Заключение. Некоторые особенности развития феодализма в Средней и Северной Италии XI—XIV вв.
|
Наиболее яркой особенностью итальянского феодализма, которая оказала решающее влияние на все развитие страны, было не только экономическое (как повсюду в Европе), но и политическое господство и эксплуатация городом деревни.
«Если в средние века деревня эксплуатирует город политически повсюду, где феодализм не был сломлен исключительным развитием городов, как в Италии, то город повсюду и без исключения эксплуатирует деревню экономически своими монопольными ценами, своей системой налогов, своим цеховым строем, своим прямым купеческим обманом и своим ростовщичеством»1 В чем специфика экономического и политического господства итальянского города? Прежде всего, наблюдаются весьма существенные перемены в структуре феодальной земельной собственности. В результате насильственного переселения в города сотен феодальных фамилий немало их земель путем дарений, продажи, передачи в залог и т. п. переходит к городским коммунам и горожанам — представителям ремесленных и торгово-ростовщических слоев. Эти два процесса - переселение феодалов в города и приобретение земель горожанами и коммунами — происходят одновременно и не отделены один от другого какой-либо резкой гранью. Феодалы далеко не полностью лишаются своих земель, сохраняя, как правило, собственность (в той или иной форме) на часть их. Переселившись в города (а многие феодалы жили в них издавна), феодальные сеньоры — одни в большей, другие в меньшей степени — предаются торгово-ремесленным занятиям и ростовщичеству. Благодаря этому сильно стираются различия между ними и горожанами-землевладельцами иного социального происхождения. Было бы ошибочно утверждать, что налицо лишь перераспределение земельной собственности, переход земель от одной социальной прослойки к другой, хотя и этот процесс имеет очень важные последствия, так как ослабляет класс феодалов. Влияние указанных перемен гораздо шире и глубже. Они тесно связаны со значительными сдвигами во внутренней структуре сеньориального и крестьянского хозяйства с эволюцией феодальной земельной ренты, изменением условий крестьянских держаний и аренды, освобождением крепостных крестьян и т. д. Если почти повсюду в Европе земельная рента развивалась в направлении от отработочной и натуральной к денежной, если в Англии и почти повсеместно во Франции XIII век был временем широкого распространения и неуклонного роста денежной ренты, пришедшей на смену отработочной и ренте продуктами,2 то в Средней и Северной Италии, стране городов, раннее переселение в город многих феодалов, наличие значительного слоя землевладельцев-горожан — торговцев и ремесленников, исключительно быстрый рост городского населения создали весьма благоприятные возможности и, более того, постоянную и неуклонно возраставшую потребность в продаже на городском рынке огромного количества сельскохозяйственных продуктов, в первую очередь зерна. Все эти обстоятельства уже в конце XII—XIII в. привели к господству (или по крайней мере к исключительно большому удельному весу) ренты продуктами, роль которой в XIII—XIV вв. еще более возросла. И тут совершенно закономерен вопрос: каково значение господства продуктовой ренты в Северной и Средней Италии XIII—XIV вв. для развития и товарного производства и всего общества в целом? Само по себе производство значительного количества сельскохозяйственных продуктов на продажу отнюдь не обязательно и не всегда означает перестройку хозяйства на прогрессивной основе. Хорошо известно, что во времена «второго издания крепостничества» в Средней и Восточной Европе производство на внутренний и внешний рынки большого количества хлеба не привело к капиталистической перестройке помещичьей вотчины, а явилось побудительной причиной возникновения крупного барщинного хозяйства, законсервировавшего и усилившего старые, феодальные способы эксплуатации крестьянства. Особые условия Северной и Средней Италии, где уже в XII в. домениальная запашка встречалась очень редко, исключали возможность организации крупного барщинного хозяйства. Но ведь и при господстве продуктовой ренты реализация излишков сельскохозяйственной продукции осуществлялась преимущественно через господское хозяйство. Однако не надо забывать, кто в Средней и Северной Италии были эти землевладельцы: их подавляющее большинство постоянно проживало в городе, где находились и административно-хозяйственные центры принадлежавших им вотчин, многие из них занимались торговлей и ремесленным производством. К тому же вряд ли правильно говорить об изоляции крестьянского хозяйства от рынка, принимая во внимание повсеместную доставку самими крестьянами сельскохозяйственных продуктов для вотчинника, проживавшего в городе (что благоприятствовало и их собственной торговле излишками), а также реальные свидетельства о продаже продуктов сельского хозяйства в городе и ближайших его окрестностях отдельными крестьянами и целыми сельскими коммунами. Помимо всего указанного, несомненно, играло определенную роль и самое увеличение производства продуктов сельского хозяйства, которые требовались для городского населения и шли в город — частично для потребления сеньором, но все в большей мере на продажу, так как росла численность населения, покупавшего продукты питания. Крестьянское хозяйство, производящее зерно, в меньшей степени вино и скот, на продажу (хотя главным образом продают и не сами крестьяне), не может уже рассматриваться совсем изолированно от этого производства, которое безусловно оказывало огромное влияние на имущественное и социальное положение крестьянства, его дифференциацию, юридические условия его держаний. Расцвет городов и широкое развитие товарно-денежных отношений обусловили освобождение крестьянства от личной зависимости. Пути освобождения крепостных крестьян в Северной и Средней Италии XII—XIII вв. были различными: заключение крепостными держателями либеллярных и иных договоров о держании или аренде; акты освобождения крепостных светскими и церковными сеньорами за выкуп - они сопровождались заключением договоров относительно прежнего держания или — реже — потерей его и превращением освобожденных сервов и колонов в обезземеленных людей, которые уходили в города или нанимались на поденную работу здесь же, в округе, или (весьма часто) арендовали землю на условиях половничества; освобождение крепостных в процессе конституирования сельских коммун из прежних крепостных общин; наконец, бегство крепостных в города, даже порой вопреки постановлениям этих городов. Городские постановления сыграли не главную роль в освобождении крестьян (особенно если учесть, что специальные решения об освобождении более или менее значительного числа крестьян издавали лишь немногие города, большинство же ограничивалось благоприятным отношением к бежавшим от своих сеньоров крестьянам из других округ). И все же ни в одной другой западноевропейской стране мы не знаем примеров, когда хотя бы даже отдельные крупные города заставляли феодалов отпускать на свободу большое число крепостных крестьян и сами вносили за них выкуп. Освобождение городами крепостных, как и насильственное переселение в город феодалов, могла осуществить лишь коммуна, обладавшая политическим господством в контадо. Однако было бы неверно рассматривать итальянский город и феодалов как две всегда враждебные, полярные силы. Действительность была намного сложнее, и, как уже говорилось, победа города над феодалами, переселение в города десятков и сотен феодальных фамилий не превратили немедленно феодалов в «чистых» горожан, ремесленников и торговцев, полностью утративших, свою феодальную природу, хотя социальное лицо многих из них значительно изменилось. Постепенное срастание и слияние этих феодалов и пополанов (в свою очередь становившихся сеньорами земель в городской округе), превращение самой городской коммуны в коллективного сеньора оказывали решающее влияние на городскую политику в дистретто в вопросах освобождения крестьян, решения разного рода споров и тяжб держателей и арендаторов с землевладельцами относительно повинностей, юридических и хозяйственных прав, наконец, их неповиновения сеньорам. Болонья провела массовое освобождение сервов в 1256—1257 гг., выкупив их у феодалов за счет коммуны, но наделы сервов остались у их господ. Флоренция в 1289—1290 гг. издала ряд декретов об освобождении (за выкуп) крепостных крестьян, зависимых от феодалов — политических противников Флоренции, не желавших ей подчиняться, но сохранила права на колонов у сеньоров — жителей города и контадо, находящихся под юрисдикцией коммуны. Сиенские правители в статуте второй половины XIII в. заявили о своей полной готовности принять в число горожан вилланов из округи, но, оказывается, это не касалось вилланов крепостных постоянных жителей Сиены, которым нужно было прожить 10 лет в городе и «не быть востребованными господами», чтобы стать свободными горожанами. Городская верхушка, тесно связанная с землевладением, не желала (пока это было возможно, учитывая приток свободных работников из «других округ») терять своих колонов, поставлявших в город сельскохозяйственные продукты, часть которых шла на продажу. Особенно ярко эта непоследовательность крестьянской политики городов Средней и Северной Италии проявлялась во второй половине XIII в. и в XIV в., но и на всем протяжении XIII в. можно наблюдать отдельные характерные для нее черты. В результате такой политики горожане-землевладельцы в известной степени консервировали старые, крепостнические отношения, отнюдь не способствуя прогрессивному преобразованию общественных отношений, так же, как они это делали, принимая сторону землевладельцев во время их бесчисленных и повседневных конфликтов и столкновений с крестьянами — держателями и арендаторами. Флоренция, Сиена и некоторые другие города Средней и Северной Италии в XIV в. стали именно теми центрами, где в текстильном производстве появились первые элементы раннего капитализма. Пошла ли деревенская округа так же далеко вслед за городом? В XIII в. в Италии, прежде всего в Тоскане, возникает и быстро распространяется испольщина (медзадрия) - особого вида краткосрочная аренда, тесно связанная с господством продуктовой земельной ренты. В XIV в. испольщина наряду с краткосрочной арендой за фикт в значительной степени вытесняет либеллярный договор и иные формы наследственных держаний. Итальянская испольщина — весьма сложное явление, которому нельзя дать какое-либо однозначное объяснение. В VIII—XII вв. — это феодальное держание на довольно обременительных условиях (в некоторых случаях с предоставлением собственником земли — феодалом части семян и скота тем держателям, которые в этом особенно нуждались). В XIII—XIV вв., в период высокоразвитых товарно-денежных отношений, значительно меняется социальный состав собственников и арендаторов-испольщиков. Среди земельных собственников, сдающих землю в «классическую» медзадрию (когда оба контрагента участвуют в расходах по хозяйственному обеспечению арендованного участка), все чаще встречаются горожане — как переселившиеся в город феодалы (часть которых посвятила себя уже иным, неземледельческим занятиям), так и представители торгово-ремесленных слоев, в том числе крупные банкиры, мануфактуристы, городские должностные лица. Иной раз они сдают землю зажиточным крестьянам или тем же банкирам, ремесленникам и торговцам-горожанам, которые не сами (или не только сами, если это зажиточные крестьяне) обрабатывают участки, а либо сажают на них субарендаторов, либо привлекают как дополнительную силу и наемных работников. При таких контрагентах и таком способе обработки участка медзадрия может содержать в себе элементы новых, нефеодальных отношений, переходных к полукапиталистической аренде, описанной Марксом в III томе «Капитала».3 Отмеченную тенденцию, т. е. элементы новых отношений, можно видеть и в договоре сочиды (аренды скота), когда ее контрагентами выступают лица, принадлежащие к торгово-ремесленным городским слоям, к тому же связанные с мануфактурным производством в передовых городских центрах Италии. Испольщина представляла собой выгодную и удобную форму эксплуатации земли при сравнительно небольших вложениях капиталов (основные расходы нес арендатор!) и с возможностью получения довольно значительных доходов. Приобретенное же собственником в XIII—XIV вв. зерно он мог не только использовать для собственного потребления, но и весьма выгодно (в условиях нехватки хлеба в городах) продать. Разумеется, это вовсе не означает, что все торговцы и ремесленники эксплуатировали свои земельные владения новыми методами, отличными от обычных, феодальных. На их землях немало было колонов, массариев и даже сервов, а также либелляриев. Возможность появления элементов новых отношений возникла и существовала, но ее дальнейшее развитие зависело от многих факторов, в первую очередь от общего развития товарного производства вне сельского хозяйства,4 а в Италии XIII — XIV вв. оно было еще недостаточным. Когда мы стремимся выяснить существо итальянской медзадрии XIII—XIV вв., следует всегда помнить, что состав арендаторов-испольщиков был неоднородным. Испольщиками, в том числе и «классическими» (вносившими половину семян и скота), были не только (и не столько) зажиточные крестьяне или люди некрестьянского статуса. Обедневшие крестьяне, лишившиеся по разным причинам своих держаний (задолженность, расторжение договора собственником, освобождение от крепостной зависимости и невозможность «по бедности» выкупить землю или разорение в результате выкупа и т. д.), нуждались в помощи собственника, так как нередко не имели ни рабочего скота, ни семян. Именно на них и ложились всей своей тяжестью «дополнительные повинности» и «приношения» чисто феодального характера, помимо отдачи половины урожая. Порой (в XIV в. чаще, чем в XIII в.) собственник не предоставлял безвозмездно половину семян или скота, а требовал возврата этой «ссуды». Сам испольщик-крестьянин должен был доставлять собственнику, помимо половины урожая, «дополнительные приношения», исполнять полевую барщину, альбергарий, вносить некоторые баналитетные платежи. Имущественные и личные ограничения испольщиков особенно возросли со второй половины XIV в. Когда собственниками земли были феодалы (в том числе и горожане), а арендаторами — обедневшие крестьяне, получавшие от собственников «помощь», ни те, ни другие не выступали «капиталистами сами для себя». В данном случае перед нами — феодальная аренда-держание, немногим отличающаяся от того типа либеллярного и эмфитевтического договора XIV в., при котором либеллярий — обедневший крестьянин — испытывал немалые стеснения со стороны собственника. «Вложение капитала» собственником здесь фактически обычная ссуда, которая влечет за собой весьма высокую феодальную ренту (половина урожая плюс многочисленные «дополнительные приношения»). Как видим, в медзадрии XIII—XIV вв. чисто феодальные элементы занимали еще значительное место, а их роль со второй половины XIV в., и особенно в XV в., возрастала. В XV в. условия испольщины еще более ухудшились для арендатора-крестьянина: расширились разного рода барщинные повинности, было сильно затруднено расторжение договора арендатором, капиталовложения собственника все чаще заменялись краткосрочной ссудой, которую испольщик был обязан возвратить. По своему фактическому социально-правовому положению к крестьянам «классическим» испольщикам были близки арендаторы крестьянского типа из «обычных» испольщиков и аффиктариев (эти виды срочной аренды в XIII—XIV вв. носили еще целиком феодальный характер и не содержали в себе каких-либо элементов новых, нефеодальных отношений). К новым, полукапиталистическим элементам, заявившим о своем «праве на существование» в феодальной общественной структуре в конце XIII—XIV в., следует отнести и сельских наемных работников. Большая часть их оставалась еще арендаторами и держателями, для которых работа по найму носила спорадический характер и являлась скорее «помощью» зажиточному соседу и дополнительным заработком. Тем не менее в документах XIII—XIV вв. (особенно в городских статутах) упоминаются и постоянные наемные работники, повседневно трудившиеся за плату (а иногда и получавшие питание от хозяина) на полях, в садах и виноградниках горожан — торговцев и ремесленников. Но и они, очевидно, продолжали, как правило», иметь собственный огород, небольшой участок земли и хозяйство, так как чрезвычайно низкий уровень их заработной платы не мог обеспечить им даже полуголодного существования. Однако, независимо от того, были эти работники временными или постоянными, основной производительной силой в итальянской деревне XIII—XIV вв. являлись не они, а феодально зависимые держатели и арендаторы. В среде итальянского крестьянства XI—XIII вв. наиболее многочисленными были наследственные держатели либеллярии, эмфитевты, держатели Лотте. Права наследственных держателей были в XI—XII вв. и особенно в XIII в. весьма широки и многообразны — вплоть до возможности свободного оставления участка, передачи его в держание другому лицу и даже продажи (как при сохранении за собственником права предпочтительной покупки, так и без его ведома). Значительная часть либелляриев и эмфитевтов фактически приблизилась к парцеллярным собственникам, феодальная зависимость которых подчас ограничивалась уплатой землевладельцам денежного или натурального чинша. К. Маркс в 24-й главе тома «Капитала» неоднократно называет такого рода феодальных держателей собственниками своих участков, которые имели на них «такое же феодальное право собственности, как и сами феодалы»,5 «за какими бы феодальными вывесками ни скрывалась их собственность».6 От феодально зависимых держателей, отношения которых с собственником оформлялись не договором, а обычаем, либелляриев отличало то, что соглашения с вотчинником заключались здесь добровольно (по крайней мере внешне), без применения внеэкономического принуждения. И вообще элемент внеэкономической зависимости присутствовал в этом держании в незначительной степени: иногда судебная зависимость, альбергарии, извозная повинность, порой некоторые дополнительные взимания. Следовательно, сильно изменилась (по сравнению с VIII—X вв.) и самая природа взаимоотношений либелляриев и эмфитевтов с земельным собственником. Ряд черт либеллярных и эмфитевтических держаний в Северной и Средней Италии XI—XIII вв. сближал их с «новыми держаниями» в Германии и Франции; в частности, можно провести аналогию между либеллярным держанием и французской цензивой XIII—XIV вв.7 Вместе с тем в либеллярных и эмфитевтических контрактах новые черты, сближающие держателей с фактическими парцеллярными собственниками, проявились наиболее рельефно и полно. Либеллярные держания в Средней и Северной Италии XIII в. представляли наилучшие возможности для развития индивидуального крестьянского хозяйства, были, если можно так сказать, «наивысшей точкой» достижения личной и имущественной свободы крестьянином, однако в рамках феодальной зависимости его от собственника. Необходимо помнить, что собственниками своих участков либеллярии и иные наследственные держатели не стали. Они продолжали платить феодальную ренту сеньорам, имевшим на эти участки право феодальной собственности. Но было бы упрощением считать, что либеллярные держания являлись одинаково выгодными, их условия благоприятными для всех крестьян. Далеко не все либеллярии могли свободно продавать свои держания без ведома собственника. Довольно часто собственник сохранял право на предпочтительную покупку за плату, много ниже принятой в данной местности. Порой продажа и передача участков субдержателю обусловливались обязательствами, стеснявшими имущественную свободу либеллярия. Иной раз имело место повышение чинша — особенно при замене денежного чинша натуральным, что приводило к разорению и потере земельного надела (при невозможности заплатить высокий штраф) обедневшими крестьянам. Об этом свидетельствуют многочисленные споры и тяжбы крестьян в городских судебных куриях, отказ крестьян исполнять повинности, наконец, их открытое сопротивление. Наоборот, для зажиточных хозяев либеллярные и эмфитевтические контракты открывали большие возможности для дальнейшего обогащения. Таким образом, итальянская деревня в конце XIII—XIV в. "пошла за городом" в том смысле, что и там появились некоторые новые элементы, переходные к полукапиталистическим отношениям (медзадрия, наемные работники). Горожане пополаны, сдавая свои земли в округе в «классическую» испольную аренду с привлечением — более или менее систематическим — труда наемных работников, тем самым частично переходили к новым методам ведения хозяйства, отличным от старых, феодальных. Однако такие хозяйства еще не играли сколько-нибудь существенной роли в Северной и Средней Италии XIII—XIV вв., оставаясь отдельными ручейками в море чисто феодальных вотчинных земельных комплексов, применявших труд колонов, либелляриев, эмфитевтов и арендаторов феодального типа — обычных испольщиков и аффиктариев. Как уже говорилось, наемный труд на селе в большинстве своем носил вспомогательный и спорадический характер, так как сановными непосредственными производителями повсюду продолжали оставаться феодальные держатели или арендаторы. Среди последних процент «классических» испольщиков, относительно которых можно говорить о наличии некоторых переходных полукапиталистических элементов, не был еще сколько-нибудь велик. Тем не менее даже и этим, еще слабым росткам отношений в деревне не суждено было в дальнейшем развиться и укрепиться. Уже со второй половины XIV в. и особенно в XV в. в деревне Северной и Средней Италии все явственнее проявляется тенденция к ухудшению условий держаний наследственных держателей — либелляриев и эмфитевтов, к усилению элементов их личной зависимости от землевладельцев. Резко сокращается число либеллярных, эмфитевтических и иных наследственных договоров, все более сменяющихся краткосрочной арендой за фикт и медзадрией. Возрастают чисто феодальные обязательства «классических» испольщиков; аффиктарии же так ограничены в своих правах распоряжения участком, а их зависимость от земельного собственника столь велика, что фактически их положение гораздо более стеснено, чем либелляриев и эмфитевтов даже в XI—XII вв., хотя проводить аналогию между ними и феодально зависимыми держателями XI—XII вв. не следует. Указанные перемены в условиях существования держателей и арендаторов происходят на землях как старых феодальных фамилий, так и новых землевладельцев-горожан. Какого-либо различия здесь установить нельзя.8 Иными словами, в общественной структуре итальянской деревни Севера и Центра со второй половины XIV в. и особенно в XV в. начинается рост регрессивных, консервативных тенденций и элементов. Выяснить причины этих перемен — задача весьма сложная, и мы ее не ставили в настоящей работе, тем более что наше изложение в основном ограничено рамками XI — середины XIV в. Но и в этот период вырисовываются некоторые явления, позволяющие пролить свет на интересующие нас события последующего времени. И здесь (в ряду других, уже рассмотренных проблем) надо вернуться к вопросу о роли натуральной ренты. Мы уже выяснили, что в специфических условиях расцвета итальянских городов в XIII—XIV вв. ошибочно акцентировать внимание на отрицательных сторонах ее господства. Положительное влияние этого факта, тесно связанного с развитием товарного производства, на экономику и социальные отношения в деревне несомненно. Тем не менее преобладание именно натуральной ренты9 имело и отрицательные последствия, которые наряду с другими причинами (недостаточностью развития капиталистических элементов в самом городе, раздробленностью страны и т. п.) обусловили замедленные темпы общественных преобразований, консервацию испольщины в ее «ухудшенном» варианте. Испольщина при многих своих новых чертах заключала в себе элементы и чисто феодальных отношений, и даже такой личной зависимости испольщика от землевладельца, которая давно уже не встречалась в либеллярных или эмфитевтических договорах. Итак, исключительное развитие городов Италии, их экономическое и политическое господство над деревенской округой определяли ряд важнейших особенностей феодализма Центральной и Северной Италии в XI—XIV вв. Это прежде всего значительные изменения в структуре феодальной собственности в результате переселения в города сотен феодальных фамилий и перехода большой части их земельных владений в руки пополанов — ремесленников и торговцев — и городской коммуны в лице ее правящей верхушки. На землях новых владельцев из пополанов и переселившихся в города феодалов, занявшихся ремеслом, торговлей и ростовщичеством, появились некоторые черты новой организации хозяйства: «классическая» испольщина, содержавшая в себе новые, полукапиталистические элементы, а также частичное применение труда постоянных сельских наемных работников. Однако эти новые элементы полукапиталистического характера были еще слабы, непрочны и в XIII — середине XIV в. не получили сколько-нибудь широкого распространения и развития. Изменения в социальной структуре деревне позволяют говорить о новом этапе развития феодализма в XIII—XIV вв., но отнюдь еще не о его «разложении» или «кризисе». Изучение особенностей феодального развития Северной и Средней Италии в XI—XIV вв. позволяет, как нам кажется, высказать суждения и более общего порядка относительно некоторых сторон развития итальянского феодализма. Прежде всего, это — живучесть, римской традиции в Италии. Многочисленные варварские нашествия и даже имевшее особое значение в жизни страны лангобардское завоевание полностью не уничтожили институтов римского общественного строя. Перед исследователем, который поставит своей задачей проследить, как в реальной действительности Италии происходил синтез римских и германских элементов в процессе становления феодализма, — обширное поле деятельности, во многом еще настоящая целина. Здесь же, в связи с рассматривавшимися в данной работе проблемами, мы лишь отметим, что и в обществе Северной и Средней Италии XI—XIV вв. римские традиции играли существенную роль. Во второй период средневековья, в эпоху развитого феодализма, в итальянской действительности мы повсюду встречаемся не только с большим распространением (очевидно, даже преобладанием) приближавшихся к парцеллярным собственникам либелляриев и эмфитевтов, держателей nomine tenimenti — но и с сохранением жесткой крепостнической зависимости сервов и колонов. Сервы, находившиеся почти в полном распоряжении господина и не имевшие даже самых минимальных личных и имущественных прав (кстати, часто они были не поземельными держателями, а домашними слугами и дворовыми работниками), в какой-то степени близки к античным рабам. А прикрепленные еще в XI—XIII вв. к земле колоны (что законодательно оформлялось во многих городских статутах) в известной мере напоминали колонов римской и остготской Италии. Римские традиции сохранились в либеллярных и эмфитевтиских договорах. Применявшиеся в реальной практике Италии XI—XIII вв. способы отпуска сервов на волю путем провозглашения их «римскими гражданами», не говоря уже о судопроизводстве, административных органах коммуны, терминологии должностных лиц ее — все это также свидетельствует о значительном влиянии римских элементов. Далее, вопрос о роли городов и их экономическом и политическом воздействии на развитие сельской округи. Города, как известно, были центрами антифеодальных движений в средние века. Это определялось самой их природой — ведь они являлись центрами товарного производства и обмена, а к концу средневековья в отдельных случаях именно здесь зарождались раннекапиталистические отношения. Несколько иное положение сложилось в Италии, хотя итальянские города XII—XIV вв. по уровню своего экономического и политического развития были передовыми в Европе. Итальянские города решительно выступили против свои сеньоров и феодалов в округе в ХI-ХII вв., разрушив их замки, заставив переселиться в города и отобрав у них (силой или путем вынужденных со стороны тех же феодалов дарений) немалые земельные владения. Некоторые города в XIII в. освободили от крепостной зависимости большое число крестьян, даже внеся за них выкуп их сеньорам. Но в целом аграрная политика городов была очень противоречива — и в освобождении крестьян в их собственном контадо и дистретто, и в решении споров и тяжб крестьян с землевладельцами, и в политике по отношению к сельским коммунам. Параллельно с развитием городов как центров ремесла и торговли росло землевладение отдельных горожан — ремесленников, купцов и ростовщиков. Превращение многих пополанов в землевладельцев (в целом — феодального типа, хотя отчасти применявших и новые хозяйственные методы) оказало решительное влияние и на основную тенденцию в политике городов по отношению к соседним феодалам: последние для них в первую очередь были политическими противниками (и чем дальше, тем больше), а в своих главных действиях в контадо города руководствовались весьма часто интересами пополанов-землевладельцев. Что можно сказать о специфике класса итальянских феодалов? Прежде всего, они были гораздо слабее, чем в других западноевропейских странах. В Италии, где фактически отсутствовала центральная королевская власть на протяжении многих столетий, не сложилась законченная иерархическая система вассально-ленных отношений, которая бы способствовала — в той же мере, как, например, в Германии или Франции, консолидации феодального класса. Очень раннее (уже в XI—XII вв.) исчезновение или резкое сокращение домениальных земель, распад многих феодальных вотчин, переход земель феодалов в руки ремесленников и торгово-ростовщической прослойки, наконец, переселение в города большого числа феодалов сильно ослабили их как класс (мы в данном случае оставляем в стороне существование различных группировок феодалов и неравномерное включение их разных слоев в товарно-денежные отношения). Но, пожалуй, еще более существенным было другое специфика социального облика итальянских феодалов. Многие из них издавна жили в городах, где находились и административно-хозяйственные центры их вотчин, они рано втянулись в ремесленную деятельность и — еще больше — в торговые и ростовщические операции. Установление связи феодалов с торговлей и ремеслом, которая весьма усилилась вследствие переселения в города сотен феодальных фамилий, составляет оборотную сторону процесса упрочения связи пополанов с землевладением (для Италии обе эти стороны были одинаково важны). Но все же по своим методам эксплуатации земельных владений средневековые итальянские феодалы в целом не стали «новым дворянством» (исключения, конечно, были), а это в определенной степени предопределило дальнейшее развитие аграрной экономики, так же как и особенности системы эксплуатации земель пополанами-землевладельцами). Только в Италии города смогли «сломить» политическое господство феодалов. Это произошло в результате исключительного экономического, а затем и политического могущества многих городов, превратившихся в города-государства уже в XII—XIII вв. и использовавших против своих противников весь свой административный, судебный, военный и налоговый аппарат. Но не только по этой причине. Победа городов стала возможной и в связи с экономической и политической слабостью феодалов, обусловленной наряду с другими причинами, о которых уже говорилось, и отсутствием центральной власти, которая могла бы хотя бы иногда явиться потенциальным или действительным союзником. Наконец, следует сказать об изменении социального лица феодалов, об их сближении с горожанами — ремесленниками и торговцами: если можно так сказать, это была победа, подготовленная исподволь и изнутри. Феодалы были уже «не те» или «не совсем те». И тем не менее борьба с ними не закончилась в XIII в., а продолжалась весь XIV в., несмотря на многочисленные компромиссы и уступки, вызванные особенностями социально-экономического и политического строя города и дистретто. Специфика феодального развития Италии позволяет поставить и вопрос о пути эволюции феодальной земельной ренты. Он мог быть и таким: от отработочной и натуральной ренты к преобладанию или большой роли денежной, а затем снова к господству ренты продуктами. Причина здесь та же: исключительное развитие городов. Неимоверно растущая потребность в сельскохозяйственных продуктах, благоприятная возможность их сбыта на городских рынках заставили приспособляться феодалов округи: именно рента продуктами отвечала наилучшим образом создавшейся ситуации. Изменение структуры феодального землевладения и хозяйства, вызванное как общим развитием городов и товарно-денежных отношений, так и политикой городов, было самым непосредственным образом связано с этими изменениями в обществе XII—XIII вв. Особые условия, приведшие к господству в Северной и Средней Италии XIII—XIV вв. ренты продуктами, оказали существенное воздействие и на место и роль крестьянского хозяйства в товарном производстве деревни. Итальянского крестьянина, производящего в значительной мере на продажу зерновые и иные продукты своего хозяйства (в счет ренты или помимо нее) и самого доставляющего их в города (даже если и не он сам выступает их продавцом), никак нельзя рассматривать изолированно от развития этого товарного производства и его последствий. Натуральная рента не всегда и не при всех условиях предполагает связь лишь господского хозяйства с рынком и обусловливает застой и консервацию общественных отношений. Эволюция социального и юридического статуса крестьянства Северной и Средней Италии красноречиво подтверждает это. Но вместе с тем ход развития общественного строя в итальянской деревне XIII—XIV вв. свидетельствовал и о том, что господство продуктовой ренты, преимущественная связь с рынком сеньоров, экономическое и социальное сближение феодалов и горожан-землевладельцев имели и отрицательные последствия, в известной мере содействуя и обусловливая консервацию старых общественных порядков и отношений. 1 К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 25, ч. II, стр. 365. 2 В Северной Франции в XII в. имело место преобладание ренты продуктами (см. А. В. Конокотин. Феодальная рента во Франции XII—XIV вв.— «Уч. зап. Ивановского гос. пед. ин-та», т. VII, стр. 108). В XIII в. во многих районах Северной Франции, особенно вокруг городов, господствовала денежная рента. Однако натуральная рента еще преобладала тогда в Генегау, Баварии, Бордо, Лотарингии (см. Ю. Л. Бессмертный. Господствующая форма феодальной ренты в крупных вотчинах Лотарингии XIII в.— СВ, XI, 1958, стр. 71—72). Но все же денежная рента и в XII — начале XIII в. в этих странах была распространена значительно больше, чем в Северной и Средней Италии. Ср. также Е. А. Косминский. Исследования по аграрной истории Англии XIII века, стр. 249, 253 и др. 3 См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т 25, ч. II, стр. 367. 4 См. там же, стр. 363. 5 К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т 23, стр. 730. 6 Там же, стр. 728—729: «В Англии крепостная зависимость исчезла фактически в конце XIV столетия. Огромное большинство населения состояло тогда — и еще больше в XV веке — из свободных крестьян, ведущих самостоятельное хозяйство, за какими бы феодальными вывесками ни скрывалась их собственность». 7 С. Д. Сказкин. Исторические условия восстания Дольчино..., стр. 18;. 10. Л. Бессмертный. О социальном значении новых форм земельных держаний в рейнской деревне XII—XIII вв.— СВ, 24, стр. 87. 8 Помимо фактов, приведенных в III главе настоящей книги, см. Е. В. Вернадская. К истории аграрных отношений в Северной и Средней Италии XIV—XVI вв., стр. 189—199; А. Д. Ролова. Экономический строй Флоренции во второй половине XV и в XVI в., стр. 234—237; В. В. Самаркин. Эволюция либеллярного держания в Северо-Восточной Италии в XII—XIV вв., стр. 71—78. 9 К. Маркс подчеркивал, что натуральная рента «как нельзя более пригодна для того, чтобы служить базисом застойных общественных отношений, как это наблюдается, например, в Азии» (К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 25, ч. 11, стр. 359—360). |
загрузка...