4. Дафны и Навкратис

С давних времен дельта Нила была «раем пиратов», краем невиданного греками плодородия, краем изобильных хлебных. и фруктовых урожаев, краем, где первоначально, по утверждению Аппиана, помещались «острова блаженных». После отражения Мернептахом натиска «народов моря» отдельные пиратские набеги на Египет не прекращались. Уже в «Одиссее» Египет достаточно известен как заманчивая добыча для пиратских набегов.²⁴¹⁾ Известна была и широкая река, «текущая с неба», хотя имя ее в «Одиссее» еще не названо.²⁴²⁾ Пираты, в вымышленном рассказе Одиссея, обезумели от богатства нового края и, забыв об осторожности, стали грабить поля и похищать женщин и детей.

Жители Эгейского бассейна, преимущественно греки, и у Геродота характеризуются как χάλκεοι ανορες κατα ληιην εκπλώσαντες.²⁴³⁾

Псаметиху Ι, по Геродоту, принадлежит мысль использовать этих греческих, ионийских и карийских пиратов в качестве наемников для борьбы с Ассирией.

Такова начальная история непосредственного знакомства греков с Египтом. [198]

Пираты, превращавшиеся в наемников, становились ценной военной силой. Их качества выражены яснее всего в том же рассказе Одиссея Евмею, где дана мастерская характеристика пирата того времени:

С мужеством бодрым Арей и богиня Афина вселили
Мне боелюбие в сердце; не раз выходил я, созвавши
Самых отважнейших, против врагом злонамеренных в битву;
Мыслью о смерти мое никогда не тревожилось сердце;
Первый напротив всегда выбегал я с копьем, чтоб настигнуть
В поле противника, мне уступавшего ног быстротою.
Смелый в бою, полевого труда не любил я, ни тихой
Жизни домашней, где милым мы детям даем воспитанье;
Островесельные мне корабли привлекательней были;
Бой и крылатые стрелы и медноблестящие копья,
Грозные, в трепет великий и страх приводящие многих,
Были по сердцу мне — боги любовь к ним вложили мне в сердце.²⁴⁴⁾

«...Вы трепещете, словно птицы. Вы не знаете, что нужно делать. Никто не сопротивляется врагу, и наша покинутая земля предоставлена вторжениям всех народов. Враги опустошают наши врата. Они проникают в поля Египта... Они прибывают бесчисленные, как змеи, и нет сил оттолкнуть их назад, этих презренных, которые любят смерть и презирают жизнь и сердце которых радуется нашему разрушению...».²⁴⁵⁾

Как показывает последний памятник, впечатление от этих закованных в медь людей было очень сильным. Пиратские дружины, привлеченные в египетское войско, в боевом отношении превосходили египтян.

Отряды наемников использовались и для борьбы с Сирией и для походов в Эфиопию. Память об одном из таких далеких южных походов времени Псаметиха II сохранила нам греческая архаическая надпись в Абу-Симбеле на колоссе Рамсеса II.

Среди отдельных семи имен первой группы надписей ясно читается третьим именем Телеф ялисец и седьмым неразборчивое ομλυσοβ, в котором Малле склонен видеть также этническое ο ’Ιαλύσιος, следующее за стертым от времени личным именем.²⁴⁶⁾

Эти наемники, оставившие свои имена на Абу-Симбелском колоссе, ко времени похода в Эфиопию были уже своими людьми в стране, как показывают некоторые смешанные греко-египетские имена.²⁴⁷⁾

Телеф ялисец также был наемником, попавшим с Родоса в Египет задолго до общеродосского синойкизма.

Замкнутость Египта до периода правления саисской династии, таким образом, допускала возможность непосредственных [199] сношений для греков только либо в форме пиратского набега, либо в форме службы в наемном войске.

Этим, может быть, и объясняется заметка Диодора, что египетские цари до Псаметиха делали недоступной страну для всех иноземцев, убивая или превращая в рабов людей, высадившихся в устье Нила.²⁴⁸⁾

Греческие наемники были поселены²⁴⁹⁾ в виде отдельной колонии в Дафнах и Стратопедах²⁵⁰⁾ для защиты египетского Истма — выхода на Аравийский полуостров, т. е. для защиты самого уязвимого с давних пор и самого опасного для независимости страны пограничного района. Таким образом, Дафны были расположены между Суэцким перешейком и Дельтой, где и до сих пор проходит, как отмечает Петри, торговый караванный путь из Сирии в Египет.²⁵¹⁾

Раскопки Петри обнаружили здесь большую крепость и рядом с нею лагерь военного гарнизона. И сама крепость и лагерь были обнесены мощной стеной (50 футов толщины), сложенной из высушенного кирпича и теперь полностью разрушенной. За крепостной стеной, на равнине, непосредственно примыкающей к укреплению, постепенно рос город, занимавший к концу существования Дафн уже большую площадь. Он мог легко вместить, по мнению Петри, 20 тысяч человек.²⁵²⁾ Население города в основном обслуживало, по-видимому, нужды наемного войска, жившего в лагере, и состояло, таким образом, из торговцев, ремесленников и моряков. Этнический состав населения предполагается очень пестрым: греки, карийцы, финикийцы, иудеи и египтяне.

Конечно, город возник не сразу. Но уже с самого основания Дафн влияние греков стало расти и со времени Псаметиха фараоны все больше становились «филэллинами».²⁵³⁾

Уже Априес имел около 30 тысяч наемников — ионян и карийцев, — и в конце концов эта зависимость его власти от иноземного войска вызвала в стране туземную реакцию, приведшую к власти Амасиса.

Таким образом, поселение греческих наемников в чужой стране стало, с одной стороны, базой дальнейшей, так называемой «филэллинской» политики фараонов и, во-вторых, это поселение стало с течением времени базой непосредственного общения Египта с греческим миром. Петри напоминает, что Геродот, посетив Стратопеды, уже необитаемые в его время, лично видел «следы корабельных стоянок и руины домов».²⁵⁴⁾ По-видимому, Стратопеды были не пограничной крепостью, но колонией ветеранов, отслуживших свой срок и обзаведшихся [200] семьями. По предположению Кука,²⁵⁵⁾ Стратопеды были как бы пригородом Дафн, расположенным к югу от них.

Эта колония поставляла в Дафны новые кадры наемников уже полугреческого (вследствие смешанных браков) происхождения и более тесно связанных со своей новой родиной. Отсюда же могли набираться и кадры переводчиков.²⁵⁶⁾

Греческие наемники в Дафнах (как позже и греческое население Навкратиса) жили замкнуто и изолированно. Их поселения были как бы повернуты лицом к северу, к греческому островному и материковому миру, и спиной к Египту. Во внутренней жизни страны они принимали участие лишь по команде и на стороне того, кто оплачивал их услуги и наделял землей. Они охотно служили у Априеса, а затем, после падения последнего, у его политического соперника Амасиса.

Несмотря на пополнение армии родившимися в Египте, в Стратопедах или в Дафнах, детьми колонистов и туземных женщин, ощущение родственной связи не исчезало, ибо фараоны уже систематически вербовали в Эгейском районе все новые и новые кадры.

Когда позже в дельте Нила Навкратис стал пополняться греками, то между Дафнами и Навкратисом не образовалось никакой внутренней связи, ибо эти два центра были отделены друг от друга большой площадью, заселенной египтянами, с которыми греки не имели внутреннего контакта. Поэтому даже и в этот, более поздний период, оба поселения были открыты, в основном, лишь в сторону Греции.²⁵⁷⁾

К сожалению, в настоящее время мы совершенно не в состоянии установить контингент и точные этнические подразделения наемников Дафн и Стратопед. В Абу-Симбелской надписи из семи имен только три дают названия городов: Ялис, Теос и Колофон.²⁵⁸⁾

Геродот сообщает о том, что наемниками Псаметиха были карийцы и ионийцы, поселенные двумя лагерями друг против друга на берегах Нила.²⁵⁹⁾ Это подтверждается и справкой у Стефана Византийского, который, ссылаясь на Аристагора, говорит о двух районах Мемфиса — эллинском и карийском, — жители которых, вследствие энигамии, назывались эллино-мемфитами и каромемфитами.²⁶⁰⁾

Но хотя мы не можем для этого времени установить ни способа подбора пиратских греческих и других (карийских, иудейских) дружин, ни системы набора этих наемников, можно думать, что привлеченные на службу в Египет греки в значительной [201] своей части состояли из островитян и жителей малоазийского побережья.

Несомненно и то, что это первое групповое проникновение греков в Египет мало походило на переселенческие волны колонистов VII—VI вв. до н. э.

Пираты-наемники прибывали в Египет, конечно, без семей и имущества, имея иногда целью грабеж, и не думали о поселении в стране. Можно думать, что превращение пиратов в наемников не было безболезненным процессом на условиях свободного договора. Легенда, переданная Геродотом, о превращении в Египте грека в раба, может быть, косвенным и искаженным образом отражала именно этот элемент первоначального, не вполне добровольного, заселения.

Несомненно также, что браки пиратов с туземными женщинами должны были носить массовый характер. Тот факт, что не все имена наемников на Абу-Симбелском колоссе сопровождаются именем их родного города, показывает, что для второго поколения, рожденного в Египте, полис отца переставал быть родиной.

Наемники, сосредоточенные в Дафнах, жили, по-видимому, лагерем. За крепостной стеной была воздвигнута цитадель в несколько этажей, разделявшаяся в каждом этаже на 16 частей. Здесь же обнаружена разбитая иероглифическая стела, посвященная «богу Мину в его храме». Царь, имя которого не сохранилось, напоминает, что «вода Нила была проведена Нит, чтобы дать жизнь его солдатам». Среди остатков ритуальных предметов и инструментов найдено много пластинок из золота, серебра, ляпис-лазури, яшмы, сердолика и известняка с именами и титулами Псаметиха. Вход в эту цитадель устроен был с северо-запада, образуя узкую дорожку, удобную для защиты от неприятеля.²⁶¹⁾

Жилища солдат и офицеров располагались вокруг цитадели, тоже внутри крепостной стены. Об этом свидетельствуют многочисленные обломки оружия и других предметов.

Несомненно, что сосредоточение наемников внутри крепостной стены под командой египетских военачальников и в присутствии египетского гарнизона говорит о строгом контролировании жизни иноземцев в чужой стране.

Однако фараоны Саисской династии не могли помешать возникновению в районе Дафн и гражданского населения: семьи наемников, ветераны селились вблизи крепости, за ее стенами, образуя пестрый этнический конгломерат. Для обслуживания этого все увеличивающегося населения возникали [202] мастерские, изготовлявшие керамику, оседали купцы, привозившие греческие товары и продававшие их на базаре.

Греческие наемники продолжали пользоваться привычными для них предметами обихода, окружать себя привычными культовыми принадлежностями, вооружаться более совершенным железным вооружением. Это вызывало потребность в импорте. Греческие города, в первую очередь Кипра и Родоса, получили, таким образом, новый рынок для сбыта своих товаров. Так и в этом районе, ранее закрытом для греков, появляются греческие купцы, нанося первый удар финикийской торговле в Египте.

За пределами крепости Петри обнаружил много остатков греческой керамики и терракот, восходящих к VII в. до н. э. Наряду с импортом товаров извне, здесь возникали и местные греческие мастерские, работавшие на потребителя. Керамика, производившаяся, по предположению Петри и Малле,²⁶²⁾ на месте, невольно наталкивает на мысль о преобладающем влиянии родосских центров.

Одной из своеобразных особенностей керамики Дафн является широкое употребление глиняных ситул. До того времени такая форма сосуда была распространена лишь в Египте, где ситулы обычно отливались из бронзы. Уже и раньше возникало сомнение в том, считать ли глиняные ситулы сосудами работы египетских мастеров, как думал Петри,²⁶³⁾ или относить их к греческому подражанию египетским моделям. Теперь, после находок глиняных ситул на Родосе (Врулия²⁶⁴⁾ и Ялис²⁶⁵⁾), греческое происхождение сосудов уже не вызывает сомнений. Анализируя ситулы, найденные в Дафнах, Кинк обнаружил тесную связь между ними и особым видом кувшинов и амфор, найденных во Врулии. Разительное сходство рисунка и способа орнаментации, однотипность растительного орнамента (пальметки и лотоса) привели Кинка к выводу, что как ситулы Дафн, так и ситулы Врулии представляют собою продукцию родосских гончаров в Египте или даже на самом Родосе.²⁶⁶⁾

В последних по времени раскопках ялисского некрополя Якопи обнаружил в двух погребениях 2 ситулы, еще более разительно схожие с аналогичными сосудами Дафн. В тех и других полностью совпадает общая композиция орнамента. В простом врулийском некрополе орнаментальная композиция сосудов была гораздо скромнее и проще и не имела фигурного рисунка в своей верхней части. Если на ситулах Дафн мы видели изображение ликийской химеры и крылатого грифона с человеческой головой, то здесь имеем изображение бородатого [203] всадника на лошади (находящего себе аналогию в терракотовых статуэтках Дафн и Родоса) (рис. 28), и изображение явно стилизованной (по типу египетского рисунка) женщины: ноги и лицо изображены в профиль, тело и руки en face. Женщина, по-видимому, держит в руке цветок лотоса. Уже Мэррей высказывал догадку, что отдельные сюжеты ваз и ситул Дафн подчинены интересам сбыта и изготовлялись с учетом вкуса потребителей. Если крылатый человек со змеиным телом и женщина с лотосом были заимствованы из египетского репертуара с греческим их переосмылением, то всадник на лошади (кентавр? Беллерофонт?), отраженный в ряде вотивных статуэток, имел какое-то определенное культовое значение, тогда как химера должна была угождать вкусам карийско-ликийского элемента лагерей.²⁶⁷⁾

Рис. 28. Ситула из Ялисского некрополя.

И здесь виден тот же процесс подражания ходким, имеющим спрос, сосудам, цель которого чисто практическая: обеспечить хороший сбыт продукции.

Наличие глиняных ситул только в Дафнах и на Родосе (нигде более они пока не обнаружены) является, с нашей точки зрения, бесспорным доказательством и присутствия родосского элемента в Дафнах и активности торгово-ремесленного населения родосских центров.

Не только в ситулах сказывается сходство керамики Дафн и Родоса: наличие так называемых фикеллюра-ваз, сосуды ориентализирующего стиля с поясами онагров и гусей, очень просто орнаментированные гидрии, встречающиеся и в Дафнах и в родосских погребениях VI в. до н. э., ряд терракот (из которых одна, найденная Петри в Дафнах, и другая, найденная Зальцманом в Камире, полностью повторяют друг друга), изображение однотипной женской головы в профиль (может быть, головы сирены), — все это, по нашему мнению, говорит о преобладании родосского импорта в Дафны и о наличии в Дафнах мастерских, подражающих родосским образцам. [204]

О тесной связи родосских городов, и в первую очередь Линда, с Египтом можно высказать еще и другие соображения. На территории Линда приблизительно в первую треть VII в. возникает, как проводник колонизационной экспансии Родоса, транзитный переправочный пункт — Врулия, возникает одновременно с основанием Гелы родосцами²⁶⁸⁾ и с начавшимся движением родосцев в Дафны. Наибольшего своего процветания Врулия достигает во время правления в Египте Псаметиха Ι и прекращает свое существование с концом колонизационной экспансии.²⁶⁹⁾

По своему торгово-транзитному значению в ранней истории острова для периода процветания Линда, Врулия была своего рода «маленьким южным Родосом». Обилие керамики родосского происхождения показывает, что сюда стекались изделия общеостровных родосских мастерских для обмена и вывоза их по разным направлениям. Кроме того, там же существовали и местные керамические мастерские. Сухопутные дороги связывали Врулию со всем островом. Одна из них вела по западному побережью острова к Камиру, вторая по восточному побережью — к Линду, а третья тропинками шла в глубь материка.

Вначале Врулия не была укреплена, но затем, по-видимому, для защиты от нападения пиратов, построили укрепления, подробно исследованные Кийком. Таким образом, связанная с островом сухопутными путями Врулия становилась центральным эмпорием для экспорта товаров в южном, юго-восточном и юго-западном направлениях.

На морском побережье дема Каттавии, на территории которого расположена Врулия, Кинк отмечает наличие трех рынков: «Один из них представляет собою всего лишь плоский и открытый берег, находящийся на западной стороне в небольшом расстоянии от поселка. Другой — Племмерийская бухта, на восточной стороне, в двух часах от Каттавии. Третий образован бухтами и берегами Врулии, в 1 1/2 часах ходьбы от поселка, и мелкой якорной стоянки на восточной стороне о. Нисы. Именно Племмерийской бухтой, достаточно обширной и легко доступной, пользуются чаще всего жители Каттавии в настоящее время; этим путем они экспортируют избыток своих богатых жатв».²⁷⁰⁾

Эти якорные стоянки, замечает далее Кинк, особенно интересны тем, что они находятся на пути, во-первых, между Линдом, Критом и Сицилией, где в 690 г. до н. э. была основана Гела, и, во-вторых, между Египтом, Сирией, Кипром и Ионией, северной Грецией и островами Эгейского моря. Здесь, и в [205] особенности в проливе между Карпафом и Родосом, с июня по сентябрь дуют беспрерывные пассатные ветры, облегчающие парусную навигацию. Таким образом, Врулия, являлась последней стоянкой для кораблей, идущих из Архипелага к устьям Нила или в Сирию.

Как мне кажется, археологические данные позволяют вскрыть следующую картину взаимоотношений Дафн с родосскими городами:

а) все родосские города, возглавляемые Линдом и входившие в Гексаполис, действовали вполне единодушно;

б) керамические находки Дафн и некрополей Врулии, Ялиса и Камира позволяют предполагать наличие торговых связей Дафн и Родоса в VII в. до н. э.;

в) при первой возможности проникновения в Египет при Псаметихе среди греческих наемников в Египте оказываются и родосцы;

г) одновременно с проникновением в Египет родосцы проникают и в Сицилию, стремясь, таким образом, обеспечить себе выгодное торгово-транзитное положение на пересечение торговых путей;

д) проникновение греков в Египет одновременно является важным этапом борьбы с финикийским импортом товаров; и здесь родосские мастера в целях лучшего сбыта своих товаров прибегают к воспроизведению сюжетов, наиболее ходких среди карийско-ликийских наемников, и к имитации в глине ситул, распространенных в Египте. Глиняные ситулы, более дешевые, чем бронзовые, должны были иметь больший спрос и у смешанного греко-иудейско-египетского населения Стратопед, а может быть, и в соседних с наемниками туземных районах;

е) это все как будто бы говорит о большой заинтересованности родосских городов в установлении постоянных связей с Египтом и о стремлении сделать эмпорий в районе Дафн базой своего преобладающего влияния.

Однако неожиданно для греков произошли события, уничтожившие значение Дафн как эмпория. После борьбы с Априесом Амасис, захватив власть в свои руки, уничтожил Дафны как базу наемных войск.

Туземная реакция, возведшая Амасиса на трон, по-видимому, выдвигала политическое требование — передать защиту страны туземным египетским войскам. Дафны, как военный центр чужеродной армии наемников, поддерживавших Априеса, вызывали естественную ненависть местного населения и руководящей знати. [206]

В этот период политическим лозунгом страны стал возврат к традициям прошлого времени: периоды древнего и среднего царства возводились в политический идеал, в «золотой век» Египта.²⁷¹⁾ В искусстве и литературе замечаются архаизирующие тенденции.

Амасис, конечно, не мог отказаться от содержания наемников в Египте, но он должен был, с одной стороны, удовлетворить требования египетской реакции и ливийского войска каким-то резким актом по отношению к грекам; с другой стороны, беспрепятственное развитие греческой торговли и привилегированное положение греческих купцов в Египте нужно было взять под государственный контроль, обеспечив за собой руководящую роль в стране и подчинив греков египетской государственной и налоговой регламентации.²⁷²⁾

Тот резкий удар, которого ждала от Амасиса туземная реакция и ливийская армия, был нанесен Дафнам.

Греческие и карийские наемники Дафн были переселены в Мемфис, в отведенные для них, согласно Аристагору, особые кварталы города. Стратопеды были разрушены и опустели. Посетивший их в V в. до н. э. Геродот видел уже только руины домов и развалины пристаней.

В крепостной цитадели Дафн обосновались отныне ливийцы, не нуждавшиеся в греческом импорте и с ненавистью относившиеся к греческим купцам. Связь с Дафнами у греческих городов была неожиданно оборвана. Греческим кораблям больше не разрешалось причаливать в районе Дафн.

В дельте Нила был установлен новый и на долгое время единственный эмпорий.

В жизни родосских городов начался новый этап — этап борьбы за Навкратис. По свидетельству Геродота, Навкратис был основан 12-ью греческими городами, по-видимому, уже в конце VII в. до н. э. В его основании участвовали Хиос, Теос, Фокея, Клазомены, Родос, Книд, Галикарнасс, Фаселида, Эгина, Самос, Милет и Митилены.²⁷³⁾

Геродот, лично побывавший в Навкратисе, говорит, что Амасис приезжающим в город эллинам εδωκε Ναύκρατιν πόλιν ενοικησαι.²⁷⁴⁾ Тем самым, указывает Принц, Геродот считал, что это место уже до Амасиса называлось Навкратисом. Иначе Геродот сказал бы: εδωκε πόλιν ενοικησαι и должен был бы продолжить: «который они назвали Навкратисом» или что-нибудь в этом роде, если бы здесь речь шла о совершившемся новом основании города.²⁷⁵⁾

Кук также считает, что текст Геродота говорит не об основании греками Навкратиса, но о поселении здесь греческих [207] купцов, произведенном Амасисом. Предположительными ее причинами, по Куку, могли быть: недоброжелательство к грекам, лучшая организация торгового контроля и контроля над иностранцами и предоставление монополий только греческой общине Навкратиса. Дата его основания — неясна, но термин το παλαιόν предполагает, что это было рано.²⁷⁶⁾

Время превращения Навкратиса в общегреческий эмпорий спорно: от 650 г. до н. э. до 615—610 гг. до н. э. Во всяком случае, конец VII в. засвидетельствован находками уже совершенно твердо.²⁷⁷⁾

Самое местоположение Навкратиса способствовало его развитию как торгового центра. Он находился недалеко от новой египетской столицы — Саиса; во время нильских разливов, когда вся страна покрывалась водой и люди в городах были обречены на бездеятельность, создавались особо выгодные условия для активной торговли. «Когда Нил наводняет страну, — свидетельствует Геродот,²⁷⁸⁾ — одни только города видны на ее поверхности, подобно островам в Эгейском море; весь остальной Египет превращается в море, и только города на его поверхности; когда это происходит, корабли не плавают больше по руслу реки, но — напрямик по равнине».

Таким образом, из Навкратиса можно было плыть, во время разлива, по спокойным водам равнины вплоть до Мемфиса и далее — до Верхнего Египта. В этом отношении Навкратис обладал наиболее выгодными преимуществами по всей Дельте.²⁷⁹⁾

Из греческого двенадцатиградия наибольшие следы, по-видимому, оставили Милет, Хиос, Эгина²⁸⁰⁾ и Гексаполис, возглавляемый Линдом. Роль Эгины, по-видимому, была только посреднической: через нее в Навкратис шла продукция материковой Греции и в первую очередь (для раннего периода) Коринфа.

Роль Хиоса и хиосской керамической продукции в Навкратисе была, вероятно, очень велика. Раскопки Куруниотиса (1914—1915)²⁸¹⁾ и Ламб (1934)²⁸²⁾ в хиосском храме Аполлона Фанейского дали фрагменты местной геометрической керамики с белой облицовкой, тесно связанные с так называемое навкратийской продукцией и по времени предшествующие ей. Конец VII в. и VI в. до н. э. представлены уже непосредственно навкратийскими сосудами хиосского происхождения. Таким образом, то, что до сих пор обычно считалось керамикой местного навкратийского производства, может быть, на самом деле является хиосской продукцией. Хиос мог быть непосредственным поставщиком так называемой [208] навкратийской керамики в Навкратис; кроме того, и в самом Навкратисе могли производить эту керамику обосновавшиеся там хиосские гончары.²⁸³⁾

В связи с этим роль Навкратиса в греческих торговых отношениях VII—VI вв. должна подвергнуться переоценке. Вообще представляется более вероятным, что Навкратис, во всяком случае в первые века своего «греческого» существования, был в основном лишь греческим эмпорием, где, конечно, могли обосноваться и греческие мастерские, сохранявшие и художественные традиции и стиль работы своих отечественных полисов. Трудно предположить, чтобы Навкратис, являвшийся долгое время базой конкурирующих друг с другом городов, мог одновременно стать активным участником этой торговой борьбы, а не пассивным ее проводником. Иначе говоря, трудно предположить, чтобы уже в начале своего существования Навкратис мог стать обычного типа греческим полисом, т. е. единым коллективом граждан, объединенных чувством локального патриотизма. Признание за Навкратисом его собственного, выработанного его мастерами стиля непременно должно было бы повлечь за собой и признание его политического и экономического единства. На это у нас нет достаточных оснований, во всяком случае для первого или даже первых столетий его жизни.

Сейчас, до более обстоятельного знакомства с результатами последних хиосских раскопок, окончательно решить поставленный вопрос не представляется возможным. Несомненно одно: тесная связь Хиоса с Навкратисом и сильнейшее хиосское влияние на так называемую навкратийскую керамику. Милет и родосские города (особенно Линд) также тесно связаны с историей и развитием навкратийского эмпория.

До сих пор вопрос о разграничении керамической продукции этих городов в науке остается неразрешенным. Если раньше основным центром производства этой группы керамики считался Милет²⁸⁴⁾ и самый стиль ранних греческих сосудов с ориентализирующей росписью назывался чаще всего «милетским», «родосско-милетским»²⁸⁵⁾ или «родосско-ионийским»,²⁸⁶⁾ то теперь все чаще употребляется термин «родосская» керамика,²⁸⁷⁾ хотя и берут определение в кавычки, как условное.²⁸⁸⁾

Во всяком случае, не решая проблемы, я отмечу лишь, что вопрос об истоках того или другого стиля не представляет чрезвычайной важности для историка; все эти города находились между собой в столь оживленных сношениях и в такой территориальной близости, что художественный стиль (и [209] даже отдельные детали того или другого стиля) одного центра немедленно подхватывался другими центрами, особенно, если сосуды, расписанные в этом стиле, находили хороший сбыт на рынках периферии.

Остров Родос и в рассматриваемый период, как и в предшествующие, был и оставался одним из важных центров керамического производства; раскопки Врулии и последовавшие затем раскопки некрополей Ялиса и Камира позволили с большой долей уверенности выделить для этого раннего периода группы ваз, без сомнения, родосского происхождения.²⁸⁹⁾ Родосская керамическая продукция могла широка распространяться и Милетом и самими родосскими купцами в колониях Милета, ибо трудно предположить, чтобы Милет мог удовлетворять нужды своих многочисленных колоний изделиями только своих мастерских.²⁹⁰⁾

Конечно, Милет пользовался продукцией разных мастерских. Но в то же время Милет в этот ранний период перехватил и многие из бывших финикийских факторий. Подобно тому как финикийцы подражали в своих мастерских наиболее ходким изделиям египетской, ассиро-вавилонской и малоазийской продукции, милетяне, в тех же целях наиболее выгодного сбыта, могли копировать в своих мастерских наиболее ходкие товары.²⁹¹⁾

Прибавим к сказанному воздействие на керамическую продукцию ранних мастерских, изготовлявших восточные яркие ковры и ткани; последние употреблялись не только в одежде частных лиц, но изобиловали в святилищах для убранства первоначальных древних статуй (ксоанов) из дерева и камня. Восточным тканям, влияние которых устанавливает Маюри для одной из керамических тарелочек родосского музея,²⁹²⁾ подражали и в керамическом и в текстильном ремесле.

Текстильные мастерские Милета, широко распространявшие свою продукцию наряду с восточными тканями, непосредственно доставлявшимися в Грецию, могли оказывать довольно сильное воздействие и на развитие местного текстильного ремесла и на красочную роспись сосудов ориентализирующего стиля. Это, вероятно, тоже один из источников родства росписи Родоса и Милета.

Роль Милета в основании Навкратиса достаточно известна. На пути захвата в свои руки финикийских торговых факторий именно Милет должен был обосноваться здесь раньше других греческих городов. С этим согласуются и наши исторические источники.²⁹³⁾ Милетяне были, по-видимому, первыми торговыми поселенцами в туземном Навкратисе, воздвигшими здесь [210] Μιλησίων τειχος, которое, являясь торгово-военной факторией, таким образом, лишь предваряло дальнейшее заселение греками Навкратиса.

Эдгар, на основании материала своих раскопок и предшествующих археологических исследований Петри и Гарднера, считает, что и до Амасиса в Навкратисе уже были иноземцы и существовал торговый обмен между этим городом и Грецией.

Навкратис резко членился на две части: северную — греческую и южную — туземную. Более древней частью города являлась его южная туземная часть.²⁹⁴⁾ Греческий Навкратис с его узкими извилистыми улицами и культовый округ греческих божеств образовывали северный район города. В южной части находился, по-видимому, и военный гарнизон, контролирующий жизнь всего города, в том числе и его северный район.²⁹⁵⁾

Южный Навкратис позднее жил замкнутой жизнью, и между греческим и туземным районами города связи почти не существовало; греки оставались инородным телом в Египте, и правители страны и жречество, видимо, искусственно поддерживали рознь между египтянами и греками. Как усматривается из одного свидетельства Геродота, еще и в его время существовал ряд религиозных запретов для египтян в общении с греками.²⁹⁶⁾

Однако заселение Навкратиса греками началось именно в южной его части, ибо там раскопками были обнаружены фрагменты греческой керамики и греческие надписи,²⁹⁷⁾ хотя и в незначительном количестве по сравнению с преобладающим здесь туземным материалом.²⁹⁸⁾ Остатки Μιλησίων τειχος не обнаружены.²⁹⁹⁾

Проникновение греков в город было постепенным и началось задолго до воцарения Амасиса, может быть, еще при Псаметихе.

Навкратис, как показывает и его туземное имя (Пиемро),³⁰⁰⁾ был сначала египетским городом или крепостью. Его положение у входа в Ливию и близость к Саису, резиденции Псаметиха и последующих представителей саисской династии, придавали ему важное военное значение оборонительной крепости на подступах к Саису.

Поскольку Псаметих пользовался услугами ионийских наемников, Малле остроумно полагал, что первыми греками в Навкратисе и были именно эти наемники, которым поручили защиту столицы. Это предположение, может быть, подтверждается наличием объясненного Б. А. Тураевым титула «начальника [211] греков» в саисском саркофаге верховного жреца Иуфи, родившегося при Псаметихе II и жившего при Априесе (VI в. до н. э.).³⁰¹⁾

Эти наблюдения Тураева продолжены А. Роу в его статье о двух египетских полководцах времени Псаметиха II и Априеса — Потасимто и Амасиса, имена которых впервые встретились нам в надписи на Абу-Симбелском колоссе.³⁰²⁾

В титулатуру Потасимто — начальника наемников — входят (наряду с другими, титулы «начальника иностранцев», «надзирателя за иностранцами», «начальника греков», «начальника солдат», «великого воина», «господина триумфов», «жившего 110 лет».

В титулатуру Амасиса, командовавшего египетской частью войска в нубийском походе, входят титулы: «начальник солдат», «посланник царя», «сражавшийся на его стороне во всех иноземных странах», «начальник двух крепостей на северных границах».³⁰³⁾

Самое многообразие титулатуры Потасимто показывает, что в его функции входило не только высшее военное командование (великий воин, господин триумфов), но и командование ливийскими войсками (начальник над солдатами), и войсками наемников, среди которых греки составляли важную и особую часть. Потасимто назван и начальником иноземцев и начальником греков; кроме того, специальный термин надзирателя за иностранцами показывает, что в его функции входил и надзор за всеми иноземцами, проживающими в Египте, или прибывающими туда.

Амасис, по-видимому, полководец более низкого ранга: он командовал лишь местной ливийско-египетской армией и был начальником двух, может быть, тоже туземных, крепостей на севере. Это подтверждается и тем, что в нубийском походе, где, наряду с ливийскими войсками, участвовали и наемники Дафн, он командовал лишь ливийской частью войска.

Таким образом, с одной стороны, мы видим, что уже со времени Псаметиха и Априеса наемные армии в Египте были многочисленны и что наряду с греками там было много и негреческих (иудейских, малоазиатских) наемников. Эти наемники формировались в особые отряды, не смешиваясь с египтянами и ливийцами.

И, вероятно, не только Дафны были их местопребыванием, но, может быть, и Навкратис и другие, имеющие военное значение, крепости.

Несмотря на военную изолированность этих войск, бытовая [212] изолированность в то время ощущалась значительно меньше, чем позже, при Амасисе.

Смешанное население Стратопед, наличие гарнизона в южной (туземной) части Навкратиса, смешанные греко-египетские имена второго поколения наемников, — все это говорит о том, что замкнутость Египта нарушалась и совместной жизнью местного и иноземного населения на одной и той же территории и широко распространенными смешанными браками.

В чем выражались функции «надзирателя над иноземцами», т. е. над невоенным контингентом оседающих в Египте иудеев, карийцев, финикийцев и греков, — сказать трудно. Однако, самое наличие такого надзора говорит о какой-то регламентации жизни иноземного населения в Египте.

Таким образом, как нам кажется, положение греков и других иноземцев в Египте было более свободным при Априесе, чем при Амасисе, и они имели большую свободу передвижения и поселения на территории страны. Это создавало известную угрозу не только ливийской армии, положение которой, как отмечает акад. В. В. Струве, резко ухудшилось, но и угрозу наводнения Египта иноземцами, а вместе с ними чуждыми стране верованиями и бытом. Поэтому-то туземная реакция и вылилась в открытую и вооруженную борьбу против «иноземного засилия».

Подчиняясь туземной реакции, Амасис не мог, однако, окончательно порвать с греками. Они были нужны в предстоящей борьбе с Персией, в которой, как известно, греки и сыграли важную роль. Однако, Амасис не мог и продолжать политику своих предшественников, не подорвав своего престижа. Этим и объясняется его сложная политическая игра, его тонкая дипломатия, заслужившая ему славу «филэллина»³⁰⁴⁾ и одновременно с этим ряд мероприятий внутри страны, ограничивших возможность стихийного распространения греков и роста их влияния в Египте.

Таким образом, ко времени правления Амасиса, в Навкратисе имелся уже греческий элемент, связанный, по-видимому, с основной и тогда единственной южной частью города. Это подтверждается и тем, что все постройки северной части города не старше VI в. до н. э. То Μιλησίων τειχος, которое, согласно Страбону, милетяне воздвигли до основания Навкратиса, вероятнее всего находилось здесь же — в южной части города.

Поэтому естественно, что внимание Амасиса после Дафн «обратилось к Навкратису и здесь, как уже говорилось, он [213] провел вторую реформу, непосредственно касавшуюся греков: „дал заселить город Навкратис", т. е., иначе говоря, ограничил распространение греков в Египте территорией Навкратиса. Эта же реформа сосредоточила отныне в городе представителей различных греческих общин, ибо Амасис предусмотрительно предоставил возможность свободного поселения не каким-либо определенным полисам, но греческим полисам вообще.

Следовательно, Навкратис, по мысли Амасиса, должен был стать ареной столкновения конкурирующих торговых интересов всех заинтересованных в связях с Египтом полисов. Прямая связь греческих полисов и наемников была нарушена. Соперничающие друг с другом города должны были еще более чутко относиться к нуждам и запросам Египта, стараясь превзойти друг друга в обслуживании египетских государственно-экономических интересов. Кроме того, эта конкуренция мешала Навкратису стать единым монолитным целым, стать подлинным полисом, в греческом понимании этого слова.

После смерти Априеса из Навкратиса были, по-видимому, удалены финикийцы. Место финикийцев отныне было занято представителями греческих торгово-ремесленных городов.

Вполне вероятно, что концентрация греков преследовала также и податные цели, как можно заключить, правда, из более позднего памятника — из Навкратийской стелы.³⁰⁵⁾

Вилькен не без основания толкует десятипроцентную пошлину на все ввозимые в Египет товары, введенную Нектанебом во время войны с Персией, лишь как некоторое повышение уже существовавшей пошлины.³⁰⁶⁾ Может быть, как предполагает Ганн, речь шла также о повышении налога, существовавшего и раньше, на всю продукцию ремесленных мастерских Навкратиса.³⁰⁷⁾

Отведение для поселения греков особой территории и наличие запретов для общающихся с ними туземцев, по нашему мнению, свидетельствуют о стремлении изолировать коренное население от влияния иноземцев и, таким образом, отойти от более либеральной политики предшествующих фараонов.

Может быть, и самое переселение наемников с их семьями из Дафн в Мемфис было вызвано стремлением Амасиса изолировать этих полуиноземцев-полуегиптян от остальных наемнических кадров и растворить этот реальный остаток политики прежних фараонов в гуще египетского населения.

Следуя указаниям Геродота, подтвержденным навкратийскими [214] посвятительными надписями на сосудах, три города имели свои особые теменосы в Навкратисе: Милет — теменос Аполлона, Эгина — теменос Зевса и Самос — теменос Геры.³⁰⁸⁾ Девять греческих полисов образовали общий теменос — элленион. В число этих полисов входил и Родос, представленный тремя автономными городами — Линдом, Ялисом и Камиром.³⁰⁹⁾ Местоположение эллениона в северной части города прочно засвидетельствовано многочисленными посвящениями «богам эллинов» или «эллинским».³¹⁰⁾ Как уже отмечалось, «эта необычная форма свидетельствует о сложном характере колонии, которая была вынуждаема к единству перед лицом своих варварских соседей».³¹¹⁾

По-видимому, на территории эллениона были расположены и теменосы отдельных греческих божеств (как показывают керамические посвятительные надписи — теменосы Артемиды, Геры, Афродиты, Диоскуров, Аполлона, Посейдона, Афины³¹²⁾ и общий теменос «греческих богов».³¹³⁾ Интересно отметить, что наряду с надписями, нацарапанными на поверхности сосуда самими жертвователями, имеются и надписи, сделанные краской одновременно с росписью сосуда при его изготовлении; очевидно, специальные мастерские (как предполагает Кук — хиосские) заранее изготовляли эти посвятительные сосуды для потребителей.

Города, представленные в элленионе, назначали, согласно Геродоту, простатов эмпория — политических и торговых представителей этих городов. Простаты эмпория оставались дипломатическими представителями своих полисов, не входя в местную администрацию города; магистраты самого города Навкратиса назывались, вероятно, тимухами.³¹⁴⁾

В торговой жизни Навкратиса, по-видимому, большую роль играли переводчики-греки, облегчавшие сношения с местным населением. Один из родосских декретов около 410 г. до н. э. от имени «всех родосцев», т. е. Линда, Камира и Ялиса, дарует наследственное звание проксена родосцев переводчику эгинетянину, проживающему в Навкратисе,³¹⁵⁾ поскольку этот переводчик из Эгины оказывал важные услуги родосцам в налаживании систематической торговой связи с туземцами. Этот проксен родосцев был (по предположению акад. С. А. Жебелева) представителем интересов Эгины, т. е. одним из простатов эмпория, о которых говорил Геродот. Знание египетского языка сделало его популярным лицом не только среди осевших в городе, но и приезжавших туда греков. Это и вызвало желание родосцев, заинтересованных в торговле с Египтом, видеть переводчика своим проксеном. [215]

Второй декрет — декрет Линда, найденный уже на территории самого Навкратиса,³¹⁶⁾ тоже касается проксении; в нем Дамоксен, сын Гериона, бывший гражданином Линда и переселившийся на постоянное жительство в Египет, назначается проксеном линдийцев.³¹⁷⁾

Последняя надпись особенно интересна. Именно межполисный характер Навкратиса (как это отмечает и С. А. Жебелев) позволил линдийцам, отступив от правила (по которому проксен обычно не состоял гражданином избравшего его города),³¹⁸⁾ назначить проксеном своего же линдийца. Далее, по-видимому, тот же межполисный (может быть, лучше сказать, многополисный) характер Навкратиса, давал возможность грекам, окончательно переселившимся в Египет, сохранять гражданство своего города.

Таким образом то немногое, что мы знаем о внутренней структуре раннего Навкратиса, позволяет нам предположить, что она отличалась большим своеобразием и соответствовала интересам не одного какого-нибудь ведущего полиса, но интересам разных полисов, в нем представленных.

Обратим внимание еще на одно обстоятельство. Милет, Самос и Эгина имели в Навкратисе свои особые храмы, и, следовательно, эти же города имели в районе храмов и свои особые рынки.

Как показывают посвятительные надписи на сосудах, культ Аполлона не стал общегородским, но продолжал оставаться только культом милетян;³¹⁹⁾ так же, вероятно, обстояло дело и с культом Геры Самосской и Зевса Эгинского.

Остальные 9 городов основали элленион, который, по свидетельству Геродота, был самым большим, самым знаменитым и наиболее посещавшимся святилищем в Навкратисе. Состав городов, основавших элленион, небезынтересен. Хиос, влияние которого в Навкратисе, как указывалось, было чрезвычайно значительным, являлся в 600 г. до н. э. демократическим полисом с сильно развитыми торговыми связями. В древности он известен к тому же как первый рабский торговый рывок в Греции. На его монетах чеканились изображения амфор и виноградных лоз, указывающие на основные предметы сельскохозяйственного экспорта.

Роль Хиоса в развитии античного искусства в это время была также передовой: он являлся родиной знаменитого скульптора Архерма, которому приписывали изобретение крылатой Ники; сыновья его прославились, в свою очередь, как искусные мастера в драпировке статуй богов. Лежащие по соседству на малоазийском побережье Теос, [216] Фокея и Клазомены тоже представляли собою в этот период передовые в экономическом отношении города.

Теос, по мысли Фалеса, должен был стать центром ионийской федерации для сопротивления персам.

Фокея была знаменита своим флотом и дальними мореплаваниями; Массилия, а позже и Алалия, на Корсике, были колониями Фокеи.

Клазомены, о конституции которых мы ничего не знаем, славились в VII—VI вв. до н э. производством саркофагов и темнофигурной росписью ваз, которая прочно вошла в керамическую живопись разных греческих центров и была предшественницей чернофигурной росписи аттических ваз.

Эолийские Митилены на о. Лесбосе в VII—VI вв. до н. э. были одним из передовых греческих городов. Это — родина Сапфо, Алкея и одного из семи греческих мудрецов — Питтака. Связи Митилен с Навкратисом подтверждены свидетельством о брате Сапфо — Хараксе, поставлявшем туда вино.

Остальные города — Линд, Камир, Ялис, Книд, Галикарнасс — были членами дорийского шестиградия, основанного в качестве противовеса союзу ионийских городов.

Это шестиградие, в котором действовали в полном единодушии три родосских города, проявляло большую активность в западной колонизационной политике; в его цели входил захват основных хлебных рынков и, в частности, колонизация всей Сицилии; но цель была достигнута лишь частично вследствие внешнеполитических обстоятельств.³²⁰⁾

Несомненно, что руководителями дорийского шестиградия и вдохновителями его активной торгово-колонизационной политики были родосские города во главе с Линдом.

Фаселида, входившая в элленион, также являлась ликийской колонией Линда.

Таким образом, в навкратийском элленионе были представлены 5 городов шестиградия и Фаселида; иначе говоря, политика шести городов (из девяти входивших в элленион) была окрашена родосским влиянием.

Самое возникновение эллениона говорит о каком-то союзе, о каком-то объединении этих 9 городов, из которых самыми влиятельными были, по-видимому, Линд и Хиос.

Храмы и рынки эллениона должны были в известной мере парализовать, в первую очередь, влияние ближайших и опасных конкурентов — Милета и Самоса, затем, может быть, и Эгины и противопоставить авторитету отдельных изолированных общин авторитет объединенного элленионом девятиградия. [217]

Роль Милета в основании Навкратиса и его истории заслуживает, по нашему мнению, особого внимания.

По сообщению Страбона, основание в дельте Нила, недалеко от Саиса, первого греческого поселения в Навкратисе не было мирным. Милетяне основали Μιλησίων τειχος после борьбы с Инаром и после морской победы над ним. Тут же Страбон дает и датировку: κατά Κυαξάρη δ'ουτος ην τον Μηδον.³²¹⁾ Самое указание Страбона на прибытие в Египет при Псаметихе 30-ти кораблей на сражение и на основание Милетской крепости напоминает обычную для первоначальной колонизации картину. Прибытие вооруженных колонистов на кораблях, борьба с туземцами и основание поселения, окруженного крепостной стеной, было обычным в тех случаях, когда колонизация данного района представлялась желательной для греков и нежелательной для местного населения. Аналогичную картину мы, например, встречаем на берегах Сицилии при основании Гелы.

Упоминание о Киаксаре и датировка события его именем не случайны; В. В. Струве обратил мое внимание на то, что имя Киаксара встречается здесь впервые после Геродота.³²²⁾

Колонизационное вторжение милетян в Египет произошло, по-видимому, в период правления Псаметиха I (654—610 гг. до н. э.) в Египте и Киаксара в Мидии (он уже правил в 607 г.; начало его правления, может быть, относится к 625 г. до н. э.).

В этот период Египет поддерживал ослабевшую Ассирию против Мидии; силы в Малой Азии также были разделены: возможно, что, пользуясь ослаблением Ассирии, в конце VII в. начинает агрессивную политику против греческих городов Лидия; Милет вступает в борьбу с Лидией и тем самым оказывается втянутым во враждебные отношения с Египтом; Мидия дружественна малоазийским грекам; таким образом создается сложный узел внешнеполитических связей: Мидии и Милета, с одной стороны; Ассирии, Лидии и Египта — с другой.

Возможно, что и Родос, поставлявший Египту наемников, и, без сомнения, главенствовавший в Дафнах, противодействовал Милету. Конкуренция Родоса с Милетом, выражавшаяся и в создании Гексаполиса, как бы противопоставленного Паниониону ионийских городов, и позже — в создании эллениона в Навкратисе, куда не вошли ни Милет, ни Самос, ни Хиос — города Паниониона, могла сказаться и в самом факте основания Μιλησίων τειχος, как базы милетян в противовес родосской базе в Дафнах. [218]

Тот факт, о котором уже говорилось, что между Дафнами и Навкратисом не было связи (а связь по морю, казалось, естественно должна была бы существовать) тоже, говорит в пользу нашего предположения, ибо в период существования Дафн и первоначального (до Амасиса) заселения Навкратиса милетянами Родос и Милет оказывались в двух политически враждующих лагерях.

Предоставление Амасисом всем грекам равных прав для заселения Навкратиса должно было ослабить первоначальное значение Милета. Родосские города возглавили Панэлленион.

Таким образом, навкратийский эмпорий долгое время был заселен греками разных городов, сохранявших гражданство своих полисов и живших как бы маленькими колониями со своими простатами и проксенами. Несомненно, что соперничество и острая конкуренция на рынках Навкратиса и за его пределами³²³⁾ давали себя чувствовать на каждом шагу.³²⁴⁾

С другой стороны, греки Навкратиса были объединены совместной жизнью на одной территории, окруженной населением, им чуждым и по образу жизни, и по религии, и по языку, населением, которое противостояло им, как нечто монолитное, целое и враждебное. Это не обычного типа колониальная периферия, откуда греки могли приобретать рабов и где они себя с самого начала чувствовали хозяевами-победителями. Здесь они являлись лишь гостями, допущенными хозяевами страны на свою территорию с точным обозначением черты оседлости.

Все это требовало от греков, сколь бы ни были разны их желания и устремления, некоего объединения; и наличие тимухов в качестве высших должностных и административных лиц Навкратиса, может быть, вызывалось как раз этой необходимостью объединения; наличие такого рода лиц вызывалось также необходимостью иметь сношения с чиновниками царя, а может быть, и с самим царем, принимать их указания и проводить их в жизнь для всего населения города.

Эта же совместная жизнь облегчала обмен и техническим, и художественным опытом различных мастерских, а также обмен культурными традициями разных полисов.

Поэтому можно с некоторой долей уверенности предполагать, что существование навкратийского эмпория должно было в значительной мере способствовать выработки той общегреческой κοινή, которая создается в период ориентализирующего стиля.

Кроме того, большую роль начинает играть в жизни [219] греческих полисов Египет, с которым греки теперь вступили в тесные, непосредственные сношения.

Египет был богатейшим поставщиком хлеба, льняных тканей и одежд, алебастра, стекла, натра, соли, квасцов, мазей и благовоний, а также золота, слоновой кости, шкур и т. д.³²⁵⁾ Возможно, что он, кроме того, был поставщиком и рабов-негров, изображения которых встречаются отныне в вазовой живописи восточной и греческой работы.³²⁶⁾

Мемфис и Навкратис были двумя главнейшими центрами изготовления стекла³²⁷⁾ — одной из древнейших отраслей египетского ремесла. Стеклянная посуда (алабастры, амфориски, энохои), бусы, ожерелья, серьги, кольца, украшения одежды из цветного отекла в большом количестве вывозятся в Грецию. Навкратийские мастерские, изготовлявшие стекло, работали исключительно на экспорт. И если саисский период почти ничего не дал самостоятельного, творчески нового (лишь подражания в основном сосудам и украшениям XVIII династии), то в смысле массового производства он явился своего рода поворотным пунктом в истории непосредственных сношений с греческим миром.

Египетское стекло путем транзитной торговли проникает в самые отдаленные районы средиземноморской и черноморской периферии. На северо-западе вдоль берегов Роны и Саоны — на Рейн, Сену, Луару и Гаронну; на север от Черного моря, как отмечает Киза, египетское стекло проникало в районы от Ольвии до Киева.³²⁸⁾

В Навкратисе греки учатся этому новому мастерству у египтян; и если Павсаний позднее говорит о голубых флаконах и пурпурных лесбосских кубках IV в. до н. э., то стекольная промышленность на о. Лесбосе (также, может быть еще в более развитых формах, на о. Родосе) берет свое начало именно в Навкратисе.

Изделия из египетского фаянса, фигурные бальзамарии, скарабеи, изделия и сосуды из алебастра получают широкое распространение у греков и вызывают многочисленные подражания. Центром изготовления этих изделий и экспортером их был Навкратис.

Для нас скарабеи являются важнейшим свидетельством раннегреческой торговли с Востоком.³²⁹⁾ Уже Петри обратил внимание на неегипетский характер изображений многих, в том числе и навкратийских, скарабеев; они являются изделиями людей, более знакомых с греческой вазовой живописью, чем с иероглифами.³³⁰⁾

Современные исследователи считают, что родиной этих [220] псевдоегипетских изделий был Навкратис. Самый район наибольшего распространения названных изделий (острова Эгейского моря, Южная Италия и Сицилия) свидетельствует «об исключительном положении, которое приобрел Навкратис уже в первые десятилетия своего существования в греческом торговом обмене».³³¹⁾

Особенно многочисленные находки изделий из египетского стекла, фаянса, сосудов из алебастра, египетских и псевдоегипетских скарабеев на Родосе с несомненностью свидетельствуют о тесной связи острова с Навкратисом и оживленном торговом обмене родосских городов с дельтой Нила.

Фуртвенглер в своем исследовании об античных геммах отмечал успех распространения скарабеев в греческом мире.³³²⁾ Однако из амулетов, обладающих магической силой, они превращаются в украшения, служащие часто печатями.

По-видимому, уже в навкратийской мастерской скарабеев, намечаются отклонения от традиционной египетской формы: изображение жука заменяется головой негра, барана или летящего льва.

Здесь же религиозная египетская традиция в изображении божеств в форме более или менее твердо установленных, религией замещающих их зверей уступает место или простому подражанию, или свободному творчеству в геометризированном или ориентализирующем стилях. Э. Бушор³³³⁾ считает родиной первоначальных изображений негров именно Навкратис. Именно здесь, возможно под непосредственным впечатлением первых встреч с черными людьми, вместо жука на скарабее давалась голова негра, выполненная, как показывают скарабеи, опубликованные Петри,³³⁴⁾ очень реалистически.

Петри отмечал полную аналогию скарабеев, найденных на Родосе, с навкратийскими.³³⁵⁾ Последние находки итальянских, археологов еще более подтвердили эту аналогию.

Скарабеи, найденные в погребении Камира³³⁶⁾ и на камирском акрополе,³³⁷⁾ обнаруживают большое сходство со скарабеями Навкратиса. Таковы скарабеи с изображением грифонов, сфинксов, кошки, птиц, воинов и скарабеи с растительным и геометрическим орнаментом, все — падающие на саисский период.³³⁸⁾

Однако наряду с этими скарабеями имеется ряд других, египетского происхождения с иероглифами: «родственник царя», «Царь Верхнего и Нижнего Египта», «Истина в жизни», или «Воистину живущий».³³⁹⁾ Кроме того, налицо и группа скарабеев, не встречающаяся в Навкратисе: с [221] надписями, подражающими египетскому иероглифическому письму, но лишенными смысла.³⁴⁰⁾

Возможно, что производство этих скарабеев было местным, родосским: мастера подражали египетским подлинникам, не обладая нужными для этого знаниями языка.

Любопытно, что Б. А. Тураев, при рассмотрении скарабеев, найденных на о. Березани, отмечал в свое время те же характерные и для этой группы скарабеев черты: «Это были, — писал он, — скорее имитации египетских скарабеев; в одних случаях они безграмотно копировали иероглиф, в другом даже брали чисто греческие сюжеты, благодаря которым скарабеи скорее напоминают вазовую живопись, чем египетское искусство».³⁴¹⁾

Таким образом, скарабеи, обнаруженные в большом количестве в погребениях Камира и на камирском и линдийском акрополях, являются уже явным свидетельством оживленной связи между Родосом и Навкратисом.

Погребения Камира архаического периода также указывают на сильнейшие связи с Египтом. Особенно показательно в этом отношении одно детское погребение в большом рельефном пифосе на территории Макри Лангони. Это погребение, насчитывающее более 43-х предметов с архаической коринфской керамикой VII—VI вв. до н. э., наряду с коринфскими арибаллами, самосским лекифом и небольшими вазочками содержат алабастр и ряд фаянсовых изделий: статуэтку музыканта, играющего на двойной флейте; статуэтку мальчика на коленях с пальцем у рта; фрагмент женского бюста; статуэтку Аписа; статуэтку, напоминающую гиппопотама; статуэтки кошек; 2 статуэтки фаянсовых маленьких львов, из которых одна изображает микроскопического льва на иероглифической базе; скарабеи; 3 фаянсовых глаза; небольшой фаянсовый кувшинчик египетского типа с изображением на одной стороне летящего скарабея, а на другой — аиста.³⁴²⁾ Вообще в измирских архаических некрополях более 50-ти погребений заключают в себе предметы из египетского фаянса (бусы, статуэтки, скарабеи, арибаллы, алабастры, амфориски, энохои, пиксиды и другая фаянсовая посуда); погребений с алабастрами еще больше. Конечно, далеко не все фаянсовые изделия могут быть признаны несомненно египетскими; в некоторых случаях можно с уверенностью говорить о подражании египетским образцам и даже о смешении стилей (египетского, вавилонского).³⁴³⁾ Но сильное влияние Египта и внедрение в обиход родосцев египетских изделий и подражаний им остается несомненным. [222]

Группа родосских скарабеев, подражающих иероглифическому письму, непосредственно сближается со скарабеями Березани. Наличие в Березани большого количества сосудов так называемого «родосско-милетского» стиля заставляет нас думать о непосредственном влиянии Родоса на распространение этих египетских и псевдоегипетских изделий в районы Причерноморья.

Наше предположение как будто бы подтверждается и находкой в Березани, на Родосе и в Навкратисе сходных между собой египетских фигурных ваз из алебастра, описанных и изданных Б. В. Фармаковским.³⁴⁴⁾ Наличие этих ваз, датируемых VI в. до н. э. (т. с. как раз периодом оживленной связи Родоса с Навкратисом), на о. Березани и на Родосе опять как будто бы скорее говорит в данном случае о Родосе, как одном из важных центров распространения египетских и навкратийских изделий в тот период. Вполне возможно, что и на путях, ведущих к Северному Причерноморью, имела место торговая борьба Родоса с Милетом.

Очень интересную иллюстрацию к сказанному дают обнаруженные на камирском акрополе итальянскими археологами в большом количестве вотивные фаянсовые статуэтки, изображающие египетских богов (более 40): Нофртум, Исида, Шу, Бес-Пта-Озирис, Бес, Хатор, Гор, Хнум, Сехмет. Некоторые из статуэток и пластинок из слоновой кости снабжены иероглифическими надписями.³⁴⁵⁾

Находки этих статуэток на акрополе не поддаются точной датировке, однако в сопоставлении с обилием египетских изделий в погребениях эти находки приобретают определенный смысл.³⁴⁶⁾ Может быть, здесь, на камирском акрополе, существовали храм или святилище, посвященные египетским божествам.

Если уже и раньше, после раскопок Зальцмана и Билиотти, Биссинг приходил к выводу, что центрами распространения псевдоегипетских и египетских изделий по всему греческому миру были Родос и Кипр,³⁴⁷⁾ то теперь его предположение получает дальнейшее подкрепление.

О значительной роли Родоса в торговле с Египтом свидетельствует и сообщение Геродота о посылке Амасисом даров в Кирену, Самос, Спарту и на Родос.³⁴⁸⁾ Самый выбор Амасисом названных городов, конечно, не случаен. Блинкенберг в своих комментариях к линдийской храмовой хронике указывает, что дары Амасиса Кирене тесно связаны с внешней политикой саисского правителя в отношении этого города.³⁴⁹⁾ В исторической традиции Кирена была связана с событиями, [223] возведшими Амасиса на престол.³⁵⁰⁾ Спарта получила дары как представительница пелопоннесцев и критян; Самос и Линд — как представители островитян. Если предположение Блинкенберга справедливо, то Амасис должен был сделать эти подношения вскоре после своего вступления на престол.

Тот факт, что в списке городов мы не встречаем Милета, закономерен, ибо, как кажется, внешняя политика Амасиса и превращение им Навкратиса в общегреческий эмпорий свидетельствуют о его враждебности к Милету; форпостами египетского влияния на развитие общегреческой торговли были близкие соседи и конкуренты Милета — Родос и Самос.

В дар Афине Линдийской Амасис послал 2 каменные статуи и замечательный льняной панцырь, вытканный золотом и отделанный бахромой; каждая прядь этой ткани состояла из 360 отдельных нитей, различимых для глаза.³⁵¹⁾

Если Самос, возглавлявшийся Поликратом, был в это время одним из сильнейших морских государств, то и Родос играл в жизни эгейского района не меньшую роль как выдвинутый к Малой Азии и сильный на море союз трех городов, возглавляющих дорийское шестиградие.³⁵²⁾

В то время активная колонизационная деятельность родосских городов, и особенно Линда, направленная и на запад и на восток, выдвигала о. Родос на первый план, как один из наиболее сильных и авторитетных центров Эгейского моря. Политика родосских городов во все периоды их самостоятельного существования была направлена на расширение связей и дружбы с Египтом.

В конце VIII — начале VII вв., как устанавливают работы Т. Н. Книпович³⁵³⁾ и А. А. Иессена,³⁵⁴⁾ северный причерноморский хлебный рынок, ставший впоследствии на очень долгое время главным центром хлебоснабжения для Греции, еще не был открыт грекам. Только во второй половине VII в. до н. э. греческие колонисты оседают на Березани; только со второй половины VI в. возникают греческие колонии на Черноморском побережье, обеспечивая поступление в Грецию, в первую очередь, местного хлеба.

Колонизация греками Сицилии и Южной Италии вызывалась этой же необходимостью — обеспечить хлебный рынок. Потому-то роль Египта, как богатейшего поставщика зернового сырья в Грецию, в рассматриваемый период была огромной.

Близость Египта к Греции, более удобные пути сообщения с ним, чем с Сицилией, и возможность свободной торговли через Навкратис со всей страной обеспечивали регулярную доставку хлеба в эгейский и малоазийский районы. Кроме [224] того, Египет был поставщиком льняных тканей разнообразного качества — от дешевых до очень дорогих (гобеленовых),³⁵⁵⁾ алебастра и алебастровых изделий, соли, квасцов, масла, мазей и благовоний; путем транзитной торговли Египет поставлял золото, слоновую кость, кожи, ароматические вещества и т. д.³⁵⁶⁾

Поскольку правители саисского Египта стремились возродить политическое могущество страны, восстановить и расширить торговые пути Среднего царства и создать новую эру процветания, постольку они были заинтересованы в услугах и греческих и иудейско-финикийских наемников.

В изменившейся международной ситуации того времени они не могли игнорировать греков, захвативших в свои руки важнейшие торговые пути восточного Средиземноморья.

Внутренняя политика саисских фараонов сохраняла свой проегипетский характер. Подражание старине в искусстве, литературе и религии, возвращение к образцам среднего царства, гордость своими древностями, наличие запретов для египтян в их сношениях с греками и вообще неегиптянами, ограничение расселения греков территорией Навкратиса, — все это являлось результатом продуманной политики, позволявшей саисским правителям опираться на египетскую знать, на жречество и даже отчасти на ливийские войска.

С другой стороны, развитие военной и торговой экспансии Египта вызывало необходимость опираться на иудейско-греческие слои наемников.

Уже при Псаметихе I (654—610 гг. до н. э.) и Нехо (610—594 гг. до н. э.) греки и финикийцы набирались в армию и флот;³⁵⁷⁾ Нехо принадлежала идея восстановить канал, соединяющий Средиземное море с Красным, используя, возможно, и труд наемников. Начавшиеся работы были прекращены только из страха перед более высоким уровнем Красного моря и, таким образом, из страха перед возможностью затопления Дельты. Нехо же была организована и морская экспедиция вокруг Африки. Эти попытки Нехо были направлены на установление непосредственной торговой связи с Индией, от чего последующие фараоны были вынуждены отказаться.

Для сбыта своей продукции и для получения нужного сырья Египту было необходимо выйти на международный торговый рынок. На востоке и юге он был закрыт. Оставались греки и финикийцы.

Для политики XXVI династии показательно отношение к иудейской военной колонии Элефантине, основанной при [225] Псаметихе I, во время войны с Ассирией за бывшие сирийские владения.³⁵⁸⁾ После Псаметиха массовое привлечение иудейских наемников вошло в традицию.³⁵⁹⁾

Иудейской колонии в Элефантине была предоставлена свобода исповедования своей религии и право постройки своего храма; таким образом, иудеи представляли собой довольно замкнутую военно-культовую земледельческую общину. Сказанное бросает некоторый свет и на положение греческих наемников, которым также была предоставлена полная возможность справлять свои культы и сохранять свою самобытность.

Вероятно, набор наемников среди греков, карийцев и ликийцев составлял особую статью дохода греческих городов и давал организаторам этого набора определенную прибыль. Наличие родосцев в эфиопском походе Псаметиха II, наличие родосцев в военном поселении Дафнах, значительная их роль в жизни Навкратиса, — все это свидетельствует о том, что в поставке наемников в Египте Родос играл важную роль.

Наемники владели в Египте землей; тем самым поставка наемников принимала форму обычной в то время аграрной колонизации; однако эта колонизация безземельных и малоземельных греческих слоев в Египет сразу же открывала для родосцев возможности торгового обмена. Ибо здесь города-метрополии имели дело не с разрозненными племенами сикулов и сиканов, не с горными ливийскими племенами, но с могущественным государством, ранее недоступным, а теперь открывшим свои богатства предприимчивости греческих купцов.

«Египет, — пишет Холл, — был слишком слаб, чтобы защищаться против азиатского врага иначе, чем подкупами и иноземной силой».³⁶⁰⁾

Поскольку Милет, придерживаясь антилидийской ориентации, вступил в антиегипетскую коалицию, то совершенно естественно, что Милет не мог поставлять в Египет ни наемников, ни вооружения их. Кроме того, распространение египетского текстиля было не в интересах Милета с его высокоразвитой для того времени текстильной промышленностью.

Остров Родос, родина тельхинов, был с древнейших времен одним из центров металлообработки. Большое количество бронзы в погребениях Ялиса заставляет предполагать, что роль последнего в этом производстве была очень значительной. Как показывают находки в Дафнах, где обнаружено много остатков металлического вооружения наемников, египтяне [226] рано должны были оценить силу греческого воина — гоплита, закованного в медь и вооруженного железным оружием.

До греков железо в Египте (главным образом, метеоритного происхождения), известное еще с додинастических времен, было предметом роскоши и употреблялось на амулеты, украшения и предметы культового обихода.³⁶¹⁾ Только в период Нового царства, после войн Тутмосиса III, впервые появляется в Египте привозное железо. Начиная с XVIII династии, железные изделия, правда, не слишком часто, появляются в погребениях фараонов. В погребениях Тутанхамона обнаружены — тяжелый железный кинжал и 2 больших амулета; известны для более позднего времени находки железных изделий: серпа, браслета, булавок, иглы и нескольких ножей.³⁶²⁾ В период Нового царства появляется и специальный термин, обозначающий железо, сделанное человеческими руками (bi3-ni-pt) в отличие от прежнего обозначения железа метеоритного происхождения (bi3).

Однако мы не можем согласиться с Вейнрейтом, что, начиная с Нового царства, Египет вступает в период железного века и что на основании этих скудных и разрозненных находок можно сделать вывод, что железо распространялось совершенно свободно.³⁶³⁾

Гораздо осторожнее и правильнее вывод И. М. Лурье о том, что с Нового царства железо (по-видимому, привозное) изредка применялось и не для украшений. Ничтожное применение железа объясняется, как указывает проф. Лурье, техническим несовершенством египетских плавильных печей, «которые при плохом топливе (кустарник и сушеный навоз) не позволяли довести нагрев до нужной температуры — 1150°».³⁶⁴⁾ Таким образом, о применении железной техники в военном деле не приходится говорить вплоть до эллинизма.

В литературе последнего времени есть тенденция считать, что египетская бронза имела очень высокую твердость, не уступающую даже твердости современной стали.³⁶⁵⁾ Однако наблюдения ученых, производивших опыты в лаборатории Бельгийского музея над хирургическим ножом и резцом для обработки камня, не могут явиться материалом, позволяющим сделать обобщение о высокой твердости бронзового вооружения египетских войск.

Во-первых, датировка названных предметов остается пока неизвестной; во-вторых, если бы даже предметы относились не к эллинизму, а к более раннему периоду, то и тогда было бы недостаточно данных для такого широкого обобщения. Оба исследованных предмета имели специальное назначение; цементация [227] одного из них и прибавление берилла к другому требовали дополнительных издержек: в одном случае — это издержки времени и квалифицированной рабочей силы, в другом случае — это издержки и материальные.

Несомненно, что при массовом производстве для нужд египетской армии и те и другие издержки были невозможными. С одной стороны, они вызвали бы сильное повышение цен на оружие, с другой — очень бы замедлилось производство вооружения. В лучшем случае подобные изделия могли бы служить для вооружения знати, а не рядовых воинов. Поэтому общераспространенное мнение о преимуществах вооружения греческих наемников-гоплитов перед ливийскими войсками египтян остается, как нам кажется, в силе. В Новом царстве появляется, правда, и кожаный панцырь, обшитый бронзовыми пластинками для защиты тела. Но такой панцырь также был «чрезвычайно дорогим вооружением»³⁶⁶⁾ и был доступен только представителям египетской знати.³⁶⁷⁾

Превосходство греческого железного вооружения «закованных в медь» гоплитов ощущалось и греками: сознание греческого превосходства отражено и в гомеровском описании пиратского набега в Дельту; оно выступает и позже в изобразительном искусстве Ионии VI в. до н. э. Достаточно указать на появление ранней карикатуры на древневосточные изображения. Таково изображение борьбы Геракла с египтянами на знаменитой чаше Бусириса VI в. до н. э., где огромный загорелый Геракл убивает сразу 10 маленьких египтян. Это — пародия на египетские изображения подвигов фараона³⁶⁸⁾ и одновременно — демонстрация физического превосходства греков в образе популярнейшего народного греческого героя — Геракла (рис. 29).

Таким образом, Египет нуждался в Родосе как поставщике наемников; родосские города нуждались в дружбе с Египтом. Наличие Врулии обеспечивало родосским городам прямую и быструю связь с дельтой Нила. Политика всех родосских городов в этом отношении была единой, но, может быть, наиболее активную деятельность развивал Линд, на территории которого возникла Врулия, и Камир, в саисских по времени погребениях которого была обнаружена посуда из египетского фаянса с картушами, несущими имена Тутмосиса III, Рамсеса, Априеса и скарабей с картушем строителя пирамид — Хуфу. Раскопки итальянских археологов еще нагляднее свидетельствуют о теснейшей связи Камира с Навкратисом. Это позволяет предположить, что главным экспортером навкратийских скарабеев в Грецию был Камир. [228]

Рис. 29. Ваза Бусириса.

Не случайно, что в период влияния минойско-микенской культуры Родос находился в тесном общении с Египтом Рамессидов; после бурного и темного периода, сопровождавшегося падением Микен и передвижением племен в Эгейском море, вновь растущие города дорийского Родоса возобновили свои сношения с Египтом Псаметиха, Априеса и Амасиса. Эта тесная связь, прерванная персидским завоеванием, греко-персидскими войнами, Пелопоннесской войной, вновь была возобновлена при первой же возможности и стала основой внешней экономической политики эллинистического Родоса.

Вопреки мнению Блинкенберга о полной разобщенности трех родосских центров до синойкизма, мы считаем, что эта, если так можно сказать, «египетская» политика родосцев как раз свидетельствует о полном единстве внешней политики всех трех родосских центров — Линда, Камира и Ялиса. По нашему мнению, такое единство политики родосцев позволило, например, Геродоту при перечислении участников навкратийского эллениона, обозначить все три города одним именем острова «Родос».

Легенда о брате Египта Данае, основателе храма Афины Линдийской, разработанная на Родосе (не позже VII в. до н. э.) на базе родосско-египетских связей, явно свидетельствует о том, какое важное значение имел Египет для Родоса уже в этот ранний исторический период.

По легенде, Данай (по некоторым другим вариантам — его дочери), прибывший на Родос из Египта и гостеприимно [229] принятый родосцами, основал самое древнее и самое знаменитое на острове святилище — святилище Афины на акрополе Линда, которым гордились и которое чтили жители всех родосских городов.³⁶⁹⁾

Легенда о Данае, истоки которой, вероятно, уходят еще в микенский период, относит к седой древности — вплоть до Троянской войны и Тлеполема — не только дружбу Египта с Родосом, но и родство их друг с другом. Тлеполем, ойкист родосских городов, становился при этом лишь продолжателем дела Даная, и все три города Родоса оказывались обязанными своими именами трем дочерям Даная.³⁷⁰⁾

Воскрешение, разработка и популяризация этой легенды имели определенную цель — увековечить необходимую для Родоса экономическую связь с Египтом в традиции: два брата, Египет и Данай, связанные кровным родством, обязывают к соблюдению постоянной дружбы страну Египет и Родос, рожденный к жизни Данаем и его тремя дочерьми — Линдой, Камирой и Ялисией.³⁷¹⁾

²⁴¹⁾ Ср.: Od., XIV.245 сл.

²⁴²⁾ Ср.: D. Mallet. Les premiers établissements des grecs en Egypte (VII—VI siècies). Mémoires publiés par les merabres de la Mission archéologiques Française au Caire, II, Paris, 1893, стр. 9. [316]

²⁴³⁾ Her., II.152.

²⁴⁴⁾ Il., XIV.216-227. — Ср.: V. Bérard. Les Pheniciens et l'Odyssée, II, Paris, 1903, стр. 34-36.

²⁴⁵⁾ Из увещаний Мернептаха; цитирую по Масперо: О. Maspéro, Hist. ancienne de Poeples de Orient classique, II, 1897, стр. 433-434.

²⁴⁶⁾ Ср.: Mallet, Premiers établiss. des grecs, стр. 86-88. — SIG, 1. — A. Kirchhoff. Sttidien zur Geschichte des Griechischen Alphabets. Gutersloh, 1887, стр. 40 сл. (там же литература).

²⁴⁷⁾ Имя одного из них, например, — „Псаметих сын Феокла". Вероятно, этот Псаметих уже уроженец Египта. Ср.: Н. W. Parke, Greek Mercenary Soldiers. Oxford, 1933, стр. 5. Poy (Α. Rowe. New light on objects belonging to the generals Potasimto and Amasis in the Egyptian Museum. ASA, XXXVIII, 1938, стр. 167) предполагает, что это, возможно, была карательная экспедиция, посланная в Нубию.

²⁴⁸⁾ Diod., I.67; отсюда, как замечает Малле (Mallet. Premiers établiss., стр. 9) и возникли греческие легенды о жестокости Бузириса.

²⁴⁹⁾ Her., II.154.

²⁵⁰⁾ Петри (Fl. Ρеtrie. Tanis, II Nebesheh (Am) and Deffeneh (Tahpanbet), London, 1888, стр. 43), частично раскапывавший Телл-Деффенех в 1885—1886 гг., на основании двух высказываний Геродота (Her., II.30 и 154) отождествил Дафны и Стратопеды, считая, что Телл-Деффенех, Дафны и Стратопеды — синонимы, обозначающие одно и то же место. Кук (R. М. Cook. Amasis and the Greeks in Egypt. JHS, 1937, стр. 233+234) неправильно утверждает, что решительно все ученые безоговорочно признали это положение Петри, так как в свое время уже Малле отличал Стратопеды от Дафн (ср.: Mallet. Premiers établiss des grecs, стр. 54 прим. 3).

²⁵¹⁾ Petrie, Tanis..., стр. 47.

²⁵²⁾ Там же, стр. 49.

²⁵³⁾ Parke, Greek Merc. Soldiers, стр. 5.

²⁵⁴⁾ Her., II.154; ср.: Petrie, Tanis... стр. 43-49.

²⁵⁵⁾ R. М. Cook, JHS, LVII, 1937, стр. 233-234. Разграничивая Стратопеды и Дафны, как два и территориально и качественно различных поселения, Кук справедливо замечает, что в то время, когда Стратопеды были уже необитаемы, в Дафнах все еще продолжал стоять гарнизон. Поскольку Петри не мог обнаружить признаков второго лагеря наемников, Кук и предполагал, что Стратопеды были не лагерем, но колонией ветеранов и что территориально Стратопеды являлись южным пригородом Дафн.

²⁵⁶⁾ Геродот (Her., II.154) говорит, что Псаметих отправлял детей египтян к наемникам для обучения греческому языку; от них-то и научились греческому языку теперешние переводчики в Египте. Возможно, что в целях контроля над греческими наемниками фараоны вселяли к ним египтян; вспомним, что и начальником греческого отряда, отправленного в Нубию, был не грек, но египтянин Псаметих. Однако и дети от браков колонистов с туземными женщинами должны были с детства усваивать и греческий язык отца и египетский язык матери.

²⁵⁷⁾ Петри раскрывает очень интересную картину взаимной изолированности Дафн и Навкратиса. Образцы керамики, наиболее употребительной в Дафнах, почти совершенно отсутствуют в Навкратисе и наоборот.

²⁵⁸⁾ Псаметих, сын Феокла; Элелий из Теоса; Телеф из Ялиса; Пифон, сын Амебиха; Набис из Колофона; Пасирон (? Пасифон), сын Гиппона и Критис; Ср: SIG, 1.

²⁵⁹⁾ Her., II.154.

²⁶⁰⁾ Ср.: St. Byz., s. v. Hellenikon kai Karikon и Karikon Аристагор, [317] время деятельности которого определяется у Стефана Византийского („немного моложе Платона", St. Byz., s. v. Gynaikospolis), был автором книги об Египте (Ср.: St. Byz., s. v. Takompsos и др.). Его работа была написана до Александра Македонского; подробнее см.: Schwartz, RE, Hlbb. III, 1895, s. v. Aristogoros, № 12 стр. 849-850.

²⁶¹⁾ Petrie, Tanis, II, стр. 47 сл., 107-108; табл. XXII, XXIII, XLII.

²⁶²⁾ Petrie, там же, II, табл. XXIV-XXXI. — Mallet, Premiers établiss. des grecs, стр. 60 сл. Ср. в вышецитированной работе Петри статью Меррея о керамике (там же, стр. 66 сл.).

²⁶³⁾ Petrie, там же, II, стр. 59-62.

²⁶⁴⁾ Kinch, Vroulia, стр. 105, 125-126, 188-190.

²⁶⁵⁾ Iасорi, CR, III, погребения № 183 (рис. 186-189); 194, 3 (рис. 198). — Ср.: Cook, JHS, LVII, 1937, стр. 229, прим. 6.

²⁶⁶⁾ Ср.: Kinch, Vroulia, стр. 190. — R. Ζаhn. Vasenscherben aus Klasomenai. AM, XXIII, 1868, стр. 38 сл. Обломок сосуда из египетского фаянса с орнаментом, очень близким к египетским ситулам, найден и в Линде; ср.: Blinkenberg et Кinсh, Ov., 1905, стр. 92, рис. 27.

²⁶⁷⁾ Ρеtriе, Tanis, II, стр. 66 сл.

²⁶⁸⁾ Если древность Гелы подтверждается находками ранних протокоринфских лекифов (во Врулии лекифы датируются несколько более поздним временем), то древность Врулии подтверждается находками очень ранних фигурных изображений, восходящих по меньшей мере к 700 г. до н. э. Ср.: Кinсh, Vroulia, стр. 5.

²⁶⁹⁾ Причины гибели Врулии, к сожалению, неизвестны. Может быть дальнейшие раскопки помогут что-нибудь выяснить, но сейчас трудно высказывать какие-либо реальные предположения. Как поселение VII в. и начала VI в., Врулия представляет большой исторический интерес. Ср.: Ch. Dugas. Les fouilles de Vroulia. Journal des Savants, 1914, IX-XI, стр. 419-424.

²⁷⁰⁾ Kinch, Vroulia, стр. 5.

²⁷¹⁾ Ср.: G. Steindorff and Keith C. Seele. When Egypt ruled the East. Chicago — Illinois, 1941, стр. 271. — L. Speheers. Les figurines funéraires égyptiennes. Bruxelles, 1923, стр. 63.