Вооруженное восстание и интриги

21 февраля в Петрограде началось уже полноценное вооруженное восстание. Это знают все. Но миротворцам важно доказать, что оно стало результатом либо закулисных интриг, либо шкурных настроений. Решиться на участие в восстании — это выбор, требующий некоторой смелости. Поэтому важно объявить повстанцев трусами и маньяками бессмысленного разрушения. Это хаотическое выступление в Петрограде было легко подавить. Но заговорщики — политики и генералы — помешали сделать это, проводя свой заранее спланированный переворот.

Не обнаружив прямой связи дофевральских заговорщиков и Февральской революции в Петрограде, сторонники идеи искусственно организованной революции начинают строить замысловатые версии вредительства либералов. В. Кобылин, опираясь на мнение И. Солоневича, видит признаки заговора в том, что в феврале 1917 г. в столице не было «достаточного числа надежных кадровых войсковых частей»¹. Явные признаки вредительства в Генеральном штабе. Идет ожесточенная война, на фронте каждая боеспособная часть на счету. А генерал Алексеев оставляет в столице (в тылу) нрвобранцев и второсортный контингент. Вот В. Кобылин и другие монархические аналитики поступили бы наоборот. Второсортных солдат — на самые опасные участки фронта, а в столицу — самые боеспособные части. Видимо, чтобы дать там последний и решительный бой германцу, когда он, прорвав неустойчивый фронт, придет под Петроград.

Недовольство солдат в Петрограде имело объективные причины. Петроград как крупный тыловой город был одним из центров подготовки и размещения новобранцев. «В казармах царила невероятная теснота... Солдатская масса жила столичными слухами, общалась с рабочим населением, настроенным пораженчески... Солдатская масса была проникнута одним страстным желанием — чуда, которое избавило бы ее от необходимости «идти на убой»², — считал С. Ольденбург. Нежелание идти «на убой», видимо, играло роль в мотивах, которые двигали солдатской массой в феврале. Но, как показали последующие события, солдаты еще не были настроены «пораженчески». Так что попытки объяснить их поведение исключительно «шкурными» мотивами — присущая мифу односторонность. Приняв участие в восстании, солдаты пошли на большой риск. Позднее значительная часть этих людей будет сражаться в Гражданской войне, защищая «свою» власть. Тогда (в отличие от мировой бойни) они будут знать, ради чего умирают.

Прежде всего на сознание солдат действовали приказы стрелять по толпам населения. Впервые с 1905 г. в столице так обильно лилась кровь. 26 февраля восстала 4-я рота запасного батальона Павловского полка. «Видя картину расстрела безоружных, видя раненых, падающих около них, павловцы открыли огонь через канал по городовым... — писал Н. Суханов. — Павловцы же вернулись к своим казармам уже в качестве бунтовщиков, сжегших свои корабли, и призывали товарищей присоединиться к ним. Туг и произошла перестрелка между верной и восставшей частью полка»³. Восставших окружили, урезонили с помощью священника. 19 «зачинщиков» были арестованы. Но победители не досчитались 21 винтовки. Оружие «ушло» к рабочим.

Восстание павловцев не только показало пример солдатам гарнизона, но и поставило перед ними дилемму — будут ли «зачинщики» «страдать за правду» или их можно «выручить». Можно ли довести дело павловцев до победного конца? Этот вопрос обсуждался в казармах в ночь с 26 на 27 февраля. Унтер-офицер Кирпичников (студент, призванный в армию в 1915 г.) сумел убедить солдат Волынского полка восстать. 27 февраля армия стала переходить на сторону революции. Волынцев поддержали павловцы, решившие «выручать» вчерашних бунтовщиков. Восставшие части и подразделения двинулись к центру. Сопротивление им было оказано только вокруг Невского проспекта. Верные правительству части отходили к Зимнему дворцу и Адмиралтейству. Пытаясь приостановить развитие «мятежа», Хабалов направил в район Литейного проспекта отряд полковника А. Кутепова численностью около 1000 штыков. Однако этот отряд быстро смешалея с восставшими. Солдаты не хотели стрелять «по своим» ради сохранения самодержавия. И в этом была главная причина и восстания, и его успеха в Петрограде.

Эмигрантский историк Г. М. Катков склонен преувеличивать роль либеральной пропаганды Гучкова среди офицерства, полагая, что «этим можно объяснить поведение офицеров во время восстания 27 и 28 февраля»⁴. Но за этой гипотезой нет фактов, доказывающих, что восставших офицеров распропагандировал именно Гучков и его группа. К тому же офицеры как раз примыкали к революции постепенно, активное участие в событиях 27 февраля приняли единицы из них. Мифотворцы просто не понимают разницы между переворотом и восстанием. При перевороте солдаты делают то, что им приказывают офицеры-заговорщики. В условиях восстания его участники действуют более сознательно, под влиянием своих побуждений (может быть, и эмоциональных, но не слепых). Солдаты 26—28 февраля действовали сами, подчиняясь только тем офицерам, которых считали революционерами. К остальным офицерам они относились
враждебно как к представителям режима.

***

Восставшие войска освободили политзаключенных, в том числе рабочую группу ВПК во главе с К Гвоздевым. «Евоздевцы» ничего не обещали либералам и теперь делали то, что и должны были делать социалисты: включились вместе с другими социал-демократами и эсерами в создание Совета, противостоящего буржуазии.

Рабочие и левые активисты не были сторонниками социального хаоса и понимали, что движению требуется организация. Иначе события так и могли остаться всего лишь хлебным бунтом. 23 — 24 февраля проходили совещания представителей рабочих организаций и социалистических партий. На них возникла идея обратиться к опыту 1905 г. и создать Советы рабочих депутатов⁵. Временный исполнительный комитет Совета, пополнившись уже избранными депутатами, приступил к организации выборов в Совет по всем заводам. Днем 27 февраля Совет уже проводил свое первое заседание, посвященное организации порядка, военных действий и снабжения войск. Сила Совета заключалась в том, что он опирался на низовую самоорганизацию трудящихся масс. Повсеместно возникали ячейки активистов, готовых выполнять распоряжения Совета, а также районные советы. Одновременно временный исполком Совета «принял экстренные меры к организации продовольствия для восставших, отбившихся от казарм, распыленных и бездомных воинских частей», — вспоминал член исполкома Совета Н. Суханов⁶. Таким образом, «Таврический дворец превращался не только в боевой штаб, но и в питательный пункт. Это сразу создавало практическую связь между «Советом» и солдатской массой», — отмечал Ольденбург⁷. Вскоре Совет стал пополняться представителями восставших частей.

В исполком прошли прежде всего известные рабочим лично лидеры левосоциалистических группировок, а также те, кто удачно выступил на первом заседании Совета. 28 февраля состав исполкома был дополнен представителями (в большинстве своем более умеренными) революционных партий.

Совет действовал решительно. Он приказал изъять все имеющиеся запасы муки и пустить их в хлебопекарни⁸. Хранить их дальше не было смысла — либо к городу подойдут уже направленные эшелоны с хлебом, либо разразится голод.

Так в городе возник новый орган власти, тесно связанный с предприятиями, восставшими частями, революционными партиями и организациями рабочих. Теперь речь шла не о бунте и не о политическом перевороте, а о борьбе широких социальных слоев за власть с целью изменения самих принципов формирования социально-политической системы страны, то есть о социальной революции. Но революция — это не синоним хаоса и чистого разрушения. Революция рождала свою организацию, центрами которой были Советы.

Дума не противостояла Совету, а пыталась опереться на его авторитет. Совет создал продовольственную комиссию, и «Исполнительный комитет Государственной Думы» присоединился к этому начинанию, согласившись поставить свой «лейбл» после наименования Совета. Комиссия стала именоваться «Продовольственная комиссия Совета рабочих депутатов Петрограда и Исполнительного комитета Государственной Думы»⁹.

Конечно, влияние Думы на ход революции оставалось очень значительным. Так, 28 февраля Петропавловская крепость перешла на сторону революционных сил только после того, как представитель ВКГД переговорил с комендантом¹⁰. Но влияние депутатов было только моральным. Конкретных военных сил у них не было. Когда солдаты восстали, Керенский обзванивал своих знакомых демократов, которые по его инициативе направляли бродившие по городу отряды к Думе.

Пользуясь своим внезапно возросшим влиянием, Керенский пытался максимально снизить издержки революции. Он бросил лозунг: «Государственная Дума не проливает крови», который спас многих деятелей старого режима¹¹.

Дума, оставаясь символом движения, не контролировала его. Бунтующие солдаты и жители иногда убивали полицейских, особенно после того, как распространились слухи, что полицейские с крыш стреляют по толпам из пулемета. Но среди демонстрантов действительно было много жертв.

28 февраля «движение перекинулось в окрестности столицы. В Кронштадте оно приняло особенно кровавый характер: восставшие матросы убили адмирала Вирена, десятки офицеров были истреблены, остальных заточили в подземные казематы»¹². Инициаторами бойни были матросы-арестанты, обозленные на офицеров. Совет и Дума послали делегацию в Кронштадт, и резня прекратилась.

И бескровность Февральской революции, и патологическая жестокость революционеров — однобокие мифы.

***

Когда правительство было разогнано восставшими в ночь на 28 февраля, ВКГД уведомил командующих фронтами, что «правительственная власть перешла в настоящее время к Временному комитету Государственной Думы». Генералы не приняли никакого участия в свержении действующего правительства. Так что пока никаких признаков их участия в «перевороте» не было.

28 февраля сопротивление сторонников старого режима в столице практически прекратилось. «Государственная Дума стала символом победы и стала объектом общего паломничества»¹³, — вспоминал Милюков. Лидеры ВКГД выступали перед революционными частями, призывая их к дисциплине и подчинению офицерам. 1 марта войска были приведены в порядок, но подчинялись они теперь только «революционным» указаниям. Действия депутатов в этих условиях были направлены не на разжигание революции, а на прекращение конфронтации.

Затем выяснилось, что воинские части, присягая на верность Думе, реально подчиняются Совету, с которым они были связаны организационно через своих делегатов. Тем более власть Совета распространялась на рабочих, которые выполняли распоряжения депутатов только в том случае, если на это имелась санкция Совета¹⁴. Опираясь на организованные революционные вет фактически взял власть в столице в свои руки.

Чтобы перехватить влияние у радикалов, Родзянко под давлением депутатов решился наконец подобрать «валявшуюся на мостовой» правительственную власть. Но, понимая, что это означает открытое участие в «мятеже», он был готов взять власть при условии, что члены ВКГД будут «безусловно и слепо» подчиняться его распоряжениям¹⁵. Никаких обязательств ему, впрочем, никто не дал, но вопрос формирования нового правительства встал в повестку дня. М. Родзянко и не подозревал, что лидеры господствовавшего в Думе либерального Прогрессивного блока уже готовят другую кандидатуру в премьер-министры — более мягкого и уступчивого лидера земского движения князя Г. Львова. Такой премьер, а не «диктатор» М. Родзянко, и был нужен вождям думского большинства.

***

Но очевидно, что победа революции в Петрограде еще не означала успеха в масштабе страны. По мнению депутата А. Бубликова, «достаточно было одной дисциплинированной дивизии с фронта, чтобы восстание было подавлено. Более того, его можно было усмирить простым перерывом железнодорожного движения с Петербургом: голод через три дня заставил бы Петербург сдаться»¹⁶. Это мнение авторитетно — ведь именно Бубликов и его сотрудники обеспечили поставку продовольствия в столицу. Но по той же причине у Бубликова есть мотив драматизировать ситуацию. Устроить голод в столице империи — значило только ожесточить ее жителей, вызвать к ним сочувствие провинции. Но все же: могли ли генералы оперативно подавить восстание в столице? Если могли — почему не подавили? Нет ли здесь признаков заранее продуманного заговора?

27 февраля царь отказался ввести ответственное перед Думой министерство Г. Львова, о чем его просил и Великий князь Михаил Александрович. Генерал Рузский, пересказывая Николаю в телеграмме сообщение Родзянко, добавил от себя: «Позволю себе думать, что при существующих условиях меры репрессии могут скорее обострить положение, чем дать необходимое, длительное удовлетворение»¹⁷. Царь считал, что, когда идет бунт — уступать нельзя. Но сам факт давления на царя со стороны руководителей армии был для режима чрезвычайно опасен. В условиях начавшейся в столице революции военные решили наконец все же вмешаться в политику.

Начальник штаба главнокомандующего М. Алексеев тоже обратился к царю с предложением пойти на уступки. М. Алексеев ссылался на генерала Н. Рузского, также выступил против репрессий. Одновременно Алексеев разослал телеграмму Родзянко другим командующим фронтами. Таким образом уже вечером 26 февраля генералы получили право высказать свое политическое мнение.

Не обращая внимания на эти тревожные обстоятельства, Николай назначил генерала Н. Иванова командующим карательной экспедицией против столицы с диктаторскими полномочиями. Ему придали три роты Георгиевского батальона. Другие фронты должны были выдвинуть к Петрограду 3 кавалерийские и две пехотные бригады.

28 февраля каратели начали движение из Могилева в Царское Село. Однако генерал Иванов не смог даже соединиться со всеми частями карательного корпуса.

Мог ли Иванов подавить восстание в Петрограде, если бы действовал более решительно? В Гатчине было сосредоточено около 20 тысяч войск, верных старому режиму. На ст. Александровской высадился пехотный полк. Навстречу им генерал Н. Потапов выдвинул шесть тысяч революционных солдат, сохранявших дисциплину. Они стали занимать позиции в шести верстах от столицы со стороны Царского Села. В Луге восстал гарнизон и разоружил подошедший эшелон карателей, которые, в общем, не желали никого карать. В Петрограде уже 1 марта стали приводиться в порядок части восставшего гарнизона. Их боеспособность была не велика. Зато революционеры имели многократный перевес (более 100 тысяч солдат), на их стороне была сильная оборонительная позиция и симпатия населения столицы.

Удар по карательной экспедиции нанесли железнодорожники. Пути между Семрино и Царским Селом разбирались, с железнодорожных стрелок снимали крестовины, что делало движение невозможным, но позволяло революционерам, когда понадобится, быстро восстановить дорогу. Опасались, что генерал от Царского Села продвинется в Гатчину, к своей основной группировке. Но он отступил к Вырице. С 1 на 2 марта Иванов заночевал в Вырице, где арестовал начальника станции за саботаж. Саботаж после этого только усилился. Путь на Гатчину был испорчен, а в паровозах Иванова находчивые железнодорожники слили воду¹⁸. Таким образом, атаковать столицу с ходу не удалось. А после 1 марта пришлось бы блокировать и штурмовать уже не только Петроград, но и Москву, Тверь, Нижний, Харьков.

Важную роль в этой обстановке сыграли действия как раз депутата А. Бубликова. В качестве комиссара ВКГД он занял Министерство путей сообщения и принялся управлять железными дорогами. В ночь на 1 марта по телеграфу всем станциям железных дорог была отправлена телеграмма: «Железнодорожники! Старая власть, создавшая разруху во всех областях государственной жизни, оказалась бессильной. Комитет Государственной Думы, взяв в свои руки оборудование новой власти, обращается к вам от имени Отечества: от вас теперь зависит спасение Родины»¹⁹. Судьба революции зависела от железнодорожников сразу в нескольких отношениях. Они дали зеленую улицу эшелонам с хлебом к столице, они проинформировали страну о том, что власть переменилась, они по требованию Бубликова стали тормозить движение к Петрограду любых военных частей, они взяли под контроль перемещение царского поезда. Железнодорожные служащие в большинстве своем поддержали новую власть. Теперь спасти царя могли только решительные действия генералов. Если бы они этого хотели.

***

Что было делать в этих условиях командующим фронтами и Алексееву? 28 февраля Алексеев отправил две телеграммы, сравнение которых показывает, что в его настроении произошло важное изменение. Впервой телеграмме он излагает ход «мятежа» с явной враздебностыо к восставшим и обсуждает меры к подавлению бунта. Во второй говорится: «В Петрограде наступило полное спокойствие, войска примкнули к Временному правительству в полном составе, приводятся в порядок. Временное правительство под председательством Родзянко заседает в Государственной Думе...» Алексеев был информирован и о стремлении лидеров думского большинства к сохранению монархии²⁰. Генералам осталось только присоединиться. Поверхностному наблюдателю, который питался слухами и не знал об активности Совета, ситуация в столице могла представляться именно такой. В этих условиях либеральный генералитет не мог поддержать экспедицию Иванова, так как ее успех означал бы разгром представительных учреждений и либеральных партий России вплоть до октябристов, возвращение к глухой реакции, к «всеобщему развалу», который, по мнению Алексеева, начался еще до революции.

Из этого исходил генерал Алексеев, информируя командующих фронтами. Отчасти верно и мнение С.С. Ольденбурга о причинах поведения руководителей армии в эти дни: «Они верили, что в Петрограде — правительство Государственной Думы, опирающееся на дисциплинированные полки; ради возможности продолжать внешнюю политику они хотели, прежде всего, избежать междоусобия»²¹.

Но это не значит, что либеральные генералы организовали военный заговор еще до восстания в столице. Они лишь сочувствовали либералам и были раздражены поведением государя. Только когда события в Петрограде и волнения в других городах поставили страну на грань гражданской войны, генералы пошли на отстранение обанкротившегося царя, чтобы предотвратить братоубийство. Их действия определялись информацией либералов о готовности взять ситуацию под контроль. Однако, когда в ночь на 2 марта выяснилось, что ситуация зашла дальше, чем хотелось бы Родзянко, генералы продолжили начатый переворот.

28 февраля массовые демонстрации под красными флагами захлестнули Москву. Социал-демократами и эсерами из представителей рабочей секции ВПК, кооперативов, профсоюзов и партий был создан Временный революционный комитет, который стал готовить созыв Совета. Вечером 28 февраля на сторону революции стал переходить московский гарнизон. Власть приняла городская Дума, по инициативе ее головы М. Челнокова стал формироваться Комитет московских общественных организаций, который стал опорой новой власти.

На следующий день гарнизон «древней столицы» полностью перешел на сторону Временного революционного комитета и городской Думы. Революция распространялась на крупные промышленные центры вместе с телеграфными сообщениями о событиях в столице. 28 февраля на сторону революции стали переходить гарнизоны в Харькове, Нижнем Новгороде и Твери (здесь толпа убила губернатора).

С этого момента быстрое подавление революции стало невозможным.

¹ Кобылин В. Указ. соч. С. 181.
² Ольденбург С.С. Указ. соч. С. 618.
³ Суханов Я. Я. Указ. соч. С 65.
⁴ Катков Г. М. Указ. соч. С. 184.
⁵ Суханов Н. Н. Указ. соч. С. 55.
⁶ Там же. С. 76.
⁷ Ольденбург С. С. Указ. соч. С. 624.
⁸ Февральская революция. С. 83.
⁹ Февральская революция. С 118.
¹⁰ Суханов Н. Н. Указ. соч. С 96.
¹¹ Шульгин В. В. Указ. соч. С. 187.
¹² Ольденбург С. С. Указ. соч. С 626.
¹³ Милюков П. Указ. соч. С 456.
¹⁴ См.: Суханов Н. Н. Указ. соч. С 136.
¹⁵ Милюков П. Укаа соч. С. 457.
¹⁶ Цит. по Ольденбург С. С. Указ. соч. С. 630.
¹⁷ Отречение Николая II. Воспоминания очевидцев, документы. M., 1990. С. 225.
¹⁸ Станкевич В. Б. Воспоминания. 1914—1919;Ломоносов Ю.В. Воспоминания о мартовской революции 1917 года. С 240—244,249.
¹⁹ Станкевич В. Б. Воспоминания. 1914—1919; Ломоносов Ю.В. Воспоминания о мартовской революции 1917 года. С. 230.
²⁰ Отречение Николая II. Воспоминания очевидцев. С 228—229.
²¹ Ольденбург С. С Указ. соч. С 621.

<<Назад Вперёд>>

Просмотров: 2996

загрузка...

Другие книги по данной тематике