилась компетенция тех органов, в которых принимали в той иной мере участие более широкие слои горожан. Во главе городов вместо герцогов и гастальдов были поставлены графы, в марках — маркграфы, прямо зависевшие от императора. Им принадлежали те же функции, что прежде выполняли гастальды. В подчинении у графов, как раньше у гастальдов, находились более мелкие чиновники — викарии, центенарии, деканы, салтарии и др. Деятельность графов контролировали королевские посланцы. Весьма часто они принимали активное участие в городском суде. Графы подчинялись епископу как церковному главе диоцеза. Со второй половины IX в. власть епископа в городе неуклонно возрастала. Епископы приобретали графские титулы, строили укрепленные поселения, получали от императора привилегии иммунитета и бана, распространявшиеся как на город, так и на его округу. В руках епископа, помимо церковных, сосредоточивались высшие административные, судебные и фискальные функции в городе и округе. Они приобретали права чеканки монеты, открытия рынков и ярмарок. Некоторые епископы были в числе королевских посланцев. Естественно поэтому, что борьба зарождавшихся ассоциаций горожан за самоуправление выливалась нередко в борьбу с епископом. На протяжении IX—X вв. получили дальнейшее развитие те зародышевые формы городского самоуправления, которые имели место уже в VIII в. Постепенно расширялся круг свободных горожан, допускавшихся к участию в решении важных вопросов городской жизни в тех или иных органах управления. Наряду с этим возрастала и компетенция общего собрания горожан. На собрании горожан рассматривались вопросы городского благоустройства, сохранение и ремонт общественных зданий, крепостных сооружений, дорог и мостов, военная защита города и созыв городского ополчения, правила соблюдения мор и весов, распределялись среди горожан десятина и всевозможные налоги и штрафы, решались споры из-за муниципальных земель, а также из-за участков, находившихся в собственности отдельных горожан, определялись правила пользования муниципальными землями, принимались новые жители в состав полноправных горожан. Представители главным образом состоятельных слоев — кураторы, прокураторы, экзакторы — осуществляли надзор за общинными землями, рынками и ярмарками, использованием доходов с них на городские нужды, заботились о поддержании в порядке стен, дорог, площадей и общественных зданий, а возможно, и об обеспечении горожан продовольствием26. Все городское население официально признавалось обязанным участвовать в выборе епископов, скабинов и ряда других должностных лиц. Возросла роль в городе «добрых людей» (bonihomines), избиравшихся епископом из богатых и состоятельных горожан. Они принимали участие в контроле за использованием церковных земель и за рядом других акций епископа. Карл Великий учредил институт скабинов, том самым официально признав правовое значение участия в разного рода юридических актах прежних «присяжных». Скабины избирались графом с «согласия» населения среди наиболее состоятельных людей города. Они должны были участвовать вместе с графом в судебных заведениях, помогать ему в розысках преступников, удостоверять подлинность нотариальных актов. Городская верхушка таким образом официально допускалась к участию в управлении городом. Заседания королевских судов в городах под председательством графа, маркграфа или королевского посланца и с участием многих скабинов обычно происходили в присутствии и многочисленных представителе горожан. Так, в 815 г. на судебном заседании в г. Лукке, на котором присутствовали свободные горожане, а также «многие другие ариманны», был удовлетворен иск епископской церкви св. Мартина (от его имени выступал фогт) относительно владения четырьмя виноградниками неким Сване, утверждавшим, что он получил их в либеллярную аренду от купца Гейпрандо27. В суде того же города в 822 г. два скабина и судьи в присутствии «многих других» горожан удовлетворили иск церкви св. Марии а Монте к братьям Патале и Ауриперто, «несправедливо», по мнению представителей церкви, завладевших ее землями в Бульфичано, которые уже 30 лет якобы принадлежали церкви28. На королевском суде в Пьяченце в 881 г. под председательством графа Пьяченцы и в присутствии виконта и императорских посланцев находились также королевский судья, вассал графа и:? Пармы, пять скабинов из Пьяченцы и один я Пармы и «многие другие», среди которых — золотых дел мастер, нотарии иные горожане. Обсуждался вопрос о правомерности собственности церкви св. Бригиты на земли в городе, относительно которых диакон церкви и фогт представили грамоту о том, что они были подарены королем Карлом III. Покупка земельных владений миланскими купцами была утверждена на судебном заседании в Милане под председательством маркграфа Беренгария в присутствии королевских судей, а также горожан Милана, среди которых были купец, монетчик, нотарий и др. Подобных примеров присутствия на судебных заседаниях помимо официально выделенных лиц (в том числе и скабинов) рядовых (хотя обычно и состоятельных) горожан можно привести немало29. Впрочем, было бы ошибочно преувеличивать объем и значимость описанных элементов городского самоуправления. Участив горожан в органах городского управления, в городском суде было ограничено определенным кругом дел, к которому они допускались. Да и здесь их присутствие на суде очень редко влияло на решение споров в пользу истцов-горожан. По существу речь шла лишь о некотором расширении слоя правящей городской элиты и о допуске в ее состав отдельных представителей состоятельной, в том числе торгово-ремесленной, верхушки. Решающая власть в городе в IX—X вв. принадлежала графу или епископу, получившему графские права и привилегии от короля. До коммунального управления даже в его первоначальных формах было еще далеко. И все же расширение элементов городского самоуправления в IX—X вв. было существенным шагом на пути складывания городской общины как социально-политической ассоциации жителей, высшей точкой развития которой стала коммуна. В процессе создания ремесленно-торгового потенциала средневековых городов Северной и Центральной Италии в IX—X вв. показательно складывание своеобразной общности экономических интересов горожан. Во взаимоотношениях с сеньором города, которые обостряются и характеризуются многочисленными столкновениями, а порой и острой и длительной борьбой, город во все большей степени выступает как корпорация — уже в немалой своей части торговцев и ремесленников, заинтересованных в разного рода таможенных, рыночных и иных торговых льготах и привилегиях, а также в политико-административной автономии. Господствующие слои города стремятся активно воздействовать на торговую политику королей и императоров и прежде всего использовать в своих интересах получаемые епископом иммунитетные привилегии. Так, в результате пожалования в 894 г. Беренгарием привилегий мантуанскому епископу город, хотя и под контролем епископа, приобрел права чеканки монеты, взимания рыночных и береговых пошлин на р. По, а также устройства ежегодного рынка в пределах графства. Подобные права на устройство городского рынка от того же короля Беренгария получили епископы Кремоны, Новары и Падуи30. До нас дошли грамоты (хотя и сравнительно немногочисленные), в которых представители городского населения являются непосредственными адресатами или же выступают как полноправные представители города наряду с епископом. Корпорация горожан тем самым постепенно начинает в той или иной степени и юридически признаваться королевской властью. В императорских дипломах Венеции ее горожане (populus) выступают адресатами наряду с правителем города дожем. В 891 г. король Гвидо подтвердил дожу и населению Венеции право на владение землями, иммунитет и свободу торговли. В 927 г. иммунитетные и торговые привилегии дожу и населению города были вновь подтверждены в дипломе короля Уго31. В дипломе генуэзцам от 958 г. Беренгарий II и Альберт не упоминают ни графа, ни епископа (диплом обращен прямо к горожанам). Король подтверждает права горожан «согласно обычаю» и запрещает представителям государственной власти осуществлять какие-либо судебные или административные функции в городе, а также требовать постой32. Однако епископы вовсе не собирались добровольно уступить свои привилегии. IX—X столетия отмечены острой борьбой горожан с епископами, которая подчас приводила к изгнанию епископов. Подобные случаи имели место в Кремоне, Турине, Милане и других городах. Итак, в VIII—X вв. города Северной и Центральной Италии — важные административно-политические центры вначале Лангобардского королевства, затем Каролингского государства, а к концу периода Королевства Италии, попавшего в середине X в. под власть германских королей, а затем императоров. По мере роста экономического потенциала и политической силы города все более неуклонно стремились расширять свою автономию, приобрести экономическую и политическую независимость от своих сеньоров — графов и маркграфов, епископов. Не случайно X—XI века наполнены ожесточенной борьбой городов с сеньорами, результаты которой, хотя и не были однозначными, но неуклонно вели к укреплению самоуправления, что подготовило образование коммун. Вместе с тем было бы ошибочным рассматривать успехи горожан в борьбе с феодальным сеньором, какой бы титул он ни носил, как победу города над феодализмом, торжество антифеодальных сил. Такой вывод не учитывал бы глубинных процессов развития, происходивших в городе, особенно на этом раннем этапе. Город находился в «гуще» процесса феодализации, который происходил в итальянском обществе VIII—X вв., он был связан с этим процессом тысячами видимых и невидимых, на первый: взгляд, нитей. Одним из главных проявлений этого было владение землей (в качестве собственников или держателей разных типов) большинства городского населения — от рядовых ремесленников и торговцев до крупных купцов и правящей городской элиты, в том числе представителей герцогской и королевской администрации. Земля, формы собственности и держания земельных участков были той «лакмусовой бумажкой», которая в раннее средневековье больше, чем когда бы ни было в последующем, определяла особенности отношений господства—подчинения, вассально-ленных связей не только за пределами города, но и на территории собственного города. В исследовании проблемы «генезис феодализма и город» мы ставим перед собой две основные задачи: 1) выявить особенности феодализации города изнутри, т. е. показать, каким образом в нем участвовали рядовые горожане — ремесленники и торговцы, мелкие земельные собственники, крупные купцы, богатые ремесленные мастера, представители королевской администрации разных рангов; 2) проследить специфику процесса феодализации и участия в нем разных социальных слоев вне города, на его аграрной периферии, обратив при этом главное внимание на взаимосвязь и взаимовлияние в этом процессе города и его округи33. Изучая тенденции эволюции городского землевладения, мы постараемся ответить на следующие вопросы: а) отличалось ли землевладение горожан от землевладения мелких, средних и крупных собственников, живших вне города и его ближайших окрестностей (в радиусе до 10 км) по формам и условиям крестьянских и некрестьянских держаний, соотношению домен нальных земель и участков, розданных в держания; б) какого рода взаимоотношения складывались у горожан в сфере землевладения с другими социальными слоями в самом городе и вне его: с церковными лицами и расположенными в городе церковными учреждениями, со светскими феодалами? Среди горожан — землевладельцев и держателей можно было бы, на наш взгляд, выделить три группы по их производственным и социальным характеристикам, грани между которыми в изучаемый период, однако, были подвижны и неустойчивы. 1. Мелкие земельные собственники, обрабатывавшие самостоятельно или с помощью одного-двух держателей свои небольшие участки в городе или ближайшем пригороде. К этому слою непосредственно примыкали (и нередко смыкались с ним) феодально-зависимые наследственные держатели — либеллярии, в значительной степени сохранявшие личную свободу. Мелкие собственники и держатели подчас выступали в одном лице: с держанием какого-либо ремесленника нередко соседствовал земельный участок, находившийся в его собственности. В результате интенсивно происходившего в VIII—X вв. процесса феодализации многие мелкие землевладельцы теряли право собственности на участки и превращались в зависимых держателей по договору или по обычаю или же перезаключали договор, иногда приобретая повышенный социальный статус (например, либеллярии). 2. Феодализирующаяся, а позднее феодальная знать и феодальные собственники средней руки располагали господской частью имения и системой тянувших к ней держаний, на которых сидели массарии, колоны и сервы (последние могли использоваться в хозяйстве и как дворовые, и как домашние рабы). В то же время на части держаний представителей знати были испомещены зависимые держатели — либеллярии (в результате заключения ими договора с вотчинниками). 3. Между ними двумя полярными группировками находился «промежуточный тип», т. е. горожане, которые владели не только домом в городе, но и господским двором (sala) или его частью, а также комплексом связанных с ним хозяйственных построек и служб. Принадлежавшие собственникам этого типа несколько (2—5) земельных участков подчас находились на некотором расстоянии один от другого — в пригороде и на более отдаленной от города территории. Они обрабатывались как дворовыми сервами, так и держателями — массариями и даже либелляриями, хотя не исключалось и собственное участие этих землевладельцев в обработке части их земель. Принадлежавшие им держательские участки не представляли, однако, собой систему зависимых держаний, тянущих к господскому двору, как это имело место у феодальной знати. В числе свидетелей в такого рода договорах — не только рядовые свободные, но и нотарии, судьи. Итак, представители «промежуточного слоя» — еще не феодалы, хотя и могут ими стать в процессе феодализации, но уже и не рядовые мелкие собственники и держатели, обрабатывавшие принадлежавшие им участки непосредственно своими силами. В период завершения процесса феодализации (IX—X вв.) часть собственников подобного типа выступала в качестве держателей первой руки от крупных феодальных собственников, в свою очередь являясь прямыми сеньорами непосредственных держателей земель — зависимых крестьян. Указанная группа постепенно размывалась в ходе процесса феодализации и к XIII в. была немногочисленной34 VIII—X века для Северной и Центральной Италии — период интенсивно происходившего процесса феодализации, главными проявлениями которого было образование двух антагонистических классов: феодально-зависимого крестьянства и господствующего класса — феодалов-землевладельцев. За этими определениями скрывалась пестрая картина различных социальных группировок, существовавших среди крестьянства (либеллярии, эмфитевты, колоны-массарии, сервы, альдии) и среди феодалов (от феодальной и феодализирующейся знати до мелких землевладельцев, владевших небольшими вотчинными дворами с принадлежавшими к ним 5—10 крестьянскими держаниями). Процесс феодализации не завершился в X в. Значительные слои мелких и средних собственников (так называемый промежуточный слой) оставались вне частной власти вотчины. Особенно многочисленной подобная социальная прослойка была в городах и пригородах — суббургах, а также в ближайшей к городу округе. Этот слой уменьшался, так как большая часть их попадала в зависимость от феодализирующейся знати разного этнического и социального происхождения. Но одновременно их ряды, очевидно, пополнялись как за счет получавших освобождение серпов, колонов и альдиев, так и бедневшей части средних землевладельцев, а также приобретавших земельные владения горожан — торговцев и ремесленников, должностных лиц курии, людей свободных профессий и т. п. Наличие относительно развитого ремесла и торговли в городах (хотя и немало их переживало в гот или иной период падение активности и даже упадок) предопределяло существование слоя ремесленников и торговцев, многие из которых были земельными собственниками и мелкими посессорами, активно участвовавшими в торговых операциях и ремесленной деятельности в городе и округе. Сохранение определенного слоя мелких свободных собственников было естественным в городе с его (хотя и сильно видоизменившимися, но в IX—X вв. вновь возрождающимися уже на новой основе) учреждениями финансово-судебно-административного порядка и обслуживающими их чиновниками, наконец, в городе, продолжавшем оставаться очагом культуры, обслуживаемым лицами свободных профессий. Мелкие земельные собственники-горожане были наследниками позднеримских посессоров, а частично германских, лангобардских. иногда франкских аллодистов. Порой перед нами ремесленники, иногда торговцы, но нередко (обычно в Центральной Италии) их социальная роль в городе не ясна. На принадлежавших им небольших и компактно расположенных участках в городе и ближайшем пригороде имелись жилой дом с дворовыми постройками, небольшой сад (огород), виноградник. Небольшие участки пашни или луга, как правило, находились за пределами собственно городской территории, но неподалеку от городских стен. В грамотах упоминаются многочисленные продажи, обмены и дарения земельных участков и домов этими собственниками их же согражданам — ремесленникам, торговцам, королевским должностным лицам, представителям городской администрации, чаще церковным учреждениям и клирикам. дарения делаются с сохранением пользования (узуфрукта) на время жизни дарителя либо его жены или других ближайших родственников. Нередко продавец оставлял в своей собственности другие участки, граничившие с продаваемыми35. Но продажа далеко не всегда означала полную утрату проданного участка; подчас относительно этой земли заключался договор «ad pastinandnm», по условиям которого возделанный участок (на котором обычно высаживались виноградинки) делился пополам между старым собственником и новым — возделывателем парцеллы36. Многочисленные дарения и продажи земельных участков и домов, а также других сооружений, принадлежавших мелким свободным земельным собственникам, происходили повсеместно и пределами собственно городской территории. Однако здесь подобным сделкам были присущи некоторые особенности: а) как правило, дарение или продажа совершались в пользу церковного учреждения (епископства, монастыря, приходской церкви и т. д.), в то время как в городе покупателями нередко были те же горожане, ремесленники и торговцы37; б) у дарителя или продавца много реже, чем в городе, оставались в собственности другие участки38 (т. е. здесь институт мелких собственников размывался быстрее, слой неимущих многочисленнее). Обычная формулировка: дарю все, чем владею в данном селении (впрочем, возможно, что иногда даритель мог сохранить что-либо в собственности в других селениях, о чем грамота умалчивает)39. в) вне городской территории реже встречается и сохранение узуфрукта на подаренные земли. Права пользования общинными угодьями, очевидно, при продаже или дарении переходили к новому собственнику. Вплоть до конца X и в XI в. в ряде районов сохранялись поселения свободных мелких собственников с принадлежавшими им земельными участками, представлявших, возможно, некие сообщества (terra langobardorum, terra Barbaritana и т. п.). Если первоначально эти обособленные территории принадлежали варварам — остготам или лангобардам, в IX—XI вв. они продолжали оставаться во владении мелких свободных собственников, но уже независимо от их происхождения или принадлежности, будь то римляне, остготы или лангобарды. Соответственно, на наш взгляд, нет оснований полагать, что такого рода поселения свободных людей были в большинстве своем позднего происхождения и являлись результатом особых пожалований королей их дружинникам и разного рода должностным лицам государства, ариманнам, рядовым свободным — как это подчеркивают ученые, разделяющие теорию «королевских свободных»40. Как мы уже видели, наличие мелких свободных собственников можно проследить на всем протяжении VIII—X в. в разных районах Северной и Центральной Италии, независимо от каких-либо особых королевских пожалований. Продажа и дарение мелкими собственниками своих земельных участков и домов в городе и вне его нередко были вынужденными вследствие резкого ухудшения их материального положения, а порой и разорения. В конце VIII — IX в. эти сделки весьма часто влекли за собой вступление прежнего мелкого земледельца в зависимость от крупного собственника — феодализирующегося или уже феодального сеньора, будь то светский феодал или церковная корпорация. Утрата свободы прежним мелким собственником могла происходить не одномоментно, в результате дарения или продажи им своего земельного участка и поселения (на нем же или на другом наделе того же либо другого землевладельца) в качестве держателя, а проходить ряд ступеней постепенного подчинения крупной вотчине, вначале еще без потери недвижимости, но с признанием судебно-административной и фискальной власти последней, а затем и с лишением собственности. Подобный путь, как увидим ниже, был характерен для тех свободных, которые, продолжая иметь собственный участок, попадали в орбиту действия иммунитетных привилегий (чаще всего пожалованных крупной церковной вотчине). Жители Оливето (Тосканская Маремма) братья Лутперто и Лиутперто подарили епископской церкви в Лукке все свои владения и взяли на себя обязательство выполнять в пользу епископства транспортную барщину, состоявшую из перевозки на судне зерна и соли в порт, куда обычно эти продукты и доставлялись. Сами же братья и раньше, владея еще собственными земельными участками, доставляли в порт зерно и соль по предписанию герцога Вальперто. В сознании братьев еще сохраняется представление об их личном свободном статусе, и они продолжают противиться судебному подчинению епископу, что видно из заключительных слов грамоты41. Они не были исключением в своих попытках сохранить хотя бы некоторые признаки прежнего свободного состояния. На судебных заседаниях в городах Северной и Центральной Италии в VIII—X вв. под председательством графов и маркграфов, королевских посланцев, а иной раз и в присутствии самого короля весьма часто разбирались иски протеста прежних свободных, утративших свое имущество (прежде всего землю) и личную свободу и насильственно обращаемых в несвободных массариев, сервов и альдиев. Они не нашли удовлетворения своих требовании в графском суде и обратились в королевский суд. Показательно, что, хотя на заседаниях суда нередко присутствовали «многие свободные» горожане, обычно решение судей было не в пользу истца — прежнего свободного собственника. Очень редки случаи, когда последнему удавалось «доказать» свою свободу. Так, в миланском суде под председательством дворцового графа и графа Милана Зигифредо в 901 г. была удовлетворена жалоба шести представителей селения Кузиако на графского вассала Ванинга и графского фогта Амброзия, которые, по словам крестьян, «несправедливо рассмотрев дело в суде», вынесли решение о том, что названные лица являются альдиями поместного двора в Палаццуоло, каковыми якобы были их родители. Основанием для такого решения было признано исполнение ими еженедельной барщины на домене42. Жители Кузиако продолжали, тем не менее, считать себя свободными (liberi homines, arimanni) на том основании, что их родители — свободные люди, а они продолжают обладать земельной собственностью (nostrani proprictatem in nostram partem) в доказательство чего они представили поручителей. Истцам удалось доказать свое свободное состояние, хотя они и лишились части земель в местечке Бустарио, которыми завладел граф. Однако преобладали приговоры суда иного рода. Как правило, аргументы бывших свободных, подпавших под власть светского или церковного сеньора, признавались «неубедительными». Лишь иногда суд несколько смягчал обязательства обратившегося за защитой серва или альдия, социальным статус которого обычно признавался ((соответствующим» действующему порядку вещей (в качестве критерия порой выдвигался 30-летний срок данности пребывания в несвободном состоянии и выполнение соответствующих — обычно барщинных — повинностей). В 796 г. в пизанском суде было вынесено решение в пользу епископа Пизы, утверждавшего, что три брата-ответчика (в том числе один — клирик) являются лично и поземельно зависимыми людьми епископской церкви и посему должны оставаться ими на протяжении всей своей жизни, так как их отец был сервом той же церкви. И хотя братья утверждали, что они выполняют своп обязанности по отношению к епископу как свободные люди, они не смогли подтвердить свое свободное состояние ни грамотой, ни показаниями свидетелей с их стороны. Между тем судья вызвал ряд свидетелей, которые дали показания о том, что отец ответчиков в течение 30 лет являлся епископским сервом и подвергался как серв телесным наказаниям43. Под председательством королевского посланца судьи Гарибальдо в суде г. Тренто разбиралась жалоба аббата монастыря св. Марин, расположенного недалеко от Вероны, на зависимых от монастыря держателей — жителей ряда деревень, отказывавшихся выполнять барщинные работы на том основании, что они коммепдировавшиеся, т. е. лично свободные люди. На суде присутствовали многочисленные вассалы, скульдахий, скабины «немецкого и лангобардского происхождения». Аббат аргументировал свою точку зрения тем, что деды и отцы ответчиков и в лангобардские и франкские времена, и теперь в течение 30 лет исполняли барщину монастырю. Ответчики представить поручителей и доказать свою свободу в установленном судебным обычаем порядке не смогли. И хотя свидетели и скабины признали, что службу монастырю (в частности, доставку продуктов в Верону по поручению вотчинника) ответчики исполняли, будучи поземельно, но не лично зависимыми людьми, тем не менее решение суда было в пользу монастыря.44 В своих многочисленных итальянских капитуляриях франкские короли и императоры, признавая факты потери имущества и личной свободы многими прежними мелкими собственникам (они именуются liberi homines, arimanni, minor popnhis, populus), в том числе и в результате злоупотреблений и насильственных действий королевских должностных лиц, как бы намечают некоторые меры по пресечению такого рода преступных акций.45 В то же время они всячески содействуют росту частной вотчинной власти46 (в том числе и путем иммунитетных привилегий) оказывая поддержку актам коммендации прежних свободных, а позже, в середине IX в., предписывая «в обязательном порядке» каждому свободному подыскать себе сеньора.47 Феодализационные тенденции делают все большие успехи, и королевская власть «не мешает им» (тем более что она и сама феодализируется). Утративший (полностью или частично) свою собственность на дом или земельный участок, лишившийся прав (и обязанностей) свободного человека, прежний мелкий собственник становился зависимым держателем церкви или монастыря либо богатых соседей — светских землевладельцев. В силу специфики наших источников чаще всего мы можем изучить статус держателей церковных учреждений. Подчас держатель брал на себя обязанности по «carta promissionis»48. Но преобладало заключение либеллярного договора, часто наследственного или на 29 лет. Реже заключался договор типа эмфитевсиса. Однако немало зависимых людей держали землю и без заключения специального письменного договора. Такие держатели, как правило, именовались колонами или массариями, а подчас мы встречаем в грамотах в качестве держателей даже альдиев и сервов. Личные и имущественные нрава держателей, не заключавших письменного договора с вотчинником, подвергались гораздо большему ограничению, чем что имело место в отношении либелляриев или эмфитевтов49. В VIII—X вв. в наших источниках массарни обычно противопоставляются «свободным» держателям, так же как и обладавшим большей личной свободой и обязанным сравнительно меньшим объемом повинностей либелляриям. Впрочем, нередко часть держателей, заключивших либеллярный договор, фактически оказывалась и положении массариев, а подчас именовалась ими50, на низшей ступени социальной лестницы в VIII—X в. стояли альдии и сервы. Серны были домашними и дворовыми рабами, но порой (особенно в IX—X вв.) и держателями. Их продавали, обменивали, дарили, передавали и залог без земли как вещь. Иногда их отпускали на свободу по завещанию собственника церковному учреждению. Подчас сервы вступали в браки с сидевшими на земельных участках их господ массариями, и их потомство переходило в разряд поземельно-зависимых держателей, хотя и со значительными ограничениями личной свободы. Среди сервов упоминаются ремесленники разных специальностей, преимущественно сельскохозяйственных. Альдии были близки к сервам, нередко вместе с ними освобождались по завещанию. В IX—X вв. альдии, как и сервы, но, пожалуй, еще чаще — поземельные держатели51. Объектом держания либелляриев — непосредственных производителей — становилась либо их прежняя собственность, проданная или подаренная покупателю-вотчиннику, либо же земельный участок, на котором ранее сидел другой держатель. В наших грамотах встречаются и подтверждения прав на такие держания, которые уже находились во владении получателя грамоты (или его отца). Порой имеет место заключение либеллярного договора относительно держания, которое раньше его обладатель обрабатывал без заключения специального контракта. В последнем случае происходило определенное повышение юридического и социального статуса держателя. Новые либеллярии или массарии обязывались «производить улучшения» на своих держаниях. Чаще об этом говорится в общей форме, но порой они конкретизируются: речь идет о подъеме нови, обработке пустоши, корчевке леса, насаждении новых виноградников, ежегодном взрыхлении почвы у их корней, обрезке лозы, размножении виноградников черенками и т. п.52 Повинности держателей-либелляриев на землях, близко расположенных к городу, отличались от обязательств либелляриев, держания которых находились на более отдаленных от города территориях. Правда, и ряд держателей в непосредственной близости от Лукки (в Саппанори и Соборбано, зонах широкого распространения виноградников), так же как и в более отдаленных от города районах округи, был обязан значительной барщиной — в размере 3, 4 и даже 5 дней в неделю «по усмотрению господина» (возможно, что это были разнообразные работы на виноградниках, которые не было нужды конкретизировать). Держатели здесь должны были приносить вотчиннику и «дополнительные» дары и виде кур и яиц53. Однако большая часть либелляриев, державших земельные участки вблизи Лукки, Пизы, Пистои, Вольтерры уже в конце VIII, а особенно в IX—X вв. вносила лишь небольшой денежный чинш и выполняла судебную повинность: по приказанию вотчинника должна была принимать участие в его суде (как правило, в городе).54 Эта повинность для крестьян-держателей. живших вне городской территории, была довольно обременительной, так как отрывала их от сельскохозяйственных работ подчас в самое жаркое время сенокоса или уборки. Для держателя — жителя города, ремесленника из предместья такая повинность была менее тяжелой, кроме того, она повышала его социальный престиж среди соседей. Либеллярии эти, обладавшие в наибольшей степени личной свободой в рамках феодальной зависимости их от вотчинника-сеньора, противопоставляли себя тем массариям, которые норой (без заключения договора) сидели на участках разбогатевших либелляриев и помогали им эти участки обрабатывать. Кстати, все чаще теперь в грамотах либеллярии — не непосредственные производители, а лица, принадлежавшие к так называемому промежуточному слою, и мелкие феодалы. Либеллярный договор разрешал таким либелляриям свободно распоряжаться движимым имуществом и покидать участок без всякого ограничения со стороны собственника. Свобода распоряжения движимым имуществом, так же как и возможность легко покинуть надел,55 небольшой денежный чинш соответствовали экономическому и социальному статусу рядового горожанина нового типа — во все большей своей части ремесленника или торговца, для которого собственно земледельческие занятия на территории города, а также в непосредственной близости от пего постепенно отходили на второй план. Это обстоятельство находилось в тесной связи с эволюцией самого города, в котором ремесленная и торговая деятельность приобретали все большое значение. Договор эмфитевсиса (он чаще встречается в районе Кремоны, Модены) по своим условиям был обычно сходен с либеллярным, но заключался на более короткий срок — 10 лет. Иногда (по очень редко) заключались прекарные сделки (precaria oblala). Прекарист обязывался нести денежный чинш56. Уже говорилось, что часть либелляриев из обедневших мелких свободных собственников, лишившихся своих прав на земельные участки, сближалась или сливалась с полусвободными держателями-массариями. Однако именно в городе и его окрестностях, по крайней мере в VIII — середине IX в., грань между массариями и держателями-либелляриями, в большей степени сохранившими личную свободу, продолжала оставаться довольно существенной57, так как именно в городе обедневшие мелкие собственники, порой сохранившие собственность на половину или даже на 2/3 своего дома, сада или виноградника, одновременно могли продолжать занятия ремеслом или участвовать в торговле, служить в городской администрации. Тем самым эти люди выступали как бы в двух ипостасях: мелких собственников, располагавших определенными правами участия в политической жизни или администрации города, и держателей чужой земли с вытекавшими в свою очередь из этого факта последствиями для их личного подчинения землевладельцу (монастырю, епископу, светскому вотчиннику). Впрочем, на протяжении IX—X вв. продолжавшийся процесс феодализации, в который вовлекались все более широкие круги сохранявшихся мелких и средних собственников (в том числе и городских жителей), приводил к опусканию и обеднению многих из них. В то же время было бы ошибочным считать, что к концу X в. все мелкие городские земельные собственники (или подавляющее большинство) оказались в феодальном подчинении у своих могущественных соседей в городе. Очевидно, «незаконченность» и «незавершенность» подобного процесса была обусловлена в немалой степени начавшимся экономическим и политическим подъемом городов, активизацией их борьбы за самоуправление и экономическую независимость от сеньора — епископа или графа, вовлечением в эту борьбу все новых слоев ремесленно-торгового населения города, что явилось в определенной степени стимулом сохранения их собственнических прав на дом и небольшую парцеллу, запятую садом, огородом, виноградником, или болев легкой их зависимости как держателей-либелляриев. Повинности либелляриев, проживавших за пределами непосредственно города и его ближайших предместий, были более обременительными, чем держателей-горожан, что особенно наглядно можно проследить в изучаемый нами период в VIII — середине IX в. и во второй половине IX—X в. Общий объем повинностей держателей-либелляриев и особенно массариев-негорожан был довольно велик: это и полевая барщина 2—3 дня в неделю (а иногда и больше), впрочем, распространенная не повсеместно и сочетавшаяся обычно со значительной натуральной рентой: взиманием половины полученного в хозяйстве вина, урожая зерновых — пшеницы и низших зерновых (проса, ячменя, полбы), порой половины олив. В числе «дополнительных даров» не только домашняя птица и яйца, но и барашек, поросенок, свиной окорок. Почти неизменным компонентом оброка выступает денежный чинш58, роль которого возрастает к концу нашего периода — X в.59 Среди зависимых держателей итальянских церковных вотчин, особенно массариев и колонов, имела значительное распространение транспортная повинность — доставка крестьянами своих оброков в города и порты, где находились административно-хозяйственные центры вотчин, или реже — перевозка ими продуктов в пункты, указанные вотчинником. Зависимые держатели монастыря св. Юлин в Брешии доставляли свои оброки в порты, куда приходили суда. К берегу По обязаны были привозить зерно и вино держатели монастыря св. Воскресения в Пьяченце. Транспортная повинность была распространена и в округах Лукки, Милана, Модены60. В условиях подъема роста многих городов, особенно в X в., постепенно возрастала роль натуральной ренты, поступавшей в города на продажу, а также для снабжения городского населения (в том числе и зависимых людей горожан-вотчинников) продуктами питания и сырья. Натуральная рента занимала немалое место в повинности держателей (по политику Лукки — приблизительно у 57% тяглых крестьян, по политику св. Юлии в Брешии — у 90%). Что ж касается либелляриев и других категорий зависимых держателей, владевших землей на договорных условиях, то удельный вес натуральной ренты там был: в IX—X вв. продуктовые оброки доставляла еще только половина либелляриев на севере страны, а в Центральной Италии и того меньше — приблизительно их часть. Денежный чинш — один из важных показателей товарности крестьянского хозяйства — в середине IX—X в. становился преобладающим у держателей-либелляриев в Центральной Италии. Его платила примерно половина и североитальянских либелляриев. Однако здесь передки были оброки смешанного типа: одновременно натурой и деньгами. Судя по документам, относительно часто совершались ростовщические сделки с землей61. И современной историографии убедительно опровергнуты взгляды сторонников вотчинной теории (разделявшиеся Ф. Карли и А. Пиренном) о поместье этого времени как о полностью замкнутом экономическом комплексе и о поместных рынках лишь как рынках для обмена товарами между колонами и остальным населением этого же поместья62. Разумеется, остается в силе тезис о господстве натурального хозяйства. Основные орудия и средства труда воспроизводились в крестьянском хозяйстве. И все же сравнительно интенсивными были товарные связи с близлежащим и отдаленным городом, что влияло на размер и функции домена. По подсчетам М. Блока, в IX в. в монастыре св. Юлии в Брешии на 741 пребендария приходилось 4000 зависимых держателей, а в монастыре Фарфа — на 93 пребендария 1400 держателей63. На домене монастыря св. Коломбана в Боббио, по данным политика, производилась лишь 1/3 зерна, получаемого со всех земель монастыря64. Немало препятствий воздвигалось на пути зависимых держателей-негорожан в случае их ухода с держания или оставления участка до истечения срока договора (если договор не был наследственным). Они должны были не только заплатить высокий штраф (как и держатели-горожане), но и оставить на участке все движимое имущество, т. е. скот и весь рабочий инвентарь, что, естественно, сильно затрудняло их устройство на новом месте. Любопытно, что в ряде грамот в качестве причины ухода называется стремление держателя «подработать» на стороне (peculiarina faciendi), подчас прямо говорится, что массариям запрещается уходить в близлежащий или какой-либо другой город под угрозой высокого штрафа65. Феодализация общества Центральной и Северной Италии в VIII—X вв., в ходе которой либеллярный договор играл немаловажную роль как один из способов, посредством которого втягивалась в зависимость феодального типа значительная часть обедневших мелких свободных собственников (в том числе горожан и жителей непосредственно примыкавших к городу территорий), имела неоднозначные последствия для всех либелляриев. Либеллярии не образовали единого слоя феодально-зависимого крестьянства со сходными или тем более одинаковыми правами и обязанностями. Часть их сблизилась и слилась с полусвободными массариями, выполнявшими барщину и платившими оброк натурой из половины или трети урожая, помимо других повинностей. Другая часть либелляриев, также немногочисленная, вносила вотчинникам лишь сравнительно невысокие денежные чинш и исполняла судебную повинность. Горожане и жители предместий и окрестных районов в большинстве своем принадлежали именно к этой последней категории. К горожанам-землевладельцам выделенного нами «промежуточного типа» или «слоя» принадлежали горожане — земельные собственники, владевшие домом, господским двором или его частью, 2—5 участками земель с сидевшими на них держателями—массариями или сервам. При этом, однако, не исключалось и собственное участие этих землевладельцев в сельскохозяйственном труде. Принадлежавшие им держания массариев были немногочисленны и не превратились еще в стабилизировавшуюся систему зависимых держаний, тянущих к господскому двору. В состав «промежуточного слоя» входили разбогатевшие ремесленники и торговцы, низшие представители государственной (королевской) и городской администрации: королевские судьи, гастальды, королевские дружинники-газинды, нотарии, скабины, а также состоятельная верхушка рядовых воинов и ариманнов. В источниках при описании городских и пригородных владений представителей «промежуточного типа» не всегда фигурируют держатели, особенно если перед нами должностные лица города и королевства. Между тем размеры и расположение земель, отдельные участки которых порой отстояли на значительном расстоянии друг от друга, а также специфика профессии этих лиц заставляют предположить с достаточной долей вероятности, что эти земли непосредственно обрабатывали не судьи или газинды, а мелкие собственники или держатели, жившие по соседству (если на данных наделах не было постоянных держателей), а также дворовые сервы. В наших источниках представители «промежуточного слоя» заключают всевозможные сделки с землей: купли-продажи, обмена, дарений, залога, нередко либеллярные договоры. Объекты сделок — каменный дом в городе и огороженный господский двор с комплексом хозяйственных построек (у ремесленников и торговцев — мастерская лавка), а также несколько земельных участков с сидевшими на них массариями или сервами (впрочем, как говорилось, массарии могут и не упоминаться). Земли представителей «промежуточного слоя» могли располагаться в разных городских кварталах, а также в непосредственной близости от городских стен, но иногда и на более далеком от города расстоянии66. Многочисленные свидетельства о землевладении миланских и кремонских купцов, а также ремесленников в IX—X вв. приводит Ч. Виоланте, отмечая, что нередко они же выступали и свидетелями заключении разного рода земельных сделок наряду с нотарнями и судьями. Ч. Виоланте полагает, что особенно интенсивно происходил процесс превращения купцов в земельных собственников с начала X в., а к 60-м годам XI в. вместе с ремесленниками они образуют особую сословную группу в городах — cives. Порывая практически с военной службой, они, казалось бы, теряли тем самым и высокое положение в обществе (в качестве maiores и potentes ср. законы Айстульфа). Однако, приобретая земли, они тем самым как бы «приспосабливаются» к новым условиям, поднимаясь по общественной лестнице. Немало таких людей находилось в прямой зависимости от королей и императоров67. Весьма характерен для представителей «промежуточного слоя» статус вассала-бенефициария (в качестве своего рода бенефиция могло выступать и либеллярное держание). Их сеньорами были епископ или городской монастырь, граф или герцог. Очень часто сами эти вассалы в свою очередь передают полученные участки в держание либелляриям, и в их пользу поступает часть чинша. Верховный сеньор «довольствовался» нередко сравнительно небольшим денежным чиншем. Среди других обязательств (чаще денежных, но также и натуральных) либелляриев из «промежуточного слоя» — транспортная повинность, ее исполняют держатели — массарии или сервы. Это — обязанность доставлять оброк к городскому дому верховного сеньора. Либеллярий должен был также предоставлять постой посланцу сеньора или ему самому. Имела место и судебная повинность (вероятно, держателей по отношению к верховному сеньору)68. Собственник платил штраф, если он требовал повышенный чинш или сгонял съемщиков с земли, а держатель — за неуплату чинша, ухудшение участка, иногда за его оставление (размер штрафа одинаков для собственника и съемщика). Наиболее высоким штрафом каралось оставление участков до окончания срока договора в пределах города или в непосредственной близости от него. Как и в контрактах с рядовыми горожанами, после уплаты штрафа договор «оставался в силе», его расторжение из-за невыполнения условий одной из сторон встречается в виде исключения. Тем не менее огромный штраф, порой в 10 раз и более превышавший чинш, ложился ощутимым дополнительным бременем в первую очередь на непосредственных держателей земель от либелляриев из «промежуточного слоя»69. Землевладельцы или держатели, принадлежавшие к выделенному нами «промежуточному типу» и проживавшие за пределами городов или их ближайших окрестностей, обычно «обнаруживаются» или в грамотах купли-продажи, или же в либеллярных договорах, причем не так уж редко договор заключается относительно проданных или подаренных церковному учреждению земель и построек лиц, с которыми и подписывается договор. Объектом либеллярной сделки обычно являются дом, где проживает либеллярий, хозяйственные постройки, усадьбы, сад, виноградник, участок пашни. Нередко эти земли обрабатывают 1—3, иногда 3—5 держателей-массариев. Весьма часто в договорах, заключаемых с церковными учреждениями лицами, относимыми нами к «промежуточному слою», говорится о том, что съемщик должен «построить дом и поселить там зависимых людей». Вероятно, такого рода формулировка не случайна и связана с продолжавшимся процессом освоения новых земель (естественно, в первую очередь на более отдаленных от города территориях) и поисками новых держателей-колонов для их обработки. Возможно, впрочем, что постройка нового дома, причем именно крестьянского жилища (что порой уточняется в грамоте), была связана с тем, что новые массарии должны были «сидеть» на участке наряду и вместе с прежним массарнем. Особое внимание к постройке жилища для держателей-массариев в либеллярных договорах негородского типа позволяет предположить, что здесь чаще имелась в виду не смена массария, а приглашение новых работников. Существовала большая подвижность граней между состоятельным либеллярием крестьянского типа, имевшим в держании 2—3 земельных участка и одного-двух массариев или спорадически привлекавшим их себе в помощь, но обязательно принимавшим непосредственное участие в обработке земельного надела, и лицами, относимыми нами к «промежуточному слою». Последние, как правило, не принимали непосредственного участия в производстве (хотя это участие и не исключается) и владели землями, которые обрабатывали 1—5 (чаще 1—3) массария. Это обусловливалось интенсивно продолжавшимся в IX—X вв. процессом феодализации: мобилизацией земельной собственности, опусканием обедневших мелких собственников и возвышением разбогатевших слоев. Между складывавшимися антагонистическими классами зависимого крестьянства и феодалов продолжали существовать многочисленные прослойки. Либеллярии-негорожане из «промежуточного слоя» гораздо чаще и в большем объеме, чем горожане, были обязаны натуральными повинностями, что особенно показательно для периода VIII—IX вв. Непосредственные держатели, сидевшие на землях этих либелляриев (а иногда и сами они, если непосредственно обрабатывали один из двух или трех участков), должны были поставить епископу или монастырю (в город или — реже — один из административных центров церковной вотчины в округе) половину произведенного на держании вина, или урожая зерновых, выполнять разнообразные барщинные работы на севе и жатве, по посадке и содержанию виноградников, культивации пустоши. Размер барщины обычно фиксировался, но порой величина и характер работ определялись вотчинником или его агентом «по его усмотрению». Как правило, натуральный оброк дополняли денежный чинш (сравнительно небольшой), «дары» (доставка на рождество или пасху барашка либо свиного окорока, домашней птицы и яиц), участие в судебных заседаниях в городской курии епископа или монастыря70. С середины IX в. и особенно в X в. обязанности либелляриев-негорожан, принадлежавших к «промежуточному слою», все чаще ограничиваются уплатой небольшого (иногда даже символического — в несколько денариев) денежного чинша и исполнением судебной повинности, т. е. явке непосредственных держателей на судебные заседания в городскую курию епископа или монастыря один или два-три раза в год. Во многих грамотах в качестве одного из главных обязательств либеллярия из «промежуточного слоя» выступает, как и раньше, постройка дома для держателей-массариев и привлечение последних на держание. Постоянно говорится об обязанности «улучшения» участка, порой уточняется перечень необходимых с этой целью работ71. Когда мы имеем дело с либеллярием из «промежуточного слоя», выступавшим в качестве держателя первой руки по отношению к церковной корпорации, но одновременно имевшим собственных массариев, непосредственно обрабатывавших полученное им по либеллярному договору держание, следует помнить, что этот либеллярий-посредник», естественно, взимал с массариев часть прибавочного продукта, полученного с держаний, в свою пользу. Нам неизвестно, чья «доля» — верховного или прямого сеньора была выше для держателей в IX—X вв. Наши подсчеты по более поздним грамотам Лукки XI—XII вв. свидетельствуют о том, что выше была доля непосредственного, прямого сеньора72. Грань между собственниками, относимыми нами к «промежуточному типу», и представителями господствующего класса — землевладельцами-феодалами часто была подвижной (особенно между собственниками «промежуточного типа» и разрядами класса феодалов, в конце X—XI в. именовавшимися вальвассорами и вальвассинами) и ее далеко не всегда можно с уверенностью провести именно в городе, где даже феодалы из известных знатных родов подчас владели лишь несколькими домами и небольшими земельными участками, проживая большую часть времени в своем замке в округе, где находились и их основные владения. Среди горожан Центральной и Северной Италии VIII—X вв. мы встречаем представителей высшей королевской, а позднее имперской администрации, императорских посланцев и герцогов, маркграфов и графов, высших должностных лиц городских магистратур: гастальдов, судей, богатых хозяев ремесленных мастерских и купцов, разбогатевших лиц свободных профессий. Еще в VIII в. в грамотах Пистои не раз фигурирует королевский врач Гаидоальдо, житель Пистои, основавший монастырь св. Варфоломея (у стен города), в подчинение которому переходят многие монастыри и странноприимные дома в Пистое, Павии и Касспо, учрежденные этим же врачом. Монастырь св. Варфоломея, в свою очередь, передал полученные от Гаидоальдо земли в либеллярные держания как непосредственно массариям, так и бенефициариям — церковнослужителям и светским лицам (последние также, очевидно, сажали на эти участки держателей)73. Крупные феодалы — графы, маркграфы, гастальды, судьи, купцы имели собственные дома в городе и фактически являлись горожанами, но одновременно им принадлежали дома, замки, многочисленные парцеллы и более крупные земельные комплексы, нередко разбросанные по округам ряда крупных городов. Их земельные владения представляли собой обычно систему зависимых держаний, подчиненных господскому двору, центру вотчины, который мог быть и в городе и вблизи него, либо же располагавшихся в округе.74 Эти феодалы, таким образом, были и городской и не городской знатью в одно и то же время. Источники сохранили многочисленные свидетельства о дарениях, обменах, покупках и продажах, ростовщических сделках, передачах в либеллярные и эмфитевтические держания господских домов и иных построек, домениальных земель и держаний как в пределах городских территорий, так и в округе, совершаемых королями и королевскими должностными лицами, горожанами — купцами и ремесленниками, лицами свободных профессий — своим соседям — горожанам, королевским вассалам, торгово-ремесленной городской верхушке, а также светским феодалам, проживавшим за пределами собственно городской территории75. В ряде грамот мы встречаем королевских вассалов (чаще всего графов), получавших от королей разного рода дарения, а так-же фактически иммунитетные привилегии на свои частные владения, и проживавших на этих территориях свободных и сервов, хотя самый термин «иммунитет» не употребляется; речь идет о королевском мундиуме, королевской защите и покровительстве против вмешательства герцога, графа, скульдахия и других королевских должностных лиц. Графы назначались также фогтами отдельных монастырей, где им предоставлялись широкие судебные и административные полномочия76. Королевские суды нередко разбирали споры епископов и монастырей с их соседями графами относительно прав тех и других на земельные владения и зависимых держателей. Решение суда часто было в пользу церковных собственников, в поддержке которых король, очевидно, был больше заинтересован.77 Особенно часто (возможно, что это обстоятельство объясняется спецификой источников, лучше сохранившихся именно в церковных архивах) встречаются дарения, продажи, обмены земельных владений, а подчас десятин и рент за пределами города, делавшиеся представителями феодальной или феодализирующейся знати в пользу городских церковных учреждений и корпораций (епископств, монастырей, приходских церквей, странноприимных домов) и клириков. Подчас даритель или его жена и дети сохраняли на время своей жизни узуфрукт на подаренное имущество. Иной раз даритель оговаривал в акте дарения завещания отпуск на свободу сервов и анцилл, реже — освобождение от несвободного состояния колонов. Состав земельных дарений многообразен: это и господский дом и двор со всеми необходимыми хозяйственными постройками, держаниями массариев, колонов и сервов, участками пашни, луга, леса, виноградниками, оливами. Домениальная пашня встречается лишь в виде исключения78. Графы и маркграфы, гастальды и судьи, богатые лица свободных профессий, представители знати, титулы которых подчас не указаны, и сами основывали церкви и монастыри (в городе и за его пределами) и дарили этим церковным корпорациям значительные земельные владения, будь то дома в городе и предместье, комплексы держаний массариев и сервов вместе с господским домом в каком-либо одном селении либо отдельные парцеллы, разбросанные по разным районам городской округи, а нередко, владения и того и другого типа одновременно79. Основатели церкви или монастыря оставляли за собой право назначать священника и контролировать его деятельность, получать десятину и другие церковные доходы, назначать фогта, осуществлявшего судебные, фискальные и административные функции во владениях церкви и остававшегося зависимым от сеньора лицом, призванным выполнять его волю. «Право частной церкви ее основателя (Eigenkirchenrecht) в Италии в X—XII вв., как и в Германии, явилось одним из важных объектов спора и столкновений адептов клюнийской реформы с приверженцами и вассалами императора. Горожане — светские вотчинники (в их числе графы и маркграфы, нотарии и судьи, скабины) выступают в наших источниках не только как собственники земель, сдающие эти земли тем же горожанам или жителям округи по либеллярной грамоте, но и как съемщики на основе тех же либеллярных грамот (обычно от церковного учреждения) большого количества домов, хозяйственных построек, разного рода земель с обрабатывающими эти земли держателями — либелляриямн, массариями, сервами. Объектами держаний либелляриев, феодалов или феодализирующихся вотчинников были система держаний массариев и либелляриев, тянущих к господскому двору (для итальянской вотчины характерно наличие нескольких поместных центров, подчинявшихся обычно главному), господский дом в городе или предместье или же загородном центре имения. Нередко эти либеллярии-вотчиники сдавали полученную по договору недвижимость также на либеллярном праве в субаренду светским или церковным бенефициариям, порой тоже горожанам. Возникала сложная система подчинения и соподчинения в процессе многоступенчатой либеллярной аренды. Между непосредственными держателями-массариями и верховным сеньором-феодалом оказывались два или три либеллярия, среди которых могли быть и крупные вотчинники, и представители низшего разряда класса феодалов, и лица из «промежуточного слоя». Каждый из них претендовал на часть прибавочного продукта крестьянина — непосредственного держателя. Общий объем взиманий с итого держателя в пользу нескольких сеньоров — от прямого до верховного — мог быть довольно значительным, хотя в либеллярных договорах [X—X вв. указывается, как правило, лишь чинш верховному сеньору. Последний же получал обычно (но далеко не всегда) денежный чинш невысоких размеров. Держатели-либеллярии первой, второй (а подчас и третьей) руки по отношению к верховному сеньору являлись фактическими (а порой и юридическими) вассалами верховного сеньора (в X в. они нередко — капитаны, вальвассины, вальвассоры), либеллярные держание играло при этом роль бенефиция. По существу подобного типа либеллярный договор был соглашением двух сеньоров или вассала с сеньором. В числе объектов либеллярных держаний светских феодалов от епископа или крупного монастыря могли выступать и монастыри и церкви сравнительно небольшие, подчинявшиеся этим последним. Иной раз по либеллярному договору передавалось право сбора десятины и других доходов в определенных селениях. Изредка в либеллярный договор включалось даже обязательство военной помощи со стороны вассалов-либелляриев. Либеллярии-феодалы, в том числе и субарендаторы, обладали широкими правами: они могли дарить, обменивать, продавать субдержателям свои держания без всяких ограничений (что и осуществляли в повседневной практике). «Запрещение оставлять держание, «ухудшать» участок и не вносить вовремя чинш под угрозой высокого штрафа, во много раз превышавшего размер чинша, для либеллярия-вотчинника, естественно, не представляло сколько-нибудь реального препятствия осуществлению его намерений (в то время как для непосредственного держателя-массария, с которого в конечном итоге эта сумма востребовалась, ее уплата означала существенный урон его хозяйственному благосостоянию)80. Очевидно, заключение либеллярного договора феодалами могло преследовать различные цели, в том числе и политические. Не следует сбрасывать со счета и потребность в военной защите и покровительстве со стороны более могущественного сеньора (в том числе и церкви, а последней — со стороны богатых светских сеньоров), особенно нужной в обстановке постоянных войн и столкновений, вражеских нашествий. «Плата» за помощь и защиту была незначительной (величина денежного чинша, как правило, ничтожна). Продажа земель будущему верховному собственнику (например, епископу или крупному монастырю) приносила немалые единовременные суммы. Основная доля ренты по либеллярному договору продолжала поступать чаще всего прямому сеньору (теперь — вассалу и бенефициарию-либеллярию епископа или графа). Таким образом, получение прежней собственности в либеллярные (реже — эмфитевтические) держания фактически нередко означало продолжение владения ею на правах, близких к собственности, теми же бенефициариями-либелляриями. Именно так расценивали римские папы многочисленные раздачи земель епископом Лукки, когда они категорически запрещали подобные сделки и предписывали сдавать земли в либеллярные держания только непосредственным держателям-земледельцам (laboratores)81. Можно ли проследить какую-либо генетическую связь или преемственность формирующейся новой феодальной знати с богатыми позднеримскими посессорами, сохранившими свою власть и влияние в городе VII вв. Ч. Виоланте считает, что это возможно лишь в очень ограниченном числе случаев. Большая часть господствующего класса — от низших феодалов — «будущих» рыцарей (в эти столетия термин milites почти не употребляется) и кончая высшей городской знатью — продукт синтеза горожан-собственников (в том числе и посессоров) с богатыми представителями ремесленных слоев, городской администрации (судей, нотариев), с церковными должностными лицами. Показательна в этой связи история старой феодальной фамилии Тривульцио. В 938 г. дочь Ингоне и Ингельтруды Ингецана Тривульцио вышла замуж за горожанина Милана купца Петра, очевидно, с целью поправить имущественное положение семьи. Кристина, дочь кузена Ингецаны, вышла замуж за миланского купца Ардуиио, а ее сестра Медженца — за монетчика Зепо. В начале XI в. члены семьи Тривульцио именуются полноправными «жителями Милана», купцами и монетчиками82. Итак, перед нами прошли участники процесса феодализации в Италии VIII—X вв., принадлежавшие к разным социальным слоям: мелкие свободные собственники и уже впавшие в зависимое состояние (в том числе ремесленники и торговцы, люди «свободных профессий»), держатели — от либелляриев до колонов и даже сервов, лица, которых мы отнесли к «промежуточному слою» (среди них многочисленные представители королевской и городской администрации), и, наконец, светские феодалы или феодализирующаяся знать. При этом мы не абстрагировались, естественно, от тех связей и отношений, которые завязывались у этих социальных групп с духовенством, которому принадлежала важная роль в экономической, социальной и политической жизни итальянского раннесредневекового города и за его пределами. Епископы располагали высшей административной и судебной властью во многих городах в IX—X вв. Упрочению и укреплению их полномочий служили королевские пожалования, явившиеся, особенно с середины X в., своего рода проекцией на Италию епископальной политики германских императоров. В результате дарования королем иммунитетных привилегий епископу или аббату монастыря последние получали королевскую защиту и покровительство, освобождались от вмешательства государственных должностных лиц (прежде всего графов), за исключением расследования особо опасных преступлений, совершенных свободными жителями округа, когда преступники доставлялись фогтом на суд графа. Все преступления лично зависимых людей разбирались судом иммуниста. Впрочем, ряд монастырей и епископов уже в начале X в. приобрел всю полноту судебных функций и над лично свободными, проживавшими в округе. Эти функции расширились в результате пожалований епископам и аббатам права строить и заселять крепости (castelli). Административные, судебные и фискальные прерогативы — сбор штрафов и пошлин — переходили непосредственно к епископу или аббату и его агентам — фогтам (часть судебных и иных штрафов должна была поступать в королевскую каппу). В монастырях, основанных членами королевской фамилии и находившихся непосредственно под властью короля как частного сеньора (таких, как Боббио, Нонантола, Фарфа), фогты назначались королем. Церковные владения, бывшие под прямым патронатом короля, как и земли других светских и церковных сеньоров, сдавались в либеллярные и иные долгосрочные держания. Между непосредственным держателем и настоятелем церковного учреждения и здесь нередко были два-три держателя-бенефициария83. Жалуя обширные территории — графства и отдельные имения, широкие административно-судебные полномочия, короли и императоры рассчитывали на верность короне епископов и аббатов, на их поддержку в борьбе с непокорными феодалами, не предвидя тех негативных последствий, к которым привело образование в них новых «государств в государстве». Процесс феодализации на землях церковных корпорации затронул и высшее духовенство: многие епископы и аббаты одновременно обладали графскими титулами, были королевскими вассалами. В процессе расширения иммунитетных прав властью высших церковных сановников оказывались не только несвободные сервы и массарии или приближавшиеся по своему статусу к ним либеллярии, но и мелкие свободные собственники (немалая часть которых находилась на пороге» бедности и утраты своей собственности), проживавшие на территории, попадавшей в орбиту власти церковного учреждения. Правда, частично они еще продолжали находиться под юрисдикцией графа, но это были нередко уже остатки прежней свободы, и не случайно в ряде цитированных нами выше грамот «свободные люди» поставлены в одни ряд с зависимыми монастырскими массариями и даже сервами. Процесс феодализации захватывал вес новые слои прежних собственников. Одним из важнейших источников власти и влияния епископов и аббатов монастырей был исключительно быстрый рост их земельных владений и расширение круга и численности зависимого от них населения. Церковным корпорациям, как эго было показано выше, поступали .многочисленные земли в результате обмена, покупок, залоговых операций и особенно дарений — завещаний как от мелких и средних собственников, так и от знати. Полученные земли духовенство раздавало большей частью и либеллярные и иные наследственные или долгосрочные держания этим же недавним мелким и средним собственникам (иногда ими же подаренные участки или же наделы, на которых прежде сидели другие держатели). Среди либелляриев церковных учреждений, как это видно из сотен грамот, нередко были и мелки» феодалы-бенефициарии, многочисленные королевские должностные лица, представители «промежуточного слоя» знати. 11 редко либелляриями-бенефициариями выступали клирики разных рангов. Отдельные небольшие церкви и монастыри являлись подчас объектами либеллярных держаний, в том числе и знатных лиц. Последние нередко и сами были основателями церквей и монастырей, назначая их правителей и фогтов. Словом, уже в раннее средневековье в начале феодализации итальянского общества в этом процессе судьбы духовенства и церковных учреждений оказались неразрывно связанными с городом как с социально-экономическим, административно-военным и церковным, а также и ремесленно-торговым центром. Особенности расположения светских вотчин, административно-хозяйственные центры которых находились в городах, куда доставлялись оброки в порядке выполнения держателями транспортных повинностей, в полной мере были присущи и церковным землям. Рост денежных чиншей уже в середине IX—X вв. наряду с взиманием продуктовых оброков и сокращением барщин был также в полной мере свойствен церковным вотчинам. Итак, раннесредневековый город в Северной и Центральной Италии характеризовался тесной связью с землей как проживавших в нем нобильских фамилий, мелких и средних собственников, так и должностных лиц королевства и городской администрации, рядовых ремесленников и торговцев, лиц свободных профессий, городских церковных учреждений и клириков. Было бы недостаточно при этом лишь констатировать, что подобное явление — только признак «неотделенности» города от деревни. Широкое распространение городского землевладения — характерная черта итальянского города и периода расцвета феодализма, когда в наиболее передовых городах вызревали элементы раннего капитализма, и более поздней эпохи. Уже в процессе феодализации общества (VIII—X вв.) на землях в городе и пригороде устанавливаются формы зависимости, отличные от тех, которые имели место на территории, более отдаленной от города: небольшой денежный и натуральный чинши, сравнительно легкие барщинные обязательства, хотя в отдельных и близко расположенных к городу районах в силу специфики сельскохозяйственного развития и интенсивных торговых связей с тем же городом имели место и значительные барщинные повинности, главным образом работы на виноградниках. Со второй половины IX в. и особенно в X—XI вв. бурное развитие раннесредневекового города по пути к зрелому средневековому и самоуправляющейся коммуне оказывало значительное воздействие и на содержание и формы повинностей зависимых держателей в области в целом, но прежде всего на землях горожан и ближайшей городской округи. Получают распространение особого типа либеллярные и иные наследственные держания. Их объекты — небольшие по размерам участки городской земли, на которых располагались дома горожан, ремесленные и торговые помещения, небольшие сады и огороды, виноградники. Земля начинает приобретать здесь особую ценность только как объект производства сельскохозяйственных культур. Денежный чинш, почти повсеместный в такого рода договорах во второй половине IX и в X—XII вв., как нельзя лучше соответствует типу хозяйства держателей: мизерного размера садик или огород далеко не всегда удовлетворял даже необходимые потребности держателя, основным занятием которого была несельскохозяйственная сфера. Несомненна и постоянная связь с рынком такого типа либеллярия, благо рынок находился относительно неподалеку. С середины IX в. наблюдается расширение собственных и арендуемых земель в контадо, принадлежавших богатым горожанам, довольно часто — держателям первой руки от их верховных сеньоров — церковных и светских феодалов, высших должностных лиц королевства и города. Богатые горожане, в свою очередь, передавали эти земли в субаренду мелким либелляриям или даже массариям и колонам, которые, со своей стороны, также порой заключали либеллярные договоры, что существенно повышало их социальный статус. Изменяется и содержание либеллярного договора, заключаемого состоятельными горожанами или иногородней знатью. Его объекты, помимо городского дома, сада, все чаще — земли за пределами собственно городской территории и ближайшей к городу зоны, а денежная рента непосредственных держателей сменяется постепенно (как мы это увидим в следующей главе) натуральной. В обстановке значительного влияния и власти епископа и графа в раннесредневековом городе, стремившихся удержать и своем подчинении горожан и их верхушку — развивающийся аппарат городской общины, попятно и распространенно специфических форм феодальных держаний, таких, как многоступенчатая либеллярная аренда с незначительным денежным чиншем для держателя первой руки, который нередко выступал одновременно (фактически или юридически) в качестве вассала-бенефициария, а либеллярное держание играло роль своего рода бенефиция. Такими вассалами могли быть и должностные лица городской общины, а верховным сеньором — как высшие чины администрации города и королевства, так и епископ, и крупный городской монастырь. Немалый вес в раннесредневековом городе принадлежал крупным светским феодалам — патронам многочисленных основанных ими самими церквей и монастырей. Они осуществляли вмешательство в дела этих церковных корпораций «по праву частной церкви». Немало церквей и монастырей вместе с принадлежавшим им движимым и недвижимым имуществом раздавалось епископом в либеллярную аренду представителям высшей прослойки горожан, в том числе и должностным лицам королевской администрации. Таким образом, город в VIII—X вв. не остался в стороне от происходившего в итальянском обществе процесса феодализации как некий «чуждый» этому процессу организм. Он также как бы «феодализировался изнутри». Превращение его в зрелый средневековый город было коренным изменением экономической и социальной природы раннесредневекового города. 1 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-о. Т. 25. ч. 2. С. 365; Т. 2.I. С. 728. 2 См. нашу статью «Итальянский город раннего средневековья и его роль в процессе генезиса феодализма» (СВ. 1975. Вып. 38), где рассмотрена и историография вопроса. 3 Подробнее об этом см. наши статьи «Городское землевладение в Центральной Италии в VIII—XI вв.» (СВ. 1981. Вып. 44. С. 70—77) и «Международный научный коллоквиум в Риме» (Там же. С. 3G0—305), а также рецензию: Котельникова Л. А., Ролова А. Д. Итальянская знать и пополаны в средние века (новые исследования) // СВ. 1986. Вын. 49. С. 311-314. 4 Ср.: Medioevo linaio. Sulla tracco della civilta contadina cura di V. Fumagalli, (Rosyolti. Bologna, 1980: Le campagne italiane prima e dopo il Millo. Una societa in lransforniazione cura di B. Andreolli, V. Fumagalli, M. Montanari. Bologna, 1985; Andreolli B. Uomini nel Medioevo. Studi sulla soc iota lncclieso dei secoli Vili—XI. Bologna. 1983; Fumagalli V. Terra о societa noll'ltalia padana. Torino. 1976; Idem. Coloni e signori nell'Haiia sottonlrionale. Secoli VI—XI. Bologna, 1978. 5 Абрамсон М. Л. Характерные черты южноитальянского города в ранное среднонековье (VI—XI нн.) // СВ. 1976. Вып. 40. С. 12—28. 6 СВ. 1968. Вып. С. 10—11. 7 Проблемы генезиса феодализма и Западной Европе. М., 1970. 8 СВ. 1971. Выи. С. 13-32. 9 Fasoli С. T longobardi in Italia. Bologna, 1965. P. 113—115, 122—126: Idem. Dalla civitas al comune nell’Italia settentrionale. Bologna, 1969. P. 43—46; Idem. Che cosa sappiamo delle citta italiane noll'alto Medioevo // Scritti di storia medievale. Bologna, 1974. P. 293—320; Conti Р. M. Limi noll’alto Medioevo. Padova, 1967. 10 Chiappelli L. Formazione storica del comune cittadino in Italia // ASI. 1926. Vol. 6. P. 19—21; Idem. Pistoia nell’alto Medioevo. Pistoia. 1932. P. 26—28; Луццатто Дж. Экономическая история Италии. Античность и средние иска. Пер. с ит. М., 1954. С. 184. 11 Tagliajerri A. I longobardi nella civilta e nell’economia italiana del primo Medioevo. Milano, 1965. P. 68—76. 12 RO. § 144—145. 152; ср.: CDL. Vol. 1. N 36, 60, 64, 130, 155, 190, 218, 220, 231, 257, 278, 281; Bernareggi E. Il sistema economico e la monetazione dei longobardi nell’Italia superiore. Milano, 1960. P. 41—43; Луццатто Дж. Экономическая история Италии. С. 184—185; см. также: Tagliaferri А. Le diverse fasi dell’economia longobarda con particolare riguardo al conimemo internazionale // Problemi della civilta e dell'economia longobarda. Scritti in memoria di Gian Piero Bognelti. Milano, 10G4. P. 245— 247. 13 Fasoli С., Manselli R., Tabacco C. La struttura sociale delle citta italiane dal V al XII secolo // Vortriige und Forschungen. Konstanz; Stuttgart, 1064. Bd. il. S. 193—197. 14 Bernareggi E. Op. cit,. P. 41—42, 46. Конечно, в лангобардскую эпоху существовали имения, использовавшие труд сервов-министериалов, но они, по мнению Бернареджи, были исключением. Дж. Луццатто придерживается сходной точки зрения: признавая наличие домена и лангобардских имениях, который обслуживали сервы, он считает, что в отличие от римской виллы большая часть господском земли в лангобардском поместье была, по-видимому, занята лесами. Правда, более или менее точное соотношение господской и держательской земли в вотчине итого периода источники не позволяют установить. См.: Луццатто Дж. Экономическая история Италии... С. 176—177; ср. также: Leicht Р. S. Corporazioni romane ed arti medievali. Torino, 1937. P. 91—93. 15 Benuireggi E. Op. cit. Г. 45—46; ср.: P. 58—59. 16 Г)Г, Voi 5. Pt. 2. N 429 (а. 819), 480 (а. 826), 540 (а. 838). 800 (a. 8G7), 961 (а. 887); Vol. 4. Pt. 1. N 56 (а. 762). 17 НРМ. Vol. 13. N 419 (а. 905—906): Inventarium omnium bonorum eorumque rerldiUium monaslerii sanctimonialium S. Tuliae brixiensis. 18 Leicht P. S. Corporazioni romane... P. 27—30, 71—99. Несмотря на отрывочность сведений источников, нам трудно согласиться с П. С. Лейхтом в том, что коллегии и министерии были лишь ассоциациями, созданными государством, и что преобладающим в их деятельности был именно государственный аспект. 19 Этой феодальной структуре землевладения соответствовала в городах корпоративная собственность, феодальная организация ремесла» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 3. С. 23). 20 Violante С. La societa milanese nell’eta precomnnale. Bari, 1974. 1. 17— 2G; Luzzatto C. Economia naturale ed economia monetaria // Moneta e scambi nell’alto medio evo. Spoleto, 1961. P. 26—48; Луццатто Дж. Экономическая история Италии... С. 154—155, 167 и др. 21 Li. § 18. 22 Ai st. § 2. 3. 23 HPM. Vol. 13. N 5. 62. 24 Violante С. La societa milanese... P. 5—lt; Hartmann L. M. Zur Wirtschaftsgeschichle Italiens im friihen Mitlelalter. Gotha, 1004. S. 74— 122; Bernareggi E. Op. cit. P. 53—57. 25 Ro. § 8, 23, 35, 144, 152, 176, 189, 221, 223, 236, 242, 244, 265, 268, 279, 284—306, 309. 322». 324—327, 342—359, 375, 379—381; Li. § 25, 26, 44, 45, 48, 59, 83, 85, 77, 78; Ra. § 9, 13; Aist. § 2, 5, 7. Notitia de acloribus regis, 2; Chiappelli L. La formazione storica del comune cittadino in Italia ASI. 1920. Vol. fi. P. 4—47; Mengozzi C. Op. cit. P. 89—111, 130—140; luisoli C. Dalla oivilas al comune... P. 42—48; Leicht P. S. Studi sulla proprieta fondiaria nel medio evo. Milano, 1903. Vol. 1. P. 137, 104. 26 Fasoli Dalla civitas al comune... P. 52—54, 68—75; Chiavelli L. La formazione storica del comune cittadino... // ASI. 1927. Vol. 7. P. 203— 223; 1928. Vol. 10. P. 22—50; Idem. Pistoia nell'alto medio evo... P. 92—118; Mengozzi C. La citta italiana... P. 141—155. 241—284; (loetz W. Dio Enlstehung dei ilalienischen Kommunen im lriilien Millelaller. Miinchen, 1944. S. 112—110. 27 DL. Vol. 5. Pt. 2. N 397 (a. 815). 28 DL. Vol. 4. Pt. 2. N 26 (a. 822); ср.: Vol. 5. 14. 2. N 774 (a. 865). 29 I piacili. N 91 (a. 881), 112 (a. 901), 139 (a. 941), 113 (a. 902) ecc. 30 DBI. N 12, 82. 101, 112. 11S. 31 DG. N 0; N S. 32 DB II. N 11. 33 В данной связи мы оставим в стороне вопросы «собственно городской социальной и экономической истории», которая также, безусловно, приобретала феодальную окраску (феодальная организация ремесла, корпоративная собственность ремесленников и т. п.). Эти проблемы требуют специального исследования по истории города. Разумеется, мы не сможем их полностью обойти при изучении интересующих нас вопросов. 34 Разрабатывая социальную и экономическую классификацию горожан-землевладельцев в Северной и Центральной Италии раннего средневековья, мы использовали методику, предложенную и полностью оправдавшую себя при изучении ряда обществ и государств Западной Европы VIII—IX вв.. и особенно истории Германии VIII—XII вв., Л. И. Неусыхиным. См.: Неусыхин А. И. Возникновение зависимого крестьянства как класса раннефеодального общества в Западной Европе VI—VIII вв. М., 1956; Он же. Судьбы свободного крестьянства в Германии в VIII— XII вв. М., 1964. С. 17-44. 35 Житель Лукки, золотых дел мастер Джюсто продает виноградники городскому аббатству св. Марии. См.: CDL. Vol. I. N 09 (а. 730), 23 (а. 720), 21» (а. 720), 49 (а. 730). Житель Пистои Мауро. «viг honeslus», выходец из Северной Италии (traspadano), продает купцу Криспинуло принадлежавшую ему четверть луга и виноградинки в Пеша (Луккская округа). Этот участок, с одной стороны, граничит с землями того же Криспинуло. Одновременно Криспипо получает серна Дулькуло. Как и земли. сер» поступает в полное распоряжение покупателя. См.: CDL. Vol. I. N 80 (а. 742). Неясно, означает ли титул Мауро (vir honestus) ею более высокий социальный статус по сравнению с другими, «рядовыми», горожанами Пистои. Ч. Виоланте утверждает, что в грамотах IX в. термины lionesta, honestus были равнозначны термину «Iibor» и никак не могут отождествляться с терминами «nobili», «inaior», «bonus». См.: Violante С. La societa milanese nell'eia precomunale. Bari, 1974. P. 103— IO."). См. также: CDL. Vol. 2. N 278 (a. 773) ecc. 36 Мичниелло из местечка Паленна (2 км от Витербо) продает аббату монастыря Фарфа за 8 солидов половину виноградинка, который ему перешел 5 лет назад по договору «ad pasl mandimi». См.: CDL. Vol. 2. X lite» (a. 700). 37 CDL. Vol. 2. (a. 71Я); DL. Vol. 4, pt. I. N П0 (a. 791); Vol. 5, pi. 3. 1313. 38 DL Vol. pt. I. N 02 (a. 705). 80 (a. 774); Vol. 5. pi. 2. X 1000 (a. 890). 39 DL. Vol. 4, pt, 1. N 105 (a. 788), 121 (a. 799), 84 (a. 777); CDL. Vol. 2. N 193 (a. 765), 294 (a. 774) ecc. 40 Tabacco G. I liberi del re nell’Italia carolingia e postcarolingia. Spoleto, 1966; Idem. La storia politica e sociale. Dal tramonto dcH’Impero alle prime formazioni di siati regionali // Storia d’Italia. Torino, 1974. Vol. 2. Г. 56-64. 41 CDL. Vol. 2. N 223 (a. 768). 42 I placiti. N 112 (a. 001). 43 Ibid. N 9 (a. 796) ; cp. N 37 (a. 827). 44 I placiti. N 49 (a. 845). 45 Сап. regiim Francorum. Karoli Magni Notitia Italica (a. 776 aul 7SI1. Vol. 1. P. 186-187. 46 Свободным лангобардам разрешается кому-либо по своему выбору. Люди, не вступившие под чье-либо частное покропитaльство, как это было и во времена лангобардом, подчиняются графу, Как видим, королевская пласть содействует процессу коммендации. См.: Сар. reg. Frane. Vol. 1. Р. 190. Сар. Papionse (a. 787). С. 13. 47 Лотарь предписывает каждому свободному человеку «подыскать» в качестве сеньора короля или его вассалов (ul imusqnisqne ]iber homo in noslro regno seniorom, qnalem voluerit, in nobis el in noslris fidolibns accipinl). См.: Ihid. Vol. 2. P. 71 (a. 847). 48 CDL. Vol. 2. N 283 (a. 773). 49 HPM. Vol. 13. N 422 (a. 907). 50 DL. Vol. 5. pi. 2. N (a. 803), 85. 7; HPM. Vol. 13. X 129 (a. 837). (a. 845) ecc. 51 CDL. Vol. 2. N 174 (a. 763). 199 (a. 706), ecc.; l.uzzatto Dai della gleba agli albori del capitalismo. Bari, 1966; Volpe (i. 11 medioevo italiano. Firenze, 1961. P. 10—28. 52 HPM. Vol. 13. N 1.77 (a. 845), 554 (a. 939), 677 (a. 903) ori. 53 DL. Volt 5, pt. 2. N 778 (a. 865); ср.: N 275 (a. 799). SI3 (a. 72), K32 (a. 873); Ardi. Siina. N 22 (a. 843) ecc. 54 CDL. Vol. 2. N 283 (a. 773); DL. Vol. 5. pi. 2. N 815 (a. 872), 927 (a. KS:i). 958 (a. 887), 905-900 (a. 898) ecc. 55 DL. Vol. 5, pi. 2, N 058 (a. 887), 905 (a. 890), 989 (a. 893), 1339 (a. 951): HCP. N (9 (a. 945). 56 ПPM. Vol. 13. N 301 (a. 881). 57 Некий Гунифродо и трое его сыновой делают дарение в пользу основанной ими церкви св. Петра и св. Марии в непосредственной близости от Пистои. Дарение включает участки земли, в том числе и держания массариев, обязанность которых нести барщину в размере 4 недель в году. Сидящие на других наделах «римляне» (очевидно, потомки посессоров, еще не утративших личную свободу) должны вносить в пользу церкви лишь 1 тремиссу (1/3 золотого солида) или воск и масло «на лампады церкви» на ту же сумму. См.: CDL. Vol. 2. N 206 (а. 767). 58 Leicht P. S. Scritti vari di storia del diritto italiano. Milano. 19.M. Vol. 2. P. 133-146. N 2 (a. 813), 3 (a. 819), 4 (821), 7 (a. 828) ecc.; DL. Vol. 5, pt. 2. N 656 (a. 848), 1072 (a. 903) ecc. 59 С середины IX в. все чаще встречается денежный чттнт, сочетавшийся с судебной повинностью. 60 HPM. Vol. 13. N 121 (а. 903), 180 (а. 854), 303 (а. 881); CDL. Vol. 2. N 223 (а. 708) осе. 61 Котельникова. Северной и Средней Италии n VIII — X вв. (К вопросу о образовании зависимого крестьянства) // СВ. 197. Вып. 10. С. 90— 9V, Оно же. Итальянский город раннего средневековья... Г, 110-115. 62 Luzzatto С. Economia naturale od economia monetaria... P. 15—28; Violante C. La societa milanese... P. 12—16. 63 Cambridge Economie History. L. 1900. Vol. 1. P. 2-10. 64 Hartmann L. M. Zur Wirtschaftsgescliichte Italiens... S. 52. 65 DL Vol. 4. pt. 1. N 09 (a. 770); DL. Vol. 5, pi. 2. N 85 (a. 704); CDL Vol. 1. N 101 (a. 752), HO (a. 751); Vol. 2. N 139 (a. 759).. 66 66 CDL. Vol. 1. N 80 (a. 742): житель Пистон Мауро, viihonestus, выходец из Северной Италии (transpadanus), продает купцу Криснинуло своей пашни и виноградника в Пеша, неподалеку от Пистои, вместе с сервом Дулькуло. Тот же Криспинуло в последующие годы скупил еще ряд емелы1ых участков — виноградники и нашни в округах Лукки и Пистои. См.: DI,. Vol. 4, pt. 2. N 36 (а. 746); Vol. 5. Pt. 2. N 45 (a. 752) ecc. См. также: CDL. Vol. 2. N 148 (a. 761); DL. Vol. 4, pt. 2 (Ap.). N 48 (a. 858); Ardi. Siena. P. 11 (a. 800); HPM. Vol. 13. N 820 (a. 984), 333 (a. 885). 67 Violante С. La societa milanese... P. 54—85. 68 Пьетро Тауперто получил от епископа Лукки в пригороде Версиано дом и земельное держание (с пахотной землей, садом, виноградником и оливами), на котором раньше сидел массарий Урсо, а потом сын Урсо Бонипрандуло. Ежегодный чинш Пьетро (фактически его уплачивает массарий) епископу 27 денариев, которые вручаются епископскому министериалу в том же Версиано. См.: DL. Vol. 5, pt. 2. N 853 (а. 874). Соответствующая формулировка, встречающаяся в подобного рода грамотах (et homo ille qui in ipsa casa abitantes fuerit) допускает и смену массария. Держатель-массарий должен являться и на судебные заседания в Лукку. Ср. DL. Vol. 5, pt. 2. N 822 (а. 873): гастальд Ардиманно получил от субдиакона церкви св. Сильвестра Даниэле виноградники, участки пашни и оливы в Нониано (Луккская округа). Даниэле держал их, в свою очередь, от императорского вассала Гизельмари. Чинш гастальда — 16 денариев (но у него, несомненно, есть держатели-массарии, которых он и будет «заставлять работать» (laborare faciendi) на участке). 69 См., например: CDL. Vol. 2. N 216 (а. 768), 277 (а. 772), 289 (а. 773— 774) есс. 70 HPM. Vol. 13. N 131 (a. 837), 217 (a. 861); DL. Vol. 5, pt. 2. N 429 (a. 819), 437 (a. 820), 705 (a. 853), 948 (a. 886), 1142 (a. 913). 71 DL. Vol. 5, pt. 2. N 899 (a. 880), 914 (a. 882), 999 (a. 896). 72 Котельникова Л. A. Итальянское крестьянство и город... С. 42—44. 73 RCP. N Г, (a. 72G), 10 (a. 767). 74 Герцог Вуальперто, проживавший в Лукке, покупает за 20 солидов у некоего Лупо Аудоальдо из укрепленного поселения Уффи в Версилии (округа Лукки) дом, земельные владения с сидящими на участках держателями сервами. См.: CDL. Vol. 1. N 56 (а. 736); ср.: ibid. N 105 (а. 752). Сын покойного герцога Вуальперто Перпралдо. именуемый vir magnificns, продал епископу Лукки домениальные земли и господский дом, а также держательские наделы, на которых сидели массарии сервы, в Точчано (округ г. Сованы, Гроссето) за 300 золотых солидов. Житель Лукки некий Давид оставляет по завещанию в узуфрукт своей жене Гизераде господский дом в городе, в котором он проживает сам, небольшой сад около дома и пустошь в пригороде Плакуле, а также земли в Разиниано (долина р. Серкьо). Зависимых держателей он завещает освободить, хотя на время жизни жены в услужении у нее остаются пять слуг, освобождение которых должно последовать после ее смерти. См.: CDL. Vol. 2. N 287 (а. 773). 75 Граф Сиены Винигиз обменивает с горожанами г. Кьюзи, братьями Нордиманно, Прандо, Бернардо и Позо, сыновьями Петроне, дома и земельные владения в имении Стабуорлиано, получив взамен земли в имении Тетинано и Юниано, а также половину леса в Литиниапо. См.: Arch. Siena, р. 26 (а. 867). Король Гуго дарит королеве Берте в качестве приданого многочисленные земли, в том числе поместье Пинто вокруге Пистои См.: RCP. N 61 (а. 937). 76 Графы Леоне и Йоханн назначаются императором Лотарем фогтами монастыря св. Марии Теодоте (Тоскана) с правом распоряжаться имуществом церкви и осуществлять власть над зависимыми людьми «ut ubicumque necessitas postulaverit de rebus vel famuli memoratae Ecclesiae vera fiat inquisitio». привлекая «vcraces et idoneas homines» в качестве свидетелей. См.: Muratori L. A. Antiquitates. V. P. 277—280 (a.811). 77 I placiti. N 120 (a. 910). 132 (a. 923). 136 (a. 935). 78 Королевский конюший Гизульфо указал в своем завещательном распоряжении, чтобы половина его имущества после его смерти поступила епископу Лоди при условии, что узуфрукт останется у его жены Родоары. См.: CDL. Vol. 2. N, 137 (а. 759). Знатный человек (vir magnificus,. очевидно, по происхождению римлян, но теперь «legem vivens Golhorum») Ставиле, горожанин Брешии, с согласия своего отца Бениньо продал монастырю св. Спасителя в Брешии за 300 солидов господский дом в имении Альфиано, полученный им по наследству от матери, с тянущими к нему держаниями массариев, сервов и свободных людей с постройками и участками пашни, виноградников, луга, пастбищами и т. п. У держателей сохранялся присущий им социальный статус (servos pro servis, liberos pro liberis...). См.: CDL. Vol. 2. N 228 (a. 769). 79 Теупрандо, горожанин Лукки, делает дарения в пользу церкви св. Михаила Архангела, которую он построил и основал вместе со своей женой Гумпрандой. Среди подаренных земель — господские дома в Сесте (вблизи Лукки) и в Версилии, а также принадлежавшие дарителю права на четверть господского дома, построек, пашенных земель, олив, виноградников в разных селениях округи (вблизи и в отдалении о города). По завещанию жена и дочери в течение своем жизни будут по-прежнему проживать в зданиях, принадлежащих церкви. Пресвитер должен быть обязательно приглашен Гумпрандой или ее дочерьми. Если сыновья перейдут в духовное звание — они будут священниками этой церкви. См.: CDL. Vol. 1. N 178 (а. 764). См. также: DL. Vol. 5 pt. 3. N 1123 (а. 909); CDL. Vol. 2. N 222 (а. 768). 162 (а. 702). 80 HPM. Vol. 13. N 279 (a. 878), 469 (a. 916), 535 (a. 930). 749 (a. 973) ecc. 81 DL. Vol., pt. 2. N 50 (a. 898). 82 Violante C. La societa milanese... P. 150—157. 83 Монастырь св. Воскресения в Пьяченце основан императрицей Лнгельпергой. Аббатисса монастыря подтверждает либеллярное держание некоему Леоне Бернарди «homo liber». Объект держания — имение Фелине (район Вардесталла) общей площадью 20 югеров (1 югер = 7,8 га). Ежегодный оброк состоял из 3-го модия собранной ржи и ячменя, 4-го модия остальных зерновых, полученного вина. Оброк либеллярий обязан был доставлять к берегу р. По в Вардесталле, «куда заходят монастырские суда». Спустя 29 лет, по окончании срока договора, либеллярий мог оставить держание, захватив с собой половину недвижимости (скот, предметы хозяйственного обихода). Судя по значительным размерам земель, переданных в держание (более 150 га), Лео был лишь посредником, непосредственно земли обрабатывали, очевидно, другие держатели, которые и несли повинности. См.: HPM. Vol. 13. N 302 (а. 881). |
загрузка...