1. Век парадокса
|
Пятнадцатый век был веком поразительных контрастов; это отражено уже в самом разнообразии и противоречивости суждений, которые высказывают о нем историки. Некоторым он представляется периодом общего упадка, разрушающихся городов и политического хаоса. Другие указывают на повышение благосостояния народных масс, рост торговли и промышленности и развитие парламентских учреждений в период с 1399 до 1450 г. Ключ к разгадке этого века в том, что оба эти мнения справедливы, но каждое в отдельности неполно, ибо, в то время как феодальные общественные отношения и феодальный способ производства постепенно отмирали, шло бурное развитие буржуазных общественных отношений и буржуазного способа производства.
Распад феодализма затронул не только феодальных магнатов и сельское хозяйство, но также и города и городские гильдии. «Черная смерть» и непомерные налоги, которые повлекла за собой Столетняя война, нанесли самоуправляющимся городам тяжелый удар. Сообщения того времени полны жалобна упадок городов, разрушающиеся дома и немощеные улицы, заброшенные гавани и сокращение населения. Даже если допустить, что эти документы несколько преувеличивают, их все же нельзя обойти молчанием, В 1433 г. парламент во время утверждения десятой и пятнадцатой деньги сделал скидку в 4 тыс. ф. ст., «чтобы освободить от уплаты бедные поселки, города и крепости, обезлюдевшие или заброшенные, разрушенные или слишком обедневшие или иным образом лишенные возможности платить высокий налог». И подобные случаи освобождения были нередки. Среди общего упадка городов исключение составлял только Лондон и несколько крупных портов, таких, как Бристоль. Наиболее прибыльные отрасли внешней торговли все более сосредоточивались в руках организации, называемой компанией «купцов-авантюристов». Эта могущественная компания легко устраняла всех своих конкурентов и сосредоточила торговлю в немногих пунктах. Рост крупных торговых центров, таких, как Лондон, был одной из причин ослабления более мелких торговых городов. Есть свидетельства, что из-за длительных войн участились и пиратские набеги, и нередко во время этих набегов пираты брали штурмом и сжигали важные города, такие как Саутгемптон и Сандуич. Внутри городов происходит дальнейшее замыкание цехов, и ученичество перестает быть ступенью на пути к созданию самостоятельных мастеров, а используется для того, чтобы сделать цеховые организации монополией привилегированного меньшинства. При Генрихе IV отдавать в учение своих детей могли по закону только фригольдеры с доходом не менее 20 шиллингов в год. Тяжелые налоги и цеховые ограничения в самоуправляющихся городах привели к тому, что главная линия развития английской промышленности шла мимо городов. Новая форма промышленной организации зарождалась в пригородах и деревнях. Вне городов и городских гильдий складывалась, в частности, новая форма организации текстильной промышленности, бурно растущей в этот период. Большое значение имело одно из крупнейших технических нововведений средневековья: использование энергии воды в сукновальнях. По мере того как к концу XIV в. это усовершенствование становилось все более обычной практикой, сукновальни начинают устанавливать в новых местностях, в долинах, выше по течению рек, где можно было получить больший напор воды. Возможно, что одновременно это было средством помешать цеховым заправилам противодействовать распространению нового производственного метода. Постепенно в центры, где были установлены валяльные мельницы, стали стекаться ткачи из других мест. Все это вызывало наряду с упадком целого ряда более старых городов возникновение новых производственных центров в деревнях, из которых некоторые и сами со временем превращались в города, но уже с новой, капиталистической или полукапиталистической производственной основой, ибо для развития промышленности открывались теперь новые широкие возможности. Забыты были средневековые ограничения ростовщичества, с ними уже никто не считался. Не менее разительны и контрасты в деревне XV в. Представители феодальной знати, утратившие теперь те социальные функции, которые давали оправдание их существованию в раннее средневековье, в войнах с Францией приобрели привычку полагаться во всех делах на насилие. Теперь они стали превращаться, с одной стороны, в современных землевладельцев, а с другой — в предводителей разбойничьих отрядов; они стали окружать себя свитами наемников, навербованных из оставшихся без дела солдат и представителей мелкого дворянства, которые не сумели приспособиться к новым условиям, а заниматься каким-либо трудом считали ниже своего достоинства, теперь они должны были держать в постоянном страхе своих более слабых соседей. В более ранние времена у баронов были свои поместные суды. Теперь они с помощью вооруженных отрядов стали пугать местные суды и оказывать на них давление. Крупные бароны стали защищать своих приспешников от правосудия; эта практика, известная под именем .«поддержки», принимает совершенно скандальные масштабы. Никто, начиная с парламента и кончая самым скромным мировым судьей, не был защищен от произвола этих шаек; путем открытого запугивания они не давали судам выносить приговоры, направленные против интересов их господ. Если при каком-нибудь процессе сталкивались два таких барона, судебное разбирательство нередко заканчивалось кровопролитной схваткой. Основной причиной этого политического бандитизма был распад крупного поместья как экономической ячейки. Цены на сельскохозяйственные продукты падали, соответственно сокращались и размеры рент, и лорды, таким образом, лишались возможности поправить свои пошатнувшиеся финансовые дела за счет держателей. Военные захваты и прибыли от военных поставок на какое-то время разрядили обстановку, но после окончания Столетней войны прямой грабеж стал для лордов единственным источником увеличения доходов. В результате поместья превратились в базу для формирования новых частных армий, и именно в свете экономического распада крупных поместий следует изучать войну Роз. Дух времени — смесь трезвого делового расчета и политического бандитизма — превосходно отражен в «Письмах Пастона». Те же люди, которые наживались на овцеводстве, совершали и вооруженные наезды на соседей и использовали все известные законникам ухищрения, чтобы оттягать у этих соседей принадлежащие им поместья. Одна из наиболее характерных особенностей этого века, особенность, резко отличающая его от периода расцвета феодализма, состоит в том, что правящие классы не игнорировали открыто закон, но самыми изощренными приемами стремились извратить и повернуть его, чтобы использовать его для своих беззаконных целей. По мере утраты своих общественных функций новая знать стала щеголять преувеличенными, хотя и поверхностно утонченными манерами; под вычурной маской псевдофеодальной утонченности поведения скрывался реальный упадок. Одежда и оружие становились все пышнее. Начали выделывать серебряную и золотую посуду и украшения; при дворе лорды наперебой старались затмить друг друга великолепием. Геральдика, турниры, усложнение правил кодекса рыцарства — все это достигает в этот период своего апогея, как раз в то время, когда окончательно утрачивается всякая связь их с войной. Вся эта экстравагантность проистекала в конечном счете от того, что деньги вытесняли землю в качестве господствующей формы собственности. Дворяне попрежнему цепко держались за землю и попрежнему стремились расширять свои поместья, но в отношении денег они были еще совершенными детьми по сравнению с крупными купцами. Всевозможные излишества, которым предавалась знать этого века, позволили целому ряду купцов поставить в финансовую зависимость от себя ее представителей путем ростовщичества и нередко самим проникать в ее среду. Так, фамилия де ла Поль, например, ведет свое начало от купцов города Гулль. И купцы и знать были теперь гораздо образованнее своих предков. Хамфри, герцог Глостерский, собрал одну из самых крупных библиотек того времени, а граф Вустер, выделявшийся своей жестокостью даже в войне Роз, был не менее известен и своей образованностью. Этот новый образованный слой общества, возникший во всех частях Европы, создал предпосылки для изобретения книгопечатания. Прежний грамотный слой — духовенство — сам обеспечивал себя книгами, переписка манускриптов занимала одно из главных мест в распорядке всей монастырской жизни. Грамотный слой светского населения XV в., помимо того что он был гораздо многочисленнее, состоял из людей слишком занятых, чтобы иметь возможность самим переписывать для себя книги, а профессиональные переписчики не могли итти в ногу с растущим спросом: их было слишком мало, и работали они чересчур медленно. Первые книги, изданные в Англии Кэкстоном1, были главным образом развлекательного типа и предназначались для этой новой категории читателей. Первой его книгой была «История Трои»; «Рассуждения и афоризмы философов» (вышла в 1477 г. — первая книга, напечатанная в Англии), «Смерть Артура», сочинение Малори, и поэмы Чосера — все это были книги именно такого жанра. Через поколение буржуазия уже начала пользоваться печатью как орудием борьбы, и в эпоху реформации стремительным потоком хлынули полемические, религиозные и политические произведения, дав реформистам возможность охватить своими идеями гораздо более широкие круги общества. Разложение крупных поместий породило обширную категорию зажиточных крестьян. Некоторые из них еще выполняли небольшую барщину, но очень многие стали зажиточными йоменами — кулаками, как мы бы теперь сказали. Накладных расходов у них было мало, у них не было престижа в обществе, о поддержании которого им надо было бы заботиться, и они могли извлекать порядочный доход в условиях, при которых представители «благородных» сословий неминуемо потерпели бы неудачу. Эти держатели нового типа имели возможность заставить лордов предоставлять им земли на выгодных для себя условиях и перекладывали на лордов убытки, вызванные падением цен на сельскохозяйственные продукты, добиваясь снижения рент. Возможно, что они уже относительно широко пользовались наемным трудом, и в этот период уже намечался процесс расслоения мелкого крестьянства, выделявшего, с одной стороны, зажиточных фермеров-йоменов, а с другой — и это случалось куда более часто — наемных рабочих. Тем не менее в этот период английской истории больший, чем когда-либо, процент крестьянства падал на свободных держателей — фригольдеров или арендаторов. Ввиду падения цен на продукты сельского хозяйства заработная плата рабочих оставалась на относительно высоком уровне. По статуту о рабочих им полагалось три или четыре пенса в день; возможно, что в действительности рабочие получали даже больше, хотя никак нельзя выяснить, насколько регулярна была работа, оплачиваемая по такой расценке. Мужчина, нанятый на год, получал 20 шиллингов 8 пенсов помимо харчей и крова, а женщина — 14 шиллингов. И наемные рабочие и крестьяне занимались прядением й ткачеством в качестве домашнего промысла. Это, повидимому, и было тем фактором, который никак не в меньшей степени, чем благоприятные сельскохозяйственные условия, сделал этот век по сравнению с предшествующими и последующими столетиями веком наибольшего благополучия для народа. Итак, XV век нес с собой одновременно и хаос и расцвет, обусловленные одной и той же причиной — превращением феодального общества в буржуазное. Временный рост крестьянского хозяйства был результатом отмирания манора, происходившего в период, когда не было еще достаточных накоплений капитала для создания подлинно капиталистического сельского хозяйства. Как только накопление капитала достигло необходимого уровня, как это было в следующем столетии, исчезновение фермерского хозяйства стало неизбежным. С развитием шерстяной промышленности, ростом купеческого и ростовщического капитала накопление пошло быстрыми темпами и дало себя чувствовать еще до начала XVI в. Точно так же и политическая анархия этого периода порождалась распадом феодализма и той формой государственной власти, которая развивалась из феодальной системы. Буржуазия, хотя и стала многочисленнее и богаче, не была еще достаточно сильной, чтобы служить опорой могущественной бюрократической монархии, а органы местного управления не были настолько сильны, чтобы противостоять крупнейшим лордам; некоторые из последних достигли такого могущества, какого не достигал ни один феодальный барон на протяжении всей предшествовавшей истории Англии. Происшедшие в результате этого внутренние войны подорвали могущество знати, погибшей при тщетной попытке полностью подчинить своему контролю государственный аппарат. Корона и буржуазия вышли из этой борьбы относительно и абсолютно окрепшими, готовыми заключить между собой союз к немалой выгоде для обеих сторон. 1 Уильям Кэкстон (1422 (?)—1491) — первый английский печатник.— Прим. ред. |
загрузка...