Эта книга находится в разделах

Список книг по данной тематике

Реклама

А.М. Ременников.   Борьба племен Северного Причерноморья с Римом в III веке

Начальный этап "скифских войн" III века. Борьба на Дунае в 232-247 гг.

Начало скифо-сарматских войн с Римом тесно связано с наступлением того глубочайшего кризиса империи, который в течение всего III в. н.э. потрясал самые основы мирового государства.

К 30-м годам III в. империя, раздираемая внутренними противоречиями, оказалась в окружении сильных и непримиримых врагов. Мощные племенные союзы Германии и Причерноморья, а также новоперсидская монархия Сасанидов ждали только подходящего момента, для того чтобы начать наступление на Римскую империю. Не подлежало сомнению, что кто бы ни начал нападение — оно найдет мощный отклик в среде многочисленных врагов Рима.

Первый удар нанесли персы. Источники не сохранили точной даты вторжения персов. Но, поскольку Дион Кассий в своих последних книгах ничего не говорит о начале военных действий, а в 231 г. монеты («Profectio Augusii») уже свидетельствуют о движении на Восток основных сил римской армии42 — после огромных сборов и проволочек,— то 230 г. является вполне приемлемой датой43.

Очевидно, именно в этом году персидские войска, перейдя римские границы, вторглись в Сирию и Каппадокию44. Правительство Александра Севера, желая покончить дело миром вступило с персами в переговоры, однако, по приведшие ни к какому результату. Александр, собрав огромные силы, ядро которых составляли контингенты из дунайских провинций, принужден был лично направиться на Восток. Волнения в египетских и сирийских войсках, видимо, затормозили развитие операций, но в следующем, 232 г., тремя мощными колоннами римляне перешли в контрнаступление.

План римлян состоял в том, чтобы разъединить персов, а затем, сконцентрировав свои силы, нанести нм сокрушительный удар45. Однако этот хорошо задуманный план окончился полным провалом. Нерешительность молодого и неопытного императора, ставшего во главе центральной колонны, упорное сопротивление врага, наконец, природные трудности предопределили неудачу римлян. Неся огромные потери, римляне отошли обратно46. Зимой 232/33 года Александр и значительная часть римского войска находились в городе Антиохии,— крупнейшей римской базе в войнах с персами.

Па первых порах римляне в страхе ждали нового наступления персов. Но те сами понесли очень большие потери; вместе с тем, как это и отмечает Геродиан, персидская армия по самому своему устройству была неспособна к длительным войнам и походам47. Поэтому военные действия как бы затихли сами по себе; Александр, быстро успокоившись, предался всевозможным развлечениям. Персидская война, на которую обе стороны смотрели вначале чуть ли не как на решающее столкновение Запада и Востока, приняла крайне вялый и нерешительный характер; наступило фактическое перемирие.

Однако эта война создала благоприятную обстановку для наступления на империю зарейнских и задунайских племен.

К сожалению, источники, повествующие об этом начальном периоде борьбы племен Северного Причерноморья с Римом, крайне скудны. О нем вкратце в нескольких местах повествует Геродиан48, да о заключительном этапе боев этих лет сохранилась небольшая заметка Дексиппа49 Прибавим сюда немногочисленные надписи от времени Максимина — и на этом сообщения источников иссякают. Поэтому задача здесь сводится иигпь к тому, чтобы определить начальную дату «скифских войн» и в самых общих чертах показать их ход в 30-х годах III в. н.э.50

Буржуазные историки пе придают должного значения уточнению исходной даты военных событий. Они произвольно относят начало войны то к 233 г., то к 235—236 гг.51, то к еще более позднему времени. С другой стороны, среди них очень распространено мнение, что зачинателями «скифских войн» являются одни готы и лишь после толчков, данных ими соседним племенам, в борьбу включается и коренное население Прикарпатья, попавшее в зависимость от этих завоевателей. Так, Раппапорт, главный буржуазный авторитет по войнам готов с Римом, пишет: «Когда весь готский народ обосновался па юге в новых местах и подчинил обитавшие здесь племена, он мог подумать о том, чтобы предпринять более крупные вторжения в римские провинции» 52.

Для того чтобы разобраться в хронологии вопроса, следует обратить внимание на соответствующие места из Геродиана — современника начального периода этих войн. Геродиан рассказывает, что когда Александр отдыхал в Антиохии, то к нему пришли тревожные известия от наместников Иллирика, «что германцы, перейдя Рейп и Дунай, опустошают римские провинции и с огромными силами нападают на прибрежные лагери, города и села... Что необходимо присутствие его и всего войска, которое с ним»53.

Александр в это время (зима 232/33 года) находился на пороге второй кампании с персами:, и настойчивость командиров из Иллирика, требовавших крупных подкреплений, ярко свидетельствует о том, что наступление на Рейне и Дунае ужо приняло угрожающие размеры и местных сил нехватало для его отражения. Но если это так, то начало военных действий относится во всяком случае к более раннему времени, т. е. к 232 г.

Однако тревожное положение сложилось на западе, повидимому, еще в 231 г., в связи с уходом армии на восток; как сообщает тот же Геродиан, Александр, занявшийся в Антиохии подготовкой к вторжению в персидские земли и тревожимый волнениями в войсках, тем не менее счел необходимым отправить ряд лучших подразделений в другие страны, чтобы дать нм защиту в случае нападения54. Правда, Геродиан пе говорит, υ каких именно провинциях шла речь, но, очевидно, что то могли быть лишь западные провинции империи, ибо восточные и без того уже приняли главные силы римской армии55. В этом случае дата 232 г. кажется еще более вероятной.

Но тут возникает одно серьезное сомнение. Геродиан говорит здесь о нападении «германцев»56, а не скифо-сарматских и родственных им племен. Быть может, нападали только германцы по Рейну и Верхнему Дунаю? Более внимательное изучение данных этого автора заставляет ответить на поставленный вопрос отрицательно.

Ведь Геродиан повествует о событиях во всем Иллирике, не выделяя отдельных районов, а понятие «Иллирик»57 охватывало не только Рецию и Норик, но и обе Паннонии, Верхнюю Мёзию и даже Дакию. И так как, по словам того же Геродиана, «иллирийские войска» римской восточной армии при известиях с Запада охватила «сильнейшая тревога»58, и поскольку основная часть их была из Верхней и Нижней Паннонии59, то можно, следовательно, заключить, что и эти провинции также паходились под непосредственной угрозой. Именно сюда и направился позднее Максимин сразу же после победы над германскими племенами. Но известно, что Паннония являлась всегда важнейшим объектом нападений не германцев, а сармат-языгов с Тиссы и их непосредственных соседей.

Следовательно, участие в нападении языгов не может быть подвергнуто сомнению и война с ними, документально установленная для несколько более позднего времени эпиграфическими данными60, была лишь продолжением борьбы, начавшейся еще в 232—233 гг. С другой стороны, прекращение чеканки монет в городах Нижней Мёзии61 именно в последние годы правления Александра Севера служит ярким доказательством того, что усилили свой нажим и племена, расположенные у нижнего течения Дуная. Среди них были, конечно, и германские племена, жившие у северо-западных границ Иллирика, но приписать им одним движение на империю, опираясь на высказывание Городиана, невозможно, ибо на первых порах, как то явствует из слов Дексиппа, готы были для римлян такими же «скифами», как и любое другое причерноморское племя и не выделялись ими из общей массы припонтийских народов.

Таким образом, оговорка Геродиана не может скрыть того факта, что имеется возможность говорить о наступлении на империю с 232 г. не только германских, но и «скифских» племен.
Правда, Геродиан, но крайней мере по отношению к дунайским провинциям, несколько сгустил краски в своем описании вражеского вторжения. Хотя территория, подвергшаяся нападениям, была, повидимому, довольно значительной, по Геродиан пе называет ни одного большого города, захваченного вторгшимися племенами. Археологические данные, подтверждающие факты взятия городов, массового бегства населения, также относятся к несколько более позднему времени. Но основной смысл событий остается несомненным. Германцы и прикарпатские племена, воспользовавшись ослаблением обороны по Рейну и Дунаю, уходом на Восток главных сил римской армии62, напали на пограничные провинции.

Александр оказался в очень затруднительном положении. Война с Персией отнюдь еще не могла считаться законченной. Но, с другой стороны, под угрозой оказались важнейшие провинции империи и якобы даже сама Италия63. Вместе с тем солдаты — уроженцы придунайских областей — требовали немедленного возвращения в Европу. «Они негодовали, обвиняли во всем Александра, что он своим нерадением и трусостью испортил дело на Востоке и медлит идти на Север»64. Александр привел в порядок лагери и крепости в пограничных с Персией районах, оставил там небольшое количество войск и тронулся в обратный путь65. Несмотря на очень сомнительный исход персидской войны, Александр, вернувшийся в Рим в 234 г., был встречен как победитель66.

Приход римской армии с Востока резко изменил обстановку в пользу римлян и, несомненно, уничтожил непосредственную угрозу, нависшую над прирейнскими и придунайскими областями. Источники, однако, ничего не сообщают о самом ходе военных действий в период от прибытия Александра до вторжения Максимина в германские земли. Возможно, что в это время римляне очищали свою территорию от вторгшихся в нее вражеских отрядов, а главное — готовились к реши-тельным контрударам по собственным владениям врагов.

Первый удар римляне намеревались нанести германским племенам. Зимой 234/35 года в Майнце были сосредоточены крупные массы войск. Солдаты жаждали реванша ввиду неудачного окончания персидского похода и надеялись на большую военную добычу. Однако Александр, как и во время предшествующего похода, действовал крайне нерешительно. Он не стремился к сражениям, а искал возможность уладить дело путем мирных переговоров и уступок. Германцам была обещана большая денежная контрибуция67. Но эти переговоры окончились для Александра роковым образом. Мир, к которому стремился Александр, казался римской армии не только позорным, но и крайне невыгодным. Мало того, оказавшись столь щедрым по отношению к германцам, император еще ранее значительно снизил жалованье солдатам и стремился вместе с тем к расширению власти и компетенции сената.

Все эти факторы создали предпосылки к восстанию против императора Александра. Заговор созрел в соединении, где командиром был фракиец Гай Юлий Вер Максимин68, опытный и популярный военачальник. Во время подготовки похода на германцев ему поручили обучение новобранцев (состоявших по большей части также из лиц не римского происхождения). Эти новые формирования и восстали против Александра, провозгласив императором близкого им Максимина. Александр Север и его мать Юли я Мамея были убиты (март 235 г.)69. Правление Максимина представляло собой открытую военную диктатуру; вся власть была сосредоточена в руках полководца и близкой к нему военной верхушки. Установление военной диктатуры было вызвано ростом революционного движения в империи и ее критическим внешнеполитическим положением, но вместе с тем Максимин и его окружение действовали энергично против сената и крупного сенатского землевладения, ненавистного для массы мелких и средних земельных собственников. Приход к власти Максимина знаменовал также дальнейший рост значения провинций в системе империи и, прежде всего, провинций иридунайских, из которых комплектовались наиболее боеспособные соединения римской армии.

Воцарение Максимина с самого начала натолкнулось на враждебное отношение большинства сенаторов и части военных италийского происхождения. Максимин на этот раз покончил с оппозицией довольно быстро. Сенат был вынужден смириться перед волей армии и прежде всего ее дунайских легионов.

Одной из важнейших задач нового правительства было обеспечение безопасности римских пограничных областей в именно тех, из которых черпались лучшие, преданные Максимину части императорской армии. Максимин поэтому сразу же перешел к энергичным наступательным действиям. Большая римская армия вторглась в германские пределы. Германцы были отброшены; успешно продвигаясь вглубь страны, римляне продавали все огню и мечу, долгое время не встречая сколь-либо значительного сопротивления. Но по мере углубления в лесистые районы страны римляне, однако, стали наталкиваться на все более растущий отпор со стороны германскою войска. И, наконец, пред ними предстали основные германские силы, занявшие позиции, которые с фронта прикрывало большое глубокое болото. Римляне не сразу решились начинать бой в столь невыгодных условиях. Однако Максимин устремился на коне навстречу германцам, солдаты бросились за ним. Произошла ожесточенная битва, окончившаяся полным поражением германцев. Римляне продолжали наступление. Нанеся германцам еще несколько сильных ударов, Максимин со множеством пленных и огромной добычей вернулся на римскую территорию и устроил свои зимние квартиры в Сирмии.

Геродиан утверждает, что в Сирмии Максимин подготовлял новый огромный поход против германцев, целью которого являлось якобы «покорение или истребление германских племен до самого океана»70. Укрепление авторитета императорской власти и разгоревшиеся аппетиты армии требовали новых военных успехов. Однако Геродиан несколько преувеличивает успехи Максимина и не вполне точен, определяя направление новых ударов. Римская империя уже давно была неспособна к такому колоссальному напряжению, которого несомненно требовал подобный завоевательный план. Как ни были блестящи военные успехи Максимина, они в конечном счете преследовали лишь цели укрепления границ империи, но более активным и действенным способом.

Германцы понесли тяжелое поражение и на много лет были4 выключены из активной борьбы с Римской империей. Задача теперь могла состоять лишь в том, чтобы подобным же образом разделаться с задунайскими племенами. И другой источник по изучаемому периоду, биография Максимина, прямо говорит, что Максимин «пришел в Сирмий, готовя войну против сарматов и желая завоевать все страны на севере, вплоть до океана»71. Таким образом непосредственной целью сборов и Сирмии была подготовка войны с языгами и племенами, граничащими с ними. Ко всему этому необходимо добавить, что Сирмий являлся исконной римской базой в борьбе с сарматами и даками72, но никогда не служил опорным пунктом в борьбе с германскими племенами, расположенными гораздо севернее, в сотнях километров от Сирмия. Таким образом, прибытие Максимипа в Сирмий означало переход к решительным действиям против племен карпато-дунайского района. Центр военных действий переместился на Дунай.

В распоряжении науки нет никаких данных о борьбе «скифов» с римлянами в период германского похода Максимина; можно лишь предположить, что много сил и времени они потратили на обеспечение своего фланга со стороны Ольвии и Тиры и на осаду укреплений на римских границах73. Теперь же, с окончанием римской кампании на Рейне, перед языгами и другими племенами возникала нелегкая задача — дать отпор крупным, быть может, превосходным силам римской армии. В состав этой армии, кроме легионов, входили ведь и многие чужеземные формирования: мавры, озроенские и армянские стрелки, парфяне и, наконец, немалое количество германцев. Войска были снабжены большим количеством военных и осадпых машин74. Судя по надписям на гробницах солдат, павших в этой войне, в состав римской армии входили и ее лучшие подразделения — legio I Adjutrix и legio II Adjutrix из Панпонии, legio II Italica из Норика75 и др.

Как дает понять приведенное место из Vita Maximini и присвоенный Максимипу титул Sarmaticus76, важнейшей задачей этой войны была борьба с сарматами-языгами. Возможно, что военными действиями здесь руководил сам Максимин, ибо он был здесь и зимой 235/36 года и весной 238 г. Другим основным районом борьбы была Дакия и прилегающие к ней районы: одна из солдатских надписей говорит о воине, погибшем в Дакии 77.

В буржуазной историографии одни из ученых упорно все военные события этого времени относят к «деяниям» готов 78, другие, в противовес им, считают, что боролись с римлянами одни карпы и свободные дакийские племена. Нет никаких свидетельств о ведущей роли готов я тем более о том, что они были единственными врагами римлян в этой войне. Эпиграфические данные говорят о сарматах и даках 79. Об участии в войне карпов есть прямое указание Дексиппа 80.

Таким образом, на огромном протяжении границ Нижней Мёзии, Дакии, Паннонии римляне вели борьбу не с тем или иным племенем, но с целой коалицией племен от Тиссы до низовьев Дуная. Ведущая роль в этой борьбе принадлежала, повидимому, карпам. О том же, что участвовали в ней отнюдь не одни карпы, но и родственные им племена, свидетельствуют термины «дакийский поход», «Dacicus» и пр. Речь здесь, повидимому, идет о «свободных даках», возобновивших борьбу с римскими оккупантами, борьбу, которая почти не прекращалась со времени римского завоевания81. О ходе борьбы римлян с прикарпатскими племенами в эти годы сообщают лишь надписи и монеты.

Усиленные военные действия против задунайских племен развернулись, как кажется, уже весной 236 г., так как именно к этому году относятся победные титулы Максимина и его сына, в которых к наименованию Gormanicus Maximus прибавляются новые гордые наименования82, которые, повидимому, были приняты цезарями в связи со значительными успехами римских войск в борьбе с племенами Среднего и Нижнего Дуная. Императорские монеты 236 г. и последующего года также носят победные эмблемы и подтверждают данные эпиграфики.

Но если таким образом можно вполне определенно заметить, что с прибытием на Дунай мощных сил римской армии война приняла благоприятный для римлян оборот, то все же эти успехи отнюдь не носили решающего характера. Ни Геродиан, ни Vita Maximini ни словом не упоминают о каких-либо выдающихся победах римлян; лучшим же доказательством упорного сопротивления прикарпатских племен служит затяжной характер военных действий. Тяжелая и длительная война не привела к почетному миру даже и к весне 238 г., ибо в это время Максимин вновь находится в Сирмии 83. Он, как считают, готовился к новому походу.

Однако важные события внутри империи в корне изменили и всю обстановку на фронте борьбы с племенами Причерноморья.

Военные успехи Максимина не примирили с его правлением -сенатскую знать, которая продолжала ненавидеть «солдатского императора». Против Максимина создается один заговор за другим. Император отвечал усилением террора84. Казненные насчитывались тысячами, знатных римлян распинали на крестах, забивали на смерть дубинами и т. п. Казни сопровождались массовыми конфискациями имуществ. Между том в поисках новых и новых средств на походы и раздачи солдатам Максимин увеличил налоги, отбирал запасы городов, сокровища храмов. Поэтому он стал вскоре ненавистен самым широким слоям населения. Дело шло к открытому взрыву. Прокуратор Африки безжалостно притеснял население провинции.

Когда же он решил конфисковать владения некоторых местных посессоров, те вооружили своих рабов и колонов и подняли восстание, провозгласив императором престарелого Марка Антония Гордиана. Переворот произошел и в Риме, где сенат признал нового императора и объявил Максимина врагом отечества. Когда же Гордиан погиб в борьбе со сторонниками Максимина, сенат провозгласил двух новых императоров — Пупиена и Бальбина. В события активно вмешались и народные массы Рима, которые принудили сенат провозгласить императором также и тринадцатилетнего внука Гордиана — Марка Антония Гордиана. Затем развернулись столкновения между народом и ненавидимой им преторианской гвардией; преторианский лагерь подвергся настоящей осаде, преторианцы, сделав вылазку, ворвались в город и подожгли его.

Как только весть о восстании достигла Максимина, он собрал свои войска и двинул их на Италию. Однако сенат и избранные им императоры энергично развернули подготовку к отражению армии Максимина. Перейдя Альпы, Максимин приступил к осаде Аквилеи, крепости, прикрывавшей пути в северные районы Италии 85. Осада затянулась, солдаты Максимина терпели большие лишения и в конце концов восстали, убили Максимина и перешли на сторону сената. Но обстановка в Риме продолжала оставаться очень напряженной. Армия ненавидела сенатских императоров, меж ними самими царила глухая вражда. В конце июля 238 г. преторианцы восстали, захватили в плен обоих императоров и после издевательств и пыток покончили с ними86. Гордиан III стал единоличным правителем Римской империи, выступив на историческую арену как ставленник рейнско-дунайских войск и преторианской гвардии.

Таким образом, 235—238 гг. прошли в Римской империи под знаком ожесточенной политической борьбы, ознаменовавшей собою начальный этап кризиса III века. На этом этане рабы и колоны еще пе выступают достаточно самостоятельно, поддерживая нередко те или иные враждующие фракции господствующего класса. Бурно выступала городская беднота, но ее действия были лишены четкой политической направленности и носили стихийный характер. Важнейшей особенностью борьбы в 235—238 гг. было то, что она являлась борьбой между различными прослойками господствующего класса.

Несомненно, что вспышка ожесточенной внутренней борьбы в провинциях и в самом Риме и, прежде всего, уход армии Максимина в Италию облегчили военное положение задунайских племен и создали предпосылки для перехода их в контрнаступление. Этот новый натиск на империю относится ко времени правления Пупиена и Бальбина: «При них карпы сражались с мисийцами и в то же время началась скифская война и была разорена Истрия»87.

Источники сохранили малоизвестий и об этом новом наступлении «скифских» племен. В нем, кроме карпов, которым, как это видно из сообщения Дексиппа, принадлежала ведущая роль, участвовали также и готы, ибо после этой войны они регулярно получали дань с римлян. Наступавшим племенам удалось вторгнуться в Мёзию, а затем взять и подвергнуть разгрому город Истрию. Обстановка, сложившаяся на Дунае, требовала энергичных мер. Поэтому сам Бальбин готовился к походу на врагов88 однако смерть помешала ему исполнить свое намерение. Решение дунайских дел пришлось взять на себя Туллию Менофилу — руководителю обороны Аквилеи против войск Максимина.

Источники умалчивают о точном времени его прибытия на Дунай. Во всяком случае он не мог туда явиться раньше, чем Аквилея была освобождена от осады и, вероятнее всего, начальный период его деятельности на Дунае падает на лето и осень 238 г. Как можно заключить из уцелевшего отрывка из произведения Петра Патриция, с Менофилом было значительное войско, составившее впоследствии гарнизоны Нижней Мёзии, наместником которой он являлся89.

Источники умалчивают о ходе военных действий на Дунае после прибытия туда войска во главе с Туллием Менофилом. Но последнему, повидимому, удалось частично восстановить положение на Дунае, однако не столько военным, сколько дипломатическим путем. Это с совершенной очевидностью явствует из истории взаимоотношений Менофила с его соседями на Дунае. Готы в последующий за войной период получают дань, на эту же дань настойчиво и, видимо, с основанием претендуют и карпы90. Поэтому правильно считают, что война эта закончилась заключением выгодного для прикарпатских племен мирного договора, причем римляне обещали им регулярные денежные субсидии. «Скифы» в свою очередь возвращали римских пленных (ибо сохранилась посвятительная надпись одного из граждан Дуростора, вернувшегося на родину после пребывания в плену у «скифов»)91.

Петр Патриций дает возможность уточнить и примерное время прекращения военных действий на Дунае. Он говорит, что карпы «оставались спокойными в течение трехлетнего правления Менофила» 92. Однако поскольку установлено, что время наместничества Менофила падает на 238—241 гг., то, повидимому, перемирие было заключено или во второй половине 238 г., или в начале 239 г.

Война 232—238 гг. была одной из первых «скифских войн» III века. Впервые после значительного промежутка времени задунайские племена возобновили натиск на империю, подвергнув опустошению пограничные римские районы. Римляне пытались перенести войну на территорию противника, но «скифы» устояли в борьбе с многочисленном римской армией и добились почетного для себя мира. Возобновление войн на Дунае усугубляло начавшийся в этот период кризис III века.

Приход к власти Гордиана III знаменовал собою завершение первого этапа кризиса III века. Гордиан и близкие к нему лица проводили политику, направленную на укрепление армии и государственного аппарата, по усилия их оказались бесплодными 93. Положение империи продолжало ухудшаться. Возрастало революционное брожение во Фракии, вызванное отчаянным положением низов населения 94, новое восстание вспыхнуло в Африке. Напряженным было внешнеполитическое положение империи: на Дунае, Рейне, Евфрате вновь собирались враждебные тучи.

К сожалению, историческая традиция о событиях этого периода крайне скудна — о положении на Дунае повествует лишь уже упомянутый отрывок из Петра Патриция, да некоторые места из жизнеописания Гордиана. Как можно судить по ним, а также по данным эпиграфики и нумизматики, римляне постепенно начали понимать опасность, надвигавшуюся с Дуная. Они усиленно строят дороги в пограничных районах; крупные города, даже расположенные в глубине римской территории, в это время усиленно укрепляются. Так, монеты Марцианополя носят на себе изображения стен, башен, укрепленных городских ворот, т. е. определенно свидетельствуют о напряженной работе по усилению городских укреплений95.

Другой важный оплот против «варваров» - - Виминаций получает в это время права колонии.
Активную деятельность по усилению обороны на Дунае развернул уже упомянутый выше Туллий Менофил. Но ограничиваясь укреплением больших городов, он энергично занимался обучением вверенных ему войск, поддерживая их в состоянии боевой готовности96. Вместе с тем римский наместник успешно действовал и способами дипломатии, стремясь запугать «скифов» зрелищем возродившейся римской военной мощи и тем расстроить их антиримские коалиции.

Интереснейшие подробности об этой стороне деятельности Рима сохранил для истории этого времени Петр Патриций в ого рассказе о посольствах карпов к Менофилу 97. Большинство буржуазных авторов, описывая эти переговоры карпов с Римом, изображают дело следующим образом: так как готы, говорят они, уже давно получали дань от римлян, то карпы «позавидовали» им и тоже потребовали дани, ссылаясь на то, что они «лучше готов». Естественно, что эти наивные претензии могли встретить лишь насмешливое отношение со стороны римских властей, которые после некоторых проволочек решительно отказали карпам в их нелепой просьбе 98.

Конечно, подобная трактовка переговоров карпов с Туллием Менофилом целиком соответствует высказываниям Петра Патриция. И тем не менее дословная передача утверждений этого историка способна лить извратить истинную картину переговоров, особенно, когда ото делается в полном отрыве от всех предшествующих событий. Если даже сам факт переговоров, требования карпов и отказ римлян выполнить их очевидно не могут быть подвергнуты какому-либо сомнению, то ото вряд ли можно сказать об остальных частях рассказа Петра Патриция. Ведь Петр Патриций передает здесь несомненно официальную римскую версию, полную ненависти и презрения к «варварскому» племени карпов: тенденциозность эта, например, сказалась во всяческом подчеркивании унижений, которым подвергались карпы, их наивности и какого-то непонятного упорства. Поэтому смысл переговоров Менофила с карпами, если рассматривать их в тесной связи с событиями 232—238 гг., может быть представлен в несколько ином свете.

Карлы являлись ведущей силой в борьбе предшествующих лет, и вряд ли мирный договор, завершивший длительную войну (а существование его никем не оспаривается), мог быть заключен без участия карпов. Их настойчивые требования истекали поэтому пе из тщеславия или зависни, а являлись обоснованными: Рим, несомненно, был обязан платить дань не только готам, но и им, карпам. Менофил же, повидимому, почувствовав себя достаточно сильным, отказал в уплате дани кариам, продолжая выплачивать ее готам99. Таким образом, он вбивал клин между карпами и готами, обеспечивал нейтралитет последних в случае, новой войны с задунайскими племенами. Кроме того, для истощенной римской казны средства, которые пошли бы на уплату дани кариам, могли оказаться немалым подспорьем. Но подобный шаг, сам по себе очень рискованный, очевидно был сделан пе без ведома самого императора; во всяком случае, в ходе дальнейших переговоров Менофил поддерживал контакт с Римом и окончательный ответ был дан карпам от имени императора100.

Таким образом, ход переговоров между Менофилом и карпами рисуется в следующем виде. Карпы, не получая обещанной дани, направили к Менофилу посольство. Менофил несколько дней не принимал делегацию карпов, демонстративно производя на ее глазах обучение своих войск101. Приняв, наконец, карпов он обошелся с ними с большим пренебрежением и предложил явиться за ответом через четыре месяца. Следующее посольство он встретил в новом военном лагере и вновь не дал карпам никакого ответа. Когда же карпы явились к нему в третий раз, то Менофил с насмешкой объявил им: «Цезарь решительно ничего не дает и не обещает вам. Если же вы нуждаетесь в пособии, то ступайте к нему, бросьтесь к его ногам и просите. Вероятно, просьба ваша будет услышана»102. Оскорбленные карпы вернулись на родину, так и не достигнув цели.

Казалось, Риму грозило новое вторжение — «варвары» всегда очень болезненно реагировали на отказ в уплате обещанной дани. Однако, благодаря предпринятым оборонительным мерам, ловкой политике Менофила, сумевшего выиграть время и частично изолировать карпов, а более всего потому, что после долгих лет войны противники Рима нуждались в некоторой передышке, па этот раз дело обошлось без вторжения103.

Но спокойствие на Дунае длилось всего три года. Биограф Гордиана сообщает, что в период правления последнего было, якобы, два вторжения причерноморских племен. Первое вторжение с полным основанием считается в историографии мифическим — беглая, не связанная с контекстом заметка о «походе Аргунта»104 является вымыслом автора или ошибочным перенесением событий более позднего времени; весьма вероятно, что «Argunt» в биографии Гордиана есть не кто иной, как Аргайт из времен войн 248—251 гг. Однако, совершенно реальным является поход, относящийся ко времени экспедиции римлян на Восток.
Уход римских войск на Рейн и Дунай, обострение внутреннего кризиса империи дали возможность персам собраться с силами и возобновить борьбу с Римом. Еще во время правления Максимина царь персов Ардашир взял Низибис и Карры105. Шaпyp, его наследник и сын, продолжал дело своего отца. Персидские войска вторглись в Сирию. Положение па Востоке становилось угрожающим. Римское правительство развернуло широкую подготовку к персидскому походу; наконец, весной 242 г. император и ого тесть Тимеситей во главе крупных сил направились на театр военных действий106.

Известия об успехах персидских войск, повидимому, не в малой степени способствовали новому росту воинственных настроений в среде задунайских племен, но еше большое значение имел уход дунайских легионов для участия в борьбе с Персией 107. Однако источники на этот раз почти ничего не говорят о том, какие же племена приняли участие в этом новом наступлении «скифов» на Римскую империю. То были, очевидно, прежде всего карпы108, старинные враги Рима; сложившаяся обстановка предоставляла им хорошую возможность, для того чтобы возобновить борьбу и одновременно отомстить за издевательство над своими послами. С другой стороны, участие в этой войне готов, продолжавших получать от римлян дань, признается сомнительным даже некоторыми шовинистически настроенными немецкими историками.

Резкие разногласия среди ученых вызывает вопрос об участии в этой войне алан. Западноевропейские историки, как правило, категорически отвергают известие биографа Гордиана об активной роли алан в описываемых военных событиях109, считая это целиком вымышленным, более того, ирипксывая их дела готам 110. Однако Ю. Кулаковский, специально изучавший вопросы истории алан, доказал, что аланы участвовали eщe в Маркоманнской войне и в более поздних войнах с Римом; участвовали они и в войне 242111 г.6. Наблюдения относительно широкой экспансии алан в первые века н. э., сделанные рядом советских ученых (причем эта экспансия привела к появлению алан у самых границ империи), делают еще более обоснованным утверждение Ю. Кулаковского. Несомненно, какая-то часть западных алан приняла активное участие в этой войне. В борьбу с Римом включились, таким образом, новые племена.

Вторжение алан и карпов произошло весной или летом того же 242 г., ибо император с армией еще находился в придунайских провинциях. Наличие здесь римских войск безусловно сузило размах нападения и, тем не менее, «скифы» сумели прорваться во Фракию112 — их не смогли задержать ни горные проходы, нн укрепленные города. То были, прежде всего, аланы. Их отряды столкнулись с императорскими войсками «in campis Philippis»113. Повидимому, здесь может идти речь лишь о Филиппополе Фракийском, ибо римская армия двигалась на Восток по старинной военной магистрали Сирмий — Византий и присутствие императора с войском мыслимо лишь в Филппополе, лежащем на этой магистрали, но никак не в Филиппах, которые к тому же ни в каком отношении не могли интересовать ни ту, ни другую сторону в разгоревшейся меж ними борьбе. 

Ход этой борьбы не вполне ясен. Составитель биографии Гордиана изображает ее в обычном для биографов риторически- панегиричкском духе: Гордиан «держал путь на Мёзию и каких бы врагов ни встречал во время похода во Фракии — всех уничтожил, прогнал, истребил»114. Однако из разъяснений того же автора в конце биографии узнаем, что эта война отнюдь не была какой-то военной прогулкой. Оказывается, что у Филиппополя (быть может, освобождая эту важнейшую крепость от угрожавших ей неприятелей) император имел с ними беспорядочную битву, потерпел поражение и вынужден был отступить115. Ото был значительный успех прикарпатских племен и, очевидно, лишь с приходом новых подкреплений, следовавших по той же дороге на Восток, римлянам удалось добиться перелома в свою пользу.

Дальнейший ход борьбы неизвестен, но можно, однако, предположить, что она заняла по меньшей мере несколько месяцев, ибо вторжением были охвачены очень значительные районы; к тому же, на первом этапе борьбы римляне понесли серьезное поражение. Поэтому утверждение Лемана, что весь 242 год прошел под знаком борьбы на Дунае116, кажется недалеким от истины. И лишь восстановив положение па Дунае, обеспечив себе тыл и коммуникации на Восток, Гордиан III мог предпринять кампанию против персов. Война 242 г. ознаменовалась, таким образом, новым значительным успехом придунайских племен. Их отрядам удалось на этот раз прорваться в глубинные иллирийские районы и нанести в открытом бою поражение крупным силам императорской армии. Вместе с тем в составе «скифской» коалиции появилось новое племя — воинственные аланы, которым и принадлежала честь победы при Филиппополе Фракийском.

На восточном фронте военные действия развернулись успешно для римлян. Их войска нанесли персам ряд поражений и стали хозяевами Месопотамии 117. Однако римлянам не удалось закрепить эти успехи. В рядах римской армии вспыхнула междоусобная борьба, которая кончилась гибелью Гордиана III и воцарением Филиппа Араба, выдвинутого восточными элементами армии. Филипп поспешил заключить мир с персами и, оставив своего брата Ириска для дальнейшего регулирования дел на Востоке, уже летом 244 г. вернулся в Рим.

О деятельности Филиппа и состоянии римского государства в период его правления дошли крайне отрывочные известил. Но все они свидетельствуют о дальнейшем ухудшении положения империи. Невыносимым становилось положение колонон, все более жестокий гнет ложился и на городское населении. Ярчайшим доказательством ослабления империи, роста нищеты и отчаяния низов населения служит усиление «разбойничества» и «пиратства». В этих разбойниках [latrones] следует видеть, прежде всего, бежавших рабов и колонов, которые соединились в отряды и вступили на путь самостоятельной борьбы. Но опасность, грозившая существованию империи, усилилась и с другой стороны. Рост налогового гнета, поборов и злоупотреблений, нарушение торговых связей и, наконец, явное бессилие центрального правительства способствовали росту сепаратистских тенденций в среде широких слоев провинциального населения.

Подобное критическое положение империи пе могло остаться не замеченным ее соседями — скифо-сарматскими племенами. И уже второй год правления Филиппа ознаменовался новой ожесточенной войной с племенами Карпато-дунайского района.

Источниками по этой войне являются главным образом свидетельства нумизматики118, о ней же повествует и краткое сообщение Зосима119. Зосим, к сожалению, не указывает, к какому году относятся описываемые им события, но поскольку он рассказывает о военных действиях уже на территории противника (в начальный период войны нападения «варваров» охватили ряд римских провинций), то речь, очевидно, идет о заключительной стадии борьбы. Перемирие, которое, по словам Зосима, последовало тотчас же за боями на территории карпов, делает еще более правдоподобным это предположение, которого придерживаются авторы, изучавшие данный вопрос120.

Противниками римлян в войне и Зосим и надписи на монетах единодушно называют карпов121. Таким образом, участие карпов в возобновившейся борьбе неопровержимо. Но были ли карпы единственными противниками римлян в этой борьбе? Вполне возможно допустить, что в данном случае карпы напали не одни, но получили широкую поддержку других прикарпатских племен, так как в этой войне нападениями были охвачены обширные территории империи: два года римляне вели борьбу, пока смогли перенести войну на территорию противника. Подобную мощь в борьбе могла развернуть лишь делая коалиция племен, во главе которой, возможно, и стояли карпы. При таком предположении не покажется неожиданным и тот факт, что всего год спустя после завершения «карпийской войны» против Рима выступила многочисленная и грозная коалиция племен122,— она выросла исторически в ходе борьбы с империей, и важным этапом ее формирования была данная война.

Начальная дата этого нового военного столкновения Рима с племенами «скифов» вызывает среди авторов некоторые разногласия. Если Раппапорт, Шмидт123 и некоторые другие ученые придерживаются той точки зрения, что война началась в 245 г., то Энслин считает более вероятной датой 244 год124. Трудно отдать предпочтение той или иной дате. Единственной отправной точкой являются в данном случае лишь монеты Филиппа, датированные 244 годом125. На аверсе одной люнеты изображен Филипп в походном плаще и панцыре; реверс представляет из себя изображение Филиппа и трех воинов. Филипп здесь также в военном облачении, двое из стоящих с ним солдат поднимают военные значки. Несомненно, что эта монета знаменует собой выступление в поход Филиппа и римской армии. Но известно, что значительную часть 244 года заняли переговоры Рима с персами, а затем и обратный путь римского войска на родину; с другой стороны, выступление Филиппа в поход, отраженное на упомянутой монете, еще не означает немедленного начала военных действий. Таким образом, вполне вероятно, что хотя нажим на римскую границу со стороны задунайских племен проявился уже в 244 г.— что и заставило Филип на двинуться к поход,— широкие военные действия развернулись уже в следующем, 245 г.

Нападение карпов и их союзников было на этот раз поддержано и германскими племенами. Правда, точно неизвестно, какие это были племена, нет сведений и о ходе борьбы с ними. Как можно судить по титулу Филиппа Germanicus Maximus, германцы потерпели поражение. Тем не менее, совместное нападение германских и «скифских» племен значительно ухудшило стратегическое положение римлян, сковав на известный срок их активность в придунайских областях.

В отличие от предыдущих войн в источниках нет ночти никаких указаний на то, какие именно районы были охвачены вторжением причерноморских отрядов. То была несомненно, прежде всего, Дакия, па которую посыпались всевозможные милости императора, старавшегося, видимо, хоть в какой-то степени возместить ущерб, причиненный вторжением 126; к тому же Дакия со всех сторон находилась в окружении враждебных Риму племен — в том числе и карпов. Войной в какой-то мере были задеты и Мёзия с Фракией — именно в этот период там прекратилась чеканка монет. Повидимому, имевшиеся на Дунае силы, которые возглавлялись доверенным лицом Филиппа Северианом127 и наместником Нижней Мёзии Мессалиной, оказались не в состоянии оказать успешное сопротивление вторгшимся племенам. Население было охвачено паникой; зажиточные граждане бежали, зарывая в землю свои ценности. Об этом ярко свидетельствуют многочисленные клады, монеты которых относятся главным образом ко времени Филиппа128. Быть может к этим событиям относится и беглая заметка Лак-танция о бегстве матери Галерия от вторгшихся карпов.

Положение, сложившееся на Дунае, заставило Филиппа лично возглавить борьбу129. Некоторые авторы предполагают, что он прибыл на Дунай после того, как успешно отразил нападение германских племен. И на этот раз, как и в боях 232— 238 гг., в его войсках против «скифов» сражались но только легионеры, но и чужеземные контингенты, например, мавританские стрелки из лука130 ; подвижность мавров, искусное владение ими своим грозным оружием делали их опасными противниками полуобнаженных «скифов».

Однако лишь в следующем, 246 г., римляне начали одерживать заметные военные успехи. Повидимому, главное внимание Филиппа было направлено на освобождение Дакии; об успешном выполнении этой задачи свидетельствует тот факт, что в июле 246 г. провинция получила право чеканки монет и начала новую эру131. Но восстановление римского господства в Дакии, прикрывавшей дунайскую границу, уже в основном предопределило и общее восстановление положения в придунайских провинциях.

На этот раз римляне уже не ограничивались простым вытеснением «скифских» отрядов, как то было в 238 и 242 гг. Весь предшествующий опыт показал им, что изгнать «скифов» со своей территории еще совершенно недостаточно для обеспечения спокойствия границ: проходило 3—4 года, и вторжение повторялось с еще большей силой. Кроме того, пример Максимина неопровержимо доказал, что лишь преследование противника на его собственной территории, разгром основных резервов врага может дать более или менее длительный промежуток мира. Видимо, именно поэтому Филипп решился на довольно смелое и рискованное мероприятие — поход в землю карпов. К этому его побуждала и военная необходимость и стремление восстановить свой авторитет, безусловно, сильно подорванный опустошением придунайских областей.

Поход состоялся уже в следующем, 247 г.,— монеты этого года носят легенду «Victoria carpica»132. Предполагают, что вторжение в землю карпов произошло весной 247 г., так как, повидимому, в связи с успешным завершением этой экспедиции сын Филиппа был возведен в звание Августа, а императрица Отацидла получила титул «mater August! et senatus et patriae» — и с этими отличиями они появляются уже в июне 247 г.133
О вторжении Филиппа в землю карпов рассказывает Зосим134. Проникнувшее па территорию «варваров» римское войско было встречено вблизи какой-то крепости противника войском карпов. В происшедшем сражении «варвары» потерпели поражение. Часть их рассеялась, часть отступила в крепость и подверглась осаде со стороны римских войск135. Через некоторое время карпы собрали новое войско, которое отправилось на выручку своих осажденных соплеменников. С прибытием этого войска в район крепости, ее гарнизон, воспрянув духом, сделал вылазку, а одновременно и вновь прибывшие силы даков атаковали римскую армию136. Атака была успешно отражена римлянами, причем главную роль в этом сыграли мавританские стрелки, «натиска которых не смогли выдержать карпы»137. После этого неудачного для них боя, карпы вступили с римлянами в мирные переговоры. Филипп охотно принял их мирные предложения и после заключения договора удалился на римскую территорию 138.

Неизвестны условия этого мира римлян со «скифами». Вряд ли они были тяжелы для последних; к тому же события ближайших 2—3 лет но оставили от них и следа. Однако, несомненно, что римляне почувствовали себя на Дунае более прочно. Они прекратили уплату дани племени готов139, внимание к обороне дунайской границы также было несколько ослаблено. Б. Раппапорт, оценивая итоги этой «карпийской» войны римлян, даже говорит о «победах» и «блестящих успехах» Филиппа, завершивших войну140. Вряд ли можно согласиться с этой оценкой. Ведь победные надписи и эмблемы на монетах всегда в очень большой степени преувеличивали реальные успехи, имея, прежде всего, своего рода «агитационные» цели, и относиться к ним нужно со значительной осторожностью.

Вместе с тем Зосим, рассказывая о последней битве римлян с даками, ни словом не говорит о том, что успех, одержанный императорскими войсками, носил характер значительной победы; не случайным кажется и умолчание античной традиции об условиях мирного договора. Но самым неопровержимым доказательством эфемерности этих успехов римлян служит тот факт, что «разбитые» ими карпы всего год спустя явились активнейшими участниками нового мощного наступления при-черноморских племен на Римскую империю141. Итак, в войне 245—247 гг. набегами «скифов» был задет ряд важнейших районов Иллирика и, прежде всего, Дакия, Мёзия и Фракия. Росла глубина «скифских» рейдов в империю, все новые и новые области подвергались жестокому опустошению и разрушению. Все это свидетельствовало о растущей слабости империи, с одной стороны, и крепнущих силах се противников, с другой.
Однако, пока что, римляне могли радоваться тому, что длительная и тяжелая война на Дунае закончилась, наконец, достойным для них образом. Торжества по поводу успехов на Дунае совпали с торжествами, посвященными тысячелетию Рима142. По этому поводу производились новые раздачи народу, устраивались пышные цирковые представления. Римские и провинциальные монеты этого времени славят благодеяния императора и его победы над соседними народами.




42II. Cohen. Description historique des monnais frappées sous l’cmpire romain. Paris, 1859—1868, v. IV, Alex., 241, 242.
43H. А. Машкин. История древнего Рима. 1949, стр 571.
44Herodiani ab oxcessu dhi Marci. Lipsiae, 1883, VI, 2.
45Там же, VI, 2.
46Там же, VI, 5
47Там же, VI, 7.
48Таи же, VI, 7; VII, 2
49Vita Max. et Ball»., XVI.
50Столкновения на Дунае происходили уже в 10-х годах III в. н. э., однако широкое наступление начинается лишь в рассматриваемый период.
51II. Schiller. Geschichte der römischen Kaiserzeit. Gotha, 1883— 5887. т. I, стр. 786.
52В.Rаppаpоrt. Die Einfälle der Goten in das römische Reich. Leipzig, 1899, стр. 27 сл.
53II e г o d , VI, 7.
54II е го d., VI, 4.
55Там же.
56Там же, VI, 7.
57PVV, «Illyrícum».
58Herod., VI, 7.
59Там жи, VIII, 2.
60CIL, III, 3735, 3736, 3740; V, 8076.
61В. Pick. Die antiken Münzen Nord-Griechenlandcs, Berlin, 1899, I, стр. 119, 300, 301.
62На одной лишь иллирийской границе стояла треть римской армии. Ср. I. Iung. Roemer und Romanen in den Donauländern. Innsbruck, 1877, стр. 46.
63Herod., VI, 7.
64Там же.
65Там же.
66Н. Cohen. Description historique des monnais frappées sous I’umpire romain. Paris, 1859—1868, v. IV, Alex., 455.
67Herod., Vf, 7. Подобное поведение Александра объяснялось, возможно, том, что сенаторская верхушка, на которую он преимущественно опирался, боялась огромных затрат, связанных с войной, и была менее заинтересована в военной добыче и раздачах; чрезвычайное ослабление ресурсов империи также заставляло вступать на путь компромисса, столь характерный для изнеженного и слабовольного Александра.
68См. о нем 3.Мишина. Выступление Максимина И позиция сената, ВДИ, 1938, № 3, стр. 133—146.
69Vita Alex., 1ЛХ; W.Liebenam. Fasti consulares imperii Romani, Bonn, 1909, стр. 111.
70Herod., VII, 2.
71Vita Maximini, XIII, 3—4.
72Ammiаn. Μагeсllin., XIX, 11, 1; XXXI, 11, 6.
73В. Rappaport. Die Einfälle der Goten in das römische Reich. Leipzig, 1899, стр. 27
74Ilerod., VII, 8.
75CIL·, III, 3660, 4837, 5218.
76CIL·, III, 3735—3736; 3740; V, 8076.
77CIL, III, 3660: «Аврелию Сатуллу, воину первого легиона..., погибшему в Дакии во время нападения врагов».
78В Rappaport, ук. соч , стр 27 сл.
79CIL, III, 3735, 3736, 3740; V, 8076
80Vita Мах et Balb., XVI.
81V. Рâгvаn. Dacia. Cambridge, 1928, стр. 189; А. Д. Дмитрев. (Социальные движения в Римской империи в связи с вторжениями варваров, стр. 197 сл., машинопись, докторская диссертация) полагает, что в этот период произошло восстание и дакийского населения римской провинции Дакии
82CIL, III, 3735, 3740; V, 8076. Так, в надписи ЛЬ 3735 Максимпн л его сын именуются «императорами дакиискими, германскими, сарматскими».
83Herod., VII, 8.
84Vita Maximini, X.
85Herod., VIII, 2 сл.
86Там же, VIII, 8.
87Vita Мах. et Balb., XVI, 3.
88Там же, XIII, 5.
89Petr. Раtr., fr. 8.
90Там же.
91R. Vulре. Histoire ancienne de la Dobroudja. La Dobroudia. Bucarest, 1938, стр. 263 сл.
92Petr. Patr., fr. 8.
93Гордиану пришлось распустить один из легионов; уже в этот период римская армия комплектовалась в значительной степени из военных колонистов, иррегулярной милиции и малороманизованных отрядов numeri.
94Д.П.Димитров. Революциотши брожения в Тракия и Мизия през римско време. Исторически приглед, година 3, стр. 45 сл.
95В. Pick. Die antiken Münzen Nord-Griechenlandes. Berlin, 1899, I, стр. 187.
96Petr. Patr., fr. 8.
97Там же.
98Г.. Schmidt. Geschichte dor deutschon Stämme bis zum Ausgange der Völkerwanderung. Berlin, 1910, стр. 58.
99Petr. Patr., fr. 8.
100Там же: «Карпы, завидуя, что готы получали ежегодно даль от римляп, отправили посланников к Туллию Менофилу и с гордостью требовали денег».
101Реtr.Раtr., fr. 8.
102Там же.
103Там же: «Карпы удалились в досаде'и в продолжение трехлетлего наместничества Менофила оставались спокойными».
104Vita Gord., XXXI, 1.
105Sуnсеll., стр. 681; Zoll., XII, 18.
106Vita Gord . XXVI
107CIL, III, 196.
108В. Rappaport. Die Einfälle der Goten in das römische Reich. Leipzig, 1899, стр. 32.
109Vita Gord., XXXIV, 4.
110A. Alföldi. The invasions of peoples. САН, t. XII, стр. 142.
111Ю. Кулаковский. Аланы по сведениям классических и византийских писателей. Киев, 1899, стр. 16
112Vita Gord., XXVI, 4.
113Vita Gord., XXXVI, 4.
114Там же. XXVI, 4.
115Там же, XXXIV, 4: «ab Alanis tumultuario proelio viclus abscesserat».
116K. F. Lehmana. Kaiser Gordian III Berlin, 1911, стр. 71.
117А. Т. Оlmstead. The Midthird Century of the Christian era. Classical Phylology, 1942, Tuli — October, стр. 254.
118H. Cohen, t. IV, Thilippus, 107, 117—118.
119 Zosim., I, 20, 1—2.
120B. Rappaport. Die Einfälle der Goten in das römische Reich. Leipzig, 1899, стр. 32.
121Z о s i m., I, 20, 1—2; H. Соhen. Philippus, 107.
122Iordan., Gótica, XVI, 92.
123L, Schmidt. Geschichte dor deutschen Stämme bis zum Ausgange der Völkerwanderung. Berlin, 1910, стр. 59.
124Ens’slin. The senate and the army. САН, t. XII, стр. 90.
125H. Cohen. Philippus, 117—118.
126В. Pick. Die antiken Miinzon Nord-Griechenlandes Berlin, 1899,1, стр 2 сл.
127Zosiib., I, 19.
128Т. Д. Златковская, Мёзия б I—11 веках нашей эры. М , 1951, стр. 99.
129Zos im , I, 20, 1: «[Филипп] выступил походом нм карпов, уже
опустошивших побережье Истра».
130Там же.
131В. Pick., Ук. соч., I, стр 2 сл.
132H. Cohen. Philippus, 107
133H. Dessau. Inscriptions latinae selectae. Berl., 1892—1916, 513.
134Zоsim., I, 20, 1.
135Там же: «В происшедшем сражении варвары не выдержали нападения и, сбежавшись в одно укрепление, подверглись осаде».
136Там же, I, 20, 1.
137Zоsim., I, 20, 2.
138Там же.
139Там же.
140В. Rappaport. Die Einfälle der Goten in das römisebe Reich. Leipzig, 1899, стр. 34.
141Iordan., XVI, 91.
142Scxti Aurelii Victoris liber de Caesaribus Ed F. Pichlmayr, Leipzig, 1911, 28, 1.
загрузка...
Другие книги по данной тематике

Питер Грин.
Александр Македонский. Царь четырех сторон света

Ричард Холланд.
Октавиан Август. Крестный отец Европы

А.М. Ременников.
Борьба племен Северного Причерноморья с Римом в III веке
e-mail: historylib@yandex.ru