Глава девятая
|
В пятницу, 27 июня 2008 года, измученный после девятичасового перелета в Россию Ллойд Бланкфейн прогуливался по площади возле отеля в Санкт-Петербурге. На Gulfstream фирмы он только что прибыл в город вместе с женой Лаурой и Гэри Д. Коном, президентом и главным операционным директором Goldman. Во время полета любитель истории Бланкфейн дочитал "Мир, положивший конец миру: падение Османской империи и появление современного Ближнего
Востока" Дэвида Фромкина. Другие члены совета Goldman должны были прибыть через несколько часов, так что у Бланкфейна образовалось свободное время. Стояла теплая летняя погода, и он решил осмотреть достопримечательности. На фоне пасмурного неба сиял золотой купол Исаакиевского собора. Ночью для членов совета был запланирован тур по Государственному Эрмитажу. Финансовый мир вокруг погрузился в хаос, но Бланкфейн накануне заседания совета директоров был доволен состоянием Goldman. Фирма еще раз доказала, что является самой устойчивой на Уолл-стрит, выдерживая жесточайшие испытания последнего времени. И вряд ли можно придумать лучшее место для совета, чем Россия. То место, которое занимал Китай в производстве, Россия занимала в том, что касалось сырья, а сырье на данный момент значило все. И главное — цена на нефть подбиралась к 140 долларам за баррель, а Россия качала миллионы баррелей в день. Осознание этих цифр могло кого угодно хотя бы на мгновение заставить забыть о проблемах в США. Каждый год совет директоров Goldman совершал четырехдневную рабочую поездку за границу, и с того момента, как два года назад Бланкфейн получил от Хэнка Полсона бразды правления фирмой, он настаивал, чтобы совет собирался в одной из стран БРИК — Бразилии, России, Индии или Китае. Аббревиатуру для стран, к которым в настоящее время перемещались мировое богатство и власть, придумал один из экономистов Goldman, и для Бланкфейна эти встречи были принципиально важны. С обзорной сессии в Санкт-Петербурге, где экономисты должны были получить информацию о финансовом состоянии фирмы, все только начиналось. Потом они отправлялись на два дня в Москву. Глава администрации Goldman Джон Ф. Роджерс прилагал максимум усилий, чтобы организовать встречу совета с жестким российским премьером Владимиром Путиным, чья антикапиталистическая идеология давала понять, что он не будет марионеткой США. Прогуливаясь по направлению к отелю "Астория" мимо массивного конного монумента Николаю I, Бланкфейн размышлял: А если цены на нефть упадут, скажем, до 70 долларов за баррель? Что тогда? И что насчет Goldman? Несмотря на успешность, Бланкфейн знал, что был параноиком, как он часто называл себя. В России нахлынули тревожные воспоминания. Именно здесь в 1998 году для Goldman все пошло не так, когда Кремль, внезапно объявив дефолт по долговым обязательствам страны, отправил мировые рынки в штопор. Это было словно инфекция, и вскоре был поражен Long-Term Capital Management. Последовательность событий вынудила Уолл-стрит принять огромные убытки, а ущерб Goldman в конечном итоге оказался настолько серьезным, что ему пришлось перенести запланированный выход на биржу. В то время как проблемы охватывали рынки, Goldman умудрился избежать ударов вроде тех, что испытали Lehman, Merrill, Citi и Morgan Stanley. Его команда была умна, но Бланкфейн знал, что большую роль сыграла удача. "Я на самом деле считаю, что мы немного лучше, — сказал он, — но только немного". Конечно, у Goldman имелись и свои проблемные активы, и высокая доля заемных средств, и та же нехватка средств, вызванная сокращением рынков, что и у конкурентов. Но, к чести Goldman, ему удавалось избегать наиболее вредных активов — ценных бумаг, целиком построенных на шаткой основе субстандартных ипотечных кредитов. Майкл Свенсон и Джош Бирнбаум, ипотечные трейдеры Goldman, наряду с финансовым директором фирмы Дэвидом Винером играли заметную роль в осуществлении противоположной стратегии: они выступали против так называемого индекса АВХ, который, по сути, был корзиной ипотечных производных, привязанных к субстандартным кредитам. Если бы они этого не сделали, для Goldman и для Бланкфейна все могло бы сложиться иначе. Возвращаясь в гостиничный номер, Бланкфейн не мог не заметить заполонивших окрестности "мерседесов". И это была лишь верхушка богатства, выставленного напоказ. Поднявшиеся на газе и нефти, на железе, никеле и множестве других дорожающих сырьевых товаров, так называемые русские олигархи скупали огромные яхты, картины Пикассо и английские футбольные команды. Десять лет назад Россия не могла справиться с долгами, сегодня она была быстрорастущей экономикой стоимостью 1,3 трлн долларов. Непростая история Goldman и России началась задолго до страшного дефолта. Франклин Делано Рузвельт однажды предложил Сидни Вайнбергу, легендарному лидеру Goldman, должность посла в СССР. "Я не говорю по-русски, — ответил Вайнберг, отклоняя предложение президента. — Да и с кем там, черт возьми, разговаривать?" После распада Советского Союза Goldman был одним из первых западных банков, который попытался выйти на местный рынок, и через три года после падения Берлинской стены новое правительство Бориса Ельцина назвало фирму своим банковским консультантом. Но прибыль утекала сквозь пальцы, и в 1994 году Goldman ушел, чтобы вернуться позже. К 1998 году он помог русскому правительству продать облигаций на 1,25 млрд долларов, а когда спустя два месяца после дефолта облигации оказались резаной бумагой, фирма снова ретировалась. Теперь Goldman возвращался в третий раз, и Бланкфейн был готов сделать все правильно. *** В 8:00 следующего утра совет Goldman начал сессию в конференц-зале на первом этаже "Астории", построенной в 1912 году и названной в честь Джона Джекоба Астора IV1. По легенде, Адольф Гитлер планировал отпраздновать здесь победу сразу после падения города и был настолько самоуверенным, что заранее напечатал приглашения. Бланкфейн, одетый в пиджак цвета хаки, выступил перед советом с обзором деятельности компании — обычное дело для заседания совета директоров. Однако решающей оказалась следующая сессия. Выступал Тим О'Нил, давний сотрудник Goldman, практически не известный за пределами фирмы. Но, как старший стратегический директор, он был основным игроком внутри компании. В число его предшественников входили Петер Краус и Эрик Миндих, оба считались суперзвездами Goldman, и Бланкфейн всегда прислушивался к О'Нилу. Три недели назад члены совета получили расписание и поняли, почему эта сессия была настолько важной: О'Нил собирался рассказать о планах выживания фирмы. Это была почти лекция по безопасности. Еще ничего не случилось, но было полезно изучить все аварийные выходы. Им было что обсудить. В отличие от традиционного коммерческого банка Goldman не имел собственных вкладов, которые по определению более стабильны. Вместо этого, как и прочие брокеры-дилеры, он, по крайней мере частично, опирался на краткосрочные рынки РЕПО — соглашения, которые позволяли компаниям использовать ценные бумаги в качестве залога для получения заемных средств. Хотя Goldman, как правило, имел долговые соглашения на более длительные сроки, избегая практики Lehman, ведущей к зависимости от краткосрочного финансирования, он все равно был зависим от настроений рынка. Это была палка о двух концах. Можно было использовать собственные деньги с огромным левереджем, инвестируя, например, один свой и 30 заемных долларов, — распространенная практика. Холдинговые банковские компании типа JP Morgan Chase, регулируемые Федрезервом, сталкивались с гораздо более серьезными ограничениями, когда речь шла об игре на заемные средства. Но, если доверие к фирме падало, деньги мгновенно испарялись. Бланкфейн одобрительно кивал, пока О'Нил выступал с докладом. То, что случилось с Bear, объяснял он, было не просто разовым событием. Независимый брокер-дилер считался "динозавром" задолго до того, как начался кризис. Бланкфейн сам наблюдал, как Salomon Smith Barney был поглощен Citigroup, и даже Morgan Stanley объединялся с Dean Witter. Теперь, когда Bear больше не было, a Lehman, казалось, движется в том же направлении, у Бланкфейна имелись веские причины для беспокойства. *** Собственное восхождение Бланкфейна на вершину Goldman только подчеркивало, как быстро все меняется: десять лет назад он был невысоким толстым бородатым парнем, обожающим выездные игры в гольф. Сегодня он был главой самой крутой и прибыльной фирмы Уолл-стрит. С одной стороны, его карьера была типичной для Goldman Sachs. Как и учредитель фирмы и ее первый глава Сидни Вайнберг, Бланкфейн происходил из простой еврейской семьи. Родившийся в Бронксе, он вырос в Linden Houses — районе Восточного Нью-Йорка, одном из беднейших в Бруклине. В государственном жилье разговоры соседей были слышны сквозь стены и по запаху можно было определить, кто что ел на обед. Отец Бланкфейна был почтовым клерком, сортировал почту, а мать работала секретарем на ресепшен. Подростком Бланкфейн торговал газировкой на играх New York Yankee. Он был лучшим в своем классе в средней школе Томаса Джефферсона, которую окончил в 1971 году, а в 16 лет благодаря стипендии оказался в Гарварде, став первым членом семьи, поступившим в колледж. Его настойчивость проявляла себя и в других областях. Он встречался со студенткой колледжа Уэллсли и летом работал в Hallmark, чтобы быть рядом с ней. Впрочем, отношения так и не сложились. Потом был юридический факультет Гарвардского университета, а после его окончания в 1978 году Бланкфейн присоединился к юридической фирме Donovan, Leisure, Newton and Irvine. В течение нескольких лет он практически жил в самолете между Нью-Йорком и Лос-Анджелесом. В редкие выходные, когда он мог расслабиться, вместе с коллегой он уезжал в Лас-Вегас, чтобы играть в блэкджек. Однажды они оставили своему боссу записку: "Если мы не появимся в понедельник, значит, мы взяли джекпот". К тому времени Бланкфейн начал двигаться в направлении должности партнера в фирме, но в 1981 году случилось то, что он назвал "прекризис". Он решил, что быть корпоративным налоговым юристом — не его путь, и подал заявления в Goldman, Morgan Stanley и Dean Witter. И, несмотря на то что был отвергнут всеми, несколько месяцев спустя все-таки смог протиснуться в Goldman. Агент по подбору персонала нашел для него работу в J. Aron & Company, малоизвестной торговой фирме, искавшей выпускников юридических школ, которые могли бы решать сложные задачи, а затем объяснять клиентам, что именно произошло. Когда он рассказал своей невесте Лауре, которая работала корпоративным юристом в нью-йоркской фирме Phillips, Nizer, Benjamin, Krim & Ballon, что стал продавцом золотых монет и слитков, она заплакала. Несколько месяцев спустя Бланкфейн стал сотрудником Goldman, потому что в конце октября 1981 года фирма приобрела J. Аrоn. После нефтяных кризисов и взлетов инфляции 1970-х Goldman был полон решимости выйти на товарные рынки. J. Аrоn дал фирме мощный бизнес торговли золотом и промышленными металлами, а также международное присутствие: значительная часть операций проводилась в Лондоне. Но, в то время как Goldman слыл дисциплинированным и спокойным, J. Аrоn был диким и эмоциональным. Когда Goldman наконец переместил торговые операции J. Аrоn на Брод-стрит, 85, его вальяжные руководители были ошеломлены, увидев трейдеров с их развязанными галстуками и закатанными рукавами, выкрикивающих цены и оскорбления. В гневе они стучали по столам кулаками и бросали телефонные трубки. В Goldman так было не принято. Здесь гордились своей культурой и тщательно выстроенной иерархией, а в J. Аrоn формальности были не приняты. Когда после выхода на работу Бланкфейн спросил, как называется его должность, ему сказали: "Можете называть себя хоть графиней, если вам нравится". В Goldman укрощением этой непокорной толпы занялся голландец Марк Винкельман. Известный своими аналитическими способностями, он был одним из первых иностранных партнеров Goldman и одним из первых руководителей на Уолл-стрит, признавших важность использования компьютерных технологий в процессе торгов. Винкельман обратил внимание на Бланкфейна, когда тот вырвал телефон у трейдера, пытавшегося кричать на клиента. Он спас своего протеже от волны сокращений в J. Аrоn, прокатившейся на следующий год и принесшей первые масштабные увольнения в Goldman. Но на этом везение Бланкфейна не закончилось. Goldman решил сделать мощный рывок в торговле облигациями, сырьем и валютой и взять на себя больше рисков. Фирма была пионером в коммерческих бумагах и лидером в области муниципальных финансов, но оставалась рядовой компанией в сфере бумаг с фиксированным доходом, особенно в сравнении с Salomon Brothers и другими. Винкельман и Джон Корзин пересмотрели эту часть бизнеса и переманили талантливого сотрудника из Salomon. Под впечатлением от отлаженной дипломатии Бланкфейна и его очевидного интеллекта Винкельман поставил его руководить шестью валютными трейдерами, а затем отдал и весь отдел. Роберт Рубин, который со Стивеном Фридманом тогда руководил операциями с бумагами с фиксированным доходом, выступал против продвижения. — Никогда еще решение назначить трейдера курировать торговлю в других подразделениях фирмы не было оправданным, — сказал Рубин Винкельману. — Ты действительно уверен в своем решении? — Я действительно ценю ваш опыт, Боб, но, думаю, Бланкфейн все сделает правильно, — ответил Винкельман. — Ллойд заводной и очень умный, пытливый парень, так что да, я в нем уверен. Вскоре молодой адвокат продемонстрировал мастерство трейдера, структурировав сделку так, что позволил мусульманскому клиенту не нарушать предписания Корана, запрещающего выплаты процентов. На тот момент сложная сделка в 100 млн долларов, которая предусматривала хеджирование контрактов на индекс Standard & Poor's 500, стала самой большой в истории Goldman. Кроме того, Бланкфейн любил читать и, отправляясь в отпуск, брал с собой стопки книг. Незаметный и не занимавшийся саморекламой, он был почти идеальным воплощением культуры Goldman, где никто никогда не сказал бы "я заключил эту сделку", а, скорее, "мы заключили эту сделку". Винкельман был сломлен, когда в 1994 году в очереди на высшую должность его обошли Корзин и Хэнк Полсон. Бланкфейн, в 1988-м ставший партнером, был одним из четырех руководителей, которым поручили взять на себя обязанности Винкельмана. И Винкельман покинул фирму/ К 1998 году в качестве соруководителя отделов, проводивших операции с бумагами с фиксированной доходностью, с валютой и сырьевыми товарами, Бланкфейн руководил одним из самых доходных видов бизнеса в фирме, но не рассматривался как очевидный кандидат на высший пост. В конце концов Полсон был покорен врожденным интеллектом Бланкфейна и сделал его своим сопредседателем, что побудило Джона Тейна покинуть фирму. Со своей стороны, Бланкфейн сбрил бороду, сбросил 50 фунтов и завязал с курением. Когда Полсон в мае 2006 года был назначен на пост секретаря казначейства, он объявил, что выбрал Бланкфейна себе на замену. *** Насколько помнил Бланкфейн, в Goldman всегда были уверены в необходимости партнера. В 1999 году, во времена Полсона, он провел секретные переговоры о слиянии c JP Morgan вскоре после того, как фирма стала публичной. Эти обсуждения завершились, когда Полсон как-то пришел домой, и его осенило. "Юридически мы покупаем Morgan, но они настолько больше, что в действительности это они поглотят и похоронят нас, — вспоминал он. — И еще я знал, что мы поймем, как делать то, что умеют они". В течение первого срока администрации Клинтона Конгресс работал над отменой закона Гласса — Стиголла 1933 года, уничтожая различия между банками, брокерами и другими финансовыми компаниями. В то время лоббисты Goldman фактически убедили комитет, разрабатывающий законопроект, который в 1999 году стал законом Грамма — Лича — Блайли, включить небольшую поправку на случай, если им когда-нибудь захочется стать банковским холдингом. Это положение позволяло любому банку, который физически владел электростанцией, продолжать владеть ею в качестве банковской холдинговой компании. Естественно, Goldman был единственным банком, который владел энергетическим бизнесом. *** Бланкфейн как раз вспоминал эту историю, когда О'Нил закончил выступление рядом вопросов: нужно ли нам становиться розничным банком? Если мы станем розничным банком, что это будет означать? Как мы можем использовать вклады? Как мы будем строить депозитную базу? Бланкфейн отреагировал быстро и одобрительно. "Депозитами можно финансировать только определенную деятельность", — напомнил он. Гэри Кон попытался прояснить ситуацию, утверждая, что им не позволят играть на всю сумму депозитов, поэтому они "должны пойти и купить некоторые ипотеки, или идти в бизнес кредитных карг, или выдавать ипотечные кредиты". В этих делах у Goldman не было опыта, вход на такие рынки означал бы фундаментальные изменения в компании. Сидя в конференц-зале под висящей на 20-футовой высоте люстрой, директора и руководители обсуждали любые идеи, от разработки интернет-банка до развития бизнеса по управлению частным капиталом. После часового обсуждения альтернатив О'Нил перенаправил дискуссию, предложив альтернативу: купить страховую компанию. На первый взгляд страхование казалось еще более радикальным отходом от традиций Goldman, чем превращение фирмы в коммерческий банк. Но Бланкфейн представил дело так, что две отрасли оказались похожими. Страховщики используют премии от обычных клиентов, так же как банкиры — депозиты клиентов, чтобы ивестировать. Неслучайно Уоррен Баффет был крупным игроком в отрасли; он использовал поток премий своей страховой компании для финансирования других своих предприятий. А то, что было известно в страховой терминологии как "страховой риск", несильно отличалось от принципов риск-менеджмента в Goldman. Но Goldman не мог взять и купить первого попавшегося страховщика, компания должна быть достаточно серьезной, чтобы оставить более внушительный след в балансе Goldman, чем царапина. В начале списка О'Нила находилась AIG — American International Group, которая по некоторым параметрам была крупнейшей страховой компанией в мире. Акции AIG недавно упали, так что можно было еще и сэкономить. Причем заключение сделки с AIG не было новой идеей. На Брод-стрит, 85 о возможном слиянии шептались в течение многих лет. Предыдущие лидеры Goldman Джон Уайтхед и Джон Вейнберг, друзья Хэнка Гринберга, говорили ему, что, возможно, следует когда-нибудь заключить эту сделку. Каждый из присутствующих имел мнение об AIG. Раджат К. Гупта, старший почетный партнер McKinsey & Company, был заинтригован, так же как Джон X. Брайан, бывший гендиректор Sara Lee и один из ближайших друзей Полсона. Билл Джордж, бывший глава Medtronic, гиганта медицинских технологий, колебался, а Гэри Кон прямо заявил, что идея заставляет его нервничать. И все они ждали мнения одного человека — Эдварда Лидди. Руководитель Allstate, основного страховщика автомобилей и недвижимости, Лидди был единственным человеком в комнате с практическим опытом в страховом бизнесе. Около пяти лет назад Лидди даже пытался продать свою фирму AIG, но Гринберг презрительно отверг его предложение, маю, вы должны оставить это себе", — сказал Гринберг. Всякий раз, когда на предыдущих заседаниях совета предметом дискусии становилось страхование, Лидди не проявлял энтузиазма: "Это чужая игра". Его точка зрения не изменилась независимо от того, насколько выгодной казалась сделка. "Не стоит путаться с AIG", — настаивал он. Утренняя сессия закончилась без ясности относительно AIG, но страховщик вновь возник после обеда по совершенно иной причине. AIG, как и другие фирмы Уолл-стрит, торговала через Goldman и, как многие, предлагала в залог ценные бумаги. Существовала только одна проблема - AIG утверждала, что ее ценные бумаги стоят дороже, чем считали в Goldman. Хотя аудитор Goldman изучил вопрос, была еще одна загвоздка: аудитор PricewaterhouseCoopers также работал в AIG. На видеопрезентации из Нью-Йорка руководитель PWC рассказал совету новости о споре с AIG по оценке ее портфеля, или, на языке Уолл-стрит "оценке по рынку". Руководители Goldman считали, что AIG "выдает желаемое за действительное", как сказал Бланкфейн совету. Но странно, что никто в зале не понял, что тема залогового спора означает потенциально фатальный недостаток в рассмотрении Goldman вопроса о слиянии с AIG: у самой компании были серьезные неприятности, заставившие ее прибегнуть к переоценке своих ценных бумаг, чтобы заткнуть брешь. Вместо этого во второй половине дня продолжились нападки на PricewaterhouseCoopers. "Как это работает внутри PWC, если вы как фирма представляете два учреждения, где рассматриваете один и тот же залог и его оценку?" — многозначительно спросил Джон Винкельрид, сопрезидент Goldman. Уже второй раз PWC подвергался критике во время заседаний совета директоров Goldman. Впервые совет Goldman узнал о залоговом споре c AIG в ноябре 2007 года. В то время сумма составляла более 1,5 млрд долларов. В Goldman заволновались и начали скупать страховку в виде кредитных дефолтных свопов — страхования против возможности того, что AIG обанкротится. Учитывая, что в то время никто всерьез не думал, что такое когда-нибудь случится, страхование было относительно дешевым: за 150 млн долларов Goldman смог застраховать около 2,5 млрд долга. Совет Goldman завершил день в более неторопливой манере. Северное небо было еще светлым, и после десяти вечера тринадцать директоров и их супруги поехали на корабликах по городским рекам и каналам. В воскресенье члены совета вылетели в Москву для второй части встречи в Ritz-Carlton около Красной площади. На ужине в этот вечер докладчиком был Михаил Горбачев. Власть в России по-прежнему была в руках Владимира Путина, несмотря на то что его преемником недавно был объявлен Дмитрий Медведев. Многие иностранные инвесторы опасались, что приверженность России открытому и свободному рынку быстро сходит на нет, особенно из-за влияния власти в энергетическом секторе. Горбачев, положивший начало изменениям, которые привели к падению коммунистического режима, показался нескольким директорам Goldman странно почтительным к Кремлю: "Россия сейчас реализует свой потенциал в качестве демократического государства, открываясь новым идеям и внешним инвестициям". Некоторые директора шутили, что если предыдущий отель не прослушивался, то этот — наверняка. *** По странному совпадению, в тот же день в Москву прибыла еще одна ключевая фигура американской финансовой жизни. Секретарь казначейства Генри Полсон остановился в Москве в ходе пятидневного турне по Европе, позже намереваясь посетить Берлин, Франкфурт и Лондон. В тот месяц он много времени провел в дороге, посетив страны Персидского залива, присутствовал на совещании "финансовой восьмерки" в Осаке, Япония, а теперь, возвращался через Европу и Россию. Он надеялся, что кульминацией поездки будет Лондон, где он готовился выступить с важной речью перед группой анализа международной политики в Chatham House на площади Сент-Джеймс. Составленный с помощью его заместителя Дэвида Насона доклад содержал предлагаемые меры по фундаментальным изменениям финансового регулирования. Поскольку Полсон продолжал испытывать беспокойство по поводу фирм типа Lehman, он знал, что необходимо призвать использовать новые инструменты для решения таких проблем. Он хотел предотвратить возникновение проблем, пока ситуация казалось стабильной. В полете он перечитал и отредактировал речь, понимая, что в Москве у него не будет на это времени. "Для изменения ощущения того, что некоторые организации слишком велики, чтобы рухнуть, мы должны усовершенствовать находящиеся в нашем распоряжении инструменты для облегчения процедуры упорядоченного банкротства больших сложных финансовых учреждений, — собирался сказать он. — Как часто отмечал бывший председатель Федерезерва Гринспен, реальная проблема не в том, что учреждение является слишком большим или слишком крепко связанным с другими, чтобы обанкротиться, а в том, что это слишком большое или связанное с другими учреждение, чтобы его можно было быстро ликвидировать. Наши возможности сегодня ограниченны". Объявить миру, что правительство не имеет полномочий для предотвращения серьезного кризиса, было рискованным шагом — такие настроения могли подорвать доверие на рынках еще сильнее. Но он также осознавал, что это нужно сказать и, более того, что ситуация должна быть исправлена. Субботним вечером Полсон ужинал с министром финансов РФ Алексеем Кудриным в овальной столовой в Спасо-хаусе2, резиденции американского посла в Москве. Среди прочего на воскресенье были запланированы полдюжины встреч, интервью на радио и закрытые встречи с Медведевым и Путиным. Ранее Полсон сообщил журналистам, что хотел бы обсудить с россиянами "наработки" для огромных государственных инвестиционных фондов или суверенных инвестиционных фондов, связаных с богатыми странами Ближнего Востока. Но в субботу вечером, после ужина, у него была еще одна, последняя встреча. Всего за несколько дней до того, как Полсон узнал, что совет Goldman будет в Москве в это же время, он поручил Джиму Уилкинсону организовать встречу: "Ничего такого, просто пообщаться по старой памяти". "Какого хера!"— воскликнул про себя Уилкинсон. У него и казначейства и так было достаточно неприятностей при попытках парировать теории заговора с участием Goldman Sachs, постоянно передающиеся из уст в уста в Вашингтоне и на Уолл-стрит. Личная встреча с советом? В Москве? Почти два года, пока Полсон был секретарем казначейства, он частным образом не встречался с советами фирм, за исключением краткого присутствия на июньском коктейле, который BlackRock Ларри Финка устроил для своих директоров в Emirates Palace Hotel в Абу-Даби. Обеспокоенный перспективой такого совещания, Уилкинсон позвонил, чтобы получить одобрение главного юрисконсульта казначейства. Боб Хойт, который был не в восторге, сказал, что, пока это остается "социальным событием", встреча не пойдет вразрез с этикой. Тем не менее во время совещания Уилкинсон попросил Роджерса "не афишировать это". Они согласились с тем, что директора Goldman присоединятся к Полсону в его гостиничном номере после обеда с Горбачевым. Полсон не будет отмечать "социальное событие" в своем официальном календаре. В тот вечер люди Goldman сели в автобус, который отвез их за дюжину кварталов, в Moscow Marriott Grand Hotel на Тверской улице. Некоторые чувствовали себя так, будто принимали участие в шпионском триллере со всеми мерами безопасности и в декорациях величественного центра Москвы. Директора прошли через светлый вестибюль с большим фонтаном и были препровождены наверх, в номер секретаря казначейства. — Заходите, — сказал находившийся в приподнятом настроении Полсон, здороваясь с каждым, пожимая руки, а некоторых заключая в медвежьи объятия. В течение следующего часа Полсон потчевал собравшихся рассказами о своем пребывании в казначействе и экономическими прогнозами. Присутствующие расспрашивали его о возможности банковского взрыва вроде того, что случился с Lehman, и он говорил о необходимости для правительства иметь полномочия свернуть проблемные фирмы, предлагая предварительный вариант своего предстоящего выступления. "Тем не менее, — сказал он им, — мое личное мнение таково: нас ждут трудные времена, но, основываясь на истории, я думаю, что к концу года мы сможем преодолеть это". Таким был комментарий, о котором Бланкфейн напомнил директорам на следующий день за завтраком. "Не знаю, почему он так сказал, — пожал плечами Бланкфейн. — Может стать только хуже". 1 Джон Джекоб Астор IV — американский миллионер, писатель, подполковник Испано-Американской войны (1898). Погиб во время крушения "Титаника". 2 Спасо-хаус — особняк Н.А. Второва, расположенный в Москве на Спасопесковской площади, 10. |
загрузка...