Эта книга находится в разделах

Список книг по данной тематике

Реклама


  • Hdd для сервера
  • Сервер Dell poweredge! Любые конфигурации серверов! Цена
  • spbdevice.ru

Эжен Эмманюэль Виолле-ле-Дюк.   Осада и оборона крепостей. Двадцать два столетия осадного вооружения

Глава 10. Четвертая осада

   Герцог Бургундии спешил как можно быстрее привести своего вассала к покорности. В течение двух недель он собрал шесть-семь тысяч воинов и начал свой поход. Ансерик и барон Ги не преминули максимально воспользоваться этой передышкой. Они снабдили крепость продовольствием как минимум на три месяца. Кроме того, изготовили четыре большие катапульты – требюше (метательная машина для бросания камней, бочек с зажигательной смесью и др.; разновидность этой машины – фрондибола) и полдюжины обычных катапульт. В лесу было нарублено много леса для изготовления заборов, палисадов и деревянных заграждений. Тридцать каменотесов были постоянно за работой, изготавливая метательные снаряды весом 60 и 100 фунтов для баллист. Каждый работник мог произвести десять штук в день, и через две недели накопился склад, на котором находилось четыре тысячи пятьсот таких снарядов. В городе изготавливались арбалеты и стрелы для них, ибо горожане, которым предстояло служить, были обязаны явиться вооруженными, снаряженными и обеспеченными снарядами в достаточном количестве. Были также и лучники, для которых готовились стрелы из ясеня, луки из тиса и тетивы из длинноволокнистой конопли.

   Хотя сеньор Ла Рош-Пона и не мог, как говорилось выше, собрать более тысячи восьмисот воинов (а поэтому не мог рассчитывать на защиту всего плато – иначе говоря, крепости и аббатства), барон Ги, имевший на то причины, уговорил его не позволять врагу занять монастырь, не обороняя его, пусть даже в малой степени. «Вы должны оборонять монастырь, – заявил он своему племяннику, – тогда, когда здесь замешаны интересы сюзерена; а поскольку впредь вы собираетесь дать присягу верности от своего поместья королю Франции, ваш сюзерен – он; а посему затронуты его интересы, и ваш долг – защищать аббатство».

   На это поверхностное рассуждение Ансерик не смог найти ответа. Поэтому северная стена аббатства была приведена в надлежащее для обороны состояние; ее северовосточный угол с помощью прочного палисада и рва был соединен с развалинами римской стены, все еще существовавшими на краю плато, западный уступ плато над городом – между аббатством и внешним двором замка – был забаррикадирован.

   Аббат проявил внешнее несогласие с этими оборонительными работами, обоснованно утверждая, что аббатство не воюет с герцогом Бургундским и не отказывает в своей обычной верности. Но барон Ги, как старый крестоносец, был первоклассным казуистом и, опираясь на букву учредительных документов и дарственной, утверждал, что сеньор Л а Рош-Пона сражается за свой сюзеренитет и, следовательно, он должен соблюдать верность условиям уважения аббатства. Эти дебаты не останавливали работу тружеников; и хотя аббат отправил своих вассалов охранять монастырь, те не особенно торопились подчиниться его требованиям, полагая, что не в состоянии сопротивляться вассалам Ансерика, предпочитая выжидать перед тем, как принять чью-то сторону.

   Барон также приказал выкопать ров от юго-восточного угла стены монастыря до восточного гребня плато; потом он распорядился накрыть его бревнами и фашинами и грунтом, который был здесь ранее, чтобы не осталось никаких внешних признаков существования рва. У барбикана замка и рва был сооружен прочный палисад, защищавший периферию, оставляя между собой и стеной пространство в двадцать шагов, и который создавал огороженное место в тридцать шагов перед контрэскарпом рва.

   На двадцать второй день после ответа Ансерика (5 мая) войска герцога появились на плато перед аббатством. Шедшие в первых рядах рассеялись по городу и начали грабить его, когда вмешался герцог и, вопреки своему обыкновению, приказал уважать жителей и их собственность. Послушавшись на этот раз мудрого совета, он вознамерился отделить интересы вассалов Ансерика от интересов их хозяина, изолировать его и тем самым покорить его с большей легкостью.

   В тот же вечер он в сопровождении труб оповестил город о том, что атакует только сеньора Ла Рош-Пона, который был объявлен уголовным преступником за то, что нарушил свою клятву верности герцогу Бургундскому; что к жителям города и долины будет проявлено почтительное отношение, если они не перейдут на сторону сеньора Ла Рош-Пона; что с этого дня и впредь они свободны от всех пошлин и услуг указанному сеньору; но те, кто будут признаны виновными в содействии ему, будут повешены, как изменники своему законному господину – герцогу Бургундскому.

   Перед стенами аббатства появился герольд и громким голосом произнес такое же воззвание (см. рис. 35). Но барон эту вероятность предвидел, и все горожане, которые пришли по приказу Ансерика с оружием, были заперты в крепости. Для обороны монастыря он отрядил только тех воинов, на кого мог положиться, – воинов, напрямую зависевших от Ансерика и связанных с ним судьбой, – некоторые из них были авантюристами, принимавшими участие в любых войнах, что могут вспыхнуть; такие воины, не имея семейных уз или родины, обычно сражаются за тех, кто им лучше платит.

   Защитников монастыря вряд ли насчитывалось более ста таких решительно настроенных людей. Они встретили воззвание герольда оскорбительными криками, ответив, что не знают никакого иного господина, кроме короля Франции, и что, если дело дойдет до повешения, они сумеют сыграть в эту игру так же хорошо, как и люди герцога. Ночью напротив северной стены монастыря были сооружены две баллисты, и скоро они разрушили укрепления; но люди Ансерика укрепились в здании за этой стеной; и когда воины герцога ринулись на штурм с лестницами, их встретил ливень дротиков, убивших некоторых из нападавших.

   Тем не менее осаждавшие взобрались на стену и спустились в узкий длинный двор, окруженный зданиями. Здесь на них обрушились камни и обломки дерева, которые защитники бросали в них из окон. Восточный двор был забаррикадирован, а Ансерик с двадцатью воинами охранял эти баррикады. Он мужественно защищал их в течение доброго часа, и бургундцы, сражавшиеся в узком пространстве, понесли некоторые потери. Однако им удалось взломать одну из дверей этого дома, и они бросились в монастырь. Здесь они опять подверглись обстрелу дротиками и камнями, которые метали в них несколько защитников, поставленных на северной стороне церкви.

   Отряд бургундцев начал штурмовать юго-восточную баррикаду вне двора, чтобы взять аббатство с тыла. Как раз там был поставлен барон примерно с пятьюдесятью воинами. Бой был суровым и кровопролитным, и перед отходом, видя, что защитники постепенно покидают аббатство, он приказал поджечь фашины во рву позади себя.

   Ансерик и его люди уже были на пути к замку и укрылись под защитой барбикана. Барон присоединился к ним, преследуемый большим отрядом бургундцев. Но скоро из рва стал подниматься густой дым, а нападавшие, которые подходили, видя под собой провалившуюся землю, не осмелились продвинуться вперед. И в этот момент Ги и Ансерик обрушились на тех, кто рискнул подойти к барбикану на расстояние выстрела из лука, и убили изрядное их количество.

   Возбужденные боем и разгневанные сопротивлением, с которым они столкнулись, воины герцога врывались в различные дома, убивая раненых и грабя. Огонь, разожженный то ли защитниками, то ли бургундцами, скоро добрался до монастыря и крыши церкви.

   Бедные монахи, собравшиеся на клиросе во время сражения, скоро были вынуждены покинуть свое убежище, потому что горящие головни падали на выложенный мозаикой пол через отверстия в сводчатом потолке. Уже была ночь, и многих из них перебила пьяная солдатня. Большинство из них сгрудились, дрожа от страха, в сводчатом зале на первом этаже. Именно там герцог обнаружил их, когда вошел в горящий монастырь. Аббат бросился на колени, но раздраженный герцог резко оттолкнул его, произнеся: «Господин аббат, я вижу, что война со своим господином становится делом духовных лиц; и благодари Бога, что я не приказал повесить тебя и твоих монахов. Убирайся и сообщи своей братии о конфискациях!»

   Напрасно аббат пытался доказать свою невиновность и клятвенно заверял, что если аббатство и было укреплено, то против его воли; а герцог, чье раздражение, казалось, распалялось с каждым словом, произнесенным святым отцом, кончил тем, что приказал своим людям вышвырнуть всех монахов.

   Несчастная братия, страдая от голода, отправилась в город, где некоторые сердобольные люди приютили монахов; но герцог на следующий день объявил, что всякий житель, осмелившийся дать кров монаху, будет повешен. Поэтому, собрав немного еды, монахи отправились в Клюни пешком.

   Герцог приказал потушить пожары, ибо намеревался остановиться в монастыре на время осады замка; но уже не осталось места, годного для жилья, кроме дома аббата, расположенного к северу от церкви (см. рис. 35).

   Укрывшись в замке после потери четверти своих людей, участвовавших в кровопролитном сражении, Ансерик и барон занялись последними приготовлениями. Возвратившиеся с ними войска были в приподнятом состоянии духа, потому что они нанесли врагу весьма чувствительный урон и не думали ни о чем, кроме того, что будут защищаться до последнего. Барон Ги был в восторге, и его мрачное лицо светилось от радости.

   «Мы доблестно сражались, – заявил он своему племяннику, когда они остались наедине, – я говорю, доблестно: сейчас, когда горит монастырь, мы уверены, что нам поможет король Франции; мы сделали впечатляющее начало». – «Но эти бедные монахи, что сталось с ними? Ах! Мой драгоценный дядюшка, лучше было бы их не трогать; и у нас сейчас здесь было бы на тридцать смелых воинов больше, и нам не надо было бы упрекать себя за то, что монастырь сгорел, а монахи, вероятно, перебиты». – «Стой, стой, мой добрый племянник! Монахи всегда выкручиваются из своих проблем, и они наверняка смогут восстановить свой монастырь. Кроме того, ведь это же воины герцога сожгли его! И еще, разве не наш долг – защищать монастырь? Не будем больше об этом. Жан Отт сегодня ночью выберется через подземный ход главной башни. Это крутой парень, но в то же время проныра и хитрец; за пять дней он доберется до нашей благородной Элеанор и расскажет, как этот благородный герцог разграбил аббатство и сжег все монашество! Это же главное! Главное!»

   Обе стороны захватили примерно по дюжине пленных. На следующее утро, 7 мая, народ в замке увидел троих несчастных повешенными по приказу герцога на деревьях парка в поместье. Немедленно в ответ на зубцах барбикана были повешены три бургундских пленника.

   Ни один из мостов осаждающими не был уничтожен. Они были захвачены воинами герцога, и каждый защищался крепкими заграждениями (рис. 38), чтобы воспрепятствовать всякому сообщению между двумя берегами. Южная стена аббатства была укреплена палисадами, примыкающими к двум водоразделам к западу и востоку от плато. На двух мельницах, принадлежавших монастырю (см. Ж, рис. 35), была поставлена охрана, а у берега речки, ниже юго-восточной части замка, была построена деревянная башня.

   После принятия этих первых мер герцог приказал выкопать ров с насыпью, пересекающий парк замка на расстоянии полета стрелы и соединяющий два водораздела. Этот ров, стерегущий выходы осажденных из крепости, был укреплен двумя деревянными башнями, по одной на каждом конце, с выходом возле каждой из них и одним посередине (рис. 39). Таким образом, замок был полностью осажден (15 мая).



   Рис. 38. Оборонительные заграждения на мосту



   Пока шли эти работы, каждый день происходили мелкие стычки между защитниками и осаждающей стороной. Они испытывали силы друг друга, но никаких серьезных боевых действий не предпринималось. Герцог направил все свои силы на то, чтобы не дать бежать сеньору Ла Рош-Пона и его людям: он просто выжидал. Барон Ги часто запирался с некоей личностью, которую называл своим священником и который сопровождал его на пути из Палестины. В замке этого так называемого священника называли не иначе как Сарацин. Это был высокий худощавый тип со смуглым лицом, черными глазами и волосами, всегда одетый в серый surtout (широкое верхнее платье) из грубой ткани. Он был неразговорчив и ничего не пил, кроме воды, но никогда не упускал случая присутствовать на мессе в часовне замка и долгие часы проводил в молитве. Барон утверждал, что тот относится к Вифлеемскому ордену.



   Рис. 39. Четвертая осада. Бургундское укрепление со рвом, препятствующее вылазкам осажденных



   Кем бы ни был Сарацин, он присматривал за больными и имел при себе средства от всевозможных ран. Он был обходителен в манерах, никогда не глядел женщинам в лицо, был ученым человеком и читал вслух так, что доставлял удовольствие деликатным ушам. Официально его называли брат Иероним. Теперь, во время передышки, которую враг предоставил осажденным (которых было не так много, чтобы чинить какие-либо помехи осадным работам бургундцев, и которым не оставалось ничего иного, кроме как вести внимательное наблюдение), в замке обратили внимание, что барон и брат Иероним проводят вместе целые часы в нижнем жилом помещении одной из башен, ключи от которого были только у них.

   Шел восьмой день осады, который, похоже, близился к концу (22 мая). В тот вечер у барона было секретное совещание с племянником и братом Иеронимом, и примерно в шесть часов вечера был отдан приказ построить одну из самых больших требюше, чей каркас был подвезен прошлой ночью, на западном конце бордюра, снаружи рва.

   Примерно в два часа ночи устройство было смонтировано, ночь была совершенно темная, как и должно было быть в это время года. И тогда испытали дальность стрельбы камнями на правой башне, построенной осаждавшими для того, чтобы не дать осажденным совершать вылазки; и когда была определена нужная дальность – точка, определявшаяся по шуму, производимому снарядами при падении на деревянные конструкции, – брат Иероним поместил в опущенную перед ним пращу требюше, бросавшую камни, бочонок, снабженный фитилем, поджег фитиль с помощью факела, взятого из жаровни, которую разожгли для этого, и приказал отпустить брус требюше.

   Со свистом конец балки прочертил огненную дугу, и бочонок рванулся вперед, оставляя за собой длинный и яркий след; он ударил в деревянную башню и, разбившись, разбросал в стороны сноп ярких огней, которые, казалось, вцепились в это деревянное сооружение. Орудие, вновь опустившись, отправило в путь второй бочонок, а за ним и третий. И деревянная башня стала походить на печь (рис. 40).

   Среди стражи в лагере осаждавших возникло огромное возбуждение, и до защитников доносились крики с крепостных стен. Воспользовавшись их замешательством, Ансерик приказал открыть барьер из наклонных щитов и во главе двухсот воинов на полной скорости устремился к форпосту осаждающих, прошел через центральные ворота, которые почти не охранялись, и повернул влево, проходя вдоль внутренней стены вражеских земляных оборонительных сооружений.

   Бургундцы занялись башней, пытаясь потушить пламя. Осажденные набросились на беспорядочную массу, большинство в которой было безоружно. Барон также вышел со вторым отрядом, чтобы прикрыть отход своего племянника. Герцог услышал крики из аббатства, увидел пожар и немедленно приказал идти в наступление. Но на исходе ночи воины были не очень энергичны. До того как прибыла помощь, у Ансерика было достаточно времени, чтобы перебить либо обратить в бегство всех, кто охранял форпост. А поэтому он смог спокойно вернуться за свою ограду, не потеряв ни единого человека; некоторые, правда, были ранены. Днем перед герцогом предстал дымящийся остов одной из его башен.



   Рис. 40. Ночная вылазка гарнизона замка



   Эта вылазка подняла боевой дух осажденных; никто из них, кроме тех, кто уже побывал в войнах крестоносцев, не знал силы греческого огня. И впредь они уже считали себя непобедимыми. Именно в этом и состояла цель барона, когда он планировал эту атаку, результат которой в других отношениях был для осажденных незначителен.

   На месте сгоревшей деревянной башни герцог повелел соорудить приподнятую платформу из плетеной лозы и грунта, на которой был устроен прочный настил из брусьев для требюше, который продолжался до подступов к замку и почти достигал барбикана. Затем по его распоряжению построили вторую платформу в самом центре форпоста с баллистой, чьи снаряды попадали прямо в барбикан. Этим метательным орудиям стрельбы осажденные противопоставили свою требюше, а также еще одну, сооруженную в навесной башне. Но ни одна из сторон не понесла существенного урона, нанесенного этими машинами за целый день их действия, потому что, как только воины замечали, что брус вражеского орудия опускается, они разбегались из возможной зоны попадания. Осаждавшие расширили центральную платформу и уже были в состоянии собирать на ней баллисты, которым удалось сильно повредить требюше, установленную в навесной башне, а также разрушить палисады перед ней да к тому же нанести повреждения и бойницам стены. Для того чтобы продолжать ведение своих работ, гарнизону крепости пришлось прижиматься к стенам. Когда нападавшие посчитали, что палисады остались без защиты, а стены с бойницами достаточно разрушены, был дан сигнал к атаке (25 мая).

   Сначала, защищаясь щитами, лучники и арбалетчики герцога продвинулись примерно на шестьдесят шагов к барбикану, образовав вокруг него круговую дугу – лучники в переднем ряду, а арбалетчики – позади. Как только на стене барбикана появлялся кто-либо из его защитников, его тут же поражали. Гарнизон барбикана, укрываясь, насколько возможно, за остатками зубцов его стены и защищаясь щитами, отвечал изо всех сил, но без нужного результата, ибо его положение было очень тревожным. Не желая без пользы рисковать жизнью своих воинов, Ансерик приказал им залечь на стене, чтобы в любой момент быть готовыми отразить приступ.

   Вперед выдвинулись два отряда бургундцев, оснащенные лестницами с крючьями, а также досками для настила, которые они перебросили через небольшой ров у палисада. Несколько решительных воинов Ансерика стали оборонять этот палисад, но его скоро пробило метательными снарядами, так что защитники были вынуждены его оставить. И тут около тридцати лестниц было наброшено на барбикан, и, карабкаясь по ним, цепочки бургундцев стали взбираться по окружности сторожевой башни; но гарнизону барбикана удавалось отцеплять лестницы и сбрасывать вниз нападавших; другие защитники сокрушали штурмующих обломками зубцов стены. Те из атакующих, кому удалось добраться до верха, были встречены ударами алебард, рогатин и ломов.

   Подножие барбикана уже было усеяно телами убитых и раненых, обломками лестниц и камнями. С башен ворот замка искусные арбалетчики, будучи хорошо защищенными, поразили большинство из тех штурмовавших, которым удалось взобраться на остатки парапета. Повторявшийся три раза штурм был столько же раз отражен, причем со значительными для бургундцев потерями. Нападавшие рвались в ворота барбикана, но барон, видя, что промежутки между палисадом и рвом защитить уже нельзя, приказал забаррикадировать ворота, оставив лишь узкий проход, чтобы могли вернуться последние защитники палисадов. Как только они вошли, напротив этих ворот тут же были навалены груды бревен и бочек; преодолев палисад, штурмующие оказались под ударами метательных снарядов, которые летели в них с башен и куртин замка. Однако бургундцам удалось установить баллисты для своей защиты и, посылая куски горящей серы и смолы на эти остатки ворот, поджечь их. Пламя перекинулось на баррикаду, но защитники все время подносили новые и новые бревна.

   Ночь шла, но врагу не удавалось захватить это оборонительное сооружение. Тем не менее бургундцы удерживали позиции вокруг барбикана, укрываясь за фашинами и плетеными щитами и накладывая под стены стволы деревьев, крупные куски глины и матрасы, взятые из разграбленных домов; а в это время бургундская требюше не переставая обстреливала обороняющихся камнями. Осажденные покинули барбикан в полночь и снесли мост на входе в замок.

   Поэтому на рассвете (26 мая) бургундцы уже смогли проникнуть внутрь стен барбикана, не встречая сопротивления, но тут же оказались под ударами метательных снарядов, летевших в них из оборонительных сооружений двора замка, где были накоплены большие запасы для обороны.

   Не без потерь наступавшие смогли закрепиться на захваченной позиции внутри барбикана, причем они разрушили значительную часть его стены. Затем, расчистив брешь, они принялись за работу с целью выдвинуть вперед кота, который заранее был сооружен за пределами досягаемости вражеских метательных орудий, на некотором удалении от сторожевой башни, а в это же время снаружи стен барбакана были сооружены две террасы, упиравшиеся в эти стены (рис. 41).

   Бургундцы не могли предпринять новых атак, пока эти сооружения не будут завершены. Барон Ги решил воспользоваться этой передышкой. Позади куртины, что слева от ворот двора замка, он на деревянной платформе установил две оставшиеся требюше, а затем соединил один угол часовни и угол здания Г, принадлежавшего конюшням, добрым палисадом со рвом P (см. рис. 36) Требюше были собраны внутри этого палисада, образуя внутренний ретраншемент. В то же время деревянные конструкции хорд (навесных галерей) на стенах были промочены и смазаны грязью с той тщательностью, какую позволяли вражеские атаки.



   Рис. 41. Осаждающие заняли барбикан



   Эта предосторожность была небесполезной, потому что бургундцы скоро обстреляли хорды на стенах из катапульт дротиками с паклей, которая была предварительно опущена в смолу и подожжена. Осажденные, вооруженные шестами, к которым были привязаны куски промоченной ткани, без особых проблем тушили эти зажигательные снаряды, потому что такое пламя не обладало интенсивностью греческого огня. Помимо этого, пакля иногда тухла и сама во время полета.

   Через двенадцать часов требюше осажденных были смонтированы и начали посылать камни весом 60 и 100 фунтов на занятый врагами барбикан и даже за него, что весьма обеспокоило противника, потому что, не видя метательных орудий, они не могли нацелить в ответ (лишь предположительно) свои баллисты, которые установили на террасах, и все их снаряды пролетали над головой защитников. В течение трех дней ни у одной из сторон не произошло перемен. Бургундцам, однако, удалось засыпать ров справа от ворот в замок, и они настолько интенсивно обстреливали камнями из своих баллист деревянные галереи-хорды соседних башен, что они местами были сильно разбиты; но каменные бойницы позади них остались целы, и защитники все еще были хорошо укрыты за зубцами, продолжая обрушивать на врага тучи стрел из арбалетов и из луков.

   Когда ров был засыпан (30 мая), к стене приблизился кот, перемещаясь на роликах между двумя террасами через брешь в барбикане. Затем, поскольку насыпь во рву была наклонена в направлении куртины, кот сам ударил своим железным тараном по стене (рис. 42). В этот момент осажденные сбросили на двускатную крышу кота гигантские камни, брусья и бочонки с греческим огнем. Но крыша была надежно покрыта железом, ее скаты были с большим уклоном и покрыты глиной и намоченными тюфяками, отчего камни, брусья и бочонки соскальзывали направо и налево. Воины, находившиеся внутри кота, отбрасывали горючие снаряды с помощью длинных вил, чтобы не воспламенить стенки кота. Таким образом, его удалось сохранить, несмотря на все попытки осажденных, и саперы, защищенные его крышей, принялись за работу у подножия стены.



   Рис. 42. Кот



   На следующую ночь барон Ги решился на последнюю попытку поджечь кот. Уже было слышно, как копают саперы. Под воротами Б (см. рис. 36) двора был водосток, который сбрасывал дождевую воду со двора в ров. К тому времени, когда подступил враг, его устье было большей частью замуровано. Настил моста, рухнув, еще более скрыл его от глаз осаждавших.

   Барон распорядился бесшумно расчистить проход ломами, а когда он оказался достаточно велик, чтобы через него мог протиснуться человек, он отобрал трех надежных парней, которые вместе с братом Иеронимом соскользнули в ров. Обогнув ползком насыпь, на которую опирался кот, они подсунули под него два небольших бочонка с греческим огнем. Воспламенив фитиль с помощью какого-то средства, которое брат Иероним принес с собой в ящике, они вернулись назад тем же путем, а устье водостока вновь замуровали.

   И потом с верхушек соседних башен осажденные имели удовольствие видеть, как бочонки распустили вверх потоки белого пламени, которое, охватив деревянные части кота, подожгло его.

   Чем больше воды лили осаждавшие на огонь, тем сильнее он разгорался, поэтому они стали использовать дерн и рыхлую землю. А защитники вновь принялись забрасывать крышу кота бревнами и камнями, а потом добавили бочек с греческим огнем, связок хвороста и фашин.

   Несмотря на попытки бургундцев, кота, который заполнился удушающим дымом, удерживать уже не было возможности. И они были вынуждены оставить его; с огромным трудом им удалось уберечь от огня примерно 18 футов кота, отрубив эту часть с помощью топоров. Осажденные, со своей стороны, не смогли защитить от огня часть галерей-хорд на стене, нависавших над котом, но эти хорды свое отслужили, поскольку были сильно повреждены, поэтому защитники ограничились тем, что не дали огню распространиться вправо и влево. Целиком сгорела вся головная часть кота и еще 20 футов его длины.

   Саперы бургундцев в своем подкопе не очень продвинулись, и предстояло извлечь еще немало породы, чтобы двум проходчикам укрываться от метательных снарядов, бросаемых с крепостных валов. Поэтому под покровом ночи несколько саперов вернулись к входу в шахту, прокравшись под обломками кота. Была кромешная тьма, и защитники их не заметили. Но брата Иеронима насторожили подозрительные звуки, и скоро он отправился доложить барону, что враги снова делают подкоп. «Хорошо, – произнес тот, – давайте повторим вчерашний маневр, пошлем людей через устье водостока, который эти бургундцы по своей тупости даже не ищут, и пусть несколько добрых ударов ножами избавят нас от этих кротов; но только без шума!» Опять размуровали устье водостока, и брат Иероним с тремя товарищами по предыдущему подвигу, вооруженные длинными ножами, прокрались вдоль стены и добрались до входа в подкоп. Три копателя, поглощенные своей работой, были бесшумно убиты, а четвертый, который прятался среди обломков кота и должен был вести наблюдение, на самом деле спал и ничего не слышал и, в свою очередь, остался не замеченным братом Иеронимом и его спутниками.

   Проснувшись вскоре после происшедшего, он тихо окликнул своих сотоварищей… но ответа не последовало; он пошарил рукой и наткнулся на мертвое тело, потом на второе и третье. Охваченный ужасом, не осмеливаясь возвращаться к бургундцам из страха (и вполне обоснованного) быть повешенным, он крадучись пошел вдоль стены, добрался до обломков моста и очутился перед устьем водостока, которое сейчас в тишине замуровывали уже в третий раз. Лишь тусклая лампа отбрасывала слабый свет на рабочих, которые были видны сквозь небольшое, оставшееся незакрытым отверстие. Бургундец сообразил, что происходит, и немедленно решил, что следует предпринять. «Я – дезертир!» – негромко произнес он в отверстие. «Дай руку!» – ответил брат Иероним. В отверстии появилась рука, и монах с одним из компаньонов силой втянули вовнутрь все тело бургундца, причем не обошлось без содранной кожи. Пришельца разоружили и, как только устье водостока было надежно заделано, отвели к Ансерику и барону. Жалкий негодяй, дрожа от страха перед двумя сеньорами, безыскусно поведал, что с ним произошло. Это был молодой человек из города Семюр-ан-Осуа (находится на полпути между городами Дижон и Осюр. – Ред.) и, как и большинство его земляков, он не был лишен сообразительности. Дезертир сообщил всю требовавшуюся от него информацию касательно армии герцога. «Слушай внимательно, что я тебе скажу! – обратился к нему барон. – Если крепость падет, мы тебя повесим до того, как сюда войдет первый бургундец, тем более что, если замок возьмут люди герцога, они тебя повесят наверняка. Если ты будешь верно служить нам, а войска герцога будут вынуждены снять осаду, хозяин Ла Рош-Пона возьмет тебя к себе на службу; какая у тебя профессия?» – «Делаю упряжь». – «Отлично! Тебя приставят к конюшням – не так ли, мой почтенный племянник?» – «Конечно! А если он разумно поможет нам и события покажут, что он говорит правду, при снятии осады он получит два фунта серебра».

   Эти последние слова окончательно развязали язык шорника, и он рассказал все, что знал о количестве метательных орудий, расположении осаждающих, постах, которые они охраняли, и башнях форпоста; после этого его отправили в жилище для прислуги, где он скоро подружился с дворовыми людьми Ансерика. Монаху Иерониму, однако, было приказано не спускать с него глаз.

   Когда наступил момент сменить проходчиков подкопа другой группой, бургундцы обнаружили, что произошло. На пропавшего шорника пало стойкое подозрение в том, что он убил своих товарищей во время работы; его разыскивали, но, конечно, бесполезно.

   На рассвете барон приступил к проходке встречного подкопа в точке, указанной дезертиром внутри дворовой стены. «Если ошибешься хотя бы на ярд, – заявил барон шорнику, – будешь повешен».

   Работы велись с обеих сторон, и к концу дня оба подкопа сошлись и проходчики атаковали друг друга в тесном пространстве, действуя ломами и кирками. И бургундцы, и владелец Ла Рош-Пона посылали все новых воинов для захвата подкопа. В конце концов людей герцога с их позиций выбил бочонок с греческим огнем, но каменная кладка стены, чей цемент был уложен не очень качественно, дала трещину над подкопом. Видя это, бургундцы на следующую ночь, пользуясь спасенной частью кота, устроили нечто вроде прикрытия, образованной из кусков бревен; а наутро доставили боссон (таран на колесах, рис. 43), которым принялись долбить основание стены. Каждый удар сотрясал каменную кладку, и камни сыпались вовнутрь и наружу.

   Осажденные пытались разрушить этот таран, швыряя на него огромные бревна и поджигая его деревянную крышу, но она была намочена водой, покрыта глиной, а у основания таран был обмазан навозом; парапет же стены был настолько разрушен в результате попаданий камней из баллист, что едва ли было возможно на нем оставаться под обстрелом бургундских арбалетчиков. Кроме того, защитники на этой стене, которая тряслась и вибрировала при каждом ударе тарана, уже утратили самообладание и вели себя не лучшим образом; а тем временем боссон все бил и бил, особенно после того, как штурмующие прислонили к стене большие бревна в наклонном положении, из-за чего брусья, которые осажденные бросали сверху на боссон, соскальзывали с него.

   После трех часов непрерывных усилий стена уступила, и на таран рухнул ее кусок длиной примерно 12 футов. Бургундцы, немедленно доставив на место широкие доски и лестницы, ринулись на штурм через узкую брешь. Бой был жестоким, и гарнизон, взобравшись на развалины стены, храбро сражался, не позволяя врагам сломать свой строй.

   Со стороны оставшихся целыми куртин и с башен их защитники обрушили на атакующую колонну бургундцев дождь дротиков и камней. Требюше из-за стены со двора замка продолжали посылать камни, которые, пролетая над головой защитников и штурмующих у бреши, поражали тех, кто скопился возле обломков кота, и проделывали широкие прорехи в их рядах. К вечеру бургундцы стали хозяевами бреши, но, увидев перед собой внутреннюю стену, они не рискнули спуститься вниз, а заняли позиции возле бреши, защищаемые щитами и фашинами.



   Рис. 43. Таран



   Тем же вечером герцог задал саперам работу – сделать подкоп между башней в северо-западном углу замка и ее соседкой, полагая тем самым обойти ретраншемент через вторую брешь (см. рис. 36).

   Бургундцы также захватили крепостную стену куртины, в которой была пробита брешь (по обе стороны), но башня у ворот и та, что слева, к восьми часам вечера все еще держались.

   Часом позже штурмующие, захватив стены у башен, подожгли крыши этих башен (рис. 44), которые защитники были вынуждены оставить.

   Поэтому наутро эти ворота были во вражеских руках. Защитники все еще удерживали стены к востоку и западу от башен, что были сожжены, построили баррикады и были намерены отстаивать свои позиции, не отступая ни на шаг.

   Обе стороны – как штурмующие, так и защитники – нуждались в передышке. Несмотря на свои успехи, бургундцы понесли значительные потери, в то время как обороняющиеся потеряли лишь сто человек убитыми и ранеными. По молчаливому соглашению сторон день, последовавший за штурмом, прошел без боев.

   Герцог Бургундский, встревоженный потерями, которые он уже понес, решил не продолжать штурма, не приняв всех мер предосторожности, потому что его воины роптали, что их постоянно заставляют сражаться незащищенными против защитников замка, которые тщательно укрыты, и заявляли, что, даже если им и удастся дойти до главной башни, в армии герцога уже не останется воинов, чтобы взять в эту башню.

   Этот день бургундцы провели в тщательном обустройстве защиты своей стороны бреши, разместив катапульту, а затем устроив зубцы в тыльной части стен башен, которыми они уже завладели, и занимаясь строительством во внутреннем проеме ворот некоего подобия деревянной башни, придав ей вторую катапульту.



   Рис. 44. Брешь и сожжение северных ворот



   Защитники, со своей стороны, построили второй ретраншемент от угла здания Г конюшен до западной куртины, а также мощную баррикаду от угла клироса в церкви Д до соседней башни. Далее, перед главным входом в замок – внешнее укрепление с палисадом для защиты бойцов в случае отхода. Было очевидно, что решительное сражение на следующий день, 6 июня, будет успешным для бургундских обладателей внешнего двора, даже если они и не приложат для этого все свои усилия; но защитники были настроены заставить врагов дорого заплатить за свой успех. Ансерик, имевший твердые намерения сопротивляться до последней крайности и погибнуть под обломками своей главной башни, порадовался про себя отсутствию Элеанор и пожалел, что его дети на этот раз не были при ней. Однако благородная дама была неподалеку. Вечером того дня, что был целиком использован для приготовлений к штурму и обороне двора замка, она со своим эскортом прибыла к жилищу вавассора (то есть вассала – в данном случае вассала Ансерика) Пьера Ландри, который тут же послал надежного курьера в замок.

   В основании донжона (главной башни) была проделана наклонная щель в виде квадрата со стороной 1 фут 6 дюймов, которая, открываясь в нижний зал, заканчивалась в участке стены, оставшемся между донжоном и внешними укреплениями. С этой стены был проделан подземный ход вдоль фундамента римской стены, спускавшийся по склону плато на расстояние 60 футов и открывавшийся в старый карьер, поросший ежевикой. Две прочные железные решетки запирали этот туннель. В этом подземном ходе день и ночь дежурили часовые; их опускали и поднимали через наклонную шахту главной башни с помощью тележки, приводимой в движение лебедкой.

   По этому переходу Ансерик часто посылал и принимал разведчиков, которые по ночам, крадучись, пробирались меж бургундских постов. Теперь в кромешной тьме ночи посланец Пьера Ландри сам появился у входа в подземный переход, дал заранее согласованный сигнал и вручил часовому небольшую шкатулку, заявив, что ждет ответа, спрятавшись в карьере. Шкатулка была немедленно передана Ансерику. Элеанор сообщала ему о своем возвращении и говорила, что замышляет вернуться в замок со своей свитой на следующий день через подземный туннель, ведущий в главную башню.

   Ансерик и не знал, то ли радоваться ему, то ли печалиться по поводу ее возвращения. Но барон обратил его внимание на цветок, который Элеанор прикрепила к краю пергамента, на котором было написано письмо и который был символом добрых вестей.

   Наутро 6 июня бургундцы не спешили приступать к штурму; они довольствовались тем, что посылали дротики в ретраншемент из своих катапульт, а также стрелы (в огромном количестве) с верхушек оставленных башен; им отвечали тем же с крыши церкви, конюшен и больших башен у ворот замка. Примерно в три часа пополудни саперы обрушили подкоп у северо-западной куртины и разрушили ее часть. Таким образом, в руках у герцога оказались три бреши во внутренний двор; эта последняя брешь, еще одна, созданная два дня назад, и ворота. По совету барона Ги защитники не стали терять воинов ради защиты этой второй бреши, поскольку они окопались позади нее; но благодаря угловой башне можно было препятствовать немедленному захвату куртин на этом фланге.

   Занимавшие башню Щ (см. рис. 36) защитники были отрезаны. Ансерик послал им с помощью стрелы записку, призывая держаться как можно дольше. К счастью, у этой башни не было дверей, открывавшихся во внутренний двор, и никакого ощутимого сообщения, за исключением стен. Пока башни, соседние с этой, все еще оставались в руках защитников замка, бургундцы могли владеть лишь центральной частью этой стены.

   Примерно в пять часов был дан сигнал на штурм. Стройными рядами через две бреши и ворота вошли три колонны бургундцев и, защищаясь щитами, ринулись на палисад, решительно бросившись в неглубокий ров, несмотря на метательные снаряды и стрелы, которые защитники, все еще удерживавшие башню Щ и ее куртины, пускали на них сзади.

   В прочной баррикаде был оставлен проход, соединявший угол клироса церкви с соседней башней.

   Ансерик вместе с отрядом своих лучших воинов совершил вылазку через этот проход и ударил во фланг атакующих, которые в беспорядке откатились назад.

   Затем открылись и другие хорошо замаскированные выходы на фронте ретраншемента, и защитники замка возобновили атаку. Они почти было вернули под свой контроль эти бреши и ворота, но герцог, видя хаос, в котором оказались его войска, бросил в бой свои резервы, и три отряда штурмующих, по численности в четыре раза превышающие защитников, вынудили тех снова отступить за свои ретраншементы. Затем примерно в семь часов вечера – ибо сражение продолжалось, не принеся решающего успеха ни одной из сторон, а в это время года дни долгие – две катапульты извергли огромное количество дротиков, к которым была привязана горящая пакля, на крышу конюшен и церкви.

   Воины замка, занятые исключительно защитой ретраншемента, не имели времени на то, чтобы заняться тушением пожара, к тому же лучники, обосновавшиеся в оборонительных сооружениях двора замка, захваченных к этому времени бургундцами, поражали каждого защитника, показывавшегося на этих зданиях. Поэтому огонь скоро охватил и крыши.

   Во время атаки ретраншемента герцог решил избавиться от защитников, остававшихся в его тылу в башне Щ, которые досаждали штурмовавшим. Он обратился к ним через герольда, заявив, что у них уже нет надежды на спасение, что, если они сейчас же не сдадутся, все будут казнены. Но эти храбрецы в качестве ответа выпустили в герольда стрелу из арбалета, которая его ранила. И тогда разгневанный герцог приказал собрать во дворе и во рву снаружи солому и хворост и все дерево, которое было под рукой, и поджечь его, чтобы выкурить мятежников. И действительно, очень скоро башню стали лизать языки пламени, и пожар перекинулся на ограждения и крышу. Ни один человек не закричал «Пощадите!», хотя все видели, как пламя охватывает их, но, ослепленные дымом, защитники отошли подземным переходом, которым эта башня соединялась с воротами замка, – это было еще римское сооружение, сохранившееся под древней куртиной (см. рис. 36). При отходе они закупорили выход из этого туннеля, который, сверх того, скоро заполнился дымящимися обломками перекрытий башни. Герцог был убежден, что они погибли в пламени, отказавшись сдаться, и это заставило его серьезно задуматься.

   Последний отблеск дневного света для бойцов сменился заревом этих трех пожаров.

   Казалось, будто небеса решили добавить ужаса этой сцене. День был беспощадно жарким; скоро разразилась буря, сопровождаемая порывами юго-западного ветра, который прижимал к земле дым и расшвыривал горящие головни над сражающимися.

   В один из моментов Ансерик вновь пошел в атаку со своими лучшими солдатами у баррикады у церкви; потом, перебравшись к противоположному палисаду, он набросился на штурмующих вдоль западной стены, которые на этой стороне пытались окружить здание конюшен. Направление ветра для бургундцев было самое неблагоприятное; им в лицо летели и дым, и искры от западного здания. И их атака захлебнулась, несмотря на попытки герцога добиться решающего успеха, собрав все свои войска. Проливной дождь и усталость остановили битву примерно в девять часов вечера.

   Они едва не касались друг друга, будучи разделены лишь ретраншементом. Дождь был настолько сильным, что повсюду и штурмовавшие, и защищавшиеся искали укрытия, пока, в конце концов, внутри и снаружи палисада не остались лишь одни часовые.

   С наступлением ночи Элеанор и ее свита, одетые в форму бургундских солдат, отправились верхом из дома вассала хозяина Ла Рош-Пона Пьера Ландри вместе с ним самим в качестве проводника. В молчании они спустились в долину и увидели перед собой очертания замка на темном фоне неба, освещенного огнями. С полными тревоги сердцами, никто не осмеливался выразить вслух свои опасения… Что это горит? Неужели враг находится во внутреннем дворе замка? Удалось ли ему поджечь северные укрепления замка? Приблизившись на расстояние двух полетов стрелы от деревянной башни, воздвигнутой герцогом на слиянии реки и ручья, они держались берега ручья, перешли его вброд ниже мельницы, оставили здесь своих лошадей под опекой слуг

   Пьера Ландри и стали взбираться вверх пешком по склону плато в направлении каменоломни. Но на некотором удалении от входа Пьер Ландри, шагавший впереди, разглядел сквозь струи дождя нескольких человек, занявших место на плато под внешней стеной главной башни. Герцог действительно выслал несколько групп для наблюдения за окрестностями замка во время сражения и особенно за подножием главной башни, справедливо полагая, что это оборонительное сооружение имеет подземный ход, что было обычным для тех времен делом, и опасаясь, что, если штурм обернется в его пользу, гарнизон, отчаявшийся удерживать оборону, после взятия внутреннего двора может попытаться ускользнуть какими-нибудь тайными выходами.

   Пьер Ландри обернулся к эскорту Элеанор и сообщил ему об этом неприятном открытии. Теперь нечего было и думать, чтобы войти в каменоломни. Так что же делать?..

   Ландри, приложив все свои старания, спрятал Элеанор, ее двух служанок, троих монахов и двенадцать воинов, включая их командира, и двинулся вдоль откоса, осторожно пробираясь сквозь подлесок. Отдаленные вспышки молний позволяли ему время от времени разглядеть восточные стены замка. На этой стороне не было заметно никаких войск, поэтому он постепенно подобрался аж к подножию стены.

   После этого боя Ансерик, полный тревоги и не сняв доспехи, покрытый глиной и кровью, поспешил к подземному ходу из главной башни. Здесь он узнал от часовых, что окрестности внешней стены заняты бургундцами, находящимися примерно на расстоянии полета стрелы, что их много, что они хорошо защищены и имеют сообщение с другим постом, установленным под западным бастионом, а также с третьим постом на восточной стороне.

   Ансерик почувствовал, как холодный пот покрыл его лицо, но он сказал себе, что Ландри осторожен и наверняка не попадет в западню вслепую. Он подумал было вывести своих самых храбрых воинов подземным ходом, чтобы напасть на этих бургундцев, но ради чего? К врагу быстро подойдет помощь, пост у деревянной башни попадет в их руки, и все шансы на прибытие Элеанор и ее группы будут потеряны. Лучше было бы отослать жену подальше и ждать исхода… Но как с ней связаться? Послать записку невозможно. И он вернулся к ступенькам подземного хода с тревожными мыслями. Мимо проходил барон, и Ансерик все ему рассказал.

   «Еще не все потеряно, дорогой племянник; мы проведем Элеанор, потому что надо, чтобы мы узнали от нее самой о результатах ее миссии; это должно так или иначе повлиять на продолжение нашей обороны… Позвольте мне заняться этим… Брат Иероним – умный человек, и мы с ним посоветуемся…

   А вы тем временем поглядите сверху с восточной стены, потому что, придет ли Пьер Ландри один или с нашей группой, он может подойти только с той стороны, потому что он не может переправиться через реку, мосты на которой охраняются. Чтобы добраться до выхода из подземного туннеля, он должен переправиться через приток. Смотрите и внимательно прислушивайтесь!..» Ансерик, поднявшись на восточную стену, приказал своим людям соблюдать строжайшую тишину и стал прикладывать ухо к точкам прослушивания – вначале в одной башне, потом в следующей; но он услышал лишь капанье дождя по крышам и вздохи ветра. Через короткое время к нему подошли барон и брат Иероним с длинной веревкой. «Успокойся, мой племянник; брат Иероним вначале собирается отправиться на разведку… Но дайте нам в помощь четырех человек».

   К одному концу веревки была крест-накрест привязана доска; этот конец был сброшен наружу через одну из амбразур, а веревку в это время удерживали четверо мужчин. Брат Иероним, засучив рукава своего серого одеяния, с большим ножом за поясом, поставил ноги на эту доску, ухватился обеими руками за веревку, и его потихоньку опустили вниз. Когда веревка ослабла, Иероним уже был у подножия бастиона, а люди наверху стали ждать.

   Через полчаса, которые Ансерику показались вечностью, легкое колебание веревки сообщило, что брат Иероним возвращается. Веревка натянулась, и скоро четверо мужчин подняли его наверх до зубцов крепостной стены. «Ну что?» – спросил Ансерик. «Ландри там; я чуть не убил его, приняв за бургундца; это он узнал меня и позвал по имени». – «Хорошо! Хорошо! Что с Элеанор?» – «Все они спрятаны, потому что бургундцы недалеко отсюда; в такую дьявольскую погоду они спрятались в свои норы, как кролики; нам нельзя терять время. Опускайте на веревке лодочку; мы поднимем госпожу Элеанор, а потом и остальных, если бургундцы нам это позволят».

   Быстро принесли лодочку и прочно привязали ее к веревке, а потом опустили вниз; покачивание веревки было сигналом, что Пьер Ландри находится внизу; вскоре после этого второй рывок сообщил, что лодочка загружена. Ее стали поднимать наверх, и госпожа Элеанор очень скоро явила свое лицо у амбразуры; крепкие руки подняли ее и передали мужу. Две служанки, три монаха, одиннадцать воинов и их командир – всех их, таким образом, подняли без происшествий, но промокли они до костей.

   Несмотря на потерю замкового двора и гибель большого числа своих воинов, люди Ансерика были вне себя от радости, когда на рассвете защитникам сообщили, что им на помощь идет армия короля Франции и что стоит продержаться всего лишь несколько дней.

   Миссия Элеанор удалась полностью. Король Филипп II Август, который поначалу, видимо, колебался, быстро принял решение, когда прибыл посланец Жан Отт, чтобы сообщить Элеанор о сожжении монастыря. Король пожелал увидеть этого гонца сам, и тот, зная, с кем имеет дело, пересказал, как люди герцога без предупреждения, без какой-либо провокации захватили монастырь, подожгли его, убили нескольких монахов, а тех, кто уцелел, выгнали прочь. Чуть позже пришло письмо от аббата Клюни, подтверждавшее этот факт, в котором аббат умолял короля свершить правосудие.

   Элеанор, как женщина, знавшая, что делает, не преминула сообщить сюзерену, что уже в течение долгого времени самым большим желанием ее мужа и ее самой было передать феодальное поместье Ла Рош-Пон в руки короля, что они тем не менее не отказались бы от принесения феодальной присяги и герцогу, если бы это титулованное лицо своим насилием и грабежами своих солдат не привело их к данному решению; что, совсем не стремясь защитить своих вассалов, этот герцог более склонен к тому, чтобы разорить их; и что, если он, король Франции, сам появится в Ла Рош-Поне, его там встретят как единоличного и могучего вершителя правосудия, единственно достойного править.

   Искушение для Филиппа II Августа было слишком велико, чтобы им не воспользоваться для ослабления своего великого вассала под благоприятным предлогом. И все аргументы в этом деле складывались в пользу короля, все это гармонировало с его общей политикой и позволило монарху продемонстрировать в полной мере законность и твердость, которыми он так отличался. Элеанор покинула двор с заверениями, что через несколько дней после ее возвращения в Ла Рош-Пон королевская армия вступит в бой с войсками герцога Бургундского.

   А поэтому сейчас важнейшим делом было с твердостью отразить все вражеские атаки. В своих рядах защитники насчитывали теперь не более тысячи человек, способных оказать какое-то действенное сопротивление, но и периметр обороны существенно сократился, потому что уже невозможно было отвоевать внутренний двор и внешние стены на севере. Защитникам пришлось ограничиться крепостными стенами южнее, сдерживая, насколько возможно, натиск бургундцев. Барон не придавал особого значения ретраншементу, построенному между конюшнями и церковью, но считал важнейшей задачей удержание, насколько можно долго, западной части замкового двора, ибо далее к югу стена явно была слабым местом обороны, хотя и защищена тремя башнями.

   Барон, убежденный, что герцог не пощадит жизни своих воинов, не имел никаких сомнений в том, что, принеся в жертву тысячу солдат, этот рубеж можно прорвать за сорок восемь часов; поэтому надо было любой ценой сорвать приготовления, которые вел враг, нацелившись в это место. Здание Г (см. рис. 36) конюшен было сожжено, но, к счастью, боковая стена этого здания, выходившая на восток, являлась частью римской куртины и представляла собой мощное и прочное сооружение.



   Рис. 45. Взятие двора замка



   Между этим зданием и замком находился ров, который враг не был в состоянии перейти. Он мог атаковать лишь через брешь, пробитую в стене башни Щ, или через промежуток, оставшийся между этой башней и зданием Г, которое сгорело. Башня Ц в западном углу оставалась в руках защитников. Она была широкой и прочно построенной, опираясь на римский фундамент, и была покрыта платформой на своде. Перед рассветом барон приказал срочно разобрать две требюше, оставшиеся внутри палисада. Их бревна были перенесены во двор замка, ибо, поскольку он предвидел, огражденный палисадом ретраншемент долго не продержится, а он не желал отдавать эти орудия в руки бургундцев. В западном углу башни Ц была припасена мощная катапульта. Барон приказал собрать ее до рассвета на платформе, но без трудностей не обошлось (см. общий вид с высоты птитьего полета, рис. 37). Но для того чтобы получилось ясное представление о том, что за этим последовало, необходимо дать план, указывающий диспозицию врага и состояние обороны (рис. 45)[10].

   Наутро 7 июня защитники все еще удерживали ретраншемент В, а также то, что отмечено АА, и баррикаду Б; в точке З в самом начале осады перед входом был построен прочный палисад с проходом, прикрытым щитом. В Г' перед рвом был устроен еще один палисад; в пункте Д – второй ретраншемент перед входом в подземный туннель; а в пункте Ж – крепкий палисад. Здание Е, являвшееся частью старой римской постройки и имевшее на крыше зубцы, могло еще какое-то время продержаться. Башни Ц, Н, н, н и Ц' все еще находились в руках защитников, и те могли оттуда нанести штурмующим удар в тыл, если бургундцы попытаются прорваться в церковь И и в конюшни Г, уже к тому времени сожженные.

   Ансерик вместе со своим дядей пришли к решению оставить ретраншемент АА. Защищать его означало лишь терять своих людей, потому что враг не мог осмелиться сунуться в разворот, образованный двумя привратными башнями и зданием Е. Было предпочтительней сконцентрировать все усилия на точке В, ибо, очевидно, именно ей было суждено стать местом штурма.

   По этой причине примерно в пять часов утра ретраншемент АА был оставлен; и действительно, бургундцы удовлетворились тем, что проделали в нем бреши, но не стали продвигаться вперед. Ранним утром герцог направил множество горящих стрел на крышу башни Н, но катапульты, установленные защитниками на крыше угловой башни Ц, причинили изрядное беспокойство штурмующим, сосредоточившимся снаружи, которые готовились к энергичной атаке через брешь В.

   Дело было уже в полдень, когда герцог отдал приказ об одновременном штурме в двух местах; крыша башни Н уже полыхала огнем. Первая атака была нацелена на ретраншемент В. Вторая проделала брешь в зубчатых стенах церкви, имея намерение захватить палисад Д. В то же время две катапульты бургундцев, установленные снаружи, осыпали дождем из горящих стрел крыши башен н, о' и Ц, а требюше, бросая камни, уничтожали стены и амбразуры.

   Защитники, размещенные наверху башни Ц, бросая камни и обстреливая из арбалетов фланги атакующих, которые энергично атаковали ретраншемент В, нанесли им большой урон, так как бургундцы не могли защищаться щитами от обстрела с фронта и фланга; а из замка искусные лучники защитников посылали тучи стрел над головой своих собственных воинов в атакующих, появлявшихся в бреши В, потому что те находились на расстоянии полета стрелы.

   Видя, что результата нет, герцог отвел своих воинов и приказал выдвинуть вперед щиты и установить их перпендикулярно стене лицом к башне в углу, после чего доставили небольшой боссон (таран) на колесах – его передняя часть была оснащена твердым стальным наконечником. Колеса тарана были прикрыты с боков (рис. 46), чтобы защитить тех, кто находился внутри для приведения тарана в движение.



   Рис. 46. Маленький таран (боссон)



   В укрытии двадцать человек с тяжелыми ломами дожидались результата работы тарана. Когда он в четвертый раз ударил по палисаду, дюжина кольев была здорово расшатана, а поперечины сломаны. И тогда авангард, вооруженный ломами, стал пригибать вниз расшатанные колья либо, на худой конец, раздвигать их в стороны. Штурмовая колонна ринулась в образовавшиеся проломы. Начался рукопашный бой, и люди так были тесно прижаты друг к другу, что воины, расположившиеся на башне в углу, не решались стрелять из опасения поразить своих товарищей.

   На противоположной стороне бургундцам удалось проделать широкую брешь в стене к югу от церкви, и, прикрываясь ее развалинами, они атаковали угол ретраншемента Д (см. рис. 45). Однако с восточной куртины крепости на их тыл обрушился град камней и стрел, и атака получилась слабой, потому что герцог был целиком занят руководством боевыми действиями на других направлениях.

   Ансерик защищал эту точку по желанию барона, который уговорил его сражаться здесь, опираясь на здание Е, как бы трудно ни было.

   Один из воинов, оборонявших ворота, поспешил вниз и, пройдя подземным ходом, прибыл и сообщил Ансерику, что ретраншемент Б на пределе сил и его люди в этом месте находятся в большой опасности. Поэтому Ансерик, взяв с собой двести пятьдесят человек, что были у него под рукой, вышел из ретраншемента через восточное окончание, яростно набросился на штурмовавших, отбросил их в беспорядке и, оставив сорок храбрых солдат для защиты бреши в церкви и баррикады Б, которая была почти невредима, пересек двор под острым углом, прошел через ретраншемент А, который был частично уничтожен, и ударил по левому флангу атакующих, издавая боевой клич: «Рош-Пон! Рош-Пон!..» Бургундцы, захваченные врасплох этой непредвиденной атакой и, не зная, откуда появились эти солдаты, бросили ретраншемент, таран и даже брешь В.

   Видя это, войска барона собрались с духом и, убивая всех, кто еще оставался во дворе замка, отвоевали брешь В, а в это время Ансерик захватывал баррикаду В. Таран уничтожили с помощью топоров, а щиты, брошенные врагом, были использованы для ремонта сломанных палисадов.

   Герцог был взбешен и сломал свой меч, колотя по спинам беглецов. Но в тот день уже ничего нельзя было сделать, и все преимущества, которых он достиг с таким трудом, были утрачены. Видно было, как защитники заделывали бреши, и до него доносились крики несчастных бургундцев, оставшихся на дворе, – сейчас их безжалостно убивали.

   С начала осады бургундцы потеряли более двух тысяч человек, и на 7 июня армия герцога насчитывала не более четырех с половиной – пяти тысяч человек, максимум. Осажденных осталось тысяча человек, но они были полны надежды и уверены в успехе, в то время как осаждавшие теряли свою уверенность. Их преимущества были завоеваны лишь ценой огромных жертв, а эта последняя стычка вообще грозила деморализовать их.

   Герцог намеревался захватить эту крепость, самое большое за месяц, и вот по истечении тридцати двух дней он обнаружил, что потерял треть своей армии, ненамного при этом продвинувшись по сравнению со вторым днем после своего прибытия. На различных стадиях осады недоставало порядка и методического подхода; это он заметил, когда было уже слишком поздно. Если бы вместо того, чтобы расширять свои завоевания в центре обороны крепости, осаждавшие удовольствовались лишь взятием барбикана, чтобы воспрепятствовать всяким вылазкам с этой стороны. Если бы под прикрытием хороших земляных укреплений они подобрались к западному флангу крепости, к башне Н (см. рис. 45), сосредоточив все свои усилия на этой точке и построив передвижную башню, они бы завладели западным двором, уничтожили бы по очереди укрепления с правой стороны, смогли бы защититься от контратак с левого фланга, и сами атаковали бы замок в его слабом месте, то есть между привратными башнями и той, что отмечена буквой С. Таким образом, они смогли бы ударить в тыл всем восточным укреплениям, продвигаясь вдоль западной куртины последовательными брешами.

   По правде сказать, герцог не был знаком с этим замком и считал, что, пробивая широкую брешь в его центре, он наносит удар в самое ее сердце.

   Эти мысли слишком поздно пришли в его голову; он уже не мог отступить, и надо было действовать решительно. Поэтому, собрав вечером своих главных военачальников, он объявил, что надо нанести решающий удар, представляя это как очевидное дело – несмотря на только что полученный отпор, – что, если бургундцы надолго закрепятся в западной части двора замка, они скоро смогут ворваться в замок, ударив по флангу обороны ворот, а как только этот фланг будет захвачен, замок будет в их руках. Солдаты, весьма устыдившиеся своей паники, которая стоила им всех предыдущих завоеваний, сваливали друг на друга вину за неудачу; а те, кто первыми убежали с поля боя, были склонны подчеркнуть свою смелость. Так что, когда утром 8 июня был отдан приказ атаковать утраченную брешь в и когда все было готово для защиты позиций во дворе замка, бургундцы рвались на штурм.

   Гарнизон ожидал повторной атаки, и барон пришел к выводу, что будет атакована брешь в. Поэтому часть ночи была посвящена надежному баррикадированию этой бреши. Две бургундские катапульты и требюше засыпали брешь дротиками и камнями, так что защитникам пришлось укрываться справа и слева за остатками куртин; и примерно в десять часов баррикада была уничтожена, и от нее осталась лишь груда мусора.

   Палисад ретраншемента в тылу тоже был поврежден, и снаряды, которые падали дождем на это место, не позволяли защитникам привести его в порядок. И тогда вперед вышла первая штурмующая колонна бургундцев, прошла через брешь и достигла палисадов. Ансерик, поставленный позади здания Г (конюшни), был готов сию же минуту ударить этой колонне во фланг, как и днем раньше, но вот второй отряд бургундцев пронесся сквозь брешь, и хозяин Ла Рош-Пона чуть не попал в плен.

   С огромным трудом он вместе со своими солдатами отошел к форпосту у ворот и пришел на помощь защитникам западного двора. Нахлынувшее войско бургундцев постоянно увеличивалось, палисад был взят, а второй палисад Г стал сценой отчаянной борьбы между штурмующими и защитниками. Гарнизон не мог собрать свои силы в этом месте, и Ансерик побаивался, что они могут быть отрезаны и не смогут вернуться в форпост у ворот З; поэтому вечером он приказал отойти, в то время как из трех башен и куртины замка на атакующих, зажатых во дворе, летели стрелы.

   Башня Ц, которая все оставалась в руках осажденных, била стрелами и метательными снарядами бургундцам в тыл, и тем пришлось провести весь остаток дня в защите и с фронта, и с фланга, а в это время герцог делал подкоп под башню Н.

   Дверь башни Ц, открывавшаяся во внутренний двор, была взломана, но лестницы были так хорошо забаррикадированы камнями и обломками, что их невозможно было расчистить; и даже если бы это было сделано, защитники легко бы пересилили нападающих.

   Куртину стены замкового двора на этой стороне соединял с угловой башней замка деревянный мост. С помощью катапульты бургундцам удалось забрасывать на него зажигательные снаряды, которые вынудили защитников в спешном порядке покинуть башню Ц. Они входили в замок как раз в тот момент, когда пламя начало пожирать мост. Крыша башни С также почти вся была в огне, и защитникам с огромным трудом удалось остановить распространение пожара.

   Если бы у Ансерика было на пятьсот человек больше, он смог бы повторить атаку из центральной части двора, когда бургундцы пытались закрепиться в западной части. Но в последнем бою он потерял сто человек, и у него уже не было воинов, кроме тех, что были абсолютно необходимы для обороны замка. Вечером центральная часть двора была занята бургундцами, которые здесь устроили себе ночлег и на этот раз надежно окопались.

   На следующее утро, 9 июня, башня Н, под которой был проделан подкоп, рухнула, и брешь в, соответственно, расширилась. Ров был засыпан, а башня Ц занята бургундцами. Перед тем как оставить ее, защитники подожгли катапульту, установленную на платформе.

   Верхушка башни С в углу замка более чем на 20 футов возвышалась над куртиной и тем самым мешала бургундцам свободно передвигаться по стене этой куртины, которая не была оснащена здесь галереями-хордами.

   Весь день 10 июня был использован бургундцами для завершения их укреплений в западной части двора замка, расчистки бреши в и работ на деревянной передвижной башне, предназначенной для наступления и доминирования над стеной между воротами и угловой башней С замка; дело в том, что под эту стену, воздвигнутую на скале, было невозможно сделать подкоп. На этот раз герцог, имея представление о крепости этого замка и исходя из того, что защитников там много больше, чем было на самом деле, уже не желал подвергать себя и своих воинов какому-либо риску. В той степени, насколько это было возможно, он разместил людей на парапетах стен той части двора, которая находилась в его руках, сумел поджечь крыши и этажи башен н и н' и приступил к подкопу под башню Ц. Уже не в интересах защитников было защищать эти укрепления – это без пользы ослабляло их. Поэтому они оставили эти оборонительные сооружения, разрушили мост, соединявший восточную стену замкового двора с угловой башней замка, и окончательно укрылись внутри замка. Тем временем бургундцы трудились над своей передвижной башней снаружи старого палисада В, который был уничтожен ранее, и покрывали ее внешнюю поверхность свежими шкурами для защиты от греческого огня. Они засыпали ров перед башней p, при этом не без труда прикрываясь фашинами и щитами.

   20 июня башня была готова, и дорога для нее была плотно уложена прочными досками вплоть до засыпанного рва. В течение последних нескольких дней враг непрестанно обстреливал из катапульт и требюше стены замка между воротами и башней С и старался поджечь их хорды и крыши; но эти укрепления были выше, чем те, что находились во внутреннем дворе замка, и барон покрыл все деревянные части шкурами и одеялами, которые постоянно смачивались, так что горящие стрелы бургундцев оказались против них неэффективны. За крышами также велось пристальное наблюдение. Хорды, однако, были почти полностью уничтожены метательными снарядами, и их обломки гарнизон снимал, так как они только мешали обороняться. Весь венец башни Р был сильно поврежден, особенно потому, что он не поднимался выше парапета куртины. Видя вражеские приготовления, барон приказал изготовить прочный щит из толстых досок и установить катапульту на платформе этой башни Р, у которой не было крыши. Затем во избежание всяких неожиданностей он приказал отрыть мощный ретраншемент от угла ф к противоположной башне, позади башни С.

   Вечером того же дня, то есть 20 июня, деревянная башня пришла в движение, перемещаясь на гигантских роликах. Когда до стены оставалось примерно 30 ярдов, барон приказал нацелить на башню катапульту и послал в нее снаряды с греческим огнем, прикрепленным к железному острию этих стрел. Свежие шкуры хорошо защищали башню, и наконечники стрел не вонзались в дерево; поэтому огонь падал на землю, а бургундцы под прикрытием нижнего защитного козырька башни вилами стряхивали горящие пучки. Работы у них хватало, и башня продвигалась вперед, но медленно, и чем дальше она продвигалась, тем больше была опасность ее возгорания. Барон, у которого осталось совсем немного запасов греческого огня, боялся растратить его впустую. Уже пять бочонков было брошено без результата, поэтому он решил подождать, когда башня окажется поближе к бастионам.

   В это время года (21 июня) ночи не столь темны, а день начинается рано. В два часа ночи деревянная башня уже была на контрэскарпе рва. Грунт, засыпавший ров, имел наклон в сторону стены замка и был покрыт досками. По сигналу башня, подталкиваемая сзади с помощью двадцати мощных рычагов, быстро покатилась по этой наклонной плоскости и столкнулась с верхней частью башни Р, которую она превосходила по высоте на 10 футов. От удара стена замка задрожала, а на защитников с высоты деревянной башни обрушился град камней и стрел. Затем с деревянной башни на башню стены Р с грохотом опустился мост, разбив щиты и катапульту, а штурмующие, издавая дикие крики, ринулись из башни на мост и далее на стену.

   Ансерик находился наверху башни С, а барон Ги на башне у ворот. Вместе со своими воинами они ринулись к куртинам и атаковали штурмующую колонну на этом узком месте на стене; многие воины с обеих сторон упали со стены на внутренний двор и либо погибли, либо поломали конечности.

   Численность в данном случае не давала преимущества, потому что здесь невозможно было развернуться, так что толпе атакующих, которая продолжала выплескиваться из деревянной башни, приходилось сражаться направо и налево в полосе шириной 6 футов. Поскольку спуск с башни Р был заблокирован, а враг не мог пробиться по нему во двор замка, неприятель, загнанный в угол боевой площадки этой башни, был вынужден пробиваться вдоль одной или другой куртины. Ансерик во главе своих воинов пробивал перед собой кровавую дорогу, орудуя топором с длинным топорищем. Рядом с ним его воины, вооруженные копьями и баграми, кололи либо цепляли и сбрасывали вниз со стены тех, кто пытался подобраться к их господину. Эти несчастные падали с высоты 25 футов (то есть более 7,5 метра) на обломки деревянных галерей-хорд, которые гарнизон посбрасывал вниз, расчищая парапет стены.

   Поставленные на крыше деревянной башни баргундские арбалетчики обстреливали оба отряда защитников, но воины имели хорошее защитное вооружение, и стрелы отскакивали от их шлемов либо застревали в доспехах. Монах Иероним, вооруженный огромной палицей, взобрался на зубец стены и крушил всех, кто оказывался в пределах его досягаемости.

   Герцог, оставшись внизу деревянной башни и полагая, что стена уже взята, требовал от своих воинов, чтобы те довели дело до конца, имея большое численное превосходство. Однако благодаря усилиям Ансерика, а также барона наверху деревянной башни возникла некоторая задержка, и штурмующим не так-то просто было перейти с моста на стену. Бургундцы, которые прибывали с деревянной башни, давили на тех, кто был впереди них, и это давление лишь увеличивало неразбериху.

   Однако благодаря превосходству в численности бургундцы все же сумели закрепиться на башне P, а два отряда защитников не были столь многочисленны, чтобы отбросить штурмовавших. Видя, что их скоро совершенно подавят своей численностью, барон кликнул отца Иеронима, который, прыгая с зубца на зубец, добрался до него.

   Что-то сказанное на ухо монаху заставило его помчаться к соседней башне, являвшейся частью ворот. Мгновение спустя установленный наверху, на хорде, арбалет стал пускать стрелы, к которым были прикреплены емкости с греческим огнем, в бока деревянной башни, которые были не так хорошо защищены сырыми шкурами, как ее передняя часть. Монах хладнокровно целился в ту часть башни, где дерево было не прикрыто, главным образом на высоте 7—8 футов от основания башни. У него оставалось десять зарядов, и все они были наведены уверенной рукой, будучи прикреплены к прочным стрелам с заостренными наконечниками. Четыре стрелы не вонзились, но шесть остальных прочно вошли в дерево, и заряды, которые они несли, разлили грозную горящую массу по дереву.



   Рис. 47. Передвижная осадная башня с перекидным мостом



   В первый момент бургундцы, поглощенные атакой, не осознали опасности. Те, кто уже добрались до верха башни, об этом знать не могли.

   Герцог одним из первых заметил густой дым, исходящий от загоревшегося дерева. Он приказал немедленно потушить пожар с помощью небольших приставных лестниц; но как только кто-нибудь поднимался по этим лестницам, дюжина лучников и арбалетчиков, устроившихся на башне ворот, тут же делала его своей мишенью. Четыре или пять человек были убиты или ранены, пока добирались до уровня пламени.

   Внутри солдаты, которые, как вода в паводок, взбирались наверх башни, скоро оказались окутанными удушающим дымом, исходящим от греческого огня. Некоторые стали рваться вверх, а другие заколебались и были за то, чтобы спуститься вниз. «Держитесь! Иду на помощь!» – кричал монах Иероним, пробиваясь к отряду барона, который уже почти был загнан в угол рядом с башней, и со своей длинной палицей шел впереди, сокрушая головы и руки. «Башня (осадная. – Ред.) горит!» – кричал он при каждом ударе. «Рош-Пон! Рош-Пон! Рош-Пон! Башня горит!» – кричал, в свою очередь, маленький отряд барона (рис. 47). Воины Ансерика, сгрудившиеся в угловой башне, отвечали на этот клич.

   Однако бургундцы не отступали; вообще-то они хотели бы это сделать, если б могли. Они попытались установить лестницы, чтобы спуститься во двор замка, но те были слишком коротки. «Бургундия! Бургундия! – кричали, в свою очередь, штурмующие. – Даешь! Даешь!»

   Серый свет забрезжившего утра слабо освещал эту сцену резни, и его бледные, холодные проблески смешивались с красным заревом пожара. Дым, уносимый ветром на северо-восток, опускался на сражающихся и иногда мешал им разглядеть друг друга; но битва продолжала бушевать. Внизу, на дворе, у подножия стены, громоздились груды убитых и раненых (последних (если они были бургундцами) поспешно приканчивала прислуга, расставленная во дворе, чтобы не допустить сюда никого из бургундцев, кто попытается спуститься).

   Хотя Ансерик и барон приказали тем, кто оставался в двух соседних башнях (то есть угловой и той, что у ворот), не покидать свои позиции ни под каким предлогом и не отворять двери на куртины, пока бургундцы не будут сброшены со стены, эти храбрые воины, видя столь прекрасную возможность разгрома врага, а также слабость двух групп защитников в сравнении с толпой штурмующих, открыли двери на куртину и сделали вылазку с целью оказания помощи своим товарищам.

   Элеанор и ее служанки с некоторыми ранеными, видя критическое состояние дел (потому что бой проходил перед западной, обитаемой частью замка), пробрались вдоль западной куртины и дошли до угловой башни С (см. рис. 45). Встав позади воинов, возглавляемых Ансериком. Хозяйка замка первой воодушевила мужчин, оборонявших эту башню, на вылазку, заявив, что в случае чего хорошо знает, как надо забаррикадировать двери в башню. Что касается раненых, которые были с ней, они расположились поудобней у хорд, чтобы обстреливать врага внизу, у стены, а также плотную массу бургундцев, скопившихся на боевой площадке башни Р. Эти два подкрепления подоспели в самое нужное время. Вновь прибывшие, свежие и энергичные, пробирались кто по парапету крепостной стены, кто по обломкам галерей-хорд и сменили своих товарищей, измотанных сражением.

   Пламя уже подобралось к каркасу башни, и бургундцы скоро обнаружили, что путь для их отхода отрезан. Однако те, кому удалось попасть на стену, дорого продали свою жизнь, и сражение не прекращалось до тех пор, пока языки пламени горящей башни не стали виться вокруг боевой площадки башни P и парапета стены рядом.

   Около пятисот бургундцев было убито, ранено, взято в плен и сгорело. Искры пожара, раздуваемого ветром, опускались на крышу и хорды угловой башни, и примерно в шесть часов утра она вспыхнула.

   Для защитников это был удачный день, но и они потеряли почти двести человек убитыми и ранеными. Ансерика поразило несколько стрел, пробив кольчугу, и он был окровавлен. Барон, чтобы ощущать себя в бою более удобно, чувствуя, как ему мешает шлем, снял его в разгар сражения и был ранен в голову. Люди поспешно сбросили через бойницы тела убитых бургундцев на последние горящие головни башни и захоронили во дворе тех, кто пал здесь. Все в замке были страшно измучены. Элеанор и ее слуги занимались лечением раненых и разносили еду и питье по разным местам обороны. Хозяйка замка сохранила свою спокойную сдержанность и благородный вид среди этих кровавых сцен, и в течение целого дня и всю следующую ночь она не прекращала оказывать помощь всем, кто в этом нуждался. «Моя прекрасная племянница, – сказал ей барон, когда она перевязывала его рану, – если армия короля не поспешит, она здесь уже не найдет защитников, которых надо выручать; но и мы доставили герцогу некоторые хлопоты, и, если он будет так продолжать и дальше, у него есть шанс вернуться к своему двору в одиночку».

   22 июня прошло без столкновений. Герцог приказал построить кот с намерением сделать подкоп под стену в ее фундаменте – что представлялось более практичным, поскольку разрушение хорд и пожар на угловой башне лишили защитников возможности эффективно противодействовать подкопу. Гарнизон видел, как враг занялся этой работой во дворе, и защитники под прикрытием щитов собрали во дворе все, что можно, чтобы заблокировать вход в подкоп в тот момент, когда он достигнет двора.

   Наутро 25 июня стража, поставленная на привратной башне, была очень удивлена, не обнаружив во внешнем дворе ни единого бургундца. Об этом немедленно сообщили Ансерику и барону. «Это либо какая-то хитрость, либо королевская армия на подходе, – сказал последний, – давайте-ка внимательно осмотрим все кругом». Они поднялись на главную башню-донжон. Посты на юге были оставлены противником. Кот и щиты остались во дворе, так же как и несколько требюше. После полудня барон отправил десять человек, ранее занимавшихся бургундскими командирами вместе с дезертиром-шорником, который должен был провести их по различным точкам. Через три часа они возвратились, доложив, что обнаружили лишь несколько отставших от войска человек, которые бежали при их приближении, и несколько раненых; что лагерь бургундцев совершенно пуст, но осталось несколько повозок и боевых машин.

   Герцог, получив известие о подходе королевской армии, которая находилась на расстоянии всего одного дневного перехода до замка, ночью снялся, бросив свои осадные орудия.

   Велика была радость в Ла Рош-Поне. Обитатели города скоро пришли и подтвердили эту новость. Последний из бургундцев ушел примерно в полдень, оставив при этом многих своих на поле боя, ибо, невзирая на запреты герцога, жителей нижнего города Сен-Жюльен бургундцы ограбили и лишили немалого имущества, а те в ответ изгнали последних солдат герцога камнями и вилами.

   Вскоре после этого сеньор де ла Рош-Пон принес вассальную присягу королю Филиппу II Августу, а монахи вернулись в свой монастырь, на восстановление которого король пожаловал пятьсот ливров.

загрузка...
Другие книги по данной тематике

Владимир Сядро.
50 знаменитых загадок истории Украины

Николай Непомнящий.
100 великих загадок XX века

Николай Скрицкий.
Флагманы Победы. Командующие флотами и флотилиями в годы Великой Отечественной войны 1941–1945

Алексей Шишов.
100 великих героев

Игорь Муромов.
100 великих кораблекрушений
e-mail: historylib@yandex.ru