Л. Раткош. Характер "первого" и "второго" крепостничества в истории Словакии¹.

В прениях по поводу существования «второго» крепостничества в Словакии в период позднего феодализма логически возникла проблема «первого» крепостничества². Тезис о «втором» крепостничестве в странах к востоку от Лабы был выдвинут Ф. Энгельсом в связи с ростом отработочной ренты и правовым прикреплением феодально-зависимых крестьян к земле. Из этого тезиса вытекает, что диалектический подход к проблеме необходимо предполагает существование «первого» крепостничества, вопрос о котором в марксистской историографии до сих пор едва затрагивался³.

Если проблематику существования «первого» и «второго» крепостничества считать всего лишь вопросом терминологическим, трудно придти к правильным заключениям, хотя именно для марксистской науки характерно стремление к точной терминологии. С этой точки зрения словацкие термины poddany (зависимый крестьянин с правом свободного выхода) и nеvol’nik (крепостной, прикрепленный к феодальной земле) вполне соответствуют немецкой паре Horig—Leibeigene. Это терминологическое различие пока что на некоторых языках не удается выразить четко. Поэтому обнаруживаются определенные различия, преодоление которых весьма желательно.

В рамках проблематики генезиса и развития феодализма в Юго-Восточной Европе выступает в качестве значительного фактора неравномерное развитие—государственное и экономическое— отдельных стран. Необходимо напомнить о переходных германских державах готов, гепидов и лангобардов и о державах гуннов, аваров и болгар. Находившиеся на различном экономическом уровне грабительские дружины (скотоводы или пастухи) во главе с .начальником образовывали «а более или менее короткое время варварские державы, покоряя и эксплуатируя более древнее романизированное славянское и неславянское население. Следует заметить, что и переселение народов, которое затронуло Юго-Восточную Европу (Дунайский бассейн включительно), не всегда можно считать переселением целых племенных союзов, а всего лишь переселением боевых дружин, находившихся на ступени военной демократии и искавших путь к пропитанию при помощи захвата добычи⁴. В связи с этим, может быть, уместно подчеркнуть, что «владычество» варварских королей устраняло древние не только рабовладельческие, но и племенные институты коренного населения. Закономерным также является постепенное языковое слияние господствующих групп с порабощенным населением.

Единственное исключение среди пришлых германских и пратюркских дружин, в IV—IX вв. оказавших воздействие на судьбы Юго-Восточной Европы и не поддавшихся ассимиляции, представляют древние венгры. Древневенгерский племенной союз на стадии военной демократии вследствие натиска печенегов осел в IX в. в восточной равнинной части Дунайского бассейна, которую Константин Порфирогенет называет «некрещеной Великой Моравией» ⁵. В этой среде древние венгры столкнулись с державой великоморавской княжеской династии Моймировичей.

Для дифференцированного обозначения владений Моймировичей в области реки Тисы термином «некрещеная Моравия» в отличие от собственно Великой Моравии имелись свои основания. В первом случае речь идет об области, захваченной у болгарского князя Бориса и находившейся во власти Мойммровичей лишь короткое время (881—896 гг.)⁶. За такой промежуток времени в этой области не могли произойти все экономические и культурные перемены в таком же масштабе, как и на территории собственного княжества Моймировичей, то есть на территории нынешней Моравии и Словакии и смежных с ними областей нынешней Юго-Восточной Австрии и Венгрии.

В письменных источниках VII—IX вв. нет упоминания о племенной организации славян на территории Словакии и Моравии. Территориальное название мораване связано с боевыми дружинами Моймировичей.

Признаком распада племенного союза славян на Дунае было, очевидно, избрание воеводой иностранца Само (623— 658 гг.). Многочисленное потомство Само не было способно сохранить за собой власть ввиду экспансии аваров вдоль Дуная в области верхней Тисы и Карпато-Альпийских ворот. Вследствие экспансии аваров славяне на Дунае, находившиеся на ступени военной демократии, образовали только небольшие союзы для местной охраны. Так как экономический прогресс в сельском хозяйстве и ремесле вместе с социальной дифференциацией ощущается лишь в конце VIII в., можно предполагать, что на начальном этапе возникновения княжеской власти Моймировичей в древней Моравии и Прибиновичей в Нитре важную роль играла экспансия аварских каганов в северные котловины Словакии. Впоследствии важным фактором явился союз дунайских славян с франконским государством и ликвидация варварского государства аварских каганов в 791—803 гг.

Дискуссия чехословацких археологов и историков о том, каким государством — раннефеодальным или протофеодальным — была Великая Моравия, осталась неоконченной⁷. Однако результаты археологических исследований 1955—1972 гг., кажется, подтверждают раннефеодальный характер княжества Моймировичей.

В буржуазной историографии важнейшим признаком генезиса феодализма как общественного строя считается система вассалитета внутри правящего класса⁸, в марксистской — частная собственность на землю, которую землевладельцы предоставляют в пользование подчиненным производителям⁹, независимо от того, является ли эта собственность наследственной или же пожизненной. Различались два вида феодальной собственности на землю: 1) поместья с аллодом (на словацком языке «дворец»), обрабатываемые холопами; 2) княжеские владения, в которых жили и которые обрабатывала зависимые крестьяне. В первом случае преобладала отработочная, во втором — натуральная форма земельной ренты.

Данные, которые относятся к задунайской Восточнофранкской области, географически самой близкой к Великой Моравии, свидетельствуют о различии между этими двумя производственными типами феодальной собственности. По данным «Conversio de Bagoariorum et Carantanorum», в названиях поселений с церковными постройками (свыше 30) в 7 случаях встречается прилагательная форма типа <г Weidhereschirichun». Упоминается о земельном пожаловании церкви, принадлежавшей священнику Саидрату, которому Коцел пожаловал territorium et sylvam ас prata (земля с угодьями). Церкви священника Эмперта Коцел передал вместе с Энгильдеом и его сыновьями все, чем они владели в этой области. В с. Салапиугин Прибина пожаловал Зальцбургскому духовенству церковь св. Петра и Руперта in usum fructuarium (с имуществом). Про церковь св. Стефана гласит предание, что она возникла in proprietate Wittimaris (на наследственной земле), другая церковь св. Михаила in proprietate Chezilonis и еще одна церковь во владении Целла. принадлежавшем proprium Unzatonis, то есть также на земле наследственной. Таким путем объясняется и существование первой церкви, документально засвидетельствованной в словацкой Нитре. Она возникла около 828 г. в наследственном владении князя Прибины за несколько лет до образования Велнкой Моравии (около 833 г.)¹⁰. Более ценное указание мы находим в дарственной грамоте дьяка Гундбатона, пожаловавшего церкви св. Эмерама в Регенсбурге свое владение с церковью св. Иоанна и селом Квартинага около Балатона вместе с аллодом, рабами, полями, лугами, лесами, пашнями, десятинами и водами. В благодарность за это епископ Регенсбурга предоставил ему эти владения в пользование и сверх того передал в пожизненное пользование еще одно владение, которое церкви св. Эмерама пожаловал за спасение своей души Коцел. Заодно епископ Регенсбурга поручил дьяку найти «рабов», принадлежавших этой церкви, и привести их обратно, так как они сбежали за реку Раба (т. е. за границы Восточнофранкского королевства)¹¹. Приведенные данные показывают, что здешние церкви обладали аллодом, который нуждался в трудовой силе крепостных. Именно они определяются на тогдашнем латинском языке античным термином mаnсіріа. Некоторые из церквей были когда-то дворянскими, у некоторых засвидетельствовано предоставление части княжеской вотчины (например, сел Салапиугин и Квартинага) и дважды на пожалованной земле упоминаются mаnсіріа. Мы считаем, что это были в большинстве случаев холопы, а не рабы в составе домашней прислуги, которую содержал землевладелец.

Однако было бы неправильным считать всех mаnсіріа в источниках IX—X вв. крепостными холопами. Необходимо различать два типа mаnсіріа: 1) прикрепленные в качестве наследственных крепостных к аллоду землевладельца, которые сами заботились о своем содержании; 2) занимающиеся различного рода работой по дому и хозяйству феодала, который заботился об их содержании. Это, собственно говоря, была челядь как элемент патриархального рабства.

Трудно решить вопрос, в какой степени древнеславянские термины делали различие между этими двумя слоями, так как, кроме терминов «раб» или же «отрок», существовал термин «рабий слуга». Термины rab и rabszolga сохранились и в древнемадьярском языке, но, судя по письменным источникам XVI— XVII вв., в более узком значении: пленник-раб. На древнеславянском языке терм/ин «пленники» существовал для обозначения лично несвободного населения, происходившего из пленных. В «Житии Константина» (гл. 15) автор упоминает, что, находясь на пути в Рим в В67 г., Константин выпросил у Ростислава и Коцела 900 пленных¹², которым даровал свободу, то есть превратил их в зависимых с правом свободного ухода.

Крепостными считались и «душники» — люди, пожалованные церкви за спасенне души¹³. Их существование засвидетельствовано в названии деревни, упоминающейся в 1067 г., которая, прежде чем перейти в руки светского феодала, должна была принадлежать церкви. Это отразилось также на унгаризнрованном названии категории зависимого населения раннефеодальной Венгрии: udvarnok, udvornici¹⁴. В XI в. удворники были полусвободными, зависимыми людьми, прикрепленными к королевским аллодам податями и службой, но организационно связанными с королевским двором, то есть находились вне рамок государственной комитатской управы. Может быть, этот слой населения надо отождествить с общинниками.

С удворниками могут быть связаны и названия поселений, определяющие занятия населения данной деревни. Иногда предполагается, что возникновение этой западнославянской системы служебных поселений можно связать с генезисом феодализма в Чехии или же с военной демократией кочевых венгров. Более правдоподобным, однако, представляется мнение о возникновении этого типа деревень в великоморавской среде. Теоретическое предположение Д. Тржештика о том, что большое количество служебного населения невозможно было содержать постоянно в княжеской усадьбе и необходимо было сажать его на землю вне усадьбы, правильно¹⁵. Отдельные деревни с древними названиями Грнчаровцы (Гринхари греческой грамоты монастыря Веспрем, около 1000 г.)¹⁶, Шитари, Тесары, Ковари—Кузнецы, Дехтари и т. д. возникли, по нашему предположению, в IX в. Население этих деревень можно считать полусвободным служебным или крепостным населением.

Для исследования проблемы генезиса феодализма в Дунайском бассейне важен вопрос о патронимических названиях (с суффиксом -ице), в которых некоторые исследователи усматривают названия селений, выросших .из патриархальных родовых поселков. Патронимический суффикс появляется довольно поздно — на венгерском этапе раннего феодализма (Богунья — венг. Багонья — слов. Богуницы, Држение — венг. Держение — слов. Држеницы). Эти суффиксы — свидетельство того, что уже в IX в. существовали мелкие собственники земли¹⁷ (например, в соседних областях за Дунаем). Однако неизвестно, имело ли мх владение характер аллода.

Экономическая необходимость существования класса лично несвободных крепостных была обусловлена существованием великоморавских аллодов, принадлежавших церквам и княжеским усадьбам. Наши археологи открыли великоморавские церкви в Старом месте, на Валах и Микулчицах, в Нитре, Братиславе, Модре, Поганске около Бржецлави и в Дуцово (Костолиште)¹⁸. Кроме перечисленных, существовал, вероятно, ряд других приходских церквей и епископских соборов (880— 906 гг.) и монастырей (например, Нитра — Зобор). Если признать существование аллодов как господского владения княжеской династии и вельмож (primates, iudices¹⁹), а также необходимость содержания членов княжеских дружин, которые не занимались трудом (milites, моравляне²⁰), нельзя считать, что власть и благосостояние привилегированного класса в Великой Моравии обеспечивались только полусвободным населением, налогом, взимаемым с него, и рабами в составе челяди.

Следует предположить существование закрепощенного элемента, то есть поселений с оседлым крепостным населением, которое довольно часто встречается в тогдашнем соседнем Восточнофранкском государстве и которое засвидетельствовано, главным образом, в связи с пожалованием феодалами своих владений церкви.

Решая вопрос о «первом» крепостничестве в раннесредневековой Словакии, следует ознакомиться с венгерским этапом раннего феодализма (переходным периодом разложения древневенгерского племенного союза до X в. включительно). Раннефеодальный период в словацкой истории распадается на два этапа: великоморавский и венгерский. Не случайно уже некоторые буржуазные историки признавали континуитет великоморавских славян и славянского населения северной Венгрии, то есть словацкой феодальной народности, и, таким образом, отмечали полнэтничный характер Венгрии уже во времена арпадов. Для венгерского этапа характерны становление классовой структуры в рамках венгерского населения в XI в. и дальнейшее развитие феодального общества в XII в. Застой в развитии можно предполагать в окраинных областях Дунайского бассейна. В центральных областях приход нового кочевнического населения способствовал не только временному заторможению социально-экономического развития, но и имел своим следствием сложный процесс этнического симбиоза венгерского и славянского населения. При этом нельзя обойти и франкский феодальный элемент за Дунаем.

В период грабительских (иногда неправильно называемых авантюристическими) кочевнических походов происходило закономерное разложение племенной организации, так как часть сверхпродукта коренного населения, равно как и добыча, служили для обогащения лишь начальников и их дружин. После тяжелых поражений, нанесенных древневенгерским войскам в 955—965 гг. европейскими феодальными силами на Западе и одновременно на Юго-Востоке и ограничением возможностей дальнейших грабительских походов, древневенгерское население переживало экономический кризис, выйти из которого возможно было только путем перехода от экстенсивного степного пастушества к оседлому скотоводству и сельскому хозяйству в области экономической и к классовому феодальному строю в области общественной²¹.

Во время грабительских походов насильственный захват пленных имел двоякое значение. При пленении богатого феодала можно было рассчитывать на богатый выкуп, более бедных и здоровых пленников можно было продать, поселить около стоянки начальника семейства как служебных рабов или обучить их военному искусству и пополнить собственные дружины. Поэтому только со времени образования арпадского раннефеодального княжества (к 997 г.) в областях за Дунаем начинают возобновляться феодальные отношения. До тех пор древние венгры не чувствовали потребности в труде крепостных, работавших в аллоде. Лишние рабы-пленники сбывались²², в особенности на западноевропейских и византийских рынках.

По источникам XI—XII вв. трудно судить о структуре феодального землевладения, принадлежавшего королю и его вассалам (отчасти венгерским, отчасти иностранным), хотя она явно не могла отличаться существенным образом от структуры феодального землевладения церкви. В обширных владениях короля и некоторых монастырей и епископств со времен венгерского этапа раннего феодализма с точки зрения производства домеиы с повинностью в виде даней с зависимых крестьян преобладали над аллодами с барщинной работой крепостных. Иначе обстояло дело в небольших владениях, которыми располагали, например, приходы, где, как правило, преобладал аллод. Об этом свидетельствует постановление короля Стефана (2 кн. ст. 34) о том, что десять поселений обязано сообща построить приходскую церковь, предоставить землю в размере двух наделов с домами и двумя семействами крепостных, кроме того лошадь, 6 быков, 2 коровы, а также 34 головы мелкого скота²³.

Такая же практика имела место в середине XII в. В словацком селе Братка новой приходской церкви землевладелец пожаловал в 1156 г. церковную утварь, кроме того, семейство служебного пономаря, пахаря с женой, двумя сыновьями и дочерью, 16 голов скота (в том числе 6 волов), 50 овец и землю в размере приблизительно 5 обжей. Через два года этой землей пользовались уже отдельно священник и семейство пономаря, то есть владение было разделено на аллод н крестьянский надел. Половина деревни Братка принадлежала вельможе Евсидину. Приблизительно в 1158 г. в ней находим восемь наделов либертинов, то есть лично освобожденных феодальнозависимых²⁴. Из этого вытекает, что в Братке до 1158 г. жили лично несвободные крестьяне.
В 1135 г. новый монастырь в Бзовике получил от богатого вельможи Ламперта землю более чем в 25 селах²⁵. Вместе с ней монастырю были пожалованы 23 слуги, то есть крепостные (в большинстве с женами); пять семейств крепостных, которые назывались унхугами: они должны были выполнять работы на лошадях во время сенокоса, жатвы; три пономаря (двое с женами); ремесленники-крепостные: суконщик и помощники, два пекаря (один с женой), скорняк Герман с помощниками, сапожник с сыновьями, мельник, два «свободных» человека и два служебных с семействами. Наследственная повинность барщииы встречается также и в селах вне усадьбы (Борыз, Зобок) в связи с загадочными унхугами.

В документах о Братке и Бзовике термин тапсіріа не встречается, употребляется только обозначение servi сит регpetua servitute, homines. При этом ясно, что либертины в деревне Братка были когда-то крепостными. На основании дополнительных данных, крепостное население обозначено не только терминами mancipla servi, но встречаются и нейтральные обозначения, как например homines, capita hominum, familia²⁶. От крепостных, работавших на аллодиальной земле или же посаженных на господских доменах, следует отличать рабов, которые были личными слугами феодала. Этот слой зависимого населения, как пережиток еще патриархального рабства, не является для «первого» крепостничества решающим и типичным. Крепостные, будь они холопами (mancipia) или наследственными слугами (perpetui servi), представляют в раннефеодальный период наиболее эксплуатируемую и подвергаемую всяческим гонениям группу зависимого населения, внешне отличавшегося от полусвободных зависимых выбритыми до половины головами²⁷. Крепостные были типичным общественно-производительным явлением не только стран Дунайского бассейна и находящихся к востоку от Лабы. Их существование, связанное с хозяйством на аллоде, известно уже в докаролингский и особенно каролингский раннефеодальный период в Западной Европе.

***

В связи со строительством в Словакии (со второй половины XII в.) городов и замков (в особенности после татарского вторжения в 1241—1242 гг.), раздачей государями владений магнатам, церковным феодалам и поместий низшему дворянству, опустошением татарами южной Словакии, как и территории северной и западной Венгрии, появляется повышенный спрос на рабочую силу, прежде всего зависимую. В обстановке, когда отдельные землевладельцы стремятся за счет других приобрести зависимых крестьян и иностранных колонистов на более выгодных социальных условиях, «первое» крепостничество сходит с арены истории. Вследствие внутренней и внешней колонизации в XIII и XIV вв. повышалась плотность зависимого населения, важное значение в экономике страны приобретали зависимые крестьяне, обрабатывавшие домены господ. Для них была обязательной денежная, натуральная и частично отработочная рента феодалам, церкви и государству, но у них оставалась еще возможность сбывать часть своего сверх продукта на городском рынке.

Нельзя, однако, предполагать, что институт аллода прекратил свое существование. Он еще оставался в силе в феодальных владениях магнатов и церковных феодалов, на королевских землях. Аллоды распространялись малыми единицами, особенно в рамках дворянских поместий. Едва ли можно сомневаться в том, что хозяйственный двор как составная часть новых дворянских усадеб, начиная с XIII в., не имел в своем составе куриального аллода²⁸.

Хотя мы высказали мнение, что с середины XII в. «первое» крепостничество постепенно отмирает, нельзя отрицать стремления низшего дворянства не только к приобретению, но прежде всего к прикреплению рабочей силы зависимых крестьян к собственному куриальному аллоду, так как вельможи, церковные феодалы и управители королевскими владениями располагали большими возможностями, чтобы посредством некоторых рентовых облегчений переманить зависимых крестьян в свои владения. Таким образом, уже с конца XIII в. важнейшим вопросом для правящего класса становится вопрос о свободном переходе феодально-зависимых с земли одного феодала на землю другого. Право ухода превращается в вопрос первостепенной важности и для феодально-зависимых. Поэтому в классовой борьбе крепостных в период развитого феодализма (1200 — 1526 гг.) вместе с сопротивлением, вызванным повышением феодальной ренты, выступает на передний план также борьба за право ухода, тем более что в то время уже открывалась возможность поселяться в городах.

Венгерское законодательство и постановления сеймов 1298 г. и в особенности 1351 г. (а также 1405, 1435, 1481, 1504 гг.) постоянно подчеркивают право свободного выхода зависимых крестьян с условием выполнения ими всех повинностей по отношению к феодалу²⁹. Исключением являются постановления 1452, 1454, 1459, 1463, 1468 и 1474 гг. ³⁰, когда дворянство обещало магнатам и королю участие в военных походах и сейм выносил постановление о запрете перехода феодальнозависимых на один год. Среднее и мелкое дворянство стремилось прикрепить зависимую рабочую силу к земле. Эта тенденция одержала решающий успех на сейме в ноябре 1514 г. ³¹, когда после поражения венгерского крестьянского выступления магнаты и церковные феодалы вместе с представителями дворянства провозгласили всех зависимых крестьян Венгрии, несмотря на то, пользовались ли они землей по праву обычая или эмфитевзиса (то есть в селах на немецком или валашском праве), невзирая на религию и национальность, прикрепленными к земле феодала. Постановление нашло свое отражение в третьей книге Трипартита Ст. Вербецы. В нем уже не учитываются всерьез древние обычаи и социальное положение феодально-зависимых крестьян.

Постановление 1514 г. о прикреплении зависимых крестьян к земле можно считать увертюрой к новому социально-экономическому явлению в период позднего феодализма в Венгрии, а именно «второго» крепостничества. Реализация «второго» крепостничества, название которого, на наш взгляд, не вполне совпадает по смыслу с термином рефеодализация, наблюдается в процессе возникновения барского товарного хозяйства к середине XVI в. на территории габсбургской Венгрии. В течение второй четверти столетия после постановления о прикреплении феодально-зависимых к земле в доменах магнатов, постепенно и в церковных владениях, барское хозяйство проявилось в создания новых аллодов³², что обусловливалось несколькими причинами экономического характера. Одна из них —большое количество неиспользованной земли зависимых крестьян, заброшенной вследствие феодальных смут, военных походов, стихийных бедствий, бегства феодально-зависимых в город с конца XIV до XVI в.³³ Этой землей магнаты не сумели воспользоваться иначе, как путем распространения барского хозяйства на аллодах, основанных на отработочной форме феодальной ренты. Другая причина— стремление высшей знати и дворянства к захвату местных городских рынков, желание принять участие в торговле в ущерб зависимым крестьянам и в известной степени населению свободных королевских городов. Османская опасность и связанное с ней более или менее постоянное пребывание гарнизонов в пограничных крепостях и городах на территории за Дунаем и в Словакии объясняют повышенный спрос на потребительские товары на городских рынках. Из-за этой борьбы за местные рынки в габсбургской Венгрии была введена отработочная повинность не только для зависимого сельского, но и для городского населения³⁴ и издано постановление о праве землевладельца первому покупать те продукты, которые феодально-зависимый намеревался предложить на рынке. Это постановление было принято на сейме в 1563 г. (ст. II) ³⁵.

В связи с генезисом «второго» крепостничества в габсбургской Венгрии перемещение крупных европейских рынков из континентальной области в морские гавани необязательно играло решающую роль. Более правдоподобным является предположение, что путь к «второму» крепостничеству проторяло среднее и мелкопоместное дворянство уже до середины XVI В. Нельзя отказываться от правильного предположения только потому, что после 1526 г. сеймы венгерского дворянства формально устанавливали иногда «свободу перехода». Решающей в этом вопросе явилась практика дворянских региональных управлений. Дворянские столицы (комитаты) как единственный орган низшей государственной власти могли в виде исключения разрешить в отдельных случаях свободный переход зависимых крестьян, но они не стремились к ликвидации таких существенных признаков «второго» крепостничества, как повышение барщинных повинностей крепостных крестьян или зависимых горожан. Хотя в 1785 г. в Венгрии отменили крепостное право, до 1848 г., до ликвидации феодальной зависимости крестьян, в барской экономике на территории Словакии продолжала существовать отработочная форма феодальной ренты. Поэтому главный признак «второго» крепостничества в Словакии — это не только ограничение личной свободы зависимых крестьян, но и насильственное присваивание их сверхтруда в виде барщины и сверхпродукта путем натуральных поборов, путем права преимущественной покупки товаров.

Во второй половине XVI в. в поместьях дворян известны случаи превращения крестьян в батраков, захват крестьянской земли куриальными дворянскими аллодами³⁶. Этот захват на первый взгляд похож на процесс накопления капитала, но он не тождествен ему, так как батраки — обедневшие крестьяне, как правило, остаются в своей деревне и отдают свой труд землевладельцу, причем они прикреплены к земле на одинаковых правах с остальными зависимыми крестьянами.

Сравнивая «первое» и «второе» крепостничество, можно отметить общие явления и некоторые различия. Общим являлось преобладание отработочной формы ренты. Различие проявлялось в том, что в период «первого» крепостничества сверхтрудом крепостные обеспечивали личные нужды землевладельца, в период «второго» этого было недостаточно: землевладелец стремился получить деньги за товары, которые вырабатывались на его земле или являлись продуктом домашней работы феодально-зависимого. Определенный кризисный момент в развитии позднего феодализма в Словакии можно усмотреть в том, что иногда лишний товар, произведенный барщинным трудом, должны были покупать сами крепостные и зависимые горожане³⁷.

В заключение хочется сказать, что перед марксистской историографией стоит задача глубже вникнуть в проблематику «первого» крепостничества как основного социального явления раннефеодальных европейских стран, в том числе и стран Юго-Восточной Европы.

¹Реферат доклада, прочитанного на Кишиневском симпозиуме «Закономерности исторического развития Юго-Восточной Европы в эпоху феодализма> (май, 1973 г.).
²P. Ratkos. Vyvln feudfilne] renty na Slovensku v 16—17 stor. Historickfe stiidie 17, 1972, str. 9—10.
³E. A. Lederer. Feudaluzmus kialakulfisa Magyarorszfigon. Budapest, 1959, 207. Автор ставит вопрос, каким способом на аллодах реализовалось cerste Leibeigenschaft»? По другому подошел к этому вопросу С. Д. Сказкин в статье о «втором» издании крепостничества. — «Вопросы истории», 1958, № 2, 96—119.
⁴Ф. Энгельс. Происхождение семьи, частной собственности и государства, слов. изд. Братислава, 1949, стр. 182—183: значение варварских дружин; 207—208: военная демократия; 214: завоеватели на территории Римской империи.
⁵P. Ratkos. Pramene k dejinam Vel’kej Moravy. Bratislava, 1968, str. 295,474 (Константин Порфирогенет. Об управлении государством, гл. 40 — цит. по изданию Морвчика).
⁶nnales Fuldenses ed. Fr. Kurze. Hannoverae, 1091, str. 112.
⁷P. RatkoS. Poiiatky feudalizmu na Slovensku, Historicky, Sasopis, 2, 1952, str. 253—54.
⁸Br. Gebhardt. Handbuch der deutsschen Geschichte, 18. Stuttgart, 1964, s. 606.
⁹K. Marx. Das Kapital, III. Berlin. 1951, S. 840—864 (статья о генезвсе капиталистической поземельной рейты).
¹⁰Conversio Bagoariorum et Carantanorum, ed. M. Kos. Ljubljana, 1936, str. 136—140.
¹¹R. Marsina. Codex diplomaticus et epistolaris Slovaciae CDSEL 1. Bratislava, 1972, c. 21, 26—27, 34. Лично несвободными крепостными мы считаем casata, а также и mancipia manentia, то есть рабов, живущих в поселеннях прямо на аллоде, в отличие от mancipia incasata, которые жили в качестве прислуги в усадьбе феодала. Ср. передачу имения в Лаутербахе, пожалованного аббатом Сигнфрндом регенсбургскому епископу (до 822 г.). J. Widemann. Traditionen d. Hochstifts Regensburg. Munchen, 1942, S. 17, где приводятся 2 семейства «рабов», которые жнаут в одном доме, н 3 слуги, I прислуга (singularia mancipia). О каком-то имении с 5 «рабамн» и женами говорится в пожаловании дьяка Хернберта (касается это пожалование церкви св. Морица в Хронага в 778 г.) — Ibidem, № 2.
¹²I. J. Knieza. A magyar nyelv szlav jovevenyszavai. I. Budapest, 1955, str. 452. Однако аатор не обратил винмаиия на библейские тексты XVI—XVII вв., в которых термином раб обозначался раб. — Сарваш-Симони. Magyar nyelv. — tort. sz6t6r 11. Budapest, 1349; F. Grivec — F. TomSic. Constantinus et Methodius Thessial. Radovi Staroslav. Institute, kn. 4. Zagreb, I960, str. 132.
¹³M. Kucera. "Ducnici" — najstarsia skupina poddanskeho obyvatel’stva na nasom uzerni. Sbornik FFUK v Bratislave Historica, 1968, 9, str. 165—179; Gy. Gyorffy. Pa. arpfid kori Magyarorszfig tortonelmi foldrajza. Budapest, 1963, str. 771, 804—805.
¹⁴E. Lederer. Op. cit., str. 164—168; M. Kucera. Socialna Struktura obyvatel’stva na Slovensku v 10 — stor. Historicky iasopis L3, 1965, 1—52 (40—48).
¹⁵Взгляды чехословацких ученых Д. Тржештика, Б. Крземиевской, М. Кучера и венгерского историка Г. Хекенаста проанализированы в статье P. Ratkos. О sluzobnych mlestnych n£zvoch v Dunajskej kotline. Historicky Sasopis, 19, 1971, str. 385—395.
¹⁶G. Czebe. A veszpremvolgyi oklevel gorog szovege. Budapest, 1916, str. 146 (Grintzari).
¹⁷P. Ratkos. Pofiatky feudalizmu na Slovensku, Historicky iasopis, 2, 1953, str. 268—270. На субстантивные суффвксы обратил внимание чешский лингвист: Fr. Travniiek. Historic mluvnice jazika ieskoslovenskho. Praha, 1935, str. 431.
¹⁸Cibulka. Grossmarische Kirchenbauten. Zbomik «Sancti: Cyrilluset Methodius. Leben und Wirken»v Praha, 1963, str. 49—117. Базилика в Братиславе. T. Stefanovi£,„A. Fiala, Vel’komoravska bazilika, kostol Salvatora a pohrebisko na Bratislavskom hrade. Historika-Sbomik EFUK, 18, 1967, str. 151—216.
¹⁹CDSEL, 1, 23, 25, 27; P. Ratkoi. Pramene k dejin£m Vel’kej Moravy. Bratislava, 1968, str. 133 (6 фол. Евангелья Чнвндалле).
²⁰Ann. Fuldonses, ed. Fr. Kurze. Hannoverae, 1891, 70; P. RatkoS. Vel’komoravskfe obdobie v sloveskych dejinich. Hist, iasopis 6,
1958, str. 23. Автор обратил внимание на то, что под названием моравляне кроется обозначение, дружины (ср. ЖМ).
²¹Magyarorszag tortenete a honfoglalist61 1526 — ig I, I. Budapest, 1957, str. 17—23; E. Molndr. A raayar tirsadalom tortenete az osort az Arpidkorig I. Budapest, 1949, str. 117—120.
²²M. Kulera. О otrokoch v Uhorsku v 10—12 stor. Historicke Studie 5. (1959), str. 258—262.
²³Codex iuris Hungarici ed. Markus.
²⁴I. Budapest, 1869, str. 36.
²⁵CDSEL 1, 79—80, N 82 (издатель, неосновательно считает грамоту подделкой), 81—82, 84. CDSEL, I, 70—72, N 74.
²⁶M. Kucera. О otrokoch, Historicke studie, 1959, стр. 237—256. Автор считает, что термином mancipium до XII в. обозначали только отношение рабское, а не «крепостное зависимое».
²⁷О наказании подстричь голову мятежным крестьянам в Дворах над Житавой в 1228 г. (CDESL 1, 243—244 № 337) узнаем нэ приказа короля Белы от 1240 г. крепостным монастыря Панонхальма. G. Wenzel. Codex dipl. Arpad. cont. VII, str. 98, где зависимым крестьянам угрожаетси «Abrasis capillis eorum turpiter in perpetuum servitute redigi».
²⁸Zsigmondkori okleveltar. I ed. E. Malyusz. Budapest, 1, 1951, p. 43, № 445, p. 43, № 1161, p. 185, № 1649, p. 200, № 1797, p. 272, № 2486, p. 400, № 3658, p. 444, № 40, p. 44, 655, № 5924.
²⁹Ch. Marcali. Enchiridion Fontium historiae Hungarorum. Budapest, 1901, p. 196—197, 221.
³⁰G. Sekei. Gesellschaftler Vorgang osteuropaischer Art zwischen Mitte d. XV Jhd. und 1514. Verlust der Obersiedlungsrechts der Leibeigenschaft in Ungam, Otezky dejin vychodni a stadnl Evropy. Brno, 1971, p. 53—66. (p. 56 — он не учел вопрос о военных действиях).
³¹ Codex iuris Hungarici 1, 704—740.
³²G. Sekei. Op. cit., p. 58—62. Здесь приводится несколько примеров по Словакии.
³³Z. Pach. Nyugat — es Magyarorszagi agrarfeljodes a XV—XVI. Szazadban. Budapest, 1963, str. 151—157.
³⁴M. Kusik — R. Marsina. Urbfire feudalnych panstiv. 1—11. Bratislava, 1959. Например, барщинная повинность городка Часта в виноградниках землевладельца, p. 71; барщинные повинности городских жителей Старого Текова, Батовец и Левнц по отношению к замку, р. 176, 186, 189.
³⁵Corpus iuris Hungarici, II, 486 (2).
³⁶P. Ratkos. Vyvin feudalnej renty v 16—17, str. 14—17.
³⁷M. Kusik — R. Marsina. Urbare feudalnych panstiev, II, p. 255 (брынза), p. 156—157 (пиво), p. 291— 92, 299—300 (пиво), p. 296—297, 301 (соль, селедка, брынза, творог, пнво), р. 459—60 (соль, брынза, пиво).

<<Назад Вперёд>>

Просмотров: 3606

загрузка...

Другие книги по данной тематике