Глава 4. Характер труда, рабочий вопрос и социальные противоречия
В соответствии с характером социальных отношений в Бергслагене все лица, непосредственно занятые на промыслах, подразделялись на две основные группы. К первой относились лично работающие собственники и держатели средств производства (горные мастера и промысловики-бонды). О них уже говорилось выше. Вторую составляли наемные рабочие (arbetare).
Об условиях труда и положении наемных горнорабочих в XIV—XV вв. можно судить только по материалам горных привилегий. Последние уделяли «рабочему вопросу» на промыслах большое внимание, а устав 1499 г. был посвящен ему почти целиком. Первое же знакомство с горными привилегиями показывает, что проблема эксплуатации наемного труда в горном деле, особенно во второй половине XV в., занимала одно из главных мест и пользовалась пристальным вниманием со стороны горной администрации и правительства. Последнее регламентировало длительность рабочего дня, норму выработки и оплату рабочих. Согласно уставу 1347 г., забойщик должен был работать шесть дней в неделю «с восхода до полудня», затем «с середины вечера (mipiaen aftan) до вечера», т. е. до темноты1. Если принять (mipiaen aftan за 3 часа дня 2, то, следовательно, забойщик находился в шахте примерно с 6 утра до 8—9 вечера, с трехчасовым перерывом на обед, т. е. 11 —12 часов. До введения системы смен длительность рабочего дня менялась в зависимости от сезона от 6—7 часов зимой и до 18 часов летом, причем в силу природных условий средняя продолжительность рабочего дня должна была быть меньше 12 часов. Введение системы непрерывных смен в 1360 г. означало резкую интенсификацию труда забойщиков3. Ведь в 1360 г. указание о работе «от восхода до заката» не отменялось. По логике вещей смены должны были иметь одинаковую продолжительность. Следовательно, был введен круглогодичный 12-часовой рабочий день4. Продолжительность рабочего дня на горных промыслах Швеции в XIV—XV вв. была значительно большей, чем на саксонских рудниках, где имели место 6—8-часовой рабочий день и неполная рабочая неделя 5. Не исключено, что причина этого заключалась в лучших (по сравнению с Германией) условиях труда на шведских рудниках XIV—XV вв., где вследствие высокого залегания полезных пород и обилия открытых выходов руды шахты были мелкими и угроза их затопления, скопления рудничного газа и т. п. не была столь велика, как в глубоких саксонских шахтах. Но, с другой стороны, 12 часов труда в тяжелых условиях шахты или плавильни чрезвычайно затрудняли ведение собственного хозяйства или старательство, что ставило рабочих в большую зависимость от регальных властей и предпринимательских элементов. В соответствий с технологией производства рабочий день в плавильнях нормировался длительностью плавки, причем устав 1347 г. предписывал проведение 6 комбинированных (двойных) плавок в неделю. Точно так же количество труда углежогов регулировалось лишь путем нормирования размеров готового продукта. Что касается системы оплаты труда наемных рабочих на промыслах, то она представляет большой интерес как сама по себе, так и в силу того, что здесь сохранились два сравнительно полных тарифа (в уставах 1347 и 1499 гг.), чего мы не имеем для других отраслей шведского производства того времени 6. Как уже указывалось, документы XIV в. называют две категории рабочих. К первой принадлежали «кормящие» — рабочие-специалисты (забойщики, плавильщики, кузнецы, дробильщики, специалисты по дутью и т. п.), которые стояли во главе производственных коллективов и одновременно сами участвовали в их работе. Ко второй категории относились разнорабочие — поденщики7. В середине XIV в. заработная плата рабочих была смешанной: продукты питания, ткань и деньги. «Кормящие» должны были получать еженедельно один спанн зерна, зимой — корову (ценой в 12 эре) и каждые полгода — 2.5 лп8 соли, 1 лп масла, 1 лп свинины (или 1.5 лп соленой или копченой говядины) и месу (бочку) сельди. Кроме того, «кормящий получал каждые пол года 1 марку 5 эре 1 эртуг "из кладовой" (ur fataburen и 12 эре «наличными» (reda penningar). Особое указание о «наличных деньгах» говорит о том, что другие названные выше «деньги» выдавались не наличными, а в виде какого-то товара. Поскольку раздел об оплате работников устав начинает с перечня и цен различных тканей (преимущественно—шерсти) и обуви, следует думать, что («кормящий» получал на 3.33 марки в год различных материй и обуви из государственных (или частных) магазинов и кладовых. Рабочие (menig arbetare), выполнявшие полную дневную норму (fullt, dagsverke), получили 13 спаннов зерна, 3 лп свинины, 2 лп масла, 3 валя (240 штук) сельди, 1 лп соли и 12 эре «из кладовой» в полгода. Представить себе реальную величину этой заработной платы трудно, так как сведения о ценах и мерах того времени далеко не полные 9. Э. Соммарин попытался перевести в деньги натуральную часть зарплаты рабочих и пришел к выводу, что «кормящие» получали в год 25 марок, а остальные рабочие — по 15 марок10. Т. Сёдерберг считает, что правильнее было бы говорить просто о соотношении в их заработной плате ее различных составных частей: для «кормящих» — 76% продуктами питания, 13% предметами одежды и 11 % наличными деньгами; для остальных рабочих — 80% продуктами питания и 20% предметами одежды; деньги же, по-видимому, выдавались им в ничтожном количестве или же не выдавались вовсе. Б. Боётиус попытался представить в современных мерах то количество продуктов, которое выдавалось рабочим на медных промыслах (исходя из устава 1347 г.), и подсчитал, что натуральная оплата «кормящих» более чем вдвое превосходила натуральную оплату разнорабочих: ведь разница в количестве масла и мяса с лихвой покрывалась за счет той коровы, которую «кормящие» получали каждую зиму. Такое же соотношение было и в денежной оплате: 6.33 марок в год у «кормящих» против 3 марок у разнорабочих11. Но хотя шведские историки многое сделали для того, чтобы выявить реальное содержание заработной платы на промыслах, все такого рода подсчеты (как и подсчеты размеров оплаты труда городских ремесленников) неизбежно носят весьма приблизительный, ориентировочный характер. Поэтому вопрос о заработной плате промысловиков и ее соотношении с прожиточной нормой того времени остается открытым. Для понимания положения рабочих на промыслах важен не только размер оплаты, но и ее характер. Из устава 1347 г. видно, что оплата натурой (по преимуществу продуктами питания 12, но также тканями и обувью) резко преобладала; в этом нельзя не видеть скрытой формы закабаления рабочих, одного из методов их косвенной эксплуатации. Характерно, что в числе тканей, принятых для оплаты рабочих, были представлены по преимуществу различные сорта импортной шерсти, оценивавшиеся в несколько раз дороже вадмаля. Следовательно, горные мастера и «кормящие», ведающие оплатой рабочих на государственных рудниках, могли наживаться и на разнице между ценой ткани, купленной ими оптом у заезжих купцов, и розничной ценой, принятой при расчете оплаты рабочих 13. Расчет с рабочими производился дважды в год, зимой и летом, когда, по-видимому, заключались и новые контракты. Следовательно, срок службы был длительным, не менее полугода, что также было невыгодно рабочим. Вместе с тем нельзя не отметить, что при долгосрочных условиях найма, в обстановке непрерывной порчи монеты и резких перепадов цен, натуральная форма оплаты могла быть своего рода гарантией постоянства ее размера. Обращает на себя внимание и то, что соотношение в размере заработной платы «кормящих» и разнорабочих было по меньшей мере равно 5:3, причем промежуточные ступени в размере заработной платы отсутствовали. Если исходить из того, что градация заработной платы наемных рабочих внутри определенной узкой сферы производства в общем должна соответствовать месту каждого товаропроизводителя в сложившемся там технологическом разделении труда, то можно заключить, что на шведских промыслах середины XIV в. разделение труда было еще примитивным, а это приводило к большому удельному весу квалифицированного труда и практическому отсутствию переходов между высшей и низшей ступенями квалификации труда. Устав 1499 г.14 рисует уже другую картину. Все люди, непосредственно занятые трудом на рудниках, называются здесь собирательно «рабочие» (erffuedes folk), без деления на «кормящих» и «простых рабочих». Оплата их следующая: угольщики «должны выжигать 4 ямы за 5 лп с доставкой [угля?]», подвозчики доставляют уголь (или дерево с места вырубки) за 1/2 марки; плавильщики получают в неделю 1 лп, горняк 15 работает за 1/2 лп; кузнец в среднем получает 1 эре, его подмастерье — 7г эре в день, и, наконец, поденщик должен получать «2 эртуга в день, как это было издавна, а если он захочет взять больше, пусть фогт призовет его к порядку». Следовательно, и в конце XV в. преобладала повременная оплата, хотя угольщики уже оплачивались сдельно. Оплата теперь стала производиться не по полугодиям, как это было в середине XIV в., а по неделям (и даже по дням — для чернорабочих) 16. Сроки найма здесь не регламентируются; видимо, они остались прежними; форма оплаты не изменилась — она осталась натуральной, но изменилось ее содержание. Теперь заработная плата рабочих выдавалась в металле (или в руде?), причем расчет ее в ряде случаев производился в деньгах: здесь ясно видны последствия реформы 1413 г., переведшей на денежное исчисление все натуральные платежи. Хотя натуральная форма оплаты сохранялась, введение единообразного ее содержания было, безусловно, выгодно рабочим. К тому же металл легче реализовывался, чем импортная ткань или зерно. Поэтому устав 1499 г. имел большое значение и для развития внутреннего рынка, так как открыл широкие возможности для розничной торговли металлом. Непосредственные причины и точные сроки реформы оплаты рабочих на рудниках неизвестны. По-видимому, это изменение имело место еще до 1499 г. Возможно, оно было как-то связано с государственным постановлением о драгоценных металлах от 1489 г., где, в частности, с неодобрением говорилось о ряде «новых обычаев», ставших привычными в государстве, «особенно [об обычае] оплачивать наших слуг сукном и деньгами в гораздо большем размере, чем это делали наши родители и [наши] предки издревле», что мешает накоплению в стране драгоценных металлов.17 Это высказывание правительства стоит в прямой связи с поучениями епископа Хенрика Тидеманссона, который выступал против импорта дорогих тканей, приводящего к утечке из страны золота и серебра 18. Все это, по-видимому, было выражением тенденций в экономической политике шведского правительства в конце XV в. С другой стороны, к концу XV в. в Швеции возникли трудности с экспортом металла, связанные с начавшимся упадкам Ганзы и неблагоприятно отразившееся на горном деле 19. Не исключено, что в этих условиях изменение форм оплаты рабочих являлось своеобразной попыткой найти новые условия сбыта, знаменовало усиление роли внутреннего рынка для горного дела (хотя это наше предположение, безусловно, нуждается в проверке). Судя по уставу 1499 г., значительно усложнились градации в среде рабочих. Это видно из предписываемых уставом размеров заработной платы: в переводе (разумеется, приблизительном) на деньги, поденщики в шахтах и плавильнях и перевозчики (угля и дерева) получали в день по 2/3 эре, подмастерье кузнеца — 1/2 эре, кузнецы — по 1 эре и «плавильщики на своем коште» — по 1.33 эре в день20. Кроме того, устав называет еще и неимущих плавильщиков (lösninga smeltara), чья оплата не регламентируется. По-видимому, они сидели на хозяйском коште и, следовательно, получали на руки в лучшем случае половину той суммы, которая причиталась своекоштным плавильщикам. Сложившееся к концу XV в. подразделение квалифицированных работников на «своекоштных» и «неимущих» можно расценить как результат ускорения процесса специализации труда и социальной дифференциации на промыслах, в результате чего часть рабочих полностью потеряла связь со своим хозяйством, попала в большую зависимость от нанимателей и в конце концов превратилась в категорию «неимущих». Отсутствие упоминаний о «кормящих» и данные о дифференциации в среде квалифицированных рабочих позволяют также предположить, что категория «кормящих», столь характерная для горных уставов середины XIV в., к концу XV в. исчезла; вероятно, они выделили из своей среды смотрителей типа немецких штейгеров и массу рядовых квалифицированных рабочих, что свидетельствует об углублении предпринимательских отношений на медных промыслах. Возможно, что на железных промыслах этот процесс имел место еще в XIV в., так как в одном из документов от середины XIV в. говорится о делении квалифицированных рабочих-плавильщиков на «самостоятельных», несущих полную подать, и наемных, несущих половинную подать21. К началу XVI в. бергсманы уже рассматриваются как «кормильцы» (matfäder) рабочих 22. Рассматривая уровень оплаты наемного труда на горных промыслах, Б. Боётиус почему-то счел возможным сравнить расценки труда 1365 г. (Нючёпинг) и 1499 г. (Медная гора); это позволило ему прийти к выводу, что поденная оплата рабочих и ремесленников в городе и на рудниках в общем была одинаковой и что, несмотря на падение реальной ценности денег, изменений в заработной плате не наблюдалось, а если они и происходили, то были благоприятными для неквалифицированных рабочих23. Однако если сравнить поденные расценки в городе и рудниках, сопоставляя хронологически более близкие документы, например горный устав 1347 г. и нючёпингские расценки 1365 г., а затем соответственно горный устав 1499 г. и ремесленную таксу 1546 г. (вернее, те указания на «старые» расценки, которые содержатся в этой таксе), то оказывается, что поденная заработная плата на рудниках медленно повышалась, но при этом все время отставала от поденной заработной платы в городах. Поденщики на горных промыслах в конце XV в. получали столько же, сколько городские ремесленники на поденной оплате во второй половине XIV в., и меньше современников-горожан24. Вопрос о наемных рабочих на промыслах был всегда очень сложным в связи с тем постоянным дефицитом рабочей силы, который ощущался в Швеции в XIV — XVвв. Особенно это касалось чернорабочих. В отличие от более или менее устойчивого контингента местерманов, промысловиков-бондов и квалифицированных рабочих, состав чернорабочих на промыслах был пестрым и текучим. Повидимому, их основную массу составляли представители трех групп: подрабатывающие на промыслах бонды25, неимущие люди без определенных средств к существованию (loskyr man, lösa man) и, наконец, преступники, покупающие свободу ценой тяжелого труда в шахтах. Правом «мира» в Бергслагене пользовался каждый «стоящий вне закона» в Швеции, если он мог «работать за свой хлеб», за исключением лиц, подлежащих высшей юрисдикции, т. е. «убийц своих хозяев», грабителей, изменников» и насильников 26. Как уже указывалось, в Швеции XIV—XV вв. довольно широко практиковалась система принуждения к труду по найму. Естественно, что особой детализации эта система достигла в тех сферах общественного производства, для которых наемный труд стал важным условием существования и развития. В полной мере это относилось к горным промыслам. Уже в уставе Норберга от 1354 г. сказано, что если есть предложения оплачиваемой работы для «наёмных подсобников, мужчин и женщин» (legadrenge ok legekonor, lönesker man аeller kona), то они обязаны принять эти предложения, иначе фогт посадит их в тюрьму. Если же они уйдут, фогт имеет право их разыскать и вернуть обратно27. То же самое говорится и в привилегиях для Норберга от 1355 г., но с существенными добавлениями. Во-первых, нельзя отказываться от работы, предлагаемой на полгода или год (что, кстати, подтверждает наши выводы о принятых тогда сроках найма). Во-вторых, отказавшийся от работы будет сидеть в тюрьме до тех пор, пока не изменит свое решение, т. е. работать на промыслах ему так или иначе придется. И, наконец, что самое важное, уйти с работы в рудниках могут лишь те лица, которые «имеют земли достаточно для того, чтобы стать бондами» (the så mykla iordh ägha ath the måga bönder å blif-fua), или становятся опекунами детей-сирот28. Таким образом, система принуждения к труду на промыслах была жестче общепринятой, поскольку здесь освобождал от найма лишь полный налог, а не половина его. Это положение было оформлено в привилегиях для Медной горы от 1360 г., но уже в следующем виде: «Также дозволяем мы (Магнус Эрикссон.— А. С.) [здесь], равно [как и] в том письме, которое мы ранее об этом составили, такой порядок, чтобы [вы] могли свободно возвращать к обычной работе всех и каждого из ваших рабочих, которые отправятся в другие места, если [только] они не смогут, в случае их удачного розыска, представить достаточное и полное доказательство того, что если они пожелают сами обрабатывать свое [хозяйство], то [будут] в состоянии, как бонды, вносить надлежащий налог (skatt), согласно нашему королевскому праву»29. В этом документе различие между профессиональными категориями рабочих стерто, они все названы arbetare, но зато ярко выступает различие в их общественном статусе. Исходя из фискальных интересов, государство и горная администрация проводят четкую грань между бондами, способными нести полное тягло, и бондами, чье хозяйство не может его вынести. Последние приравниваются к неимущим (lösa män) в том смысле, что подлежат принудительному труду па рудниках. Таким образом, уставы дают некоторый материал для понимания хода социального расслоения в среде свободного крестьянства в Бергслагене и роли этого процесса в складывании контингента наемной рабочей силы в промышленности. Положения о принудительном найме неоднократно подтверждались в королевских привилегиях промыслам 30. Более того, в ряде случаев практиковался даже принудительный сгон неимущих лиц на работу в промысловые районы. Так, в том же 1360 г. в привилегиях для Йернбергслагена Магнус Эрикссон повелел «всем угольщикам, которые не имеют ни жениного, ни своего добра, являться в рудники»31. Привилегии 1499 г. ничего не говорят о принуждении к труду неимущих лиц, живущих на рудниках или приехавших туда. Конечно, мы не можем на этом основании делать определенные выводы об отмене системы принуждения, поскольку устав 1499 г. был посвящен в основном заработной плате и почти не касался других вопросов. Однако какие-то изменения здесь все же произошли, так как правительство для привлечения рабочей силы прибегло к другой мере, разрешив всем преступникам пользоваться правом убежища в Бергслагене, если они «согласятся день-деньской (dagligann dag) работать под землей» 32. Тем самым промысловый «мир» для людей, стоящих вне закона, оборачивался подлинной каторгой. Очевидно, этот порядок практиковался и в середине XV в., так как в привилегиях 1468 г. для Утвидаберга никаких оговорок об ограничении права убежища в Бергслагене для определенной категории нарушителей не содержится. Но нехватка рабочей силы на рудниках имела место и в начале XVI в.33 Таким образом, «рабочий вопрос» стоял не только перед деревней и городом, но и перед горным делом. Это еще раз убеждает в том, что нехватка рабочих рук (особенно малоквалифицированных) в Швеции определялась не исходом части крестьянского населения из деревни (иначе в промышленности она бы ощущалась в гораздо меньшей степени), а, напротив, замедленностью процесса социального расслоения деревни, темпы которого не поспевали за ростом товарного хозяйства и общественного разделения труда. Да и социальная структура на самих промыслах замедляла складывание постоянного рынка рабочей силы: ведь пришельцы или обедневшие бергсманы могли стать старателями на испольных условиях, и такие условия гарантировала им королевская власть, заинтересованная в колонизации горных районов и поступлениях аврада любой ценой (ср. устав Норберга 1347 г.). В условиях постоянного дефицита наемной рабочей силы в Швеции в рассматриваемый период трудно объяснимым фактом является сравнительно низкая оплата наемных рабочих в горнорудном районе. Этот вопрос нуждается в дополнительном исследовании; пока можно только предположить, что причины этого явления заключались в лучших (по сравнению, например, с Германией) условиях труда рабочих в шведских рудниках и плавильнях в XIV—XV вв., когда шахты были мелкими, а отсутствие машин не позволяло резко интенсифицировать труд в плавильнях. Возможно также, что здесь большое место занимал принудительный труд и вообще методы внеэкономического принуждения со стороны властей. Определить число рабочих на промыслах до XVI в. не представляется возможным 34, но из привилегий 1499 г. ясно, что роль наемного труда там в XV в. еще больше увеличилась. Не случайно именно в Бергслагене начинались почти все значительные народные движения XV и XVI вв., именно там недовольство народных масс Швеции проявлялось в наиболее организованной форме. Как уже указывалось, горнорабочие в середине XIV в. по своему социально-правовому статусу резко отличались от предпринимателей и собственников. Им не разрешалось участвовать в выборах и работе руководящих органов Бергслагена, завязывать деловые сношения с внешним миром (в частности вести самостоятельную торговлю), носить оружие (кинжал, лук, дубинку, копье, меч, топор), за исключением «столового ножа»35. Если вспомнить еще и невыгодную систему оплаты, то станет понятным рост недовольства рабочих, которое, видимо, активно обнаруживалось уже в XIV в. В привилегиях 1347 г. об этом говорится так: «В том случае, если община поднимет какой-либо мятеж, отчего рудники потерпят ущерб, те из местерманов, которые были назначены фогтом, могут носить полное вооружение до тех пор, пока они не приведут опять общину к порядку и каждый не пойдет на свою работу, не делая никакого ущерба... Если среди общины окажется какой-либо смутьян и он будет неимущий (lösa man) и не сможет оставить залог за себя сам или с помощью других людей», он должен быть арестован и сидеть в тюрьме до суда фогта. «Мы (король.— А. С.) запрещаем вашей общине,— говорится далее,— брать себе каких-либо предводителей (förmän), кроме тех людей, которых Мы сами назначим. Каждый, кто, помимо нашего указания, сделает себя предводителем, будет арестован и посажен нашим фогтом в тюрьму до того дня, когда мы сами туда придем или [придет] тот, кто уполномочен [и] имеет полную власть судить того человека, который это сделал» 36. Из приведенного текста следует, что на промыслах имели место волнения рабочих, среди которых было много «неимущих». Волнения сопровождались массовым невыходом на работу и другими действиями, наносящими ущерб предпринимателям. В ряде случаев во главе рабочих оказывались выдвинувшиеся из их среды «смутьяны», которые претендовали на место руководителя, противопоставляя себя горной администрации. «Смутьяны» подлежали суду фогта, а претендентами на власть занималось само правительство. Горные мастера привлекались администрацией для того, чтобы с оружием в руках помогать подавлению движения. Таким образом, рабочие промыслов нередко выражали недовольство, которое подчас перерастало в своего рода забастовки, сопровождавшиеся насильственными действиями против властей и попыткой заменить регальную администрацию своими доверенными людьми 37. Эти движения вызывали большие опасения у правительства и подавлялись вооруженной силой. Но из привилегий 1347 г. также следует, что в числе недовольных рабочих оказывались и те, кто не входил в категорию «неимущих». Такими в 1347 г. могли быть только «кормящие». «Кормящие» не относились к бесправным meniga arbetare, но причины для недовольства горной администрацией у них были. Одну из главных следует видеть в принятой на рудниках и в плавильнях системе штрафов. Б. Боётиус подчеркивает, что на промыслах была принята система высоких штрафов, что служило интересам предпринимателей 38. Действительно, «кормящие» углежоги, плавильщики и забойщики платили за различные провинности от 2 до 4 эре штрафа, что составляло от 1/12 до 1/6 их ежегодного денежного содержания 39. К сожалению, эта выдержка остается пока единственным в своем роде свидетельством движений горных людей в XIV в., и, возможно, именно поэтому она как-то не привлекала внимания историков. В 30-е годы XV в. Бергслаген стал исходным пунктом общенародного восстания под предводительством Энгельбректа Энгельбректссона. Участие в этом восстании горных мастеров 40 указывает на усложнение социальных отношений на промыслах, в частности на дифференциацию в среде местерманов и недовольство ряда горных мастеров регальной администрацией. Это подтверждает выводы об изменении социальных форм организации горного дела, к которым привел нас анализ предписаний о заработной плате в уставе 1499 г. И, наконец, устав 1499 г. содержит глухое свидетельство борьбы за повышение заработной платы низкооплачиваемой категории рабочих-поденщиков, которые в ряде случаев запрашивают больше традиционных двух эртугов и за это подлежат наказанию со стороны фогта 41. Характерно, что, хотя расстановка социальных сил в Бергслагене в рассматриваемый период выглядит неопределенней, чем на немецких рудниках, наметившиеся там формы социальной борьбы весьма схожи с теми, которые имели место на саксонских промыслах того же времени 42. 1Dipl. Dal, № 16. 2 Т. Söderberg. Stora Kopparberget.., s. 419; ср.: А. M. Стриннгольм. Походы викингов,, ч, II, стр. 141—142. 3О роли системы смен для усиления эксплуатации наемных рабочих см. К- Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 7, стр. 241. 4Dipl. Dal., № 28; Т. Söderberg. Stora Kopparberget.., add, s. 468 f. sup>5 M. M. С м и p и н. Социальные отношения.., стр. 132; Г. А гр и к о л а. О горном деле.., стр. 104. 6 Dipl. Da-1, № 16, 470. 7Dipl. Dal, № 16, 22, 23, 28, 29, 70. 8 Собственно, в уставе говорится о пунде (Pundh), но уже JI. В. Фалькман убедительно доказал, что речь здесь идет именно о лиспунде (Ibid, s. 387), и это мнение принято исследователями горного дела в Швеции. 9 Ср. S. О, Jansson. Mått, mål och vikt i Sverige till 1500-talets mitt.—«Nordisk Kultur», 30, 1036, s. 29; i d e m. Måttordbok. Svenska måttstermer före meters systemet. Stockholm, 1950, s. 44, 79; D. Hannerberg. Centrala och officiella spannmålsmått från 1500-talets mitt till 1665,— «Kungl. Lantbruksakademiens tidskrift», 1946, s. 417. 10 E. Sommarin. Bidrag till kännedomen om arbetareförhållanden i Svenska bergverk och bruk i äldre tid till omkring år 1720. Lund, 1908 (см. особенно s. 24), 11В. В о ё 1 h i u s. Gruvornas folk..., s. 70. 12 Возможно, часть зерна использовалась для пивоварения или даже продавалась (F. D о v г i n g. Attungen och marklandet, s. 202; G. Olsson. Stat och kyrka i Sverige vid medeltidens slut. Göteborg, 1947, s. 55, 86, 319, 320). 13Dipl. Dal, № 16. Б. Боётиус справедливо подчеркивает, что рабочие были отторгнуты от рынка, и в условиях, когда подвоз продуктов в эту промысловую область играл огромную роль, это приносило большую выгоду предпринимателям (В. В о ё t h i и s. Gruvornas folk.., s. 71, 72). 14 Dipl. Dal, № 170. 15 В тексте bergxman. По-видимому, здесь речь идет о забойщике. 16Впрочем, черно рабочие да рудниках (как и повсюду в стране) и раньше оплачивались поденно. Об этом свидетельствует и ссылка устава 1499 г. «на старый обычай». 17 Privilegier, № 198. 18 Svenska medeltidsdikter och rim, s. 420. 19G. Carlsson. Sveriges historia till våra dagar, v. 3, del. 1 (Senare medeltiden. Tidsskedet 1389—1448). Stockholm, 1941, s. 245; H. N e 1 s o n. En bergslagsbygd. Ymer, 1913, s. 303; W. T h a m. Lindesberg och Nora genom tiderna, v. I. Lindesberg, 1943, s. 253. 20 Как уже указывалось, «свой кошт» приравнивался к половине зарплаты (Dipl. Dal, № 170). 21Привилегии 1340 г. для Вестра Бергет (Sv. Dipl, № 3526). 22 L. Sjödin. Arvid Siggessons brevväxling. Med en kommentar. Västerås, 1932 («Gamla papper angående Mora socken till trycket befordrade av Anders Pers», 2), s. 13. 23 В. В о ё t h i u s. Gruvornas folk, s. 72—75. Ср. E. S o m m ar i n. Bidrag.., s. 49; J. S c h r e i n e r. Pest og prisfall.., s. 37, 56. 24 Расценки устава Медной горы 1499 г. в общем подтверждались и в привилегиях 1512 г. для Сальбергет, согласно которым рабочий-плавилыцик получал на своем питании 1'/з эре в день, рабочий в шахте — от 2/3 до 1 эре в день с питанием (G. G. S t у f f е. Bidrag.., bd, 5, s. 511). 25Здесь имеются в виду не самостоятельные bondebergsmannen и не те бонды, которые снабжали промыслы лесоматериалом, а те, которые, имея свое хозяйство, уходили на промыслы в поисках сезонного заработка. 26 Dipl. Dal., № 16; ср. Sv. Dipl., № 3526. 27 Dipl. Dal., № 22. 28 Dipl. Dal, № 23. 29Dipl. Dal, № 28; Т. Söderberg. Stora Kopparberget, add, s. 469. 30 Dipl. Dal, № 35 m. m. 31 Dipl. Dal, № 29. Б. Боётиус рассматривает этих угольщиков как сезонных рабочих (В. В о ё t h i u s. Gruvornas folk, s. 63), но, хотя вообще сезонный труд на рудниках имел место (см. ibid, s. 63; idem. Skogen och bygden,s. 132; U. Norman. Norbergs bergslag, s. 46), в данном случае мнение Б. Боётиуса не выглядит обоснованным. 32Dipl. Dal., № 170. 33 Ср. привилегии для Сальберга от 1512 г. и. С. G. Styffe. Bidrag..., bd. 5, s. 511, 34Т. Сёдерберг полагает, что в середине XVI в. на промыслах Медной горы было занято всего 320 чел. (Т. Söderberg. Stora Kopparberget, s, 183). 35 Dipl. Dal., № 16. 36Dipl. Dal, № 16. 37 Таким образом, недовольство горной администрацией имело место уже в XIV в, а не с начала XVI в, как полагают Т. Сёдерберг (Т. Söderberg. Stora Kopparberget.., s. 260), Б. Боётиус (В. В о ё t h i u s. Gruvornas folk, s. 42) и некоторые другие историки шведского горного дела. 38 В. В о ё t h i u s. Gruvornas folk, s. 84, 85. 39Dipl. Dal, № 16. 40 И. Андерссон. История Швеции, стр. 90, 96; Е. Lönnroth. Erån svensk medeltid, s. 102, 103, 105; T. Söderberg. Stora Kopparberget.., s. 226, 253 и др. 41 Dipl. Dal, № 170. 42 Ср. M, M. С м и p и и. Социальные отношения.., стр. 137—146. |
загрузка...