Смерд «Русской Правды»

Историография о русской свободной общине-марке и ее членах — свободных общинниках-смердах — очень обширна. В ней и понятие «община» (вервь, мир), и понятие «смерд» толкуются по-разному, так как авторы с разных точек зрения подходили и подходят к объяснению значения этих терминов.

С. В. Юшков еще в 1939 году писал, что если источники IX—X веков не дают нам сведений о свободной общине на Руси, то это не значит, что ее не было²¹². Но сам С.(В. Юшков, признавая наличие верви (общины) в Древней Руси, считал ее «задругой», т. е. большой семьей, ссылаясь на данные археологии.
Между тем ряд русских историков, выступавших в печати раньше С. В. Юшкова, признавали в верви сельскую общину²¹³.

Наивысшим достижением марксистской науки по вопросу о сельской общине, ее происхождении, истории, месте в истории и ее гибели явились работы Ф- Энгельса «Марка» и «Происхождение семьи, частной собственности и государства». В них научно обоснована роль сельской общины в истории и дана ее исчерпывающая характеристика²¹⁴.
Из советских историков старшего поколения наиболее тщательно и плодотворно занимался вопросами сельской общины в России Б. Д. Греков, осветивший этот вопрос в ряде фундаментальных работ²¹⁵.

Б. Д. Греков правильно ставит вопрос об общине-марке в Древней Руси, когда говорит в своей работе «Крестьяне на Руси»: «Нам надлежит сейчас сосредоточить внимание на жизни сельской общины, этой организации земледельческого населения, того самого населения, которое с известного момента мы имеем основание называть крестьянами» ²¹⁶.
Для Б. Д. Грекова наличие на Руси того времени общины- марки настолько бесспорно, что он даже вопроса не ставит о ее существовании или несуществовании, а просто говорит о том, что на этой общине-марке, или сельской общине, нужно сосредоточить внимание.

Так же верно замечание Б. Д. Грекова о том, что «сельская община испытывает на себе не только влияние внутриобщинных процессов, но и воздействие государства: приспособляясь к его требованиям, она изменяется сама»²¹⁷.

Выше при анализе структуры общины-марки германских народов и изменений, происходящих в ней, мы подмечали явление столкновений интересов государства и общины, от которых обычно больше терпела сельская община.

И. при анализе статей «Русской Правды» и других славянских источников нам придется отметить, что происходила борьба между славянской общиной-маркой и раннефеодальным государством, что это государство давило на марку.

Верно суждение Б. Д. Грекова о том, что Русь рано пережила те формы семьи и родовых отношений, которые предшествовали сельской общине. «Когда на Руси появилась потребность оглянуться на свое прошлое, русское общество успело уйти от родового строя уже так далеко, что представить его себе в XI веке было достаточно трудно»²¹⁸. Это верно, но остались источники, которые можно было анализировать. И тот же Б. Д. Греков находит в «Повести временных лет» следы родового общества. Но предстает оно уже в стадии патриархата. Сведений о временах матриархата на Руси в источниках не сохранилось, и Б. Д. Греков это констатирует²¹⁹.

О том, как понимать термин «смерд», кто на Руси обозначался этим термином, какова истинная сущность смерда, немало написано в русской и советской историографии. Повторять все эти рассуждения о смерде сейчас уже нерационально. С. В. Юшков в историографическом обзоре о смердах делит все мнения известных ему историков на 4 группы. К первой группе он относит историков, отстаивавших широкое понятие «смерды» (все население Руси, кроме князей и духовенства). Ко второй группе С. В. Юшков причислял тех, кто видел в смердах всю массу сельского населения. Третья группа теоретиков видела в смердах тоже сельское население, но зависимое от князя. Четвертая группа историков, по мнению С. В. Юшкова, представляла себе смердов как государственных крестьян Древней Руси²²⁰.

Точка зрения Б. Д. Грекова по этому вопросу раскрывается в его работе «Крестьяне на Руси».
Б. Д. Греков считает князя крупным землевладельцем, способным иметь, кроме смердов, и холопов, и закупов²²¹.

Зависимость смердов от князя признавал и В. Никольский²²², но, как говорит Б. Д. Греков, делал он это «не столь уверенно». Он считал, что смерды были чем-то обязаны князю, а, следовательно, от него зависимы²²³.

По мнению В. О. Ключевского, смерды были «государственными крестьянами», так как сидели на государственной (княжеской) земле. Ключевский называл еще смерда «вольным хлебопашцем» и человеком свободным.

Те же мысли В. О. Ключевский с предельной ясностью выразил в своем труде «Краткое пособие по русской истории»: «Свободные крестьяне, жившие на княжеской государственной земле и обрабатывавшие ее своим инвентарем, назывались смердами» ²²⁴. Теоретические посылки Б. Д. Грекова ближе всего стояли к теории М. Ф. Владимирского-Буданова и его группы (Д. Я. Самоквасова, Н. П. Павлова-Сильванского, Н. А. Максимейко). «К этой группе причисляю себя и я», — писал Б. Д. Греков²²⁵. И тут же он говорит о том, что «всех этих ученых объединяет признание двух категорий смердов: 1. Смерды-сельчане, сидящие на старых общинных землях, еще не освоенных феодалами, и 2. Смерды, зависимые от феодалов» ²²⁶.

Свободными членами общины (верви) Б. Д. Греков называет то свободное сельское население, которое еще не попало в частновладельческую зависимость и подчинено только государству. (Видимо, аналогично франкскому ingeituus). Однако автор тут же оговаривается, что отличить в документах «свободных» смердов от «несвободных» почти невозможно. Но, например, в договорных новгородских грамотах автор находит такое упоминание: «Кто купец, тот в сто, а кто смерд, а тот потянет в свой погост. Тако пошло в Новгороде». Здесь важно само упоминание о смерде и его погосте. Таким образом, община имеет еще одно наименование кроме «верви» и «мира» — «погост» (правда, это, возможно, характерно только для Новгорода)²²⁷.

Б. Д. Греков, не имея достаточного числа источников, решает вопрос о наличии свободных смердов в Киевской Руси по аналогии. Он пишет, что в тех случаях, когда в документах говорится о смердах вообще, могут подразумеваться и смерды независимые. Наконец, если признать всем хорошо известный факт наличия на Руси крестьянства, «не освоенного феодалами», даже в более, позднее, время, когда количество феодалов значительно выросло, то существование в Киевской Руси свободных независимых смердов станет совершенно очевидным²²⁸.

Нам кажется, что к этому, по существу правильному, положению Б. Д. Грекова надо добавить следующее. Надо считать, что существование свободных смердов-общинников (они же «люди», «миряне», позже — «крестьяне») — есть явление исконное, идущее из самой глубины русской жизни. Это подтверждается всем ходом истории, всеми аналогиями, которые мы можем провести при сравнении русских смердов (людей, мирян) с германскими ingenuae. Наоборот, положение смердов по «Русской Правде» является уже отступлением от исконной свободы смердов-общинников. По нашему мнению, «Русская Правда» называет смердом человека, зависимого от князя.

Мы проследили по источникам, как менялось положение когда-то совсем свободных германцев (франков) от времени создания «Салической Правды» (VI век) до времени составления «Капитулярия о поместьях» (IX век). В IX веке хозяин, феодал (король в данном случае), называет их «наши люди»²²⁹.

Наблюдая за изменениями в жизни свободного франка по источникам, мы убедились, что происходит процесс его закрепощения и в экономическом, и в правовом, и в бытовом отношениях. Мы не говорим о наличии у франков двух категорий общинников. Судя по «Капитулярию», часть свободных франков уже утратила свою свободу, но часть из них еще свободна (категория свободных — ingenuae).

Что же касается смердов, то, нам представляется, что следует, говорить не о двух категориях или параллельных группировках их, а об единой группировке свободных, которую составляли миряне, людины²³⁰, русины, словенины. Часть из них уже попала в зависимость от князя (феодала). Они именуются в «Русской Правде» смердами. Несомненно, и остальным свободным угрожает эта опасность. Проследить по «Русской Правде» за тем, как надвинулась на смердов опасность закрепощения, насколько они уже закрепощены князем (феодалом), как происходит закабаление новых, еще свободных, людей — вот, в чем состоит наша задача.

Нам представляется, что смерд «Русской Правды» — это уже человек зависимый. Самому термину «смерд», заимствованному из более ранних источников, в «Русской Правде» придается новое, специфическое значение, подчеркивающее зависимое положение человека. И чем дальше текстологически развивается письменная традиция памятника, тем это зависимое положение смерда все более закрепляется. Если сравнить «Капитулярий о поместьях» Карла Великого и «Русскую Правду», то в текстах последней о закрепощении свободного человека (смерда) сказано значительно больше и конкретнее, чем в «Капитулярии». В «Капитулярии» часто встречаются слова «наши люди» (т. е. люди короля, феодала). Эти слова, безусловно, свидетельствуют о какой-то степени зависимости людей от короля. Но какова степень зависимости, в чем выражается эта зависимость,— этого «Капитулярий» не раскрывает. Другое дело — «Русская Правда». Она закрепила человека (смерда) за князем, определила его функции и место в хозяйстве князя (феодала) и в государстве, четко отграничив смерда от холопа и других, групп населения. Уточним положение смерда по «Русской Правде».

Вся сложность исследования вопроса о смердах заключается в том, что сама «Русская Правда» содержит статьи, в которых смерд упоминается только как зависимый от князя человек. Другого состояния смерда «Русская Правда» не дает. О нем приходится только догадываться.
Отражение раннего периода истории русских общинников надо искать не в «Русской Правде», а в предшествующих ей источниках (летописях, житиях).

Более поздний период феодализации находит отражение в более поздних источниках.
«Русская Правда» и «Капитулярий» Карла Великого отражают примерно одну и ту же степень феодализации общества. И в «Капитулярии», и в «Русской Правде» представлена большая княжеская (королевская) вотчина с огромной массой обслуживающего персонала. В первом случае — это управляющие, старосты, ключники, сотники, лесничие, сборщики пошлин, бенефициарии, виноградари, ремесленники, военные слуги, крепостные, рабы, и свободные; во втором — княжеские тивуны, старосты, конюхи, рядовичи, ремесленники, холопы, смерды, закупы. По типу хозяйства (натурального), по огромному штату слуг (минестериалов), по дифференциации свободных и несвободных людей в хозяйстве тут аналогия весьма близкая.
Сходство во всем налицо, несмотря на то, что русский общинник-смерд выглядит в «Русской Правде» человеком зависимым, хотя бы даже и от князя. Смерд, несомненно, был когда-то вполне свободным человеком, каким был и франк — свободный общинник «Салической Правды». Но русские источники не сохранили сведений о полной свободе русского смерда. «Русская Правда» именует его так: людин, мирянин.

Смерд «Русской Правды» при наличии большого княжеского хозяйства (вотчины) уже почти потерял свою былую свободу и независимость, как потеряли ее ingenuus «Салической Правды», которые в «Капитулярии о поместьях» именуются уже просто «наши люди».

«Капитулярий о поместьях» тоже упоминает о свободных людях, которых составитель законника предлагает нанимать в хозяйство в горячую пору уборки урожая или требовать от них уплаты за аренду²³¹.

Насколько много и подробно о свободном франке в ранний период его жизни сказано в «Салической Правде», настолько мало о его положении говорит «Капитулярий». Что касается смерда, то, наоборот, ранний период его жизни пока, из-за отсутствия источнике, остается в тени. Но «Русская Правда» дает о нем сведения. У смерда «Русской Правды» есть свое хозяйство. Об этом говорит статья, о наследстве (статья 90)²³². Не было бы хозяйства, нечего было бы и наследовать. У смерда есть конь (а может быть, и несколько коней), покража которого «Краткой Правдой» карается штрафом в 2 гривны²³³ (покража княжеского коня — в 3 гривны). Любопытно, что в «Пространной Правде», составленной при внуках Ярослава, этот пункт о смердьем коне отсутствует. Возможно, с годами изменялось положение смерда в сторону ухудшения, ослаблялось его хозяйство и укреплялось его зависимое положение.

Сравним данные о смерде, которые находим в «Краткой», ранней, «Правде» и «Пространной Правде». Свободный человек может подразумеваться в «Краткой Правде» уже в первой ее статье, в которой перечисляются те категории людей, за убийство которых надлежит платить виру в 40 гривен. В этой, статье, к сожалению, перечень категорий людей, за убийство которых платится вира, дан нечетко. В стать смешаны этнические и социальные группировки²³⁴ (русин, Словении, с одной стороны, и гридин, купчина, мечник, изгой, ябедник — с другой). Под русином или словенином в общем плане можно вполне подразумевать еще свободного смерда, так как высшие категории людей здесь не обозначены. Другое дело — формулировка этого пункта в «Пространной Правде», которая повышает сумму виры до 80 гривен за лиц знатных, приближенных князя²³⁵.

Вира в 40 гривен остается для тех же категорий людей, что и в первом списке «Краткой Правды». И тут под русином и словенином может подразумеваться свободный человек. Название «смерд» «Правда» уже закрепила за категорией зависимых людей, В каких еще статьях «Русской Правды» упоминается о свободном человеке? В 4, 5, 6-й статьях «Пространной Правды» находим подтверждение тому, что за свободного общинника, члена общины (верви), действительно, предусматривалась вира в 40 гривен. В статье 3 он именуется как «людин», за убийство которого вервь должна платить 40 гривен (та вервь, в которой голова убитого будет лежать, если он будет найден убитым между двумя общинами-деревнями).

За «княжа мужа», та же статья предусматривает виру в 80 гривен, а за «людина», т. е. простого свободного человека (за того, кого «Правда» еще не называет смердом), — 40 гривен²³⁶. О том, что смерда когда-то Могли именовать «людином» (от слова «люди»), имеется указание в других источниках.

В описании Долобского съезда по Воскресенской летописи слова князя Владимира, сказанные против Святополка, переданы так: «И рече Владимир: «Дивно ми о дружино, оже жалуете лошадей, ими же орете земли христианские; а сего о чем не помыслите, егда начнут люди орати...»²³⁷. Здесь слово «люди» имеет смысл прежнего понятия «смерды». Согласно 3-й статье «Пространной Правды», «людин» — свободный человек, свободный общинник-смерд (в прежнем понимании этого слова)²³⁸. Видимо, «Правда» изменила смысл данного названия в указанный период. Термином «смерд» она стала называть человека когда- то свободного, но попавшего в зависимость к князю-феодалу (т. е. бывшего свободного общинника-смерда, но попавшего в зависимость). Видимо, о категории людей, называвшихся когда-то на Руси смердами (т. е. о категории свободных людей, занимавшихся сельским хозяйством), в «Пространной Правде», начиная с XII века, не упоминается. Слово «смерд» уже начинает применяться с этого времени в «Русской Правде» к категории людей в какой-то степени зависимых от князя. Но свободные люди (в более ранней терминологии — «миряне») не исчезли совсем из жизни. Они есть, они существуют, но «Русская Правда» называет их по-другому: «людин», «русин», «Словении», «мирянин». Таким образом, стремясь до конца разобраться в социальных категориях «Русской Правды», мы усматриваем в ней, прежде всего две основные категории людей, на которых или уже распространилась, или грозит распространиться зависимость (смерды, людины). Людины (они же миряне) пока еще свободны, но в процессе феодализации принуждены вступать с хозяином земли — феодалом — "в различные отношения зависимости. Они могут ему задолжать, а потом платить купу, т. е. превратиться в закупов. Они могут увеличивать собой ряды смердов, т. е. просто зависимых от князя земледельцев.

«Русская Правда», представив картину развитого вотчинного хозяйства, показала такое разнообразие видов зависимости от феодала когда-то свободных людей, что в этом отношении от нее отстают все западные источники, отражающие генезис феодализма в Германии, Франции, Англии. Все перечисленные в «Правде» названия: «смерды», «рядовичи», «закупы», «наймиты», «вдачи» указывают на разнообразие форм зависимости от растущего феодала. Сюда не включаются категории холопства, о них речь будет идти особо. А ведь смерды, рядовичи, закупы, наймиты, вдачи — это те же в прошлом свободные люди, которых «Правда» именовала «людинами», «словенинами», «русинами». Они еще были на Руси в эпоху «Русской Правды» так же, как они были и в эпоху «Капитулярия» Карла Великого у франков (в IX веке).

Ранние «варварские» «Правды» отмечали в обществе германцев промежуточную категорию людей, так называемых «полусвободных», именуемых то литами, то латами, то лэтами. Это был у «варваров» как бы третий слой зависимого населения.

У восточных славян, в Древней Руси, тоже был третий слой зависимых людей, к которому принадлежали закупы, наймиты, вдачи, рядовичи. Все они когда-то были свободными общинниками (людинами, мирянами), но в силу тех или других обстоятельств, попав в зависимость к феодалу, утратили свою свободу и стали полусвободными разных категорий. Интересно, что, например, литы (полусвободные) появились в период завоевания франками нефранкских «варваров» )²³⁹, которые, если судить по «Салической Правде», имели и общину. В общину поступала часть вергельда за убийство лита и его сородичей.
Русские «полусвободные» (закупы, рядовичи, вдачи, наймиты) не были иноземцами, они были когда-то просто русскими свободными людьми (людинами, мирянами), но затем вступили с русским феодалом (князем) в различного рода невыгодные для них сделки: задолжали ему «купу», получили работу «по ряду», нанялись на работу по определенным условиям «найма», взяли у него деньги или продукты в долг и т. д.

А. И. Неусыхин, предположил, что этот «промежуточный слой полусвободных» мог образоваться из выходцев из обедневших родов или из членов «больших семей».
На Западе (например, у франков) в документах, относящихся к раннефеодальному периоду, часто упоминаются обедневшие лица, нуждающиеся в покровительстве или даже просто в материальной помощи, которую они и получали от феодала, конечно, не безвозмездно. Этот факт нашел отражение в формулах и коммендациях²⁴⁰. На церковных землях церковные феодалы применяли прекарные грамоты, в которых явно обозначалось, какие земли монастырь отдавал прекаристу (или брал у него под «покровительство») и какие службы и дела прекарист обязывался «святому» выполнить.

Такие прекарные грамоты, уцелевшие в западноевропейских (в данном случае — франкских) монастырях с VII—VIII веков, служат очень ценными источниками, в которых показано, как когда-то свободные франки становились зависимыми.

На Руси меньше сохранилось конкретных источников, показывающих этот процесс. Но «Русская Правда» называет тех, кто частично уже потерял свободу, стал «полусвободным» (смердов, закупов, рядовичей, наймитов, вдачей).

Они тоже стоят между закрепощаемыми свободными и закабаленными рабами. Положение закупа, рядовича, наймита, вдача почти аналогично положению франкского лита. Но есть между ними и разница, определяемая отношением к ним феодала. Ясно здесь одно — положение этих полусвободных, к которым скоро можно будет причислить и смерда, зависит от степени их зависимости от князя, которому очень нужна рабочая сила в его вотчине, ради чего он вступает в сделки с различными категориями свободных, низводя их путем найма, займа, купы и прямого закрепощения до положения полузависимых людей, которые могут оказаться и полностью зависимыми от феодала. Дело тут во времени.

Все эти группы полусвободных (т. е. закупов, наймитов, рядовичей и вдачей) роднит то, что они произошли от свободного когда-то общинника (людина, мирянина) и оказались полусвободными не стихийно, не в процессе завоевания (как, например, литы у франков), а в процессе развития отношений между ними и феодалом, который сознательно привел их к положению полусвободных, надеясь со временем превратить их в людей, от него полностью зависимых.

Тенденция к приобретению полной власти над полусвободным ни в одном законе так ярко не проступает, как в 110-й статье «Пространной Правды», по которой закуп за побег приговаривается господином к положению «обель», т. е. становится полным холопом.
Посвятим несколько слов закупу.

Феодал Древней Руси закрепощал, закабалял закупа, давая ему ссуду или землю, или деньги в долг, что и составляло купу, за которую закуп был обязан работать на господина.
Работа закупа была неоднородна и в своей многогранности отражена в статьях «Пространной Правды».

В статье 57 «Пространной Правды» говорится о том, что закуп работает на пашне с господским инвентарем (плугом и бороной), обрабатывая пашню. Если по своей вине он погубит данный инвентарь, то должен господину заплатить. Если нет его вины, то платить не должен²⁴¹.

Остается не совсем ясным то, что в «Правде» относится к коню закупа, которого он может погубить. Чей это конь? Кому он принадлежит? Зукупу или хозяину? Дело в том, что в разных изданиях «Правды» о коне закупа значится по-разному (то войский, то свойский, то воинский). Поэтому по поводу коня, которым владеет закуп, существуют в литературе значительные разногласия.

Так, М. Ф. Владимирский-Буданов считает, что конем закуп пользовался своим, поэтому он и не платил за него ничего хозяину, «но если потеряет имущество (плуги, борону), данные ему хозяином (на его ответственность), от которого он получает «копу», то за это закуп должен платить», впрочем, если имущество пропало без него, когда хозяин послал его по своим делам, то он не платит²⁴².

Так же мыслил и В. И. Сергеевич, который писал: «Закуп имеет свою собственность и сам отвечает за убытки, причиненные его действиями нанимателю» ²⁴³.
Но Н. П. Павлов-Сильванский считал, что закупы работали с господским конем и за всякое повреждение хозяйского инвентаря подвергались денежным штрафам²⁴⁴.

Б. Д. Греков в своей книге «Киевская Русь» тоже пишет, что конь, которым пользовался закуп, был хозяйский. Хозяин его закупу не давал, и конь находился в господском хлеве, или забое. Плуг и борону господин закупу давал и требовал, чтобы закуп возвращал ему то, что брал, если виноват в потере или порче. Автор рассматривает 57-ю статью вместе с 58-й и приходит к выводу, что обе они говорят о ролейном закупе и о господском коне у него, с которым закуп все время работает. Автор предполагает 5 случаев гибели коня: 1) господский конь погиб, когда закуп работал на' нем, выполняя барщину, 2) конь погиб, когда закуп выполнял другую работу, на которую был послан хозяином, 3) коня украли из закрытого помещения, куда его загнал закуп, 4) коня украли из-за небрежного отношения к нему закупа (может быть, он не закрыл хлев), 5) хозяйский конь погиб в то время, когда закуп выполнял с его помощью свою работу (на своем участке). В первых трех случаях закуп не отвечает за пропажу или гибель коня, а в двух последних случаях — отвечает²⁴⁵.

Нам представляется, что последнее мнение ближе к истине, так как, во-первых, едва ли у закупа, взявшего у хозяина «купу», был свой конь; во-вторых, наличие «собственного» коня отмечено в «Правде» (не считая княжего коня) только у смерда, который тем и привлекает к себе феодала, что работает на его поле, на своем коне и со своим инвентарем. Хозяину приходилось все это выдавать закупу, как и холопу, или разрешать пользоваться инвентарем и конем для обработки, как своих полей, так и участка закупа. Но закуп, безусловно, выходец из рядов свободных общинников, так как у него есть собственность, и он может платить хозяину за убытки, которые нанес ему, пользуясь его инвентарем и конем.
Когда мы говорим о закупах «Пространной Правды», то уже имеем в виду новую социальную группу порабощаемых людей. Это не рабы по происхождению, но близкие к рабам по месту, занимаемому в производстве. Их положение ухудшается.

В «Пространной Правде» особенно поражает неуклонное стремление феодала (хозяина вотчины) к постоянному увеличению рабочей силы поместья. По разным каналам он в него втягивал и рядовичей, и вдачей, и закупов, и смердов.
«Закупы, рядовичи, вдачи, наймиты некогда были свободными людьми, но в силу тех или других условий оказались втянутыми в жизнь вотчины. Это разные категории людей. Положение их с трудом поддается учету, тогда как положение смерда подлежит полному учету и его отношение к князю совершенно ясно.

Отношения полусвободных с феодалом зависят от того, какова степень их закрепощения. У западноевропейского земледельца, потерявшего аллод и осевшего у вотчинника на основании прекария или коммендации, тоже нет возможности возвратиться к свободе. Но документы на Западе (прекарные грамоты, коммендации) не показывают степень зависимости закрепощаемого с такой откровенной ясностью, как «Русская Правда». «Русская Правда» — это классический документ раннефеодального общества. Он показывает и высокую степень феодализации хозяйства в Киевской Руси, и соответственно этому подчиненность интересам феодального хозяйства юридических норм. Очень показательно, что юридический источник — «Русская Правда» — отражает исключительно интересы князя-землевладельца (вотчинника). Интересен еще один штрих, почти не отраженный в литературе. Это полное отсутствие в «Русской Правде» статей, сколько-нибудь выгодных церковным землевладельцам или вообще церкви.

В «Капитулярии о поместьях» Карла Великого есть упоминание о церковных фисках. Но «Русская Правда» хранит гробовое молчание об интересах церкви, о людях, подчиненных церкви²⁴⁶. Это свидетельствует о большой устойчивости светской княжеской вотчины и в то же время о силе светской княжеской власти на Руси, о зависимости от нее церкви. Экономическое положение церкви отражено в других документах (в уставах князей Владимира, Ярослава и т. д.), в каноническом праве, но не в «Правде».

«Русская Правда» интересов церкви и церковного землевладения не отражает ни в одной из своих статей. Между тем влияние церкви ощущается, как правило, во всех «варварских» «Правдах» (кроме I «семьи» «Lex Salica», которая отражает раннюю, почти дохристианскую эпоху у франков).

Сравним организованность самого феодального хозяйства в вотчине князя по «Русской Правде» и в вотчине франкского феодала эпохи Карла Великого по «Капитулярию о поместьях». Мы видим, что это огромные вотчины с большим количеством слуг, управляющих, сотников, старост и т. д. Но «прежде всего в «Капитулярии», нас поражает натуральность хозяйства, оторванность его от Мира, от рынка, подлинная замкнутость. Отсюда главная забота его хозяина — короля (феодала) — о пополнении своих хозяйственных ресурсов за счет поместья (забота о заготовках мяса, хлеба, рыбы, птицы, консервов и других съестных припасов). Это хозяйство потребляющее, оно служит для «наполнения желудка феодала», т. е. представляет собой еще первичную, примитивную форму феодального хозяйства. Из- за отсутствия или крайней слабости в это время городов в государстве франков поместье Карла Великого удовлетворяет только насущные нужды своего владельца, обеспечивая его самого и его двор съестными припасами.

Другое дело — большое вотчинное хозяйство киевского князя. Первое, что бросается в глаза, когда мы обращаемся к «Пространной Правде»,— это наличие городов на Руси и купечества. Купец и. его деятельность (т. е. торговля) отражены в ряде статей «Пространной Правды» ²⁴⁷. В статьях «Русской Правды» не чувствуется навязчивая идея о «наполнении желудка феодала». При наличии города, рынка, купеческого сословия хозяин вотчины — русский князь (феодал) — может так примитивно, как франкский феодал, не заботиться о воспроизводстве, хранении, доставке ко двору, о качестве и количестве съестных припасов. Наличие города и торговли не только позволяет киевскому князю не заботиться о доставке ко двору всех припасов из вотчины, но и создает для него возможность кое-что продать через купцов на рынке. Отсюда и потребность русского князя в большом числе рабочих рук, способных пахать, сеять, убирать хлеб, создавать новые материальные ценности. Отсюда и разветвленная система эксплуатации непосредственных производителей, которая существовала в вотчине киевского князя. Поэтому и так велик список групп людей, обслуживающих хозяйство князя. Они называются по-разному: смердами, закупами, вдачами, наймитами, рядовичами. В «Капитулярии» же встречается лишь один малоопределенный общий термин — «наши люди». Основная забота хозяина вотчины направлена на то, чтобы «наши люди» не работали на другого человека (управляющего). По «Капитулярию» не видно живой заинтересованности феодала в росте хозяйства.

Киевский князь заинтересован в росге своего хозяйства и его улучшении. Он увеличивает ряды своих работников, создавая целый реестр платежей и обязанностей для многочисленных групп, обслуживающих его хозяйство. Он ведет наступление на общину и ее людей. Он разработал целую систему наказаний, в силу которых закуп, например, превращается в холопа, смерд отдает наследство князю и т. д. Это чисто феодальная система эксплуатации, несравненно более глубоко и тонко разработанная, чем в «Капитулярии» Карла Великого.
Приведенные факты укрепляют наше мнение о том, что поместье русского князя являлось в феодальном отношении более развитым и многогранным, чем поместье у франков эпохи Каролингов, а сама Киевская Русь по пути феодализации ушла дальше, чем «империя Каролингов», Приведем еще один конкретный факт из «Русской Правды»: наследство смерда по статье 90 должно перейти к князю. Фактически перед нами выступает то феодальное право, которое известно в Западной Европе под названием «право мертвой руки» и отражено в источниках стран Запада XIII—XIV веков. В Германии оно дожило до XVI века.

Ни в народных «Правдах» Запада, ни в «Капитулярии о поместьях» Карла Великого нет и намека еще на это феодальное право. А «Пространная Правда» органически включает его во все свои списки.

Наличие крупного землевладения в Древней Руси отмечали многие русские историки XIX и XX веков. Б. Д. Греков указывает на одного видного русского историка — Е. А. Преснякова — и приводит его слова о том, что он считает боярское землевладение на Руси явлением старым, т. е. давно уже известным и историей зафиксированным. С мнением этим Б. Д. Греков вполне согласен²⁴⁸. Анализируя дальше конкретный материал о княжеском и боярском крупном землевладении, Б. Д. Греков находит, что оно в XI—XII веках становится еще богаче²⁴⁹. Хозяйство феодала росло за счет богатых сел²⁵⁰.

Фактически материал этот так обширен, что позволяет автору сделать выводы: 1) количество землевладельцев растет, 2) земля делается все более значительной ценностью²⁵¹.
Б. Д. Греков в своей книге «Крестьяне на Руси» воспроизводит картину той феодальной вотчины, которую он «видит» по «Русской Правде» в Киевском государстве времен Ярославичей.
«Во главе княжеской вотчины стоит представитель князя боярин огнищанин. На его ответственности лежит все течение жизни вотчины и, в частности, вотчинное имущество. При нем, видимо, состоит сборщик причитающихся князю возможных поступлений.

В распоряжении огнищанина находятся тиуны, а также старый конюх, смотрящий за лошадьми. Это высший административный аппарат княжеской вотчины, охраняемый вирой в 80 гривен. Дальше идут старосты — сельский и ратайный. Их жизнь оценивается только в 12 гривен, и они, видимо, люди зависимые. Ратайный староста — пашенный, наблюдающий за пашней. А так как пашня принадлежит князю, то можно говорить о княжеской барской запашке.

В хозяйстве есть клеть, хлев и полный, обычный в большом сельском хозяйстве, ассортимент рабочего, молочного и мясного скота и нужной в таких хозяйствах домашней птицы. Тут имеются: кони, княжеские и смердьи (крестьянские), волы. Не названы, но подразумеваются луга, на которых пасется скот»²⁵².

В описанной автором картине княжеской вотчины есть очень много сходных черт с картиной королевского поместья, отраженной в «Капитулярии о поместьях» Карла Великого. А между тем, на наш взгляд вотчинное хозяйство киевского князя стоит еще выше хозяйства, описанного в «Капитулярии». И дело тут вот в чем.

Во-первых, за пашней и другими полевыми работами следит ратайный староста, ответственный за уборку урожая, и, видимо, эта отрасль хозяйства заботит вотчинника больше всего. Именно для воспроизводства хлеба все время увеличивается состав рабочего населения вотчины (за счет рядовичей, закупов, наймитов). Их обязанности, судя по статьям «Правды», связаны главным образом с зерновым хозяйством²⁵³. Ясно видно, что главное дело закупа — орудовать плугом и бороной.

Вторая важная особенность, отмеченная нами в хозяйстве русского князя XI—XII веков, та, что оно растет и развивается при наличии раннего феодального города, который буквально соприкасается с вотчиной. «Русская Правда» даже в самых ранних своих списках отмечает наличие в обществе купца²⁵⁴, что свидетельствует и о наличии города. Если есть городской купец, следовательно, есть и городское население. Это городское население, главным образом ремесленники, должно потреблять продукта питания, которыми обязательно снабжает его в какой-то степени княжеская вотчина.

Нам скажут, что об этом не написано в «Русской Правде», но ведь там не написано и о луговом хозяйстве, однако Б. Д. Греков счел возможным сказать о нем²⁵⁵, предполагая его наличие. Прежде чем делать какие-либо выводы, посмотрим, что говорят о торговле в Древней Руси другие авторы.

О торговле в Древней Руси сведений имеется очень мало. Даже в прекрасной работе М. Н. Тихомирова «Древнерусские" города» именно о торговле сведений почти нет. Кое-какие сведения находим в большой статье Б. А. Рыбакова «Торговля и торговые пути»²⁵⁶. Статья основана на большом археологическом материале и проливает свет на то обстоятельство, что киевские князья начали принимать участие в торговле очень рано (еще задолго до составления «Русской Правды»).

Так, мы читаем у Рыбакова: «В X веке киевские князья путем вооруженного давления создавали благоприятную конъюнктуру для торговли на Черном море, при Святославе — в Болгарии. Преодолевая сопротивление кочевых орд, киевские князья ведут интенсивную торговлю в трех направлениях: с Западной Европой, с Византией и прикаспийскими областями. Позже, наряду с Киевом, вступают в торговлю и другие города (Чернигов, Смоленск, Полоцк, Ростов, Новгород)» ²⁵⁷.

Ранняя связь киевского князя с киевским купцом и другими купцами дает себя знать с первых статей «Русской Правды». Купец стоит буквально на первом месте при перечислении групп населения Древней Руси.

Наряду с другими товарами (медом, воском, мехами, рабами), которые играли немаловажную роль в торговле киевского князя, с конца X века и «ремесленные изделия становятся предметом вывоза»²⁵⁸.

С XI века условия торговли ухудшаются: Итальянские купцы проникают в Черное море и оттесняют киевских князей. С 1204 года, после IV крестового похода, прекращается торговля с Византией²⁵⁹. Монгольское нашествие окончательно нарушает киевскую внешнюю торговлю²⁶⁰.

Но внутренняя торговля в стране оставалась. Зависимость киевского князя в его торговых операциях от купца ясно прослеживается в статьях «Русской Правды», начиная с 1-й. В этой статье купец, упоминаемый на первом месте вместе с огнищанином, расценивается вирой высокой стоимости (в 40 гривен).

Ту же картину наблюдаем и в «Правде» Ярославичей. Но там «нарастает» верхний слой знати, «княжи мужи», за убийство которых вира повышается до 80 гривен. За купца вира остается та же —40 гривен²⁶¹. Следовательно, роль города, городского купца в жизни раннефеодальной вотчины киевского князя не уменьшается.

О росте внимания составителей «Правды» к фигуре купца, к его жизни и профессиональным, т. е. купеческим, интересам ярко свидетельствуют статьи 48 и 54 «Пространной Правды». 48-я статья «Пространной Правды» купцу в его сношениях с другим русским купцом или иностранным (гостем) разрешает обходиться без свидетелей (как при заключении сделки, так и при окончательных расчетах)²⁶². Но не указывает ли эта статья на тот факт, что связи с купцом имел и сам князь, поручая ему продажу своих товаров на городском и внешнем рынке?

А князю не было никакого интереса при свидетелях вести свои переговоры с купцами, которые помогали ему сбывать в городе или далеких краях товары на условиях, известных только ему и купцу. Князь был уверен, что купец его не обманет, не посмеет обмануть, имея оседлость, допустим, в Киеве или Новгороде (там, видимо, жила и его семья), а купец, рядясь с князем без «послухов», заранее обговаривал с ним свои выгоды от сделки.

По нашему предположению, статьи 54 и 56 «Пространной Правды» являются прямым продолжением статьи 48 той же «Правды». В 54-й статье составитель закона — князь заботится о купце, который «погубил свой товар», предлагая не творить ему насилия и не продавать его самого, но дать ему возможность постепенно, с годами, выплатить свой долг, если пропажа товара имела стихийный характер («от бога есть»). Если же купец пропил товар или промотал его, то тогда его судьбу должны были решать его кредиторы. Как они решали, так и поступали с ним²⁶³.

Необыкновенная предусмотрительность статьи в отношении купца наводит на мысль, что он и вообще все купеческое сословие имели общие с князем материальные интересы, вместе участвовали в торговых сделках, которые заключали без свидетелей и которые для князя были не менее важны, чем для купца. Купец мог заключить сделку и с горожанином, и с зажиточным крестьянином, и с другим феодалом, который тоже имел, что продать, а для князя купец был единственным человеком, через которого он мог сбыть свой товар.

В статье Б. А. Рыбакова, названной выше, есть указание на то, что в раннее время существования Киевского княжества (в X веке) князья, пробираясь, допустим, в Византию с большой дружиной, сами вели в своем обозе завоеванных рабов на продажу или везли на продажу другой товар. Б. А. Рыбаков указывает, что торговля рабами началась на Руси в VI—VII веках и не прекращалась до XI—XII веков²⁶⁴. Еще торговали воском, медом, мехами. Интересны сведения, которые приводит Б. А. Рыбаков о размерах торговли. Он указывает, что князья (например, Ярослав) брали в плен по 7000—10 000 человек (мужчин и женщин) и отвозили их на продажу в Византию, где были отведены специальные площади для продажи славянских рабов и рабынь. Рабыня ценилась в 2,5 раза дороже, чем раб-мужчина. Любопытно, что в статьях «Русской Правды» имеется указание на более высокую стоимость именно рабыни, а не раба²⁶⁵. В западных «Правдах» раб как рабочая сила ценился дороже рабыни²⁶⁶.

Б. А. Рыбаков в своей статье указывает на то, что, судя по пломбам на товарах, вывозимых из Руси в Польшу, не менее 1/4 этих товаров принадлежала князьям. Остальные пломбы были с неопределенными знаками. Они принадлежали либо боярам, либо купцам²⁶⁷. Сохранились пломбы с именами некоторых князей — Олега Святославовича, Всеволода Ярославича, Всеволода Ольговича. Все они жили в XI веке²⁶⁸.

Тот же автор отмечает, что следствием развития ремесла на Руси, отделения его от сельского хозяйства явилось возникновение в городах спроса и на продукты питания, чего совершенно не знала вотчина²⁶⁹. Исследуя «Русскую Правду» и Киевский патерик, он устанавливает картину торга в Киеве. Купцы продавали мясо, мед, соль, пшеницу, рожь, просо, овес, хмель, овощи, рыбу, молоко, печеный хлеб, сыр, масло²⁷⁰.
В былые времена, когда князь с дружиной ходил за данью в «полюдье», выколачивая с населения оброк мехами, рабами, медом и попутно грабя и разоряя это население, он сам с дружиной порой и торговал награбленным.

Б. А. Рыбаков устанавливает, что с XI века в городе и в вотчине появляется посредник — купец-профессионал, который ведает уже всеми торговыми делами. «Князья с этого времени не совсем устранились от торговли, но они осуществляли это руками специалистов — купцов» ²⁷¹. Автор пытается даже установить % нормы прибыли купцов за их посредничество²⁷².

О большой торговле в Киеве повествует и М. Н. Тихомиров в своей книге «Древнерусские города»: «...Торговища была даже в таких маленьких городках, как Задвижень в Киевской земле. Исключением был Киев с его громадным населением и обширной площадью. Если даже считать известие Титмара Мерзебургского о существовании в нем нескольких рынков явным преувеличением, то наличие в Киеве, по крайней мере, двух торжков (рынков. — Г. Д.) засвидетельствовано летописью. Главный торг помещался на Подоле, а на горе был Бабин торжок. Это второе, чисто простонародное название, возможно, таит в себе характеристику торговли на Бабином рынке как второстепенном Киевском рынке»²⁷³. При наличии большого рынка в Киеве и большого спроса на продукты питания и ремесленные изделия едва ли мог киевский князь не отправлять на рынок продукцию своего вотчинного хозяйства, хотя мы и не имеем прямых указаний источников на то, что он ее отправлял. Бюджет торговли с ранних времен у киевского князя существовал. Сначала он вывозил в Византию для продажи то, что выколачивал с данников. С ростом города Киева и княжеской вотчины, дающей и продукты питания, и ремесленные изделия для продажи, князь просто органически не мог отказаться от этой статьи дохода, т. е. от продажи. Тем более, что и связи с рынком через купцов были очень удобны для князя.

М. Н. Тихомиров пишет: «Городской рынок был такой же обязательной принадлежностью древнерусских городов, как и их укрепления. Он был известен под названием торга, торговища, торжища. Это было самое оживленное место в городе. Здесь собиралось множество народа по самым разнообразным случаям. На торгу «кликали», т. е. объявляли княжеские распоряжения или сведения о пропаже вещей и холопов»²⁷⁴.

0 подобном назначении киевского торга рассказывает М. Н. Тихомиров в связи с преданием о построении каменной церкви Георгия в Киеве, которая плохо строилась из-за недостатка рабочих рук: Услыхав об этом, князь велел возвестить на торгу, что за работу будет платить по 1 деньге в день. «И было много желающих», — сообщает автор²⁷⁵.
Находясь так близко от города и имея постоянные с ним сношения, киевский князь не мог не использовать в своих целях городской рынок.

Правильно замечание М. Н. Тихомирова: «Появление и развитие городов было важнейшим фактором и в социально-экономической жизни Древней Руси, так как они являлись центрами товарного производства и обмена, какой бы ограниченный характер это производство и обмен не имели»²⁷⁶. И наше глубокое убеждение состоит в том, что наличие города стимулировало русского князя сильнее эксплуатировать смердов и другое зависимое население своей вотчины» На обилие продуктов в княжеской вотчине Владимира Святославовича указывается в «Повести временных лет», где сказано, что на воза укладывали рыбу, хлеб, мясо, различные овощи, мед, квас в бочонках и возили по городу. В данном случае летопись определяет, что продукты возили для больных и нищих. На княжеских пирах поражало обилие мясной пищи. «Бяше бо изобилью всего»²⁷⁷.

Летопись, отмечая большие запасы продуктов в княжеской вотчине, указывает на случаи раздачи съестных припасов больным и нищим, хотя и не упоминает об их продаже.
А продажа съестных припасов и ремесленных изделий населению города, безусловно, была, иначе, куда бы князь мог сбывать это обилие продуктов, отмеченное летописью.
Князья занимались не только торговлей, но и ростовщичеством. Ссылаясь на источники, М. Н. Тихомиров явно укоряет

Владимира Мономаха в ростовщичестве (в отдаче купцам денег под проценты-резы) ²⁷⁸.

А раз это так раз феодальная вотчина киевского князя росла и развивалась в условиях соседства с городом и втягивалась в какой-то мере в сферу товарно-денежных отношений на Руси, закабаление, закрепощение в ней смерда и других когда-то свободных было фактом абсолютно закономерным.

Таким образом, еще раз отметим, что термин «смерд» «Русская Правда» употребляет, подразумевая под ним человека зависимого, в какой-то степени закрепощенного.
Выше мы говорили, о том, что, наряду с закрепощаемым смердом, в Древней Руси были еще категории полусвободных людей, обязанных работой и деньгами князю-феодалу (закупы, рядовичи, наймиты, вдачи). Для всех этих категорий полусвободных людей, как и для смерда, исторический прогноз один — закрепощение, которое рано или поздно для них наступит в силу чисто феодальных отношений — внеэкономического принуждения со стороны феодала и экономической зависимости, в которой они оказываются.

²¹² См.: С. В. Юшков. Очерки по истории феодализма в Киевской Руси. М,—Л., 1939, стр. 8.
²¹³ Н. П. Павлов-Сильванский говорил об этом, ссылаясь на статьи «Русской Правды», упоминающие о дикой вире; признавал сельскую общину и К. С. Аксаков, однако считал ее особой привилегией славян; писал о сельской общине и М. М. Ковалевский в ряде своих работ. См. об этом в работах: А. Е. Пресняков. Лекции по русской истории, т. 1. М., 1938, стр. 58; М. Ф. Владимирский-Буданов. Обзор истории русского права. Киев, 1907, стр. 79—80. В. Лешков (см. кн.: В. Лешков. Русский народ и государство. М., 1858) нашел около 15 статей «Русской Правды», упоминающих о верви-общине. Он — убежденный сторонник того, что вервь «Русской Правды» — сельская община. Он так же понимает и термин «мир» «Правды» Ярослава; «люди», «мир» и «вервь» суть различные выражения одного и того же понятия (стр. 99—103).
²¹⁴ Наиболее передовые историки писали об общине ещё в XIX веке (на западе – Л. Морган и Г. Маурер, в России – М. М. Ковалевский)
²¹⁵ См.: Б. Д. Греков. Крестьяне на Руси; его же. Киевская Русь и др.
²¹⁶ Б. Д. Греков. Крестьяне на Руси, стр. 59.
²¹⁷ Там же, стр. 65.
²¹⁸ Б. Д. Греков. Крестьяне на Руси, стр. 65.
²¹⁹ Там же, стр. 66.
²²⁰ См.: С. В. Юшкой. К вопросу о смердах.—«Учен. зап. Саратовского ун-та», т. 1, вып. 4. Саратов, 1923, стр. 48.
²²¹ См.: Б. Д. Греков. Крестьяне на Руси, стр. 186.
²²² См.: В. Никольский. О началах наследования по древнему русскому праву. М„ 1859, стр. 357.
²²³ Там же.
²²⁴ В. О. Ключевский. Краткое пособие по русской истории, изд. 7.Владимир, 1909, стр. 40.
²²⁵ Б. Д. Греков. Крестьяне на Руси, стр. 187.
²²⁶ Т а м же.
²²⁷ Там же, стр. 192—213.
²²⁸ Там же, стр. 196.
²²⁹ „Capitulare de villis", L
²³⁰ Л. В. Черепнин тоже лменует крестьян древней Руси общим термином «люди»: «Свободное крестьянство именовалось в древней Руси термином «люди». (См. в сб.: «Пути развития феодализма». М., 1972).
²³¹ „Capitulare de villis", 17, 31, 45.
²³² См.: «Русская Правда», ст. 90.
²³³ См.: «Русская Правда» («Краткая Правда»). Академический список, ст. 28 («А за княж конь, иже тот с пятном 3 гривны, а за смердеи 2 гривне»),
²³⁴ «...Аще не будет кто мьстя, то 40 гривен за голову; аще будет русин, любо гридин, любо купчина, любо ябедник, любо мечник, аще изгои будеть, любо Словении, то 40 гривень положить за нь» («Русская Правда». Академический список, ст. 1).
²³⁵ «...Аще ли не будет кто мьстя, то положить за голову 80 гривень, аще будет княж моуж или тиуна княжя, аще ли будет русин, или гридь, любо купець, любо тивун боярск, любо мечник, любо изгои, ли словенин, то 40 гривень положить за нь» («Пространная Правда», ст. 1).
²³⁶ В «Пространной Правде» (Академический I список), в ст. 3 «Об убийстве» говорится: «Аже кто убиет княжа мужа в разбои, а головника не ищуть, то виревную платити, в чьей же верви голова лежить, то 80 гривень, паки же людин, то 40 гривень».
²³⁷ А. А. Шахматов. Обозрение русских летописных сводов XIV—XVI вв. СПб., 1908,- стр. 370.
²³⁸ И. И. Смирнов тоже считает, что «смерд» и «людин» — это синонимы. (См. его статью «О смердах».—«Исторические записки», т. 68. М., 1961).
²³⁹ Так предполагаем мы, (см. монографию Г. М. Даниловой «Возникновение феодальных отношений у франков VI—VII вв.», стр. 186—197). А. И. Неусыхин предполагает, что литы — это «захудалые» франки. Он пишет: «...Весьма возможно, что из членов захудалых родов или «больших семей» и Образовался промежуточный слой полусвободных литов, фигурирующих в целом ряде «варварских» «Правд». (А. И. Неусыхин. Первый этап возникновения феодальной зависимости крестьянства.—«Средние века», т. 7. М., 1956).
²⁴⁰ Такие формулы очень примитивны. Они содержат трафаретные указания на то, что такой-то должен такому-то (сумму) и обязуется за это уплатой (суммы) или работой (столько-то). Формулы большей частью дошли до нас без имен, так как имена вставлялись при сделке.
²⁴¹ См.: «Пространная Правда» (Академический список), ст. 57
²⁴² М. Ф. Владимирский-Буданов. Хрестоматия по истории русского права, изд. 5, вып. 1: Киев, 1899, примеч. 99.
²⁴³ В. И. Сергеевичь. Русские юридические древности, изд. 2, т. 1. СПб., 1902, стр. 192.
²⁴⁴ См.: Н. П. Павлов-Сильванский. Феодализм в Древней Руси. СПб., 1910, стр. 227.
²⁴⁵ См.: Б. Д. Греков. Киевская Русь, стр. 198.
²⁴⁶ Интересы церкви на Руси отражены в уставах князей.
²⁴⁷ См.: «Пространная Правда», ст. 54, 55.
²⁴⁸ См.: Б. Д. Греков. Крестьяне на Руси, стр. 105.
²⁴⁹ Там же.
²⁵⁰ Там же, стр. 108.
²⁵¹ Там же, стр. 110.
²⁵² Там же, стр. 113—114.
²⁵³ «Пространная Правда», ст. 57 Троицкого I списка («Аще у господина ролейный закуп, а погубит свойского коня, то не платит ему, но еже дал ему господин плуг и борону, от него же емлет, то ть ему платити, аже ли господин его шлет на свое орудье, погибнет без него, то того ему не платити»).
²⁵⁴ «Краткая правда» Академический 1 список, ст. 1 («Аще не будет ктомьстя, то 40 гривен за голову, ещё будет русин, любо купчин, любо ябедник, любо мечник, аще изъгои будеть, любо словенин, то 40 гривень за голову»).
²⁵⁵ См.: Б. Д. Греков. Крестьяне на Руси, стр. 114 («Не названы, но с полной очевидностью подразумеваются луга, на которых пасется скот, княжеские и крестьянские кони»).
²⁵⁶ См.: Б. А. Рыбаков. Торговля и торговые пути.— В кн.: «История культуры Древней Руси». Сб. статей под ред. Б. Д. Грекова, т. 1. М.,. 1946.
²⁵⁷ Б. А. Рыбаков. Торговля и торговые пути, стр. 317.
²⁵⁸ Б. А. Рыбаков. Торговля и торговые пути, стр. 317.
²⁵⁹ Там же.
²⁶⁰ Там же, стр. 318.
²⁶¹ См.: «Пространная Правда» Троицкий I список, ст. 1.
²⁶² Ст. 48 «Пространной Правды» («Аже кто купець купцю даст куны в куплю или в гостьбу, то купцю пред послухи кун не имати, послуси ему не надобе, но итти ему самому роте, ажелся почнеть запирати»).
²⁶³ См.: «Пространная Правда», ст. 54 («Аже который купець, где-любо шедь с чужими кунами, истопится, любо рать возьмет, ли огонь, то не насилити ему, ни продати его; но како начнеть от лета платити тако же платить, зане же пагуба от бога есть, а не виноват есть; аже ли пропиется или пробиеться а в безумии чюж товар испортить: то како любо тем, чии то товар, ждуть ли ему, а своя им воля, продадять ли, а своя им воля»).
²⁶⁴ См.: Б. А. Рыбаков. Торговля и торговые пути. Стр. 321.
²⁶⁵ Там же.
²⁶⁶ „Lex Salica", tit. XIII, XXXV etc.
²⁶⁷ См.: Б. А. Рыбаков. Торговля и торговые пути. Стр. 341.
²⁶⁸ Там же.
²⁶⁹ Там же, стр. 360.
²⁷⁰ Может быть, часть этих товаров, вывозимых на рынок, тоже поставлялась князем из вотчины.
²⁷¹ См.: Б. А. Рыбаков. Торговля и торговые пути. Стр. 366.
²⁷² Там же, стр. 367.
²⁷³ М. Н. Тихомиров. Древнерусские города. М., 1956, стр. 100.
²⁷⁴ М. Н. Тихомиров. Древнерусские города, стр. 96.
²⁷⁵ Там же, стр. 65.
²⁷⁶ Там же.
²⁷⁷ «Повесть временных лет» (по Лаврентьевскому списку); ч. 1. Л., 1926, стр. 66.
²⁷⁸ См.: М. Н. Тихомиров. Древнерусские города, стр. 105.

<<Назад Вперёд>>

Просмотров: 17120

загрузка...

Другие книги по данной тематике