А.А. Сванизде. Город, бюргерство и социальные функции кредитно долговых отношений в Швеции 13-15 вв.

Города и бюргерство занимали в сложившейся средневековой социальной структуре одно из основополагающих, конструктивных мест. Города выступали как центры общественного разделения труда, и прежде всего как центры простого товарного производства, обмена, существования собственности, основанной только на труде и обмене. Благодаря органичному воздействию городов и бюргерства феодальная формация преодолевала силы инерции и, реализуя внутренние возможности (через диалектические процессы эволюции ренты, аграрного строя, форм государства и т.д.), достигла расцвета, а затем вступила в полосу разложения и вызревания элементов новой формации.

Вследствие неравномерности общественного разделения труда, различий в расстановке, сочетании и проявлении производительных, экономико-социальных и политических сил процесс взаимодействия городов и бюргерства с другими феодальными институтами и основными классами на разных этапах и в различных странах протекал вовсе не одинаково и не прямолинейно, он зависел от конкретных исторических условий и особенностей. Вместе с тем основоположники марксизма подчеркивали, что, во-первых, эволюция феодального строя при всех условиях включала города и бюргерство как органический компонент процесса, во-вторых, главным рычагом общественного их воздействия были деньги¹. В свою очередь кредитно-долговым отношениям принадлежало здесь важное место.

Оценивая историческое значение кредита, К. Маркс рассматривал его не только как важнейший элемент коммерческой жизни, показатель уровня развития рынка, по как фактор товарно-денежных отношений в целом, т.е. одно из средств общественной регуляции².

Изучение истории кредита и банковского дела в средневековой Европе серьезно продвинулось в последние годы. Этим сюжетам была посвящена работа секции «Деньги, банки и кредит в Европе и на мусульманском Востоке» У Международного конгресса экономической истории (Ленинград, 1970 г.), где особенно подчеркивалось значение кредита как фактора экономического развития и социальной трансформации феодального общества³. Специальной проблеме «Кредит, банки и инвестиции, XIII—XX вв.» был посвящен IV симпозиум Международного института но экономической истории «Франческо Датини» (Прато, 1972), где участвовал и автор этих строк⁴; в частности, там говорилось о происхождении, типологии, дифференциации кредита, аккумуляции банковского капитала и эволюции денежного рынка. Симпозиум еще раз показал значительные разногласия но поводу места кредита в общественной жизни средневековья и выделил некоторые актуальные аспекты и задачи исследования данного сюжета, в том числе проблему типологии кредита и банковского дела на уровне локальном, региональном, континентальном — и на раз-личных этапах эволюции европейского феодального общества, и вопрос об общественной значимости кредита.

Действительно, в настоящее время более всего изучена «собственная» история кредита, прежде всего торгового. Интересные исследования освещают проблему кредита в ганзейской торговле⁵, а. также на итальянском и английском материале⁶. Но роль кредитно-долговых отношений как фактора общественной регуляции, действующего в процессе взаимодействия бюргерства и других социальных слоев феодализма, особенно до периода первоначального накопления капитала, исследована меньше. В равной мере это относится и к шведскому материалу.

История кредита в средневековой Швеции мало известна европейским ученым^7-8. Исключение составляет только вопрос о деньгах (монетные системы, денежное обращение и т. и.)⁹, который непосредственно примыкает к проблеме кредита, но, разумеется, отнюдь не идентичен с ней и к тому же, освещен неравномерно (и по периодам, и по отдельным проблемам). История кредита — во всех его аспектах — еще недостаточно изучена и в самой Швеции. Эта проблема в целом оказалась в числе тех, которые по существу не пересматривались с 40-х годов. В таком серьезном современном историческом своде, как «Культурно-исторический лексикон скандинавского средневековья», говорится об отсутствии кредитно- ссудной системы в средневековой Швеции¹⁰.

Дискуссия о кредите возникла на Межскандинавском историческом симпозиуме 1974 г. в Унсале. М. Васала в своем докладе указала на то, что характер кредита — один из главных моментов, определяющих различия между двумя областями «культуры торговли» — балтийской и средиземноморской. Она говорила, что ганзейцы преследовали на своих рынках ломбардцев, прежде всего из-за того, что те применяли векселя, а также голландцев, англичан, испанцев и южнонемецких купцов, если они пытались совершать денежные операции; ганзейской же торговле все ото не было свойственно¹¹. Э. Лённрот выступил против такой оценки состояния кредита на Балтике, подчеркнув, в частности, что, судя по церковным документам, кредитные операции в Швеции имели большое значение; кроме того, он напомнил о связях ганзейцев с итальянскими банками и о том, что «ломбардцами» в ганзейских городах могли называть отнюдь не только итальянцев, но ростовщиков вообще¹². В ответном слове М. Васала согласилась с тем, что в Северной Европе кредитные операции применялись, но при этом подчеркнула их «отсталые формы».

Дискуссия в Унсале еще раз подтвердила отмеченную выше общую избирательность подхода к кредиту — прежде всего как к инструменту обмена. Примечательна также проявившаяся и там «оглядка» на итальянский образец; видимо, это объясняется не только недостаточной разработанностью истории шведского кредита, но и сохраняющей силу тенденцией усматривать специфику североевропейского типа феодализма в замедленности социального развития.

В данной работе не ставится задача всестороннего раскрытия темы. Здесь рассматриваются следующие пять вопросов: роль города в складывании кредита; воздействие деятельности горожан на развитие форм кредита; особенности и роль коммерческого кредита и вексель; залог и ссудные отношения; социальные функции долговых отношений и бюргерство.

В основу работы положены памятники законодательства, жалованные грамоты городам и дипломы. Это во- первых, областные законы страны, записанные главным образом в XIII в.¹³, и два общегосударственных кодекса — Ландслаги (Земские уложения) середины XIV¹⁴ и середины XV в.¹⁵; во-вторых, общегородские законодательные своды: судебник XIII в. Биркрэтт¹⁶ и Стадслаг (Городское уложение) середины XIV в.¹⁷; в-третьих, хартии, полученные городами от королей и регентов¹⁸. Этот материал сопоставлен с фактами реальной, живой действительности, которые получили отражение в дипломах — нотариальных документах, фиксирующих кредитные, долговые, залоговые, запродажные акты¹⁹. Попутно привлекаются городские книги, некоторые ганзейские документы и др.

I

Первые свидетельства о регулировании кредита мы находим в записях обычного права, сделанных главным образом в XIII в.,— в областных законах и городском судебнике Биркрэтте, материал которых с определенными оговорками может быть отнесен и к периоду с середины XI в. Соответственно и имеющиеся в записях обычного права первые достоверные сведения о ссудных отношениях в Швеции относятся к этому времени. А период XI—XII вв. был временем складывания городского строя. Данное обстоятельство чрезвычайно важно, поскольку это фон, предпосылка, условие развития института²⁰. Второе условие — относительная спонтанность и консерватизм предыдущей эволюции страны. Третье условие — активизация балтийской торговли и сильное воздействие немецких образцов, ставшее возможным благодаря росту североевропейского рынка, относительной хозяйственно-экономической слабости Швеции и, наконец, возникновению ее городов, явившихся опорными пунктами иноземной экономической экспансии и социально-правового воздействия.

Областные законы знают различные формы долговых отношений. Это отношения только между чужими людьми (не родственниками), сложившиеся в результате займа (или покупки в долг) одним лицом у другого лица ценностей, могущих служить средствами обмена, а также продуктов питания, средств и орудий труда (включая рабов), средств передвижения и т. п. Уже в ранней редакции судебника вестйётов (20-е годы XIII в.) говорится о возврате любого долга (др.-шведск. Ian, laan, совр. län), в том числе наследниками должника (... sculd gange man.. ), пропорционально доле наследства. Затем предписания о долгах повторяются в законах других передовых областей страны — Упланда и Сёдерманланда. Там фигурируют такие категории, как кредитор, должник, свидетель, поручитель, залог, долговое обязательство. Закон предписывает возвращать долг в целости, в полном объеме и без пререканий, будь то деньги, вещь, раб, скотина; подчеркивается, что ссуда наличных денег подлежит строго адекватному возмещению. Видимо, денежная ссуда уже стала выделяться из ряда обычных займов. Однако понятие «долг» в смысле денежного займа фигурирует только в документах, составленных на латинском языке (obligare). Соответствующие шведские термины гораздо шире: giaeld (деньги, материальные средства) — в большинстве областных законов, skyldh (долг, материальное обязательство) — и Вестйёталаге. Ссудные соглашения, как и соглашения о любом займе или покупке, должны составляться в присутствии свидетелей (lansvit- ni); кредитор (borghansaeren) имеет право взять залог (nam)²¹.

Первое шведское обозначение заемного письма встречается в законе области Сёдерманланд (конец XIII в.). Это brewn (букв.: «письмо»,), т. е. особая запись, письменное свидетельство при займе денег, фактически — обязательство об уплате. По составление документа о ссуде не было обязательным: в законе указано, что оформление займа может производиться «со свидетелями или письмом» (witnum vt sat eller med brewn)²². Наконец, в том же законе Сёдерманланда говорится о покупке в кредит, в частности сукна, совершенной жителем деревни в городе²³.

Итак, областные законы дают представление о проникновении ссудно-кредитных и долговых отношений в аграрное общество, где отношения такого рода были редки и вообще специфичны. Это общество достаточно замкнуто, там все делается публично, гласно и «по обычаю». Поэтому областной закон, еще сохраняющий инерцию замкнутого аграрного мира, почти не детализирует процедуру заемного акта, не входит во все ее тонкости — так, как он делает это, например, в вопросе о наследовании и отчуждении родовой собственности. Закон напоминает о себе лишь в случае грубого нарушения самого принципа сделки. И хотя упоминания в областных законах о заемном соглашении и, что особенно важно, денежном займе, имеют место, денежный кредит специально не выделен; очевидно, для деревенской жизни денежный заем — явление относительно новое, нетрадиционное, далеко не отделившееся от генетически предшествующих форм он потому еще не отразившееся в стандартных и адекватных формулах.

Городской закон Биркрэтт, кодифицированный в середине того же XIII в., , уделяет регулированию отношений, связанных со всякого рода ссудами, займами, арендами и задолженностью по ним, значительно большее место. Непосредственно кредитно-долговым обязательствам в Биркрэтте посвящено четыре статьи, где говорится об оформлении акта займа, о порядке возврата или взыскания долга и мерах наказания неплательщика.

Ст. 5 гласит, что денежный долг следует брать и возвращать при трех свидетелях. Вариант оформления сделки — клятва заинтересованных лиц. Ст. 9, определяющая место принесения клятвы людьми, находящимися «в путешествии», т. е. прежде всего купцами, еще раз напоминает о необходимости полного возврата долга, обязательно при свидетелях (§ 3), и напоминает об обязанностях поручителя (borghаеnаеmаn — § 1).

Ст. 37 подробно рассматривает порядок взыскания долга. Если какой-либо горожанин не отдал долга, его призывают к уплате на трех городских собраниях (bуаmotun); затем кредитор в сопровождении свидетелей и официальных лиц идет в дом должника и там снова предлагает ему погасить задолженность. Если должник и теперь отказывается от выполнения своих обязательств, заимодавец вправе распродать его имущество, вернув затем разницу между суммой, вырученной от продажи изъятого имущества, и суммой долга; оценка имущества производится при свидетелях. Та же ст. 37 строго запрещает лихоимство, т.е. взимание с должника большей суммы, чем размер ссуды (§3).

Наконец, ст. 40 специально трактует вопрос о взыскании долга с чужаков, задолжавших жителю данного города. Здесь крайней мерой наказания являлась конфискация имущества и заключение должника в тюрьму.

В целом порядок оформления ссуды (займа, долга) и способы ее взыскания в Биркрэтте совпадают с соответствующими указаниями областных законов, согласно которым, кстати, в уплату долга могли идти и земля должника, и его «тело» (имеется в виду принудительная отработка долга). Добавим, что денежный долг и в Биркрэтте еще не отделен от задолженности по аренде дома, корабля, земли²⁴, а также по уплате судебных издержек и штрафов за различные правонарушения. Судя по тому, что паевые сделки (например, для совместной перевозки товаров по морю) заключались «на слово»²⁵, так же, видимо, чаще всего оформлялся и купеческий кредит.

Вместе с тем очевидно, что в городе, где вся жизнь вращается вокруг рынка, где объектом сделок (купли- продажи, арендных и прочих) является прежде всего движимость и движимостью же может возмещаться неуплата долга, кредитные операции начинают занимать уже самостоятельное место. В частности, статья о взыскании долга (ст. 37) посвящена именно денежному долгу; не случайно в нее специально внесен запрет наживы со ссуды (в областных законах этот запрет, возникший под влиянием канонического нрава, имеется лишь в Упландслаге). Не случайно выделена в городском праве и статья о задолженности чужака, обладающего годной к распродаже движимостью: речь явно идет о купце. Не случайно и то, что порядок получения и возврата денежной ссуды нормируется здесь особо и отличается от порядка заключения обычной сделки.

Характерно далее, что городское законодательство спешит оформить различные виды так называемых «товариществ»: коммерческое соучастие, совместное ведение дела или заключение сделки. В Биркрэтте оговорен, в частности, случай, когда «несколькими [лицами] совместно» арендован корабль. Учащение такого рода отношений в городе естественно вело к дальнейшему развитию форм кредита, к появлению паевого кредита, когда в качестве заимодавца и особенно ссудополучателя выступали не отдельные лица, а коллективы лиц, связанных общностью коммерческого предприятия («кредитные товарищества», создающие капитал за счет долгов или закупок в кредит).

Таким образом, Биркрэтт — первое городское законодательство, происшедшее из обычного, т. е. сугубо традиционного, права и по времени своей кодификации являющееся ровесником областных законов,— показал ведущую роль города в развитии, дифференциации, углублении ссудных и долговых отношений.

Главную роль здесь, конечно, играл характер городского хозяйства, мелкое товарное производство и рынок, само существование которых было связано с развитием и накоплением средств обращения. Ведь многие виды запродажных сделок неизбежно сопрягались со ссудой, ее погашением и другими операциями со средствами обращения.

Уже в XIII в. в городе сосредоточивается торговля, драгоценными металлами — «основой» универсального средства обращения. В хартии Магнуса Ладулоса Йёнчё- пингу (1288 г.) король, разрешая городу устраивать ярмарку (marcnat eller byte), предписывает: никто не должен покупать и продавать «испорченное» серебро — более низкой, чем положено, пробы, пережженное и т. д.²⁶ Этот документ особенно интересен не только как один из ранних актов регулирования обращения драгоценных металлов на шведских рынках, но и как первое свидетельство существования в городах страны (вряд ли в одном Йёнчёпинге) рынка серебра — главного «монетного металла» Швеции на протяжении почти всего средневековья²⁷. Концентрация в городах драгоценного металла также явилась важным условием появления денежного рынка.

Вероятно, определенную роль в развитии ссудно-заемных и долговых отношений играло укрепление городского права, что давало более надежную гарантию при всякого рода сделках, в том числе денежных.

Итак, именно город обусловил решительный сдвиг в области кредитных отношений, которые для него были естественной, насущной необходимостью. В первых же городских законах регулирование кредитно-долговых отношений занимало гораздо большее место, чем в областных законах. Именно городское законодательство предложило наиболее жесткие меры воздействия на должников: конфискацию имущества, домашний арест, тюремное заключение. Городские магистраты следили за оформлением всех сделок. Строгие правила оформления долговых обязательств, выработанные городским законодательством, значительно способствовали совершенствованию ссудных и кредитных операций.

II

Если ссудные отношения XIII в. реконструируются почти исключительно по правовому материалу, их состояние и эволюция в XIV—XV вв. зафиксированы уже в различных документах: общем законодательстве, грамотах городам, городских книгах и дипломах, воссоздающих особенно живую и многообразную картину.

Среди законодательных памятников главное место здесь также принадлежит Стадслагу (1350—1357 гг.), который действовал в течение всего интересующего нас периода. Регулирование кредитно-долговых сделок и обязательств заняло в нем большое место: в той или иной связи эти сделки и обязательства рассматриваются почти во всех разделах Стадслага. В «Разделе о праве короля» говорится о заемных и арендных документах, взыскании по ним и наказании за невыполнение обязательств; в «Разделе о недвижимом имуществе» («Разделе о земле») вопросы долга и ссуды трактуются в связи с залогом, выкупом и возвращением родовой земли, порядком оформления и гарантиях этих операций. В «Разделе о постройках» и «Разделе о кораблях»- рассматриваются взаимные обязательства сторон при совпадении, аренде, найме и займе транспортных средств, помещений, рабочего и другого скота, найме работников, а также указан порядок взыскания задолженности по соответствующим обязательствам. В «Разделе о торговле» проблемам залога, ссуды, кредита, их оформления, обеспечения и взыскания посвящены целиком 9 (из 34) глав. В «Разделе о магистрате» (т. е. о порядке работы, полномочиях и функциях городского муниципалитета) половина глав посвящена процедурным вопросам, связанным с обязательствами по кредиту и ссуде, различным видам залога и задолженности²⁸.

Городское уложение настоятельно подчеркивает, что договорные отношения обязательно должны быть оформлены, ибо лишь засвидетельствованный акт признается законом, подложит защите властей города, а в случае надобности и короля. Отсутствие свидетельства может служить основанием для прекращения дела.

Оформление ссуды, долга производилось путем «битья по рукам», выдачи «божьих денег», клятвы, привлечения третьих лиц (юридически дееспособных), записи в городской книге (tankebok), составления письменного документа — заемного письма (skuldebrev)²⁹, которое также регистрировалось в магистрате. Скрупулезность оформления акта зависела от важности обусловливаемых им обязательств; например, заемные письма составлялись в случае займа больших сумм, при возмещении которых речь могла идти о конфискации имущества, вплоть до земли и т. п. (чаще всего ссудный договор это прямо предусматривал). Взыскание долгов также осуществлялось главным образом через городскую администрацию, но при ссудных сделках в среде аграрного населения (прежде всего среди крупных вотчинников) решение проходило и через администрацию сотни (херада), области либо через суд епископа³⁰.

Долговое обязательство — в его разных формах — было органичным и повседневным явлением общественной жизни того времени. Оно имело место буквально при всех актах, событиях, отношениях внутри и вне города. Наиболее типичными были следующие случаи:

1. Заем наличных денег (reda paeninga), валюты (например, английских поблей) или иных ценностей, имеющих значение денег. В заемных письмах денежные ссуды абсолютно преобладают; и хотя это вовсе не обязательно свидетельствует о преобладании денежных ссуд над всеми иными видами займов, сам по себе факт чрезвычайно широкого распространения денежных ссуд примечателен. Закон предусматривает взятие в долг денег для себя или для третьего лица, под залог, под письменное обязательство, под клятву («на веру»), при свидетелях или в сочетаниях этих гарантийных мер. «Путешествующий (wegli- farande) человек» может явиться с жалобой к городским властям по поводу неуплаты долга только с заемным письмом³¹.

2. Обязательство по вкладам при совладении, совместной сделке или совместном предприятии. Чаще всего это было долевое участие; для города очень характерна была такая форма соучастия, как совместное домовладение, также связанное со взаимными материальными обязательствами сторон³².

3. Обязательство по аренде дома (husalegho, gardha legho), двора, земельного участка, которые начинаются с того момента, когда съемщик (legher man; han, som legde) при свидетелях дает хозяину дома (hasabondhe, aeghanden) задаток (деньги, скрепляющие сделку,— faeste paeninghen)³³. Известны и письменные соглашения об аренде недвижимости (legobrev)³⁴. Если обязательства вступили в силу, их несоблюдение приводило к образованию долга.

4. Обязательство при аренде корабля (skiplegho), касающееся, с одной стороны, командира (шкипера) или владельца корабля, с другой — арендующего корабль лица; речь, конечно, в первую очередь идет о купцах. Здесь предусматриваются различные варианты нарушения соглашения: отказ от аренды или арендной платы после того, как был внесен задаток (faestepaening); фактическое помещение на корабль большего груза, нежели было предусмотрено в договоре, или требование вернуть большую (иную) партию товара, чем та, которая была погружена в действительности; порча товара или пропажа его вследствие различных причин и т. д. Сохранились дипломы — договоры о совместном найме корабля двумя или более купцами, с обязательством уплаты за фрахт пропорционально грузу. Плата за фрахт корабля, все виды оплаты за товар и штрафы должны возмещаться giaeldes) только наличными деньгами (redho раeninga)³⁵, при не внесении которых образуется денежный долг.

5. Обязательство при аренде и взятии в долг движимого имущества fae): лошади или другого скота, топора и т. п.³⁶ Следует отметить, что в ряде долговых обязательств, особенно сельского происхождения, дошедших от XIV в., в качестве «мелкой» ссуды выступают зерно и скот; чуть ли не до конца средних веков в долговых обязательствах фигурировали рабы. Эти займы иногда также возмещались землей. Во многих случаях объектом ссуды служили товары, часто металлы: медь, железо (иногда в сочетании с наличными деньгами); такие ссуды брались по преимуществу бюргерами. Дворяне брали в долг либо наличные деньги, либо такие товары, как сукно, рыцарское снаряжение и т. п., короли покупали «в долг» снаряжение для армии, военную помощь³⁷ и т. п.

6. Обязательства при найме работника. Здесь прежде всего речь идет о долге нанимателя — хозяина, который не отдает наемному слуге (служанке, работнику) заработанной им платы (fortiaent lön)³⁸. Видимо, такого рода случаи были нередкими.

7. Обязательства, соглашения о которых в законе особо не оговариваются, но нарушения их так или иначе предусмотрены: задолженность по земельной арендной плате³⁹, налогам, пошлинам и штрафам (предписаниями о которых Стадслаг буквально пестрит), по всякого рода сделкам, по «утреннему дару» новобрачной от ее мужа (этот так называемый morgongava оформлялся по принципу любого иного соглашения)⁴⁰, по выплатам доли наследства и т. д.

Таким образом, долговые обязательства возникали в городе и вне его постоянно. Купля-продажа, совладение, аренда, наем, заем (ссуда), залог, различные правонарушения, налог, карточная игра — все эти многообразные проявления жизни сопровождались определенными обязательствами сторон. И во всех этих случаях при невыполнении оговоренных условий вставал вопрос о материальном долге. В разных главах, в разной связи, но в одном значении Стадслаг, как и Биркрэтт, употребляет для понятия «долг» термины giaeld (выплата, материальные средства, букв.: «деньги») и skyld (задолженность, обязательство, букв.: «долг»).

С точки зрения процедуры денежный кредит, денежная ссуда в Стадслаге все еще рассматриваются как один из подвидов коммерческой сделки. Оформление и взыскание денежной ссуды регулируется по преимуществу в законах о «мелком» займе или долге⁴¹. Возможно, в шведском городе этой эпохи действительно преобладали мелкие ссуды, каждая из которых по имела серьезного коммерческого значения.

Однако в целом чаще всего дело обстояло вовсе не так однообразно, поскольку в дипломах фиксируются суммы в несколько десятков марок, нередко — в несколько сотен, а в отдельных случаях, обычно в связи с займами королям и регентам,— и в несколько тысяч марок, в том числе серебром.

Естественно, что вопрос о погашении долга, материального обязательства являлся очень важным объектом внимания закона. В случае нарушения заемного соглашения суд использует показания свидетелей, клятву свидетелей или самих заинтересованных лиц и, конечно, письменное обязательство, если оно имеется. Предъявление ко взысканию (maet, utmätning) осуществляется через общее собрание — тинг. Сначала кредитор трижды объявлял о невыплате ему в срок долга. Затем применялись меры пресечения. Злостный неплательщик (независимо от того, в результате каких акций образовался его долг) наказывался штрафом, описью F конфискацией имущества, принудительной отработкой долга, домашним арестом и тюремным заключением. Если городское законодательство XIII в. предлагает применять арест за долги лишь к чужакам, Стадслаг, как мы видим, распространяет это наказание и на местных бюргеров, одновременно предлагая замену тюремного заключения залогом⁴².

Город защищал своих жителей, имевших иски к посторонним городу людям, затем интересы иноземных купцов и прочих лиц. Все эти дела входили в обязанности муниципалитетов и специально регулировались Стадслагом. Применение городом жестких мер для обеспечения материальных обязательств и удовлетворения исков по ним, защита имущественных прав как своих жителей, так и иноземных купцов и прочих лиц — все эти строгие правила, безусловно, способствовали дальнейшему развитию коммерческих договорных отношений, развитию рынка и товарных связей в целом. С другой стороны, материалы XIV—XV вв. показывают резко возросшее место и значение наличных денег (свободного капитала) и, соответственно, обладавших ими категорий населения, т. е. прежде всего горожан.

III

Важнейшей общественной функцией ссудных отношений был торговый кредит. Система коммерческого кредита (купеческого и промышленного) не получила в Стадслаге особого законодательно-правового оформления. Но сами эти отношения существовали. В «Законах о торговле», имеется пункт о наказании купцов, которые покупают наличными либо в кредит на большую сумму (borghe mera), чем позволяют их возможности⁴³. «Небрежность» этого замечания свидетельствует об обычности, повседневности торговли в кредит. О наличии торгового кредита, его вычленении из долгосрочного займа говорит и история торговых организаций. Сохранились заемные грамоты и судебные документы по делам, связанным особенно с комиссионерством и фрахтом (pro fructu nauis), свидетельствующие о займах в торговой среде: о покупках и перевозках в кредит с последующей расплатой деньгами и товарами⁴⁴, о взятии товара в долг (в том число под залог земли, в частности у землевладельца)⁴⁵.

О развитии купеческого кредита свидетельствуют и материалы, относящиеся к наиболее развитому типу оформления долгового обязательства — заемному письму. Выше уже отмечалось, что с точки зрения общей процедуры кредит в Стадслаге все еще рассматривается как один из подвидов коммерческой сделки, сопровождающейся материальным обязательством. Но в то же время материальные обязательства и процедура их исполнения оформлялись документами нескольких видов. Это могло быть «открытое письмо» (öррnа brev) — удостоверение (подтверждение) материального или правового обязательства, например, того же долга⁴⁶. Или удостоверение (kreditbrev) — аккредитационный документ, удостоверяющий полномочия и личность предъявителя; он утверждался, в зависимости от миссии, в городском магистрате или Государственном совете, а для членов последнего — королем или регентом⁴⁷. Или такой документ давался, например, третьему лицу, если ему поручалось продать недвижимость, получить наследство, долг или заплатить долг поручителя⁴⁸. В ряду этих документов стояло и заемное письмо (skuldebrev) — обязательство, которое брали на себя два лица — кредитор и должник. Заемное письмо оказалось необходимым, получило распространение и развитие при двух типах заемных операций: ссудах под недвижимость и коммерческом кредите.

Действительно, если вспомнить условия оформления займа денег (или иной движимости), то оказывается, что вообще в городе этот акт мог оформляться при помощи устного соглашения, сделанного при свидетелях и скрепленного клятвой. По существует определенная ситуация, когда возбуждение иска о возврате ссуды оказывается возможным лишь по предъявлении заемного письма: речь идет о том случае, когда истец — «путешествующий человек» (weghfarande аеr)⁴⁹. Таким «путешественником», явившимся в город с заемным письмом, полученным здесь же (или в другом место), был в то время прежде всего купец. Таким образом, шведское средневековое законодательство совершенно определенно свидетельствует, что появление заёмного письма связано с развитием не местной, а более широкой — межгородской, межобластной, международной (балтийской прежде всего) торговли и с необходимостью обеспечения торгового кредита.

О заемном письме как вполне принятом типе денежного обязательства говорилось в указе 1345 г.: «...если явится перед королем некий человек, который имеет от другого человека письменное (долговое) обязательство..». Затем это предписание повторяет Ландслаг Магнуса Эрикссона. Наконец, именно в аналогичном контексте говорит о заемном письме и Стадслаг — с той лишь существенной разницей, что Городское уложение предлагает кредитору апеллировать не к королю, а к городским властям (которые, если должник отсутствует, обязаны известить его об иске)⁵⁰.

Получить заемное письмо отнюдь не просто: ведь иногда ссуда требовалась там, где нуждающегося в ней недостаточно знали. По этому поводу Стадслаг указывает: если кто-либо из горожан хочет получить ссуду, пусть запасется «письмом» своего города, составленным в магистрате, снабженным городской печатью и свидетельствующим, что данное лицо действительно в состоянии отдать те деньги, которые собирается взять в долг; если речь идет о жителе деревни, то аналогичное свидетельство правомочны выдать местный священник и 12 «добрых людей» — свидетелей⁵¹. Соответственно опротестование (предъявление ко взысканию) заемного письма, а также процедура описи имущества за долги (maet, utmaelting) осуществлялись по через нотариусов, а через городской суд, суд общего собрания — тинга (tingdom), а также суд короля.

Схема заемного письма хорошо известна из дипломов. Формула его не была стандартной. Иногда оно содержало имена участников соглашения, указание о месте, дате, размере и характере (деньги, товар и пр.) ссуды. Иногда добавлялись сведения об общественном положении сторон и обозначение качества платежных средств (в «хорошей монете», «кельнского веса» и т. п.). Если давался залог, то фиксировался ого характер, оговаривались условия его выкупа или перехода к кредитору. Почти всегда обозначался срок ссуды. Наконец, грамоты содержали имена поручителей (свидетелей), называли орган, их утвердивший. и несли соответствующие личные печати, печать го-рода или того места, где документ фиксировался. Иногда указывалось и гарантийное имущество должника.

Таким образом, заемное письмо имело вид личного, именного обязательства, своего рода договора о сделке. Передаточные записи на нем, судя по всему, не применялись. Вместе с тем материал тех же дипломов показывает, что долговые обязательства по денежным ссудам, во-первых, передавались в другие руки — в порядке перезаклада и т. п., во-вторых, использовались для расплаты по другим долгам⁵², т. е. ходили как ценные бумаги. Это является важным свидетельством развития в стране векселя.

Торговый кредит в это время уже начал дифференцироваться. Законодательство и практика различают случаи взятия кредита для деловой цели как в индивидуальном порядке, так и на паях, соответственно с общей и взаимной ответственностью компаньонов⁵³. При этом наиболее важными источниками получения кредита были частное финансирование и взаимное кредитование торговцами друг друга, особенно членами краткосрочных товариществ⁵⁴. Вероятнее всего, уже тогда возникли и какие-то формы торгово-промышленного кредита. В частности, предпринимательство на паях было принято в организации горнометаллургического промысла; поскольку последний требовал значительных единовременных вложений, он вряд ли мог обходиться без кредита⁵⁵.

Обеспечение (возмещение) торгового кредита особо в законодательстве не оговаривается, из чего можно сделать заключение, что он гарантировался томи же обязательствами, что и другие формы долговых отношений: «словом» («кредит на веру»), клятвой, свидетельством доверенных людей, заемным письмом (или векселем), залогом (земли, дома, движимости), товаром, продукцией (например, продукцией горнометаллургической промышленности), «телом» (отработка за долги) и т. д. Характерно, что, хотя постоянный, в том числе долгосрочный, кредит в шведском городе того времени определенно имел место, шведское законодательство еще и в XV в. не выработало для него строгой терминологии, особой документации и формы. Вероятно, это обстоятельство, помимо отсутствия банковской системы, определялось также сугубо живучестью обязательств «на веру» в сфере коммерческих сделок. Но случайно столь важная роль отводилась свидетелям, в качестве которых, судя по городским протоколам, часто выступали родичи, соседи и коллеги заинтересованных лиц.

Функции свидетелей, как говорилось, были разнообразны. Иногда они просто подтверждали факт ссуды. Чаще же всего они выступали как поручители за должника. При оформлении долговых обязательств на большую сумму указывалось не только имущество должника, которое могло быть описано при неуплате долга, но зачастую и имущество поручителей. Поручительство (помимо др.-шведск. bоrghan в документах того времени встречается верхненем. borgan, tak и лат. fideiussio) играло особенно большую роль именно в отношении коммерческого кредита и денежных займов⁵⁶. При сделках с недвижимостью, видимо, предпочитали наличный расчет, так как долговые обязательства здесь встречаются редко.

Известно, что обычными для Швеции того времени были сделки отдельных землевладельцев и правительства с ганзейскими купцами. Эти сделки, как правило, производились в кредит, деньги в них почти не фигурировали. За доставленные в кредит товары дворяне расплачивались затем продуктами, полученными от крестьян в качестве рент. Иногда долг погашался за счет передачи кредитору права собирать в течение определенного времени налог с каких-либо земель или промыслов. Деньги при сделках дворян с ганзейскими купцами употреблялись чаще всего лишь для уравнивания счетов, подведения баланса. Это обстоятельство замедляло развитие кредитной системы, особенно организацию кредитных учреждений, и непосредственно, и через денежное обращение, особенно монетное, где господствовал серебряный монометаллизм, преобладала чеканка мелкой монеты и иностранная валюта⁵⁷.

Постоянный характер имели кредитно-долговые отношения между шведскими и немецкими купцами. Это был прежде всего торговый кредит — данных о нем в дипломах много. И здесь кредиторами выступали ганзейские купцы, а должниками — скандинавы. Судя по спорам между ганзейскими торговыми агентами и шведскими купцами, разбиравшимся в стокгольмском суде и магистрате и записанным в «Памятной книге» этого города, кредитные и сходные с ними операции даже в крупной балтийской торговле также зачастую не получали доку-ментального оформления, а фиксировались как устное соглашение. Вероятно, это было следствием достаточно устойчивых и однообразных коммерческих контактов, которые связывали сравнительно узкий круг лиц.

Можно также предположить, что система устных соглашений и личных заемных писем помогала ганзейцам сохранять эти стабильные связи, служила оружием в борьбе против конкуренции тех торговых народов, которые применяли сложившуюся вексельную систему, имели развитой денежный рынок. Я склонна считать материалы об «изгнании ломбардцев» из ганзейских городов (на которые ссылалась в своем докладе М. Васала)⁵⁸ свидетельством такого метода сохранения ганзейцами своих позиций, как метод опоры на местные традиции (тем более что речь идет о периоде обострения борьбы с датчанами за dominium maris Balfcici). Так или иначе, но обычай безмонетных и безвексельных операций, принятый в ганзейской торговле, распространялся и на шведскую систему коммерческого кредита.

Другой вывод, который вытекает из данных о кредите в шведско-ганзейской торговле, состоит в том, что кредит являлся одним из звеньев международных внутрисоциальных и межсоциальных связей. В частности, отношения торгового кредита связывали между собою бюргерство разных стран, равно как бюргерство (кредиторов) одной страны с дворянством (берущим в долг товары и деньги, дающим в долг товары) другой страны. Кредит, таким образом, являлся и фактором интернациональной общественной регуляции.

IV

Почти обязательным компонентом ссудных операций, особенно при крупных денежных ссудах, был залог. И не случайно вопросу о залоге — его составе, сроках, порядке оформления, средствах выкупа и судьбе в случае невыкупа — уделяется очень большое место и в законах, и в заемных соглашениях.

Залог (nam, pant) как материальная гарантия какого-то обязательства представлен в Стадслаге двумя видами. Первый — залог-поручительство (borgen), избавляющий лицо, виновное в правонарушении, от тюремного заключения — полностью или до вынесения приговора по его делу. О залоге этого вида в Стадслаге говорится, что при всех нарушениях в городе, влекущих за собой тюремное заключение, горожанин и приезжий купец («гость») могут внести залог, за исключением дел о лишении кого- либо жизни⁵⁹. Возможность «откупиться» от тюремного заключения залогом — правовое нововведение Стадслага, которое подтверждает возросшее значение движимых ценностей, в частности наличных денег, и, соответственно, владеющих ими социальных слоев.

Другая разновидность залога-поручительства, в еще большей мере связанная с городом,— поручительство за должника при коммерческой ссуде, свидетельствующее о его кредитоспособности. Такие поручители были обязаны расплачиваться за некредитоспособного должника, а в определенных случаях — вносить залог из своего имущества⁶⁰.

Еще большее внимание уделяет Стадслаг залогу — закладыванию ценного предмета в обеспечение денежного займа (pantsaetning). Этой теме в Стадслаге посвящено восемь глав. Залог положено делать при свидетелях, которые проверяют, в каком состоянии находится закладываемый предмет, оценивают его и затем присутствуют при выкупе залога. Те же свидетели должны присутствовать при перезалоге, продаже залога заимодавцу (в случае, если должник не может его выкупить) и т. д.⁶¹ Закон оговаривает, что именно может служить залогом при денежном займе: золото (gull), земля (tompt) и дом (hws), а также пищевые продукты и носильные вещи, предметы быта и товары из мастерской или лавки. Но на такого рода залоги документы обычно не составлялись, в заемных грамотах они не фиксируются. Изредка встречается залог дорогих вещей из серебра⁶². Под те огромные суммы, которые брали в долг короли и правители, шли в заклад подати и пошлины — как в наличных деньгах, так и в иных средствах платежа, по усмотрению кредитора⁶³. Оплата долга могла гарантироваться рентой, уплатой налога вместо кредитора, должностным доходом⁶⁴.

В ссудных грамотах преобладающее место занимает заклад недвижимости (целиком или долями): подворий, участков земли, мельниц и т. п. Закон уделяет особое внимание порядку залога, выкупа и возвращения, месту и порядку оформления закладного документа или доверенности. Закон подчеркивает, что закладывание земли, как и все Сделки с ной, должны оформляться только муниципалитетом. Закон напоминает и о старинном шведском праве бюрда (börd), т.е. преимуществе родичей при купле, взятии в залог и оценке наследственной земли (унаследованной от родственников, агу). Стадслаг в последнем вопросе все еще следует за Земскими уложениями, и в принципе это понятно, так как город оформлял ссудные операции не только в отношении земельных владений горожан или с горожанами. Однако в действительности это право сплошь и рядом нарушалось, в дипломах уже с XIV в. фиксируются случаи перехода наследственной земли к заимодавцу без права выкупа и без всяких упоминаний о правах наследников, родичей или их согласии на этот акт⁶⁵. Распространение ссудно-кредитных операций, таким образом, способствовало разрушению остаточных элементов большесемейных отношений, живучих в Швеции. При этом кредит «врывался» и непосредственно внутрь семьи. Если законодательством XIII в., как говорилось выше, фиксировались долговые акты только между чужими людьми, то с середины XIV в. такие акты оформляются уже между ближайшими кровными родичами. В частности, диплом от апреля 1366 г. узаконивает ссудно-закладную сделку менаду отцом и двумя отдельно живущими сыновьями, у которых он одалживает 120 шведских марок под заклад двух участков земли и с условием, что, если долг не будет возвращен (хотя бы маслом) до рождества, залог отходит кредиторам-сыновьям⁶⁶.

Судя по нашим материалам, в феодальном шведском городе не сложились особые ссудно-кредитные учреждения, выдававшие ссуды под залог (наподобие своеобразной разновидности итальянских банков, впоследствии названных ломбардами). Однако очевидно, что в шведском обществе XIV—XV вв. заемные операции имели большое самостоятельное значение и место. Судя по характеру залогов и строгости, скрупулезности их оформления, залог шел и под мелкие, и под весьма значительные ссуды, причем, как в возмещение уже имеющегося долга, так и под будущую ссуду.

Возникли уже и элементы денежного рынка с его специфическими спекуляциями в виде ссудного процента. Правда, ростовщичество запрещалось законом (этот запрет объявлен в известном указе 1345 г.— Tälje stadga)⁶⁷.

Стадслаг также особо оговаривает незаконность наживы при даче ссуды, в том числе под залог. Заклад должен быть выкуплен за ту же сумму, за какую был сдан; если он стоил больше, чем было под него взято, то при выкупе должник платил столько, сколько фактически получил⁶⁸. Запрет ростовщичества отчетливо звучит и в главе о несостоятельном должнике: если выясняется, что долг возник в результате азартной игры (dobbel) или ростовщической операции (oker), то кредитор «имеет меньше всего прав»⁶⁹. Однако упорно повторявшиеся в точение столетий запреты ростовщичества уже сами по себе являются показателем его живучести и относительной распространенности. В связи с этими запретами лихоимство усиленно скрывалось, ростовщики стремились не оставлять опасных для себя письменных свидетельств. Но факты о взимании ссудного процента все же известны.

10 июня 1368 г. знатный рыцарь Эренгисл Нильссон заверил заемное обязательство. В нем говорилось, что он одолжил у фрельсисмана Клауса Рюска 240 марок наличными и 30 марок серебра; под эту ссуду он заложил поступления со своей должности херадсхэвдинга, половина которых должна была пойти в счет долга, половина же — «за работу» (!) кредитора⁷⁰. 10 мая 1366 г. архиепископ Лунда Нильс направил совету Любека весьма выразительное письмо — просьбу о содействии. В свое время архиепископ дал долговое обязательство Годшальку Бредевельту, бюргеру Брюгге, который депонировал это обязательство в Любеке и не хочет его возвращать, хотя и основная сумма, и проценты уже выплачены (summum principalem totaliter cum indempnitatibus beuauit)⁷¹. Сведения о ростовщиках есть и по другим городам.

Размер процента со ссуды в принципе был невелик: 4—12%. Но при краткосрочности ссуд и быстрой оборачиваемости ростовщического капитала такой процент обеспечивал ого рост.

Наиболее распространенным в стране типом лихоимства, судя по дипломам, было пользование заложенным имуществом или доходом до выплаты долга. В принципе закон отвергал использование заложенного имущества⁷². Однако в действительности такая практика была широко распространена. Именно на этом условии закладывались, например, должность судьи, налоги, доходы с отдельных замков, городов сотен, целых областей⁷³ и т. д.⁷⁴

Помещая своих двух дочерей в монастырь и не имея средств для вклада на их содержание, некий рыцарь одолжил нужную сумму у этого же монастыря, дав в залог недвижимость, которой кредитор мог пользоваться, пока долг не будет погашен⁷⁵. Некая вдова получила от аббата монастыря св. Юлии 140 марок под залог мельницы около Сёдерчёпинга на условии, что в течение ее жизни аббат будет пользоваться доходом с мельницы, а вдова и ее дети сохранят право выкупа⁷⁶.

Иначе — в заемном договоре 1347 г.: долг может быть погашен путем использования подворья (ссуда всего в 19 марок)⁷⁷.

Еще один вариант: в том случае, если ссуда не будет возвращена в указанный срок, заимодавец может пользоваться доходами с заложенного двора в точение оговоренного времени, например, трех лет; если же и в этот срок имение не выкупят, оно переходит к кредитору без права последующего выкупа⁷⁸. В 1435 г. одна вдова жаловалась областному суду, что семья стокгольмского бюргера Ханса Дьекна продает подворье в сельской местности, которое было 23 года назад заложено владельцем ее мужу за 44 марки наличными; вдова оспаривала законность продажи, так как двор не был выкуплен. Суд же решил, что доходы от использования этого двора кредитором уже давно превысили размер ссуды и поэтому претензии истицы не основательны⁷⁹.

Таким образом, можно сделать вывод о преобладании в Швеции «скрытого» ростовщичества над «открытым». Это не значит, что денежные ссуды под проценты вообще не были распространены, а означает лишь, что они редко фиксировались в официальных актах⁸⁰. Кроме того, создается впечатление, что в Швеции вплоть до конца XV7 в. ссуды под процент редко применялись в сфере торговли, в частности крупной, т. е. торговый капитал в целом не зависел от ростовщического.

V

О чем свидетельствовало и к каким последствиям приводило широкое распространение ссудных операций, в том числе крупных ссуд и под большой залог, с потерей недвижимости?

Применительно к деревне вопрос о задолженности рассматривался главным образом в связи с потерей земли и вообще процессом возникновения поземельной и личной зависимости общинников-бондов. В частности, так называемое «добровольное рабство», просуществовавшее в стране чуть ли не до середины XIV в. и зафиксированное в Упландслаге, Сёдерманналаге и Эстйёталаге, некоторые ученые весьма доказательно считают одной из крайних форм долговой кабалы, которая возникла в крестьянской среде вследствие неспособности низшей прослойки мелких хозяев справиться с возраставшими публичными обязанностями (налогами и т. п.). Отсюда — кабальные займы, в возмещение которых поступала не только земля, по и личность непосредственного производителя⁸¹.

Ландслаги уже не говорят о «добровольном рабстве». Но и там предусматривается конфискация земли за неуплату оброка, говорится о «штрафе телом» (принудительной отработке) за долги⁸². В городе, судя по Стадслагу, практиковались такие же способы погашения долгов (в том числе по судебным штрафам и поручительству) : залог и продажа недвижимости; кабальный заем; залог, конфискация и продажа движимого имущества; принудительная отработка (аеrwodhis) долгов в пользу частного кредитора (или города и короля, если долг возник в результате неуплаты налога, судебного штрафа и т. п.)⁸³.

Хотя в целом шведское крестьянство в XIV-—XV вв. находилось в относительно благоприятных условиях, дипломы того времени сохранили много свидетельств о задолженности бондов и потери ими заложенной недвижимости или ее части; сохранилась, например, заемная грамота на ссуду в 6 марок (!), сроком на три месяца, под обеспечение которой кредитор-церковь взяла участок земли с условием его перехода без права выкупа⁸⁴.

Городские книги подтверждают, что выкуп залога и отдача ссуд допускали альтернативные средства платежа (деньги или натуральная оплата) лишь при мелких займах (исключение — коммерческий кредит); что кредитор, приходя с понятыми в дом неисправного должника, забирал в возмещение долга его имущество; что в уплату долга шла недвижимость⁸⁵. Из городских книг также видно, что ремесленники иногда отрабатывали свое тягло; можно предположить, что и заемная кабала была не только одним из наказаний за долги, но могла входить в условия заемного соглашения⁸⁶.

Дипломы показывают широкое включение в кредитно-ссудные операции недвижимости как средства платежа за долги, причём не только при расплатах но ссудам, но и как гарантийного элемента. В большом числе грамот специально оговаривается не просто переход земли или двора к заимодавцу (при неуплате долга), но и лишение неисправного должника права их выкупа; это правило равным образом действовало в городе⁸⁷. Соглашаясь на переход недвижимости к кредитору без права выкупа должник иногда получал от кредитора обязательство вернуть разницу между ценой владения и размером ссуды⁸⁸. Сроки возвращения долга в дипломах довольно короткие: как правило, меньше года, нередко три месяца, а то и меньше⁸⁹; относительная краткосрочность займов под заклад недвижимости облегчала захват ее заимодавцем.

Иногда в заемных грамотах оговаривается право кредитора при невозвращении ссуды под недвижимость купить ее «за справедливую цену», которую назначают эксперты («четыре добрых человека»); такой заемный документ был составлен по поводу ссуды в 15 шведских марок, а через 3,5 месяца (срок ссуды!) уже был оформлен и документ о покупке этой земли заимодавцем, причем в уплату пошло долговое обязательство⁹⁰. Этот второй (запродажный) документ как бы соединил в себе запродажное свидетельство и свидетельство о погашении ссуды (guittobref kvitto); тогда же, при продаже заложенной недвижимости, оформлялось возмещение разницы в ее цене по сравнению с суммой займа⁹¹.

Очевидно, что задолженность как фактор и как следствие имущественной дифференциации получила в рассматриваемый период весьма заметное распространение. Оно было тем более велико, что денежные ссуды и коммерческий кредит, в том числе под залог недвижимости, были в XIV—XV вв. чрезвычайно распространены. «Распределение ролей» в этом процессе таково: короли и регенты ссуд не давали, по активно их брали; церковные учреждения, особенно монастыри, ссуды не брали, но широко их раздавали; бюргеры высшего слоя выступали по преимуществу кредиторами; дворяне, крестьянские и городские низы обычно нуждались в займах; средние слои города и деревни по ссудным документам почти не выявляются. Уже одно это «распределение ролей» в кредитно-долговых операциях говорит о характере их социальной функции как фактора имущественной дифференциации: они способствовали поляризации общественных отношений.

Роль города и бюргеров в этом процессе интересно рас-смотреть на примере ссудных грамот, связанных с дворянством. В XIV—XV вв, шведское дворянство в целом испытывало большие трудности из-за запустения части пахотных земель, нехватки рабочих рук, уменьшения рентных поступлений, а также постоянных политических неурядиц⁹².

Многочисленные заемные письма, составленные дворянами, обнаруживают их постоянную нужду в средствах, прежде всего в наличных деньгах. В связи с этим дворяне нередко прибегали к услугам заимодавцев⁹³. Некоторые дворянские семьи имели долги, так сказать, постоянно, на протяжении ряда лет. Знатная семья Стена Турессона (Бьельке) находилась в долгах почти 80 лет. В 1339 г. она взяла в долг деньги у вестеросского бюргера, позднее переехавшего в Ревель; из-за неуплаты этого долга у нее были неприятности в 50-х годах XIV в. В 1419 г. эта семья заложила 9 своих подворий (gardar) и мельницу рыцарю Атте Пекателю за 1200 марок⁹⁴.

Сохранилось чрезвычайно интересное завещание дворянина Нильса Олофссона Строле (81;га1е) от 13 декабря 1359 г. Оно состоит из трех грамот. В первой упоминаются: заложенные бюргеру Сёдерчёпипга Тидеке Фредагу за 19 марок золотые и серебряные ювелирные изделия, на выкуп которых завещатель предназначает те 14 марок, которые ему в свою очередь должен священник Олавус. Второй грамотой завещатель признал за собою и другие долги: бюргеру Линчёпинга — 1 марку, молодому Экуие — 6 эре, своему служителю — 16 марок, другому — 1 марку за 1/2 бочки эля, своему держателю (landbo) — 1/2 марки и еще i0 марок разным лицам; затем он должен панцирь, и 5 мер муки; 6 эре и 2 больших меры муки. Наконец, в третьем дипломе речь шла об «утреннем даре» жене завещателя — 200 марок пеннингов; взамен этого дара (так, видимо, и неподаренного) завещатель оставляет супруге свое движимое и недвижимое имущество⁹⁵.

Этот документ примечателен во многих отношениях. Особенно четко показывает он, как складывались долги дворянина: из множества сравнительно мелких долгов людям разного круга. Вероятно, большинство дворян оказывалось в таком положении постоянно.

Характерно, что долги дворян возникали не только в результате займа наличных денег, но и в связи с невозмещением взятых в кредит товаров. Другие дипломы подтверждают практику взятия товаров дворянами в кредит или под залог имущества. Так, рыцарь Филипп Бунде одолжил у графа Голштинского, постоянного кредитора шведских королей, большую партию меди⁹⁶. Один вотчинник, видимо, готовясь к весеннему рыцарскому смотру, заложил другому вотчиннику землю за боевую лошадь и боевое снаряжение (par armorum) стоимостью в 60 марок⁹⁷. Некий дворянин заложил бюргеру Мальмё свою долю в недвижимости, включая мельницу, за 12 марок серебром, 10 датских скиллингов и 10 локтей брабантского сукна⁹⁸.

Завещание Нильса Олофссоиа Строле интересно также тем, что среди его кредиторов — несколько бюргеров, в том числе из состоятельных купеческих семей (как, например, молодой Скютте или Тидека Фредаг). Действительно, горожане, особенно из высших социальных групп, очень часто фигурируют в дипломах как заимодавцы. Они ссужали товарами и деньгами правителей страны, маршалов, рыцарей, мелких дворян, крестьян и своих более бедных соседей по городу. Суммы, которые давались ими,— от нескольких марок до нескольких тысяч марок монетой или нескольких сотен марок серебром⁹⁹— безусловно, свидетельствуют о скоплении в руках городской верхушки значительных денежных средств.

Среди тех, кто давал большие займы и получал крупные залоги, мы обнаруживаем имена известных в свое время купцов, тесно связанных с ганзейской торговлей (Хильдебранд Визе из Вестероса, Клаус и Магнус Скютте из Стокгольма и др.), и деятелей городских магистратов, которые обычно принадлежали к тому же высшему купечеству (родманы из Стокгольма и Нового Людоса, бургомистр и судья из Охуса)¹⁰⁰. Приобретая землю, в том числе в результате ссудно-залоговых операций, эти бюргеры затем получали права неподатного сословия (fralse) и даже дворянство.

Когда купец или другой состоятельный горожанин выступал кредитором дворянина, это была их прямая связь по кредиту. Но такая связь могла быть и опосредованной, например проявляться в характере ссуды, ее составе. Тот же завещатель Строле задолжал за ряд товаров, полученных им из города: ювелирные изделия, панцирь, пиво. Известны случаи взятия в долг (в том числе под залог) военного металлического снаряжения, тканей, металлов и т. д. Городской рынок, таким образом, выступал серьезным «побудителем ссуды», которую брали представители господствующего класса. Другой канал воздействия города по линии кредита проходил через систему оформления ссуды: большинство заемных писем было оформлено в городе; и даже тогда, когда обе стороны не принадлежали к горожанам, на многих заемных документах стоят печати города, подписи и печати бургомистров и советников. Город выступал средоточием кредитных операций для всех слоев населения. Наконец, город был источником денежной ссуды как таковой, ибо именно в городе формировались те наличные денежные средства, из-за которых совершались заемные операции; там же находился и денежный рынок. То же можно сказать о такой важной товарной группе займов, как промышленные товары (изделия ремесла в первую очередь), которая также формировалась в городе.

Итак, можно констатировать, что именно город с его товарным и денежным рынком, товарным ремесленным производством и системой коммерческого делопроизводства играл важнейшую роль во втягивании дворянства в кредитно-долговые операции.

Какие же последствия имел этот процесс? Наиболее наглядны они в тех случаях, когда ссуда давалась под залог, а в качестве залога предлагалась недвижимость. Таких грамот, как говорилось, очень много, а сроки возвращения ссуд были довольно короткими. Закономерно, что с XIV в. в дипломах все чаще фиксируются как случаи перехода дворянской земли к заимодавцу (притом нередко без упоминания о правах родичей-сонаследников, т. е. без соблюдения права бюрда)¹⁰¹, так и случаи «скрытого' лихоимства» в отношении дворянской земли, т. е. использования ее в период заклада. В результате залогов и взыскания долгов ссудные отношения стали одним из широких каналов движения земельной собственности, ее перемещения из рук в руки.

При этом ясно видно, что земельная собственность «передвигалась» в направлениях, соответствующих распределению социальных ролей в кредитном деле. Правители страны — до Густава Вазы (который сам занимался кредитными операциями, хотя имел значительные долги перед Любеком) или, во всяком случае, до 90-х годов XV в.— страдали от острого безденежья и были опутаны долгами, в том числе перед своими подданными. Весьма впечатляющая картина закладывания ленов, замков, должностей, пошлин, налогов вырисовывается из многочисленных дипломов. Как раздавалась земля, в том числе из коронного удела, показано в работах И. Хаммарстрём и Б. Фритц¹⁰². Из их монографий также явствует, что в качестве крупнейших ленников и кредиторов короны (или регентов) внутри страны выступало несколько крупных дворянских фамилий. Во второй половине XIV в. таким путем, в частности за счет ссудных операций, весьма успешно округлял свои владения Бу Йёнссон (Грип). В 1359 г. он дал ссуду королю Магнусу (600 марок серебра «кельнским весом»), под залог недвижимости; в 1367 г. одолжил королю Альбректу 780 марок пеннингов за пользование рентой со стокгольмского фогтства; в 1370 г. ссудил большую партию меди под залог земли. В начале XV в. Пильс Буссон (Грип) взял в залог усадьбу одного знатного человека и т. д. В этой семье одно время находился в закладе Кальмарский лен, который приносил в год до 1200 марок ординарных поступлений, не считая экстраординарных¹⁰³. Примерно в этот же период давал ссуды Ларе Ингебъёрнссон (Экеблад), который имел много дел с бюргерами, например давал им в кредит металл¹⁰⁴. Во второй половине XV в. присваивал землю в порядке возмещения задолженности крупнейший земельный собственник Арвид Тролле; часть этой земли он отсудил у бюргеров¹⁰⁵.

Здесь любопытны несколько моментов. Кредитно-долговые отношения явно способствовали передвижению имущественных состояний внутри класса феодалов от более широких низших слоев к узкому слою высшей аристократии¹⁰⁶. Интересно также, что в дворянской среде был распространен и кредит товарами, причем товары брались в кредит не только дворянами у бюргеров, но и бюргерами у дворян¹⁰⁷. Примечательно и включение самих городов или доходов с них в состав закладываемого имущества¹⁰⁸.

В ряде случаев можно говорить о «переливе» к высшим феодалам собственности бюргерства, и но только среднего. Таким образом, в целом заметно усиление аристократической верхушки за счет средних и низших дворян, части бюргерства и, конечно, крестьян; кредитно-долговые отношения действовали именно в этом направлении¹⁰⁹.

Если сопоставить факты о движении земельной собственности в результате кредитно-долговых отношений в среде дворянства с тем, что наблюдалось в среде крестьянства и бюргерства, вывод будет такой же: эти отношения повсюду способствовали имущественному перемещению «снизу вверх», от менее имущих слоев внутри каждого класса и социальной группы — к более (и даже самому) имущему слою и от низшего класса — к высшему. Объективно это означало усиление антагонизмов в классовой структуре феодального шведского общества, и бюргерство играло здесь весьма действенную роль.

Одновременно ссудно-кредитные отношения вызывали и другую тенденцию. Чтобы убедиться в этом, достаточно вспомнить, насколько широк был круг втянутых в кредитные отношения социальных слоев, какие создавались здесь «комбинации» различных состояний и статусов. Так, рыцарь Апуыд Стуре заложил свою недвижимость (за 23 марки) бюргеру из Эребру Хенекину Эдла, монах Пильс из Эскильстуны возместил бюргеру Эдла этот долг, но в результате заложенная рыцарем недвижимость отошла монастырю, от имени которого действовал монах¹¹⁰. Перечень различных сочетаний социальных статусов кредитора и должника можно продолжить¹¹¹. И хотя грамоты и вообще письменные материалы далеко не полностью отражают многообразие кредитно-долговых отношений, все же очевидно, что они соединяли прочными нитями все общественные слои и группы, создавая бесчисленные связи не только через систему ссудных отношений в целом, но и непосредственно в ее звеньях, в отдельных ссудных актах. Эти связи «прорастали» сквозь феодальную общественную структуру, нарушая сословно-корпоративные перегородки, замкнутость отдельных социальных и профессиональных групп.

Подведем некоторые итоги.

1. В течение рассматриваемого периода в шведском обществе развилось несколько типов кредита: непроцентные долговые обязательства, связанные с коммерческими сделками; денежные процентные ссуды; ранние формы векселя. Преобладающей формой кредита были коммерческие (именно торговые) долговые обязательства, денежные же процентные ссуды, видимо, не получили заметного развития. Широко применялось «скрытое ростовщичество»: использование залога, а также принуждение должника к уступке залога в пользу кредитора, что особенно выявляется на материале залогов недвижимости. Большое распространение имели также устные соглашения о кредите — кредит выглядел и оформлялся как личное, персональное обязательство.

Особенность отношений кредита в средневековой Швеции, во всяком случае в рассмотренный нами период, заключалась в сохранении определенных личностных форм и связей в данной сфере общественной жизни. Я склонна видеть в этом следствие не только традиционного уклада шведской жизни, по и результат воздействия специфической организации торговли балтийского региона, которая в значительной мере совершалась путем безмонетных или вообще безденежных (прямых) обменных операций.

В XIV—XV вв. развитие кредита охватывало все шведское общество, оп глубоко проник в сферу земельной собственности, поземельных отношений, фиска и администрации. Это оказывало огромное обратное воздействие на кредитно-долговые отношения: на их типы, характер оформления, применяемые платежные средства.

2. Социальные функции кредитно-долговых отношений были весьма широки. Кредит являлся одним из важных средств общественных связей, регуляции и дифференциации в период развитого феодализма в Швеции, прежде всего в социально-экономической области. Кредитно-долговые отношения не только значительно расширяли, стимулировали собственно рынок, накопление капитала и вообще товарно-денежные отношения сами по себе. Они, безусловно, способствовали дальнейшему развитию частной собственности, изживанию патриархальных пережитков в системе собственности и одновременно были показателями этого процесса. Через мобилизацию земельной собственности и перемещение имущества «снизу вверх» кредит, ссуда, залог способствовали поляризации общественных позиций внутри основных социальных сил, т. е. укреплению господствующих групп в каждом классе и социальном слое феодального шведского общества. Тенденции, которые при этом действовали, вступали в известное противоречие, так как, с одной стороны, укреплялись позиции верхушки господствующего класса, с другой — нарушалась общая монополия феодалов на земельную собственность (в частности, путем включения города и горожан в систему феодальной землевладельческой иерархии), равно как и сословно-корпоративная изоляция отдельных общественных слоев.

3. Основные импульсы социальной трансформации под воздействием кредитно-долговых отношений исходили из города, который стал главным центром этих отношений, и от бюргерства, которое выступало важнейшим субъектом развития кредитно-долговых отношений.

Город, бюргерство вырабатывали и предлагали деревне новые и все более дифференцированные формы кредита, совершенствовали систему его оформления и делопроизводства в целом, устанавливали наиболее жесткие меры контроля, регулирования, гарантий возмещения долга и мер пресечения нарушений в области кредита; функции официального оформления кредитных соглашений и взысканий по ним выполняли их административные органы. Будучи средоточием денежного обращения, город стал источником развития денежного рынка в виде денежных заемных обязательств, а затем и векселя. Именно с городом, его торговлей, его зарубежными (прежде всего германскими) отношениями связано появление передовых образцов платежных средств, инструментов обмена и коммерческих отношений, которые воздействовали на шведскую организацию в этих сферах и проникали затем во все общественные слои.

¹ Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 21, с. 407—409.
² См.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 23, с. 146—156.
³ Резюме докладов см.: V Международный конгресс экономической истории (далее — МКЭИ). Ленинград, 10—14 августа 1970 г. М., .1970.
⁴ Доклад: Сванидзе А. А. Кредитно-долговые отпошепия и городское законодательство в средневековой Швеции (XIII—XIV века) — был опубликован в кн.: Средневековый город. Саратов,1975,вып. 3, с. 54—78.
⁵ Schildhauer J., Fritze K., Stark W. Die Hanso. Berlin, 1974; Xopoui- кевич A. Л. Кредит в русской внутренней и русско-ганзейской торговле XIX—XV веков.— История СССР, 1977, № 2.
⁶ Рутенбург В. И. Очерки из истории ранного капитализма в Италии. М.— Л., 1951; Яброва М. М. Особенности средневекового кредита и его развитие в Алглии XIII—XV вв.- - В кп.: Средневековый город. М., 1978, вып. 4.
⁷ Ср.: Postan М. М. Medieval Trade and Finance. Cambridge, 1973, p. 1—27.
⁸ Ср.: Postan М. М. Medieval Trade and Finance. Cambridge, 1973, p. 1—27.
⁹ Доклад, представлеппый на соответствующую секцию V МКЭИ известным шведским нумизматом Э. Нахорст-Бёёсом, был посвящен прежде всего этому сюжету, но на материалах XVI— XVII вв.
¹⁰ Yrwing H. Kredit.— Kulturhistorisk leksikon for nordisk middel- alder fra vikingetid til reformationstid (далее — KHL), 1964, bd. IX, s. 251.
¹¹ Vasala M. Kontakten mellan östersjöstäderna och Medelhavsvärl- den under senmedelLiden — en Studie av handelskulturer.— In: Nordiska historikermötet i Uppsala 1974. Stockholm, 1976, s. 466, 467.
¹² Ibid., s. 469.
¹³ Sämling af Sweriges gamla lagar (Corpus juris Sveo-gothorum an- tiqui) / Utg. av H. S. Collin och C. J. Schlyter, 1827 f. (далее SGL), bd. 1—5, 7—9. Цитируются в соответствии с принятыми сокращениями названий судебников (Ögl — östgötalag; Vgl — Västgö- talag; Ul — Upplandslag; Sdml — Södermannalag и др.) и их разделов (KgB — «Главы о праве короля», КтВ — «Главы о торговле», BgB — «Главы о постройках», ÄB — «Главы о наследовании», JB — «Главы о земле» и т. д.).
¹⁴ Konung Magnus Erikssons Landslag.— SGL, bd. 10 (далее — ME Landslag).
¹⁵ Konung Christof fers Landslag.— SGL, bd. 12 (далее — Chr. Landslag).
¹⁶ Bjärköarätten.— SGL, bd. 6 (далее — Bjr).
¹⁷ Konung Magnus Erikssons Stadslag.— SGL, bd. 11 (далее — Stads- lag).
¹⁸ Privilégier, resolutioner och förordningar for Sveriges Städer. Del. I. 1251—1523 / Utg. av N. Herlitz. Stockholm, 1927 (далее — Privilégier).
¹⁹ Главные (продолжающиеся) серии публикаций: Diplomatarium Suecanum / Ed. J. G. Lil jengren, В. E. Hildebrand, S. Tunberg, E. Nygren, J. Licdgron, L. Sjödin, J. öberg, K. H. Karlsson. Stockholm, 1829—1976 (далее—DS), v. I—VII (t. 1), VIII—IX, X (t. 1, 2); Svenskt Diplomatarium, frän och med 1401 / Utg. genom C. Silfverstolpe, II. Rosman, K. H. Karlsson. Stockholm, 1875—1904, (далее — SD), bd. I—IV. Другие публикации дипломов см. ниже. Неопубликованные дипломы приводятся по описям в картотеке Государственного архива Швеции (далее — RA).
²⁰ Это не означает, что в догородской Швеции не было отношений кредита. Напротив, они обязательно существовали там и до середины XI в.; в частности, коммерческий (пусть поначалу и в примитивных формах) кредит — неотъемлемый спутник регулярной торговли, а последняя фиксируется в отдельных рыночных центрах Швеции уже с середины I тысячелетия н. э.
²¹ ÄVgL, RB, 7, 10; YVgL. s. 186, 187, 188, особенно [ÄB 1J; UL, JB, 6 (§ 3); Sml, JB, 20 (§ 6).
²² Sdm], ÄB, 5.
²³ Sdml, KmB, 2, § 1.
²⁴ Bjr, b. 6 и др.
²⁵ Bhr, b. 20, 30.
²⁶ Латинский оригинал не сохранился. Шведскую копию 1333 г. см.: Privilegien N 7, § 2.
²⁷ Сванидзе А. А. Обмен и эволюция средств обращения в Швеции с XIII до начала XVI в.— СВ, 1976, вып. 40, с. 73—76.
²⁸ Stadslag, KgB, XI, XIX, XXIV. Ср. хартию Вестеросу от 1360 г.: заключение в тюрьму за долги — ibid., Add. С; ср. JB, I, II, VI; BgB, IX, X, XI, XII, XIII, XIV, XX, XXI; SkmB, XII, XIII, XIV; KmB, V—XII; RB, XV—XXX, XXXV.
²⁹ Stadslag, KgB, XI; cp. ibid., s. 27, anm. 39.
³⁰ Svenska Medeltidsregister 1434—1441. Utg. av. S. Tnnberg. Stockholm, 1937 (далее — SMR), N 201 o. a.
³¹ Stadslag, KmB, VIII, IX; KgB, XI; cp. VgFT, 2, § 8-9, s. 170, 174 o. a.
³² Stadslag, BgB, IX.
³³ Stadslag, BgB, X.
³⁴ Stadslag, BgB, XI, XIV. Арендные договоры бюргеров Стокгольма см.: Stockholms stads jordeböker (далее —St. jb.), 1 (1420— 1474). Stockholm, 1876, s. 445 (N 38, 40) и др.
³⁵ Stadslag, SkB, XIII: 1, XV; Stockholms stads tänkeböcker (далее — St. tb.), 1 (1474—1483), Stockholm, 1917, s. 16, 20, 37, 102; ср.: Boh- man L. Senmedeltida Stockholms färder.— Frän Gotlands dansk- tid, under red. L. Bohman o. a. Visby, 1961, s. 77 (a. 1433).
³⁶ Stadslag, BgB, XX.
³⁷ DS, N 6056, 6531, 7591, 7717; Svenska Riks-Archivets pergaments- bref frän och med är 1351 / Ed. L. Kuliberg. Stockholm, 1866—1872, (далее —RPB), v. I—III, N 888, 957; SMR, N 55; DRA 1933, fot. DK (H), RA.
³⁸ Stadslag, BgB, XXI.
³⁹ Cp. ME Landslag, JB, IX; GB, VIII.
⁴⁰ Ср. обязательство дать жене в качестве «утреннего дара» 200 поблей (Sv. Or. perg. Esplimda arkiv (1:2). В 20.— RA (Talje, а. 1420 2/1). Письменное обязательство об «утреннем даре» бергсмана см.: Diplomatarium Dalecarlicum. Urkunder rörande landskapet Dalarne/Utg. af C. G. Kröningssvärd och J. Liden. Stockholm, 1842, del. 1; N 3 и др,
⁴¹ Cp. Stadslag, KmB, V—IX.
⁴² Stadslag, KmB, VIII, IX; cp. ME Landslag, KmB, V, § 2; St. tb., 1, s. 5.
⁴³ Stadslag, KmB, XXXIII, § 9.
⁴⁴ St. tb., 1, s. 2f.; St. tb., 2 (1483—1492) / Utg. av G. Carlsson. Stockholm, 1944, s. 42, 54, 59, 60, 62.
⁴⁵ RPB, N 661; DS, N 707, 735, 1024, 7380.
⁴⁶ Ср.: Liv-, Est- und Kurländisches Ürkundenbuch. Reval; Riga; Moskau, 1853-1910 (далее — LECUB), bd. I—XII. II, N 772, s. 293 (для предъявления магистрату Ревеля, утверждено королем).
⁴⁷ DS, N 6423.
⁴⁸ LECUB, II, N 702, S. 171; Or. perg. Borkhalt-saml. LS tb. Fot.— RA (a. 1322); DS, N 7058.
⁴⁹ Bjr, b. 9, § 3; Stadslag, RB, XXIV, XXV, XXVIII.
⁵⁰ «Nu komber nokor firi konung som bref hawer a annaen man um gyaeld...»] cp. ME Landslag, KgB, XXIX; Stadslag, KgB, XI; «Nw aer nokor wegh farande, som haffuer breff a annan för gieldh, ok komber fore foghotan, borghamestara och radhmen...»
⁵¹ Stadslag, RB, XXV.
⁵² SD, N 326, 354, 414 o. a.; cp. DS, N 7339.
⁵³ Stadslag, RB, XVII; cp. BgB, IX.
⁵⁴ По-видимому, в последнем случае делалось обычное (для европейских и левантийских законов) исключение из запрета ростовщичества, направленное на обеспечение купцу «справедливого» дохода на ссужаемый в форме кредита капитал; разрешалось, например, делать скидки при продаже товаров за наличные и повышать цену при продаже в кредит.
⁵⁵ Сванидзе А. А. Ремесло и ремесленники средневековой Швеции (XIV—XV вв.). М., 1967, с. 295 и сл.
⁵⁶ Stadslag, RB, XXVI.
⁵⁷ Сванидзе А. А. Обмен и эволюция средств обращепия, с. 78, 79. Hanserecesse von 1431 bis 1476, bearb. von F. G. v. der Ropp. Bd. I—VII. Leipzig, 1876—1892 (далее —HR), I, 4, N 397, § 14, a. 1405: '«Vortmer worven de vorscreven boden des compans dat de Lombarde, noch, in copenschopen, noch in wessele, nene handlinge en hedden, noch to Lubeke, noch to Hamburg, noch in Prussen, noch in anderen steden langes der zee gelegen». Ср. аналогичные запреты того же года, 1412 и 1417 гг.— HR, I, 4, N 570, § 25; 6, N 68 А, § 11; 8, N 1030, § 8.
⁵⁸ Stadslag, RV, XXXV, ср. ibid., XVIII—XXIII.
⁵⁹ Stadslag, RV, XXXV, ср. ibid., XVIII—XXIII.
⁶⁰ DS, N 7572; SMR, N 255 (поручительство двух купцов из Выборга за купца из Ревеля).
⁶¹ Stadslag, KmB, X, XI, XIII.
⁶² Stadslag, KmB, X, XI; DS, N 5595.
⁶³ DS, N 7551; SD, N 6300; Sveriges tractater med frammande mag- ter / Utg. av O. S. Rydberg, v. 1—4. Stockholm, 1877—1888, v. 2, N 348.
⁶⁴ SRP, II, N 210; Stockholms stads skotlebok 1460—1468 samt ströd- da Räkenskapper frän 1430 talet och frän ären 1460—1473 / Utg. av. J. A. Almquist. Stockholm, 1926, s. 95. В 1368 в заклад под денежный займ рыцарь отдал доход со своего судебного округа (häradshövdingedöme).— DS, N 7706.
⁶⁵ Stadslag, JB, I, II, V, VI, IX; ME Landslag, JB, I, VII, VIII, IX, X o. a.; cp. DS, N 6056; 1551 o. 2162, 5933.
⁶⁶ DS, N 7316, 7317.
⁶⁷ DS, N 3972.
⁶⁸ Stadslag, KmB, X, XII.
⁶⁹ Stadslag, RB, XV.
⁷⁰ DS, N 7706.
⁷¹ DS, N 7334. Решение по этому делу властей Брюгге и Любека см.: DS, N 7339.
⁷² Bjr, b. 5 : 3; Stadslag, KmB. XI.
⁷³ Fritz B. Hus, land och lan. Fôrvaltning i Sverige 1250—1434. Stockholm, 1972, v. 1, s. 94—107 o. a.
⁷⁴ DS, N 6497, 6498.
⁷⁵ DS, N 7585.
⁷⁶ DS, N 2942, a. 1332.
⁷⁷ MRA 1962—66, s. 112 f., 29.IX 1347.
⁷⁸ DS, N 5933, a. 1358.
⁷⁹ SMR, N 201.
⁸⁰ Сванидзе А. А. Кредитно-долговые отношения..., с. 72. Профессор П. Жаннен указывал, что лишь к концу XVI в. кредит на Балтике по своим задачам стал приближаться к тому, что можно было наблюдать в романских странах. См.: Jeannén P. Les instruments de crédit dans l’espace hanséatique au XVI-e siècle (TV Settimana di studio: «Credito, banche e investimenti secoli XIII—XX». Prato, 1972, I Sezione).
⁸¹ Пекарчик С. К вопросу о сложении феодализма в Швеции (до конца XIII в.). Опыт постановки проблемы.—Скандинавский сборник. Таллин, 1963, VI; Ковалевский С. Д. Так называемое добровольное рабство в Швеции и его сущность (к вопросу о генезисе шведского феодализма).— СВ, 1972, вып. 35.
⁸² ME Landslag, СВ, Vtll; JB, I, VII, VIII и др.
⁸³ Stadslag, RB, XXI—XXIII; KgB, XI; ср. ME Landslag, KmB, V, § 2, XXIII.
⁸⁴ RPB, N 113.
⁸⁵ DS, N 7313; Jônkopings stads tankebok, 1456—1548, hf. 1/Utg. av A. Ramm. Jonkôping, 1907, s. 12 (оплата денежного долга медным котлом). В 1475 г. два совладельца дома (вдова шкипера и ее сосед) продали этот дом, чтобы расплатиться за долги (St. tb., 1, s. 7).
⁸⁶ Об аналогичной практике закабаления социальных низов путем ссудных операций в Северо-Западной Руси см.: Хорошкевич А. Л. Указ. соч., с. 22.
⁸⁷ Ср. DS, № 6056, 7338; RPB, N ИЗ, 330 о. а.
⁸⁸ DS, N 7706.
⁸⁹ Ср. DS, N 5933, 6531.
⁹⁰ DS, N 6061; RPB, N 402 (а. 1359); ср. DS, N 7415 (а. 1366).
⁹¹ Ср., например: бюргер продает своему кредитору — другому бюргеру — за 8 шведских марок (!) пригородную землю, которая раньше была ему заложена под ссуду, в оплату этой ссуды.— SD, N 7594, а. 1367; ср. RPB, N 359 (а. 1358) ; Sv. Or. perg. Eriksbergs arkiv (15.11 1419).— RA.
⁹² Сванидзе А. А. Швеция в период Кальмарской унии.—В кн.: История Швеции / Отв. ред. А. С. Кап. М., 1974, с. 114—148. Дискуссию по поводу указанных явлений в экономической и социальной жизни (так называемого «аграрного кризиса») в Швеции см.: Сванидзе А. А. Ремесло и ремесленники..., с. 38—42.
⁹³ DS, N 5933, 6056; SMR, N 329 о. а.
⁹⁴ DS, N 5587; Strodda kamerala handlingar, v. 2.— RA.
⁹⁵ DS, N 6149, 6150, 6151.
⁹⁶ DRA, 1933; Fot. DK(H).— RA.
⁹⁷ DS, N 6056.
⁹⁸ DS, N 7717. См. также: SMR, N 55 и мн. др.
⁹⁹ Ср. 200 марок серебром — ссуда бюргера из г. Скары маршалу Эрику Кеттильссону (Ваза) и др.
¹⁰⁰ Они одолжили королю Альбректу Мекленбургскому 2 тыс. лю- бекских марок.
¹⁰¹ Ср. DS, N 1551, 2162, 5933, 6056.
¹⁰² Ilammarström I. Finansförvalining och varnhandel 1504—1540. St. I. Uppsala, 1956; Fritz B. Op. cit. В Швеции лены были срочными, поэтому переходили из рук в руки непрерывно.
¹⁰³ DS, N 6157, 7551; ВРВ, N 957; Fritz В. Op. cit., s. 124.
¹⁰⁴ RPB, N 661, 707, 735, 1024; DS, N 7380, 7387 о. a.
¹⁰⁵ Arvid Trolles jordebok 1498, jämte ätkomsthandl ingar och andra därmed samhöriga aktstycken / Utg. genom J. A. Almquist. Stockholm, 1938.
¹⁰⁶ Это помогает попять особенности политической борьбы в Швеции в период Кальмарской унии, в частности, длительность складывания национального правительства.
¹⁰⁷ Например, когда купец забирал в кредит (или в расчет за товары?) металл у феодала — владельца рудпичных участков, как это было в случае с Бу Йёнссопом (Грином).
¹⁰⁸ Ср. отдачу короной в залог под ссуду (1000 марок серебром на три месяца) трех херадов вместе с городом Стренгнесом (DS, N 6497, 6498 о. а.).
¹⁰⁹ Это была общая тенденция, которая не исключала факты иного плана. Так, из дипломов видно, что некоторые, вполне ординарные вотчинники и даже ммпистериалы стали зажиточными, а затем вошли в состав неподатного сословия и даже получили дворянство благодаря ссудным операциям. Среди них, например, Рагвальд Пампа, которого рыцарь Хок отт Альготссоп, одалживая у него 650 марок, называет своим familiaris; менее чем через год тот же Пампа одалживает другому рыцарю деньги под залог двора, а через несколько месяцев повторяет эту операцию (RPB, N 823, 879, 928). В 60-е годы XIV в. в дипломах неоднократно фигурирует Клаус Рюска как заимодавец, ссужавший деньги под залог недвижимости и доходов с нее; такой же деятельностью занимались его прямые потомки (DS, N 7706). В качестве заимодавцев и ростовщиков выступали также крестьяне. Но в среде рядового дворянства и крестьян такие люди были редки.
¹¹⁰ DS, N 6327.
¹¹¹ DS, N 6286, 7334, 7338, 7573, 7717; SD, N 7594; RPB, N 823; SMR, N 25, 55, 149, 329 и мн. др.

<<Назад Вперёд>>

Просмотров: 3741

загрузка...

Другие книги по данной тематике