1. Англия после Ватерлоо

В период общего ликования, начавшегося после заключения Амьенского мира, Коббет писал: «Слова «мир» и «изобилие» чудесно звучат в песне или прекрасно выглядят на полотнище в окне какого-нибудь идиота: но вещи, кроющиеся за этими гармоническими словами, не всегда в унисоне». Оптимизм, с которым буржуазия встретила мир 1815 г., был еще менее обоснован. Фабриканты думали, что окончание войны сразу обеспечит сбыт для их товаров, а посему усиленно их накопляли. На самом же деле спрос на промышленные товары немедленно упал.

Хотя до этого европейский рынок был почти закрыт Берлинскими декретами Наполеона, а американский рынок — войной, вспыхнувшей из-за того, что Англия настаивала на предоставлении ей права обыскивать и захватывать нейтральные корабли, направляющиеся в Европу, крупные военные поставки компенсировали потери, причиненные утратой внешних рынков. После Ватерлоо эти поставки сразу прекратились, а Европа все еще находилась в состоянии брожения и была слишком бедна для того, чтобы закупать крупные партии английских товаров.. Один важный новый рынок был создан в результате того, что война отрезала Испанию от Южной Америки и сделала ее колонии, по существу, независимыми; но это только привело к бешеной спекуляции и к тому, что рынок наводнили всевозможными товарами, на многие из которых не могло быть спроса, Помимо этого были еще Вест-Индия и Дальний Восток, но они могли потреблять только ограниченное количество довольно специализированных товаров.

В результате этого в 1815 г. экспорт и импорт сократились, оптовые цены резко упали, розничные цены также несколько унизились, и началась массовая безработица. Тяжелая промышленность, спрос на продукцию которой особенно зависел от военного времени, пострадала больше всего. Цена на железо упала с 20 ф. ст. до 8 ф. ст. за тонну. В Шропшире из 34 действующих доменных печей 24 остались в бездействии, и тысячи рабочих-металлургов и углекопов лишились работы.

Были и еще причины, углубившие и затянувшие кризис. Триста тысяч демобилизованных солдат и матросов вынуждены были искать работы — и, таким образом, пополнили и без того уже большую армию безработных. Заработная плата падала, но цены сохранялись на искусственно высоком уровне, вследствие политики инфляции, начало которой положил Питт в 1797 г., когда он разрешил Английскому банку выпустить бумажные деньги без надлежащего обеспечения их золотом. Налогообложение продолжало оставаться высоким из-за огромных издержек, связанных с государственным долгом и доходивших в 1820 г. до 30 млн. ф. ст. при общей сумме поступлений в 53 млн. ф. ст. Беззастенчивый выпуск займов для финансирования войны лег чрезвычайно тяжелым бременем на следующие поколения. Коббет и многие радикалы считали, что основными причинами кризиса являются инфляция и высокие налоги; хотя это было и не так, все же как инфляция, так и налоги чрезвычайно способствовали росту нищеты, явившейся результатом кризиса, и препятствовали быстрому восстановлению промышленности.

Радикал Самуил Бемфорд дает следующее описание внезапно вспыхнувшего во время этого послевоенного кризиса классового конфликта:

«...Беспорядки начались при внесении билля о хлебных законах в 1815 г. и продолжались с небольшими перерывами до конца 1816 г. В Лондоне и Вестминстере начались волнения, продолжавшиеся в течение нескольких дней, пока длилось обсуждение билля. В Бридпорте начались бунты из-за высоких цен на хлеб; в Бийдфорде произошли восстания, целью которых было воспрепятствовать вывозу зерна; в Бери¹ началось движение безработных, разрушавших машины; в Или подавление восстания не обошлось без кровопролития; в Ньюкасл-на-Тайне восстали углекопы и люди других профессий; в Глазго кровопролитие началось из-за пунктов раздачи супа нуждающимся; в Престоне восстали безработные ткачи; в Ноттингеме — луддиты, уничтожившие 30 станков; в Мартер-Тидвиле волнения были вызваны снижением заработной платы; в Бирмингаме восстали безработные; в Уолсолле восстали нуждающиеся, и в Данди 7 декабря 1816 г. свыше 100 лавок было разгромлено из-за высоких цен на мясо».

Такие волнения сами по себе не представляли ничего нового. Мы уже упоминали хлебные бунты 1795 г. В 1812 г. Байрон в своей прекрасной речи, в которой он возражал против предложения карать смертью разрушителей машин, высмеял попытки военных подавить восстания луддитов в Ноттингеме:

«Переходы из одного места в другое! — Из Ноттингема в Булвел, из Булвела в Банфорд, из Банфорда в Мансфилд!— И когда, наконец, отряд прибывает к месту своего назначения с гордостью, пышностью и церемониями славной войны, то оказывается, что он появился как раз вовремя, чтобы засвидетельствовать, что зло уже совершено, что содеявшие его уже скрылись; собрав spolia opima² в обломках разрушенных станков, отряд возвращается восвояси под насмешки старух и улюлюканье детей».

Движение луддитов происходило, главным образом, в Ноттингеме в районе чулочных мастерских; здесь внедрение машины для вязания чулок в полудомашнюю промышленность снизило цены настолько, что для ручных вязальщиков чулок стало почти невозможно прожить на свой заработок. Разрушение машин происходило также и в Западном Райдинге и в других местах. Забастовки, во время которых борьба часто велась с чрезвычайным ожесточением, проводились как до, так и после издания Актов о союзах в 1799 и 1800 гг.³.

Эти более ранние волнения отличались от волнений, начавшихся после Ватерлоо, тем, что последние уже носили характер сознательных политических выступлений. Массы рабочих начали осознавать, что государственный аппарат находится в руках их угнетателей. В этом их убедило жестокое классовое законодательство и отклонение их бесконечных петиций об увеличении заработной платы до прожиточного минимума и об улучшении условий труда. Поэтому основное требование, выдвигавшееся в эти годы, — требование проведения парламентской реформы — не носило абстрактно демократического характера, это была скорее попытка масс получить возможность контролировать парламент и заставить его служить своим интересам. Хлебные законы 1815 г., проведенные лендлордами для того, чтобы сохранить высокие цены, в то время как заработная плата повсюду падала, послужили новым поводом к политическим выступлениям⁴.

В начале 1817 г. правительство «открыло», что существует «изменнический заговор против конституции и собственности». Действие акта Habeas Corpus было снова приостановлено, и был поспешно проведен акт («билль, затыкающий рот»), которым ограничивалось право устраивать общественные собрания, закрывались клубы радикалов и члены магистрата получили право налагать запрет на издание и продажу брошюр радикального и свободомыслящего содержания.

В марте «одеяльщики» выступили в свой первый голодный поход из Манчестера в Лондон с петицией о введении в действие Habeas Corpus. Поход был запрещен, и многим из пяти или шести тысяч лиц, которые намеревались принять в нем участие, не дали возможности выйти из Манчестера. На остальных напали и рассеяли их у Стокпорта, и только очень немногим удалось пробиться и добраться до Ашборна в графстве Дерби. Правительство широко использовало все виды борьбы, начиная от применения оружия до услуг провокаторов (один из которых, «шпик Оливер», стал личностью, известной всей стране); провокаторы должны были помогать организовывать бесплодные заговоры и беспорядки, которые могли явиться предлогом для все большего усиления репрессий. В течение незначительного периода времени казалось, что меры, применяемые правительством, приводят к желаемым результатам, поскольку этому способствовало временное оживление торговли в 1818 г.

Но положение с торговлей снова ухудшилось в 1819 г., и в северных и центральных графствах состоялись огромные митинги радикалов, на которых были выдвинуты требования о проведении реформы и отмене хлебных законов. Один из этих митингов был организован на поле Св. Петра в Манчестере 16 августа. На этом митинге собралось 80 тыс. человек, чтобы послушать Ханта, известного оратора-радикала. Когда Хант начал говорить, он был арестован, и гусары внезапно начали стрелять в толпу и остервенело рубить саблями направо и налево. Через несколько минут одиннадцать человек было убито и около 400, в том числе свыше 100 женщин, ранено. Жестокость нападения на мирную толпу и черствость правительства, нашедшего оправдание для нападавших, еще больше убедили промышленных рабочих в необходимости проведения реформы; одновременно это убедило многих представителей буржуазии в том, что только реформа может заменить репрессии, которые иначе неизбежно привели бы к гражданской войне. С этого времени парламентская реформа стала считаться «респектабельной» и заняла видное место в программе вигов, в которой она почти не фигурировала с 1793 г.

Но все же немедленным результатом «резни в Питерлоо» было усиление репрессий. Хант, Бемфорд и другие были арестованы и брошены в тюрьму. Коббет был вынужден найти себе временное пристанище в Америке. В ноябре терроризированный парламент наспех провел «Шесть актов», дававших членам магистрата право запрещать собрания, в которых принимало участие больше пятидесяти человек, и производить обыски в тех частных домах, где, по их мнению, могло храниться оружие. Этими актами запрещалось также всякое проведение военного обучения и организация процессий с оркестрами и знаменами. Лица, печатающие «богохульные и подстрекающие к мятежам пасквили», подлежали заключению в тюрьму или высылке за океан; каждый экземпляр всех газет и все брошюры облагались налогом в 4 пенса. Все это делалось с той целью, чтобы такие газеты, как издаваемый Моббетом «Политический указатель» и «Черный карлик», стали недоступными для широких масс.

«Шесть актов» очень затруднили возможность ведения организованной легальной агитации за реформу и снова заставили прибегнуть к методам конспирации. В феврале 1820 г. полицейский шпион донес, что на улице Кейто организован заговор с целью убийства членов кабинета. Организаторы заговора были схвачены и казнены. 1 апреля шестьдесят тысяч рабочих в самом Глазго и вокруг него начали всеобщую политическую стачку. По общему мнению, за ней должно было последовать вооруженное восстание. Но сигнал к началу восстания так и не был дан, и все свелось к схватке у Бонимура между 10-м гусарским полком и небольшим отрядом ткачей, которых заманили в ловушку правительственные агенты. В тот период еще не существовало ни должного руководства, ни надлежащих условий для успешной организации восстания.

После проведения «Шести актов» начался временный спад движения радикалов. Возможно, что причиной спада были не столько эти акты, сколько возрождение промышленности, начавшееся в 1820 г. и продолжавшееся до бума 1826 г. Такое возрождение должно было неизбежно произойти, как только последствия войны были ликвидированы, потому что британская промышленность в этот период действительно обладала мировой монополией. В этом и заключается основное различие между кризисом после 1815 г. и кризисом, начавшимся после первой мировой войны, с которым его слишком часто сравнивали. Фабриканты, стремившиеся снизить заработную плату, любили говорить об иностранной конкуренции, но на самом деле ни в одной другой стране не было сильно развитой промышленности или излишков промышленных товаров, которые можно было бы экспортировать. Во Франции и в Соединенных Штатах только начинала развиваться хлопчатобумажная промышленность, но даже к 1833 г. обе эти страны вместе выпустили только две трети того количества продукции, которую выпускала Британия. Горное дело и металлургическая промышленность были также гораздо больше развиты в Британии, чем в какой-либо другой стране.

Экспорт возрос с 48 млн. ф. ст. в 1820 г. до 56 млн. ф. ст. в 1825 г., а импорт — с 32 млн. ф. ст. до 44 млн. ф. ст. Но это только одна сторона процесса. Внутри Англии этот же период был отмечен беспрерывным вытеснением мелких предприятий и домашней промышленности, явившимся результатом конкуренции фабрик. Это был период укрепления внутреннего рынка. Вытеснение домашней промышленности шло неравномерно: сначала была вытеснена домашняя хлопчатобумажная промышленность, а затем уже льняная и шерстяная; сначала были разорены ручные прядильщики, а затем уже ручные ткачи; процесс этот начался в Восточной Англии и Уэст Кантри, а затем распространился на север и на центральные графства страны. Он закончился только в сороковых годах и явился причиной повсеместных длительных бедствий. Но этот процесс разделил рабочих на группы, у каждой из которых были свои интересы и каждой из которых были присущи свои заблуждения; наиболее страдающая часть рабочих вынуждена была прибегнуть к безуспешным и объективно реакционным формам протеста.

С укреплением внутренней и внешней монополии британских промышленных капиталистов начался новый период, когда появлялись новые классовые группировки и новая политическая тактика. Начало его было отмечено в августе 1822 г. драматическим происшествием. Кастлри, которого все считали, хотя может быть и совершенно неосновательно, ответственным за социальную политику правительства, перерезал себе горло. Огромные толпы запрудили улицы Лондона, когда гроб с его телом переносили в Вестминстерское аббатство; толпа ликовала, так как в ее представлении кончина Кастлри олицетворяла собой окончание эпохи Питерлоо.

¹ Бери-Сент-Эдмундс, а не Бери в Ланкашире.
² Богатую добычу (лат.).— Прим. ред.
³ См. главу XIV, раздел 1.
⁴ См. главу XIII, раздел 2.

<<Назад Вперёд>>

Просмотров: 4117

загрузка...

Другие книги по данной тематике