Эта книга находится в разделах

Список книг по данной тематике

Реклама

Е.И.Дулимов, В.К.Цечоев.   Славяне средневекового Дона

5.3. Возникновение казачьего субэтноса и формирование основ казачьей государственности

Современные историки в большинстве своем склоняются к тому, что процесс формирования казачьей общности на Дону шел параллельно с христианизацией распадавшейся Киевской Руси и борьбой Московской Руси с татаро-монгольским игом. Войско Донское существовало, согласно выявленным на современном этапе развития науки источникам, уже в середине XVI в. Первое косвенное упоминание о донских лихих «молодеческих» казаках содержится в наказе Ивана III 1602 г. Широко известен ответ Ивана Грозного ногайскому князю Юсуфу в 1549 г. В нем говорится о донских «разбойниках» — беглых людях, которых «нельзя достать». В летописи о покорении Казани указывается, что казачьи отряды были среди участников штурма города. В феврале 1571 г. князь Воротынский разработал Устав строевой и станичной службы, в котором произведено деление казаков на городовых — полковых и на сторожевых — станичных. Но официальное начало — старшинство — установлено Донскому войску 3 января 1570 г. Именно в этот день боярин Иван Новосельцев привез на Дон грамоту казакам с царским обещанием выплачивать им за службу жалованье.

Однако, несмотря на все приведенные выше факты, вопрос о времени зарождения Войска Донского остается дискуссионным. Бесспорны лишь три фактора, обусловившие развитие казачества: 1) беглое русское крестьянство; 2) местное автохтонное население;
пришлые восточные племена.

С течением времени стала доминировать точка зрения о миграционном происхождении казачества. Она объясняет этот процесс как результат развития российской государственности, в ходе которого имело место складывание деспотического режима и крепостничества. Теория древности и прямого происхождения, в частности «бродничества» как источника казачества, не имеет пока достаточно глубокого обоснования. Что касается других племен и народов, то они сыграли определенную, но не решающую роль в формировании казачьей народности (субэтноса) как имманентной части русского православного народа. По мере усиления потока на Дон беглецов от крепостнических порядков резко росла роль активной маргинализированной части великорусского крестьянства. Это и обусловило славянизацию и русификацию немногочисленных автохтонных элементов местного населения. Беглые крестьяне, испытывая чувство вражды, как к помещикам, так и к крепостническому государству, пытались на свободных территориях установить альтернативные социальные порядки. Они активно сопротивлялись своей интеграции в состав Московского царства и даже пытались сформировать свое собственное государство.

Историк «тихого» Дона В.Д. Сухоруков писал, что сюда стекались удальцы всей Руси, перегар вулканических страстей, которые волею и неволею отторгались из среды русского народа для разгульной жизни в степях и лесах, избить неверных, добывать стяжания саблей и винтовкою. Соединясь на берегах нижней части Дона, это сословие укрепилось каким-то диким братством, стало повиноваться собственному уставу, неписаному, но и не менее крепкому, простому, оригинальному, оковавшему всех, уставу, охранявшему целость братства и общества, но предоставлявшему полный разгул воле каждого, и эта воля частная, и воля общая была упрямая, безотчетная. Это общество вдруг начало жить отдельною жизнью, в нем, видимо, проявлялся возрождающийся народ, имеющий одно общее стремление и общую цель.

Современные казаковеды, в частности Н.А. Мининков, глубоко проанализировали ряд крупных источников и пришли к выводу, что к концу XVI в. на Дону преобладали выходцы из социальных низов России. Однако имелись и значительные вкрапления представителей дворянства, мелких служилых людей южных городов. Иной раз историки в погоне за новыми методологическими новациями сводят на нет абсолютно реально существовавшие социальные компоненты исторических процессов, заявляя, например, что бегство на Дон крепостных крестьян не являлось проявлением классового протеста или что казачество происходит от сармат и скифов, древних руссов и даже чуть ли не от римлян. Казачество не только являлось в основном частью восточнославянского, прежде всего русского населения. Оно само признавало себя частью русского народа, а Донскую территорию — одной из земель «Московской области». Это не означает отрицания факта развития тесных связей с окружающими народами, но исключает постановку вопроса о казачестве как самобытно формирующемся этносе, в той же степени, что и русский.

По подсчетам Н.А. Мининков, казачество насчитывало в XVI век 8-10 тыс. человек. После распространения семейной жизни на Дону и появления к началу XVII в. слоя коренного, потомственного казачества численность его поднялась до 20 тыс., и в этих пределах оставалась до конца века. Эти данные имеют принципиальное значение, так как показывало реальное значение казачества как серьезного геополитического фактора пределах «Дикого поля» между Доном и Волгой.

Обширная и целостная территория Юга России в совокупности природно-климатическими условиями послужила основой воспроизводства и сохранения казачьего субэтноса. Это наложило отпечаток на внутри хозяйственную организацию этносоциальной аморфной общности, образовавшейся в «контактных зонах» естественноисторическим путем, — донское, запорожское, терское и яицкое казачество. Другие казачьи общности сформировались по инициативе правительства в XVIII-XIX вв. В качестве примера можно привести Астраханское, Семиреченское, Черноморское и другие казачьи войска, в которых преобладали не этнические, а социальные процессы и которые изначально субэтносами не являлись. Здесь доминировали не этнолингвистические признаки возникновения казачества а функциональный принцип создания казачьих войск для несения сторожевой службы и охраны границ на период ведения боевых действий. Например, Азовское, Бугское, Чугуевское казачьи войска были вскоре, по мере решения поставленных задач, ликвидированы.

Процесс становления и развития донского казачества протекал на фоне широкой неказачьей этнической среды, что не могло не сказаться на его составе и структуре. В казачество проникали различные этнические группы, с которыми оно находилось в естественном контакте. Общности казаков и неказаков часто смешивались, но не поглощали друг друга, а органично существовали одна возле другой. На Дону проживали калмыки, которые в первой половине XIX в. начали привлекаться для несения службы, а с XVII-XVIII вв. также старообрядцы, молокане и т.д.

О предыстории славяно-русского населения, бродников, кочевников евроазиатских степей, осевших на Дону в XII-XV вв., и других предшественников казачества сохранилось мало сведений. Ликвидация татаро-монгольского ига и укрепление Российского централизованного государства, распространение влияния Османской империи на районы Северного Причерноморья, Придонья-Приазовья и степного Предкавказья существенно влияли на развитие местного населения в количественном и качественном отношении. Появление донского казачества как самостоятельной военной и политической силы в первой половине XVI в. считается в исторической литературе временем его возникновения. Первые казачьи городки на Дону были, по мнению археологов, построены во второй четверти XVI в. и представляли собой земельные крепости, обнесенные рвами и земельными валами. Они располагались недалеко от Азова и при впадении реки Аксай в Дон. В течение второй половины XVI — первой половине VII в. казачьи городки возникли на среднем и верхнем Дону, его притоках — Северском Донце, Хопре, Медведице, Бузулуке, Вороне, Белой и Черной Калитве и др.

Постоянные потери казаков в разбойных походах «за зипунами», серьезная опасность нападений на городки орд кочевников, отсутствие стабильных источников пропитания естественно ограничивали приток населения на Дон.

Выживание казачества в сложных природно-климатических условиях часто во враждебном социально-политическом и религиозном окружении было невозможно без корпоративной замкнутости, опиравшейся на иерархические принципы построения, прежде всего подчинения и управления. Из истории мировой цивилизации известно, что практически все этносы, расселявшиеся в контактных зонах, вели полукочевой, полувоенный образ жизни. Для них типичным являлось разделение общества на относительно быстро и легко управляемые, численно фиксированные структуры. Сотенно-десятичная организация восходила к временам военной демократии и была распространена на обширной территории Руси, у южных славян, кочевников евроазиатских степей, со времени татаро-монгольских завоеваний.

А.П. Пронштейн, А.С. Козлов, Б.В. Лунин возникновение войсковой организации у вольного казачества относят к концу XVI — началу XVII в., а завершение — к 30-40-м гг. XVII в. Основными признаками войска они считают наличие военной дружины и сельской соседской общины.

В XVI-XVII в.в. организация военных мероприятий отвлекала значительную часть мужского трудоспособного населения. Численность казачества была незначительной и колебалась в зависимости от внутриполитического положения в стране и международных отношений. Служба Московскому государству носила не всеобщий, а добровольно вынужденный характер. Городовые казаки имели много общего со служилыми людьми Московской Руси, но отличались и яркими особенностями. В допетровской Руси казачьи войска не входили в состав постоянных вооруженных сил и были скорее их союзническими отрядами. Казачьи подразделения формировались из членов полунезависимых от государства казачьих общин и пользовались известной автономией, позволяя себе даже менять политическую ориентацию.

Борьба, которую вели донские казаки против Османской империи и ее вассалов, была выгодна России, но закономерно периодически осложняла отношения между Россией и ее южными соседями. Это объяснялось тем, что казачество не имело легитимного социального, политической правового статуса. В это время не были законодательно признаны Россией и Турцией права казачества на занимаемую территорию. Своевольная внешнеполитическая деятельность казачества зачастую ставила в тупик противоборствующие государства, прежде всего Россию.

Великие князья Московские Иван III и Василий III в начале XV вели активную политику по собиранию русских земель вокруг Москвы и сформировали ядро независимого Русского государства. Едва освободившись от татаро-монгольского ига, оно закономерно вступило в соперничество с мусульманскими государственными образованиями на востоке и борьбу с экспансией Турции на юге. Русь объективно стремилась к естественно зафиксированным геополитическим границам по берегу моря и горам. Однако экономических и военно-политических сил у Москвы для решения этих глобальных задач не хватало. Поэтому Русское государство было жизненно заинтересовано в сохранении контроля над южными территориями со стороны православного русского казачьего населения, несмотря на его специфическое полуанархическое устройство и определенную конфронтацию с крепостническими порядками на Руси.

В результате Дон и позднее Кубань, Терек, Нижняя Волга стали своеобразными естественными колониями русской нации, которые развивались на основе военной демократии и народоправства, т.е. форм правления, которые напоминали внешне республиканский политический режим. «Гулящие люди» — казаки объединялись здесь в «ватаги» — станицы, во главе которых были атаманы и есаулы. Все дела станицы решались на «кругу» — общем собрании всех членов казачьей общины.

Наряду с вольными казаками существовали уже тогда казаки служилые (городовые) — всадники с легким вооружением на службе русских правителей. Они управлялись через Разрядный, а позднее через Казачий приказ. Однако вольные донские казаки имели периодические сношения с Русью и входили в сферу внешней политики Московского государства, выполняя определенные функции. В результате во второй половине XVI в. на Дону образовалась мощная казачья община, которая вызывала раздражение крымского хана и турецкого султана, считавших казаков слугами царя Ивана. Однако на основании этих фактов неправомерно считать стихийно функционировавшую, достаточно разрозненную общность республикой или иным государственным независимым образованием. В то же время ошибочно сводить вопрос исключительно к жизнедеятельности казачьих общин, объединивших население в приграничных областях. На наш взгляд, сформировалось уникальное протогосударственное независимое образование под специфическим названием — «Войско Донское». Оно длительное время функционировало, находясь на грани перехода к этапу оформления государственности, но так и не перешло ее. Многочисленные исторические факты доказывают, что существовала тенденция образования устойчивой государственности наряду с тенденцией развития субэтноса в полноценный этнос, однако ни первая, ни вторая тенденции в силу объективных причин не получили завершения.

Казачество постепенно превратилось из субэтноса в военно-служебное сословие, сохранившее свои субэтнические культурные и иные характеристики. Это мнение расходится с точками зрения тех исследователей, которые считают, что феодальные сословия сформировались в России только в XVIII веке. В частности некоторые авторы считают, что статут сословной корпорации не давался властью сверху, а вырабатывался самой корпорацией, существовал в виде неписаного регламента или традиционного обычая и только затем санкционировался в той или иной форме государством. В отношении казачества надо, по их мнению, иметь в виду уникальный характер казачьего сословия, являвшегося исключением в российском социуме. Однако, думается, казачья исключительность не имела абсолютного характера, и сословность в России также не была изобретением казачества.

Вопрос о материальной обеспеченности донского казачества нельзя сводить к констатации наличия как домовитых казаков, так и голутвенного казачества. Как показал Н.А. Мининков, основная часть донского казачества относилась не к этим группам. Оно занимало промежуточное положение, отличаясь относительной самостоятельностью. В обеспечении благосостояния казаков особую роль играла военная добыча. «Зипунные мотивы» прослеживались в каждом казачьем боевом мероприятии. Имелись промыслы как фактор хозяйствования. Нельзя игнорировать и фактор территориальной поддержки со стороны московского правительства.

Поначалу на Дону практически отсутствовало земледелие. За занятие им казакам полагалось жестокое наказание. Казаки всеми силами стремились не допустить социальной дифференциации по типу Московского государства. Этот аспект нуждается в дальнейшем особом осмыслении. В именно отсутствие устойчивого земледелия тормозило процесс социальной дифференциации в среде казачества. Это затрудняло своевременное создание государственного аппарата казачьей республики, писаного войскового права и т.д. Основная масса казачества была достаточно обеспечена. На этой базе сложилось стабильное устойчивое сообщество, которое развивалось без особых катаклизмов вплоть до середины XVII века. Только позднее стали обостряться социальные различия, формироваться противоречия, послужившие предпосылками разинского восстания.

Существовала легенда о том, что Иван Грозный в специальной «хартии» пожаловал казакам за помощь во взятии Казани не принадлежащую Руси реку Дон и прилежащие земли, а также свободу от податей и повинностей. На этой обширной территории казаки строили «городки», осваивали завоеванные ими земли. Однако, бесспорно, такое пожалование самодержавным царем было объективно невозможно как по социальным причинам, так и по юридическим. Известно, что наличие свободной, никому подчиняющейся православной русской общности казаков вызывало, с одной стороны, недовольство самодержца, с другой — удовлетворение самим фактом освоения Дикого поля казачеством как фактическим авангардом русской нации с перспективой присоединения этих территорий к Руси. Московское правительство первоначально использовало донцов в целях охраны русских послов, разведки, набора вооруженных вспомогательных отрядов для конкретных походов. Известно участие казаков во взятии Казани, в «сидении» в осажденном Пскове, в завоевании Ермаком Сибири. При Федоре Иоанновиче казаки участвовали в походах на Нарву и Иван-город, при Борисе Годунове — в обороне Москвы от татар, и т.п. Наиболее успешными и показательными для понимания взаимоотношений казачества и Москвы является взятие казаками Азова. Хотя эти самовольные захваты турецкой собственности и набеги были на руку Москве, царское правительство отказывалось от прямой поддержки казаков. Оно не обладало достаточными возможностями для ведения широкомасштабных войн с Турцией. Цари писали султану, что казаки из беглых живут на Дону не по велению Москвы и делают свои дела без ведома правительства.

Войско Донское, действительно, формально не слушалось царя и считало себя независимым, хотя несло спорадически вспомогательную службу русскому царю на добровольных и взаимовыгодных началах. Причем, исполняя добровольно взятые на себя обязанности, казаки могли в любой момент это прекратить, если считали себя обиженными. За службу они получали в XVI в., хотя и нерегулярно, продовольственные и воинские припасы, в которых очень нуждались, так как не имели ни земледелия, ни производства. Такая ситуация сложилась и на Яике (Урале), Волге, Тереке.

Великое Войско Донское стремилось не терять тесной связи с православной Россией, но оно и не сливалось с остальными землями, вошедшими в состав Московского государства. Оно продолжало по своему складу быть особняком и сохраняло древнерусские, вечевые военно-демократические несложные начала атаманско-кругового строя, которым подчинялась вся разноплеменная вольница, вошедшая в состав войска.

Очень важно правильно оценить состояние знаменитой казачьей квазигосударственной демократии. Казачьи войсковые круги как институт войскового права и суда оказались неповторимыми государственно-правовыми структурами и традициями казачьего общежития. Казачество вполне могло превратиться в условиях непрерывных военных действий и преодоления постоянных угроз со всех сторон в настоящие орды грабителей с деспотической властью по типу известных флибустьерских общностей, но этого не произошло. Более того, казачество совершенно серьезно считало себя «рыцарским» сословием. Оно вполне осознанно представляло свою атаманско-круговую демократию как альтернативу российским крепостническим порядкам. Это рельефно проявилось во время восстания под предводительством Степана Разина. Надо помнить, что истоком демократизма казачьей общины были позитивные стороны русских крестьянских общин и христианской духовности, особое влияние православия на развитие казачества. Характеризуя казачью демократию, нельзя ее абсолютизировать, забывать об ее ограниченности и исторически преходящем характере, об отсутствии механизмов самозащиты казачества в случае наступления благоприятных перемен и попыток отдельных групп казачества узурпировать власть и навязать свою волю войсковому кругу. На наш взгляд, несовершенство войскового права, отсутствие писаного права и поста войскового судьи, юридическая неоформленность ведущих институтов казачества — атаманства и войскового круга предопределило печальную судьбу казачьей квазигосударственности. Когда на Дон усилился приток беглых крестьян, и возросла численность голытьбы, усилились амбиции казачьей старшины. Тут казачья демократия стала давать сбои и вошла в состоянии кризиса. Антидемократические тенденции связаны не только с сословными противоречиями, но и с грубейшим пренебрежением со стороны казаков-разинцев демократическими круговыми традициями.

Демократическое устройство самоуправления казачества имело определенную преемственность от обычаев и традиций северных — Новгородских территорий. Правда, в условиях закрытости Дона, отсутствия крепостнического насилия вечевые демократические традиции трансформировались, а свобода приобрела характер вольницы. Это не означает обязательного прямого заимствования, но является выражением традиционной антагонизма между московским деспотизмом и вольнолюбивым населением окраинных территорий. Дон объективно стал местом сосредоточение русского народоправства, что не исключает и элементов миграции из севера. Проблема генетической связи Новгородской республики и Войска Донского нуждается в дополнительном исследовании.

Как строилось казачье самоуправление? В станицах был станичный круг (или «сбор»), а во всем войске — общий войсковой круг. В круге участвовали все казаки без всяких различий. Все дела судились и решались кругом (голоса, конечно, не считались). После долгих споров, так или иначе, приходили к общему решению, которое и становилось обязательным для каждого казака. Для исполнения своих решений, круг избирал из своей среды атамана, который в составе круга, когда круг собирался, являлся со знаком своего достоинства — булавой или насекой, хотя и без власти теперешнего председателя. Если же круг собирался для избрания атамана, старый атаман кланялся на все четыре стороны и складывал перед кругом знаки своего достоинства.

Атаманы избирались ежегодно. Сложивший это звание возвращался в общий состав и уже не имел никаких привилегий, кроме нравственного авторитета. Круг делал и общие распоряжения, судил частные дела, назначал походы и поиски, разделял поземельные и другие довольствия, приговаривал к наказаниям и даже смертной казни. В помощь войсковому атаману избирались кругом, на тот же срок, два войсковые есаула. Они исполняли приговоры круга по приказанию атамана. Письменными делами круга заведовал войсковой дьяк. Подобно общему войсковому управлению образовались с XVI века и частные управления: каждая станица выбирала своего станичного атамана. Идя в поход и составляя полки, войсковой круг избирал полковых старшин, а полковые круги — прочие военные должности: есаулов, сотников и хорунжих. По возвращении домой все слагали свои должности и становились вновь простыми казаками.

Московское правительство постоянно стремилось урезать казачьи территории, постепенно наступая на них с севера и с востока. В 1593 г. Борис Годунов попытался наложить руку на донцов и превратить их в подданных Москвы, служилых казаков. Царское посольство во главе с Нащокиным было отвергнуто, и возникла конфронтация с московской властью. Годунов угрожал Дону войной и прекратил поставки казачеству припасов, т.е. начал своеобразную блокаду Дона. Позиция Бориса Годунова сыграла негативную роль в период Смуты, когда независимое казачество поддержало ЛжеДмитрия.

Во время Смуты казачество заняло позиции, которые одни историки называют антинациональными, другие — антигосударственными, третьи - разбойными, четвертые — даже революционно-освободительными. В реальной действительности в этот период действовали различные группы казачества. Было служилое казачество польской Украины, «воровские» казаки, жаждавшие наживы, были донские вольные казаки, стремившиеся к народоправству и круговой демократии, но уважавшие самодержца как национального вождя и Божьего помазанника. В рамках каждой группы казачества существовали свои противоречия, что сказывалось на их политической позиции. Поэтому нельзя говорить однозначно о позиции всего казачества.

В начале XVII в. большая масса казаков ушла на службу к Лжедмитрию I, приняла участие в крестьянской войне под предводительством И.И. Болотникова, активно действовала совместно с запорожскими казаками в 1616-1628 г.г. на Черном и Азовском морях и т.д.

В 1601 г., когда объявился самозванец Лжедмитрий I, донское казачество первоначально увидело в его поддержке возможность укрепить свои позиции в конфронтации с Борисом Годуновым. Круг отправил к самозванцу 8000 казаков и выдал ему ставленника Годунова Петра Хрущева. Однако, несмотря на то, что самозванец подчеркивал свой демократизм любовь к казачьей вольнице, казаки так и не присягнули ему. Казачеств сочувственно отнеслось к социальным лозунгам движения Болотникова. Это было связано с казачьими идеалами свободы и круговой демократии.

Когда объявился Лжедмитрий II, казаки активно поддержали и его, выставив 15000 воинов в его поддержку. Возникло такое явление — «казатчина». Оно заметно сказывалось на общем политическом раскладе сил в русской «смуте». После убийства «тушинского вора» некоторая часть казаков пошла за атаманом Заруцким, но большинство во главе с князем Трубецким поддержало в 1612 г. нижегородское ополчение К. Минина и Д. Пожарского. Казаки приняли активное участие в войне с поляками. В частности, они взяли приступом Китай-город и отогнали от Волоколамска войска польского короля Сигизмунда.

А.Л. Станиславский показал противоречивость казачьего движения в это время. Массовое переселение беглых крестьян на Дон началось в последней трети XVII в. Поток шел, причем преимущественно, из центральных губерний России, когда в результате принятия Соборного Уложения 1649 г. и разгрома крестьянской войны под предводительством казак С. Разина резко усилился феодально-крепостнический гнет.

Жизнь казачества была полна опасностей, трудностей и тягот. Источниками его существования являлись пресловутые походы за «зипунами» - грабежи торговых караванов, взимание дани с населенных мест по берегам Азовского, Черного и Каспийского морей. Донские казаки совместно с запорожскими совершали походы на Трапезунд и Синод, в Молдавию и Симестрию, на персидские города и селения по побережью Каспийского моря. В известном смысле это были доморощенные флибустьеры, которые, однако, стали позднее выполнять геополитические функции авангарда русского народа.

Уголовные и казачьи общества в России XVI-XVII в.в. формировались из лиц, выпавших из классово-сословной культуры, т.е. из декласированных элементов. На начальной стадии своего существования казачьи ватаги практически ничем не отличались от разбойничьих, которые, как убедительно показал еще Л.Н. Гумилев, могли добывать себе средства существованию почти исключительно разбоем. Знаменательно, что не только в русской, но и в монголо-татарской среде, одно из основных значений слова «казак» было равноценно слову «изгой». В годы средневековья грань, отделявшая разбойника-грабителя от воина, была весьма условной. Грабежи мирного населения войсками были широко распространены. Известны факты о грабежах, убийствах и насилии запорожских казаков в православных кварталах турецких городов и крепостей в ходе знаменитых походов запорожцев на османские владения. «Рецидивы» такого поведения были нередки даже у тех казаков, для которых главным источником существования становилась или давно стала «государева служба»...

Некоторые историки пытались доказать, что казаки-де грабили только купцов да бояр, «считая зазорным» грабить бедноту или причинять ей какой-либо вред. Другие «не отрицали, что в рядах казачества была и такая группа, которая, прикрываясь «вольностью», грабила и разоряла без разбору и помещиков, и крестьян», но не признавали ее сколько-нибудь значительной.

При царе Борисе Годунове казаки отказались «заниматься» с ногайцами и крымскими татарами. В 1637 г. донские казаки захватили у турок Азов и самостоятельно защищали его около четырех лет. Русское правительство не имело достаточных сил даже с помощью казаков отстоять этот важный стратегический пункт в борьбе против Османской империи и ее вассалов и решило оставить город. В противном случае война с Турцией была бы неминуема, а это в тот период было исключено. Самодержавие испытывало острый недостаток сил и средств. В этих условиях самодержавие не могло мириться с дальнейшим функционированием полуразбойничьего сообщества.

На созванном в 1613 г. Земском Соборе казаки высказались за избрание царем Михаила Романова, чем во многом предопределили исход выборов. В знак благодарности 18 марта 1614 г. Михаил Федорович впервые направил на Дон царское знамя. Таким образом, донское казачество сыграло значительную роль как в развитии Смуты, так и в ее исходе. Оно продемонстрировало Москве свою мощь и силу. В 1618 г. было установлено ежегодное жалованье казакам за несение пограничной службы. Однако, смотря на это, казачество как войско не присягнуло царю на верность.

Во втором десятилетии XVII века сразу после смуты произошло военно-политическое объединение верхних и нижних казачьих юртов. Возило единое Войско Донское, что имело принципиальное значение. Именно с данного времени понятие «Войско донское» стало обнимать весь Дон. Процесс объединения наметился еще в конце XVI века, но Смута задержала его оформление. Политика новой царской династии стимулировала объединительный процесс.

Во второй половине XVI-XVII в.в. казачество как субэтническая и сословная группа могла реализовать себя и свои интересы в Российском государстве только через феодально-сословный принцип организации, который доминировал разными способами в средневековом обществе. У казаков было три варианта. Они могли стать одним из разрядов российского крестьянства. Распавшись на социальные группы, могли пополнить ряды господствующего класса и податного населения России. Наконец, всей общностью они могли перейти в состав российских служилых сословий. Реализовавшийся третий путь развития обусловливался совокупностью объективных факторов. Он диктовался, прежде всего, внутренним социально-экономическим положением субэтноса, внешнеполитическим и экономическим давлением Московского государства. Сказался нажим внешний — со стороны инородческой мусульманской Османской империи. Наконец, принятие этого пути объяснялось потребностью выражать интересы русского народа.

Развитие донского казачества в Российском государстве осуществлялось именно через феодально-сословный принцип организации за счет усиления связей с ландшафтом и его изменения в результате трудовой деятельности. Приобретение казачеством сословных признаков, прав, привилегий, не исключало развития субэтнических элементов, но отводило на второй план.

Правовое признание казачества в середине XVI в. в качестве самостоятельной военной и политической силы явилось первым шагом на превращения его в сословие. Этот факт имел далеко идущие последствия. Противоборствующие геополитические силы — Московское государство и Османская империя, стали учитывать казачество как геополитический фактор, стараясь привлечь его к достижению своих целей.

Признание и закрепление за всеми представительствами казачьего субэтноса личной свободы и имущественных прав, источников доходов (беспошлинная торговля, рыболовство, добыча соли и т.д.) становится обходимым условием материального обеспечения и важным обретении сословных признаков. Данное развитие событий удовлетворяло в большей степени московское государство и казачество. Правительство расширяло «законные» — легитимные возможности использовать казачество в целях. Казачество получило права и привилегии, которые служили юридической формой защиты от чиновничьего произвола, социально-экономических и политических притязаний других этносов и социальных групп. Уже первые приобретенные казачеством права и привилегии превратили его в участника и соучастника государственной власти, ввели в политическую сферу.

Новое московское правительство в лице Михаила Романова, патриарха Филарета и активно действовавшего в это время Земского Собора проводило стратегическую линию, направленную на подчинение донского казачества интересам государства. Оно прямо требовало его участия в войнах с Польшей и отказа от проведения самостоятельной внешней политики в отношении Крыма, Турции. Царь Алексей Михайлович 26 сентября 1649 г. за воинские успехи пожаловал донским казакам еще одно знамя. Для усиления казаков сюда было направлено 3000 добровольцев с Украины для записи в казачество.

Однако казаки по-прежнему сопротивлялись принятию на себя обязательств под присягой. Они настаивали на том, что были слугами царю и России на добровольной основе как приверженцы общей православной веры и русского народа, оставаясь членами самостоятельного государственного образования — Войска Донского. Историки считают, что такой тип зависимости можно обозначить как «протекторат» (Платонов), «вассалитет» (Сватиков) или просто «союз». Присылаемые донцам знамена были своеобразной инвеститурой.

Принципиально важна была передача функций сношения Москвы с Войском Посольскому приказу. Это убеждало казаков в признании Москвой самостоятельности Дона. Поэтому Войско позволяло себе акции, расходящиеся с политикой Москвы, например, казнило посланного Москвой с карательными целями дворянина Карамышева. Москва не решилась идти войной на непокорного союзника, который как раз был ей нужен в борьбе с Крымом и Турцией. Войско же без указаний из центра проводило анти-крымскую политику и в 1637 г. взяло штурмом неприступную крепость Азов, предложив занять ее московским воеводам. Этот шаг полностью отвечал геополитическим устремлениям Русского государства к Черному морю. Однако Москва после Смуты не имела возможностей воспользоваться успехом казаков. Вопрос об Азове обсуждался на спешно собранном в 1642 г. Земском Соборе, который после длительных дебатов признал невозможным начинать войну с Турцией. По царскому указу казаки были вынуждены покинуть крепость.

Казачий Дон ревностно следил за сохранением своего суверенитета собственного войскового права. Тесно взаимодействуя с Москвой в вопросах обороны и внешней политики. Войско не допускало вмешательства в свои внутренние дела и даже казнило правительственных посланцев, пытавшихся навести «царский» порядок на Дону. В то же время истощенное пятилетним «азовским сидением» донское казачество было вынуждено в ряде случаев просить Москву о материальной помощи и соглашаться на посылку в край вспомогательных войск.

Однако Москва не затрагивала самостоятельности Войска в его внутренних делах. На Дону функционировало специфическое войсковое право — комплекс неписаных положений, обычаев, регулирующих деятельность круга, атаманов, судопроизводство и наказания провинившихся. Наказания по войсковому праву отличались крайней жестокостью — за большинство нарушений полагалась смертная казнь. Московской право не распространялось на казаков. Соборное уложение 1649 г. предусматривало наказания только служилым — городовым казакам. Находившиеся в Москве в составе посольств (в «зимних станицах») казаки пользовались полной неприкосновенностью и имели дело исключительно с Посольским приказом. Вместе с тем, все находившиеся на территории Войска граждане России подлежали казачьей юрисдикции, о чем свидетельствуют суд и расправа над русским послом Карамышевым, турецким послом Кантакузеном и др.

Особой чертой донского войскового права была возможность политического, социального и религиозного убежища: «С Дона выдачи нет!». Принимая беглых крестьян, казаки вызывали бурное негодование русских помещиков, требовавших от правительства прекращения сложившейся практики укрывательства на Дону. Однако политическая необходимость и слабость государства после Смуты вынуждали Москву временно мириться с существованием донской казачьей, республиканской по характеру государственности с совершенно чуждыми ей социальными порядками. Вопрос ликвидации своеобразной казачьей государственности был вопросом времени. Во второй половине XVI в. на Дону начался социал экономический кризис, вызванный неожиданно возникшей перенаселенностью Донского региона. Церковный раскол 1666 г. породил поток гонимых староверов на Дон. Андрусовское перемирие, расколовшее Украину на две половины, также способствовало эмиграции на Дон. Наконец ужесточение феодально-крепостнических порядков в России, зафиксированное в Соборном Уложении 1649 г., усилило традиционное бегство крестьянства на юг. В результате обострились социальные противоречия между зажиточным, «домовитым» казачеством, ориентировавшимся на Москву, и «голутвенным» — беднейшим, а также «воровским» казачеством, которое в количественном отношении сильно выросло. Природные ресурсы региона оказались не в состоянии обеспечить рыбой и зверем прибывших поселенцев, которым согласно традиционному войсковому праву было запрещено заниматься земледелием. Крайняя скудность жизни, доходящая до голода, вынудила «голутвенное» и «воровское» казачество, с одной стороны, приступить к хлебопашеству, с другой — проводить грабительские походы на персидские берега Каспия.

Возглавивший походы Степан Разин, обретя силу и уверенность, обрушился на российские территории, рассчитывая установить там порядки по казачьему образцу. Поход на Москву объективно был серьезной попыткой казачества повлиять на социально-политическое устройство Московского государства, но результат оказался диаметрально противоположным. Разгромив в 1670 г. разинцев, самодержавие обвинило домовитое казачество в преступном нейтралитете и запоздалом вмешательстве. На этом основании оно вынудило его принять крестоцеловальную присягу на верность царю. 29 августа 1671 г. атаманы и старшины, казаки нижних и верхних городков поклялись «не щадить живота своего» в борьбе со всеми врагами и предателями государя. Став фактически подданными Москвы, казаки не лишились пока еще своих атаманско-круговых обычаев внутреннего управления. Было ограничено право чисто политического убежища и право внешнеполитической деятельности. Так было положено начало вторжению Московского государства в дела казачьей республики. В 1676 г. казачество уже дало общую присягу на верность новому государю Федору Алексеевичу. Правительство усилило давление на Дон с целью запрета социального убежища для беглых крестьян.

Приведение казачества к присяге на верность московскому царю после разгрома Крестьянской войны под предводительством С. Разина, реорганизация и укрепление армии и государства в начале XVII в. содействовало ликвидации его политической обособленности, включению в состав служилых сословий. Дальнейшее развитие казачества уже направлялось самодержавием на решение своих задач, прежде всего, на защиту и заселение приграничных территорий, закрепление за ними военной службы в качестве важнейшей государственной повинности и одновременно прав привилегий на хозяйственную деятельность и ее источники, стирание различий между войском Донским и создававшимися по инициативе правительства новыми казачьими войсками.

Былое оппозиционное отношение казачества к государственным институтам в XVII-XVIII в.в. определялось во многом тем, что оно представляло собой субэтнос, своеобразную народность. Приступив к экстенсивному животноводству и земледелию, казачество стало объективно разновидностью крестьянства. Одновременно казачество, как сословие, выступало по отношению к крестьянству правительственным государственным фактором. Сословные права и привилегии, обычаи, право, идеология культура этого субэтноса совокупно регулировали общественные отношения и личную жизнь казаков.

До середины XVII века Московские государи принципиально не стесняли ни самобытности казаков, ни свободного увеличения их численности за счет прибывающих к ним вольных людей, ни распространения их владения в «Диком поле».

Особое значение имели складывавшийся механизм взаимоотношений Москвы и Дона, политика царского самодержавия на Дону. Эти взаимоотношения определялись тем, что история казачества развивалась параллельно с развитием государства российского. Москва стремилась привлекать казаков для решения своих задач на основе договорных отношений. Вслед за С.Г. Сватиковым, Н.А. Мининковым ряд историков считает, что это было вариантом отношений европейского вассалитета-сузеренитета. Правда, в Европе в эти отношения включался личностный компонент и они в целом были характерны для удельного периода, а не позднее средневековья. Таков был в классическом виде вассалитет-сюзерените наблюдавшийся в Западной Европе. Это не отрицает возможности появления этого явления в превращенном и модифицированном виде в российской истории.

В условиях становления российской цивилизации и казачества, являющегося, по мнению Н.А. Мининкова, региональным компонентом русской цивилизации, произошла определенная инверсия этого явления, что впрочем, случилось со всем русским феодализмом и сословно-представительной монархией. Сущность отношений вассалитета-сюзеренитета заключается не просто в подчинении одного партнера другому, но и в сохранении свободы и относительной суверенности младшего партнера. Это позволяет совершенно обоснованно применить данное понятие в целях доказательства концепции постепенного подчинения Москве полунезависимой, вассальной республики в составную часть русского государства. Решающим и поворотным пунктом в этом процессе стало принятие крестоцеловальной присяги донцами на верность царю после подавления разинского восстания.

Казачество, конечно, имело в виду свои специфические интересы, определенные его особым положением, но это не исключает совпадения определенных интересов казаков и крестьянства. В частности, борьба казачества за сохранение своих прав и вольницы позволяло сохранять Донскую квазигосударственность, являвшуюся убежищем для русского народа, согласно суверенному принципу «С Дона выдачи нет!». Впоследствии русские цари с особой жесткостью ликвидировали эти суверенные права Дона, нарушавшие сложившуюся социально-экономическую систему самодержавной и крепостнической России.

В XVII веке шел процесс формирования самосознания казачества как особой этносоциальной группы, в последующем — сословия. Для него характерны общая историческая память, общие представления о единой судьбе и родстве казаков, представление о личной свободе казачества и независимости Войска Донского, представления о казачьих традициях, ставших характерными чертами казачьего менталитета. Это патриотизм, свободолюбие, преданность долгу и войсковому братству, общинный коллективизм, веротерпимость, ненависть к врагу при полной терпимости в своей среде к людям нерусской и нехристианской религиозной принадлежности, нравственное здоровье. Когда казачество стало опорой самодержавия, то добавилась и преданность царской власти. В основе мировоззрения казаков лежал средневековый провиденцианализм, сочетавшийся с четко выраженными чертами рационализма нового времени. Свою историческую роль казаки видели в том, чтобы быть защитниками православной веры, российского государства, государя и народа от «бусурман».

Однако отдаленность казачьего края от центра обусловила определенную исторически возникшую относительную социальную самостоятельность казачества, его известное противопоставление русскому крестьянству. Впоследствии укрепилось казачье представление о своих особых сословных правах на донскую землю, которое сформировалось вследствие особого характера землепользования.
загрузка...
Другие книги по данной тематике

под ред. В.В. Фомина.
Варяго-Русский вопрос в историографии

Под ред. Е.А. Мельниковой.
Славяне и скандинавы

А.С. Щавелёв.
Славянские легенды о первых князьях

Алексей Гудзь-Марков.
Индоевропейцы Евразии и славяне
e-mail: historylib@yandex.ru