Дальнейшее углубление кризиса империи. Поход "скифов" в империю в 248 г. н.э. и война 250-251 гг.

Официальные ликования, мечты о новом счастливом веке под эгидой Филиппа и его династии находились в разительном контрасте с реальным состоянием империи. Сепаратистские тенденции продолжают возрастать и, наконец, как в восточных провинциях империи, так и на Дунае вспыхивают большие восстания¹⁴³. Восточные провинции, и без того понесшие сильный урон от персидских набегов, чрезвычайно страдали от усилившегося налогового гнета. Наместник восточных провинций Приск безжалостно взимал всевозможные налоги, допуская при этом разные злоупотребления. Его деятельность и переполнила чашу терпения провинциалов. Одни за другими против Филиппа выдвигаются па востоке местные императоры, получавшие поддержку как населения, так и местных войск¹⁴⁴.

Не менее опасным было и восстание в придунайских областях империи, поставлявших основные кадры римских легионов. Здесь восстание охватило Мёзию и Паннонию, во главе восставших встал Марин Пакатиан. Как можно судить по монетам Пакатиана, восстание произошло не ранее 248 г.¹⁴⁵, длилось оно в течение нескольких месяцев.

Таким образом, в последний период правления Филиппа уже наблюдается грозное для Рима явление: фактическое отложение от империи ряда ее важнейших областей — Сирии, Паннопии, Мёзии.

Но если римская империя все более ослаблялась внутренними противоречиями, то скифо-сарматские племена делали дальнейшие шаги по пути консолидации своих сил. К сожалению, почти единственный источник, в какой-то степени освещающий внутреннюю историю причерноморских племен в этот период,— Иордан¹⁴⁶ — чрезвычайно тенденциозен и неточен. Поэтому приходится ограничиться лишь самым общим решением вопроса, рассмотрев сведения Иордана в тесной связи со всеми предшествовавшими военными событиями и использовав для его критики те данные, которые сообщают другие авторы и, прежде всего, Дексипп. Конечно, эти сведения чрезвычайно скудны, по их ценность состоит в том, что это показания современника, причем в гораздо меньшей степени, чем Иордан, заинтересованного в извращении истины в пользу того или другого народа Причерноморья.

Согласно Иордану, ко времени «короля Остроготы» племя готов после ряда успешных войн подчинило своей власти многочисленные и сильные народы, в том числе маркоманнов, вандалов, квадов¹⁴⁷. Ряд других народов — карпы, тайфалы, певкины находились по отношению к готам в состоянии зависимости и участвовали в войнах под руководством Остроготы и его полководцев¹⁴⁸. Большая часть немецких буржуазных ученых целиком принимает эту схему, созданную много веков назад в весьма прозрачных политических целях. Объединение народов Причерноморья мыслится ими лишь в форме готского завоевания; Острогота, Книва — для них реально существовавшие лица.

Но если, не ограничиваясь Иорданом, обратиться к греческим и римским авторам: Дексиппу, Зосиму, Зопаре, то картина будет совершенно иной. Ни один из них не знает королей Остроготу и Книву¹⁴⁹, ни словом не упоминает об образовании какой-то могучей готской монархии. Дексипп, современник событий, детально описывая осаду Марцианополя, говорит о «скифах» вообще, о «скифских вождях»¹⁵⁰ и ничего не говорит о готах, Остроготе и даже Аргайте и Гунтерихе, лицах, вероятно, реальных. Приравнивать же «скифов» к готам, как то, по примеру Иордана, делают многие буржуазные ученые, нет никакого основания, ибо когда вместо обобщающего названия «скифы» греко-латинские авторы называют отдельные племена, то перед читателем выступают сарматы, даки, карпы, аланы и другие народы, в состав которых входили и готы.

Молчат авторы и об огромных войнах, якобы шедших на территории Причерноморья в этот период; а известно, что они всегда с радостью отмечали внутренние войны и смуты, происходившие в среде германских и причерноморских племен.

К тому же, 15 лет активнейших войн задунайских племен с Римом были бы совершенно невозможны, если бы параллельно между этими племенами происходили большие междоусобные войны. Конечно, нельзя утверждать, что среди них тогда царили мир и спокойствие; столкновения, несомненно, были. Но все же их главное внимание и основные силы все больше переключались на борьбу с Римской империей. И именно эта борьба должна была стать одной из важнейших основ объединительного процесса. Зосим, касаясь событий III в., прямо говорит о «поднявшихся на Рим народах»¹⁵¹, об объединении «варваров» на борьбу с Римом.

Таким образом, надуманные схемы о какой-то готской монархии не имеют под собой абсолютно никакой почвы. Но, отвергая вымыслы Иордана о готских завоеваниях и готских королях¹⁵², нет, конечно, основания отказываться от всех сообщаемых им сведений. Это было бы также неправильно, ибо сведения Иордана все же восходят к Дексиппу. Поэтому можно высказать предположение, что народы, приводимые Иорданом в описании войн «Остроготы», как им «подчиненные», в действительности члены возникшего в Западном Причерноморье мощного племенного союза. В состав его, как можно судить по Иордану, входили: карпы, певки (бастарны), готы, тайфалы, асдинги¹⁵³ и, вероятно, еще ряд племен, не названных Иорданом из-за беглости изложения.

В это объединение, следовательно, входило как коренное население Причерноморья, так и пришлые племена. Объединяющей силой этого союза явились, повидимому, карпы (которые, как полагает проф. А. Д. Удальцов, сами слагались из двух племен¹⁵⁴ ): ведь именно карпы в течение десятков лет выступали как активнейшая сила в борьбе с римлянами; почти ни одна из войн на Дунае в первой половине III в. не обходилась без их участия. Даже Иордан, признававший военную доблесть неоспоримой монополией готов, называет карпов народом «всегда готовым воевать и часто враждебным римлянам»¹⁵⁵. Именно такой сильный, воинственный народ и должен был возглавить борьбу с общим врагом причерноморских племен.

Итак, Римской империи, переживавшей величайшие внутренние трудности, противостояло па ее дунайской границе разросшееся и окрепшее объединение «скифских» народов.

Почти все авторы, изучавшие историю III в., признают, что новое вторжение «скифов» при Филиппе Арабе было тесно связано как с общим состоянием империи в это время, так и с положением, сложившимся в дунайских провинциях (восстание Марина Пакатиана). Однако одни из них считают, что восстание Пакатиана имело место весной 248 г. и предшествовало вторжению «готов», как бы открыв им дорогу¹⁵⁶ ; другие, наоборот, полагают, что само возвышение Марина Пакатиана связано с успехами, которые тот одержал в борьбе с причерноморскими племенами, и даже относят его провозглашение императором на самый конец 248 г.¹⁵⁷

Первое мнение, повидимому, более убедительно. Источники ни слова не говорят о каком бы то ни было успехе Пакатиана в борьбе с готами, с другой стороны, есть прямое указание Иордана на то, что солдаты не оказали противодействия вторгшимся врагам¹⁵⁸, а это легче всего объяснить именно состоянием мятежа. Наконец, и тот факт, что важнейшая римская крепость Марцианополь вынуждена была обороняться силами одних горожан¹⁵⁹ (причем по главе обороны стоял... философ Максим) свидетельствует о том же.

Таким образом, как это и было много раз, ослабление обороны на Дунае было немедленно использовано задунайскими племенами для нового вторжения в империю. Благодаря почти что синхронной связи его с восстанием Пакатиана, нетрудно определить и его дату — то был 248 г. Более точное определение времени несколько затруднительно. Начало войны, повидимому, относится к весне 248 г. — вероятное время восстания в придунайских провинциях. Во всяком случае, осенью 248 г. поход, повидимому, еще продолжался, поскольку в это время в Виминации кончается непрерывный ряд монет с именем Филиппа¹⁶⁰ — явное следствие внешних потрясений, переживаемых империей.

Сведения об этой войне хоть и по велики, но все же гораздо более значительны, чем по предшествовавшим войнам. Кроме рассказа Иордана, имеется еще и значительный фрагмент из Дексиппа, посвященный кульминационному пункту войны — осаде Марцианополя¹⁶¹.
Прежде всего возникает вопрос о том, был ли здесь один или два похода, которые следовали один за другим почти без всякого интервала. Иордан совершенно определенно говорит о двух походах: одном — под руководством короля Остроготы и другом — под руководством его полководцев — Аргайта и Гунтериха¹⁶². Витерсгейм¹⁶³, Альфёльди и ряд других буржуазных ученых, следуя Иордану, также говорят о двух походах, имевших место в одном и том же 248 году. Однако о первом и» этих походов, «походе короля Остроготы», Иордан¹⁶⁴ не может сообщить ничего конкретного, ограничиваясь фразой общего порядка, которую можно было бы применить к любому другому походу тех времен. Его сообщения о внутренних римских делах в период первого похода тоже весьма путаны. Так, согласно Иордану, Деций, посланный Филиппом на Дунай, возвратился к нему, отчаявшись в успехе своей миссии ¹⁶⁵.

С другой стороны, руководитель первого похода, Острогота, лицо не историческое, так как ни греческие, ни латинские авторы ничего не знают о готском короле, носившем такое имя. Единственное, что можно извлечь из упоминаний о короле Остроготе — это то, что уже в тот период, быть может, намечалось деление на остроготов и визиготов, и один из вождей «скифского» войска был из племени остроготов, причем Иордан превратил его племенную принадлежность в имя собственное и сделал из него короля всех «готов». Но поскольку сами эти термины относятся с несомненностью ко времени более позднему, то вполне возможна также и перестановка во времени, столь часто применяемая Иорданом.

Если сведения о первом походе весьма общи, путаны и сомнительны, то совсем другое можно сказать о втором походе¹⁶⁶. Здесь изложение вполне конкретно; важнейшее событие, связанное со вторым походом — осада Марцианополя, описано подробно важнейшим автором — современником событий — Дексиппом¹⁶⁷. Приводимые Иорданом имена вождей второго похода — «Аргайт» и «Гунтерих»¹⁶⁸ также в известном смысле подтверждаются упоминанием биографом Гордиана некоего скифского вождя «Argunt»¹⁶⁹.

Таковы соображения источниковедческого порядка, которые заставляют усомниться в реальности двух походов — и именно первого из них. Не менее серьезные сомнения возникают, если сравнить сведения об этом «двойном» походе со всеми данными о других походах того же III в. Опыт же всех коалиционных походов III в. (каковым безусловно был и поход 248 г.) показывает, что каждый из них требовал огромной подготовки — на сборы отдельных частей войска, их снаряжение и т. п. Так, почти целый год заняла подготовка к походам 258 г., 269—270 гг. и др. Каждый поход длился по меньшей мере несколько месяцев, занимая в основном весенне-летний период года. И два похода в один год кажутся мало реальными.

Таким образом, схема Иордана должна быть отвергнута. Остается только решить — почему все же у него идет речь о двух походах? Как показал Раппапорт¹⁷⁰, дело тут объясняется весьма просто: при характерном для него спешном ознакомлении с источниками, Иордан переделал стоявшую в подлиннике фразу: «Опустошившие вторую (т. е. Нижнюю!) Мёзио» в предложение: «Во второй раз опустошившие Мёзию» ¹⁷¹. Это неверное чтение повлекло за собой и представление о двух нападениях на Мёзию и соответственно — о двух походах.

Как уже отмечалось выше, нападение «скифов» совпало с восстанием на Дунае. Именно это восстание и облегчило вторгавшимся их задачу. В обстановке междоусобия скифо-сарматы, повидимому, без всякого противодействия со стороны римских войск перешли Дунай и углубились в территорию противника.

По утверждению Иордана, в состав «скифского» войска входило 300 тыс. человек ¹⁷². Конечно, численность эта чрезмерно преувеличена, однако данные историка о численности отряда карпов, входившего в состав «скифского» войска, вполне реальны и, быть может, даже несколько преуменьшены — в отряде карпов он насчитывал всего 3 тыс. человек. Во всяком случае, судя и по коалиционному характеру предприятия и по данным (пусть и неточным) Иордана, то был один из крупнейших походов племен Причерноморья.

По сообщению Иордана, во главе их войска стояли Аргайт и Гунтерих. Нет оснований отрицать существование этих вождей и их роль в походе. И, однако, будет неверно, основываясь лишь па этих случайных именах, говорить о какой-то исключительной роли готов в походе 248 г. В подобных коалиционных походах каждая часть войска, представлявшая то или иное племя, имела обычно своего вождя, и единое командование появлялось, повидимому, лишь в наиболее ответственные моменты похода.

Первым объектом нападения задунайских племен явилась Нижняя Мёзия¹⁷³ ; в ходе дальнейшего продвижения им удалось проникнуть и во Фракию ¹⁷⁴. Но на этот раз «варвары» не ограничились нападениями на селения и малоукрепленные города: значительные массы их после опустошения сельских местностей Мёзни двинулись к городу Марцианополю¹⁷⁵. Марцианополь, один из богатейших городов империи, являлся столицей Нижней Мёзии и имеете с тем важнейшей крепостью, прикрывавшей проходы через Балканы. В силу всех этих причин Марцианополь явился основным объектом нападения скифо-сарматского войска.

Об осаде Марцианополя дошел фрагмент из Σχνθιχά¹⁷⁶ Дексиппа; очень бегло сообщает о ней и Иордан в своей «Getica»¹⁷⁷. Рассказ Дексиппа и краткая заметка Иордана значительно противоречат друг другу; по Дексиппу, осада длилась всего несколько дней и закончилась полной неудачей; Иордан, наоборот, говорит о долгой осаде и выкупе, полученном «готами» с граждан Марцианополя. Тенденциозность Иордана, его склонность к фальсификациям, заставляет многих авторов целиком становиться в описании этой осады на позиции Дексиппа. Однако, если к Иордану необходим действительно крайне осторожный и критический подход, то все же нужно критически относиться и к Дексиппу. В этом же вопросе готскому патриотизму Иордана явно противостоит римский ж провинциальный патриотизм Дексиппа, и его рассказ нуждается в очень существенной критике.

Согласно Дексиппу, приближение «скифов» к Марцианополю не застало горожан врасплох. Город был хорошо укреплен еще во времена наместничества Менофила, граждане Марцианополя «запаслись заранее всем необходимым на время осады»¹⁷⁸. Во главе их встал некий философ Максим, видимо, имевший некоторые познания в военном деле. Максим всячески ободрял горожан и, вместе с тем, рекомендовал им воздерживаться от наступательных действий, в которых, естественно, все преимущества были на стороне «готов»¹⁷⁹. Заготовив достаточное количество метательных снарядов, осаждающие обступили городские стоны и завязали ожесточенный бой с защитниками города. Дротики и камни сыпались, как густой град, но горожане, прикрытые зубцами стон, находились в неизмеримо более выгодных условиях, чем «скифы»¹⁸⁰. Первое столкновение, возможно, так и по вышло из стадии метательного боя — после истощения запаса камней и дротиков осаждающие отошли от стен города ¹⁸¹.

Так выглядит, по Дексиппу, начало боев «скифов» с защитниками Марцианополя. Картина эта довольно реальна; однако дальнейшее изложение Дексиппа всё же, повидимому, несколько упрощает события и освещает их в пользу римлян. В самом деле, трудно допустить, чтобы «скифы» так и не сделали попытки взобраться на стены города; несколько удивляет и полное отсутствие у них даже самых простых осадных орудий и отказ от блокады города. Вероятно, бои под Марцианополем носили всё же гораздо более длительный¹⁸² и активный характер, чем то пытается показать Дексипп, выставляя в ярком свете как искусство Максима, сумевшего так удачно перехитрить врагов, так и мужество горожан.

Но всё же, повидимому, исход этих боев был не в пользу нападающей стороны. Значительные массы осаждавших скучились на уже опустошенной земле; город был прекрасно укреплен, горожане, повидимому, защищались отчаянно. Между тем у «скифов» не было еще достаточного опыта в осаде больших городов; несомненно, что и осадная техника их не стояла еще на должной высоте. Кроме того, они уже были сильно утомлены предшествовавшими военными действиями. Все эти факторы, возможно, и предопределили неудачу задунайских племен под Марцианополем и принудили их прекратить осаду¹⁸³.

Восстания в разных частях империи и вторжение «скифов» привели Филиппа в полное отчаяние. Он даже намеревался отречься от престола и лишь вмешательство энергичного и влиятельного сенатора Доция помешало ему привести в исполнение свое намерение¹⁸⁴. К тому же, хотя сведения о борьбе императорских войск против восставших отсутствуют, по, повидимому, разногласия в среде последних сыграли всё же немалую роль в постепенном улучшении положения. Погиб Иотапиан¹⁸⁵ ; дунайский император Марин Пакатиан пал от рук собственных солдат. Филипп воспрянул духом и, памятуя услугу, оказанную ему Децием, предложил ему чрезвычайные полномочия для окончательного урегулирования дел на Дунае.

Положение, сложившееся на Дунае ко времени прибытия Деция (июнь 249 г.), оставалось напряженным. Неудача под Марцианополем, повидимому, послужила сигналом к отходу «скифов» на свою территорию, и к зиме 248/49 года их основный силы, очевидно, уже покинули придунайские области, но восстание на Дунае еще продолжалось, хотя, повидимому, и шло на убыль; в среде повстанцев вспыхнула внутренняя борьба, жертвой которой и пал Марин Пакатиан ¹⁸⁶. Таким образом, задача Деция на Дунае состояла прежде всего в том, чтобы окончательно подавить восстание, наказать активных его участников и восстановить дисциплину в войсках. На эту сторону его миссии отчетливо указывают и Зосим¹⁸⁷ и Зонара¹⁸⁸.

Однако Иордан всю задачу Деция сводит к борьбе с «готами» и лишь мельком упоминает о его деятельности по подавлению мятежа¹⁸⁹. Конечно, в данном случае Зосим и Зонара заслуживают большего доверия, чем Иордан, который всю римскую историю рассматривает сквозь призму римско-готских отношений. Однако весьма вероятно, что и в рассказе Иордана есть какое-то зерно истины. Пока мятеж не был окончательно подавлен и граница оставалась незащищенной, отряды воинственных соседей могли успешно продолжать набеги на римскую территорию.

Явившись на Дунай, Деций развернул там энергичную деятельность. С пребыванием его на Дунае и связан чрезвычайно интересный факт, о котором рассказывает Иордан¹⁹⁰. Деций, повидимому, расформировал наиболее ненадежные или участвовавшие в восстании части, и тогда солдаты этих частей ушли на территорию врагов и были охотно приняты ими. Иордан объясняет это дезертирство к врагу тем, что солдаты были крайне раздражены таким несправедливым к ним поступком —изгнанием из армии после стольких лишений и жертв¹⁹¹. Но, конечно, причина лежала гораздо глубже — многие из солдат — уроженцев Мёзии, Фракии, Дакии — сочувствовали единоплеменным им народам, сохранившим независимость и теперь вновь вступившим в борьбу с ненавистным Римом. Этот переход воинов на сторону противника имел и более непосредственные последствия. Перебежчики всячески побуждали «скифов» к новому нападению на империю ¹⁹², в распоряжении последних оказались опытные проводники и лица, прекрасно знавшие состояние римской армии.

Переход солдат на сторону «скифов», возможно, привел к новому ухудшению положения на дунайской границе: ряд современных авторов упоминает о военных столкновениях Деция с «готами», приписывая само его возвышение каким-то успехам на Дунайской границе¹⁹³. Возможно, что столкновения и имели место, хотя о них говорит лишь один Иордан¹⁹⁴. Однако по высказываниям Иордапа невозможно судить об их характере и исходе и тем более делать заключения об их влиянии на последующие события.

Ход же этих событий принял несколько неожиданный для Филиппа оборот. Дунайские легионы, лишь недавно принимавшие участие в восстании Пакатиана, восстали вновь, но на этот раз императором был провозглашен сам Деций ¹⁹⁵. Во главе своих легионов он двинулся на Запад. При Вероне произошло решающее столкновение обеих армий, закончившееся полной победой Деция и гибелью Филиппа¹⁹⁶ (осень 249 г.).

Мирный период правления Деция длился всего несколько месяцев; источники и для этого времени также чрезвычайно скудны (исключая область религиозных отношении) и тем пе менее несомненно, что Деций и его деятельность произвели на античных авторов большое впечатление благодаря некоторым особенностям его правления. Он действовал в годы, непосредственно предшествовавшие максимальному размаху кризиса империи, делая отчаянные попытки улучшить положение государства и в конце концов трагически погиб в борьбе.

Для внутренней политики Деция характерны сильные элементы консерватизма, стремление возродить «старую римскую доблесть». С этой стороной деятельности Деция, очевидно, связано и происходившее в его правление первое общеимперское гонение на христиан. Большое значение имели также военные мероприятия Деция. Он много делал для восстановления военной дисциплины, укрепления пограничных районов и расширения там сети дорог ¹⁹⁷. Важнейшим объектом оборонительных мероприятий Деция были придунайские провинции, где и произошла война, которая нанесла решительный удар всем реформаторским попыткам Деция.

Как вся война 250—251 гг., так и битва при Абритте не нашли еще должного отражения в историографии. Буржуазные ученые, специально изучавшие войны римлян с задунайскими племенами, уделяют ей немногим больше внимания, чем остальным войнам III в.,— они утверждают, что и в этой войне руководящую роль вновь играли готы во главе с их королем Книвой ¹⁹⁸. Что же касается участия других племен, то оно рассматривается как вспомогательное и подчиненное действию этой основной силы. Ход военных действий рассматривается в трудах этих авторов совершенно схематически и если у Альфельди¹⁹⁹ еще можно отметить кое-какие высказывания военно- стратегического порядка, то Раппапорт и Шмидт ограничиваются лишь кратким перечислением маршей и битв. Несмотря на неодинаковую ценность источников, описывавших эту войну, и существенные противоречия в их высказываниях при изложении событий, эти ученые не уделяют должного внимания разбору и критике источников, зачастую просто следуя тому или другому автору.

Несколько большее внимание уделяется битве при Абритте (особенно Л. Шмидтом)²⁰⁰. Однако и здесь подход к описанию событий методически неверен. Так, Раппапорт для определения существенного, но все же второстепенного вопроса о точном местонахождении Абритты, привлекает данные двух десятков авторов и совершенно недостаточное внимание уделяет изображению самого хода боя²⁰¹, хотя для этого имеется материал у ряда авторов, и в том числе у Зосима²⁰² и Зонары²⁰³. Буржуазные историки не дают также и должной оценки битвы под Абриттом.

Наконец, вопрос о влиянии войны 250—251 гг. на весь дальнейший ход борьбы причерноморских племен с Римом также пе может быть решен простым указанием на то, что «всякий барьер, который смог бы удержать варварский поток, был теперь снесен прочь»²⁰⁴. Влияние победы при Абритте на развитие борьбы племен Причерноморья, персов и германцев заслуживает, конечно, более пристального внимания, равно как и резонанс на эту битву внутри империи.

В источниках война 250—251 гг. является одной из наиболее освещенных, и это понятно, ибо ее значение вышло далеко за пределы любой из предшествовавших «скифских войн». Разгром Филиппополя, страшное поражение римлян при Абритте, сопровождавшееся гибелью императора и его сына, заняли прочное место не только в греко-римской, но и в византийской исторической традиции. Конечно, исходные позиции различных авторов в изображении этих событий были весьма неодинаковы. Внимание римских писателей приковывала трагическая гибель обоих Дециев и измена Приска, причем самому ходу военных действий почти не уделялось внимания — по причинам вполне понятным²⁰⁵. Позднее византийские авторы (Зонара²⁰⁶ и Сиикелл²⁰⁷) дают хотя и беглое, но более последовательное изложение событий, причем также основное внимание обращают на гибель Деция и его войска, но уже с другой целью: для их его смерть есть лишь возмездие за муки и преследования христиан.

Важнейшим источником для этой войны является Getica Иордана²⁰⁸. Он, конечно, более детально, чем какой-либо другой писатель, описывает подвиги «готов», хотя иногда считается и с самолюбием римлян; так, битва при Абритте почти обойдена в его изложении и дана в плане патриотической римской традиции. Для последнего периода военных действий, и особенно битвы при Абритте, исключительно важен рассказ Зосима²⁰⁹ — более детальный и объективный, чем повествование любого другого писателя. Огромный интерес для историка представляют фрагменты Дексиппа²¹⁰, сообщающие важные подробности об осаде Филиппополя. Исключительно важную роль для определения хронологии военных действий имеют надписи и монеты, ибо ни один из перечисленных авторов не сообщает точных хронологических дат.

Хотя подавляющая часть сведений по этой войне восходит к тому же Дексиппу, по все же показания источников отличаются большой противоречивостью. Противоречия имеются не только между Иорданом и греческими авторами, но и среди самих греческих авторов. Так, первый этап войны (до падения Филиппополя и битвы при Берое) Синкелл дает как период римских побед, особенно выделяя битву при Никополе²¹¹. Зосим же вообще вплоть до самого Абритта не знает ни одного поражения римлян, но указывает на одни только многочисленные победы²¹². Иордан, наоборот, почти не видит неудач «скифов» и, судя по нему, при Никополе вообще но произошло никакой битвы. Но зато том более яркими красками он рисует поражение римлян при Берое²¹³. Очень важны противоречия между Зосимом и Зонарой в изображении ими знаменитой битвы при Абритте: именно в вопросе о тактическом построении скифо-сарматского войска и в описании самого хода битвы.

Первые месяцы правления Деция прошли па Дунае в обстановке относительного спокойствия. Это видно и из свидетельств нумизматики и из эпиграфических данных²¹⁴ ; вместе с тем есть и прямое указание Иордана па то, что вплоть до смерти «Остроготы» готы держались в пределах своей территории, «проживая в мире и спокойствии»²¹⁵. Правда, касаясь взаимоотношений внутри причерноморских племен, Иордан рассказывает, что после того как готы, обогащенные добычей, вернулись с Дуная на родину, на них произвело нападение племя гепидов, но готы разбили их наголову²¹⁶. Возможно, что в этой заметке Иордана и лежит какое-то зерно исторической истины, но том не менее тут возникают и некоторые сомнения. В хронология Иордан был чрезвычайно неточен; римские авторы — современники событий—относят борьбу готов и гепидов к гораздо более позднему времени, именно — к концу III в. н. э. Во всяком случае, если эти столкновения и были, то они отнюдь пе приняли характера крупной войны,— внимание «скифов» уже было вновь приковано к дунайской границе. Война 245—247 гг. и особенно война 248 г. послужили для них хорошей школой для нового мощного наступления на империю.

Обстановка и на этот раз благоприятствовала им. Несмотря на все усилия Деция, положение империи не улучшалось. Зосим указывает на то, что в канун «скифского» похода дела империи пришли в полный беспорядок²¹⁷. По словам Иордана, Книва знал о незащищенности Мёзии «вследствие небрежения императоров»²¹⁸. Хотя этот упрек по отношению к Децию, быть может, и не вполне справедлив, но уход с ним в Италию лучших дунайских легионов безусловно сильно ослаблял оборону на Дунае. И при всем желании Деций не смог бы намного улучшить положение на Дунае — в Галлия вспыхнуло восстание²¹⁹; начало оживать и движение германских племен.

Правда, борьба с германцами носила успешный для римлян характер, восстание в Галлии также было подавлено довольно быстро. Но не успели еще окончательно наладиться дела на Рейне и в Галлии, как в Рим пришли известия о новом грозном вторжении причерноморских «скифов» в Мёзию и Фракию. Имеющиеся в источниках данные помогают относительно точно определить дату этого вторжения племен Причерноморья.

В декабре 249 г. Деций счел еще возможным отпустить со службы старослуживых солдат²²⁰, что не могло случиться, если бы в это время уже началось нападение на римские пределы. Но, с другой стороны, ость основание полагать, что сын Деция, Геренний Этруск, получив звание цезаря, был сразу же направлен в Иллирию именно для подготовки похода²²¹, а так как он стал цезарем еще в апреле — мае 250 г., то естественно заключить, что весной 250 г. «скифское» наступление уже приняло значительные размеры. Таким образом, повидимому, сразу же по истечении зимы 249/50 года «скифы» начали свое нападение на империю.

Ни один из источников пе перечисляет в данном случае все племена, принявшие участие в походе. Зосим говорит о «скифах» вообще²²². Синкелл о «скифах, называемых готами»²²³, Лактапций всю войну приписывает одним карпам²²⁴, Иордан — одним готам. Уже подобный разнобой в источниках позволяет предполагать, что здесь вновь идет речь о коалиции племен, но из авторов только Зосим дает обобщающее имя «скифы», а остальные называют лишь одно из племен. Это была, повидимому, та же коалиция племен, которая выступала и в 248 г., но, быть может, еще более расширившаяся, если судить по огромным размерам развернувшейся борьбы и данным о численности «скифских» армий и их потерях.

Народы Причерноморья вступили в эту войну, располагая большой, разнообразной по родам войск и закаленной в боях армией. До нас дошла характеристика этой армии, данная не кем иным, как современником и участником событий—императором Децием в его письме к филиппопольцам. Возможно, конечно, что значительная часть известного обращения Деция к гражданам Филиппополя вымышлена Дексиппом, но поскольку в распоряжении последнего находились безусловно достоверные сведения, то и в таком виде эта характеристика представляет огромный исторический интерес.

В своем обращении Деций говорил: «Вы но должны, без помогай союзников, идти на битву с воинами, которые встретят вас с твердою силой, у которых многочисленная конница, многочисленная тяжело- и легковооруженная пехота, которые страшны своей опытностью в военном деле и своею наружностью, а потрясением оружия, угрозами, издаваемыми громким голосом, могут привести в робость тех, кто впервые на них нападает»²²⁵.

При изучении этого первого этапа военных действий встает один очень важный вопрос, без разрешения которого не представляется возможным дать верное изображение событий: действовали ли племена Северного Причерноморья в период важнейших битв 250 г. одной армией, или весь поход как бы разбился на два потока, причем одна армия оперировала на севере, а другая на юге, во Фракии? Домашевский и Шиллер²²⁶ стоят на первой точке зрения. Согласно этим авторам, армия Книвы билась под Иовами, Никополем, Берое, а затем она же осадила и взяла Филиппополь. Раппапорт²²⁷ и Шмидт придерживаются противоположной точки зрения, т. е. той, что осадой Филиппополя занялась отделившаяся часть войска, которая впоследствии и соединилась с войском «Книвы» — и тогда только и пал Филиппополь.

Разрешение этого вопроса, на первый взгляд чисто стратегического, невозможно, однако, без учета внутреннего положения, которое сложилось в провинциях, подвергшихся вторжению. Положение же это характеризовалось тем, что угнетенное население Мёзии, Дакии и других областей оказало активную помощь «скифам», поддержав их своими выступлениями. Действительно, только этой поддержкой можно объяснить тот факт, что «варвары», лишенные связи с родиной, теряя в боях массу людей, тем не менее нанесли римлянам ряд жестоких поражений. Рабы, колоны — вот кто явился, прежде всего, резервом для пополнения редеющих рядов скифо-сарматского войска. Правда, как это и показал убедительно проф. Дмитрев в своей работе, термин «готы» в описании этой войны, как и многих других, вобрал в себя у авторов и название фракийцев-готов, в частности жителей Малой Скифии, и выделить поэтому самостоятельную струю движения народных масс Мёзии, Фракии и других областей чрезвычайно трудно²²⁸.

В описанных условиях разделение скифской армии на две части становилось вполне возможным и целесообразным, ибо это разделение сил не только не ослабляло «скифов», но вело к притоку новых свежих резервов, открывало для них новые стратегические направления. Поэтому здесь речь может идти только о двух армиях «скифов», из коих одна билась в Мёзии, а другая прорвалась во Фракию. Иордан ясно говорит о разделении войска «скифов» на две части: это разделение «скифских отрядов» под Новами имело вполне определенную цель. Главные силы шли на основную часть римской армии, вспомогательное войско было направлено на опустошение римских тылов и дезорганизацию их обороны²²⁹. Вполне естественно предположить, что это второе войско в своем движении на юг прошло через Балканы и проникло во Фракию, тогда как основные силы боролись с Децисм и Галлом. Не случайно, повидимому, что при описании военных действий в Мёзии перед читателем выступают явно две римские армии, тогда как у «скифов» действует только одна, т. е. «армия Книвы». Это можно понять только в том случае, сели другая их армия находилась в гораздо более южных районах.

Наконец, из труда Дексиппа с несомненностью явствует, что в период между битвой под Никополем и битвой при Берое осада Филиппополя шла уже полным ходом, горожане к тому времени не только отбили «скифские» атаки, но даже требовали контрнаступления. Но так как из источников известно, что Книва взял Филиппоноль только после битвы при Берое, то становится несомненным тот факт, что город ужо перед этим осаждали какие-то другие «скифы». Правда, если следовать Иордану буквально, то Книва после неудачи под Никополем «поспешил к Филиппополю», но он отнюдь не говорит о его осаде Книвой именно в это время, да и «долгая осада» Филиппополя была совершенно исключена в период, когда Деций шел по пятам за войском Книвы. Само же стремление Книвы к Филиппополю было вполне понятным — там находилось другое войско причерноморских племен.

Довольно сложные маневры «скифов» в немалой степени обусловливались и тем, что в их наступлении им приходилось много времени и сил употреблять на преодоление или обход римских укреплений. Уже давно миновали те времена, когда оборона на дунайской границе сводилась к сравнительно узкой полосе лимеса. В течение II и первой половины III в. римляне приложили много усилий к созданию на Дунае целых мощных укрепленных районов.
С северо-востока римские владения прикрывала Дакия — важнейший форпост в борьбе, с наступающими припонтийскими племенами. Вдоль северо-западных и восточных границ Дакии подобно вееру располагалась цепь кастелов, сторожевых башен и валов²³⁰, причем особое внимание обращалось на защиту горных проходов и речных долин. Важнейшими центрами римской обороны в Дакии были города Апул и Потаисса — постоянные места расположения XIII и V легионов римской армии.

Дакийский укрепленный район двойной линией кастелов соединялся с укреплениями Мёзии, которые представляли собой его дополнения, имея вместе с тем и большое самостоятельное значение (стратегическое значение Мёзии состояло, в частности, в том, что долины Нижней Мёзии представляли собой естественные пути проникновения «скифских» отрядов). Важнейшие укрепления Мёзии располагались или по линии величайшей волной преграды — Дунаю, или в прилегающих к нему районах; область эта была хорошо снабжена дорогами, особенно большую роль играл путь по правобережью Дуная²³¹. Важными опорными пунктами в Мёзии были: Новы (стоянка I легиона), Дуростор (где обычно размещался XI легион), а также Томы и Марцианополь.

Но этим но ограничивалась система римских укреплений на нижнем Дунае. В 30—40-х годах III в. я. э. стали усиленно укрепляться города, расположенные в глубоком тылу, и прежде всего городские центры Фракии. Так, хорошо укреплен был Никополь, лежавший на балканских перевалах, мощными укреплениями обладала и столица провинции — Филиппополь, где скрещивались важнейшие военные и торговые пути. Но, очевидно, «скифам» удалось преодолеть первый важный район римской обороны — именно Дакию, ибо источники, умолчав совершенно об этом начальном этапе военных действий, сообщают уже о появлении «скифских» сил у Нов, на правом берегу Дуная. Здесь и развернулись активные военные действия.

В то время, когда войско «скифов» прорвалось к Новам, значительные силы римской армии сосредоточивались несколько западнее, в районе Эска (Colonia Ulpia Oescus)²³². В ходе всех последующих военных действий этот город служил основной базой римлян в их борьбе с племенами Причерноморья. И это было не случайно. Здесь сходились важнейшие дороги — военная дорога вдоль Дуная, дорога на Филиппоноль, путь на Сердику²³³. Вместе с тем этот узел дорог со всех сторон был прикрыт озерами и почти не доступен для нападения. Базируясь на Эск, римляне могли быстро сосредоточивать резервы в безопасном месте и действовать во фланг и тыл вражеских войск.

Во главе римской армии, сосредоточенной в районе Эска, стоял наместник Мёзии Требониап Галл. Сам император появился здесь несколько позднее. Аврелий Виктор указывает, что до отбытия в Дунайские провинции он задержался в Риме из-за освящения стен²³⁴, однако замечание Евтропия о том, что Деций «подавил мятеж в Галлии»²³⁵, позволяет думать, что именно события в Галлии замедлили отъезд императора на театр военных действий. Император, не будучи в состоянии лично отправиться на Дунай, послал в Иллирию своего сына Геренния Этруска в целях мобилизации сил для борьбы со «скифами»²³⁶.

Между тем вторгшаяся армия разделилась на две части. Одна из них занялась разгромом Нижней Мёзии, а затем направилась к Филиппополю. Основная же часть «скифского» войска, насчитывавшая по традиции 70 тыс. человек, двинулась к Новам²³⁷, важной крепости, прикрывавшей переправу через Дунай, исходному пункту дороги на Филиппополь. Овладение этим пунктом имело для «скифов» очень большое значение как для обеспечения за собой путей отхода, так и для облегчения связи с войском, шедшим на Филиппополь.

Однако Галл своевременно поспешил на выручку Нов, и нападение было успешно отражено²³⁸. Тогда «скифы» двинулись по долине реки Литра на Никополь — город, расположенный у самых отрогов Балканского хребта. В Никополе скрещивались пути, связывавшие между собой важнейшие пункты Фракии и Мёзии, и Никополь господствовал над главными проходами через Балканский хребет.

Естественно поэтому, что в районе Никополя оказались, основные силы обеих враждебных армий. Правда, Иордан, важнейший источник, совершенно умалчивает о каком бы то ни было столкновении под Никополем. Однако Георгий Синкелл отчетливо говорит о том, что под Никополем произошло одно из крупнейших сражений этой войны, причем оно окончилось поражением «скифов»²³⁹. Поскольку Синкелл здесь более беспристрастен, чем Иордан, и, как видно, достаточно осведомлен, то есть все основания верить именно ему. Добавим к тому же, что в сохранившемся фрагменте Дексиппа — современника событий — о битве под Никополем император Деций говорит как о каком-то радостном и обнадеживающем примере римской мощи²⁴⁰.

Как сообщает Синкелл, в хорошо укрепленный город к моменту подхода врагов сбежалось большое количество мёзийского населения, надеясь найти защиту за его стенами.
«Скифы» окружили город и занялись его осадой ²⁴¹. И именно в это время на них и напал Деций, уже явившийся на театр военных действий ²⁴². Оказавшись между мощными стенами города и крупными силами римского войска, осаждающие понесли тяжелые потери и вынуждены были прекратить осаду.

Правда, цифра их потерь, которую приводит Синкелл ²⁴³, — 30 тыс. человек одними убитыми — кажется весьма преувеличенной, ибо при общей численности в 70 тыс. человек подобные потери (с включением раненых и пленных) означали бы почти полное истребление наступающей армии. Между тем эта армия не только успешно форсировала Балканы, но и нанесла римлянам жестокое поражение. Таким образом о битве под Никополем можно говорить именно как о значительной неудаче «скифов», но отнюдь не как о полном разгроме их сил. Тем не менее, «скифское» войско оказалось в очень тяжелом положении. Деций мог отрезать его от армии, находившейся под Филиппополем и, получив подкрепления от Галла, оставшегося в Эске, уничтожить и никопольскую и филиппопольскую армии противника.

Пока все ото происходило на севере, на юге, во Фракии, события развивались своим чередом. Часть скифо-сарматского войска, отделившаяся от основных сил где-то в районе Нов, успешно прошла Мёзию, прорвалась через Балканы и приблизилась к Филиппополю. Город подвергся осаде²⁴⁴.

Филиппополь являлся важнейшей римской крепостью и опорной базой в придунайских провинциях. Здесь скрещивались пути огромного стратегического значения: дорога с севера на юг (от Эска на Дунае к Эгейскому морю) и старинная военная дорога от Боспора на Запад. Вместе с тем большое значение имела и дорога, шедшая из Филиппополя па северо-восток через Берое и Кабиле²⁴⁵. Город, и без того хорошо укрепленный, имел и прекрасную естественную защиту — он был расположен на холмах, одну из ого сторон прикрывала река Гебр. Вместе с тем Филиппополь имел большое экономическое значение, будучи одним из центров торговли и ремесла ²⁴⁶.

Римляне, строя свой план на уничтожение «скифских» сил, уделили серьезное внимание укреплению и обеспечению важных стратегических центров в глубине своей обороны.

Именно в этот период Фессалоники стали колонией, а Новы и Никополь при помощи полевой армии римлян успешно защищались от нападения «скифов». Успешное взаимодействие крепостей и полевой армии уже принесло римлянам значительные успехи в настоящем и обещало еще большие успехи в будущем. Понятно поэтому, какое громадное значение имело обладание Филиппополем для всего дальнейшего хода войны.

Филиппополь, повидимому, успел подготовиться к осаде — он встретил нападающих во всеоружии технических средств ²⁴⁷. Его гарнизон был намного увеличен как самими филиппопольцами, так и сбежавшимся отовсюду состоятельным населением, готовым к отчаянной защите города. Во главе обороны встал опытный полководец, наместник провинции Приск²⁴⁸. Город поддерживал связь с действовавшей на севере императорской армией, а уверенность в том, что при первой же возможности к ним придут на помощь, несомненно, еще более поднимала дух защитников города.

Свои военные действия под Филиппополем «скифы» начали с тщательной рекогносцировки: они старательно осмотрели все стены города, отмечая места, наиболее доступные для нападения²⁴⁹. После рекогносцировки они завязали метательный бой с защитниками города, а через некоторое время сделали попытку взять город штурмом ²⁵⁰. К его стенам были придвинуты разнообразные осадные орудия: башни на колесах, тараны, простые и складные штурмовые лестницы (весьма вероятно, что этим своим техническим оснащением «скифы» были обязаны в некоторой степени активному содействию местных ремесленников).

Однако горожане защищались с большой выдержкой и умением. На «скифские» осадные машины сбрасывались огромные камни, их зажигали факелами, смолой и серой; штурмовые лестницы дробились тяжелыми бревнами. Атака была отражена со значительными для нападавших потерями. Тогда «скифы» приступили к систематической осаде города: вокруг ого стен они стали воздвигать высокие земляные насыпи²⁵¹. В ров, окружавший город, была сброшена масса бревен, земли и всякого мусора. Насыпь росла. Но горожане, видя это, в свою очередь стали надстраивать стены; осадным работам чинились всевозможные помехи: ночью поджигались деревья, уложенные в основание насыпи, разрушалась ее земляная часть²⁵². Осада затянулась.

Именно к этому периоду, очевидно, и относится письмо императора Деция наместнику Ириску, составляющее содержание одного из фрагментов Дексиппа ²⁵³. Дело представляется следующим образом: филиппопольцы, отразившие атаки «скифов» и узнавшие об их неудачах на севере, требовали немедленного наступления на войско, осаждавшее город. Активнее всего выступали местные поссессоры и городские богачи, имевшие виллы в окрестностях города; вид гибнувшего имущества приводил их в отчаяние и ярость. Нажим со стороны богатой верхушки и особенно ее молодежи был так настойчив, что Приск был вынужден, повидимому, обратиться к Децию с запросом — как следует ему поступать. Деций (то было, судя по письму, вскоре после битвы под Никополем)²⁵⁴ прислал ему подробный ответ, предназначенный не столько Приску, сколько горожанам Филиппополя.

Император предостерегал граждан города против необдуманного и преждевременного наступления на грозное войско «скифов», предлагал им дождаться ого прибытия с тем, чтобы совместными усилиями разгромить их. В заключительной части письма говорилось: «Итак, сдержите ваше стремление, если но хотите ни себе повредить, ни ослушаться вождя: вам нужно остаться внутри города. Пусть оживляет вас надежда, что мы ни делами, ни помышлениями пе предадим общественного блага и через несколько дней явимся к вам на помощь с военной силой и, пока вы находитесь внутри стен, мы будем заботиться об успехе дела вне их»²⁵⁵.

Но события развернулись вовсе не так, как того ожидал Деций и горожане Филиппополя.
После битвы под Никополем «скифы» к порядке отступили в горы Гема (Балканы) и успешно перешли их ²⁵⁶, с тем чтобы соединиться с войском, стоявшим под Филиппополем. Иордан сообщает, что Деций, узнав об их уходе, направил свои помыслы на освобождение Филиппополя ²⁵⁷; то же подтверждает и фрагмент Дексиппа ²⁵⁸. Возможно, что Деций несколько переоценил свою победу под Никополем и считал «северную» армию врага уже полностью обезвреженной; однако более вероятно, что поспешный марш Деция через Балканы, приведший в такое изнурение римскую армию, вызывался не столько стремлением быстрее освободить город, сколько намерением помешать соединению обеих «скифских» армий.

Но римлян постигла тягчайшая неудача. Их войско, утомленное тяжелым переходом через горы, расположилось на отдых вблизи Берое, на южном склоне Балканского хребта. Римляне, повидимому, пе ждали нападения «разбитой» и отступающей от них армии и, может быть, не приняли должных мер предосторожности. Тогда-то «скифское» войско смело напало на римскую армию. Удар был могуч и внезапен. Римляне потерпели жестокое поражение и в пашше начали отходить обратно на север, под прикрытие Эска и войск, бывших с Галлом²⁵⁹. Несомненно, потери их были очень велики. Но «скифы», видимо, лишь некоторое время преследовали противника, а затем вновь повернули на юг — к Филиппополю.

Возможно, что Иордан несколько преувеличивает размеры римского поражения и легкость победы «скифов» под Берое. Повидимому, не случайно ни сразу после этой битвы, ни после взятия Филиппополя они не решились пойти на север. Однако значение победы при Берое было огромно. Римляне пе только понесли большой урон в людях — не меньше было и моральное влияние поражения. Почти целый год после битвы при Берое римляне воздерживались от наступательных действий против главных сил вражеской армии.

Источники, к сожалению, ничего не говорят о том, как развивались военные действия под Филиппополем в период перехода обоих армий через Балканы и битвы при Берое. Как можно судить по фрагменту Дексиппа, «скифы» после ряда неудачных попыток взять город, видимо, прервали осаду ²⁶⁰. Раппапорт в связи с этим даже предполагает, что и филиппопольское войско «скифов» приняло участие в битве при Берое²⁶¹. Хотя это предположение вполне правдоподобно (им, в частности, легко объяснить и размеры победы при Берое), однако оно не находит своего подтверждения в источниках и остается лишь весьма заслуживающей внимания гипотезой.

Несомненно, что вскоре же после битвы при Берое подступили к Филиппополю уже соединенные силы причерноморских племен и их союзников из среды угнетенных классов²⁶². Осада возобновилась, но судьба города была уже предрешена. Помощи со стороны разбитой императорской армии теперь, конечно, ждать было нельзя; скопление в Филиппополе огромной массы людей должно было в ближайшее же время привести к острой нехватке продуктов питания. На город же, уже ослабленный предшествующей осадой, двинулись крупные силы врагов. Повидимому, вскоре после возобновления осады, он оказался в руках «скифского» войска²⁶³.

Крупную роль в этом сыграла измена Приска, руководившего обороной города ²⁶⁴. Приск вступил в соглашение с врагами и за сдачу им города был провозглашен императором²⁶⁵. Иордая сообщает, что он якобы даже принял участие в последующей борьбе с войсками Деция.

Конечно, его измена была вызвана прежде всего сознанием безнадежности дальнейшей обороны; Приск, объявленный врагом отечества ²⁶⁶, бесследно исчезает с исторической сцены. Однако интересно отметить, что, повидимому, «скифы», германцы и другие народы хорошо понимали то громадное значение, которое для них играла внутренняя борьба в Римской империи, если они даже встали па путь выдвижения против Деция нового претендента на римский престол.

Неизвестно, открыл ли Приск тайно ворота города или был заключен какой-то договор о капитуляции, но город, оказавшийся в руках осаждавших, подвергся жестокому разгрому; множество богатых и знатных горожан было истреблено²⁶⁷, десятки тысяч уведены в плен. Несомненно немалую роль в ожесточенной расправе сыграло озлобление «скифов», вызванное стойкой обороной города, причинившей им большие потери, а также участие в борьбе угнетенных низов населения Филиппополя и прилегавших к нему районов. Воспоминание о падении Филиппополя навсегда сохранилось в памяти римлян. Почти полтораста лет спустя Аммиан Марцеллин, перечисляя прежние беды, которые претерпело государство от внешних врагов, писал: «После многих жестоких поражений с той и другой стороны, был разрушен Филиппополь, причем, если верно сообщение историков, в стенах города было перебито сто тысяч человек»²⁶⁸.

Падение Филиппополя имело крупнейшее стратегическое значение. «Скифы» получали в свое распоряжение мощную базу для дальнейших операций; овладение Филиппополем делало их хозяевами Фракии или, во всяком случае, западной ее части и долины реки Гебра. После взятия Филиппополя и предшествовавшего этому отхода римлян на север, «скифы» беспрепятственно подвергли опустошению Фракию и прилегающие районы²⁶⁹.

Ввиду того что упомянутые выше авторы не дают точной датировки, представляется чрезвычайно трудным установить время битвы под Никополем и Берое, а также время падения Филиппополя. Хотя описанные события и развивались в довольно быстром темпе, но всё же они заполнили собой по крайней мере несколько месяцев. Кое-какую помощь в установлении хронологии может оказать одно место из фрагмента Дексиппа. Касаясь первого периода осады Филиппополя, Дексипп рассказывает, что осаждавшие свалили в ров, окружавший город, трупы лошадей и пленных, которые уже на третий день вздулись и тем содействовали немалой высоте насыпи²⁷⁰. Из этого факта можно заключить, что события происходили, повидимому, в жаркое время года. Но в цитированном место Дексипп говорит о самом разгаре осады, быть может еще до битвы под Никополем и во всяком случае до битвы при Берое, Следовательно, если крупнейшие битвы этой войны и осада Филиппополя приходятся, повидимому, на лето 250 г., то падение этой крепости и опустошение Фракии падают скорее всего уже на осень этого года. Зима 250/51 года представляет, таким об' разом, естественную грань первого этапа военных действий.

Однако положение римлян, несмотря на то, что они понесли жесточайшее поражение под Берое и потеряли важную крепость, отнюдь еще не было безнадежным. Даже после поражения Деция, на севере находились крупные силы римской армии под командованием Галла²⁷¹. Они не смогли принять участия в боях на юге, ибо их цель была, как указывает Иордан, «охрана границ»²⁷² (т. е. в конкретной обстановке удержание за римлянами линии Дуная и борьба со «скифскими» отрядами в соседней Дакии), но теперь эти части могли послужить ядром для развертывания новой римской армии. Кроме того, если во Фракии римлян преследовали неудачи, то на другом важном направлении — в Дакии — военные действия развивались благоприятно для римлян ²⁷³, и дакийскую территорию им удалось в значительной мере очистить от отрядов противника (преимущественно карпов).

Занятость главных сил причерноморских племен под Филиппополем и во Фракии, а затем подоспевшая зима были хорошо использованы Децием и Галлом. В Эск стягивались новые войска; укреплялись важные стратегические пункты, например, в Дакии²⁷⁴. Во всяком случае, нет более сведений об осадах «скифами» крупных, хорошо укрепленных городов. Возможно, что после сражений под Иовами и Никополем и после тяжелых потерь, понесенных под Филиппополем, они не решались на штурмы и осады, тем более что наступившая зима сильно затрудняла ведение подобных военных операций.

Активные воешше действия возобновились весной следующего, 251 года. К этому времени стратегическая обстановка изменилась в благоприятную для римлян сторону. Римляне могли почти беспрепятственно собирать многочисленные подкрепления²⁷⁵; напротив, отряды причерноморских племен, находившиеся в глубине вражеской территории, вряд ли смогли получить хоть сколько-нибудь значительное пополнение, тем более что их коммуникации находились под контролем римлян. Между том численность «скифского» войска должна была сильно сократиться в результате гибели в боях, болезней, отставания в пути и т. п. Огромный обоз с добычей²⁷⁶ и масса пленных уменьшали маневренность «скифов», привязывали их к дорогам; обоз и пленные к тому же также требовали людей для охраны. При таких неблагоприятных обстоятельствах у «скифов» не оставалось иного исхода, как отступление н родину. Очевидно, с установлением после весенней распутицы путей они сразу же двинулись на север.

Но Деций но был намерен пропустить их беспрепятственно. Ему представлялась возможность одним ударом резко изменить все течение войн на Дунае, на долгие годы обеспечив безопасность северо-восточных границ империи. Вместе с тем, решительного наступления на врагов требовало и восстановление его пошатнувшегося авторитета как императора и полководца. Наконец, не следует забывать, что «скифы» уводили с собой десятки тысяч пленных, среди которых находились представители знатнейших фамилий и родственники солдат и офицеров римской армии.

Казалось, что Деций мог надеяться на полный успех. Противники римлян сильно ослабли: многие сотни километров отделяли их от родных мест; в то же время пополненная и отдохнувшая римская армия уже укрепилась в Дакии, ставя под угрозу линии отступления «скифов»; большая часть городов в Мезии и крепости по Дунаю также, повидимому, прочно удерживались римлянами. План последних — отрезать пути отхода врагам и истребить их²⁷⁷ — становился вполне реальным.

Ход военных действий до битвы при Абритте, по источникам, может быть представлен лишь в самых общих чертах. Так, несколько неясен маршрут отступления «скифской» армии, ибо единственный географический пункт, который сообщают авторы — есть уже сам Абритт, на нижнем течении Дуная. Но он совсем не случайно вошел в летописи войны. Поскольку римляне продолжали удерживать в своих руках районы западной Мёзии и уже укрепились в Дакии, то прямой путь отхода на север, через гористые и хорошо укрепленные места, был невозможен. Поэтому отступающие пошли, повидимому, обходным путем — через районы восточной Мёзии, где и разыгрались заключительные битвы этой войны. Поэтому одним из возможных путей отступления скифо-сарматского войска представляется дорога Филиппополь — Берое — Кабиле — Анхиал.

Несомненно серьезнейшая опасность подстерегала «скифов» при самом выходе их из гор на равнину, однако, в силу каких-то причин, римляне не смогли использовать эту представлявшуюся им возможность. Не исключено, что одной из этих причин было восстание в Галлии, о котором сообщают латинские авторы ²⁷⁸. Однако, повидимому, вскоре же после выхода на равнину, отступающие отряды причерноморских племен подверглись ряду нападений со стороны римских императорских войск. Эти столкновения были успешны для римлян; «скифы», судя по Зосиму, потеряли в них даже часть своего обоза. События развивались так, как того желал Деций. «Выступив против них, Деций одержал победу во всех битвах, взял даже часть захваченной ими добычи и пытался отрезать им возвращение па родину, намереваясь совершенно истребить их, чтобы они не смогли снова собраться и напасть» ²⁷⁹. В конце концов положение отступающих стало даже критическим и они были выну-ждены начать переговоры о мире. «Скифы» предложили возвратить римлянам всю захваченную ими добычу, с тем условием, чтобы их пропустили на родину. Однако Деций, уверенный в окончательной победе над врагами, категорически отверг их мирные предложения. Генеральное сражение становилось неизбежным.

Именно в это время, как то с несомненностью явствует из слов Зопары ²⁸⁰, полководцу Галлу и было приказано занять позиции на берегу Дуная (Зосим и Зонара ошибочно говоря о Доне). Задача Галла состояла в том, чтобы окончательно отрезать отступавшим путь на родину, истребить при переправе тех из них, которым удалось бы уйти от армии Деция. Маневр, предпринятый римлянами, еще более ухудшал положение враждебной им армии: над ней нависла угроза окружения л полного разгрома.

Источники сильно расходятся в данных о той местности, где произошла наконец битва, решившая исход войны. Аврелий Виктор и Евтропий, а также ряд других латинских авторов переносят место битвы на территорию противника²⁸¹. Зосим и Зонара, хотя они и сообщают о битве наибольшее количество сведений, вообще не называют места, где она произошла, если не считать того, что Зосим явно ошибочно говорит о Доне вместо Дуная в отрывке, повествующем о выделении отряда Галла²⁸². Наконец, Иордан²⁸³ и Синкелл²⁸⁴ называют местом битвы Абритт, и их определение является решающим: здесь имеется вполне конкретное указапие местечка на римской территории, вблизи нижнего точения Дуная.

Вместе с тем, очень важен еще и тот факт, что Синкелл приводит данные о битве со слов современника и историка войн Дексиппа, которого он здесь и упоминает дважды. О хорошей осведомленности Синкелла ярко свидетельствует то, что он сообщает не только основное название местечка (’Άδριττος), но и другое его распространенное название — «форум Семпрония». Правда, античные авторы не дают точного определения местоположения Абритта, сообщают, однако, что он находился в Нижней Мёзии²⁸⁵. Повидимому, Абритт был расположен где-то в области современной Добруджи. Судя по Иордану, генеральному сражению при Абритте предшествовало его занятие римскими войсками; таким образом, в момент боя он, повидимому.. прикрывал их тылы.

Довольно точно можно определить и время этой битвы. Здесь огромную помощь оказывает историку материал двух надписей. По первой из этих надписей²⁸⁶, датируемой 9 июни 251 г., Деций и его сын Геренний Этруск выступают еще в качестве здравствующих правителей империи, во второй²⁸⁷ — от 24 июня — они уже консекрированы. Если же, как то вычислил Виттич²⁸⁸, известие о смерти Доциев могло достигнуть Рима за 8—10 дней, то время их гибели, а следовательно, и битвы при Абритте следует отнести на первую половину июня 251 г.

Как было уже отмечено выше, битва при Абритте привлекла к себе внимание многих не только античных, но и византийских авторов. Однако подавляющая часть их ограничивалась лишь стереотипной фразой о разгроме римлян и гибели Дециев на поле боя. Более подробное изложение хода битвы находим только у двух авторов — Зосима и Зонары; кое-какие данные имеются также у Синкелла и у Иордана. Ценность этих четырех авторов для понимания этой битвы состоит в том, что все они в качестве своего первоисточника имели в конечном счете одного и того же автора — Дексиппа.

При первом же взгляде на сведения Зосима, с одной стороны, Зонары — с другой, бросается в глаза противоречие, существующее между этими двумя главными источниками.

Зосим говорит, что «скифы» были построены в три боевые линии, последовательно вступавшими в сражение с римлянами, причем успешно продвигавшиеся римляне в конце концов завязли в болоте, прикрывавшем фронт «скифов», были окружены ими и почти полностью истреблены.
«Галл остался на страже на берегу Танаиса, а варвары, разделившись на три части, поставили первый отряд в одном месте, перед которым расстилалось болото. Когда Деций истребил большинство их, приблизился второй отряд, но также был обращен в бегство; тогда появились вблизи болота немногие люди из третьего отряда. Когда Галл подал Децию сигнал двинуться на них через это болото, последний, неосторожно выступив вследствие незнакомства с местностью, завяз в грязи вместе со своим войском и, отовсюду осыпаемый дротиками варваров, погиб вместе с окружающими, ибо никто не мог спастись бегством» ²⁸⁹.

Зонара же, также отметив болотистый характер места боя, ничего не знает о подобном расчлененном построении «скифов»; иначе у него дан и ход боя: «скифы» сразу же начали отступать и заманили Деция в болото, где тот и погиб, поглощенный вместе с войском болотной трясиной²⁹⁰. Повидимому, есть все основания доверять Зосиму больше, чем Зонаре. Рассказ Зосима намного более подробен, чем беглое повествование Зонары; несомненно, что Зосим был более осведомлен, больше интересовался событиями этого времени, чем Зонара. И это вполне понятно. Для Зонары события III в. н. э. были довольно скучными и малоактуальными делами, его интересы обращены главным образом на историю церкви, для которой события светской истории зачастую являлись лишь простым фоном. Для Зосима, жившего в период крушения империи, они имели большой не только исторический, но и практический интерес, были гораздо более доступными для понимания, сама цель его труда — показать причины крушения империи²⁹¹.

Кроме того, важен и тот факт, что в распоряжении Зосима, писавшего всего спустя два века по истечению событий, имелась несравненно более цельная и свежая историческая традиция, чем та, которая дошла до Зонары, если даже встать на ту точку зрения, что оба пользовались Дексиппом не непосредственно, а при помощи какого-то посредствующего звена. И, наконец, с военной точки зрения рассказ Зонары несомненно носит несколько наивный характер; так, он даже ничего пе говорит об окружении римского войска, на что указывает, кроме Зосима, еще и Иордан²⁹².

Как можно заключить из рассказа Зосима, бой начался мощной атакой римлян на первую боевую линию вражеского войска. В самом начале боя или в предшествовавшей ему стычке пал сын Деция, Геренний Этруск. В этот решающий момент Деций не потерял присутствия духа, чтобы рассеять вызванное гибелью Этруска тягостное настроение он будто бы сказал: «Пусть никто не печалится — смерть одного солдата небольшая потеря для государства»²⁹³. Первая боевая линия противника была смята римлянами и большая часть ее воинов погибла в бою. Тогда в сражение вступила вторая линия, но римляне, продолжая натиск, опрокинули и ее ²⁹⁴. Но тут, однако, в бой вступили главные силы «скифов», которые окружили расстроенные ряды римлян и нанесли им окончательное поражение. Почти все римляне, участвовавшие в этом сражении, остались на поле боя, погиб и сам император Деций.

Источники ничего не сообщают о том, сколько времени длилось это сражение. Из их беглого рассказа можно даже сделать заключение, что бой носил очень скоротечный характер. И все же, вряд ли это было так. Ожесточенность обеих сторон, крупные массы войск, участвовавших в сражении (причем дело гало об уничтожении того или иного войска), уже в значительной мере предопределяют его затяжный характер. Вместе с тем есть и прямое указание Синкелла на то, что «Деций и его сын были убиты ночью» ²⁹⁵; очевидно, сражение заняло не только день, но и часть ночи.

Естествен вопрос — какова же была роль Галла и его отряда в битве и ее столь трагическом для римлян исходе? Зосим²⁹⁶ и Зонара²⁹⁷ обвиняют его в измене и ею в значительной море и объясняют поражение римской армии. Так, по утверждению Зосима, Галл, задумав переворот, вступил в переговоры со «скифами» и обещал действовать с ними заодно. В ходе боя он и погубил Деция, дав ему коварный совет.

Конечно, случаи измены в римской армии того времени были нередки даже среди высших начальников; всего год назад изменил Приск, мог изменить и Галл — в борьбе за власть полководцы в средствах не стеснялись. Тем не менее, в данном случае не может не возникнуть ряд сомнений в правильности утверждений Зосима, Зонары и некоторых латинских авторов.

Прежде всего, мало вероятно, что Галл, выделевший на охрану переправ через Дунай, вдруг вновь оказался вместе с Децием, так как о его присоединении к Децию не говорит ни один автор. Но даже если предположить, что во время боя он был где-то поблизости и мог сноситься с Децием и воздействовать на ход боя, то и тогда вопрос не становится более ясным. Ведь и Зосим и Зонара обвиняют Галла конкретно не в том, что тот отказался помочь Децию в критический момент сражения, а в коварных советах, данных императору. И вот оказывается, что Зосим и Зонара расходятся во мнениях — кому именно давал советы Галл и что именно он советовал. По Зосиму, Галл посоветовал Децию напасть на прикрытых болотом врагов, согласно же Зонаре²⁹⁸, Галл дал совет именно этим последним построиться фронтом к «глубокому болоту». Невозможно примирить подобные противоречия указанием на то, что он мог советовать и «скифам» и Децию, ибо нельзя себе представить Галла в роли какого-то режиссера, по воле которого происходили передвижения и боевые действия враждебных армий. Очень важно также отметить, что два других автора, описавших битву — Иордан и Синкелл — ни слова не говорят об измене в среде римлян.

В силу всех этих причин версия об измене Галла представляется очень сомнительной. Можно предположить, что обвинение Галла в измепс возникло из потребности объяснить и оправдать тот крайне неприятный для римского самолюбия факт, что римское войско почти целиком было уничтожено «презренными варварами». Приход же Галла к власти поело гибели Деция, его позорный мир со «скифами» придавали версии об измене характер полного правдоподобия, тем более, что Галл действительно но принял участия в бит не. Скороспелостью и противоречивостью этой версии, быть может, и объясним тот факт, что Зосим и Зонара стоят здесь на противоположных позициях, а Иордан и Синкелл вообще воздержались от ее включения в свои труды.

После гибели Деция уцелевшая часть римской армии провозгласила императором его ближайшего сподвижника — Требониана Галла²⁹⁹. Чтобы спять с себя подозрение в том, что гибель императора произошла не без его соучастия, а также для избежания возможной междоусобной борьбы, Галл признал соправителем сына Деция — Гостилиана³⁰⁰.

В создавшейся обстановке Галлу ничего иного не оставалось, как только вступить с победоносным противником в мирные переговоры. В результате их и был заключен мир, по своим условиям чрезвычайно позорный для римлян. По условиям мирного договора, «скифы» беспрепятственно пропускались на родину со всей добычей и пленными, Рим же за отказ «скифов» от новых нападений обязался выплачивать ежегодную дань³⁰¹. У Галла, однако, не было иного выхода — силы империя были истощены до крайности, началась эпидемия чумы³⁰² и, вдобавок ко всему, смертельная опасность нависла и над теми резервами, которые находились под командой Галла.

После заключения мира Галл поспешил на запад, в Италию, и, несмотря на столь плачевный исход войны и унизительный мир³⁰³, все же справил там триумф. Война 250—251 гг. имела большое значение как для последующей борьбы «скифов» с Римом, так и для его внутренней истории.

Впервые за время существования империи римский император пал в бою с внешними врагами; столетия уже не терпели римляне подобных сокрушительных поражений. В ходе войны 250 —251 гг, племена Северного Причерноморья нанесли сильный ущерб важнейшим придунайским провинциям, причинили большой урон живой силе Рима, еще более разрушили его оборону на Дунае и принудили к позорному миру. В этой войне они действовали энергично, стойко, со значительной организованностью и показали несомненный рост своей силы и боевого искусства.

Победа карпато-дунайских племен всколыхнула глубинные племена Причерноморья, активизировала их борьбу с Римом. Она несомненно нашла широкий отклик и среди соседних германских племен, и у персов, и у народов Африки. Слабость империи была показана воочию, миф о непобедимости римской императорской армии был развеян. Вместе с тем, война 250—251 гг. еще более подорвала авторитет центральной власти, еще более ослабила ее и тем способствовала дальнейшему росту сепаратистских тенденций. Конечно, война 250—251 гг. отнюдь не решала исхода всей борьбы в пользу причерноморских племен — резервы империи были еще очень велики, но она свидетельствовала об определенном сдвиге в соотношении сил в пользу противников империи и, вместе с тем, явилась прелюдией к целой серии новых огромных походов народов Северного Причерноморья.

Таким образом, внутренний кризис империи, развернувшийся в 30—40-е годы, сопровождался мощным натиском внешних врагов Рима: персов и племенных союзов Германии и Сарматии. Племена Северного Причерноморья еще во времена Александра Севера и Максимина выступают в качестве одного из главных противников Рима; в дальнейшем роль их становятся все более и более значительной. Притом, уже на первых этапах борьбы, против Рима выступают не отдельные племена Причерноморья, а коалиция их, возглавляемая карпами. В ходе борьбы эта коалиция все более разрастается и в нее к середине III в. я. э. входят как местные, так и пришлые племена: карпы, певкины, готы, вандалы, т.е. племена карпато-дунайского района. Проживавшие в областях, непосредственно граничивших с империей, они и выступили, естественно, в авангарде борьбы.

По мере прогрессирующего ослабления империи и втягивания в борьбу новых «скифских» племен, нажим придунайских народов на империю становился все более мощным; войны с Персией, волнения в провинциях, перевороты в Риме немедленно использовались «скифами» для возобновления наступления. Промежутки между войнами становились все более краткими, удары — все сильнее, исход войн все менее благоприятным для Рима. Наращивая силу ударов, объединившиеся придунайские племена переходят к осаде крупных укрепленных пунктов, а в войне 250—251 гг. наносят сокрушительное поражение крупным силам римской армии. Главным объектом «скифских» нападений в период 30— 40-х годов III в. н. э. были Дакия, Нижняя и Верхняя Мёзии.

Фракия и Паннония, поставлявшие основные резервы римской армии и игравшие крупную роль в хозяйственной жизни империи. В ходе этих войн дунайские провинции понесли огромный урон, как в отношении численности населения, так и в области хозяйственной жизни; оборона на Дунае была сильно подорвана. Своими успешными нападениями народы карпато-дунайского района сильно истощили боевые силы Рима, дезорганизовали на больших территориях хозяйственную жизнь и тем самым способствовали дальнейшему углублению внутреннего кризиса империи.

Наконец, борьба племен Западного Причерноморья, сковав на Дунае лучшие силы римской армии, в немалой степени облегчала положение персов, дала возможность собраться с силами разбитым германским племенам и несомненно способствовала активизации глубинных скифо-сарматских племен, племен между Днепром и Доном, помогая им завоевать выход к морю ³⁰⁴.

¹⁴³ Zоn., XII. 19; Zоsim., I, 20.
¹⁴⁴Zоsim., I, 20.
¹⁴⁵H. Соhen, t. IV, Pacatianus, 7.
¹⁴⁶Iordan., XVI, XVII.
¹⁴⁷lordan.. XVI, 89.
¹⁴⁸Там же, XVI, 91.
¹⁴⁹Ср. L. Schmidt. Geschichte der deutschen Stämme bis zum Ausgange der Völkerwanderung. Berlin, 1910, стр. 61.
¹⁵⁰Dexipp., fr. 18.
¹⁵¹Zоsim., I, 29.
¹⁵²Iordan.. XVI, 89—92.
¹⁵³Там же, XVI, 91.
¹⁵⁴Л. Д. Удальцов. Племена Европейской Сарматии. Советская этнография, 1946, № 2, стр. 49.
¹⁵⁵Iordan., XVI, 91.
¹⁵⁶Ensslin. The senate and the army. CAII, t. XII, стр. 92.
¹⁵⁷Willig, PW, Messius (9) Quintus Docius.
¹⁵⁸Iordan., XVI, 90.
¹⁵⁹Dexipp., fr. 18.
¹⁶⁰B. Pick. Die antiken Münzen Nord-Griechenlandes Berlin, 1899, I, стр. 24.
¹⁶¹Dexipp., fr., 18.
¹⁶²Iordan., XVI, 89-92.
¹⁶³K. Wietersheim. Geschichte der Völkerwanderung, Leip., 1880, I, стр. 198.
¹⁶⁴Iordan., XVI, 90.
¹⁶⁵Там же.
¹⁶⁶Там же, 91—92.
¹⁶⁷Dеxiрр., fr 18
¹⁶⁸Iordan., XVI, 91.
¹⁶⁹Можно рассматривать имя Argunt как возникшее из слияния двух имел «Arfgaitj» и «Gunterich» или, что кажется более вероятным, видеть в нем видоизменение имени «Argait».
¹⁷⁰В. Rappaport. Die Einfälle der Goten in das römische Reich. Leipzig, 1899, стр. 35
¹⁷¹Iordan., XVI, 92: «secundo Moesiam populati».
¹⁷²Iordan., XVI, 91.
¹⁷³Там же, XVI, 92.
¹⁷⁴Iordan., XVI, 90
¹⁷⁵Dеxiрр., fr. 18.
¹⁷⁶Там же.
¹⁷⁷Iordan., XVI, 92
¹⁷⁸Dexiрр., fr. 18.
¹⁷⁹Там же.
¹⁸⁰Там же.
¹⁸¹Dexipp., fr. 18: «Как только у варваров истощился без всякого для них успеха запас камней, дротиков и стрел и исчезла падежда взять город без значительного труда, то опи впали в уныние и, по при-казапию своих вождей, отошли».
¹⁸²Iоrdаn., XVI, 92.
¹⁸³Dexiрр., fr. 18.
¹⁸⁴Zоsim , I, 21.
¹⁸⁵ Там же.
¹⁸⁶Zоn., XII, 19, стр. 131.
¹⁸⁷Zоsim., I, 21.
¹⁸⁸Zоn., XII, 19, стр. 131.
¹⁸⁹Iordan., XVI, 90.
¹⁹⁰Там же.
¹⁹¹Там же.
¹⁹²Там же, XVI, 91.
¹⁹³Ensslin. The senate and the army, CAH, t. XII, стр. 93.
¹⁹⁴Iordan., XVI, 90.
¹⁹⁵Zоsim., I, 21, 22; Zon., XII, 19, стр. 132.
¹⁹⁶Aurel. Viet., Caes., 28, 10; Eutrоp., IX, 3; Zosi m., I, 22.
¹⁹⁷CIL, III, 4651.
¹⁹⁸В. Rappaport. Die Einfälle der Goten in das römische Reich. Leipzig, 1899, стр. 38
¹⁹⁹A. Alföldi The invasions of peoples. CAI!, t. XII, стр. 143—146.
²⁰⁰L. Schmidt. Geschichte der deutschen Stämme bis zum Ausgange
der Völkerwanderung. Berlin, 1910, стр. 63.
²⁰¹В. Rappaport. Ук. соч., стр. 41—42.
²⁰²Zоsim., I, 23, 1—3.
²⁰³Zon., XII, 20, стр. 136.
²⁰⁴A. Alfoldi. Ук. соч., стр. 146
²⁰⁵Aurel , Vict., Caes , XXIX.
²⁰⁶Ζоn., XII, 20—21.
²⁰⁷Sуnсоll., стр. 705.
²⁰⁸Iordan., XVIII, 101—103.
²⁰⁹Zоsim.. I, 23, 2—3.
²¹⁰Dexiрр , fr. 19 и 20.
²¹¹Syncell., стр. 705.
²¹²Zosim., I, 23, 1.
²¹³Iordan., XVIII, 102.
²¹⁴H. Cohen, Decius, 41, 42; CIL, III, стр. 899A.
²¹⁵Iordan., XVII, 100.
²¹⁶Там же.
²¹⁷Zosim., I, 23, 1.
²¹⁸Iordan., XVIII, 101.
²¹⁹Eutrop , IX, 4.
²²⁰CIL, III, стр 899А Imp. Caes(ur) С Messius Quintus Tr(aianus
De)cius......iis qui militaverunt in classe prae(toria) Deciana . dimissis honesta missione .. civilutem Romanam... dodit
²²¹Viet , XXIX, 1.
²²²Zosim., I, 23.
²²³Sуnсell., стр. 705.
²²⁴Lact., de mort. persec., IV, 3.
²²⁵Dеxiрр., fr. 19
²²⁶H. Schiller. Geschichte der römischen Kaiserzeit. Gotha, 1883—1887, t I, стр. 805—806.
²²⁷13. Rappaport. Die Einfälle der Goten in das römische Reich. Leipzig, 1899. стр. 38—39.
²²⁸A. Д. Дмитpeв. Укая. диссертация, стр. 180 сл.
²²⁹Iordan,, ХУНТ, 101: «Поело ого [Остроготы] смерти Книва разделил армию на две части и одпу послал опустошать Мозию, зная, что она была пе защищена вследствие небрежности императоров».
²³⁰И. Т. Кругликова. Римская провинция Дакия во II—III вв. Рукопись монографии, стр. 102.
²³¹Fabricius, Limes, PW, col. 634.
²³²Iordan., XVIII, 102.
²³³PW, «Oescus»,
²³⁴Аurel. Vict., Caes, XXIX.
²³⁵Еutrоp., IX, 4.
²³⁶Аurel. Vict., Caos , XXIX; H. Cohen, t. IV, Iicrennius, 5
²³⁷Iordan., XVIII, 101.
²³⁸Там же.
²³⁹Syneell., стр. 705.
²⁴⁰Dexipp., fr. 19. «Уже то, что совершено при Никополе, доказывает, что мои обещапия не далеки от истины».
²⁴¹См. также Т, Д.3латковская. Мёзия в I—II веках нашей эры М , 1951, стр. 100.
²⁴²Syncell., стр. 705.
²⁴³Там же.
²⁴⁴Dехiрр., fr. 20: «Город Филиппополь лежит на границе Фракии
и Македонии на реке Гебре. . Его-то и осадили скифы как древнейший и обширнейший»
²⁴⁵PVV, «Philippopolis».
²⁴⁶IGHR, I, 1482.
²⁴⁷Dехiрр., fr 20.
²⁴⁸Iordan., XVIII, 103.
²⁴⁹Dexiрр., fr 20.
²⁵⁰Там же: «затем попытались взить город: утвердили лестпицы, подвезли осадные машины».
²⁵¹Там же: «решили устроить у города высокие земляпые пасычи, для того чтобы можпо было им сражаться, стоя на одпом уровне с горожанами».
²⁵²Deхiрр , fr 20.
²⁵³Там же., fr. 19
²⁵⁴Там же.
²⁵⁵Там же
²⁵⁶Iordan., XVIII, 102.
²⁵⁷ Там же.
²⁵⁸Dеxiрр , fr. 19.
²⁵⁹Iordan., XVIII, 102.
²⁶⁰Dеxiрр., fr. 20.
²⁶¹В. Rappaport. Die Einfälle der Goten in das römische Reich. Leipzig, 1899, стр 40.
²⁶²Iordan., XVIII, 103.
²⁶³Iordan., XVIII, 103; Sуnсеll., стр. 705.
²⁶⁴Iordan., XVIII, 103.
²⁶⁵Aurcl. Vict., Caes., XXIX.
²⁶⁶Там же.
²⁶⁷Ammian Маrсellin, XXXI, 5, 17.
²⁶⁸Там же.
²⁶⁹Zоsim., I, 23, 1.
²⁷⁰Dсxiрр., fr. 20.
²⁷¹ Iordan., XVIII, 102.
²⁷²Там же.
²⁷³CIL, II, 4949 Деций именуется «непобедимым» и «дакийским».
²⁷⁴GIL, III, 1176. Эта надпись из Апула посвящена: «Imp... Quinto Traiano Decio ... restitutori Daciarum».
²⁷⁵ Iordan., XVIII, 102.
²⁷⁶Zosim., I, 23, 1,
²⁷⁷Zosim., I, 23, 1; Z о п., XII, 20, стр. 136.|
²⁷⁸Eutrop., IX: «Bellum civile, quod in Gallia motum fuerat, oppressit».
²⁷⁹Zоsim., I, 23, 1.
²⁸⁰Zon., XII, 20: «итак, поставив Галла с достаточными силами на берегу Танаиса, сам он с остальным войском пошел на варваров».
²⁸¹Aurel. Victor (Epitome 29, 3) говорит, что Деций: «in solo barbarico inter confusas turbas gurgite paludis submersus est».
²⁸²Zosim., I, 23, 2.
²⁸³Iordan., XVIII, 103.
²⁸⁴Synсell., стр. 705.
²⁸⁵Proсор., de aedif., IV, 11.
²⁸⁶GIL, VI, 31129,...V Id. Jun... imp. Decio Aug. III et Dedo. Aug. Cos..
²⁸⁷CIL, VI, 3743.
²⁸⁸PW, Mes.sius (9) Quintus Docius.
²⁸⁹Zоsim., I, 23, 3.
²⁹⁰Zоn., XII, 20.
²⁹¹Zosim., I, 1 сл.
²⁹²Iordan., XVIII, ЮЗ.
²⁹³Там же.
²⁹⁴Zоsim., I, 23, 3.
²⁹⁵Syncell., стр. 705.
²⁹⁶Zоsim.. I, 23, 3.
²⁹⁷Zon., XII, 20.
²⁹⁸Там же.
²⁹⁹Zоn., XII, 21.
³⁰⁰Zоsim., I, 25
³⁰¹Там же, I, 24, 2: «Галл не только позволил им вернуться на родину с добычей, но и обещал ежегодио давать им некоторую сумму денег и предоставил возможность увести с собою пленных».
³⁰²Zon., XII, 21.
³⁰³Си. К. Маркс. Хронологические выписки Архип Маркса и Энгельса, т V, JI., ГосПолитиздат, 1938, стр 8: «251—53 Галл (купил мир у ютов)».
³⁰⁴Наличие двух монет Волузиана, сына и соправителя Требониана Галла, где он именуется «венедским», быть может, является каким-то намеком и на определенное участие в этой борьбе славян-венедов (ср. А. В. Мишули н. Древние славяне и судьбы Восточноримской империя. ВДИ, 1939, № 1, стр. 300—301).

<<Назад Вперёд>>

Просмотров: 3612

загрузка...

Другие книги по данной тематике