5.2. Подонье-Приазовье в XII-XVI в.в. Славяно-русское население средневекового Дона

Проблематика славяно-русского присутствия на Дону в XII-XVI в.в. выявляет несколько периодов:
1. половецкое время XII — первая треть XIII в.в.;
2. золотоордынский период XIII-XIV в.в.;
3. турецкий (османский) период XV-XVI в.в. В третий период появляется казачье население.

Здесь четко прослеживается концентрация поселений, которые группировались в двух местах:
1. Верхний и Средний Дон (пограничье Руси и степи в XII-XVI в.в. постоянно менялось).
2. Устье Дона — в Азаке (Азове) и в его окрестностях. От оседлого населения Подонья отличались бродники XII-XIV в.в. — вероятные предшественники казачества. Как видно из источников, оседлое население и бродники не одно и то же. Следовательно, необходимо привести отличия между этими группами донского населения и рассматривать названные этнические или социальные группы в сравнительно-исторической ретроспективе.

Оседлое население Дона и Приазовья домонгольского периода было полиэтничным с явным доминированием половцев. Здесь прослеживается много общего с предыдущим периодом. Так можно проследить многовековое сосуществование половцев и древнерусского населения Подонья. Соседство этих этносов знало мирные времена и военные столкновения.

Половцы появились в донских степях примерно в 1055 г. В XII в. приазовские половцы формируют свою государственность. Ханы протогосударства половцев нанимались на службу русским князьям, вступали с ними в родственные династические связи, некоторые принимали христианство. Вероятно, вместе с ханами христианство принимали и их подданные. При всей неоднородности отношений Древнерусского государства и половецкой степи «Дешт и Кипчак» славяно-русское население Нижнего Подонья-Приазовья, отчасти сохранилось. В начале XII в. здесь формируется группа славянских поселений, куда переселяется часть населения Белой Вежи. Наличие славян домонгольского периода отмечается в археологических памятниках Самбек, Куричанское, Семеновская крепость, Кобяково, Аксайская, Казачий Ерик, Елизаветинская, Рогожкино XII, Донской I, Петровский Узяк, Овощной I, Мартышкина Балка, Натальевка, Подазовский, вдоль морского побережья, а также в самом Азове. Древнерусское население Приазовья было, в основном христианским и занималось рыболовством, охотой, торговлей с Причерноморскими городами.¹

Итак, в устье Дона часть населения была древнерусского происхождения. Многие элементы местной культуры тождественны киевским и беловежским образцам, что соотносится с картографическим материалом ал Идриси, который обозначил реку «Rusa» и одноименный город, расположенный в ее устье на правом берегу. Карта датируется 1154 г. и составлена после 1117 г., так как Белая Вежа на этой карте обозначена уже тюркским этнонимом «Bulgaria».² Оседлое население устья Дона состояло не только из славян. Здесь же встречались аланы и «ославянившиеся» хазары, говорившие на русском (славянском) языке, возможно сменившие иудаизм на православие.³ С этих позиций культурную и этническую близость славян и хазар проследили А.Я. Гаркави и Л.Н. Гумилев. Первый автор отождествлял хазар с евреями, только говорившими на русском языке, но жившими обособленно. Л.Н. Гумилев полагал более тесное этническое взаимодействие русских и хазар.⁴

Оседлое население Приазовья домонгольского времени активно принимало христианство. Возможно, что в домонгольское время в Азове существовали христианские церкви, поскольку здесь было христианское население. Однако время не пощадило эти церкви, оставив о них лишь смутное воспоминание. А.И. Ригельман, Макарий, Е.П Савельев, а затем авторы Казачьего словаря-справочника и В.И. Вареник отождествляли христианские святыни Азова с древним периодом или с домонгольским временем. Так, Е.П. Савельев посвятил христианству в Приазовье и древнерусской письменности целую главу IX Древней истории казачества.⁵ При этом автор относил ранние христианские святыни Приазовья к IV-VI в.в. и Томи-Танской епархии.⁶ В.И. Вареник соотносит христианские древности (Храм Иоанна Предтечи и церковь Николая Мирликийского) с домонгольским периодом, то есть с 1190 г., а местное славянское население считал христианским.⁷ Однако, отчет Археологической комиссии (ОАК) за 1890 г. В.Н. Ястребова, Фонды центрального государственного военно-исторического архива (ЦГВИА) за 1698 и 1740 гг., сообщение Х.И. Попова на Археологическом Съезде 1902 г. и археологические источники соотносят Гостевую Церковь и другие христианские церкви с более поздними временам XIV-XVI в.в. На эти источники ссылается И.В. Волков и А.Л. Бойко.⁸ Свидетельств христианства доказачьего периода пока немного, а те источники, которыми располагает историческая наука, не всегда говорят о христианах славянского или казачьего происхождения. Вполне возможно, что христианская община Азова была по составу полиэтнична, были здесь и славяне.

Таким образом, в устье Дона XII — середины XIII в.в. часть древнерусского населения исповедывало христианство, об их административном подчинении светским или церковным властям ничего не известно. Кроме того, письменные источники не позволяют соотнести славянское население Приазовья с бродниками, так как первые занимались промыслами, ориентированными на экспорт, а бродники известны как военная общность; которая находилась на службе феодалов.

Бродники XII-XIV вв. определяются в исторической литературе по-разному. Например, Е.П. Савельев, ссылаясь на Рубрука, называет их «особенным народом», образовавшимся вследствие смешения алан с русским населением.⁹ В Казачьем словаре-справочнике бродники названы потомками славянского племени «сакалиба» и племенем «недавних казачьих» предков.¹⁰ Н.А. Мининков пишет о «пестром этническом составе» этой общности.¹¹ Существуют и другие версии происхождения бродников, например, от хазар-беловежцев. Тем не менее, исследователи сходятся в определении бродников как донского населения — носителей военных традиций. Большинство упоминаний о бродниках относится к XII-XIII в.в. Так, летописи упоминают бродников четыре раза (в 1147, 1216, 1223 и 1353 г.г.).

Первый раз бродники упоминаются в 1147 г. Летопись сообщает, что в междоусобной борьбе великого князя Изяслава Мстиславича и Святослава Ольговича бродники и половцы были союзниками последнего в битве на р. Десне.¹²

Второй раз о бродниках сообщается в 1216 г., что они участвовали на стороне Юрия Всеволодовича в междоусобице с Мстиславом Мстиславовичем Удалым.¹³

Только в третий раз летопись говорит о бродниках в донском регионе. В 1223 г. бродники во главе со своим воеводой Плоскиней участвовали в битве на р. Калке на стороне монголов.¹⁴

Четвертый раз о бродниках известно, что они воевали с Московским княжеством на стороне рязанского князя Олега Ивановича, в 1363 г.¹⁵

Как видно в этих источниках, на Дону бродники не упоминаются, но канва исторических событий связывают эту общность со степным регионом. По частоте упоминаний бродников в летописи получается, что в домонгольское время они упомянуты чаще, а в монгольское время — последний раз. Кроме этого, о бродниках говорится в 1254 г. в послании Венгерского короля Белы IV к папе Иннокентию: «Татары заставили платить дань особенно страны, которые с востока граничат с нашим царством: Русь, Куманию, Бродников, Булгарию».¹⁶ Вероятно, бродниками были жители «поселка Русских».¹⁷ Источники упоминают военную службу бродников на стороне монголо-татар только в 1223 г., в других случаях они фигурируют как население, обязанное поддерживать переправу в обмен на льготы или выполнявшее такую повинность.¹⁸ В других случаях письменные источники говорят о бродническом служилом населении Подонья-Приазовья, которое по отношению к русским князьям находилось на военной службе.

Средневековые поселения XIII-XIV в.в. (жителями которых было среднерусское население) сосредотачивались с устье Дона и в пограничье русских земель с диким полем.

В устье Дона эти поселения группировались вокруг Азова и просуществовали до 1396 г. В этих поселениях традиционно выделяют две группы русских жителей. Первая группа была носителем традиций домонгольской Боршевской культуры. Однако количество этих жителей (например, казачьего Ерика) сокращалось. Так исследования И.В. Волкова датируют поселения до XIV в.¹⁹ Поселение Натальевка I датируется XII-XIII в.в.²⁰ То же самое относится к средневековым слоям городища Самбек.²¹ Верхней хронологической границей керамики Куричанского поселения с точки зрения В.А. Числовой и С.В. Рязанова также признается XIV в.²²

Население славянских поселков занималось в основном промыслами и ремесленным производством. Поселок «Казачий Ерик» имел планировку улиц, которые мостились бревнами. В поселке была дренажная система. Жилища были наземными, глинобитными или деревянными и обмазывались глиной. Встречались и традиционные русские полуземлянки. Жилища отапливались глинобитными печами с остовами-духовками.²³ Из ремесленного производства, видимо, доминировало гончарное производство. Производимые здесь горшки составляли от 6 до 20 процентов из имевшихся в этих комплексах. Гончарное производство развивало местные традиции, воспринимало технологические элементы древнерусского ремесла XII-XIV в.в. (например, Киевского и Новгородского).²⁴ Культурные традиции местных славян тесно связано с традициями русского населения Червленого Яра. ²⁵

Представляется, что частью населения Нижнего Дона были русские пленники, уводимые ордынцами из русских княжеств. Их число также сокращалось пропорционально монголо-татарского ига и в результате «отатаривания» русского, аланского и другого христианского населения устья Дона. Количество русских купцов и путешественников, посещавших Дон, наоборот вырастало.

До утверждения ислама Золотая Орда отличалась веротерпимостью, значит, существовали факторы, сохранявшие этнокультурную общность славян, находившихся в этом государстве. Веротерпимость золотоордынских ханов исходила из экономической и социальной сущности кочевой феодальной государственности. Кроме того, веротерпимости требовала Великая Яса, по которой запрещалось притеснение религиозных учений у покоренных народов. Так, объяснить существование древнерусского этнического меньшинства при политике веротерпимости можно следующими причинами: во-первых, наличием собственной церковной администрации; во-вторых, наличием в городах ремесленного населения из числа русских пленников; в-третьих, тесными контактами с русскими княжествами.

Христианское русское население Золотой Орды находилось в ведении Сарайской епархии. Часть христианского населения верхнего и среднего Подонья была в непосредственном подчинении этой епарихии. Епархия была учреждена в 1261 г., ее кафедра находилась в Сарае, затем в Переяславле, где была разорена в результате восстания темника Нагая в коне XIII в. и вновь перенесена в Сарай. «Епископы Сарайские и Подонские» как феодалы владели землями и населением, прикрепленным к этим городам. В XV в. Кафедра Сарайских митрополитов была перенесена в Рязань, затем в Крутицы (1460 г.).

В изучении Сарайской епархии очень важен церковный актовый материал, прежде всего, ярлыки, которые выдавались золотоордынскими ханами княжеской и церковной администрации. После свержения моноголо-татарского ига князья уничтожили унижавшие их достоинство документы и только церковь донесла до современности эти уникальные источники актового характера. Первый такой Ярлык выдал церковным властям Менгу-Тимур-хан в 1270 г. По сути, это была охранная грамота Киевскому митрополиту. (До 1299 г. резиденцией митрополитов был Киев). Ханский ярлык гласил: «На Руси да не дерзнет никто посрамлять церквей и обижать митрополитов и подчиненных им архимадритов, протоиереев, иерев... Свободными от всех податей и повинностей да будут их города, области, деревни, земли, охоты, ульи, луга, леса, огороды, сады, мельницы, молочные хозяйства. Все это принадлежит богу и сами они божии. Да помолятся они о нас». Последующие ханы Золотой Орды подтверждали церковный иммунитет, дополняя его новым содержанием. В частности, Узбек-хан, ссылаясь на Великую Ясу и предыдущие ярлыки, данные церкви, выдал в 1313г. ярлык митрополиту Владимирскому Петру: «Вышнего и бессмертного бога волею и силою, величеством и милостию. Узбеково слово ко всем князьям великим, средним и нижним, воеводам, книжникам, баскакам, писцам, мимоездящим послам, сокольникам, пардусникам во всех улусах и странах, где бога бессмертного силою наша власть держит и слово наше владеет. Да никто не обидит в Руси церковь соборную, Петра митрополита и людей его, архимандритов, иегуменов, попов и прочее. Их грады, волости, села, ловли, борти, луга, леса, винограды, сады, мельницы, хуторы свободны от всякой дани и пошлины: ибо все то есть божие; ибо эти люди молитвою своею блюдут нас и наше воинство укрепляют. Да будут они подсудны единому митрополиту, согласно с древним законом их грамотами прежних царей ордынских. Да пребывает митрополит в тихом и кротком житии; да правым сердцем и без печали бога за нас и детей наших. Кто возьмет что-нибудь у духовных, заплатит втрое; кто дерзнет порицать веру русскую, кто обидит церковь, монастырь, часовню, да умрет!» [1313 г.]

Ярлыки важны для определения правовой базы церковных владений. Аналогичная правовая база была и у Сарайской епархии. История донесла до современности пять церковных актов о городках Червленого Яра и упоминания о несохранившихся грамотах митрополита Максима (1283-1305 г.г.) и Петра (1305-1326 г.г.) — тоже о городках Червленого Яра. Две грамоты датируются 1334-1353 г.г. Акты составлены митрополитом Феогностом и адресовались жителям Червленого Яра.

В 1353-1354 г.г., в 1360 г. аналогичные послания составил митрополит Алексий. Из грамот видно, что между Рязанской и Сарайской епархиями шла тяжба за право подчинения себе территории городков и караулов Червленого Яра, которые располагались «возле Хопра на север по Великую Ворону, на юг и запад — по Дону».²⁶ Перечисленные городки и караулы доходили до сельскохозяйственной округи возле развалин Белой Вежи, поскольку в грамоте 1342 г. говорится о виноградниках, которые были там распространены еще в домонгольское время (выше по течению Дона виноградников не было). В собственности оспариваемой епархиями территории находились и другие промыслы, а территория имела свою структуру управления, так как в грамотах упоминаются игумены и баскаки. Известно, что игумены обладали административной властью во вверенных им монастырях. Наличие в этих землях баскаков говорит о золотоордынской администрации или о заимствовании десятинной структуры ордынской администрации. Известно, что в подчинении баскаков (глав административных единиц) находились тивуны (судьи) и атаманы (старосты). Баскаки обладали широкими полномочиями в подотчетной им территории и подчинялись только золотоордынской администрации. Полномочия баскаков подтверждались особым документом — басмой. Тивуны чинили суд, в нашем случае получается по русским законам, как то предписывалось ярлыками, а атаманы непосредственно отвечали за сбор налогов и порядок в своих общинах.

Как видно из церковных актов — христианское население здесь состояло из нескольких сословий. Дозорные караулов были, видимо, служилым сословием. Здесь возможна аналогия с бродниками. Жители городков ассоциируются с оседлым сельскохозяйственным населением, здесь напрашивается аналогия с поздними однодворцами, которые встречались даже до середины XIX в., но по причине своей оседлости (в отличие от мобильных казаков) были пригодны только к местной, пограничной службе и выполнению полицейских обязанностей. Поскольку в актах говорится о игуменах, значит, были монахи и церковная административная структура. Кроме этого, здесь встречались купцы, представители миссий, рабы или пленники.

Последующая судьба «караулов» и городков похожа на судьбу русских поселений в Низовьях Дона. Ослабление Орды после 1367 г., поражение татар в битве на поле Куликовом 8 сентября 1380 г. не благоприятствовало существованию здесь донских славян. Ослабление ига на Руси должно было привести к сокращению в Орде русского населения, утверждение ислама означало, что нормы Великой Ясы уступали шариатским правовым нормам. Так в источниках о Куликовской битве Червленый Яр и его население не упоминается. Церковные источники этого времени молчат о территориях, бывших предметом спора между епархиями. В сведениях о походе Тимура о городках и караулах тоже ничего не говорится, видимо их постигла та же участь, что и город Елец, уничтоженный Тамерланом в 1395 г. Последний раз о «караулах возле Хопор на Дону» повествовала Никоновская летопись.²⁷

География славяно-русского присутствия в средневековом Подонье реконструируется по картографическому материалу, по научным трудам, географическим описаниям авторов XIII-XVII вв. Сведения средневековых карт и других источников соотносятся друг с другом и дают нам достаточно объективную картину донской истории.

Ранее уже говорилось о картографическом материале VIII, XII в.в., свидетельствующем о славянском присутствии на Дону. Этноним «Rus» встречается в исследованиях об итальянских портопланах.²⁸ Город Россия, расположенный в Приазовье, упомянут в 1170 г.²⁹ Действительно, этноним «Rus» («Rossi, Rosso») был распространен в XII-XIV в.в. и локализуется Приазовьем. Как соотносится этот материал с работами средневековых авторов более позднего времени? Кроме известного упоминания о «поселке Русских» в 1253 г. Рубрука³⁰ о «христианском населении» Азова и монастыре «Хыд- рай Ильи» в 1377 г. писал Ибн-Батута.³¹ Сведения арабского автора хронологически сопоставимы с Венециано-Генуэзскими грамотами 1342-1492 г.г. о своей колонии в Азове и обустройстве там церкви.³² В путешествии митрополита Пимена (1389 г.) говорится о славянских этнонимах Червленый Яр, Хопер, Медведица. Последним урочищем Рязанского княжества было Чур-Михайлово, затем в устье Воронежа Пимена встретил князь Юрий Елецкий. Между Михайловским урочищем и устьем Вороны не было сел и городов, все было пустынно.³³ В путешествии к персидскому государю Амвросия Кортарини (1473 г.) есть упоминание о русских. Кортарини сообщал, что в его караване было триста русских и татар.³⁴ Похожее сочинение оставил в 1436 г. Иосафат Барбаро.

Более поздние карты и географические сведения относятся уже к XVI-XVII в.в. Русские этнонимы картографического материала говорят теперь о казачьем населении. Авторы этого времени различают Россию, Московию, Татарию. Например, Матвей Меховский в «Трактате о двух сарматиях» отличал Россию от Московии. Первая описывается на западе между Днепром и Меотидой, а на востоке заканчивается Танаисом. Далее в верховьях Танаиса говорится о Московии (Рязанском княжестве).³⁵ Такое же деление дано «Космографии» С. Мюнстера.

Карта «Russiae,Moscoviaeet Tartaviae descri ptio» (Описание России, Московии и Татарии) была составлена Антонием Дженкенсоном (Antoniae Ienkenson) на латинском языке в Лондоне и датируется 1662 г. «от рождества Христова».³⁶ Картограф исходил из европейских космографических традиций, отобразил восточную Европу достаточно подробно. Донской регион выделен на карте желтым цветом и обозначен в составе крымской части Татарии (Tartari). Северная часть Татарии в районе озер со славянскими названиями Плога и Иван — озером граничит с Рязанским княжеством Московии. Волго-Донское междуречье названо «Переволока» (Perevoloka) Самое верхнее озеро — Прона находилось уже в Рязанской Московии. Севернее Проны по Волге прорисованы городки, видимо засечная линия. В устье Дона обозначены развалины Азова, а рядом в низовьях Дона обозначен этноним «Chirkassi» (Черкассы). При этом речь идет о названии местности, а не станицы, поскольку для обозначения населенных пунктов автор использовал обозначения красного цвета в виде рисунков крепостей, домов, развалин или точек. В месте обозначения «Chirkassi» пометок, пометок красного цвета не прослеживается. То же самое относится к этнониму «Пятигорские» (Petigorski). Возможно, что «Черкасы пятигорские» — одно обозначение, но слова находятся на удалении друг от друга. В этом случае пятигорские Черкассы определены во всем пространстве от Дона до Пятигорья, включая лесостепное Предкавказье и Таманский полуостров. В некоторых местах степи Дженкенсон обозначал леса, а в верховьях Дона озера. Следовательно, география Дона с XVI в. существенно изменилась.

Дон был полноводнее и в полноводный период с его верховьев спускались вниз по течению речные суда.³⁷

Северский Донец показал на карте короткой и небольшой речкой, изгибающийся на северо-запад и вскоре заканчивающейся. Назван Северский Донец рекой Сосна. Скорее всего, автор перепутал или отождествлял Сосну с Северским Донцом, так как обе реки
правые притоки Дона. Казаков или славян в этой части карты быть не могло. Местность прилегала к Крыму и являлась центром кочевий, поэтому Антоний пририсовал в этом месте татарина, скачущего из Крыма к Сосне.

Кроме Азова на Дону не отмечено ни одного населенного пункта, даже городов, например, Ельца, городков на Вороне и других существовавших в 1560-е г.г. В связи с этим возникает вопрос об источниках, которыми пользовался Антоний Дженкенсон при составлении карты и датировке источников. Источники, которыми пользовался автор сомнения в подлинности не вызывают. Например, на карте обозначена Ливония (Ливонский Орден был разделен Швецией и Польшей в 1561 г.). Названия «Ново-Астрахань» и «Старо-Астрахань» свидетельствуют о присоединении астраханского ханства к России в 1566 г. Вдоль Волги, граничащей с Доном, отмечены многочисленные красные точки городков засечной линии, а организация крепостей в Междуречье Волги и Дона началась в 1650-1560-х г.г. Следовательно, автор использовал только достоверные источники, относящиеся к времени правления Ивана Грозного. В это время Дон, даже частично входивший в состав Московского государства, являлся далекой окраиной, что и отражено в описании «России, Московии и Татарии».

Другие карты датируются уже XVII в. «Tavrica Chirsonix» датирована 1610 г. Она составлена на латинском языке и следует средневековой картографической традиции. Дон представлял собой водораздел трех географических частей: России, Татарии и Крымской Татарии. Русская граница проходила в верхнем течении Дона, где среди многочисленных лесов прослеживаются обозначения пограничных городков «засечной черты» и дается русская топонимика Донского региона.

Голландские карты Г. Герритса (1614 г.) и И. Массы (1633 г.) — наиболее упоминаемые источники. В этих картах отмечены русская топонимика: Мигулин, Пять изб, Курман Яр, Семиречье и др.

Картографический материал был подробно использован в исследовании Н.А. Мининкова «Донское казачество на заре своей истории». Сведения источников были реконструированы в карте «Заселение Донской земли казаками к концу XVI в.». Карта прилагается с любезного разрешения Н.А. Мининкова.³⁸

Картографический материал VIII-XVII вв. по имеющейся в нем топонимике позволяет проследить динамику и пределы славяно-русского присутствия на средневековом Дону.

Сводная таблица славяно-русской топонимики Донской земли VIII-XVII вв.

(по письменным источникам и средневековой картографии)

Из сводной таблицы можно сделать вывод о тенденциях сокращения численности населенных пунктов и славяно-русского присутствия в двух случаях. В ХП-ХШ вв. тенденция сокращения славянского населения связана с половецким, затем монголо-татарским вторжением, а в конце XIV-XV вв. в результате конфронтации Московского государства и Орды. Однако, после свержения монголо-татарского ига приток русского населения на Дон привел к формированию здесь казачества.

Каким образом можно объяснить динамику славянского присутствия, а затем усиления русских позиций в Подонье-Приазовье?

Во-первых, политической необходимостью, связанной с географическими особенностями Восточной Европы, ее слабой защищенностью от степного кочевого мира.

Во-вторых, экономическими факторами, необходимостью и возможностью контроля над торговыми путями, проходившими по Дону.

В-третьих, политикой Русского государства, благоприятствующей колонизации региона, в том числе в результате формирования в XV-XVI вв. системы крепостного права.

В-четвертых, наличием на Дону служилого населения, объединенных в боеспособные отряды, нанимавшихся на службу феодалам.

В-пятых, относительной удаленностью от Русского государства и наличием лесной речной поймы. Поэтому в период средневековья местное население было полностью недоступно власти русских князей и отчасти безопасно от кочевников. Турецкое присутствие ограничивалось Азовом. Между турецким Азовом и русской границей получалась огромная буферная зона, где формировалось донское казачество.

Казаки стали заселять Донской регион в конце XV-начале XVI вв. Первоначально речь идет о казаках вообще. Только с XVI в. можно с определенностью говорить о донских казаках.

В это время название казаки полностью вытеснило название их предшественников — бродников и рязанцев верхнего Дона, уходивших «в молодчество» (последние иногда назывались «заполянами»). Одно из первых упоминаний о казаках вообще донесло до нас известие Эвлия Челеби, который сообщал о победе турок над «неверными казаками» в «большой битве под Анапой», примерно в 1481-1482 гг.³⁹

Этническое, социальное происхождение казачества как и слова казак — предмет отдельного исследования. Ограничимся лишь обзором основных концепций происхождения слова «казак». Еще Матвей Меховецкий в «Трактате о двух сарматиях» (1617 г.) писал, что казак — татарское слово, а козак — русское, означает холопа, подданного, бродягу. Они живут добычей, никому не подчинены и ездят по обширным и пустынным степям в три, шесть, двадцать, шестьдесят человек и более, ища, по их выражению, «кого пожрать».⁴⁰ Кстати, аланская характеристика казаков в словах «кого пожрать» ассоциируется с представлением москвичей XV в. о «буйном» нраве «рязанских молодцов — заполян». Против последних Иван III распорядился в 1601 г. охранять крымских послов.⁴¹ Сравнение приведено не случайно, поскольку в науке есть концепция о происхождении казаков из бродников и даже из их предшественников — донских славян VIII-XII вв., которые под названием «казагь» воевали в дружине Мстислава Тмутараканского с Ярославом Мудрым в 1023 г.⁴²

В исторической литературе высказываются также в пользу происхождения слова «казак» от скифо-сарматского племени кусаков (горных саков) или черкесов. При всем плюрализме мнений о происхождении этого слова, наиболее убедительной представляется точка зрения о многообразии значения слова «казак» как свободного человека, оторванного от прежней социальной среды, и вольного наниматься на военную службу.

Казаки, нанимавшиеся на службу, уже в начале XVI в. стали называться городовыми казаками. Впервые о городовых казаках сказано в 1602 г. Великий князь Иван III был недоволен «самодурным» уходом рязанских городовых казаков на Дон «в молодечество» и приказывал казакам «быть на моей службе, а кто ослушается... казнити». Исполнять повеление Ивана III было предписано рязанской княгине Агрипине (Аграфене).⁴³
Тогда же, в 1502 г., турецкий посол в Москве просил у Ивана III разрешения нанять десяток рязанских казаков, знавших Дон, с целью сопровождения его посольства.⁴⁴

В 1503 г. в состав Русского Централизованного государства вошла Северская Украина. Здесь тоже находились люди, уходившие в Дикое Поле на промыслы. «Иных наших людей украинные наши наместники посылают отведывати людей на поле, нечто которые люди нашего недруга хотят прийти на наши украинные места и лихо хотят учинить, и они б безвестно не пришли»⁴⁵ . Итак, в Северской земле по р. Десне и в Белгородчине тоже появляются служилые люди, которые впервые упоминаются в год присоединения к Москве этих мест, а в 1518 г. они договорились с Василием III» о службе великому князю.⁴⁶

Итак, городовые казаки, либо служилые люди на границе с «Диким Полем» у Московских великих князей были уже в начале XVI в. Четкого управления этим населением тогда быть не могло. Русское государство недавно свергло монголо-татарское иго и после «запустения XIV в.» только осваивались в Диком Поле. До реформ Ивана Грозного Русское Централизованное государство не имело четкой структуры управления территориями и служилым населением. Поэтому городовые казаки или служилые украинные люди управлялись местными князьями либо наместниками. Приказная система (трети, четверти) и другие институты централизованного государства находилась в процессе формирования, поэтому о четкой системе управления «вольными пограничниками» говорить не приходится, да и сохранившиеся сведения о казаках начала XVI в. очень скупы. Тем не менее уже тогда существовала четкая структура казачьего общества: три, шесть, десять, двадцать, шестьдесят человек. Эти казачьи группы во главе со своими предводителями нанимались на службу, следовательно, получали жалование.

Городовые казаки пополнялись за счет населения, пограничного с Диким Полем. Рязанцы, уходившие «в молодчество», занимались различными промыслами. Источники не сообщают о предмете этих промыслов. Возможно, что «заполяне» занимались бортничеством, ловлей диких ястребов и соколов и их приручением. Эти товары русского экспорта пользовались наибольшим спросом как в Европе, так и в Азии, а близость районов промыслов к рынкам сбыта и торговым путям делало эту деятельность более прибыльной. Возможно, что среди промыслов было и виноградарство, но чтобы заниматься таким промыслом нужно было спускаться до Нижнего Дона. В 1521 г. сферой русского влияния на Дону были земли не ниже р. Медведица, где предлагалось провести границу⁴⁷, при том, что самые северные донские виноградники находились значительно южнее. Чаще всего «заполяне», а затем и казаки «промышляли» разбоем и сопровождением караванов по Донскому торговому пути (видимо с тех времен сохранилось выражение «промышлять разбоем»). О последнем «промысле» донского населения известно больше, чем о других видах деятельности.

В XV — начале XVI вв. на Дону участились грабежи и разбои. Золотая Орда окончательно распалась, что в совокупности с другими политическими причинами привело к отсутствию на Дону какой-либо власти.

В 1444 г. под Рязанью был вырезан весь отряд татарского царевича Мустафы. Д.И. Иловайский полагал, что татар перебила пограничная стража (пехота), мордва и «рязанские казаки Червленого Яра».⁴⁸ Сведение о рязанских казаках-червленоярцах трудно проверить, так как все авторы ссылаются на утерянную часть летописи, отраженную в работе В.Н. Татищева.⁴⁹

Амвросий Кортарини в путешествии к персидскому государю (1473 г.) писал об опасностях, которые подстерегали путешественников по Дикому Полю. Суровым напоминанием об этом были следы предыдущего каравана, без вести пропавшего в степных просторах Подонья.⁵⁰ Неизвестно, чья разбойничья ватага разграбила караван, о котором сообщил Кортарини.

В аналогичных случаях конца XV-начала XVI вв. виновниками называли ордынских, азовских казаков, хотя состав этих ватаг неизвестен. Рязанские «промысловики» или казаки тоже не делали отличий, если предоставлялась возможность разграбить проходившие караваны или угнать скот, при случае занимались вымогательством у проходивших мимо купцов. Действия казаков обычно ограничивались Диким Полем, изредка казаки выходили в дальние экспедиции, например, в 1481-1482 гг., когда они сражались с турецкими войсками под Анапой. В любом случае, казаки и их предшественники занимались в степи промыслом в широком смысле этого слова, а не в современном значении промысла как вида хозяйственной деятельности.

В середине XVI в. в состав России вошло нижнее Поволжье, началась Ливонская война и возникла потребность более широкого привлечения казаков к службе царю, что не могло не сказаться на росте численности казачьего сообщества.

Другой тенденцией XVI в. было усиление крепостничества. Судебник 1551 г. и царские указы конца XVI в. стимулировали уход русского населения на вольный Дон.⁵¹

Середина XVI в. характеризуется формированием казачества как сословия. В это время казаки уже отличаются от других средневековых слоев общества по своему правовому статусу. Казачье войско (общество) имело свою структуру управления, в самом казачестве выявляются устойчивые социальные группы.

Как военное сословие, независимое от царя, казаки впервые выступили при взятии Казани. В 1562 г. столицу ханства осаждали 6 тысяч казаков, составлявшие половину царского Полка правой руки. При этом донцы были военными союзниками Ивана IV, а не его вассалами, обязанными нести службу. В XVI в. казаки не присягали царю, и даже спустя 80 лет (в 1632 г.) отказались «целовать крест» на верность Михаилу Федоровичу. Казаки с уверенностью в своей правоте ответили царским послам следующими словами: «Крестного целования на Дону, как и зачался Дон казачьими головами, не повелось: при бывших государях старые казаки им, государям, неизменно служили не за крестным целованием: в которое время царь Иван стоял под Казанью и по его государеву указу атаманы-казаки выходили с Дону... и атаман Сус ар Федорович и многие атаманы-казаки ему государю под Казанью служили не за крестным целованием... При Михаиле Черкашенине в Пскове сидели в осаде не за крестным целованием. Донской атаман Ермак Тимофеевич покорил Сибирское царство... не за крестным целованием».⁵² Итак, казаки служили царю «по указу» (в форме воинского распоряжения, приказа) как вольное, независимое иррегулярное наемное войско. В 1661 г. они по царскому приказу сначала перекрыли «перевозы» к Казани, затем тоже по распоряжению Ивана IV пропустили через Волгу признавших русское подданство чувашей.⁵³

Несение воинской службы в пользу феодала (царя) означало предоставление сословных льгот, привилегий или выплату жалования. Некоторые историки ссылаются на царскую иммунную грамоту 1552 г. (как будто отобранную у казаков Петром I) и жалование 48 тысяч рублей, полученные казаками за взятие Казани. Однако в источниках этому нет подтверждения, поэтому о существовании самого акта, равно как о факте и сумме денежного вознаграждения можно только догадываться. Более подробным источником являются исторические песни-былины донских казаков. Например, в песнях о Ермаке Тимофеевиче говорится о политических причинах участия казаков в Казанском походе, а не об экономических выгодах от этого предприятия.⁵⁴ То же самое можно сказать об участии казаков в других военных мероприятиях середины XVI в. Сами казаки понимали службу Ивану Грозному как добровольную помощь царю, союз в войне с общим противником.

Русское правительство тоже воспринимало казачество как иррегулярных воинов, которыми сложно управлять, еще труднее подчинить воинской дисциплине (в понимании воевод XVI в.). Во время Сибирского похода Ермака он не согласовывал свои действия с планами царского воеводы и в Москву пошли жалобы о неповиновении и самоуправстве казаков.⁵⁵

Царское правительство воспринимало казаков как союзников, независимое от России сообщество. По этой причине сношение с казаками было в компетенции внешнеполитического ведомства — Посольского приказа.

Отдельной группой служилого донского населения XVI в. были городовые казаки. Первое упоминание о городовых казаках в 1502 г. прозвучало еще неотчетливо, но уже при Иване Грозном служба городовых казаков стала носить регулярный характер.

В 1550-1656 гг. была проведена военная реформа, появилось Уложение о службе 1556 г. В 1571 г. М.И, Воротынский составил первый воинский устав об организации сторожевой и станичной службы на границах. Военным ведомством стал Стрелецкий приказ.⁵⁶

Служба городовых казаков осуществлялась посредством правовой базы XVI в. Городовые казаки находились в подчинении Стрелецкого приказа и «верстались» на службу целями станицами. Стрелецкий приказ определял земельные оклады и денежное жалование служащим казакам. Военное ведомство имело право переводить служащих в другие города и станицы, через него же строилась карьера казака, а при оставлении службы выплачивалось денежное жалование. Внутреннее устройство «городового» сообщества сохранило элементы казачьей вольницы, но восприняло структуру, аналогичную городовым стрельцам. Например, у казаков сохранялось выборное самоуправление во главе с атаманом. Казачий круг обладал судебной властью. Но в качестве казачьих военноначальников по документам приказа проходят «городовой воевода», «голова» и «стольники». В «приборе» (то есть в полковых списках) находились простые казаки, объединенные в сотни, полусотни и десятки во главе с городовыми сотниками, пятидесятниками и десятниками. Поступая на службу городовые казаки давали «крестное целование» и «поручную запись». Городовое «начальство» поддерживало в казачьем войске дисциплину. Стрелецкий приказ являлся судом высшей инстанции по отношению к казачьему кругу, то есть источниками права были не только обычаи, но и государственное законодательство России XVI в. За воинские преступления (бегство на Нижний Дон, пропажу оружия и казенных денег) городовые казаки были подсудны стрелецкому приказу непосредственно. В числе городовых казаков называются дети боярские, дворяне и однодворцы. В основном городовые казаки, однодворцы осуществляли пограничную службу, охраняли крепостные сооружение засечных линий, строительство которых активизировалось в 1560-х гг. Засечные линии проходили по берегам Оки и прослеживаются на карте А. Дженкенсона. Однако форпосты оборонительных сооружений были и на верхнем Дону (Е.П. Савельев считал, что казачьи посты XVI в. были по рекам Хопер и Медведица).

До середины XIX в. на верхнем Дону упоминаются однодворцы — некогда служилые люди «засечных черт», а затем разряд государственных крестьян Центрального Черноземья. Много потомственных однодворцев было в донских селах от верховьев этой реки до Воронежа.⁵⁷

Следует отметить, что не все казачество находилось на службе русских царей в качестве союзников, то есть вольных «служилых людей», либо городовых казаков, то есть бывших «в приборе». Часть казачества находилась вне рамок политики московского правительства. На морские нападения таких казаков в 1538 г. жаловался Мурза Келмагмед. В 1548 г. атаманы Михаил Черкашенин и Истома Извальский со своими людьми разгромили турецкий отряд, направлявшийся в Астрахань. В 1549-1550 гг. ногайский хан Юсуф жаловался Ивану Грозному на казачьи разбои. Русский царь не хитрил, когда отвечал Юсуфу: «Те разбойники, что гостей ваших забирают, живут на Дону без нашего ведома, от нас бегают». Дипломатическая переписка середины XVI в. четко говорит об этой части казачества: «На Поле всегда лихих людей много, и тех людей кому можно знать»; «Наши люди их [казаков] добыть не могут» и т.д.⁵⁸ Во второй половине XVI в. разбойные нападения донцов стали обыденным явлением. Одних только морских походов казаков было около пятнадцати. Самые крупные мероприятия казаки проводили в 1662, ежегодно в 1556-1661 гг., в 1572, 1573-1576 гг. и т.д. Такими же регулярными стали казачьи рейды в Крым. Возможно, что уже в XVI в. казаки выходили в Средиземноморье.⁵⁹

Таким образом, в XVI в. можно вычленить три группы казачества по их отношению к государственной службе (служилое вольное казачество, городовые казаки, казачество, не состоявшее на службе у царя). Первые две группы составляли, как правило, «верховых» казаков, в третьей группе доминировало «низовое» казачество. Уже в 1649-1550 гг. царь как-то мог влиять на казачество к северу от Воронежа. Южнее промышляли те самые «казаки-разбойники», на которых соседние правители жаловались Ивану Грозному. Окончательное деление казаков на низовых и верховых произошло в 1580-х гг. Верховыми казаками стали считаться донцы вверх по течению Дона от Раздоров (верхних), а от Раздоров (верхних) до Азова — низовыми казаками. Затем закрепилась граница верховых и низовых казаков по ст. Цымлянской. Массовое заселение Дона верховыми казаками считается 1560 г., когда Иван IV отпустил сюда «казаков многих».

Верховые казаки упоминаются во многих царских грамотах, например, 1584, 1593 г.г. Сначала царское правительство отсылало для верховых казаков отдельные грамоты (1584, 1593 г.г.), позднее в XVII в. грамоты адресовались одновременно верховым и низовым казакам. Верховые казаки расселялись с верховьев Дона, говорили на диалекте, близком к орловско-курскому. Верховые казаки XVI в. пополнялись, в основном, за счет выходцев из Московского государства, поэтому верховые станицы носят чаще русские названия, «родовой быт» станичников напоминал русскую общину. Считается, что термин «станица», «станичная служба» появился у верховых казаков раньше, чем у низовых. Судя по грамотам XVI в. и по взаимоотношениям верховых и низовых казаков, первые были лояльнее царю и чаще поступали на службу. Казаки, жившие рядом с границами Московского государства, принимали присягу, иногда целыми станицами переходили в разряд городовых (станичных) казаков. Но в целом верховые казаки сохраняли свою «вольницу». Среди станичных и верховых казаков уже в XVI в. встречались дворяне. Рязанская писцовая приправочная книга донесла до нас имена верховых атаманов из числа мелкопоместных дворян: Семен Воейков, Ерема Матвеев, Василий Храпов и другие. Однако дворян среди казаков было немного, основную его часть составляли беглые крестьяне и холопы («новые» казаки) и потомственные донцы («старые» казаки). Последние из поколения в поколение передавали и поддерживали предание, что «казаки от казаков ведутся».

Таким образом, можно представить социальную структуру верхового казачества XVI в. В казачьем обществе встречаются служилые казаки и городовые (станичные казаки) с различными социальными оттенками типа дворян, однодворцев и т.д. Среди казаков, не состоявших на службе, находились «новые» казаки. Поступление «новых» казаков на службу Московскому государству было проблематично, так как они находились в розыске и на территории России могли быть пойманы, в то время как «с Дону выдачи не было» , а в годы правления Бориса Годунова казаков даже не пускали в Россию.

Социальный состав низового казачества тоже был неоднородным. Сюда можно добавить и большую этническую пестроту населения нижнедонских юртов, чем у верховых станичников. Казаки, жившие от Азова до верхних Раздор, чаще конфликтовали с Турцией и Крымом, что не единожды приводило к дипломатическим ссорам царей с турецкими султанами и крымскими ханами. Не всегда гладкими были взаимоотношения низовых и верховых казаков.

Низовые казаки принимали непосредственное участие в названных выше морских походах. Следовательно, донцы, контролировавшие нижнее течение Дона, в меньшей степени служилое сословие. Сюда также стремились «беглые холопы», так как найти, тем более заполучить беглецов здесь было невозможно. Городовых казаков среди них не было. Часть казаков находилась на службе Московского государства. Атаман низовых казаков Иван Кишкин был даже дворянского звания. Несложно заметить, что среди низовых казаков встречались как «старые», так и «новые». «Старые» казаки Нижнего Дона тоже вели свое происхождение от вольных степных предшественников, испокон веков живших в этих землях. В связи с этим возникает вопрос о времени появления географии расселения и этническом происхождении низового Донского казачества. Сторонники традиционной концепции происхождения казачества приводят казаков с верхнего Дона, то есть с «верховых казаков». Эта точка зрения более убедительна, логична. В досоветской и зарубежной историографии, а также у современных казачьих историков встречается другая концепция. Она доказывает местное, автохтонное происхождение низового казачества, его сложное этнокультурное развитие и своеобразие от своих северных соплеменников. С точки зрения «автохтонистов», низовое казачество было лучше организовано, боеспособнее верхнего. «Низовые» казаки, исходя из такого подхода, никуда не расселялись, поскольку всегда обитали между устьем Дона и Раздорами и, даже, уступили «верховым» часть своей территории.

Вопрос этнокультурного развития низовых казаков является ключевым, поэтому заслуживает более подробного изучения. В числе «низовых» казаков исследователи называют представителей русского и украинского средневековых народов, некоторых выходцев из черкасов, татар, турок, полиэтничных азовских казаков. При этом отношения низовых казаков с неславянскими народами в XVI в. мирными не были. Соседи по Нижнему Дону регулярно обменивались набегами, захватом пленных и военной добычи, например, взаимоотношения с черкасами. Под этим названием в XVI в. были известны запорожцы и кавказские черкесы. Первые и вторые пользовались у казаков дурной славой. Черкасы и кавказские и «литовского короля» появились здесь в конце XVI в. В 1589 г. черкесы «донских и донецких казаков хотели громить» и чтобы избежать этого потребовалась помощь русских войск. В 1593 г. «воровские черкасы» покушались на царское жалование, предназначавшееся верховым казакам, но безуспешно. В тот же 1593 г. к низовым казакам приехал русский посол Г. Нащекин, он просил отпустить на волю пленных кавказских черкасов, чтобы не осложнять и без того непростые отношения России с Османской империей. Атаманы ответили отказом, так как пленники предназначались для выкупа или обмена на сотню донцов, захваченных черкесами.

С черкасами связано название одной из донских станиц, ставшей позднее (в 1644 г.) административным центром Войска Донского. Станица была основана в 1593 г., но Днепровские казаки были известны на Дону и раньше. Считается, что в 1663 г. они во главе с Михаилом Вишневецким будто бы пришли на помощь русским войскам под Астрахань. В 1582 г. на Дону появились черкесы, известные еще в 1560-х гг., если судить по надписи «Черкасы Пятигорские» в карте А. Дженкенсона, а под 1584 г. упоминается о том, что «черкасы польского короля» живут по Дону и Донцу.⁶⁰ В любом случае, появление на Дону черкасов относится ко второй половине XVI в., как и основание Черкасского городка.

Основание Черкасского городка означало ослабление противоречий между черкасами и казаками, что должно быть взаимосвязано с формированием служилого сословия и увеличением численности казачьего населения Нижнего Дона.

В устье Дона «низовые» казаки граничили с турецким Азовом. В этом городе существовала немногочисленная христианская община, среди которой в XVI в. существовали славяне, что по мнению В.Н. Королева составляло около 10% азовских подворий. Однако к концу XVI в. славяне турецкого Азова ассимилировались либо с казаками, либо с турками, приняв в последнем случае ислам.⁶¹

Источники XV-XVI вв. упоминают об азовских казаках, которые нападали на русские окраины и караваны, например, в 1523 г. Отношения азовских казаков с турецкими властями также были плохими. Еще в 1502 г. азовские казаки вынуждены были уйти из города, опасаясь репрессий турецких властей. Этническая принадлежность азовских казаков к туркам или славянам — спорный вопрос, но из пятнадцати упоминаний об азовских казаках В.И. Вареника к периоду после 1502 г. относятся лишь четыре, последний раз в 1623 г.⁶² Время возможной ассимиляции азовских казаков донскими вполне соотносится с периодом усиления конфронтации в отношениях «донцов с Крымом и Турцией с начала 1520-х гг.⁶³

На Нижнем Дону казачье войско было более организованным, в него в XVI в. вошли черкасы и часть азовского населения. В конце XVI в. происходит сплочение низовых казаков, в то время как силы верхового казачества были распылены и единого центра у последних еще не было.⁶⁴

В целом «верховые» и «низовые» донские казачьи войска в конце XVI в. представляли собой две большие общины, размещенные на единой, независимой территории. Численность Войска Донского в то время составляла не менее б тысяч казаков, а возможно 10-12 тысяч человек. С учетом казачества, не входившего в войска, численность населения была в несколько раз выше. Основу казачества составляли славяне (русские, украинцы), которые исповедывали христианство. В конце XVI в. на Дону было уже до 40 казачьих городков (известных по письменным источникам). Казачество как общество имело свою структуру, свои органы демократического самоуправления, правовые обычаи. Общественные и правовые институты казачества воспринимались как непосредственно у своих «служилых» предшественников по Дикому Полю, так и у соседей, в основном у Русского государства, и трансформировались в институты собственной «квазигосударственности». Таким образом, у донских казаков конца XVI в. были все признаки суверенного государства, но само государство по политическим и социальным причинам казаки не сформировали.

¹ Перевозчиков В.И. Гончарный комплекс XIV в. в котловане под Домом Быта «Юбилейный». — Историко-археологические исследования в Азове и на Нияшем Дону в 1991 г. Вып. 11. — Азов: Азовский Краеведческий музей, 1993, с. 160-224; Рязанов С.В. Гончарная печь на Куричанском поселении. — Историкоархеологические исследования в Азове и на Нижнем Дону в 1989 г. Вып. 9. — Азов: Азовский Краеведческий музей, 1990, с. 109-110; Рязанов С.В. Металлургические изделия Куричанского поселения. — Историко-археологические исследования в Азове и на Нижнем Дону в 1993 г. Вып. 13. — Азов: Азовский Краеведческий музей, 1994, с. 135; Рязанов С.В. Неполивная керамика славянского (куричанского) поселения близ Таганрога. // Краеведческие записки. — Новочеркасск: МИДК, 1994, с. 8-9; Ларенок П.А. Хронология средневекового слоя городища «Самбек». — Проблемы хронологии археологических памятников степной зоны Северного Кавказа. — Ростов-на-Дону: Изд-во РГУ, 1983, с. 128-129; Рязанов С.В. Неполивная керамика славянского (куричанского) поселения близ Таганрога. // Краеведческие записки. — Новочеркасск: МИДК, 1994, с. 8-9; ЧисловаВ.А. Поливная керамика в «Куричанском» поселении.
Проблемы хронологии археологических памятников степной зоны Северного Кавказа. — Ростов-на-Дону: ИРУ, 1983, с 132; Виноградов В.Б., Нарожный Е.И., Голованова С.А. О древнерусских предметах на Северном Кавказе. / Россия и Северный Кавказ. — Грозный, 1990, с. 48-53; Гуркин С.В. Половцы Евразийских степей (проблемы этнополитической истории VIII - первая треть XII в. Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата исторических наук. — Ростов-на-Дону, 2000, с. 23-24.
² Бейлис В.М. Ал-Идриси о Восточном Причерноморье и юго-восточной окраине русских земель. — Древнейшие государства на территории СССР. — М., 1984, с. 212; Рыбаков Б.А. Русские земли по карте Идриси в 1154 г. // КСИИМК. Вып. XLIII. — М., 1952, с. 18; Славяне и Скандинавы. / Пер. с нем. Мельниковой Е.А. — М.: Прогресс, 1986, с. 175.
³ Жития Святых на русском языке, изложенные по руководству Четьих-Миней святителя Дмитрия Ростовского. Рождества Богородицы Свято-Парфиунтьев Богородицкий Монастырь. Месяц «Май». — М.: Молодая гвардия, 1997; Четьи-Миней. Казачий словарь-справочник. Т. 3: Раа-Ятовь. / Сост. Губарев Г.В. Ред.-изд. Скрылов А.И. Репринтн. воиспроизв. изд. 1969 г. — М.: Созидание, 1992, с. 293.
⁴ Гаркави А.Я. Об языке евреев, живших в древнее время на Руси. СПб., 1866; Гумилев Л.Н. Поиски вымышленного царства. Легенда о «государстве» пресвитера Иоанна. — М.: изд-во «Ди-Дик», 1994, с. 360-361, 396-398; Гумилев Л.Н. Этногенез и биосфера Земли. (Свод №3. Международный альманах). — М.: изд-во «Ди-Дик», 1994, с. 352, 417.
⁵ Савельев Е.П. Древняя история казачества. «Историческое исследование»-. Ч. 1. — Новочеркасск: тип. «Донской Печатник», 1915, с. 130-141.
⁶ См. также: Казачий словарь-справочник. Т. 3. С. 145-146, 255
⁷ Вареник В.И. Происхождение Донского казачества. — Ростов-на-Дону: Экспертное бюро, 1996, с. 159.
⁸ Волков И.В. Гостевая церковь — Мечеть Баезида Вели в Азове. Историко-археологические исследования в г. Азове и на Нижнем Дону в 1989 г. Вып. 9. — Азов: Азовский краеведческий музей, 1990, с. 136-150; Бойко А.Л. Православные древности Азова в храмах столиц Войска Донского. Краеведческие записки. Вып. 1. — Новочеркасск: МИДК, 1994, с. 42-58.
⁹ Савельев Е.П. Древняя история казачества. «Историческое исследование». Ч. 1. — Новочеркасск: тип. «Донской Печатник», 1915, с. 175.
¹⁰ Казачий словарь-справочник (Указ. соч.). Т. 1. С. 87.
¹¹ Мининков Н.А. Донское казачество на заре своей истории. (Указ. соч.) С. 587.
¹² ПСРЛ. Т. 2. — М., 1962. Стб. 342; ПСРЛ. Т. 7. СПб., 1856. С. 39.
¹³ ПСРЛ. Т. 7. С. 121.
¹⁴ ПСРЛ. Т. 7. С. 131-182; ПСРЛ. Т. 10. — М., 1965. С. 91-92.
¹⁵ ПСРЛ. Т. 15. Вып. 1. — Пг., 1922. С. 63
¹⁶ Казачий словарь-справочник (Указ. соч.) Т. 1. С. 88.
¹⁷ Хрестоматия по истории Подонья и Приазовья. / Сост. Лунин Б.В., Кравцов М.И., Миллер М.А. и др. Кн. I. — Ростов-на-Дону: Рост. обл. кн. изд-во, 1941. с. 41.
¹⁸ Огиовано-дель-Плано Карпини. История монголов, Гильом де Рубрук. Путешествие в восточные страны. — М.: «Наука», 1957, с.46-110; Тизенгаузен В.Т. Сборник материалов, относящихся к истории Золотой Орды. Т. 1. Извлечения из сочинений арабских. — СПб, 1884, с.25-28.
¹⁹ Плетнева С.А. [Обзор неопубликованных археологических отчетов и источников]. На славяно-хазарском пограничье. Дмитриевский комплекс. — М.: «Наука», 1989, с. 53.
²⁰ Ларенок П.А. Раскопки Таганрогской археологической экспедиции и Донского археологического общества в 1995-1997 гг.
Историко-археологические исследования в г. Азове и на Нижнем Дону в 1995-1997.гг. Вып. 15. — Азов: Азовский Краеведческий музей, 1998,с. 114.
²¹ Ларенок П.А. Хронология средневекового слоя городища «Самбек». — Проблемы хронологии археологических памятников степной зоны Северного Кавказа. — Ростов-на-Дону: Изд-во РГУ, 1983, с. 128-129.
²² Числова В.А. Поливная керамика в «Куричанском» поселении. Проблемы хронологии археологических памятников степной зоны Северного Кавказа. — Ростов-на-Дону: ИРУ, 1983, с. 132; Рязанов С.В. Гончарная печь на Куричанском поселении. Историко-археологические исследования в Азове и на Нижнем Дону в 1989 г. Вып. 9. — Азов: Азовский Краеведческий музей, 1990, с. 110-112; Рязанов С.В. Неполивная керамика славянского (куричанского) поселения близ Таганрога. // Краеведческие записки. — Новочеркасск: МИДК, 1994, с. 14-18.
²³ Волков И.В. Исследования Южнороссийской комплексной экспедиции в Приазовье в 1995-1997 г.г. — Историко-археологические исследования в г. Азове и на Нижнем Дону в 1995- 1997 гг. Вып. 15. — Азов: Азовский Краеведческий музей, 1998, с. 53.
²⁴ Рязанов С.В. Неполивная керамика славянского (куричанского) поселения близ Таганрога. // Краеведческие записки. — Новочеркасск: МИДК, 1994, с. 14-15.
²⁵ Цыбин М.В. Юго-Восточная окраина Руси во второй половине XIII-XIV вв. (район Среднего Подонья). — Социально-экономическое развитие древних обществ и археология. — М.: Наука, 1987, с. 170.
²⁶ История русской церкви Макария. — М.: ИДДК, 2000; Мининков Н.А. Указ. соч. С. 60-61.
²⁷ Никоновская летопись. ПСРЛ. Т. 2. — М., 1965, с. 184.
²⁸ Волков И.В. Исследования Южнороссийской комплексной экспедиции в Приазовье в 1995-1997 гг. — Историко-археологические исследования в г. Азове и на Нижнем Дону в 1995-1997 гг. Вып. 15. — Азов: Азовский Краеведческий музей, 1998, с. 52-53; Тихомиров М.Н. Средневековая Россия на международных путях XIV-XV в.в. / Под ред. Шмидта С.О. — М., 1992, с. 186-187.
²⁹ Вареник В.И. Происхождение Донского казачества. — Ростов-на-Дону: Экспертное бюро, 1996, с. 153.
³⁰ Хрестоматия по истории Подонья и Приазовья. / Сост. Б.В. Лунин, М.И. Кравцов, М.А. Миллер и др./ — Ростов-на-Дону: Рост, обл. кн. изд-во, 1941. — Кн. I. С. 137-141; Огиовано-дель-Плано Карпини. История монголов, Гильом де Рубрук. Путешествие в восточные страны. —М.: «Наука», 1957, с.46-110.
³¹ Тизенгаузен В.Т. Сборник материалов, относящихся к истории Золотой Орды. Т. 1. Извлечения из сочинений арабских. — СПб, 1884, с. 285-286; Хрестоматия по истории Подонья и Приазовья. / Сост. Б.В. Лунин, М.И. Кравцов, М.А. Миллер и др. — Ростов-на-Дону: Рост. обл. кн. изд-во, 1941. — Кн. I. С. 123.
³² Хрестоматия по истории Подонья и Приазовья. / Сост. Б.В. Лунин, М.И. Кравцов, М.А. Миллер и др. — Ростов-на-Дону: Рост, обл. кн. изд-во, 1941. — Кн. I. С. 135.
³³ Тихомиров Н.М. Древняя Москва XII-XVIв.в. — М., 1992, с. 161; Хрестоматия по истории Подонья и Приазовья. / Сост. Лунин Б.В., Кравцов М.И., Миллер М.А. и др. — Ростов-на-Дону: Рост. обл. кн. изд-во, 1941. — Кн. I. С. 143-144.
³⁴ Указатель археологических культур и памятников. — Степи Евразии в эпоху Средневековья. [А.К. Амброз, В.Б. Ковалевская, И.Л. Кызласов, Б.А. Рыбаков и др.] / Отв. редактор С.А. Плетнева. — М.: «Наука», 1981, с. 146.
³⁵ Указатель археологических культур и памятников. — Степи Евразии в эпоху Средневековья. [А.К. Амброз, В.Б. Ковалевская, И.Л. Кызласов, Б.А. Рыбаков и др.]; Отв. редактор С.А. Плетнева. — М.: -«Наука», 1981, с. 155-156.
³⁶ Антоний Дженкенсон, Английские путешественники о России. — М., 1937.
³⁷ По Сигизмунду Герберштейну Верховья Дона, в том числе Иваново-озеро было в составе Московии (1517 и 1526 г.г.). См: Записки о московских делах. // Указатель археологических культур и памятников. — Степи Евразии в эпоху Средневековья. [А.К. Амброз, В.Б. Ковалевская, И.Л. Кызласов, Б.А. Рыбаков и др.]. / Отв. редактор Плетнева С.А. — М.: «Наука», 1981, с. 158-159.
³⁸ Мининков Н.А. Указ. соч., рис. 1. См. также: Кордт В.А. Материалы по истории русской картографии. Серия I. Вып. 2. — Киев, 1910, № 45; Английские путешественники о России. — М., 1937.
³⁹ Эвлия Челеби. Книга путешествия. Вып. 2. — М., 1979, с. 48.
⁴⁰ Хрестоматия по истории Подонья и Приазовья. / Сост. В.В. Лунин, М.И. Кравцов, М.А. Миллер и др. Кн. I. — Ростов-на-Дону: Рост. обл. кн. изд-во, 1941, с. 154-155.
⁴¹ Сб. РИО. Т. 41. С. 366
⁴² Казачий словарь-справочник. Т. 2. С. 45.
⁴³ Казачий словарь-справочник. Т. 1 (указ. соч.). С. 145; Сб. Русского исторического общества (РИО). Т. 41. — СПб, 1884. С. 412; Мининков Н.А. Указ. соч. С. 16.
⁴⁴ Сб. РИО. Т. 41. С. 413; Мининков Н.А. Указ. соч. С. 97.
⁴⁵ Мининков Н.А. Указ. соч. С. 104.
⁴⁶ Казачий словарь-справочник. Т. 1. С. 187.
⁴⁷ Мининков Н.А. Указ. соч. С. 102.
⁴⁸ Иловайский Д.И. История Рязанского княжества. — М.: Изд-во МНК, 1884; Савельев Е.П. Средняя история казачества. Историческое исследование. Часть II. Т. 2. — Новочеркасск: Донской печатник, 1916, с.190-191.
⁴⁹ Казачий словарь-справочник. Т. 3. С. 48.
⁵⁰ Хрестоматия по истории Подонья и Приазовья. / Сост. Лунин Б.В., Кравцов М.И., Миллер М.А. и др. — Ростов-на-Дону: Рост, обл. кн. изд-во, 1941. — Кн. I. С. 146.
⁵¹ Цечоев В.К. История государства и права России с древнейших времен до 1861 г. — Ростов-на-Дону, 2000, с. 205-213; Мининков Н.А. Указ, соч., с. 68-96.
⁵² Цит. по: Савельев Е.П. Средняя история казачества. С. 236.
⁵³ Мининков Н.А. Указ. соч. С. 117.
⁵⁴ Савельев Е.П. Указ. соч. С. 242; Исторические песни XIII-XVI вв. — М.-Л., I960. С. 505.
⁵⁵ Казачий словарь-справочник. Т. 1. С. 23]; Мининков Н.А. Указ. соч. С.128.
⁵⁶ См., напр.: Цечоев В.К. История государства и права России с древнейших времен до 1861 г. — Ростов-на-Дону, с. 186-194
⁵⁷ См. подр.: Цечоев В.К. История государства и права России с древнейших времен до 1861 г. С. 326, 433, 453-454; о городовых казаках см. подр.: Савельев Е.П. Средняя история казачества. С. 228-229, 232-235; Воронежские акты. Книга I. — Воронеж: Издание Воронежского губернского статистического комитета, 1885-1886, с. 102; Казачий словарь-справочник. Т. 1. С. 145-147; Мининков Н.А. Указ. соч. С. 110, 130, 134, 138-139; Анпилогов Г.Н. Рязанская писцовая приправочная книга конца XVI века. — М., 1982, с. 221.
⁵⁸ Хрестоматия по истории Подонья и Приазовья. / Сост. Лунин Б.В., Кравцов М.И., Миллер М.А. и др. Кн. I.— Ростов-на-Дону: Рост. обл. кн. изд-во, 1941.
⁵⁹ Королев В.Н. Морские набеги казаков на восточный Крым. // Донская археология, 1999, № 3-4, с. 110-111; Королев В.Н. Славяне турецкого Азова. Указ соч.; Королев В.Н. Выходили ли казаки в Средиземное море? Исторические этюды. Указ. соч., с. 47-56; Королев В.Н.; К вопросу о славяно-русском населении на Дону в XIII-XVI вв. — Северное Причерноморье и Поволжье во взаимоотношениях Востока и Запада в XII-XVI вв. / Под ред. Г.А. Федорова-Давыдова.— Ростов-на-Дону, 1989, с. 124-125; Скорик А.П., Лепилов А.Г. Донские казаки как морские охотники. Возрождение казачества: история и возрождение. — Новочеркасск, 1995, с. 132-162.
⁶⁰ См. подр.: Мининков Н.А. Указ. соч., с. 140.
⁶¹ Королев В.Н. Славяне турецкого Азова. Указ. соч. № 2. С. 19.
⁶² Вареник В.И. Указ. соч., с. 187; см. также: Казачий словарь-справочник. Указ. соч. с. 23-24.
⁶³ Королев В.Н. Славяне турецкого Азова. Указ. соч., с. 18.
⁶⁴ Мининков Н.А. Указ. соч. С. 146.

<<Назад Вперёд>>

Просмотров: 12170

загрузка...

Другие книги по данной тематике