2. Война в деревнях
|
Трудящиеся Англии отличались от их товарищей во всей Европе тем, что только им одним ничего не принесла французская революция и последовавшие за ней войны; в самой Англии они были единственным классом, который к концу этих войн стал беднее, а не богаче. В особенно тяжелом положении оказался сельскохозяйственный пролетариат, и трудно сказать, страдал ли он больше от высоких цен военного периода или от более низких цен в послевоенное время.
С 1793 по 1815 г. каждый свободный клочок земли распахивался и засеивался пшеницей. Как бы ни была почва бедна и непригодна для пшеницы, все же была надежда на барыш, так как цены доходили до 100 шиллингов за квартер. Это привело к крайней специализации сельского хозяйства, и когда началось резкое падение цен, у фермеров, имевших плохую землю, не было пути для отступления. Кроме того, чем выше были цены на пшеницу, тем больше было стимулов к проведению огораживаний и было тем вероятнее, что они будут проводиться несправедливо. Помещики захватывали даже общинные выгоны, даже самые маленькие садики — они стремились превратить урожаи с них в золото. Фермерство в целом процветало, но помещики и откупщики процветали еще более. Наряду с этим реальная заработная плата сельскохозяйственных рабочих беспрерывно падала. В 1805 г. было внесено предложение установить твердую минимальную заработную плату. Его высмеяли на том основании, что установить заработную плату, беря за основу цены на хлеб по уровню 1780 г., когда средняя заработная плата равнялась 9 шиллингам, означало бы, что заработная плата должна составить 1 фунт стерлингов 11 шиллингов 6 пенсов. Фактически же заработная плата в то время, бесспорно, в среднем не превышала одной трети этой суммы. С наступлением мира положение начало быстро меняться. Пшеница стоила 109 шиллингов за квартер в 1813 г., 74 шиллинга 4 пенса в 1814 г., 65 шиллингов 1 пенс в 1815 г. В 1816 г. в связи с хлебными законами, изданными в 1815 г. и плохим урожаем цена снова поднялась до 78 шиллингов 6 пенсов* хотя в данном случае голые среднегодовые цифры неточно воспроизводят картину, поскольку цена была гораздо ниже в начале года и значительно выше осенью. Хлебные законы спасли помещиков и некоторых фермеров; но они не избавили сельскохозяйственный пролетариат от безработицы, снижения заработной платы и уменьшения вспомоществования, получаемого по закону о бедных, В 1816 г. цены на рожь упали, и заработная плата снизилась, но арендная плата и цены на продукты питания остались высокими. Это вызвало волнения, которые в графствах Восточной Англии, производящих пшеницу, приняли форму почти всеобщего восстания, Дома и скирды хлеба сжигались. В Бери-Сент-Эдмундс и Норидже участники движения сражались с гусарами на улицах. В Литлпорте на острове Или трехдневное восстание закончилось ожесточенным сражением, в результате которого два батрака были убиты, а семьдесят пять взяты в плен. Пятеро из них было повешено, а девять выслано за океан. За этими восстаниями последовало общее, хотя и временное, увеличение заработной платы. Однако общей тенденцией того периода было беспрерывное снижение жизненного уровня. По спинхамлендской шкале 1795 г., которая предусматривала самый низкий прожиточный минимум, считалось, что семья из четырех человек должна съедать семь с половиной галлонов хлеба. По шкале 1831 г. это количество уже снижалось до 5 галлонов. Большинство сельского населения в довольно скором времени перестало потреблять мясо, хлеб й эль и начало питаться картофелем и чаем. Именно этот факт вызвал такую ненависть Коббета к картофелю и заставил его, что с виду могло показаться даже забавным, обрушиться на чаепитие. Коббет говорил, что оно «разрушает здоровье, ослабляет организм, порождает изнеженность и леность, развращает молодежь и приносит несчастье старикам». Коббет не был трезвым политическим мыслителем. Это был талантливый выходец из крестьян, думавший (как это всегда свойственно согнанным с земли крестьянам, чьи жалобы он отражал) о старом времени, казавшемся ему золотым веком, и мечтавший о его возврате. Он предлагал большое количество нереальных способов уничтожения тех бед, которые он не вполне понимал. Но одно он сознавал ясно: что простой народ, его народ, обокрали, обкрадывают и будут обкрадывать до тех пор, пока он не сплотится для того, чтобы дать отпор классу собственников и положить предел его действиям. Это четкое и простое представление о политике придавало его требованиям демократии и парламентской реформы прямолинейность и способствовало тому, что они соответствовали желаниям масс; это заставляло правительства, стоявшие у власти в период между 1810 и 1830 г., ненавидеть и бояться его. Его «Политический указатель», статьи в котором писались таким простым языком, что каждому был доступен смысл написанного, первым выступил с осуждением всякого рода угнетения; тысячи людей в Англии чувствовали, что «Указатель» полностью отражает их собственное мнение. Кроме того, «Указатель» боролся за интересы сельскохозяйственного рабочего, наиболее эксплоатируемого, невежественного и беспомощного человека того времени. Коббет лучше всего знал и больше всего любил именно его. Коббет был наделен вспыльчивым характером, и он неистовствовал против лендлордов, откупщиков и банкиров и против «этого» — заговора богатых против бедных. Если бы не было Коббета, несомненно, недовольство и возмущение в эти годы все равно проявились бы, но они не были бы целеустремленными и не имели бы должного руководства. В 1815 г. и в последующие годы произошел ряд банкротств, большое количество земли перестало обрабатываться. Во многих местах хозяйство начали вести хуже, чем раньше: стали нанимать меньше батраков, землю хуже унаваживали, поголовье скота уменьшилось, инвентарь ремонтировали реже. Положение еще ухудшалось высокими налогами, притеснениями со стороны банкиров, особенно тех, кто ссужал деньги по закладным. Сильно бедствовали как батраки, так и деревенские ремесленники: кузнецы, плотники и колесные мастера; все они приняли активное участие в восстаниях, волна которых прокатилась в 1830 г. по всей Южной Англии. Помимо этих восстаний и поджогов скирд, которые имели место еще до начала движения и происходили также после него, классовая борьба в деревне приняла особую форму — организованного браконьерства. Крестьяне, потерявшие свои клочки и право на общинный выгон, неизбежно начинали мстить и пытались возместить свои убытки тем, что стреляли дичь в лесах помещиков, где им категорически запрещалось охотиться. На протяжении приблизительно шестидесяти лет почти по всей Англии велась беспощадная партизанская война между группами вооруженных браконьеров и группами помещиков и их лесничих. С 1770 г. парламентами, членами которых были почти исключительно землевладельцы, был издан ряд законов, становившихся все более и более суровыми. В 1800 г. браконьерство начало караться каторжными работами, а при повторном правонарушении — заключением в тюрьму на срок в 2 года. В 1803 г. был издан указ, гласивший, что если браконьер попытается оказать вооруженное сопротивление при аресте, то он подлежит повешению как тяжкий преступник. В 1817 г. был издан закон о высылке за океан каждого человека, не принадлежащего к группе лиц, имеющих право охотиться на дичь, обнаруженного в каком-нибудь парке или лесу с ружьем или другим оружием. На практике такая высылка оказывалась почти всегда пожизненной, поскольку никто не оплачивал высланным обратный проезд и они редко возвращались домой. Но эти законы не положили конец браконьерству, они привели только к тому, что браконьеры начали выходить на охоту большими группами и прибегать ко всяким отчаянным поступкам в своем стремлении избежать ареста. К ряду других разрешаемых законом мер по охране дичи прибавились еще пружинные ружья и западни для людей. Каждый пойманный браконьер мог быть уверен в том, что его будет судить суд, где каждый судья будет рассматривать его как своего личного злейшего врага. В Бери-Сент-Эдмундс количество заключений под стражу за браконьерство возросло с 5 в 1810 г. до семидесяти пяти в 1822 г. Только за три года, начиная с 1827, более 8500 мужчин и мальчиков были обвинены в нарушении законов охоты и большая часть их была выслана за океан. Браконьерство было самым верным, а подчас и единственным способом увеличить нищенскую заработную плату, так как дичь охотно покупали и хорошо за нее платили. Но часто также браконьерство было сознательным или полусознательным вызовом, ответом на ту войну, которую богачи вели против бедняков, отражением непримиримого гнева в те голодные времена. В 1830 г. недовольство вылилось в восстание, которое прозвали «последним восстанием батраков». Непосредственной причиной, вызвавшей его, было введение молотилки. Молотьба оставалась единственным видом работы в сельском хозяйстве, который давал возможность выработать прожиточный минимум или пополнить свой обычный доход. Но гумно и ручной цеп не могли конкурировать с машиной, которая не только удешевляла и ускоряла молотьбу, но улучшала также и самый процесс обмолота. Кроме того, 1830 г. был годом всеобщего экономического кризиса и исключительно бедственного положения в деревне, усугублявшегося еще страшной эпидемией шелудивости у овец; от этой болезни, по подсчетам, их погибло два миллиона. Первые восстания произошли в Кенте, где в августе были уничтожены молотильные машины. Часто бывали случаи поджогов скирд, но участники поджогов руководствовались не просто стремлением к разрушению. В хорошо известном письме, распространявшемся за подписью «капитан Свинг», была отражена целая социальная программа. В нем говорилось: «В этом году мы будем уничтожать скирды хлеба и молотилки, в будущем году мы доберемся до священников, а еще через год мы будем уже вести борьбу против государственных деятелей». Хотя движение началось с разрушения машин, однако на передний план все больше и больше выдвигалось требование О, прожиточном минимуме: в Кенте и Суссексе требовали 2 шиллинга 6 пенсов в день, а в Уилтшире и Дорсете, где жизненные условия вообще были хуже, — 2 шиллинга. Поразительным явлением была готовность фермеров во многих местах принять эти требования; правда, они указывали, что смогут их выполнить только при условии уменьшения десятины и ренты. Они даже сами охотно принимали участие в движении и направляли его против лендлордов и священников. Известен даже ряд случаев, когда фермеры помогали уничтожать свои собственные машины. По мере того как это движение распространялось в течение всего ноября на запад, оно стало принимать все более насильственный и безнадежный характер. Восстания и требования денег становились все более частым явлением. В Гемпшире были уничтожены работные дома и имели место стычки с гусарами. Но несмотря на то, что оно очень быстро распространялось и выглядело очень грозным, восстание это с самого начала было обречено на провал. Длительное голодное существование и пауперизация, к которой привела спинхамлендская система, подорвали силы и разрушили солидарность сельского пролетариата. Законы об охоте вырвали из его рядов тысячи его естественных руководителей, людей, обладавших наибольшей энергией и независимостью. Участники движения оказались способными на бурную вспышку, но не на длительную борьбу. Как только власти прибегнули к помощи солдат, восстание было подавлено очень легко. Несмотря на это, правящий класс был необычайно встревожен и соответственно жесток в своих контрмерах. Особенную активность проявляли Беринги, крупная семья банкиров, процветание которой началось еще во времена Питта. Один из членов этой семьи отличился тем, что избил своей тростью ожидавшего суда арестованного, на которого были надеты наручники. 9 человек было повешено, не меньше 457 выслано за океан и примерно столько же брошено в тюрьму. Среди высланных были люди из тринадцати графств, но 250 из них были из Гемпшира и Уилтшира. Все они были с Юга и Востока Англии. На Севере, где у рабочих была возможность выбирать себе работу, поскольку люди были нужны как в шахтах, так и на фабриках, заработная плата была всегда выше, и спинхамлендская система никогда так широко не применялась. Следует отметить хотя и невозможно установить, насколько этот факт связан с восстанием, что заработная плата сельскохозяйственных рабочих в тридцатых годах была в среднем приблизительно на один шиллинг в неделю больше, чем в 1824 или в 1850 г. Чтобы завершить свою победу, правительство пыталось привлечь Коббета к суду за статьи, которые он писал в «Политическом указателе». Королевским законникам нетрудно было справиться с запуганными и неграмотными сельскохозяйственными рабочими. Когда же дело дошло до Коббета, им пришлось защищаться от его разоблачений. Коббет рассказал, что одному из арестованных мятежников грозили смертью, а затем обещали помилование, если он даст показания, что Коббет подстрекал его к насильственным действиям. Суд вынужден был его оправдать, и оправдание это было встречено с огромным энтузиазмом. К несчастью, победа Коббета не принесла облегчения ни сотням высланных людей, ни тысячам остававшимся в деревнях. Основное значение этого восстания состоит в том, что оно было последним крупным политическим движением в сельских местностях. В дальнейшем в сельском хозяйстве были и подъемы и спады, но оно уже начало играть второстепенную по сравнению с промышленностью роль. Сельскохозяйственные рабочие, герои такого большого количества битв, начиная с великого восстания 1381 г., погрузились в апатию, которая только частично нарушилась во время агитации Джозефа Арча за профсоюзы в 1872 г. и позднее. В наши дни, особенно после 1914 г., сельскохозяйственный пролетариат все больше пробуждается как в области профессиональной, так и политической. Если долгая история аграрных восстаний в Англии теперь закончена, то это только потому, что сельскохозяйственный пролетариат покончил со своей отсталостью и изолированностью и принимает непосредственное участие в боях всего рабочего класса в целом. |
загрузка...