Глава VII. Воинская сходка (cоntio) в жизни армии и политическом механизме Римской империи

Проблематика, связанная с политической ролью армии в период Поздней республики и Империи, исключительно обширна и в различных ее аспектах неоднократно становилась предметом исследований в специальных и общих работах, в первую очередь тех, которые посвящены кризисным моментам в истории Рима как позднереспубликанского¹, так и императорского времени². Однако, за немногими исключениями³, основное внимание исследователей уделяется конкретно-событийному анализу, выявлению специфических политических мотивов и интересов армейских кругов, тогда как сами формы участия армии в политике и лежащие в их основе традиции рассматриваются очень редко. Некоторые же из них получили в научной литературе разноречивые трактовки, как, например, войсковая клиентела и роль военного мятежа в узурпациях власти. Об этих феноменах, в которых, как кажется, в наибольшей степени проявилось своеобразие императорской армии как особого субъекта политической истории, речь пойдет далее. Продолжая же анализ полисно-республиканских традиций в жизни воинского сообщества, рассмотрим сначала роль такого института, как воинская сходка.

В качестве непосредственного механизма самоорганизации воинского сообщества и выражения властной армии (иначе сказать, в качестве проявления таких политических компонентов полисного общежития, как «права, правосудие, голосование», если еще раз вспомнить цитированные выше слова Цицерона — De off. I. 17. 53 sqq. ) contiones militares изучены явно недостаточно. Единственной работой, в которой специально рассмотрены эти вопросы, остается монография испанского историка Ф. Пина Поло⁴. В ней на основе практически всех доступных источников дается подробный анализ порядка созыва и проведения воинских сходок и собраний, определяются их типология и важнейшие функции. Исследование строится по хронологическому принципу — от самых ранних времен до эпохи Империи. Однако такой подход в определенной степени уводит автора в сторону от прослеживания преемственности в традициях воинской сходки как своеобразного властного института. Поэтому ее потестарно-политические функции акцентируются, на наш взгляд, в недостаточной степени. На значение воинской сходки в армии Принципата как института, связанного с полисно-республиканскими традициями, обратил внимание Т. П. Евсеенко, но никак не развил этого в общем-то верного тезиса⁵. Ряд интересных замечаний, касающихся политической роли contio, высказал Е. П. Глушанин, рассматривая участие армии в переворотах и узурпациях позднеримского времени⁶. Но нельзя согласиться с его мнением о том, что при Принципате было просто немыслимо уподобление армии комициям, ставшее возможным только в панегириках IV столетия⁷. Это мнение, как мы увидим ниже, противоречит источникам.

Прежде чем осветить сферу компетенции, функции и значение воинской сходки как политического института, остановимся вкратце на ее внешней организационной стороне и семантически значимой атрибутике. Официальная сходка созывалась сигналом трубы (classicum⁸) по приказу военачальника, облеченного империем⁹. Этот приказ мог также передаваться ликторами (Dion. Hal. Ant. Rom. IX. 8. 4), которые вместе с другими служителями из свиты военачальника (apparitores, praecones) обеспечивали порядок и тишину на сходке (Liv. VIII. 33. 2), где должны были присутствовать все солдаты, не только римские граждане, но и socii и перегрины из вспомогательных войск¹⁰. Обычно сходка проходила на лагерном форуме, под сенью воинских святынь, т. е. знамен и штандартов (Lucan. Phars. I. 296; Tac. Ann. I. 18. 2; SHA. Саг. 12. 2), но иногда могла созываться вне лагеря, на подходящей равнине (В. Afr. 86; Арр. В. С. II. 50; Herod. VI. 8. 5; VII. 8. 3) либо на учебном плацу (campus) (Tac. Ann. XII. 36. 2; ср. : SHA. Did. lui. 5. 9; Herod. VI. 3. 2), где также находился трибунал (АЕ. 1933, 214)¹¹. В определенных случаях самой сходке предшествовали жертвоприношения и люстрации (Liv. XXXVIII. 12. 2; XLI. 18. 2; Tac. Ann. XV. 26. 2; Herod. I. 5. 2).

Военачальник, обращаясь к воинам, произносил речь¹² со специального возвышения — трибунала (или suggestus'a), окружавшегося орлами и знаменами (Amm. Marc. XV. 8. 4)¹³. В некоторых случаях трибунал, где во время сходки вместе с полководцем (императором) могли находиться его высокопоставленные спутники, в том числе сенаторы, охранялся специальной стражей (App. В. С. IV. 89; Tac. Hist. III. 10; Amm. Marc. XVII. 13. 25; XX. 5. 1; XXVII. 6. 5). В походных условиях ораторское возвышение сооружалось из дерна или другого подручного материала (Tac. Ann. I. 18. 2; Plut. Pomp. 41; SHA. Car. 12. 2; Prob. 10. 5). Как правило, воины присутствовали на сходке при оружии и, если она не была спонтанным собранием по какому-то экстренному поводу, выстраивались по когортам, манипулам и центуриям, выставляя перед строем значки подразделений (Tac. Ann. I. 34. 3). Порядок созыва и проведения воинской сходки в эпоху Империи в целом не изменился по сравнению с временами Республики¹⁴. Свое мнение на сходке солдаты обычно выражали криком или шумом — clamor¹⁵, который был наиболее типичной формой реакции солдат на обращение военачальника и в зависимости от ситуации выражал весьма разнообразные эмоции. Это мог быть и боевой клич¹⁶ — «голос воли и доблести» (index voluntatis virtutisque), как называет его в одном месте Ливий (III. 62. 4), означавший либо единодушное одобрение речи военачальника, либо боевое воодушевление (ardor) воинов¹⁷, либо чувство благодарности, радости и восторга¹⁸. В некоторых случаях, когда слова полководца не соответствовали ожиданиям воинов, ответом оказывалось молчание или глухой ропот солдатской массы¹⁹.

Примечательно, что воины, которые должны были выслушивать обращенную к ним речь полководца в молчании, иногда, непосредственно реагируя на нее, прерывали ее своими выкриками, выражающими требования, жалобы или угрозы, и даже могли осыпать выступающего оратора грубой бранью²⁰. Надо иметь в виду, что такие выкрики из строя (voceferatio), даже если они содержали лишь незначительные жалобы (leves querelae), в римском военном праве рассматривались как признаки мятежа и виновные подлежали достаточно строгому наказанию (Dig. 49. 16. 3. 20; Ex Ruffo leg. mil. 16; 17; ср. : Tac. Ann. I. 19. 2). Однако в условиях гражданской войны или мощного военного мятежа такого рода нарушения дисциплины чаще всего оставались безнаказанными. Обычный же порядок предполагал, что солдаты могут заявить о своих претензиях через избранных представителей или командиров, выступавших перед командующим (или императором) от имени и по поручению войска²¹.

Вполне вероятно, что именно на сходках солдатами избирались те посланники, которые, судя по свидетельствам источников, в условиях гражданской войны или иных особых ситуаций направлялись в другие воинские части и группировки с определенными целями. Так, войско Брута, узнав о его смерти в битве при Филиппах, отправило послов к Антонию и Октавиану, чтобы добиться прощения (App. В. С. IV. 135). Г. Кассий в своем письме сообщает Цицерону, что солдаты Басса, отказавшегося передать легион Кассию, прислали к нему послов вопреки воле своего командира, чтобы договориться о переходе на сторону республиканцев (Cic. Fam. XII. 12. 3). Из рассказа Тацита о мятеже паннонских легионов также известно не только о возможности направления таких послов от одного войска к другому (ср. в Ann. I. 22. 1 заявление мятежника Вибулена о том, что его брат был послан от германского войска для обсуждения общих вопросов), но и об избрании сходкой своих посланников к императору (ibid. I. 19. 3-4). По свидетельству того же Тацита (Hist. II. 8), в 69 г. от имени сирийской армии в Рим к преторианцам был отправлен центурион Сисенна, который вез им изображение переплетенных правых рук — символ мира и согласия. Светоний упоминает о том, что легионы Верхней Германии, отказавшись присягать Гальбе, решили отправить послов к преторианцам с предложением, чтобы те сами выбрали императора, который был бы угоден всем войскам (Suet. Galba. 16. 2). По сообщению Диона Кассия (LXXII. 9. 2а-4), войска в Британии, наказанные за попытку мятежа Пертинаксом, выбрали делегацию в 1500 воинов и направили ее в Рим к императору Коммоду, который принял их и выдал им префекта претория Перенния, т. к. «не дерзнул отнестись с презрением к полутора тысячам воинов, хотя имел более многочисленных, чем они, преторианцев». Особенно интересно сообщение Лактанция (De mort. pers. 19. 1), согласно которому на церемонию отречения Диоклетиана и утверждения новых императоров в Никомедию официально прибыли «лучшие из воинов, избранные и отозванные из легионов» (primores militum electi et acciti ex legionibus). Его можно сопоставить со свидетельством Тацита (Hist. II. 81. 3) о том, что на совещание сторонников Веспасиана в Берите прибыли не только высокопоставленные командиры, но и прославленные центурионы и воины, а кроме того, отборных представителей прислало иудейское войско. Отметим также свидетельство Евсевия (Vita Const. 4. 68) о том, что после смерти Константина Великого войска, находящиеся в разных частях Империи, единогласно решили никого не признавать августами, кроме детей Константина, и договорились они об этом, сносясь в своих мнениях посредством писем.

Что касается сведений о других формах отклика воинов на выступления военных вождей, то источники сообщают следующее. По свидетельству Аппиана (В. С. IV. 3), когда Октавиан после заключения союза с Лепидом и Антонием огласил на воинской сходке принятые ими постановления, солдаты в знак одобрения запели военную песню (έπαιώνισαν). Аммиан Марцеллин сообщает о такой специфически военной разновидности реакции на ораторское выступление, как производимый оружием шум. Если удары щитами по наколенникам служили знаком полного одобрения сказанного, то удары копьем о щит, напротив, выражали гнев и скорбь войска²². Это интереснейшее свидетельство Аммиана стоит, однако, особняком и практически не находит параллелей в источниках, относящихся к более раннему времени²³. Имеется и указание на то, что знаком одобрения сказанного на сходке полководцем служило поднятие рук²⁴.

Необходимо сказать, что реакция присутствующих на сходке солдат на полководческую речь далеко не всегда оказывалась однородной и однозначной. Нередко в описаниях сходок фигурирует активное меньшинство, задающее тон всему собранию или даже навязывающее свою волю остальным воинам (например, Tac. Hist. III. 13). Об этом достаточно красноречиво свидетельствует пассаж из «Анналов» Тацита, передающий размышления Германика о том, как лучше узнать настроения войска. Упомянув в качестве одного из вариантов воинскую сходку, Германик отвергает ее на том основании, что «если он созовет легионы на сходку, то, что на ней скажут немногие первые, то и будет подхвачено остальными» (пер. А. С. Бобровникова)²⁵. В качестве таких «активистов» выступают трибуны и центурионы, а также наиболее заслуженные представители каждого звания (honestissimi sui generis — Caes. В. civ. I. 20. 1). Однако войско, собравшись по собственному почину, могло решительно воспротивиться навязанному решению, как это сделали, например, вителлианцы, которых их военачальник склонил сначала присягнуть Веспасиану (Dio Cass. LXIV. 10. 3-4), либо же высказать собственное предложение (Amm. Marc. XXVI. 2. 3-4). Не удивительно, что в тех случаях, когда мнение и решение солдат приобретали первостепенное политическое значение, как это было при провозглашении императором того или другого претендента, для того чтобы добиться необходимого результата, еще до созыва сходки решающую роль играла предварительная «агитационная работа», которая могла чаще всего проводиться военачальниками, вызывавшими к себе для беседы командиров и отдельных наиболее верных воинов (οί των στρατιωτών έξέχο ντβς — Herod. II. 7. 7), либо офицерами, собиравшими для разъяснения отдельные отряды (App. Mithr. 59; Amm. Marc. XV. 5. 16; XXVII. 6. 5; SHA. Prob. 10. 3-4; Zosim. II. 40. 2; II. 47. 2). Иногда и сами воины в своем кругу обсуждали положение дел (App. В. С. IV. 123; Tac. Ann. I. 16; los. Ant. lud. XIX. 2. 1). Сильное неосредственное влияние младшего и среднего офицерства на формирование политических настроений, предпочтений и волеизъявления солдат, а соответственно на организацию крупномасштабных военных мятежей, находит подтверждение в источниках и поэтому с полным на то основанием подчеркивается современными исследователями²⁶. После соответствующей подготовки можно было рассчитывать на необходимую в той или иной ситуации реакцию солдат (Tac. Hist. II. 74. 1). Надо добавить, что на самой сходке реакция (заранее подготовленная или спонтанная) стоявших в передних рядах офицеров и солдат²⁷ играла определяющую роль еще и потому, что при отсутствии звукоусилительной техники именно они (а часто только они) могли в полном объеме услышать речь, произносимую в столь многолюдном собрании, каким была сходка даже с участием одного-двух легионов. Сколь бы сильным голосом ни обладал полководец, ораторствовавший с трибунала, вряд ли слова его звучали внятно для всей многотысячной толпы, размещавшейся на достаточно большом пространстве под открытым небом. Однако само по себе это обстоятельство отнюдь не делало adlocutio на воинской сходке напрасным, чисто формальным актом, так же как отсутствие средств усиления звука не препятствовало произнесению речей и дебатам на народных собраниях в античных республиках²⁸.

Таким образом, уже на основе приведенных свидетельств можно выделить такие функции воинской сходки, как церемониальная и информационно-агитационная. Действительно, обращаясь к contio с речью, полководец (или сам принцепс) оглашал результаты ауспиций (Liv. IV. 12. 7), давал оценку действиям своих подчиненных в сражении или во время учений²⁹, разъяснял свои замыслы и решения³⁰, стремился повлиять на солдат в нужном направлении, упрочить свои личные связи с войском³¹. На сходке могли зачитываться послания и обращения императора (Tac. Hist. II. 82; III. 3; 9; IV. 24; SHA. Pese. Nig. 4. 2; Ant. Diad. 9. 3). Безусловно, особую значимость имело личное обращение (adlocutio) императора к войску, организуемое как торжественная церемония³²: не случайно императорские adlocutiones были одной из важных тем монетной³³ и монументальной пропаганды, имевшей целью показать эти выступления как один из ритуалов реализации империя³⁴. И ни один принцепс не мог пренебречь столь важным средством морально-политического воздействия на армию. На сходке проводились награждение и публичное восхваление (laudationes) отличившихся воинов и командиров, иногда — вместе с выплатой жалованья (los. В. lud. V. 9. 1), а также наказание тех, кто нарушил дисциплину или проявил трусость³⁵. Интересно, что Пертинакс был удостоен Марком Аврелием такой laudatio и на солдатской сходке, и в сенате (SHA. Pert. 3. 9). Кроме того, существовал обычай обращения полководца к войску по случаю своего вступления в должность командующего, а также по случаю завершения кампании³⁶. Именно на сходке воины приносили присягу: и клятву верности своему вождю во время гражданских войн, и ежегодно возобновляемую присягу правящему принцепсу, и присягу вновь провозглашенному императору.

В некоторых ситуациях сходка, не обладавшая, казалось бы, никакими формальными прерогативами, могла высказывать свою волю в вопросах, относящихся к компетенции высшего командования, народного собрания или самого императора, т. е. брать на себя функцию, которую в широком смысле можно назвать потестарной. Есть немало примеров, когда contio выступает как своего рода судебная инстанция, которая может решить даже судьбу высокопоставленных лиц, в том числе и своих командиров³⁷. Так, в начале гражданской войны между Цезарем и Помпеем солдаты из гарнизона Корфиния остранили от командования Домиция, который задумал бежать, и заключили его под стражу (Caes. В. civ. I. 20). В ответ на выступление Клавдия в лагере преторианцев после «разоблачения» Мессалины когорты потребовали подвергнуть виновных наказанию (Tac. Ann. XI. 35). После убийства Домициана солдаты добились выдачи им для расправы виновников его смерти (Suet. Dom. 23). На одной из сходок солдаты-вителлианцы потребовали казнить галльских вождей, воевавших на стороне Виндекса (Tac. Hist. II. 94; ср. : I. 58: Вителлий вынужден был удовлетворить большинство требований солдат о смертной казни наиболее ненавистных командиров), а солдаты Септимия Севера объявили Альбина врагом государства (Herod. III. 6. 2; ср. : Dio Cass. LXXV. 10). Сходка могла даже стать органом, карающим зачинщиков мятежа из собственных рядов, как это произошло во время солдатских волнений 14 г. н. э. в Германии (Ann. I. 44. 2 sqq. ; ср. : Amm. Marc. XXIX. 5. 22). В этом же эпизоде сходка определяла и судьбу центурионов: достойны ли они оставаться в своем звании.

В связи с последним обстоятельством следует обратить внимание на тот факт, что от лица воинского коллектива, выражавшего свою волю, вероятнее всего, именно на сходке, могли исходить либо ходатайства о повышениях в чинах, назначении на командные должности и о награждениях, либо даже непосредственное предоставление этих почестей тем или иным индивидам, т. е. то, что в обычных условиях являлось прерогативой командующего или самого императора. Такие назначения имели место не только во время мятежей и переворотов³⁸, но, судя по надписям, и в ходе обычной службы. Так, в посвящении Фортуне Августа (231 г. ) Флавий Домиций Валериан указал, что стал центурионом по рекомендации легиона: (centurio) legionarius factus at suffragium leg(ionis) XIIII Geminae (AE. 1978, 540). Аналогичная формула употреблена в эпитафии M. Петрония Фортуната, относящейся, вероятно, ко времени Септимия Севера. Он провел на службе 50 лет, из них первые четыре года в I Италийском легионе, сначала либрарием, тессерарием, опционом, сигнифером, после чего стал центурионом ex suffragio leg(ionis) и служил в этом звании еще в 12 легионах (CIL VIII217 + 11302 + р. 925 = ILTun. 332 = ILS, 2658)³⁹.

Известно несколько эпиграфических свидетельств и о даровании наград или подарков от имени либо по прямому решению сослуживцев. Остается, однако, не совсем ясным, можно ли считать эти награды неофициальными или же войско обладало законным правом их присуждать⁴⁰. Три надписи, датируемые временем Юлиев — Клавдиев, не позволяют ответить на этот вопрос. Согласно одной из них, Г. Юлий Макр, дупликарий из ala Atectorigiana, призванный в качестве эвоката в отряд ретовгесатов, был награжден сослуживцами (a commilitonibus) щитом, венками и золотыми кольцами (CIL XIII 1041 = ILS, 2531). Из второй надписи известно, что Кв. Корнелию Валериану, занимавшему несколько всаднических должностей и участвовавшему в войне с Митридатом в 45 г. н. э. , были дарованы щиты, венки, а также какие-то изображения (imagines) и большая статуя. Кроме того, от лица руководимых им подразделений он был удостоен благодарственной речи: honor(ato) laudatione a nume[ris] (CIL II 2079 = ILS, 2713)⁴¹. Согласно третьей надписи, некий вольноотпущенник Нумений был почтен войском золотым венком (или венками) и публичным восхвалением⁴². Мотивы этого акта из-за фрагментарности текста неизвестны⁴³. Определенным указанием на вероятные мотивы может, наверное, служить свидетельство Тацита (Hist. II. 57. 3) о том, что войско, желая польстить Вителлию, потребовало у него даровать права всадника вольноотпущеннику императора Азиатику. Вителлий сначала демонстративно отказался выполнить эту просьбу, слишком отдававшую грубой лестью, но потом негласно все же наградил Азиатика всадническим достоинством. Интересно также сообщение Цицерона в «Верринах» (II. 3. 185; 187) о старинном обычае вручать от имени полководца после успешного завершения кампании на воинской сходке золотые перстни писцам. Возможно, что в случае с Нумением солдаты могли взять инициативу награждения на себя, подобно тому как заимствовали ее у полководца, награждая своих командиров или соратников. Более определенным, хотя и единичным, свидетельством является надпись из Грацианополя (Гренобль) — эпитафия Т. Камилия Лавена (CIL XII 2230 = ILS, 2313). Согласно ее тексту, он был награжден торквесами и золотыми браслетами по воле императора Адриана решением легиона: voluntate imp(peratoris) Hadriani Aug(usti) torquibus et armillis aureis suffragio legionis honoratus. Думается, уникальность этого случая не может свидетельствовать против распространенности (пусть и незначительной) и законности подобной практики, аналогом которой служат не только традиции современных армий, как считает Максфилд⁴⁴, но и приведенные примеры избрания центурионов.

Известно также, что войско могло даровать различные почести и своему военачальнику. Сулла во время Союзнической войны был почтен наградой со стороны войска (Plin. NH. XXII. 6. 12). После Фарсальской битвы первую и вторую награды получили Цезарь, признанный всеми наиболее отличившимся, а вместе с ним и X легион (App. В. С. II. 82). По описанию Аппиана, в триумфальной процессии среди прочего несут венки, которыми наградили полководца за доблесть или города, или союзники, или подчиненные ему войска (Lib. 66). О существовании подобной практики в императорскую эпоху есть лишь косвенные свидетельства (ср. : Herod. III. 6. 4: слова Септимия Севера о том, что он и Альбин получают почести от воинов). Вероятно, подобный обычай в период Империи сошел на нет, так же как и обычай присвоения войском почетного титула императора победоносному полководцу. Если Август еще дозволял некоторым военачальникам получать этот титул, то при Тиберии он был присвоен в последний раз (Tac. Ann. III. 74), и императорская аккламация была окончательно монополизирована принцепсами⁴⁵, как и сам титул «император», который с 29 г. до н. э. Октавиан получил по специальному сенатскому постановлению в качестве постоянного praenomen, что означало, по сути дела, приобретение и высшей военной власти⁴⁶ . В последующей истории Принципата именно аккламация императора войском, которая происходила обычно на воинской сходке, становится фактически первичным источником императорской власти⁴⁷.

С точки зрения потестарной функции очень существенно также, что в некоторых случаях сама воинская сходка принимала клятву своего военачальника. Так, провозглашенный преторианцами императором, Отон поклялся на сходке, что будет считать своим только то, что они ему оставят (Suet. Otho. 6. 3). Песценний Нигер, демонстрируя свою приверженность солдатскому образу жизни и заботу о воинах, поклялся на сходке, что в походах будет вести себя как простой воин, следуя примеру Мария и ему подобных полководцев (SHA. Pese. Nig. 11. 3). Диоклетиан принес на сходке солдат клятву, что не знал о гибели Нумериана (Aur. Vict. Caes. 39. 14). В этих и подобных эпизодах военачальники и императоры фактически (и символически) признают суверенное значение коллектива воинов, над которым они имеют власть и которому в то же время подчинены как источнику этой власти.

В целом же сам факт, что войско могло инициировать назначение на тот или другой пост и рекомендовать к награждению (либо непосредственно награждать отдельных солдат и военачальников), даровать или санкционировать различные почести⁴⁸, с достаточной очевидностью свидетельствует о важной роли легионеров как римских граждан, сохранявших ius suffragii⁴⁹. Вполне очевидно, что именно эти традиции позволяли воинской сходке в ряде случаев конституироваться в качестве органа самоуправления⁵⁰ и не только становиться одним из непосредственных источников верховной власти, наряду с народом и сенатом, но и выступать в качестве ведущей конституционной силы (in rebus prima militia est — CTh. VI. 26. 1), хранительницы легитимности власти⁵¹ в социально-политической системе акцептации императоров, которая включала в себя три силы — plebs urbana, senatus, milites⁵². В эпоху Империи, когда для наиболее проницательных современников стала понятна arcana imperii (Tac. Hist. I. 4. 4), воинская сходка, очевидно, заняла главенствующее место среди тех трех источников проявления мнений и воли римского народа, о которых в свое время говорил Цицерон (Pro Sest. 50. 106), называя в качестве таковых народные сходки, комиции и собрания во время театральных и цирковых зрелищ.

Соответствующие традиции, позволявшие войску облекать империем своих избранников, на наш взгляд, базировались на прецедентах, имевших место еще в период Ранней и Средней республики. Так, по рассказу Ливия (VII. 39-40; ср. : Dion. Hal. Ant. Rom. XV. 3; Zon. VII. 25. 9), в 342 г. до н. э. зимовавшие в Кампании воины замыслили мятеж, недовольные тем, что их после завершения кампании оставили здесь на зимних квартирах. Когда консул Марций Рутил, чтобы предотвратить его, стал под разными предлогами отсылать ненадежных солдат, одна когорта устроила настоящую сецессию и, приняв в свои ряды других воинов, расположилась лагерем близь Альбы Лонги. Не имея предводителя, воины решили вручить власть патрицию Титу Квинкцию, славному в прошлом военачальнику. Под угрозой смерти его доставили из тускульского имения в лагерь и провозгласили императором, поднеся знаки этой почетной должности, а потом велели вести войско на Рим, чтобы добиться соблюдения своих прав. К счастью, этот эпизод завершился миром и раскаянием мятежников благодаря уговорам и авторитету Валерия Корва. Другой эпизод относится к событиям 211 г. до н. э. в Испании. После разгрома и гибели обоих Сципионов остатки их войск собрал молодой всадник Л. Марций, которого солдаты на сходке избрали своим предводителем, вручив ему пропреторскую власть (Liv. XXV. 37; XXVI. 2. 1; Val. Max. II. 7. 15). Весьма показательно сообщение Ливия о реакции сената на этот факт: сенаторы увидели дурной пример в том, что военачальник избирается войском, комиции проходят в лагере, в отсутствие должностных лиц (Liv. XXVI. 2. 2). Несколько лет спустя в войске младшего Сципиона в той же Испании вспыхнул мятеж, вызванный задержкой жалования и болезнью командующего. Мятежники, изгнав трибунов, избрали своих центурионов, принесли друг другу клятву и вручили власть двум простым солдатам, которые присвоили себе фасции и топоры (App. Iber. 34; Liv. XXVIII. 24. 12 sqq. )⁵³.

Подобного рода события, очевидно, можно трактовать как проявление древней традиции самоуправления, которая была присуща римской армии⁵⁴. Еще примечательнее, что войско выступает здесь как властная инстанция, фактически берущая на себя полномочия комиции по выбору и наделению империем магистратов. Разумеется, нельзя не учитывать экстремальность ситуаций, в которых оказывались возможны такого рода действия, равно как и негативную, осудительную реакцию конституционных властей. Но если отбросить явно тенденциозную подачу фактов и оценок в наших источниках и встать на точку зрения тех солдат, которые предпринимали подобные шаги, то можно, наверное, предположить, что сами легионеры не только считали себя вправе заявлять о своих требованиях, но и использовали для их отстаивания свои гражданские политические права. Во времена Республики действительно «лагерь и форум часто сливались друг с другом»⁵⁵ и сходка воинов брала на себя не только избирательные функции, но и законодательные, подобно тому, например, как это было в 357 г. до н. э. , когда консул Гней Манлий созвал трибутное собрание в лагере под Сутрием и провел закон об уплате двадцатины за отпуск рабов на волю (правда, этот прецедент вызвал реакцию народных трибунов, которые запретили впредь под страхом смертной казни созывать народ на собрания вне города, чтобы воины, присягнувшие консулу, не проголосовали за что-либо гибельное для народа) (Liv. VII. 16. 7-8). В условиях же гражданских войн, по замечанию Аппиана (В. С. III. 43), именно легионы фактически распоряжались властью и считали себя вправе требовать отчета у своих вождей⁵⁶, которые и сами фактически признавали, что обязаны своими властными полномочиями именно войску (Caes. В. civ. II. 32. 4; App. В. С. III. 65).

В период Империи политическим центром государства неоднократно оказывался лагерный форум, где преторианские когорты или легионы, используя сходку — эту древнейшую и столь римскую форму демократии, давали римскому миру новых правителей⁵⁷. И на этих собраниях солдаты действительно выступали как главные протагонисты⁵⁸. Право войска выбирать и смещать императоров не только реализуется de facto, но и признается в период Принципата почти официально. Таков, во всяком случае, смысл некоторых высказываний античных авторов или их персонажей. Так, Дион (LXXVII. 4. 1) передает слова Каракаллы, обращенные к преторианцам: «Я правлю для вас, а не для себя; поэтому я полагаюсь на вас и как на обвинителей, и как на судей» (ώς κατηγόρ οις και ώς δικασταίς ). У того же Диона Кассия Марк Аврелий в речи, обращенной к солдатам в связи с попыткой восстания Авидия Кассия, говорит об их праве рассудить вместе с сенатом, кому должна принадлежать власть⁵⁹ . На деле же сенату в большинстве случаев оставалось только подтвердить решение воинов. Как пишет Тацит в рассказе о провозглашении Нерона императором в лагере преторианцев, «за решением воинов последовало постановление сената»: sententiam militum secuta patrum consulta (Ann. XII. 69. 2). Гальбу провозгласили императором сначала войско, а затем народ и сенат (Plut. Galba. 7. 2). Император Клавдий II, по словам Евтропия (IX. 11. 1), был выбран воинами и провозглашен сенатом Августом.

Армия, объявляющая свое решение на сходке, оказывается, таким образом, если не всегда первичной, то, по меньшей мере, равноправной с сенатом и народом инстанцией, становится третьим, фактически официальным элементом формулы senatus populusque Romanus. На это явным образом указывает ряд выражений, используемых в нарративных источниках. Примечательно в этом плане свидетельство Светония, что еще Тиберий, говоря в завещании о своих родственниках, указал на Клавдия «войскам, сенату и народу римскому» (Suet. Claud. 6. 2). В биографии Коммода сообщается, что, когда после Маркоманской войны он прибыл в Рим, было провозглашено (по-видимому, в официальных Acta Urbis), что он отдан навсегда под охрану войска и сената в Коммодовом дворце: datus in perpetuum ab exercitu et senatu in domo Palatina Commodiana conservandus (SHA. Comm. 12. 7)⁶⁰. Интересно, что здесь армия упомянута первой, перед сенатом, — значительная перемена по сравнению с традиционной формулой Senatus Populusque Romanus⁶¹. Так же и в императорских биографиях у Scriptores historiae Augustae войско нередко оказывается первичной по сравнению с сенатом инстанцией (например: SHA. Gord. tres. 22. 2 sqq. ; Tac. 7. 3; 8. 5), а в биографии императора Тацита, избранного сенатом, в одной из речей сказано, что сенат выполнил указание и волю армии (SHA. Tac. 8. 4). В той же биографии, в рассказе же о шестимесячном отсутствии императора после гибели Аврелиана, констатируется: совместно правили сенат, воины и римский народ (SHA. Tac. 2. 2). У Геродиана император Максим в обращении к воинам вообще умалчивает о сенате и подчеркивает, что власть является общим достоянием римского народа, а императорам вместе с воинами вручено управление и распоряжение государственными делами (Herod. VIII. 7. 5; ср. : SHA. Diad. Ant. 2. 2). В кризисном III в. армия во многих случаях вообще обходится без санкции сената, провозглашая императорами своих ставленников⁶². Начало этому было положено Максимином Фракийцем, которого, по словам автора его биографии, войско впервые провозгласило Августом без декрета сената (SHA. Max. duo. 8. 1; ср. : Eutrop. IX. 1: ex corpore militari primus ad imperium accessit sola militum voluntate, cum nulla senatus intercessit auctoritas). При этом воины не только провозглашают нового императора, но также фактически санкционируют усыновление и назначение наследника, подобно тому как в древности это происходило при процедуре adrogatio в куриатных комициях, comitia calata (Gai. Inst. I. 98; II. 101; Gell. V. 19. 9)⁶³. Так перед воинской сходкой произвел усыновление Пизона Фруги Гальба (Suet. Galba. 17; Tac. Hist. I. 17-18)⁶⁴. Клавдий и Вителлий демонстрируют своих родившихся сыновей воинам на сходках, при этом последний назвал младенца Германиком и облек всеми знаками императорского достоинства (Suet. Claud. 27. 2; Tac. Hist. II. 59. ср. : Herod. I. 5. 3). Если верить биографии Септимия Севера, его сын Каракалла был провозглашен соправителем отца именно на воинской сходке (SHA. Sev. 16. 3). О подобных актах в IV в. свидетельствуют и Аммиан Марцеллин, и другие источники (например: XV. 8. 4 sqq. ; XXVII. 6. 4 sqq. ; Pan. Lat. XII. 31. 2). Макрин после убийства Каракаллы, чтобы успокоить воинов, недовольных этим, на сходке назвал своего малолетнего сына Антонином (SHA. Diad. Ant. 1. 3). Кроме того, войска в некоторых случаях инициируют либо прямо декретируют обожествление умерших правителей (Suet. Dom. 23; SHA. Sev. 11. 3-4; 12. 7-8; Opil. Macr. 6. 8; Aurel. 41. 1-2), а в эпоху тетрархии принимают отречение императоров от власти (Lact. De mor. pers. 19. 1). Иначе говоря, и в этих важнейших прерогативах войско подменяет собой сенат.

Возникшая уже в период раннего Принципата тенденция к отстранению сената от участия в выборе и утверждении у власти императоров и в других легитимационных решениях, таким образом, развивается в десятилетия кризиса III в. и закрепляется в эпоху домината. В конечном итоге в панегирике, произнесенном Симмахом по случаю пятилетнего юбилея правления Валентиниана I (369 г. ), армия прямо уподобляется комициям, а ее командиры — сенату. Валентиниан именуется dignus imperator a dignis comitiis electus — «достойный император, избранный достойными комициями», которого при этом как «мужа, известного военными заслугами, одобрил лагерный сенат» (Symmach. Or. I. 9: emeritum bellis virum castrensis senatus adscivit). Под комициями здесь подразумевается армия, а под castrensis senatus — совет высших военных и гражданских чинов, тех самых, которых Аммиан Марцеллин именует potestatem civilium militiaeque rectores (XXVI. 1. З)⁶⁵. В этой фразе Симмаха исследователи не без оснований видят признание отказа сената от прав на участие в выборе императора, которые перешли к войску⁶⁶, и даже считают ее выражением этого вполне конституционного принципа, утвердившегося в IV столетии и признавшего армию ведущей и самостоятельной конституционной силой⁶⁷. Нельзя, однако, согласиться с мнением Е. П. Глушанина, что уподобление армии комициям было просто немыслимо при Принципате. Из рассмотренных выше свидетельств источников, на наш взгляд, вполне определенно можно заключить, что воинская сходка едва ли не на всем протяжении римской истории была институтом, который своими реальными полномочиями и внешним «антуражем» не просто сходствовал с комициями как органом власти граждан, но в некоторых ситуациях выступал в качестве их своеобразной формы. Еще Т. Моммзен видел в провозглашении императора войском юридически правомерный акт волеизъявления народа⁶⁸.

Разумеется, некоторые функции сходки, прежде всего потестарная, лежали, так сказать, вне «правового поля», в сфере прецедентов и обычая. Однако они, без сомнения, основывались на полисно-республиканских традициях, которые не пресекались в эпоху Империи, хотя, очевидно, и подвергались определенным трансформациям. Среди этих традиций надо назвать характерное для римской civitas сочетание самых широких властных полномочий носителя империя с его ответственностью и известной зависимостью от суверенного коллектива граждан-воинов⁶⁹. С этим фактором так или иначе должны были считаться императоры, проявляя доверие и внимание к солдатам, что было одной из традиций республиканской эпохи⁷⁰. Очевидно, что сохранение таких традиций в армии было одним из необходимых (хотя, конечно, и недостаточным) условий ее политической активности и влияния. Важно подчеркнуть, что эти традиции, институциональным выражением которых была contio militaris, с особенной интенсивностью проявлялись в ситуациях кризиса, когда обычные органы и механизмы власти были не в состоянии должным образом выполнять свои функции, обеспечивая баланс интересов в обществе и прочность государства. Вопрос о том, какими конкретными мотивами руководствовались воины, возводя на престол того или иного претендента, остается спорным, и его обсуждение не входит в нашу задачу. Ясно, однако, что ни успешно отстаивать свои профессионально-корпоративные интересы, ни выступать в качестве решающего субъекта политической борьбы императорская армия была бы не в состоянии без наличия веками выработанных форм своего волеизъявления.

¹ См. : Schmitthenner W. Politik und Armee in der spaten Romischen Republik // HZ. 1960. Bd. 190. Hfl. 1. S. 1-17; Harmand J. L'armee et le soldat a Rome de 107 a 50 avant notre ere. P. , 1967; Botermann H. Die Soldaten und die romischen Politik in der Zeit von Caesars Tod bis zur Begrundung des Zwischen Triumvirats. Munchen, 1968; Erdmann E. H. Die Rolle des Heeres in der Zeit von Marius bis Caesar. Militarische und politische Probleme einer Berufsarmee. Neustadt, 1972; Aigner H. Die Soldaten als Machtfaktor in der ausgehenden romischen Republik. Innsbruck, 1974; De В lois L. The Roman Army and Politics in the First Century В. C. Amsterdam, 1987; Утченко С. Л. Римская армия в I в. до н. э. // ВДИ. 1962. № 4. С. 30-47; Туркина Л. Г. О роли армии в политической борьбе второго триумвирата // Некоторые вопросы всеобщей истории. Вып. 1. Челябинск, 1965. С. 3-23; ИгнатенкоА. В. Обострение политической борьбы в Риме в годы Югуртинской войны и военная реформа Гая Мария // Учен. зап. Хабаров, пед. ин-та. 1958. Т. 3. С. 162-194; она же. Борьба за войско в Римском государстве в 44 г. до н. э. // Учен. зап. Хабаров, пед. ин-та. 1961. Т. 6. С. 145-161; она же. Политическая роль армии в Риме в период республики // Сб. науч. тр. Свердл. юр. ин-та. Вып. 23. Свердловск, 1973. С. 9-30; она же. Армия в государственном механизме рабовладельческого Рима эпохи Республики. Историко-правовое исследование. Свердловск, 1976; она же. Армия и политический режим в Риме (вторая половина I в. до н. э. ) // Сб. учен. тр. Свердл. юр. ин-та. Свердловск, 1977. С. 118 — 126. Полезный обзор литературы см. : Парфенов В. Н. Римская армия и рождение империи: историография проблемы и перспективы исследования // Историографический сб. Вып. 15. Саратов, 1991. С. 81-94.
² Chilver G. E. F. The Army in Politics, A. D. 68-70 // JRS. 1957. Vol. 47. P. 29-35; Gra?l H. Untersuchungen zum Vierkaiseijahr 68/69 n. Chr. Ein Beitrag zur Ideologie und Sozialstruktur des fruhen Prinzipats. Wien, 1973; Hartmann F. Herrscherwechsel und Reichskrise. Untersuchungen zu den Ursache und Konsequenzen der Herrscherwechsel im Imperium Romanum der Soldatenkaiserzeit (3. Jahrhundert n. Chr. ). Frankfurt a. Main; Bern, 1982; Szidat J. Usurpationen in der romischen Kaiserzeit. Bedeutung, Grunde, Gegenmassnahmen // Labor omnibus unus. G. Walser zum 70. Geburtstag. Stuttgart, 1989. S. 232-243; Игнатенко А. В. Армия в Риме в период кризиса III в. (Политическая роль армии и изменение ее организационно-правовых основ) // Правовые идеи и государственные учреждения. Свердловск, 1980. С. 20-32; Ушаков Ю. А. Роль преторианской гвардии во внутриполитической жизни Римской империи при первых императорах // Античная гражданская община. М. , 1984. С. 115-131 ; он же. Преторианская гвардия в период гражданской войны 68-69 гг. н. э. // Античная гражданская община. М. , 1986. С. 80-91 ; он же. Преторианская гвардия в политической жизни Римской империи в I в. н. э. : Автореф. дис. . . . канд. ист. наук. М. , 1992.
³ См. , например: Campbell J. В. The Emperor and the Roman army: 31 ВС — AD 235. Oxf. , 1984; FlaigE. Den Kaiser herausforden: die Usurpation in Romischen Reich. Frankfurt; N. Y. , 1992.
⁴ Pina Polo F. Las contiones civiles y militares en Roma. Zaragossa, 1989. См. также: idem. Procedures and Functions of civil and military coutiones // Klio. 1995. Bd. 77. P 203-216.
⁵ Евсеенко Т. П. Армия и общество в Римской империи эпохи раннего принципата // Вестник Удмурт, ун-та. 1992. № 2. С. 21.
⁶ Глушанин Е. П. Ранневизантийский военный мятеж и узурпация в IV в. // Актуальные вопросы истории, историографии и международных отношений: Сб. науч. ст. Барнаул, 1996. С. 24-36; он же. Позднеримский военный мятеж и узурпация в эпоху первой тетрархии // Античная древность и средние века. Екатеринбург, 1998. С. 9-20; он же. Позднеримский военный мятеж и узурпация в первой половине IV в. // Вопросы политологии. Вып. 2. Барнаул, 2001. С. 120-130.
⁷ Глушанин Е. П. Ранневизантийский военный мятеж и узурпация. . . С. 31.
⁸ Liv. II. 45. 12-14; V. 47. 7; VII. 7. 14; 32. 1; 36. 9; App. В. С. IV. 89; Атт. Marc. XXIII. 5. 15; Isid. Etym. XVIII. 4. 5.
⁹ В период Республики сходки могли созываться легатами легионов (Caes. В. Gall. V. 48; В. civ. I. 76; III. 71; В. Afr. 19. 3), а в исключительных случаях — военными трибунами (XXV. 38. 1), начальниками гарнизонов (Liv. XXIV. 38. 1) и даже примипилом (Liv. VII. 13. 1-2).
¹⁰ Pina Polo F. Op. cit. P. 203.
¹¹ Ibid. P 235. По свидетельству Лактанция, Максимин Дайя (Даза) весной 310 г. был провозглашен Августом на воинской сходке, состоявшейся на Марсовом поле в Риме (De mort. pers. 32. 5: in campo Martio. . . Augustum se ab exercitu nuncupatum).
¹² Весьма примечательно, что Ливий в одном месте (XLIV. 34. 1) сравнивает речь полководца на воинской сходке с речью перед народом в Риме: urbanae contioni convenientem orationem.
¹³ Выступления императора перед воинской сходкой, люстрации и прочие церемонии как неотъемлемый компонент военных кампаний присутствуют на рельефах колонн Траяна (№ 8,32,38,57,78-79) и Марка Аврелия (№ 4,55,73,96,100). Специальному анализу этих изображений посвящена статья Ж. -М. Давида «Военные contiones Траяновой и Аврелиевой колонн: необходимость одобрения» в коллективном труде: Autour de la colonne aurelienne. Geste et image sur la colonne de Marc Aurele a Rome / Ed. par J. Scheid, V. Huet. Turnhout, 2000. Эта работа осталась мне пока недоступной и о ее содержании сужу по рецензии О. П. Смирновой в: ВДИ. 2003. № 3. С. 238-242. См. также: Speidel M. Р. Die Schlu?-Adlocutio der Trajanssaule // Romische historische Mitteilungen. 1978. Bd. 78. S. 167 ff.
¹⁴ Pina Polo F. Op. cit. P. 219.
¹⁵ Судя по словам Валерия Максима (I. 6. 11), в обычных условиях воины должны были по древнему обычаю сбегаться на сходку с бодрым криком; если же они сходились в молчании, это свидетельствовало об экстраординарной ситуации (maesti et taciti milites ad principia convenerunt, qui vetere instituto cum clamore alacri accurrere debebant). Ср. : Liv. XVIII. 26. 12; Tac. Ann. I. 24. 3.
¹⁶ В период Поздней империи в римской армии получает распространение особый боевой клич либо германского (Tac. Germ. 3. 1), либо восточного, либо африканского происхождения, именуемый barritus (Amm. Marc. XVI. 12. 43; XXI. 13. 15; XXVI. 7. 17; XXXI. 7. 11; Veget. III. 18). О различных версиях происхождения этого термина см. : Mosci Sassi M. G. Il «sermo castrensis». Bologna, 1983. P. 117, с литературой вопроса.
¹⁷ См. , например: Liv. VIII. 32. 1; IX. 13. 1; Caes. В. civ. И. 31. 1; Cic. Ad. Fam. XI. 13. 4; Tac. Hist. V. 16; Herod. II. 10. 9; III. 6. 8.
¹⁸ Liv. VII. 37. 2; XXIV. 14. 3 sqq. ; App. В. С. V. 47; Tac. Hist. И. 80; Атт. Marc. XVII. 12. 33; XXIII. 5. 25; XXVII. 6. 10.
¹⁹ Tac. Ann. I. 34. 4: silentio haec vel murmure modico audita sunt; ср. : Lucan. Phars. I. 352-353: non claro murmure volgus. . . secum incerta fremit.
²⁰ Liv. XXVIII. 26. 12; Tac. Ann. I. 35. 2-3; App. В. С. V. 47; Dio Cass. XLII. 52. 1 sqq. ; Cic. Att. XVI. 8. 2.
²¹ Liv. VII. 12. 14; 13. 3; Caes. В. Gall. I. 41. 1-2; В. civ. I. 71. 2; Tac. Ann. I. 19. 3-4; 26. 1; 29. 2.
²² Атт. Marc. XV. 8. 15: . . . militares omnes horrendo fragore scuta genibus illidentes (quod est propter indicium plenum; nam contra, cum hastis clipei feriuntur, irae documentum est et doloris). . . Ср. : XX. 5. 8, где, наоборот, удары копий о щиты названы знаком одобрения. Ср. также: XXI. 5. 9 (scutorum fragore), XXIV. 3. 8 и XXVII. 6. 10. Одни современные комментаторы считают процитированный пассаж от слов nam contra до et doloris глоссой, другие видят в противоречивости сведений из разных книг следствие невнимательности автора. См. : Ammianus Marcellinus. Romische Geschichte. Lateinisch und Deutsch und mit einem Kommentar vers, von W. Seyfart. Erster Teil. В. , 1970. S. 254. Anm. 145.
²³ Можно сослаться, пожалуй, только на два свидетельства, которые, впрочем, не относятся непосредственно к сходке. Плутарх рассказывает, что, когда Г. Марий после победы у Секстиевых Вод, совершал жертвоприношение и готовился в присутствии вооруженных увенчанных воинов поджечь сложенные в кучу трофеи, примчались гонцы с сообщением об избрании Мария в пятый раз консулом, и воины излили свой восторг в рукоплесканиях и бряцании оружием (Plut. Mar. 22). Согласно Полиэну, когда во время парфянского похода Красса римское войско отступало по горным дорогам, от командующего парфянами прибыл посол с предложением мира и Красса, заподозрившего хитрость и не желавшего принять это предложение, поверить варварам принудили, бряцая оружием, воины (Polyaen. VII. 41).
²⁴ Lucan. Phars. I. 386-388: His cunctae simul adsensere cohortes
Elatasque alte, quaecumque ad bella vocaret, Promisere m anus.
(«На эти (слова центуриона Лэлия. — А. М. ) откликнулись дружно когорты: / Подняв руки, они обещали всюду, куда бы он ни призвал, сопутствовать в битвах»). Как видно из этого и других эпизодов, сходка могла поручить своему представителю выразить общее мнение солдат (Caes. В. civ. I. 20. 4; Liv. VII. 12. 14; 13. 3; Tac. Ann. I. 26. 1).
²⁵ Tac. Ann. II. 12. 3: si contio vocetur, illic quoque quae pauci incipiant reliquos adstrepere. Тот же Тацит, говоря о реакции сходки на речь Гальбы по случаю усыновления Пизона, констатирует, что слова императора с одобрением встретили лишь солдаты и офицеры, стоявшие в передних рядах, остальные же стояли молчаливые и мрачные (Hist. I. 18. 4).
²⁶ См. , например: Глушанин Е. П. Позднеримский военный мятеж и узурпация в первой половине IV в. . . . С. 126 сл. ; De Blois L. Sueton, Aug. 46 und die Manipulation des mitlerem Militarkadres als politischen Instrument // Historia. 1994. Bd. 43. Hf. 3. S. 324-345; idem. Army and Society in the Late Roman Republic: Professionalism and the Role of Military Middle Cadre // KHG. P. 11-32.
²⁷ Можно предположить также, что на характер этой реакции могло определенным образом влиять поведение той свиты из высших чинов, которая вместе с полководцем поднималась на ораторскую трибуну.
²⁸ Вполне возможно, что основной смысл сказанного позже передавался находившимися в передних рядах тем, кто стоял позади. Не исключено, что эту роль брали на себя офицеры. В подкрепление такого предположения можно сослаться на факты из практики великого русского полководца А. В. Суворова. Известно, что он не отличался сильным голосом, однако любил и широко использовал словесные наставления и речи, иногда довольно длинные (более часа), с которыми он обращался к войскам после каждого развода, учения или смотра. Когда один из иностранцев высказал сожаление, что такими наставлениями могут воспользоваться лишь немногие, Суворов разубедил его, заявив: «Довольно и того, что передние офицеры меня услышат и поймут, вечером они передадут смысл моих слов товарищам, а завтра будет их знать вся армия». Автор этого сообщения прибавляет, что речи Суворова и в самом деле сильно интересовали солдат и служили предметом их разговоров. Частые и долгие поучения фельдмаршала, прямо обращенные к солдатам, воспринимались с чувством гордости и удовольствия (Петрушевский А. Генералиссимус князь Суворов // Не числом, а уменьем! Военная система А. В. Суворова. M. , 2001. С. 157-158). О значении ораторского искусства полководца см. : Махлаюк А. В. Роль ораторского искусства полководца в идеологии и практике военного лидерства в Древнем Риме // ВДИ. 2004. № 1. С. 31-48.
²⁹ Примером такого рода выступления является известная речь императора Адриана, сохранившаяся в надписи на памятной колонне в Ламбезисе, где он побывал в 128 г. с целью инспекции войск и лично участвовал в проводившихся маневрах Ш Августова легиона (CIL VIII 2532; 18042 = ILS, 2487; 9133-9135). Об этой речи см. : Le Glay M. Les discours d'Hadrien a Lambese (128 apr. J. C. ) // Akten des XI. Unternationalen Limeskongresses. Budapest, 1977. P 545-558; Pina Polo F. Op. cit. P. 227-228; CampbellJ. B. Op. cit. P. 77-80.
³⁰ Характерно, что оглашение распоряжений полководцем на сходке воинов Ливий обозначает термином edicere, который используется и для гражданских собраний (Pina Polo F. Op. cit. P. 213). Выступления полководцев могли касаться самых разных решений, как собственно военных, так и политических (см. : Ibid. Р. 214).
³¹ Campbell J. В. Op. cit. Р. 87 ff. ; Pina Polo F. Op. cit. P. 203-205.
³² Campbell J. B. Op. cit. P. 71 ff. ; Bishop M. C. On parade: Status, Display, and Morale in the Roman army // Akten des 14. Internazionalen Limeskongress, 1986 in Carnuntum. T. 1. Wien, 1990. P. 21-30. О выступлениях полководцев на сходках в эпоху Республики см. : HarmandJ. Op. cit. P. 304 suiv.
³³ Абрамзон M. Г. Монеты как средство пропаганды официальной политики Римской империи. М. , 1995. С. 250 сл.
³⁴ Autour de la colonne aurelienne. . . P. 222 (цит. по: Смирнова О. П. [Рец. на: ] Autour de la colonne aurelienne. . . // ВДИ. 2003. № 3. С. 240).
³⁵ KromayerJ. , Veith G. Heerwesen und Kriegfuhrung der Griechen und Romer. Munchen, 1928. S. 416; Marin y Pena M. Instituciones militares romanas. Madrid, 1956. P. 248-251; Rossi L. Hasta pura. L'objet et la ceremonie du donum militiae dans l'iconographie celebra-tive de la colonne Trajane // RA. 1985. N 2. P. 231-236; Pina Polo F. Op. cit. P. 206-208; 209-210.
³⁶ Pina Polo F. Op. cit. P 211 sg.
³⁷ Ср. : Sander E. Das romische Militarstrafrecht // RhM. 1960. Bd. 103. S. 303-304.
³⁸ По сообщению Тацита (Hist. III. 49), военачальник Веспасиана Антоний Прим после победы под Кремоной разрешил солдатам самим выбирать себе центурионов на место погибших. Это решение мотивируется Тацитом стремлением Прима через разложение армии добиться власти. Ср. также: SHA. Did. lui. 3. 1: Дидий Юлиан по ходатайству преторианцев (suffragio praetorianorum) назначил даже префектов претория.
³⁹ О жизни и карьере этого центуриона см. : Wesch-Klein G. Soziale Aspekte des romischen Heerwesens in der Kaiserzeit. Stuttgart, 1998. S. 28-30. Об избрании центурионов по рекомендации легионов см. : Вirley Е. Promotions and Transfers in the Roman army 2. The Centurionate // Carnuntum Jahrbuch. 1963-1964. Bhft. 21. P. 22 ff; Le Bohec Y. La IIIe legion Auguste. P. , 1989. P. 177. Not. 224-225.
⁴⁰ Maxfield V. A. Military Decorations of the Roman Army. L. , 1981. P. 120.
⁴¹ По мнению X. Девийвера, подразделения, о которых идет речь в этой надписи, принадлежали к войсковой группировке из Мёзии и поэтому ее текст может быть реконструирован следующим образом:. . . | donato coron[is statuis] clipeis imaginib[us honor(ato)] I laudatione a numer[is ex(ercitus) Moes(iaci) i] | tem ab eis numeris q[uibus praepositus erat] (DevijverH. Prosopographia Militiarum Equestrium quae fiierunt ab Augusto ad Gallienum. Vol. II. Leiden, 1977. P. 303-304).
⁴² CIL VI 3617: [ — ]us T. l(ibertus) Numenius | [ — hono]ratus ab exercitu corona aur(ea) | [ — ]i laudation(e) publice | [ — Ped]ducae I latroni.
⁴³ Maxfield V. A. Op. cit. P. 120.
⁴⁴ Ibid. P. 134-135.
⁴⁵ Combes R. Imperator (Recherches sur l'emploi et la signification du titre d'imperator dans la Rome republicaine). R, 1966. R 155 et suiv.
⁴⁶ MacFayden D. The History of the Title Imperator under the Roman Empire. Chicago, 1920. R 28 ff. ; 44 ff. ; Nesselhauf H. Von der feldherrlichen Gewalt des romischen Kaisers // Klio. 1937. Bd. 30. N. F. 12. S. 315 ff. ; Raaflaub K. Die Militarreformen des Augustus und die politische Problematik des fruhen Prinzipats // Saeculum Augustum. I. Herrschaft und Gesellschaft / Hrsg. von G. Binder Darmstadt, 1987. S. 260.
⁴⁷ Mommsen Th. Romische Staatsrecht. Bd. II. Leipzig, 1871. S. 867 f. ; Straub J. Vom Herrscherideal in der Spatantike. Stuttgart, 1939. S. 15. Cp. : Timpe O. Untersuchungen zu Kontinuitat des fruhen Prinzipats. Wiesbaden, 1962. S. 63.
⁴⁸ В том числе и дарование прав римского гражданства. Так, Помпей даровал эти права митиленцу Феофану, историку, описывавшему его деяния, именно на воинской сходке (Val. Max. VIII. 14. 3; ср. : С/с. Pro Arch. 10. 24). Очевидно, также на сходке (in castreis) было даровано Помпеем Страбоном гражданство и упомянутой выше (гл. IV) turma Salluitana. Ср. : Pina Polo F. Op. cit. P. 208-209.
⁴⁹ Le Bohec Y. L'armee romaine sous le Haut-Empire. P. , 1989. P. 58. Ср. : Nicolet C. Le metier de citoyen dans la Rome republicaine. P. , 1976. P. 144.
⁵⁰ Ср. надпись времен Маркоманских войн: vexillationes leg(ionum) II Piae et III Concordi(ae) ped(itatae) c(enserunt) c(cunctae) («вексилляции легионов II Благочестивого и III Конкордии постановили сообща») (CIL III 1980 = 2, p. 1030, 1980 = Suppl. 2, 8570). Цит. по: Кудрявцев О. В. Исследования по истории Балкано-дунайских областей в период Римской империи и статьи по общим проблемам древней истории. M. , 1957. С. 179. Автор справедливо приводит данную надпись как свидетельство возросшего самосознания дунайских легионов, но эту характеристику можно, наверное, отнести не только к ним.
⁵¹ Глушанин Е. П. Ранневизантийский мятеж и узурпация. . . С. 31.
⁵² Flaig Е. Op. cit. S. 117 f.
⁵³ О событиях этого мятежа подробно см. : Chrissanthos S. G. Scipio and the mutiny at Suero, 206 В. С. // Historia. 1997. Bd. 46. Hf. 2. P. 172-184.
⁵⁴ MacMullen R. The Legion as a Society // Historia. 1984. Bd. 33. Hf. 4. P. 455.
⁵⁵ Буассье Г. Оппозиция при Цезарях // Он же. Собр. соч. : В 10 т. Т. 2 / Пер. с фр. В. Я. Яковлева СПб. , 1993. С. 22.
⁵⁶ Впрочем, в определенных ситуациях такого рода требования выдвигались воинами и в период Ранней республики, как, например, в 295 г до н. э. во время Самнитской войны, когда, по сообщению Ливия (X. 19. 1 sqq. ), легионы энергично вмешались в споры консулов Луция Волумния и Аппия Клавдия, потребовав от них на сходке прекратить распри, вредящие общему делу.
⁵⁷ MacMullen R. Op. cit. P. 455-456.
⁵⁸ Pina Polo F. Op. cit. P. 223-224.
⁵⁹ Dio Cass. LXXI. 24. 3: …έβούλομβν... προσκαλεσασθαι τον Κάσσιον και δικαιολογ ήσασθαι πρός αυτόν παρ ύμΐν ή παρά τη γερουσία...
⁶⁰ Nesselhauf H. Die Vita Commodi und die Acta Urbis // Bonner Historia — Augusta — Colloquium. 1964-1965. Bhf. 3. Bonn, 1966. S. 136 f.
⁶¹ Speidel M. P. Commodus the God-emperor and the Army // JRS. 1993. Vol. 83. P. 113.
⁶² Сергеев И. П. Римская империя в III веке нашей эры. Проблемы социально-политической истории. Харьков, 1999. С. 67 и сл. ; 79; 95; Hartmann F. Op. cit. S. 75 ff. ; 119 ff.
⁶³ Покровский И. А. История римского права. Минск, 2002. С. 444; 467 сл.
⁶⁴ Примечательно, что, по словам Тацита, Гальба заявил при этом, что усыновляет Пизона по старинному военному обычаю, согласно которому каждый воин сам избирает следующего (суть этого обычая в том, что во время призыва первый воин называл следующего, тот — другого и так далее).
⁶⁵ Глушанин Е. П. Военная знать ранней Византии. Барнаул, 1991. С. 67-68.
⁶⁶ Straub J. Op. cit. S. 34.
⁶⁷ Глушанин E. П. Ранневизантийский военный мятеж и узурпация. . . С. 31. Ср. : он же. Позднеримский военный мятеж и узурпация в первой половине IV в. . . . С. 125.
⁶⁸ Mommsen Th. Ор. cit. Bd. II. 2. S. 1132. Против этого вывода выступил Н. А. Машкин (Принципат Августа. Происхождение и социальная сущность. М. ; Л. , 1949. С. 512), отметив, что в действительности это лишь означало, что императорская власть опирается прежде всего на войско. Но одно дело — опора на армию только как на вооруженную силу и совсем другое — взаимоотношения субъектов власти.
⁶⁹ Этот принцип сформулирован, например, у Аппиана (В. С. IV. 92) в речи Кассия к воинам: «Вы, народ, во время войны во всем подчиняетесь полководцам как владыкам. Но в мирное время вы сами, в свою очередь, имеете над нами власть. . . вы голосуете по трибам и центуриям, вы избираете консулов, трибунов, преторов. Наряду с избранием магистратов вы решаете и важнейшие дела, наказывая или награждая нас. . . » (пер. Т. Н. Книпович). Ср. также обращение Октавиана к войску по случаю получения пропреторской власти в 44 г. до н. э. : «Все это я получил, соратники, от вас, не теперь, а с того момента, как вы дали мне власть. Ведь сенат дал мне ее из-за вас. Так что будьте уверены, за это я буду считать себя обязанным вам. . . » (Ibid. III. 65 / Пер. О. О. Крюгера). Если в речи Кассия выражается сущность обычного республиканского порядка, то в словах Октавиана можно видеть его трансформацию в кризисной ситуации, когда фактическая власть исходит от войска, а на долю сената остается только правовое ее оформление. По сути дела, именно такое положение наблюдается и в большинстве случаев перехода или наследования власти в период принципата.
⁷⁰ Буассье Г. Указ. соч. С. 22.

<<Назад Вперёд>>

Просмотров: 2962

загрузка...

Другие книги по данной тематике

Карл Блеген.
Троя и троянцы. Боги и герои города-призрака

Хельмут Хефлинг.
Римляне, рабы, гладиаторы: Спартак у ворот Рима

Антонин Бартонек.
Златообильные Микены

Р. В. Гордезиани.
Проблемы гомеровского эпоса

e-mail: historylib@yandex.ru

разделы

Эта книга находится в разделах

Список книг по данной тематике

Случайные книги

Полезное

Реклама

Глава VII. Воинская сходка (cоntio) в жизни армии и политическом механизме Римской империи