Эта книга находится в разделах

Список книг по данной тематике

Реклама

под ред. Б.А. Рыбакова.   Славяне и их соседи в конце I тысячелетия до н.э. - первой половине I тысячелетия н.э.

Введение

Изучение происхождения и древнейшей истории славян представляет собой одну из наиболее сложных проблем современного славяноведения. На ее решение направлены усилия разных специалистов — историков, археологов, лингвистов, антропологов, этнографов, чьи совместные изыскания должны, очевидно, в конце концов привести к определенным положительным результатам. Каждая из этих дисциплин, располагая своим специфическим кругом источников, решает задачу присущими только ей методами. Количество фактических данных по славянскому этногенезу огромно, и за последние десятилетия их число увеличилось в несколько раз. Критическое рассмотрение и обобщение этих сведений, в той или иной степени освещающих этнические и исторические процессы, происходившие в древней славянской общности,— крайне трудная задача для исследователей. По этим вопросам существует множество гипотез, и каждая новая работа по истории древних славян вызывает повышенный интерес как среди специалистов, так и у широкого круга читателей, приводит к оживленным дискуссиям. Наибольшие споры возникают при определении территории формирования славян (их прародины), хронологических рамок сложения славянской общности, при решении вопросов славянского глоттогенеза, выяснении связей археологических культур со славянскими племенами и преемственности культур.

Несомненный и все возрастающий вклад в освещение древней истории славян дает археология, обладающая конкретными и хорошо датированными источниками, количество которых увеличивается с каждым годом, и располагающая своими методами исследования и доказательств. К крупным достижениям археологии в последние десятилетия относятся выявление и изучение славянских памятников V — VII вв. — времени первых упоминаний в письменных источниках славян под собственным именем. Помимо исторических свидетельств славянская принадлежность культур этого времени доказывается чисто археологическими данными, постепенным развитием и перерастанием в культуру древней Руси. Для второй половины I тысячелетия н.э. хорошо изучены территория славян, их постепенное расселение, взаимоотношения с соседями, уровень развития хозяйства, общественные отношения, обычаи и верования. Гораздо большие трудности связаны с изучением исторических судеб славян в более раннее время, что вызвано краткостью и неопределенностью письменных свидетельств о славянах первых веков нашей эры и сложностью этнического определения археологических культур, относящихся к бурному периоду «переселения народов». Такое состояние источников и не всегда в достаточной степени обоснованная их интерпретация привели к существованию различных и иногда противоречивых точек зрения на этническую принадлежность отдельных культур и в целом на историю славян в первой половине I тысячелетия н.э. и в более ранние периоды.

Изложение историографии славянского этногенеза не входит в задачи тома, но без общего представления о современном состоянии вопросов, касающихся времени сложения славянской общности, прародины славян и их древнейших судеб, трудно осветить историю славян на рубеже и в начале нашей эры. Основные направления в исследованиях славянского этногенеза отражены в книгах П. Н. Третьякова [1953] и В. В. Седова [1979], поэтому ниже очень кратко изложены лишь те гипотезы, которые сложились и распространены среди археологов. В настоящее время советские археологи придерживаются нескольких концепций древнейшей истории славян. С некоторыми дополнениями и уточнениями продолжают бытовать сложившиеся еще в начале XX в. представления о прародине славян: ее ищут или на западе — «Висло-Одёрская теория», или на востоке — в Поднепровье, или на территории, объединяющей все эти земли, — от Одера — Вислы до Днепра. Часто конкретные выводы об этнической принадлежности отдельных археологических культур зависят от общей концепции, которой придерживается исследователь.

При создании концепций происхождения славян археологи стремятся к комплексному подходу к источникам, широко привлекая данные других наук, прежде всего лингвистики, но основывают свои положения главным образом на археологических материалах. Среди большинства исследователей распространено представление об этнической сущности археологических культур, хотя это положение не имеет еще теоретического обоснования и его сторонники или противники ограничиваются лишь отдельными примерами. Пока приходится исходить из того положения, что каждый народ создает свою материальную и духовную культуру, стойко придерживается традиционных вкусов и обычаев. Поэтому вполне приемлемыми оказываются представления, что «нет и не может быть двух народов с совершенно одинаковой культурой. Если народ утрачивает свою культурную специфику, он перестает существовать как отдельный самостоятельный этнос» [Чебоксаров Н. Н., Чебоксарова И. А., 1971. С. 26; 1985. С. 23]. Необходимо учитывать сложность этногенетических процессов, происходивших на всем протяжении истории человечества и связанных с постепенными расселениями, переселениями и колонизацией, что приводило к ассимиляции пришлого или местного населения и иногда к возникновению нового этноса [Рыбаков Б. А., 19816. С. 214-216; Алексеев В. П., Бромлей Ю. В., 1968. С. 35—45]. По мнению П. Н. Третьякова, основные формы этногенетического процесса — дифференциация и интеграция — не были одинаково представлены и протекали различными путями на разных этапах истории древних обществ. В период распада первобытного строя и в эпоху раннеклассового общества главенствующую роль приобретали интеграция и ассимиляция [Третьяков П. Н„ 1966. С. 10].Из этого следует вполне закономерный вывод, что нет «чистых народов» и этносы складывались в результате смешения различных этнических групп, как пришлых, так и автономных [Бромлей Ю. В., 1973. С. 103]. В связи с этим среди археологов, особенно в последнее время, все больше распространяется представление о существовании этнически смешанных археологических культур. Но и в том случае, если смешение племен и их материальной культуры не зашло еще слишком далеко и не возникла новая единая общность, оказывается возможным выделение компонентов, сохраняющих комплекс черт, присущих культуре отдельных этносов.

Развитие культуры при спокойной обстановке происходит последовательно, а резкие изменения некоторых сторон материальной культуры возможны в связи с распространением технических новшеств, с переходом к новой социальной структуре, с появлением внешних импульсов со стороны более развитых обществ или при прямом внешнем воздействии. Но даже при таком скачкообразном развитии не все стороны культуры меняются моментально, и, если нет хронологического разрыва в материалах, всегда удается проследить связующие звенья между разными культурами и сохранение некоторых традиций (например, между такими отличными, на первый взгляд, культурами, как роменская и культура Киевской Руси).

На этом основан самый распространенный и доказательный ретроспективный метод — исследование связей этнически известных культур с более ранними, применяемый археологами при определении этнической принадлежности древних культур. Но этот метод требует известной осторожности и не всегда приводит к правильным выводам. Б. А. Рыбаков предупреждает об опасности выделения устойчивых этнических признаков, своеобразного «этнического мундира», который может иметь значение лишь на коротких хронологических дистанциях [Рыбаков Б. А., 19816. С. 219]. Действительно, этнически характерные черты культуры даже при постепенном эволюционном развитии не могут находиться в застывшем состоянии и существенно меняются со временем. Кроме того, в любом случае, развивалась ли культура только на местной основе или в ее сложении принимали участие пришлые племена, всегда должны сохраняться некоторые местные традиционные черты, которые сами по себе еще не могут свидетельствовать о наличии только местных генетических корней. Поэтому, помимо поисков связующих звеньев между культурами, не менее важно выяснение истоков всех и главным образом новых особенностей культуры. Необходимо решить вопрос, могли ли новые черты культуры возникнуть только путем местного развития или они были привнесены со стороны, характерны для других культур и, значит, должны быть связаны с появлением нового населения. Во всяком случае выводы, полученные при применении ретроспективного метода, следует тщательно проверять и согласовывать с данными всех видов источников.

Помимо ретроспективного метода, при выяснении этнической ситуации широко применяются метод картографирования, наблюдения над совпадением ареалов культур разного времени, тем более если пределы ареалов не обусловлены природными рубежами. Свои построения археологи всегда пытаются подкрепить общеисторическими соображениями и данными других дисциплин.

Среди существующих сейчас точек зрения о происхождении и прародине славян остаются в силе положения, высказанные Л. Нидерле в начале XX в. [Niederle L., 1901]. Он обобщил огромное богатство фактических данных, собрал воедино исторические сведения о древних славянах, систематизировал имевшиеся в его время археологические материалы, широко использовал данные языка, топонимики, этнографии, антропологии. В результате он пришел к выводу, что славяне во II или 1 тысячелетии до н. э. образовывали единый народ с общим языком и лишь едва заметными диалектными различиями. Их единство начало распадаться в I тысячелетии н. э. Имеющиеся данные привели Л. Нидерле к утверждению, что прародина славян находилась к северу от Карпат, была ограничена с запада Вислой (или Эльбой, если будет доказана славянская принадлежность полей погребений лужицкой культуры), а с востока — средним Днепром, включая Березину и Десну (карта 1).

Карта 1. Схема расселения славян из первоначальных областей их обитания по Л. Нидерле:

а — территория расселения славян;
б — основная территория славян.
Карта 1. Схема расселения славян из первоначальных областей их обитания по Л. Нидерле

Судя по сообщениям Геродота, Волынь и Подолия, заселенные скифами-земледельцами, ведущими совершенно иной образ жизни по сравнению с подлинными скифами-кочевниками, должны были быть, по мнению Л. Нидерле, славянскими территориями. В то же время Л. Нидерле отмечал, что нельзя проследить славянскую культуру от исторической эпохи до тех времен, когда славяне формировались, и в представлениях археологов о славянских древностях до V в. н. э. царит полная путаница [Нидерле Л., 1956. С. 23-34].

Почти в тех же пределах, что и Л. Нидерле, определяет территорию славянской прародины Б. А. Рыбаков [1978. С. 182-196; 1979. С. 195-238; 19816. С. 214-230; 1982. С. 12-46]. Прародина, по Б. А. Рыбакову, это условная, с сильно размытыми рубежами территория, на которой происходил необычайно запутанный и трудно определимый этногенетический процесс. В бронзовом веке ее пределы доходили до Одера и Варты, проходили севернее Припяти, охватывали земли по Днепру с устьями рек Березина, Сож, Десна, Сейм, а с юга были ограничены течением Роси и Тясмина, затем граница пересекала в верхнем течении Южный Буг, Днестр и Прут и шла по северному склону Карпат [Рыбаков Б. А., 1981. С. 228]. Разработанная Б. А. Рыбаковым концепция происхождения и древнейшей истории славян основана на совокупности данных разных наук, приведенных в общую систему и взаимно подкрепляющих друг друга. Основой концепции является совпадение ареалов археологических культур, прослеженное на протяжении трех хронологических периодов, в общей сложности охватывающих около тысячи лет, что отвечает, по мнению автора, существованию определенной этнической общности. Совпадают ареалы тшинецко-комаровской культуры XV—XII вв. до н. э., раннепшеворской и зарубинецкой культур II в. до н. э.—II в. н. э. и славянской культуры VI—VII вв. н. э. типа Прага—Корчак (карта 2).

Карта 2. Области размещения славян по Б. А. Рыбакову

1 — первичное обособление славян в XV—XIII вв. до н. э. [а — территория распространения);
2 — славяне на рубеже нашей эры (а — восточная часть территории; б — западная часть);
3 — часть славянского мира в V—VII вв. (а — ареал пражской культуры).
Карта 2. Области размещения славян по Б. А. Рыбакову
Карта 2. Области размещения славян по Б. А. Рыбакову

Область тшинецко-комаровской культуры, по мнению Б. А. Рыбакова, можно признать первичным местом объединения и формирования праславян, отпочковавшихся от массива индоевропейских племен, что автор подтверждает мнением лингвистов о времени обособления праславян в середине II тысячелетия до н. э. [Горнунг Б. В., 1963. С. 3, 4, 49, 107].

Вторая составная часть концепции Б. А. Рыбакова сводится к выяснению причин прерывистости процесса единообразного развития археологических культур в пределах намеченной территории. Первый интервал па протяжении около тысячи лет был связан, по его мнению, как с переменами в хозяйственном и социальном развитии внутри славянского мира, так и с вовлечением западной части праславян в сложный процесс формирования лужицкой культуры, основа которой, но всей вероятности, была кельто-иллирийской. В восточной половине славянского мира развитие шло более спокойно, и здесь на месте тшинецкой культуры образовались белогрудовская (XII -IX вв. до н. э.) и чернолесская (VIII— первая половина VII в. до н. э.) культуры. Последняя распространилась на левый берег Днепра в долину Ворсклы. Ареал чернолесской культуры полностью совпадает с областью распространения архаичной славянской гидронимии по О. Н. Трубачеву [1968], что подтверждает, по мнению Б. А. Рыбакова, славянскую принадлежность населения, создавшего эту культуру.

Третье звено концепции Б. А. Рыбакова составляет вычленение праславянской зоны из обширной области скифской культуры. Отождествление праславян с земледельческими племенами, подпавшими под сильное влияние скифской культуры, проводилось Л. Нидерле, а позднее А. И. Тереножкиным [1961. С. 343, 344]. Анализ данных Геродота, сведенных в единую систему и сопоставленных с археологическими картами, физико-географическими условиями и сведениями о хозяйственной жизни племен Скифии [Рыбаков Б. А., 1979], привел Б. А. Рыбакова к выводу, что именно потомки носителей чернолесской сводится к выяснению причин прерывистости процесса единообразного развития археологических культур в пределах намеченной территории. Первый интервал па протяжении около тысячи лет был связан, по его мнению, как с переменами в хозяйственном и социальном развитии внутри славянского мира, так и с вовлечением западной части праславян в сложный процесс формирования лужицкой культуры, основа которой, но всей вероятности, была кельто-иллирийской. В восточной половине славянского мира развитие шло более спокойно, и здесь на месте тшинецкой культуры образовались белогрудовская (XII -IX вв. до н. э.) и чернолесская (VIII— первая половина VII в. до н. э.) культуры. Последняя распространилась на левый берег Днепра в долину Ворсклы. Ареал чернолесской культуры полностью совпадает с областью распространения архаичной славянской гидронимии по О. Н. Трубачеву [1968], что подтверждает, по мнению Б. А. Рыбакова, славянскую принадлежность населения, создавшего эту культуру.

Третье звено концепции Б. А. Рыбакова составляет вычленение праславянской зоны из обширной области скифской культуры. Отождествление праславян с земледельческими племенами, подпавшими под сильное влияние скифской культуры, проводилось Л. Нидерле, а позднее А. И. Тереножкиным [1961. С. 343, 344]. Анализ данных Геродота, сведенных в единую систему и сопоставленных с археологическими картами, физико-географическими условиями и сведениями о хозяйственной жизни племен Скифии [Рыбаков Б. А., 1979], привел Б. А. Рыбакова к выводу, что именно потомки носителей чернолесской культуры — праславяне, жившие на Днепре,— во времена Геродота, в отличие от скифов-кочевников, занимались земледелием и были объединены в союз под именем «сколоты». К этому времени относится иранизация праславянского языка и религии, показательны параллели скифским мифам в позднейших восточнославянских волшебных сказках. Падение лужицкой и скифской культур привело к воскрешению славянского единства, проявившегося в близости зарубинецкой и пшеворской культур. Изменение исторической ситуации, завоевание римлянами Дакии во II в. н. э. вызвали усиление влияния Римской империи, создали благоприятные условия для развития хозяйства и торговли, что способствовало возникновению высокоразвитой Черняховской культуры, занимавшей восточную часть славянского мира. Лесостепная часть ареала Черняховской культуры почти совпадает, по данным Б. А. Рыбакова, с древним сколотским союзом и была заселена славянами, тогда как молдавско-приморская зона этой культуры принадлежала, по всей вероятности, готам [Рыбаков Б. А., 19816. С. 220]. В то же время западная часть общего славянского ареала испытывала влияние со стороны германских племен, что привело во II — IV вв. к нарушению единства славянской культуры, которое возобновилось еще раз лишь в VI—VII вв., после падения Римской империи [Рыбаков Б. А., 1979. С. 228].

Польский исследователь В. Гензель также связывает кристаллизацию славян со временем тшинецкой культуры. Но, по его мнению, нельзя отождествлять культуру и этнос. Народы развивались не изолированно друг от друга. С одной стороны, культурные влияния и без непосредственного участия чуждых этнических элементов могут создавать новые формы культуры, а с другой — одну и ту же культуру могут иметь разные народы. Так, на территорию праславянской лужицкой культуры в разное время проникали иллирийцы, балты, кельты, а начиная с III в. до н. э. германские племена. В связи с этим В. Гензель не придает большого значения непрерывности культурного развития и считает необходимым привлекать другие данные. Так как праславяне в древности соседили с прагерманцами, пракельтами, иллирийцами, прафракийцами, прабалтами, угро-финнами, иранцами, то на этом основании можно определить территорию прародины славян между Одером и средним Днепром [Неnsel W., 1973. S. 164-280] (карта 3). На рубеже нашей эры славяпам принадлежали пшеворская, оксывская и зарубинецкая культуры [Неnsel W., 1971. S. 29-46].

Карта 3. Праславяне в конце II — начале I тысячелетия до н. э. по В. Генезелю

а — прагерманцы;
б — пракельты;
в — иллирийцы;
г — ирафракийцы;
д — прибалтийцы;
е — угро-финны.
Карта 3. Праславяне в конце II — начале I тысячелетия до н. э. по В. Генезелю

П. Н. Третьяков, подчеркивая сложность процесса славянского этногенеза, в который на разных этапах вовлекались многие племена, считал, что предки славян теряются в среде древних европейских земледельческо-скотоводческих племен [Третьяков П. Н., 1953. С. 29]. Начало этногенеза славян, балтов и германцев, по его мнению, восходит к племенам культуры шнуровой керамики конца III— начала II тысячелетия до н.э., в бронзовом веке массиву праславянских племен принадлежала тшинецко-комаровская культура, к которой восходят чернолесские и белогрудовские памятники, оставленные населением, этнически родственным лужицко-поморским племенам [Третьяков П. Н., 1966. С. 191, 219]. Рассматривая территорию, занятую соседними племенами — балтийскими, германскими, кельтскими, фракийскими, восточно-иранскими, с которыми контактировали древние славяне, исследователь выделяет земли, где возникли и обитали славяне до своего расселения в I тысячелетии н. э.,— это пространство между средним Днепром и верхним Днестром, охватывающее северное Прикарпатье, бассейн Вислы и, возможно, доходящее до верхнего течения Одера и Эльбы [Третьяков П. Н., 1977. С. 195]. Основную роль в истории славянских племен на территории Восточной Европы П. Н. Третьяков отводил зарубинецкой культуре, которая сложилась, вероятно, на основе чернолесских и белогрудовских памятников, впитала в себя элементы лужицко-поморские, отчасти мило градские и скифские. Дальнейшая исто рия зарубинецких племен выглядит, по П. Н. Третьякову, следующим образом. На рубеже нашей эры началось их продвижение к северу и северо-востоку по Днепру и в поречье Десны и Сожа, чему способствовало давление скифо-сарматских племен и затем готов. На Десне складывается позднезарубинецкая культура, в которой лишь минимально отразились местные юхновские черты, тогда как зарубинецкое влияние распространилось в балтской среде на широких пространствах лесной полосы Восточной Европы, вплоть до верховьев Днепра и Оки. По основным признакам к позднезарубинецким примыкают, по П. Н. Третьякову, памятники киевского типа, открытые в окрестностях Киева по Днепру и его притокам и относящиеся ко II—IV вв.

При дальнейшем развитии на основе позднезарубинецких памятников образовалась колочинская культура, принадлежавшая, по мысли автора, к одной из группировок восточных славян, а при расселении позднезарубинецких племен к югу на бывшую Черняховскую территорию сложились раннесредневековые славянские памятники типа Пеньковки. Не верхнеднепровское, а более западное происхождение имели только славянские памятники типа Корчак [Третьяков П. Н.,1966. С. 190—220, 304]. Черняховская культура, по мнению П. Н. Третьякова, распространилась в разноплеменной среде и не имела прямого отношения к восточнославянскому этногенезу, лишь южная часть зарубинецкого населения могла оказаться отчасти под Черняховской «вуалью» [Третьяков П. Н., 1966. С. 203, 220-224].

Зарубинецкая линия развития славян, намеченная П. Н. Третьяковым, находит сейчас широкую поддержку среди археологов, занимающихся культурами рубежа и первой половины I тысячелетия н. э. Работу в этом направлении продолжил Е. А. Горюнов, но на новом материале его выводы оказались более осторожными, чем у П. Н. Третьякова. Е. А. Горюнов считал, что памятники киевского типа имели особый характер, и в них есть лишь отдельные элементы, близкие к зарубинецким, поэтому их нельзя назвать позднезарубинецкими. В дальнейшем на основе киевской складывается колочинская культура, но последнюю сменяют славянские памятники VII—VIII вв., не связанные эволюционным развитием с колочинской культурой, как предполагал П. Н. Третьяков. Появление в Верхнем Поднепровье славянских памятников (VII—VIII вв.), по мнению Е. А. Горюнова, вероятно, было вызвано отходом на север под нажимом хазар части пеньковского населения. В связи с этим этническое лицо колочинской и киевской культур не поддается четкому определению, но «некоторые данные позволяют считать, что обе культуры в своей основе являлись славянскими» [Горюнов Е. А., 1981. С. 36, 94]. Р. В. Терпиловский, непосредственно занимающийся киевской культурой, подчеркивает ее перерастание в колочинскую и при этом отмечает значительную роль киевской культуры в сложении банцеровских и тушемлинских древностей Верхнего Поднепровья и Подвинья, родственных ко-лочинским. Он считает возможным и существование определенных генетических связей киевских памятников Среднего Поднепровья с пражской культурой. Киевская культура послужила основой возникновения и пеньковских памятников в Днепровском лесостепном левобережье, что было связано, по мнению Р. В. Терпиловского, с продвижением на юг в середине I тысячелетия н. э., скорее всего около V в., части деснинских племен. Этнос носителей пеньковской культуры идентифицируется со славянами-антами, наблюдается взаимопроникновение элементов пеньковской и колочинской культур, образующих широкую смешанную зону в левобережной лесостепи и Подесенье, поэтому колочинские памятники, как и пеньковские, и общую для этих культур подоснову — киевскую культуру — автор расценивает как славянские [Терпиловский Р. В., 1984. С.73—85]. Таким образом, киевская культура оказывается исходным пунктом возникновения всех раннесредневековых славянских группировок.

В польской культуре была широко распространена концепция западного происхождения славян, а именно их сложения на пространстве между Вислой, Одером и верховьями Эльбы. Наиболее развернуто эта концепция представлена в трудах Й. Костшевского, главы школы автохтонистов. По его представлениям, славянскими были лужицкие племена в конце эпохи бронзы и в начале раннежелезного периода. После наслоения на них поморских племен, расселившихся с севера в середине I тысячелетия до н. э., образовались пшеворская и оксывская культуры, связанные с историческими венедами. Для подтверждения своих выводов Й. Костшевский находил общие элементы в хронологически последовательных культурах, что, по его мнению, доказывает эволюционное развитие культуры славян [Коstrzewski J., 1935; 1961; 1965]. Близких взглядов придерживался Т. Лер-Сплавинский, но он относил лужицкую культуру к индоевропейским племенам венетов, а сложение славян, по его мнению, произошло в середине I тысячелетия до н. э. после расселения носителей поморской культуры [Lehr-Spławiński Т., 1946. S. 137-141].

Концепцию западной прародины славян, охватывавшей бассейн средней и отчасти верхней Вислы, достигавшей на западе среднего течения Одера и на востоке — Припятского Полесья и Волыни, отстаивает В. В. Седов. В работе, посвященной происхождению и ранней истории славян, он излагает историю изучения проблемы происхождения славян и дает обзор современных лингвистических, антропологических и исторических данных по этой проблеме [Седов В. В., 1979]. В. В. Седов строит свою концепцию на археологических материалах, придерживаясь ретроспективного метода исследования, который он считает единственно удовлетворительным путем для археологического изучения этногенеза, и лишь затем пытается сопоставить свои выводы с данными других наук [Седов В. В., 1979. С.43]. Он исходит из того, что археологические культуры соответствуют этническим общностям, хотя при некоторых условиях, миграциях и взаимопроникновениях могут складываться и полиэтничные культуры. В отличие от польских автохтонистов, связывавших лужицкую культуру (конец II— середина I тысячелетия до н. э.) с праславянами, В. В. Седов относит эту культуру к одной из диалектных группировок древнеевропейского населения (предков кельтов, италиков, германцев, славян и, возможно, некоторых других европейских этносов). При ретроспективном подходе к археологическим материалам самой ранней славянской культурой, по его мнению, следует считать подклешевую V—II вв. до н. э. (часто объединяемую с поморской, но имевшую специфические черты и занимавшую особую территорию). По времени культура подклешевых погребений соответствует первому этапу развития праславянского языка (по Ф. П. Филину), и ее славянская принадлежность подкрепляется или во всяком случае не противоречит другим приведенным в работе лингвистическим данным [Седов В. В., 1979. С. 51].

На основе подклешевой культуры с конца II в. до н. э. складывается пшеворская, на развитие которой оказала влияние инфильтрация кельтских и германских племен, что привело к неоднородности культуры и населения. По мнению исследователя, в ареале пшеворской культуры выделяются два региона, отличающихся друг от друга деталями погребального обряда, набором инвентаря и тинами керамики. Восточный, Висленский, регион сформировался непосредственно на основе подклешевой культуры и эволюционно связывается со славянской раннесредневековой культурой пражского типа, тогда как западный, Одерский, регион был заселен в значительной степени восточными германцами. На востоке славянская территория на рубеже нашей эры, возможно, достигла Среднего Поднепровья, куда доходила зарубинецкая культура, население которой родственно пшеворскому, но в то же время в ней были сильны местные балтские элементы. Южная часть населения зарубинецкого ареала приняла в дальнейшем участие в генезисе славянского ядра Черняховской культуры. В сложение черняховской культуры определенный вклад внесло местное скифо-сарматское население, а в западных областях — карпские и дакийские племена. Существенную роль в сложении черняховской культуры сыграло также пришлое пшеворское население. Все это привело к этнической пестроте Черняховского населения, но разноэтничные элементы концентрируются по территории неравномерно. На этом основании В. В. Седов выделяет Подольско-Днепровский регион, охватывающий Среднее Приднепровье, верхнее и среднее течение Южного Буга и область Верхнего Поднестровья (карта 4). Для этого региона, по мнению автора, характерна концентрация зарубинецких и пшеворских особенностей, привнесенных славянами, постепенно ассимилировавшими местное скифо-сарматское население. Благодаря процессу ассимиляции в культуре, языке и верованиях юго-восточной части славян явственно прослеживается иранское воздействие. О славянской принадлежности населения Подольско-Днепровского региона свидетельствуют, по В. В. Седову, генетические связи его культуры со славянскими древностями V—VII вв. типа Праги—Пеньковки.

Линия развития славянской культуры от подклешевых памятников к пшеворским, а затем к раннесредневековым пражским поддержана И. П. Русановой. Она попыталась выделить из разнородного материала пшеворской культуры отдельные компоненты, каждый из которых имеет свои особенности в погребальном обряде, характере домостроительства, в наборе инвентаря и типах посуды. Путем корреляции материалов поселений и могильников ей удалось обособить комплексы, относящиеся к трем группам пшеворской культуры: первая из них характеризуется чертами, близкими подклешевой и раннесредневековой пражской культурам, и принадлежала славянскому населению; вторая имеет соответствие в кельтских памятниках и, вероятно, связана с проникновением в Висло-Одерское междуречье кельтского населения; третья оставлена германскими племенами, распространившимися с севера и северо-запада и принесшими свои культурные особенности. Разноэтничное население жило, по наблюдениям автора, чересполосно на пшеворской территории и оставило смешанные памятники [Русанова И. П., 1985. С. 43,44; 1990].

В последние годы распространилась точка зрения, возрождающая представление о сложении славян на востоке, в Поднепровье. Д. А. Мачинский, рассматривая письменные источники о венетах, пришел к убеждению, что со II в. до н. э. до середины IV в. н. э. они обитали на территории, охватывающей средний Неман, среднее и верхнее течение Буга, доходящей на востоке до верховьев Псла и Оки и ограниченной на севере средним течением Западной Двины и истоками Днепра. На этой территории жили праславяне, балты и «балтопраславяне», при этом славянам принадлежала культура штрихованной керамики (VI в. до н. э. — IV в. н. а), имевшая «общий облик» с культурой пражского типа. В середине I в. н. э. славяне двинулись к югу и западу, вытеснив зарубинецкое население (по мнению автора, дославянское, возможно, бастарнское?). На занятой венетами земле неизвестны памятники конца I — II в., они, вероятно, археологически трудноуловимы, во всяком случае сейчас это зона «археологической пустоты». В дальнейшем на основе памятников киевского типа и при сильном влиянии Черняховской культуры формируется пеньковская культура, хорошо увязываемая с антами — юго-восточной группой славянства.

Карта 4. Размещение славян с V в. до н. э. по V в. н. э. по В. В. Седову

а — культура подклешевых погребений (V— II вв. до н.э.);
б — зарубинецкая культура (II в. до н. э.— I в. н. э.);
в — Висленский регион пшеворской культуры (II в. до н. э. V в. н. э.);
г — Подольско-Днепровский регион Черняховской культуры (III—V вв. н. э.).
Составитель И. П. Русанова
Карта 4. Размещение славян с V в. до н. э. по V в. н. э. по В. В. Седову

Близкой концепции придерживается польский исследователь К. Годловский. По его мнению, нет доказательств соответствия археологических культур этническим группам, и при поисках истоков славян в первой половине I тысячелетия н. э. важны не типологические сопоставления археологических признаков, а общая модель культур и уровень социально-экономического развития населения. Культуры славян VI—VII вв.— пражская, пеньковская, типа Колочин—Тушемля—Акатово—Банцеровщина — характеризуются простотой и бедностью инвентаря, неразвитостью социально-экономической структуры, и это резко отличает их от культур римского времени — пшеворской, вельбарской и черняховской, входивших в общую среднеевропейскую культурную провинцию. Вместе с тем модель раннесредневековой славянской культуры близка уровню социально-экономического развития племен лесной зоны Верхнего Поднепровья, где были распространены позднезарубинецкая и киевская культуры и где следует искать предков исторических славян. Отсюда, по мнению К. Годловского, началось расселение славян, а их культуры — пражская и пеньковская — кристаллизовались не раньше V в. н. э. на новой территории между Карпатами и Днепром и впитали в себя элементы местных культур римского времени, в том числе пшеворской (тип сосудов) и Черняховской (жилища). На территорию Польши славянская культура проникает около середины V в. н. э. Большое единство славянских языков позволяет, по мнению К. Годлевского, предположить позднее формирование славянской языковой общности, приблизительно одновременное созданию их культур в середине I тысячелетия н. э. [Godłowski К., 1979, S. 5-27].

Развивая положения Д. А. Мачинского и К. Годлевского, М. Б. Щукин подчеркивает отличие «структуры» Черняховской и пшеворской культур позднеримского времени, для которых характерно распространение мисок и фибул, от раннесредневековых славянских культур, которым в основном свойственны горшки. По мнению ученого, к востоку от Вислы и к северу от Киевщины складывается зона лесных культур, в которую попадают носители культуры штрихованной керамики, среднетушемлинской культуры и горизонта Рахны—Почеп (последние включают элементы зарубинецкие — «бастарнские», юхновские и сарматские). Эта зона может быть сопоставлена с венедами Тацита. В результате бурных событий и передвижений I—II вв. складывается киевская культура, являющаяся, по М. Б. Щукину, балто-славянской. После гуннского нашествия и начавшегося передвижения населения из венедского «котла» создаются близкие между собой раннеславянские культуры: колочинская на основе киевской, пеньковская из киевских, Черняховских и кочевнических элементов, пражская, происхождение которой пока неясно, но возможно, она сложилась на левобережье Днепра или в «белом полесском пятне», где до сих пор нет памятников II —IV вв. [Щукин М. Б, 1987, С. 103-119].

Все различные мнения о путях сложения славянских раннесредневековых группировок объединил В. Д. Баран. По его представлениям, при возникновении славянских группировок интегрировались разные культуры римского времени — киевская и пшеворская. В зависимости от удельного веса каждой из этих культур возникли отдельные славянские группы: в сложении пражской культуры принимали участие все перечисленные культуры римского времени, но основу составляли черняховские памятники западного Побужья и Верхнего Поднестровья; пеньковская культура складывалась при соединении киевских, отчасти черняховских и кочевнических элементов; колочинская культура в Верхнем Поднепровье возникла на основе балтского субстрата, зарубинецких и киевских древностей, в результате чего здесь «наметилась тенденция славянизации» [Баран В. Д., 1978, С. 5-37; 1981. С. 163-177; 1983. С. 5—48]. В свою очередь славянский компонент Черняховской культуры, в целом полиэтничной, по В. Д. Барану, сложился на территории западного Побужья и Верхнего Поднестровья при соединении элементов пшеворской и киевской культур. Следовательно, при сложении всех перечисленных группировок раннесредневековых славян ведущая роль принадлежала киевской культуре, которая, по-видимому, и придала единообразный характер славянским культурам V—VII вв. в Восточной Европе. Западные славянские группы этого времени, распространенные между Вислой и Одером, несмотря на общие черты с пражскими памятниками более восточных районов, возникли и развивались самостоятельно [Баран В. Д., 1982. С. 43].

Несмотря на противоречивость изложенных точек зрения на начало формирования славянской общности и этническую принадлежность отдельных культур, почти все исследователи единодушны в том, что в первой половине I тысячелетия н. э. территория между средним Днепром, Днестром и Бугом была занята славянскими племенами. С ними отождествляют население зарубинецкой, киевской, отчасти пшеворской культур и северной лесостепной части Черняховской культуры. Сторонников отнесения всех памятников черняховской культуры к славянскому населению становится все меньше [Брайчевський М. Ю., 1964. С. 3; 1968. С. 74; Махно Е. В., 1984. С. 68; Сымонович Э. А., 1971г). Сейчас более распространено представление о полиэтничности Черняховского населения, и исследователи или ищут отдельный славянский компонент в этой культуре (В. Д. Баран), или выделяют часть ее территории, заселенную в основном славянами (Б. А. Рыбаков, В. В. Седов). Спорность и гипотетичность решения многих вопросов, связанных с этногенезом и ранней историей славян, так же, как и других народов, вызваны сложностью этногенетических проблем, разными представлениями о ходе этнических процессов и имеющимися пробелами в наших знаниях.

* * *



Период конца I тысячелетия до н. э. и первой половины I тысячелетия н. э. предшествует эпохе «Великого переселения народов» и охватывает начало этой эпохи. Он характеризуется расселениями и миграциями целых народов, формированием и распадами разноэтничных союзов племен, войнами между ними и с Римской империей. С этим периодом связаны последний подъем могущества Римской империи, когда ею были захвачены новые земли, широко распространилось экономическое и политическое влияние Рима, и наступивший вслед за этим упадок Римского государства, что было вызвано общим кризисом рабовладельческой системы. У народов, населявших центральную и южную части Восточной Европы, в этот период происходили колоссальные внутренние сдвиги в культурном и социально экономическом развитии. Происходило смешение племен и их культур, испытавших сильное влияние сначала латенской, а затем римской цивилизаций, резко прекратившееся в конце IV в. н. э. Все это привело к нарушению плавного эволюционного развития археологических культур.

Территория Восточной и Средней Европы в указанное время очень неравномерно освещена письменными источниками. Античные авторы хорошо знали земли Северного Причерноморья и жившие там народы, связанные тесными торговыми отношениями с греческими городами Крыма. Давно были известны скифы и подвластные им народы, занимавшие степную и лесостепную зоны Причерноморья. Скифское господство на юге кончилось в III в. до н. э., и в дальнейшем, до III в. н. э., жизнь продолжалась лишь на позднескифских укрепленных поселениях на нижнем Днепре, а столица скифов была перенесена в Крым [Шульц П. Н., 1957; Высотская Т. Н., 1979]. В письменной традиции имя скифов надолго, вплоть до средневековья, сохранялось за народами Причерноморья.

Место скифов в причерноморских степях заняли сарматы, продвинувшиеся с востока. Их памятники IV III вв. до н. э. известны на Дону и на степном левобережье Днепра, а переход сарматских племен (языги, роксоланы, аорсы, сираки, аланы) на правый берег Днепра произошел, очевидно, на рубеже нашей эры. М. Б. Щукин датирует наиболее ранние сарматские памятники на правом берегу нижнего Днепра первой половиной I в. н. э., в Молдове они относятся уже ко второй половине I в. н. э., а в Мунтении и Трансильвании появляются не раньше II в. н. э. [Щукин М. В., 19796. С. 73—75]. Сарматские памятники I—II вв. распространены на территории Украины и Молдовы неравномерно и пока еще слабо изучены. Их скопления наблюдаются по Днепру около Тясмина и в междуречье Днестра и Прута [Смирнов К. Ф, 1954; Рикман Э. А., 1975в. Рис. 1; Абрамова М. П., 1961. С. 91 — 110; Костенко В. И., 1980; Дзиговский А. Н, 1982; Гросу В. И., 1982. Рис. 1]. Сарматы продвинулись на запад к границам Римской империи и участвовали вместе с германскими и гето дакийскими племенами в Маркоманнских войнах 166—180 гг. С первых веков нашей эры территория Северного Причерноморья называется античными писателями уже не только Скифией, но и Европейской Сарматией.

Области, лежавшие к северу от земель скифов и сармат, оставались почти неизвестными грекам и римлянам. Более подробные сведения римляне получали о западных территориях, занятых кельтскими и германскими племенами. Распространение культуры кельтов и их влияния охватывало земли Центральной и Западной Европы и существенно воздействовало на окружающие народы. Под давлением римлян, даков и германцев кельтские племена двигались к северо-востоку и востоку, достигнув Закарпатья (верховья р. Тиса) и верхнего течения Одера и Вислы. Возможно, кельты под именем галатов проникали далеко на восток и в конце III или начале II в. до н. э. угрожали Ольвии, что следует из декрета в честь Протогена [Латышев В. В. 1887. С. 66—86]. В III в. до н. э. с севера началась экспансия германских племен кимвров и тевтонов; в середине I в. до н. э. Римская империя захватила кельтскую Галлию, затем Паннонию и Норикум. После борьбы с маркоманнами и квадами в начале I в. н. э. во всех этих областях были созданы римские провинции. «Янтарный» торговый путь шел на север к Балтийскому морю по Одеру и Висле, и дополнительные известия об этих землях поступали от римских купцов. Наиболее ценные сведения о севере Европы содержатся в трудах Юлия Цезаря (I в. до н. э.), Корнелия Тацита (I в. н. э.), Плиния Старшего (вторая полови на I в. н. э.), Клавдия Птолемея (П в. н. э.).

Стремясь объединить сведения о восточных и западных землях, римские авторы расширяли территорию сарматских племен далеко на север, приписывая им неизвестные римлянам области, а границу Европейской Сарматии проводили по Висле, за которой начиналась «Великая Германия». Попытки соединить знания, полученные с разных концов Старого Света, со стороны Черного моря и из Прибалтики,— видны уже у Помпония Мелы (середина I в. н. э.), Плиния Старшего, Клавдия Птолемея [Рыбаков Б. А., 1979. С. 204, 205]. По Птолемею, «Европейская Сарматия ограничена на севере Сарматским океаном по Венедскому заливу и частью неизвестной земли... С запада Сарматия ограничивается рекой Вистулой, частью Германии, лежащей между ее истоками и Сарматскими горами» [Птолемей, V. 1—3].

При перечислении племен, населявших Европейскую Сарматию в I —II вв., упоминаются венеты (венеды) — древнее название славян, что следует из позднейших сообщений готского историка Иордана, написавшего свой труд «О происхождении и деяниях гетов» в 551—555 гг.: между Дунаем и Днестром «лежит Дакия, которую наподобие короны, окружают скалистые Альпы. У левого их склона, спускающегося к северу, начиная от места рождения реки Вистулы, на безмерных пространствах расположилось многолюдное племя венетов. Хотя их наименования теперь меняются соответственно различным родам и местностям, все же преимущественно они называются склавинами и антами» [Иордан, 34]. Термин «венеты» не является самоназванием славян и был перенесен на них как восточных соседей германцев от более древнего, по-видимому кельтско-иллирийского, населения [Łowmiański Н., 1963. S. 90-93; Рыбаков Б. А., 1982. С. 16]. Древнейшее упоминание о венедах содержится в «Естественной истории» Плиния Старшего (23/24—79 гг.): земли Сарматии «до р. Вистлы обитаемы Сарматами, Венедами, Скирами и Гиррами» [Плиний, IV, 94]. С Вислой венеды связываются и в «Географии» Клавдия Птолемея (ум. около 179 г.): «Заселяют Сарматию очень многочисленные племена: Венеды — по всему Венедскому заливу; выше Дакии — Певкины и Бастарны; по всему берегу Меотиды — Языги и Роксоланы; далее за ними внутрь страны — Амаксовии и Скифы-Аланы». «Восточнее вышесказанных племен живут: ниже Венедов — Галинды, Судины и Ставаны до Аланов» [Птолемей, V, 7, 9]. Более широкую, но точно не определенную локализацию венедов дал Тацит (55-120 гг.): венеды «ради грабежа рыщут по лесам и горам, какие только ни существуют между певкинами и феннами» [Тацит. С. 372, 46]. Огромная территория между финнами — далекими северо-восточными жителями и певкинами, обитавшими в устье Дуная, вероятно, совсем не была известна Тациту, и неясно, где именно жили венеды. В более позднем источнике — римской дорожной карте конца III — начала IV в., получившем название «Певтингеровы таблицы», венеды помещены в двух местах — к северо-западу от бастарнов и рядом с гетами и даками между Дунаем и Днестром [Miller К., 1888], что указывает на колонизацию славян в южные области [Рыбаков Б. А., 1982. С. 34—36]. Этим ограничиваются древнейшие сведения о венедах, и лишь к VI и последующим векам относятся многочисленные данные о славянах, помещенные в трудах византийских авторов, что было вызвано расселением славян на Дунае и их нападениями на Византию.

Территория Нижнего Подунавья с древнейших времен была заселена фракийскими племенами гетов и даков. В начале III в. до н. э. на их земли проникли кельты, занявшие Трансильванию и Олтению и оказавшие большое влияние на местную культуру. На рубеже III-II вв. до н. э. сюда же вторглась новая этническая группа — союз племен во главе с бастарнами, которых древние авторы связывали с германцами или кельтами. О расположении бастарнов писал Страбон: «Внутри материка бастарны живут в соседстве с тирегетами и германцами, вероятно, и сами принадлежа к германскому племени и будучи разделены на несколько колен: некоторые из них называются атмонами и сидонами, те, которые заняли остров Певку на Истре,— певкинами, а самые северные, занимающие равнины между Танаисом и Борисфеном, называются роксоланами» [Страбон. География, VII, 3, 17]. По данным Птолемея, основная масса бастарнов жила «выше Дакии», т. е., по-видимому, на северо-восточных склонах Карпат и по Днестру [Птолемей, V, 7]. По Тациту, «певкины, которых некоторые называют бастарнами, речью, образом жизни, оседлостью и жилищами повторяют германцев» [Тацит, С. 372, 46]. Между Дунаем и Тисой в первых веках нашей эры расселились сарматы-языги. По Плинию Старшему, «к северу от Истра, вообще говоря, все племена считаются скифскими, но прибрежные местности занимали разные племена, то геты, у римлян называемые даками, то сарматы» [Плиний, IV, 80].

Гето-дакийское население достигло своего расцвета в I в. до н. э.— I в. н. э., когда на Карпато-Дунайской территории возник племенной союз во главе с Буребистой, а позднее Децибалом. Гето-даки вместе с бастарнами и сарматами в течение более 100 лет вели борьбу с Римской империей, которая закончилась их поражением и созданием в 106 г. римской провинции Дакии, что повлекло за собой постепенную романизацию населения. Часть свободных даков жила за пределами римских владений в Карпато-Днестровских землях, где Птолемею было известно сильное племя карпов [Рагуап V., 1928. Р. 189].

Завоевание Дакии Траяном усилило торговые сношения Римской империи с народами Причерноморья, Прикарпатья и Поднепровья, которые оказались в столь благоприятных условиях, что это коренным образом сказалось на развитии их культуры, социальных отношений и особенно ярко отразилось на населении Черняховской культуры. Этому способствовало и оживление связи с античными городами Северного Причерноморья, которые в I—II вв. переживали период нового экономического и культурного подъема [Гайдукевич В. Ф.1958. С. 19]. Отзвуки похода Траяна и его имя, по мнению Б. А. Рыбакова, надолго сохранились в фольклоре соседних народов, «трояновы века» упоминаются в «Слове о полку Игореве» как счастливое время предков русичей [Рыбаков Б. А., 1982. С. 37].

В III в. н. э. Римская империя переживает сильный социально-экономический и политический кризис. Рабовладельческая форма эксплуатации все более сковывала развитие производительнных сил, наблюдались упадок сельского хозяйства и ремесла, ослабление торговых связей. Происходила частая смена императоров, шла борьба за власть, усилились воестания рабов, огромный размах приобрели сепаратистские движения в римских провинциях. В 230-х годах начались война с персами и нападения коалиции варварских племен (карпы, бастарны, готы, сарматы) на северные провинции Империи, так называемые скифские войны. Хотя они и закончились победой Рима, но от Римского государства окончательно отпала провинция Дакия. Варварские племена, нападавшие на Империю, находились на стадии военной демократии, когда «война и организация для войны становятся... регулярными функциями народной жизни. Богатства соседей возбуждают жадность народов у которых приобретение богатства оказывается уже одной из важнейших жизненных целей» [Маркс К, Энгельс Ф. Соч. Изд. 2-е. Т. 21. С. 164]. Нападения варваров на слабеющую Римскую империю продолжались, и в 395 г. произошел ее распад на две части— Восточную и Западную; в 410 г. вестготами был взят и разграблен Рим; в 476 г. Западная Римская империя прекратила свое существование.

Большая роль в истории народов Северного Причерноморья отводится в литературе германским племенам готов и гепидов. По легенде, сохраненной Иорданом в сочинении «О происхождении и деяниях гетов» (551 г.), готы и гепиды на трех кораблях прибыли из Скандинавии и высадились в устье Вислы, подчинив местные племена. Когда количество народа там сильно возросло, «войско готов вместе с семьями двинулось оттуда. В поисках удобнейших областей и подходящих мест для поселения они пришли в земли Скифии, которые на их языке назывались Ойум» [Иордан, 27]. Победив спалов, готы двинулись в крайнюю часть Скифии, соседящую с Понтийским морем.

«Первое расселение готов было в Скифской земле, около Меотийского болота; второе — в Мизии, Фракии и Дакии; третье на Понтийском море, снова в Скифии» [Иордан, 38]. Готские племена создали два союза: западный — везиготов и восточный — остготов, подчинивших себе многие другие племена. Наибольшего могущества готы достигли в IV в. н. э. при остготском короле Германарихе (Эрманарихе), который «покорил много весьма воинственных северных племен и заставил их повиновать ся своим законам». Перечисление подвластных Германариху племен охватывает народы Севера и кажется недостоверным: среди них, помимо герулов, упомянуты эсты, меря, мордва, чудь. Среди побежденных Германарихом были и венеды. «Германарих двинул войско против венетов, которые, хотя и были достойны презрения из-за слабости их оружия, были однако могущественны благодаря своей многочисленности и пробовали сначала сопротивляться» [Иордан, 119]. В. П. Буданова, проанализировавшая письменные источники о «государстве Германариха», пришла к выводу, что союз готов был непрочным, его состав непрерывно менялся, а перечень покоренных племен отражает линию торгового пути от Балтийского моря к Уралу [Буданова В. П., 1984. С.35, 36]. После подчинения гуннам произошло столкновение готов с антами: «Понемногу освобождаясь из-под их власти и пробуя проявить свою силу, он (Винитарий) двинул войско в пределы антов и, когда вступил туда, в первом сражении был побежден, но в дальнейшем стал действовать решительнее и распял короля их Божа с сыновьями и с семьюдесятью старейшинами для устрашения, чтобы трупы распя тых удвоили страх покоренных» [Иордан, 247].

В 70-х годах IV в. н. э. в Восточную Европу вторглись огромные полчища гуннов — «невиданный дотоле род людей, поднявшихся, как снег, из укромного угла, вырывает и уничтожает все, что попадется навстречу, подобно вихрю, несущемуся с высоких гор» [Аммиан Марцелин, 31, 3, 1]. «Гунны вторглись в земли тех Аланов, которые сопредельны с Гревтунгами и обыкновенно называются Танаитами, многих перебили и ограбили, а остальных присоединили к себе по условиям мирного договора; при их содействии они с большей уверенностью внезапным натиском ворвались в обширные и плодородные владения Ермениха... Пораженный силою внезапно надвинувшейся бури, он долго пытался удержаться твердо и прочно, но потом, когда молва преувеличила свирепость нападавших, он добровольною смертью подавил страх больших бедствий» [Аммиан Марцелин, 31,3,11. После многих поражений готы ушли на запад к Днестру, где были вновь разбиты гуннами, и стремились поселиться за Дунаем в пределах Византии. Обращаясь к императору Валентину, они «униженно просили принять их, обещая жить спокойно и подавать помощь по требованию обстоятельств» [Аммиан Марцелин, 31,4,1].

Гуннский разгром привел к упадку экономической жизни населения Причерноморья, были разорены античные города Крыма, нарушены традиционные торговые и культурные связи, что приостановило социальное развитие. Гуннское нашествие и прекращение римского влияния привели к коренным изменениям материальной культуры, что затрудняет изучение истоков раннесредневековых славянских культур.

* * *



Настоящий том посвящен характеристике археологических культур, относящихся ко времени со II в. до н. э. по V в. н. э., т. е. к позднелатенскому 1 и римскому периодам, и занимающих территорию от Верхнего Поднепровья и Подесенья до Северного Причерноморья и западных границ Советского Союза. Лишь в некоторых случаях, при выходе ареалов культур за пределы государственной границы, привлекаются и зарубежные материалы. Пределы рассматриваемой территории обусловлены тем, что именно здесь в V—VII вв. были распространены археологические культуры — пражская, пеньковская и колочинская, славянская принадлежность которых вполне доказана или во всяком случае имеет сторонников и достаточно серьезные обоснования (карта 5).

Карта 5. Распространение культур V—VII вв.

а — пражская;
б — пеньковская;
в — колонийская.
Составитель И. П. Русанова
Карта 5. Распространение культур V—VII вв.

Эта же территория входит в состав славянской прародины, как ее представляют себе многие исследователи. В физико-географическом отношении это равнинные области, пересеченные крупными реками — Днепром, Доном, Южным Бугом, Днестром и Прутом, текущими с севера на юг и принадлежащими к бассейну Черного моря. Лишь на северной границе рассматриваемых земель р. Припять течет в широтном направлении, а в западном пограничье р. Буг относится к бассейну Балтийского моря. На западе границей служат Карпатские горы. Северная часть территории входит в область широколиственных лесов с типичным для Припятского Полесья низинным ландшафтом, южнее тянутся полоса лесостепи с плодородными почвами и зона причерноморских степей.

В томе приводятся описания археологических культур, которые в той или иной степени могут быть связаны со славянским этносом, а также соседних, явно неславянских культур, носители которых общались со славянами или слились с ними в процессе развития и формирования раннесредневековых славянских племен. Исключение сделано только для позднескифских и сарматских памятников, материалы которых вошли в другой том «Археологии СССР» — «Степи европейской части СССР в скифо-сарматское время». Также в другой том —«Ранний железный век лесной полосы СССР»— помещены материалы более северных культур — штрихованной керамики, днепродвинской и среднетушемлинской, в которых некоторые авторы в последнее время склонны видеть участников славянского этногенеза.

Помимо этнических проблем, специфика археологических источников позволяет вполне определенно решать ряд конкретных вопросов. Классификация материалов, среди которых важнейшее место принадлежит керамике, позволила выделить характерные признаки отдельных культур последних веков до нашей эры и первой половины I тысячелетия н. э. Для большинства культур этого времени определена территория распространения, выявлены контактные зоны между смежными культурами. Прослеживаются внешние влияния, связанные с обменом и торговлей, выявляются проникновения групп чуждого населения с соседних земель и передвижения племен, делаются попытки выделения компонентов, послуживших основой возникновения новых культур. Большие успехи достигнуты в изучении хозяйственной жизни населения, для чего археологические материалы предоставляют многочисленные и надежные данные. Для исследования общественных отношений и их развития необходимы полностью раскопанные поселения и могильники и выявление всех синхронных памятников. Таких данных пока еще очень мало, поэтому выводы, касающиеся общественных отношений, часто оказываются не вполне надежными и схематичными. В целом археологические материалы являются достоверными историческими источниками и значительно дополняют и расширяют сведения, почерпнутые из письменных памятников.

Большое внимание в современных исследованиях уделяется уточнению хронологии памятников, их синхронизации, выявлению хронологического стыка или разрыва между культурами, что в свою очередь определяет создаваемые исторические реконструкции. Для этого широко привлекаются хронологические схемы, разработанные по европейским материалам Я. Филипом, Р. Хахманном, К. Годлевским и многими другими исследователями, внесшими поправки и уточнения в абсолютную датировку материалов на конкретных территориях. Относительная периодизация, использованная в этом томе, основана на принятой в Европе схеме, построенной на типологии и взаимовстречаемости вещей в закрытых комплексах. Она выглядит следующим образом: позднелатенский период охватывает время с начала II в. до н. э. вплоть до начала I в. н. э. и подразделяется на три фазы; следующий, раннеримский, период заканчивается последней четвертью II в. н. э. и разделен на фазы В1 и В2; позднеримский период доходит до рубежа IV/V в. и в нем выделяются фазы С1, С2, С3 и D (рис. 1).

Рис. 1. Хронология культур. Составитель И. П. Русанова
Рис. 1. Хронология культур. Составитель И. П. Русанова

Абсолютная датировка всех выделенных периодов и фаз базируется на отдельных категориях предметов, главным образом фибул, и периодически пересматривается и уточняется. Кроме того, наблюдаются некоторое территориальное различие в датировках и запаздывание в распространении вещей к востоку. Поэтому прямое перенесение западных разработок на наши материалов не всегда правомерно. Специально вопросами хронологии Восточной Европы занимались советские специалисты А. К. Амброз, М. Б. Щукин, К. В. Каспарова, Е. Л. Гороховский.

В последние десятилетия раскопки археологических памятников рубежа и первой половины I тысячелетия н. э. ведутся в широком масштабе, при этом особое внимание уделяется исследованиям поселений, изучению комплексов из погребений и жилых сооружений. Количество новых источников возрастает с каждым годом и соответственно непрерывно меняются как представления об отдельных культурах, так и общее понимание этнокультурной ситуации в Юго-Восточной Европе. Помимо всестороннего и углубленного изучения культур, известных еще с начала XX в.,— зарубинецкой, черняховской, культуры карпатских курганов, липицкой, археологи все время открывают новые, ранее совсем неизвестные культуры. Так, лишь в 50-х годах были впервые выделены памятники киевской и поянешти-лукашевской культур; в конце 60-х годов были открыты первые на нашей территории могильники вельбарской культуры; совсем недавно начаты исследования пшеворских поселений; не более десяти лет тому назад были выявлены первые памятники V в. н. э., хронологически связавшие культуры римского и раннесредневекового времени, а изучение позднезарубинецких комплексов только еще начинается. Огромное количество накопленных материалов, хранящихся во многих музеях и опубликованных в массе статей и книг, требует систематизации на современном уровне знаний и подведения итогов всех проделанных исследований. Такая работа была предпринята в последние годы украинскими исследователями, выпустившими сборник «Этнокультурная карта территории Украинской ССР в I тысячелетии н. э.», дающий краткие характеристики культур и обобщающие результаты их исследования. В более расширенном виде материал представлен в этом томе «Археологии СССР».

Том разделен на две части по хронологическому принципу. В первой части дается характеристика культур II в. до н. э. — II в. н. э., т. е. позднелатенского и раннеримского периодов. Культуры этого времени на землях Средней Европы находились под непосредственным влиянием латенской культуры, созданной кельтами. На нашей территории собственно кельтское проникновение, за исключением единичных памятников, ограничивалось в основном землями Закарпатья, но распространение вещей латенского типа охватило широкие области Восточной Европы. В той или иной степени латенизация ощущается в это время на всех рассматриваемых в первой части тома культурах — зарубинецкой, пшеворской, поянешти-лукашевской и липицкой (карта 6).

Карта 6. Распространение культур во II в. до н. з.— II в. н.э.

а — латенская;
б — зарубинецкая;
в — позднезарубинецкая;
г — пшеворская:
д — типа Поянешти—Лукашевка;
е — липицкая;
ж — ясторфская;
з — оксывская;
и — западнобалтийская;
к — культура штрихованной керамики;
л — юхновская;
м — сарматские памятники;
н — позднескифские городища.
Составитель И. П. Русанова
Карта 6. Распространение культур во II в. до н. з.— II в. н. э.

Во второй части тома объединены культуры, существовавшие с III до начала V в. н. э., в период распространения интенсивного римского влияния, которое наиболее ярко сказывается на материалах черняховской культуры и культуры карпатских курганов и менее отчетливо прослеживается в вельбарской и пшеворской культурах. Памятники пшеворской культуры доживают на нашей территории до III в. н. э., но чтобы не разбивать их целостного описания, оно дано в первой части тома (карта 7).

Карта 7. Распространение культур в IIII – V вв.

а — киевская;
б — черняховская;
в — пшеворская;
г — вельбарская;
д — культура карпатских курганов;
е — западнобалтийская;
ж — культура штраихованной керамики;
Составитель И.П. Русанова
Карта 7. Распространение культур в IIII – V вв.

Расположение глав внутри каждой части тома дано не по хронологическому принципу, а в зависимости от исторического значения культур для земель Восточной Европы и их роли в судьбах славянского населения.

Том «Славяне и их соседи в конце I тысячелетия до н. э. — первой половине I тысячелетия н. э.» был собран Э. А. Сымоновичем. Им был составлен план работы, подобраны авторы соответствующих разделов, написаны некоторые главы. Эраст Алексеевич умер в 1983 г., не успев завершить работу над томом. За прошедшие годы появились новые исследования и публикации материалов, несколько изменились и требования к настоящему изданию. В связи с этим материалы тома были заново переработаны, в него добавлены новые разделы, переделаны иллюстративные таблицы и карты. Редакция стремилась при характеристике культур и изложении разных концепций к достаточной полноте в освещении материалов, а также к возможно большей объективности в отражении всех спорных и еще недостаточно обоснованных, но имеющих определенный интерес точек зрения. Эти требования, обязательные для всех томов «Археологии СССР», важны для данного тома, поскольку в нем объединены наиболее дискуссионные проблемы, решение многих из которых находится еще на стадии предположений и гипотез. Лишь после заполнения многих пробелов в наших знаниях и приведения данных археологии в строгую систему будет возможно комплексное изучение вопросов происхождения и ранней истории славян с привлечением результатов исследования других дисциплин.

В работе над томом большую помощь оказали К. В. Каспарова и М. Б. Щукин, за что Редакция приносит им благодарность.


1 Термин «позднелатенский период» условен, и его закономерно употреблять для собственно кельтской культуры. На остальных территориях период, охватывавший время с рубежа III — II вв. до н. э., начинается еще в среднем периоде Латена и теперь все чаще называется «позднее предримское время».
загрузка...
Другие книги по данной тематике

Под ред. Е.А. Мельниковой.
Славяне и скандинавы

Сергей Алексеев.
Славянская Европа V–VIII веков

В. М. Духопельников.
Княгиня Ольга

Алексей Гудзь-Марков.
Домонгольская Русь в летописных сводах V-XIII вв
e-mail: historylib@yandex.ru