Кочевое хозяйство и элементы оседлости

В среде болгарских племен Подонья и Приазовья в VIII—X вв. шел интенсивный процесс перехода к оседлости. Этот процесс усиливался тем, что болгары были соседями оседлых аланских племен, близких им по культуре. Памятники прочной оседлости — городища и селища, относящиеся к салтовской культуре, к эпохе хазарского господства, — составляют характерную черту Подонья в VIII—X вв.⁷²⁹ Известны хазарские поселения на Ахтубе⁷³⁰. Пришедшие в X в. печенеги отличались ярко выраженным кочевым бытом и хозяйством. Оседлые поселения были в большинстве своем разрушены. Их место заняли временные убежища кочевников.

Подвижность кочевников X—XII вв. хорошо описали византийцы. Высказывания греческих писателей, проникнутые страхом перед печенегами, гузами и половцами, которых эти авторы именуют скифами, неоднократно приводились историками. Примерами могут быть отрывки из сочинений Феофилакта Болгарского (XI в.), Евстафия Солунско-го (XII в.) и др.⁷³¹

Для арабской историографии характерны две тенденции при описании быта Дешт-и-Кыпчака в XIII—XIV вв. С одной стороны, арабские писатели, привыкшие к оседлому мусульманскому земледельческо-городскому быту, подчеркивают «варварство» кочевников, их «жестокость», «дикость». Так, ал-Омари писал: «Тюркский народ на крайнем севере, у пределов его; он в нищете вследствие бедственного существования, ибо это не оседлые люди, у которых есть посевы, и сильная стужа губит их скотину. Это тупоумный и жалкий народ, у которого нет ни привязанности к какой-либо вере, ни проницательности ума. Вследствие бедственности их, происходящей от дурного положения [случается, что] когда кто из них находит кусок мяса, то варит его, но не доваривает, выпивает отвар и оставляет мясо на съедение в другой раз; затем собирает кости, переваривает их снова и выпивает отвар. По этому суди об остальном образе жизни их... Многие из степных жителей этого государства одеваются в шкуры [животных], не разбирая, заколоты ли были они [животные] или сдохли, дубленка ли это от животного чистого или от животного нечистого. В еде они не отличают скверного от неснверного и запрещенного от дозволенного. По временам, когда в иные годы они находятся в стесненных обстоятельствах, они продают детей своих, чтобы на выручку с них прокормить себя, и говорят относительно тех из детей своих, которых они продают: «Лучше остаться в живых нам и ему [дитяти], чем умирать нам и ему»⁷³².

Но тот же автор дает восторженные описания Дешт-и-Кыпчака как родины племен, от которых произошли некоторые султаны-мамлюки: «Тюрки этих стран... [один] из лучших родов тюркских по своей добросовестности, храбрости, избеганию обмана, совершенству своих станов, красоте своих фигур и благородству характеров. Из них [состоит] большая часть войска Египетского, ибо от них [происходят] султаны и эмиры его [Египта], с тех пор, как Эль-Мелик-Эссалих Неджмеддин Эйюб, сын [Эльмелик] Элькамиля, стал усердно покупать кыпчакских невольников. Потом господство перешло к ним. Цари из них (т. е. египетские султаны из тюркских мамлюков. Г. Ф. Д.) чувствуют склонность к своим родичам и хлопотали об усилении числа их, так как Египет заселился ими и стал охраняемым ими со всех сторон. Из них были светила государевого совета, председатели Собраний, предводители войска и вельможи земли его [Египта]»⁷³³.

Несомненно, что оба свидетельства тенденциозны. В одном сказались ужас и неприязнь мусульманина-горожанина к «диким» язычникам-кочевникам, в другом — стремление прославить племена, из которых происходят султаны-мамлюки.

Более независимыми от обеих этих тенденций представляются свидетельства о быте Дешт-и-Кыпчака у ибн Баттуты, давшего целый ряд спокойных и конкретных описаний: «Местность эта, в которой мы остановились, принадлежит к степи, известной под именем Дешт-Кыпчак. Степь эта зеленая, цветущая, [но] нет на ней ни дерева, ни горы, ни холма, ни подъема. Нет на ней и дров, а жгут они [жители ее] только [сухой] помет... Видишь, как [даже] старейшины их подбирают его и кладут в полы одежды своей. Ездят по этой степи не иначе как на телегах, а расстилается она на шесть месяцев пути; из них три [едешь] по землям султана Мухаммеда Узбека, а три по другим владениям»⁷³⁴.

Разведение скота было, естественно, главным промыслом кочевников южнорусских степей X—XIV вв. Стадо состояло из лошадей, овец, коз, верблюдов, крупного рогатого скота.

Автор Худуд ал-Алем сообщает, что хазарские печенеги владели всяким скотом и баранами. По Константину Багрянородному, русы покупают у печенегов быков, коней и овец⁷³⁵. Русские летописи в ряде случаев сообщают о составе половецкого стада: в него входили лошади, буйволы, верблюды, овцы и крупный рогатый скот, который летописец называет «скоты»⁷³⁶. Верблюд на фреске киевского Софийского собора был навеян, как предполагает С. А. Плетнева, образами, заимствованными из быта кочевников — ближайших южных соседей Киева⁷³⁷. Гар-дизи писал: «Кимаки живут в ущельях и степях, все владеют стадами коров и баранов; верблюдов у них нет... Летом они питаются кобыльим, молоком, которое у них называется кумысом; на зиму они заготавливают., сушеное мясо баранье, лошадиное, коровье, каждый по мере своих средств...»⁷³⁸, Карпини сообщает: «Они очень богаты скотом, верблюдами, быками, овцами, козами, лошадьми. Вьючного скота у них такое огромное количество, какого, по нашему мнению, нет ни у кого в целом мире»⁷³⁹. Ал-Асир рассказывает: «Затем они [татары] не нуждаются в следовании за ними провианта и припасов, потому что при них овцы, коровы, лошади и другая скотина, и они ничем иным не питаются, как их мясом, Животные же их, на которых они ездят, [сами] разгребают землю копытами и едят корни растений, не зная ячменя. Вот почему, делая привал, они [татары] не нуждаются ни в чем постороннем. Что касается религии их, то они поклоняются солнцу, при восходе его, и ничего не считают запрещенным, а потому едят любые животы, даже собак, свиней и других. Не знают они брака и к женщине приходит не один мужчина, когда является [на свет] дитя, то оно не знает своего отца»⁷⁴⁰.

Содержался скот круглый год на подножном корму. Ибн Фадлан писал, что у печенегов зимой «чаще всего пасутся овцы на снегу, выбивая копытами и разыскивая траву». Неприспособленность европейских коней к такому зимнему содержанию была причиной их гибели, как рассказывает Карпини. Ибн Баттута писал: «Никто не отпускает [особого] корму скотине, ни султан, ни другие. Особенности этой степи [заключаются в том], что растения ее заступают скоту место ячменя; такой особенности нет у других стран. Вот почему в ней много скота; притом у скотины их [кыпчаков] нет пастухов, ни сторожей, вследствие строгости постановлений их [кыпчаков] за воровство. Постановление же их по этой части такое, что тот, у кого найдут украденного коня, обязан возвратить его хозяину его, и вместе с тем дать ему 9 таких же [коней], а если он не в состоянии сделать это, то отбирают у него за это детей его, если же у него нет детей, то его зарезывают, как зарезывает-ся овца»⁷⁴¹.

Обычными были перекочевки зимой в южные районы⁷⁴². Кочевой быт не следует рассматривать как беспорядочное блуждание групп кочевого населения по степи. Отдельные коллективы кочевников имели определенные устойчивые маршруты, изменить которые могли только серьезные экономические, социальные или политические причины.

Известны приводившиеся выше описания кочевнической, арбы, сохранившиеся у ибн Баттуты⁷⁴³. Часто фигурирует в литературе свидетельство ибн Баттуты о торговле кыпчакскими лошадьми в Индии⁷⁴⁴. Сохранились сведения о еде и напитках кочевников Восточной Европы. Так, например, Рубрук писал, что кочевники, через земли которых он проезжал, делают зимой напиток из риса, проса, ячменя и меда. Вино, по его словам, привозят из отдаленных стран. Летом делают кумыс О приготовлении кумыса и масла и о способе консервации у этого автора также имеются интересные подробности⁷⁴⁵. Ибн Баттута писал, что тюрки не едят ни хлеба, ни плотной пищи, а приготовляют еду из проса (дуки). Далее приводится способ приготовления теста «бухрани». Этот автор описывает также манеру еды баранины и ришты (род лапши), приготовление напитка бузы из дуки⁷⁴⁶. О приготовлении кумыса есть известия у Петахьи⁷⁴⁷. О приготовлении других молочных продуктов имеются сведения в Ипатьевской летописи⁷⁴⁸. Засвидетельствован обряд питья молока при клятве⁷⁴⁹. В хозяйстве кочевников развивались те области производства, которые были связаны со скотоводством. Скот был источником всех материальных ценностей кочевников и тягловой силой. Кочевые группы легко преодолевали реки. Скот заставляли плыть, а скарб, людей и мелкий скот переправляли на кожаных мешках⁷⁵⁰. Известно, что кочевники с легкостью переходили горы и большие пустынные пространства.

Значительную роль в хозяйстве кочевников играла охота. Об этом сохранились известия современников. В XIV в. охота в Золотой Орде была, видимо, главным образом промыслом и развлечением аристократии. Известны крупные охотничьи кампании ханов, в которых вассалы обязаны были принимать участие.

Ярко выраженный кочевой характер быта у населения степи в X—XIV вв. сказался в почти полном отсутствии ремесел. В то время как в салтовских поселениях представлены гончарное, железоделательное и другие ремесла, у печенегов, торков и половцев следов ремесла почти нет. Не было гончарного ремесла. Печенежская керамика вся сделана без круга. Кроме того, ее так мало, что говорить о ремесленном производстве посуды нельзя. У половцев в могилах керамики почти нет. Ремесло кочевого населения было исключительно домашним, а хозяйство — натуральным, о чем сообщают Рубрук и Карпини. Карпини в разделе о татарах, видимо улуса Джучи, писал, что «мужчины ничего вовсе не делают, за исключением стрел, а также имеют попеченье о стадах»⁷⁵¹. О незнакомстве кочевников Дешт-и-Кыпчака с деньгами писал Рубрук⁷⁵². Он так описывал кочевническое домашнее хозяйство: «Они (татары. — Г. Ф. Д.) делают также войлок и покрывают дома. Мужчины делают луки и стрелы, приготовляют стремена и уздечки и делают седла, - строят дома и повозки, караулят лошадей и доят кобылиц, трясут самый кумыс, то есть кобылье молоко, делают мешки, в которых его сохраняют, охраняют также верблюдов и вьючат их. Овец и коз они караулят сообща и доят иногда мужчины, иногда женщины. Кожи приготовляют при помощи кислого сгустившегося и соленого овечьего молока»⁷⁵³. Обязанности женщины сводятся к следующим занятиям: править повозкой, ставить жилища, доить коров, делать масло и грут, приготовлять и сшивать шкуры и изготовлять обувь и платье⁷⁵⁴. Мы видим, что все производство кочевого аила связано с животноводством и переработкой продуктов скотоводства⁷⁵⁵.

В связи с этим становится понятным отсутствие длительных поселений у кочевников X—XIV вв. Ни развитого сельского хозяйства, ни ремесла у них не было. Однако о «чистом» кочевническом хозяйстве в землях Дешт-и-Кыпчака говорить нельзя. Несмотря на всю отсталость и неразвитость оседлых форм быта и хозяйства, они были. Мы располагаем целым рядом свидетельств о существовании у кочевников земледелия, подчиненного кочевому быту⁷⁵⁶.

В равнинных степях известны три главные формы кочевого хозяйства⁷⁵⁷:
1. Таборное, при котором люди и скот все время перекочевывают с места на место, не имея более или менее длительных остановок и поселений.
2. Полукочевое, при котором род или все племя кочует от весны до осени по определенным и закрепленным традицией маршрутам, зиму же проводит во временных поселениях. При этом способе ведения скотоводческого хозяйства за каждой кочующей группой закрепляются определенные летние, осенние и весенние пастбища; появляются термины, обозначающие зимовку и летовку.
3. Полукочевое, при котором бедные хозяйства ведут оседлый образ жизни, а богатые кочуют по определенным маршрутам с обязательным возвращением к зимовке.

Следует признать, что второй и третий варианты ведения кочевого равнинного хозяйства были, видимо, наиболее распространенными в среде поздних кочевников Восточной Европы. Выше мы отмечали (см. главу I), что в X—XIV вв. постепенно уменьшается количество вводных кочевнических погребений и увеличивается количество кочевнических могильников. Очевидно, случайные, эпизодические вводные погребения более характерны для населения, ведшего «таборное» кочевое хозяйство. Возникновение кочевнических могильников или компактных групп курганов — явление, связанное с упорядочением перекочевок, сезонностью движения кочевых групп, при которой складываются устойчивые маршруты кочевий. Эти маршруты приводят из года в год кочевой коллектив на одно и то же место в степи, где и возникает могильник.

На сравнительно короткий срок, зимой, печенеги, торки и половцы устраивались на поселение, представлявшее сосредоточие юрт, кибиток и постоянных домов на заброшенном старом городище, стены которого, подновленные и реставрированные, могли еще служить убежищем.

Здесь же, видимо, велось и земледельческое хозяйство. Засеяв весной землю, кочевники возвращались к ней только осенью. Однако не исключена возможность, что часть, очевидно, наиболее бедного населения оставалась в зимовках. Интересно сообщение Барбаро (XV в.): «В исходе февраля месяца по всей орде громогласно возвещают желающим делать посев, дабы они заблаговременно подготовили все для того нужное, ибо в такой-то день марта положено отправиться к такому-то месту, для посева избранному; вследствие этого объявления все желающие немедленно делают приготовления свои, запасают семенной хлеб на повозки и отправляются с рабочим скотом, с женами и детьми... к назначенному месту, которое обыкновенно бывает не далее двух дней пути от пункта, где находилась орда во время возвещения о посеве. Тут остаются они до тех пор, пока не вспашут землю, посеют хлеб и окончат полевые работы, а потом возвращаются назад в орду... Когда же хлеб созреет, то все отправляются для жатвы»⁷⁵⁸.

Следует отметить, что классовое, имущественное расслоение кочевников ускоряло переход к оседлости и земледелию. Наиболее интенсивно процесс перехода к оседлости шел в среде обедневшей массы кочевников⁷⁵⁹.

В археологических памятниках этот процесс перехода к оседлости именно беднейшей части населения сказался в исчезновении признаков всаднического быта в рядовых женских погребениях. Чтобы установить этот факт, рассмотрим распределение признаков всаднического быта (кости или костяк коня или предметы сбруи в погребениях) по периодам и по имущественным группам в женских погребениях (табл. 23).

Таблица 23

Из табл. 23 хорошо видно, что с течением времени уменьшается число как богатых, так и бедных женских погребений с признаками всадничества. Уменьшение количества таких богатых могил идет медленно. а бедных — быстро. В IV периоде процент бедных женских погребений с костями коня или с конской сбруей очень мал. Обычай класть кости коня или вещи, связанные ic конем, в могилу, отражающий кочевой скотоводческий быт, утрачивают прежде всего женщины и притом бедного круга. У мужчин, хотя и бедных, этот обычай держится еще очень прочно, очевидно потому, что мужчина принимает непосредственное участие в скотоводческом производстве и в конной армии. Среди мужских погребений различных разрядов признаки всадничества по периодам распределяются примерно одинаково, тогда как бедные погребения женщин с течением времени лишаются почти всяких признаков связи с конем и кочевым хозяйством. Это хорошо объясняется тем, что именно бедные слои номадов обнаруживают тенденцию к оседанию, остаются в зимовках, так как их маломощные и бедные скотом хозяйства не могут кочевать на длительные расстояния⁷⁶⁰.

Переход к оседлости отразился, по-видимому, в появлении у кочевников грунтовых могильников. К числу последних относятся некрополи у сел Каменки (№ 972) и Лески (№ 973) в Поднестровье, исследованные Э. А. Сымановичем, датирующиеся IV периодом, т. е. золотоордын-ским временем. Таков же могильник у с. Ханска (№ 974) в Молдавии, раскопанный А. И. Мелюковой; таков, видимо, и могильник у с. Басы, (№ 971) в Поволжье, изученный И. В. Синицыным, датированный XIV в. Эти могильники на основании их географического расположения (в кочевнических степных районах), на основании их датировки и, наконец, на основании характерного кочевнического набора инвентаря в некоторых погребениях (необычного для русских христианских грунтовых кладбищ) можно отнести к памятникам поздних кочевников.

Переход от курганного обряда к совершению захоронений в грунтовых могильниках без насыпей, по мнению исследователей, отражает переход кочевников к оседлости⁷⁶¹.

Некоторое влияние на изменение обряда оказала, видимо, частичная христианизация⁷⁶² и мусульманизация 35 кочевников.

Христианство никогда не было особенно распространено в среде кочевников южнорусских степей. Отдельные вещи, относящиеся к христианскому культу, в кочевнических погребениях Таганча (№ 803), Парканы (№ 872) носят случайный характер. Мусульманство, особенно в эпоху золотоордынского господства, возможно, было распространено в кочевой степи более широко. В частности, об этом свидетельствует появление курганов с сырцовыми выкладками и оградами (насыпи VII типа). Мы склонны рассматривать эти сооружения как результат влияния мусульманских золотоордынских погребальных обрядов, принятых в городах.

Сырцовые вымостки и оградки появляются только на Волге и только в IV период, т. е. в золотоордынскую эпоху, и именно в центре золотоордынской городской жизни — на нижней Волге. Среди городских золотоордынских некрополей погребения в склепах обычно имеют поверх сводчатого или ложносводчатого перекрытия еще вымостку из сырцовых кирпичей. Сближает обряд курганных степных захоронений, имеющих кирпичные оградки и вымостки, с городскими мусульманскими захоронениями и то обстоятельство, что погребения этих двух видов обычно лишены вещей (сказались требования мусульманской религии) и довольно часто бывают коллективными (т. е. склепами).

Захоронения под сырцовыми оградками и выкладками появляются несколько раньше в Казахстане36. Там эти погребения также возникали, видимо, под влиянием мусульманских городских погребальных обрядов⁷⁶³. Позднее погребения этого вида стали наиболее характерными для мусульман-кочевников⁷⁶⁴.

Оседание кочевников в зимних убежищах вызвало к жизни долговременные городки в степи. По письменным источникам известны города половцев Шарукань, Сугров и Балин, которые локализуются, видимо, на Северном Донце⁷⁶⁵. Мы приводили уже соображения Ю. А. Ку-лаковского об аланском населении в некоторых из этих городов (Шарукань) . Но настойчивый эпитет «половецкие», применяемый к этим пунктам русскими летописцами, не оставляет сомнения в том, что основное население было там половецким, возможно в некоторой степени христианизированным.

В землях, где обитали черные клобуки, под влиянием русских строились для защиты от половцев укрепленные крепости. Здесь же возникли города Канев, Торческ, Юрьев, хорошо известные летописцам. Есть упоминание о городах печенегов и о шести городах берендеев40.

Археологически изучено только одно поселение кочевников — верхний слой Белой Вежи, со всеми признаками запустения, лежащий над слоем разрушенной в начале XII в. Белой Вежи. Здесь стояли наземные глинобитные жилища, обычно из сырцового кирпича. Сырцовые стены возведены на фундаментах из старого саркельского кирпича. Среди развалин домов не найдено ничего, кроме редких фрагментов гончарной русской керамики и некоторых железных и костяных изделий. Кроме того, прослежены легкие наземные постройки с открытыми очагами⁷⁶⁶.

Этот поселок существовал в XII — начале XIII в. М. И. Артамонов отмечает, что в татарский период здесь не было населения. Место Саркела к XIV в. было забыто, что явствует из описания путешествия Пимена, ошибочно указавшего положение этого города⁷⁶⁷.

Таким образом, очевидно, в XII в. на развалинах Белой Вежи возник смешанный русско-кочевнический поселок. Так как у кочевников не было своего ремесла, а специфическая печенежская керамика относится к X—XI вв., то естественно, что здесь сохранилась русская керамика, тем более что и в погребениях половцев XII в. мы находим именно русскую гончарную керамику. О том, что кроме русского населения в поселке, очевидно, жили и кочевники, можно заключить и по железным и костяным предметам, выпадающим из комплекса обычных русских вещей⁷⁶⁸.

На нижнем Дону известна целая серия подобных становищ кочевников, которые жили бок о бок с небольшими группами русского населения. П. В. Голубовский, а вслед за ним М. И. Артамонов сопоставляют их с той группой населения южнорусских степей, которая получила название «бродников». Однако, судя по источникам, бродники были специфически военной категорией населения, составляя русские отряды, примкнувшие к кочевым группам⁷⁶⁹. На зимовищах типа верхнего слоя Белой Вежи жило и обычное мирное население, сотрудничавшее и, быть может, зависимое от кочевников⁷⁷⁰.

Другим путем перехода кочевников к оседлости являлось проникновение их в среду жителей больших городов. Хорошо известно, что кочевники-половцы поддерживали связи с рядом городов, расположенных на окраинах степи, часто держа крупные торговые, транзитные центры в своем подчинении⁷⁷¹. Половцы служили иногда посредниками между кочевой степью и городами. Через их территорию пролегали важнейшие пути торговли. Ибн ал-Асир писал о том, что южные страны от кыпчаков получают меха, невольников и т. п.⁷⁷² Проникновение кочевников в города отразилось и в том, что кочевническая керамика X—XI вв. (очевидно, печенежская) встречается в материале таких городов, как Саркел — Белая Вежа и Тмутаракань⁷⁷³.

Материалы Тмутаракани особенно наглядно показали, что проникновение кочевнической керамики в города южнорусских степей относится главным образом к X—XI вв., т. е. к печенежско-торческому периоду. На этом основании мы и считали, что эта керамика принадлежит к печенежско-торческому населению степей Восточной Европы. В последующий половецкий период в Тмутаракани почти нет кочевнической керамики, население ее к концу XII в. почти совсем не знает лепной керамики. Господствует посуда местных типов, вышедшая из местных городских мастерских. Соответственно и в погребениях степей Восточной Европы XII—XIII, а затем и XIII—XIV вв., т. е. в половецкие периоды, керамика встречается чрезвычайно редко и главным образом типов, заимствованных у оседлых соседей, например русские горшки.

⁷²⁹ Быть может, тот факт, что арабско-персвдская литература вплоть до XIII—• XIV вв. не имеет представления о сплошной степи в Восточной Европе, объясняется господством в литературной географической традиции сведений, восходящих к салтов-ско-хазарскому времени. Это представление было вызвано чередованием оседлых поселений в степи с кочевыми массивами, а также сохранностью в степи в VIII—X вв. некоторых лесных зон (например, по нижнему Дону). Только новые сведения, принесенные людьми, приехавшими из Золотой Орды, использованные ал-Омари, Абу Захиром, ибн Баттутой и др., вызвали изменение в арабской и персидской историко-географиче-ской литературе представлений о степях к северу^ и западу от Каспия. Теперь, в XIII— XIV вв., эта область рисуется в восточной литературе как сплошные степи (см. Б. Н. За ход ер. Каспийский свод сведений о Восточной Европе. М., ИВЛ, 1962, стр. 113).
⁷³⁰ Л. Н. Гумилев. Хазарское погребение и место, где стоял Итиль. СГЭ, вып. XXII. Л., 1962.
⁷³¹ В. Г. Васильевский. Труды, I. СПб., 1908, стр. 4.
⁷³² В. Г. Тизенгаузен. Сборник материалов, относящихся к истории Золотой Орды, т. I. СПб, 1884, стр. 232.
⁷³³ Там же, т. I, стр. 232. Подобное же восхваление кочевников Дешт-и-Кыпчака содержится у ибнАраб шаха, заимствованные им у его предшественников (там же, т. I, стр. 460).
⁷³⁴ Там же, т. I, стр. 279.
⁷³⁵ Constantin Porphyrogenitus. De Administrando Imperio, p. 5.
⁷³⁶ ПСРЛ, XXV, стр. 119.
⁷³⁷ С. А. Плетнева. Печенеги, торки и половцы в южнорусских степях. МИА, 1958, № 62, стр. 187—188.
⁷³⁸ В. В. Бартольд. Отчет о поездке в Среднюю Азию с научной целью. 1893— 1894. ЗАН, историко-филологическое отд., VIII, т. I, № 4. СПб., 1897, стр. 107.
⁷³⁹ «Путешествия в Восточные страны Плано Карпини и Рубрука». М., Географгиз, .1957, стр. 28.
⁷⁴⁰ В. Г. Тизенгаузен. Ук. соч., т. I, стр. 3—4.
⁷⁴¹ Там же, т. I, стр. 282—283.
⁷⁴² О перекочевках на юг зимой писал Рубрук («Путешествия...», стр. 91). По ;Рашид ад-Дину, летние стойбища именуются у монголов айлак, зимние — кишлак (В. Г. Тизенгаузен. Ук. соч., т. II. М —Л., Изд-во АН СССР, 1941, стр. 78). Зимовки обычно являются местом сбора войска (там же, стр. 81).
⁷⁴³ В. Г. Тизенгаузен. Ук. соч., т. I, стр. 281.
⁷⁴⁴ Там же, стр. 286.
⁷⁴⁵ «Путешествия...», стр. 95, 97.
⁷⁴⁶ В. Г. Тизенгаузен. Ук. соч., т. I, стр. 282—283, 291—292, 304.
⁷⁴⁷ П. В. Map го лин. Три еврейских путешественника XI—XII вв. СПб., 1881, стр. 3 (комментарии к этому сообщению см. С. А. Плетнева. Печенеги, торки и половцы.., стр. 204).
⁷⁴⁸ ПСРЛ, II, стр. 651.
⁷⁴⁹ П. В. Марго лин. Три еврейских путешественника XI—XII вв. СПб, 1881, ч. III, стр. 4.
⁷⁵⁰ По этому поводу ибн Фадлан писал: «Люди вытащили свои дорожные мешки, а они {сделаны] из кож верблюдов... Потом они наложили их одеждами и вещами, и когда они наполнились, то в каждый дорожный мешок села группа [человек] в пять, шесть, четыре,— меньше или больше. Они берут в руки шесты из хаданча и кладут их как весла... Что же касается лошадей и верблюдов, то на них кричат, и они переправляются вплавь» (А. П. Ковалевский. Книга Ахмеда Ибн-Фадлана о его путешествии" на Волгу в 921—922 гг. Харьков, 1956, стр. 130). Карпини сообщает: «Этот корабль (т. е. мешок), таким образом приготовленный, они привязывают к хвосту лошади и заставляют плыть впереди наравне с лощадыо человека, который бы управлял лошадью» («Путешествия...», стр. 52). О переправе печенегов через Босфор на мешках из шкур, набитых сеном, писал византийский писатель Кедрин. О переправе половцев, которых гнали татары, через Дунай на мехах сообщает Георгий Акрополит (XIII в.). Об этом же способе переправы писал также Петахья. См. также «Excepta ex breviario historiceo. Ioanuis Scylit ae Curopolatae», II. Bonnae, 1839, pp. 655—656.
⁷⁵¹ «Путешествия...», стр. 36.
⁷⁵² Там же, стр. 110.
⁷⁵³ «Путешествия...», стр. 36—37, 100.
⁷⁵⁴ С. А. Плетнева (С. А. Плетнева. Печенеги, торки и половцы.., стр. 190) напрасно привлекает для характеристики кочевого быта и хозяйства термины так Называемой итальянской части «Codex Gumanicus», которая была составлена для нужд итальянской колонии в одном из причерноморских золотоордынских городов в конце XIII в. и отражает городской быт (см. Д. А. Рассовский. К вопросу о происхождении «Codex Cumanicus». SK, III. Praha, 1929; W. Bang. Beitrage zur Kritik des Codex Gumanicus. «Bulletin de la Classe des Lettres de lAcademie. R. de Belgique», 1911, n° 1).
⁷⁵⁵ Приведем свидетельства о сельском хозяйстве у кочевников Восточной Европы. Рубрук сообщает, что небольшая часть кочевников возделывает просо («Путешествия...», стр. 98). Ал-Омари писал о кыпчаках: «Посевов у них мало и меньше всего пшеницы и ячменя, бобов же почти нельзя отыскать. Чаще всего встречается у них просо, им они питаются и по части произведений земли в нем заключается главная еда их». В другом месте ал-Омари сообщает о Дешт-и-Кыпчаке: «Эта страна [одна] из самых больших земель [обилующая] водой и пастбищами, дающая богатый урожай, когда сеется в ней [хлеб], но они [т. е. жители ее] народ бродячий и кочующий, обладающий скотом; у них нет [никакой] заботы о посевах и посадках. До покорения ее [этой страны] татарами она была повсюду возделана, теперь же в ней [только] остатки возделанности. В ней [растут] разные деревья, разные плоды [как-то]: виноград, гранаты, айва, яблоки, груши, персики и орехи. В ней [есть] плод, который на языке кыпчацком зовется батени [да-ден-джан?], похожий на винную ягоду. Плоды, существующие у них в настоящее время, суть остатки того, что погибло из насажденного теми, кто был до них из таких [людей], у которых страсть к посевам и насаждениям» (В. Г. Тизенгаузен. Ук. соч., т. I, стр. 233).
⁷⁵⁶ С. И. Руденко. К вопросу о формах скотоводческого хозяйства и о кочевниках. Сб. «Материалы по этнографии», вып. I. Л., 1961.
⁷⁵⁷ «Библиотека иностранных писателей о России», т. I. СПб., 1837, стр. 65.
⁷⁵⁸ Это хорошо показал А. Ю. Якубовский в ряде своих работ (см., например, Б. Д. Греков, А. Ю. Якубовский. Золотая Орда и ее падение. М.— Л., Изд-во АН СССР, 1950, стр. 19). М. А. Леваневский собрал данные, по которым видно, как казахи после суровой зимы 1879/80 г, потеряв скот, стали селиться постоянными поселками, заниматься земледелием, запасать хлеб и корма на зиму (М. А. Леваневский. Очерк киргизских степей. «Земледелие», кн. IV. М, 1895). С. И. Руденко показал на примере башкир, как недостаток пастбищ заставлял кочевников переходить к оседлости (С. И. Руденко. Башкиры, т. II. Л, 1925). См. также А. Калачев. Очерк современного экономического1 положения башкир Уфимской губернии. ЖС, вып. I, год IX. СПб, 1899; П. Лессар. Заметки о Закаспийском крае. СПб, 1884, стр. 104—105; Г. Е. Марков. Очерк истории формирования северных туркмен. Изд,-во МГУ, 1961, стр. 123—124.
⁷⁵⁹ С. И. Руденко. К вопросу.., стр. 5.
⁷⁶⁰ Э. А Сыманович. Погребения X—XII вв. Каменского могильника. КСИИМК, 1956, вып. 65, стр. 106.
⁷⁶¹ Об обращении кочевников в христианство сообщает епископ Бруно, который провел пять месяцев у печенегов в 1008—1009 гг. («Памятники истории Киевского государства IX—XII вв.». М, 1936, стр. 76—77). Наиболее мощным было влияние христианства в XII в. в среде половцев, соседей Киева. О христианизации половцев сообщают «Житие черноризца Никона», «Сказанье о пленном половчанинс». Эти сообщения несомненно тенденциозны, но их подкрепляют некоторые места летописей. Известны следующие факты: крестились два печенежских хана (ПСРЛ, IX, стр. 57, 64), половецкий хан Бастий крестился в 1223 г. для вступления в союз с Русью против татар (ПСРЛ, II, стр. 741; X, стр. 90); при договоре с Константином Мономахом печенеги приняли христианство; половцы, переселившиеся в Венгрию, стали христианами; христианские имена у половецких ханов отмечает П. В. Голубовский (П. В. Голубовский. Печенеги, торки-и половцы до нашествия татар. Киев, 1884, стр. 225); известно о крещении половецких ханов Амурата в Рязани в 1132 г., Айдара в Киеве в 1168 г. (ПСРЛ, IX, стр. 158, 236). В «Кириковых вопрошениях» записано: «И се ми поведалъ чернець пискупль Лука Овдо-кимъ молитвы оглашеныя творити: болгарину, половчину, чюдину, преди крещения. 40 дней поста, ис церкви исходити от оглашенных» («Хрестоматия по русской истории», сост. Н. Аристов. Варшава, 1890, стр. 858).
⁷⁶² О распространении мусульманства в среде печенегов в XI в. сообщает ал-Бак-ри: «...после 400-го1 года хиджры случился у них пленный из мусульман, ученый богослов, который и объяснил ислам некоторым из них, вследствие чего те и приняли его. И намерения их были искренни, и стала распространяться между ними пропаганда ислама. Остальные же, не принявшие ислама, порицали их за это, и дело кончилось войной. Бог же дал победу мусульманам, хотя их было только 12 000, а неверных вдвое больше. И они [мусульмане] убивали их и оставшиеся в живых приняли ислам. И все они теперь мусульмане и у них есть ученые и законоведы, и чтецы корана». Несомненно, что ал-Бакри тенденциозно преувеличивал значение победы ислама (А. Куник, В. Розен. Известия ал-Бекри и других авторов о Руси и славянах, ч. I СПб, 1878, стр. 58 — 60).
⁷⁶³ Например, курган 9 у совхоза 499 Павлодарской обл. (1955 г.), см. Е. И. Агеева, А. Г. Максимова. Отчет Павлодарской экспедиции 1955 г. «Тр. ИИАЭ АН Каз. ССР», т. 7. Алма-Ата, 1959, стр. 50—53. По удилам салтовского типа этот памятник датируется временем не позднее X—XI вв.
⁷⁶⁴ С. И. Руденко. Очерки быта северо-восточных казахов. Алма-Ата, 1930, стр. 49; A. Левшин. Описание киргиз-кайсацкой орды и степей, ч. III. «Этнографические известия». СПб., 1832, стр. 113.
⁷⁶⁵ Н. В. Сибилев сопоставляет Шарукань с Теплинским городищем, Сугров — с Сидоровским городищем, Балин — с Маяцким (М. В. Сiбiльов. Археолопчш па-мятки на Дшщ в звязку з походами Володимсра Мономаха та 1горя Оверського. «Археолопя», I960, т. 4). Все эти памятники являются салтовскими городищами. Б. А. Рыбаков считает, что Донецкое городище называлось Шаруканью (Б. А. Рыбаков. Дон и Донец в «Слове о полку Игореве». НДВШ, 1958, № 1, стр. 10). Большинство исследователей воздерживается от каких бы то ни было точных локализаций этих городов.
⁷⁶⁶ ПСРЛ, II, стр. 603; Constantin Porhyrogenitus. De Administrando Imperio, pp. 168—169.
⁷⁶⁷ M. И. Артамонов. Саркел-Белая Вежа. МИА, 1958, №62, стр. 82—83; В. Д. Белецкий. Жилища Саркела-Белой Вежи. МИА, 1959, № 75, стр. 123, 130.
⁷⁶⁸ Раскопки М. И. Артамонова на городище близ ст. Цимлянской не оставили сомнения, что Саркел был именно здесь. Поэтому указание Пимена на то, что Саркел был выше по Дону, которому поверил К. В. Кудряшов (см. К. В. Кудряшов. Половецкая степь. М., Гсографгиз, 1948, стр. 9), является просто ошибкой.
⁷⁶⁹ В. Д. Белецкий. Ук. соч., стр. 127—130.
⁷⁷⁰ Эти бродники составляли отряды, принимавшие участие в битвах половцев и русских. Существует предположение (впрочем, не аргументированное строго), что бродники— это предки казаков (П. В. Голубовский, А. И. Попов, С. А. Плетнева). С. А. Плетнева считает, что бродники оставили погребение в Таганче (№ 803) и ряд поросских курганов. Это1, по ее мнению, следует из того факта, что в этих погребениях были найдены длинноголовые европеоидные черепа (С. А. Плетнева, Печенеги, торки и половцы.., стр. 186). Этот аргумент не может быть принят во внимание, так как среди кочевников постоянно встречаются европеоидные типы, к тому же старые определения черепов из раскопок Н. Е. Брандснбурга не внушают особого доверия. Христианство погребенного в Таганче воина еще не доказывается образком, найденным в могиле. Он мог служить просто украшением. Да и среди кочевников получило некоторое распространение христианство. Приходится признать, что бродники в настоящий момент археологически неуловимы в массе кочевнических погребений.
⁷⁷¹ С. А. Плетнева говорит о верхнем слое Белой Вежи как о половецком городке-зимов-ище (С. А. Плетнева. Печенеги, торки и половцы., стр. 192). В свое время П. В. Голубовский не считал возможным называть эти города зимовищами. Он полагал, что, будучи оборонительными пунктами половцев, они были населены не половцами, потому что половцы были, по мнению П. В. Голубовского, исключительно кочевыми племенами. П. В. Голубовский думал, что в этих городах сохранилось старое население (см. П. В. Голубовский. Ук. соч., стр. 194—195), главным образом русское и аланское, жившее здесь еще до печенегов. Представление о половцах как о «чистых» кочевниках неверно, но предположение о том, что население городов по Донцу и Дону было смешанным, кажется нам правильным.
⁷⁷² Относительно Судака ибн Баттута писал: «Это один из городов Кыпчакской степи, на берегу моря... Населяют его тюрки и, под их покровительством, несколько византийцев, которые занимаются ремеслами» (В. Г. Тизенгаузен. Ук. соч., т. I, стр. 303). О подчинении крымских городов («замков») команам еще до татарского завоевания есть свидетельства у Рубрука («Путешествия...», стр. 90). Возможно, именно эту зависимость приморских поселений от половцев отмечают названия двух городов Белая и Черная Кумании близ Тмутаракании на карте Идриси.
⁷⁷³ «Этот город [Судак] кыпчаков, из которого они получают свои товары, потому что он [лежит] на берегу Хазарского моря и к нему пристают корабли с одеждами; последние продаются, а на них девушки и невольники, буртасскис меха, бобры, белки и другие предметы находящиеся в земле их» (В. Г. Тизенгаузен. Ук. соч., т. I, стр. 25—26).

<<Назад Вперёд>>

Просмотров: 8003

загрузка...

Другие книги по данной тематике