Правящий класс

Правящий класс, находившийся на вершине социально расслоенного общества, сам подразделялся на несколько категорий в зависимости от функций, значимости и веса в обществе. Так, верховный жрец по положению был равен военачальнику, и оба они смотрели сверху вниз на бедного «приходского жреца» или деревенского сборщика податей. И все-таки все они стояли отдельно от тех, кого испанцы называли простолюдинами, масеуальтин (масеуалли – форма единственного числа), у которых не было ни власти, ни должности.

Слово текутли – «сановник» или «господин» – применялось в отношении представителей высшей ступени правящего класса, когда речь шла об армии, исполнительной или судебной власти. Этим словом называли главных военачальников, чиновников высшего ранга в Мехико (например, главного казначея) и в провинциях, управляющих районами столицы и судей, которые разбирали самые важные дела в больших городах. Если бывший правитель города, присоединенного к империи, оставался на своем месте под властью Теночтитлана, он был текутли. Сам император был текутли; и этим выдающимся титулом часто наделяли богов: Миктлантекутли («владыка подземного мира»), например, или Шиутекутли («владыка бирюзы»), бог огня.

Жрецы, в свою очередь, очень редко получали такое отличие. Как мы увидим, у них имелась своя собственная иерархия, которая была не менее выдающаяся и почитаемая, чем у других.

Поначалу текутли избирались или, скорее, назначались, причем при избрании на любую должность выбор почти всегда падал на члена одной и той же семьи. Преемственность поста главы района, например, осуществлялась «не по наследству, а, после его смерти, посредством выбора самого уважаемого, мудрого, талантливого и пожилого человека… Если у умершего остался сын, годный занять это место, выбирают его: всегда выбирают родственника при условии, что таковой имеется и он подходит к этой должности».

Ко времени правления Монтесумы II, однако, единственными постами, которые действительно занимали выбранные кандидаты, были самые высшие: пост императора и четырех «сенаторов», которые его сопровождали. Во всех остальных случаях либо император напрямую давал назначения своим подчиненным, либо районы или города выдвигали своих кандидатов, но это выдвижение вступало в силу лишь в том случае, если оно было утверждено центральной властью.

На практике избирали обычно сына или племянника или даже брата местного текутли, который становился его преемником в деревне, городе или районе. Но хотя внешне это выглядело как соблюдение традиции, на самом деле это уже было не избранием, а презентацией, и последней инстанцией был император, который назначал человека по своему выбору. Власть уже не давалась снизу, а приходила сверху: новая государственная машина поглотила последние следы демократических начинаний.

Текутли всегда занимал очень важное положение, управлял ли он деревней, небольшим городком или большим городом. Именно текутли испанцы назвали словом «касик» (это слово они привезли с Ямайки). Он носил особую одежду и ювелирные украшения, его имя заканчивалось уважительным окончанием – цин; он жил вжтсталалгаер'во дворце, скромном или, случалось, роскошном, который содержали жители деревни или городка, обязанные предоставлять ему, по их выражению, «дрова и воду» и бытовое обслуживание. У него была земля, которую обрабатывали за его счет; доход с нее можно было бы назвать его жалованьем. Помимо этого император жаловал его «продовольствием и платой»: тканями, одеждой, продуктами питания, а в обмен на это был обязан являться к императору, когда бы тот его ни призвал.

Каковы были его функции? Во-первых, он представлял свой народ перед высшими властями: он должен был «говорить за вверенных ему людей» и защищать их в случае необходимости от чрезмерного налогообложения или какого-либо посягательства на их землю. Во-вторых, он выступал в роли судьи во время тяжб, обращался с апелляцией в Мехико или Тецкоко. Далее, в качестве военачальника он возглавлял воинские отряды, которые был обязан предоставить в случае войны. Наконец, на своем посту он должен был поддерживать порядок, надзирать за обработкой полей, особенно тех, которые были выделены для выплаты податей, а также позаботиться о том, чтобы эти подати были заплачены кальпишке из администрации империи.

И в завершение, особенно если его район занимал важное положение, он, в свою очередь, имел право назначать местных чиновников при условии, что будет платить им с доходов от своих земель и из своего денежного содержания. Текутли, его семья и дети не платили налогов.

В давние времена во Франции существовала огромная разница между образом жизни сельских помещиков в Бретани или Гаскони и образом жизни видных аристократов из свиты короля, а также огромное различие в значимости их положения. Точно так же текутли из далекой мексиканской деревушки не имел такого большого авторитета по сравнению с одним из приближенных Монтесумы. Но в то время как французский дворянин был уверен в том, что его титул перейдет к его наследникам, текутли не мог быть в этом уверен. Он обладал им только при жизни, а после его смерти двойная процедура выдвижения кандидата снизу и утверждения его центральной властью могла передать его должность дальнему родственнику или даже кому-то совершенно постороннему. На деле во многих городах, особенно поблизости от Мехико, были текутли, назначенные напрямую императором.

В каждом районе (кальпулли) столицы был свой начальник, кальпуллек, который избирался на пожизненный срок; жители отдавали предпочтение членам одной и той же семьи, а император утверждал их выбор. У него был совет старейшин, уэуэтке, которые являлись, вероятно, самыми почтенными и широко известными главами семей, и «он никогда не предпринимал ничего, не выслушав мнения старейшин». Его обязанности были во многом схожи с обязанностями текутли деревни или города: особенно от него требовалось умение «защищать и оборонять» своих сограждан. Но его главной задачей было вести запись общинных земель, принадлежащих кальпулли и поделенных между разными семьями. Как мы увидим позднее, каждая семья имела право пользования своим наделом и доходами с него, могла обрабатывать его и снимать с него урожай на определенных условиях. Обязанностью кальпуллека и его совета старейшин было следить за тем, чтобы эти условия соблюдались, и вести в книгах запись всех изменений в наделении землей посредством символических рисунков и иероглифов.

Ввиду занимаемой им должности кальпуллек должен был нести весьма значительные расходы. Часто в его доме собирались районные старейшины, и он, как хозяин, должен был предложить им пищу и питье. Даже в наши дни в любой мексиканской деревне, если индеец, занимающий какую-то должность, не делает этого не скупясь, он многое теряет в глазах окружающих. Так было и в те времена. В качестве компенсации глава района не платил налогов, а жители его кальпулли по очереди выполняли работы на его земле и в его доме.

Нет никаких сомнений в том, что здесь мы соприкасаемся с очень старыми порядками, заведенными в племени мексиканцев: кальпулли – это поистине ядро, а его глава и старейшины представляют собой самую древнюю форму территориальной организации ацтеков. Так же верно и то, что во времена, о которых идет сейчас речь, кальпуллек, хоть и был все еще высоко почитаемой фигурой, сталкивался с тем, что его власть становилась все менее реальной, так как со всех сторон ее понемногу ущемляли.

Он избирался на свою должность своими согражданами, но сохранял ее за собой только благодаря милости монарха. Теоретически он возглавлял всю деятельность населения своего района, но храм ему приходилось уступать куакуилли, районному жрецу, который принадлежал к жреческой иерархической системе, а «дом для юношей» – воинам-педагогам, назначенным сверху. По словам Торквемады, каждый день он был обязан приходить во дворец за распоряжениями: «он ожидал уэя кальпишки, главного распорядителя, чтобы тот сообщил ему, что приказал и повелел великий господин (император)». В его подчинении находились чиновники, чьей обязанностью было надзирать за группами из двадцати, сорока и ста семей в отношении выплаты налогов и выполнения коллективных работ, таких, как уборка или общественные работы. По крайней мере, теоретически они были ему подчинены, но возникает определенное впечатление, что они на самом деле принадлежали, если можно так выразиться, к бюрократической административной системе, которая находилась вне его власти. «Число чиновников (oficiales), которое имелось у этого народа для всякой малости, было так велико, а все записи велись так хорошо, что не было недостатка ни в отчетах, ни в списках жителей (padrones); ведь для всего были свои чиновники постарше и помладше (mandoncillos), даже для подметальщиков. Весь город и его районы были поделены, так как человек, который отвечал за сто домов, выбирал и назначал пять или шесть других служащих, подчиненных ему, и делил эту сотню домов между ними так, что каждый, осуществляя надзор за пятнадцатью или двадцатью домами, мог руководить и распоряжаться их жителями с целью обеспечения сбора налогов и выделения необходимого количества людей для общественных работ. Точно так же городские чиновники (oficiales de la republica) были столь многочисленны, что их невозможно было сосчитать».

Эта картина мексиканского чиновничества, странным образом напоминающая административную систему империи инков в Перу, почти не оставляет иллюзий относительно того, насколько большой независимостью мог пользоваться кальпуллек, имея над собой уэй кальпишки, а внизу бюрократическую систему. Он был традиционным вождем, сохранившимся от старых времен, и теперь оказывался в несовместимой связи с централизованной системой управления, которая являлась частью не местных общин, а государства.

Наконец, хотя можно допустить, что в самом начале у него была некоторая военная власть, ее у него отняли почти целиком. На практике все разрозненные отряды объединялись в четыре корпуса в соответствии с четырьмя большими районами города: Теопан, Мойотлан, Ацтакалько и Куэпопан. Эти корпуса находились под командованием гораздо более высокопоставленных лиц, чем местные вожди. В стране, находящейся в состоянии непрекращающейся войны, армия предлагала храбрым и амбициозным людям карьеру, особенно богатую почестями и властью.

Само собой разумеется, что в Теночтитлане каждый мужчина независимо от происхождения либо был воином, либо хотел им стать. Чиновники либо уже были, либо собирались стать воинами: жрецы, по крайней мере в молодости, уходили на войну, чтобы захватить пленника, а некоторые из них, тламакацтекиуаке, были и жрецами, и воинами. Что же касается торговцев, то мы увидим, что их профессия не была такой мирной, как в наши дни, а была больше похожа на вооруженную разведку или колониальную экспедицию.

Мальчику с самого рождения было предназначено стать воином. Его пуповину закапывали вместе со щитом и небольшими стрелами и произносили традиционные слова о том, что он пришел в этот мир воевать. Богом-юношей был Тескатлипока, которого также называли Йаотль, «воин», и Тельпочтли, «юноша». Именно Тескатлипока руководил тельпочкалли, «домами молодых людей», куда начинали ходить мальчики с шести-семи лет. В каждом районе имелся такой дом, и образование, которое там можно было получить, было, по сути, обучением военному делу, в котором мексиканские мальчики жаждали отличиться. Когда им исполнялось десять лет, мальчикам обрезали волосы, оставляя на затылке одну прядь. Эта прядь называлась пиочтли, и им не разрешалось обрезать ее, пока им не удавалось взять в бою пленника, даже если для этого они должны были вдвоем или втроем объединить свои усилия.

Воин, который совершил этот свой первый подвиг, с той поры получал звание ияк. «Я ияк», – сказал Тескатлипока; так молодой воин уже соперничал с богом. Он обрезал прядь волос на затылке и отпускал волосы, пока они не начинали закрывать его правое ухо. Но он поднялся всего лишь на одну ступень, и, если не проявлял себя лучшим образом в двух или трех последующих военных походах, ему приходилось уходить из армии и отказываться от ратного дела. Он был вынужден посвятить себя своему клочку земли и своей семье – принять свой тягостный удел. Ему никогда уже нельзя будет надеть ни раскрашенную и расшитую одежду, ни ювелирных украшений. Он станет всего-навсего масеуалли.

Но с другой стороны, если к нему благоволили боги, если (как сказал бы мексиканец) он родился под счастливым знаком, он продолжал свою воинскую карьеру. После того как он взял в плен или убил четырех врагов, он получал звание текиуа («тот, у кого есть доля дани»), то есть достигал той высшей категории воинов, которая участвовала в дележе добычи. Он становился военачальником и приходил на военные советы, получал право носить определенные головные уборы из перьев и кожаные браслеты. Для него открывались и более высокие чины, и он мог стать куачиком, куаучичимекатлем, то есть «чичимек-орлом», или отомитлем, по названию древнего, дикого, воинственного племени, которое обитало в горах к северу от Мехико. И наконец, он мог стать членом одного из двух высших воинских орденов: ордена «рыцарей-ягуаров», воинов Тескатлипоки, которые в бою надевали шкуры ягуаров, и ордена «рыцарей-орлов», воинов солнца, носивших шлемы в виде головы орла.

В одиннадцатый месяц года, Очпаництли, сам император распределял почести и награды. «Все они стояли ровными рядами перед Монтесумой, который восседал на своей циновке из перьев орла (куаупетлапане): он и в самом деле сидел на орлиных перьях, а спинкой ему служила шкура ягуара… Все стояли перед ним и приветствовали его. У его ног лежало разнообразное оружие и знаки отличия, щиты, мечи, плащи, набедренные повязки. Они стояли перед ним и отдавали ему честь, и каждый по очереди получал от него дары. Затем они отошли в сторону, чтобы украсить себя и надеть свои знаки отличия. Он (император) подарил эти великолепные украшения великим военачальникам… Когда все они таким образом оделись, они снова сомкнули свои ряды перед Монтесумой… Украшения, которые они получили, были их наградами, а служили они, чтобы получать их (за свою службу). А наблюдавшие за этим женщины – старухи, возлюбленные – проливали горючие слезы, а их сердца были полны печалью. Они говорили: «Вот наши любимые дети. Если через пять или шесть дней будут произнесены слова «вода и огонь» (то есть «война»), вернутся ли они когда-нибудь? Найдут ли они дорогу домой? Они действительно уйдут навсегда».

Но эти горестные жалобы, которые допускала традиция, совершенно не отвращали воинов от своей также традиционно уважаемой и овеянной славой карьеры. Для них смерть в бою или, еще лучше, смерть на жертвенном камне обещала им счастливую вечную жизнь после смерти. Ведь воин, который был убит на поле боя или на алтаре, обязательно становился одним из «братьев орла», куаутека, одним из тех, кто сопровождал солнце от его восхода до зенита в сверкающей светом и радостью процессии, а затем перевоплощался в колибри, чтобы вечно жить среди цветов.

На встречах самого высокого уровня высший военный ранг сливался с высшим государственным рангом. Одним из титулов императора был тлакатекутли («господин над людьми», то есть над воинами), и его первейшей функцией было осуществление командования не только мексиканскими армиями, но и армиями городов-союзников. Самые важные из высоких сановников, которые находились рядом с ним, занимали исключительно военные посты, по крайней мере сначала: в военное время четверо из них командовали армиями, получавшими снабжение из четырех районов столицы.

Из этих «четырех великих» выделяются двое из-за почестей, им оказывавшихся. Этими двумя были: тлакатеккатль, «тот, кто командует воинами», и тлакочкалькатль, «человек из дома копий». Очевидно, эти титулы означают, что у первого в руках было военное командование, а второй отвечал за арсеналы (тлакочкалли), где хранилось оружие. Обычно они были близкими родственниками императора, и часто из них и выбирали монарха: Ицкоатль, Ашайакатль, Тисок и Монтесума II были тлакочкалькатлями на момент своего избрания, а Ауицотль – тлакатеккатлем. Они носили роскошную, великолепную одежду: расшитые плащи, ювелирные украшения, перья. Их дома и образ жизни были такими же, как и у императора. Они были среди первых, кого император жаловал подарками и наделял частью добычи в виде земель в захваченных провинциях. Оба они занимали очень высокое положение и обладали огромными богатствами.

Все это относилось и ко всем отличившимся воинам согласно их званию: по мере их продвижения вверх по иерархической лестнице росла их слава, и, когда они заслуживали право носить все более и более великолепные украшения и одежды, они одновременно получали подарки и доходы с различных поместий. Они не только освобождались от обязанности обрабатывать свои собственные земельные наделы, как это делали обычные мексиканцы, но и получали земли, главным образом на завоеванной территории, которые для них обрабатывали другие.

Они были состоятельными людьми, обладая прекрасными домами, множеством слуг, великолепными драгоценностями и одеждой, забитыми до отказа кладовыми и сундуками. Но следует помнить, что это богатство приходило к ним только после славных подвигов и как их следствие. Человек был богат, потому что ему оказывались почести, но они ему оказывались не потому, что он был богат. Кроме того, достойное почета деяние было единственным способом достижения богатства для человека из правящего класса.

Испанцы считали этих военачальников знатью, приближенной к императору, подобно европейским дворянам при дворе короля Испании или Франции. Но они явно ошибались, так как двор императора ацтеков состоял не из потомственных магнатов, обладающих огромными поместьями или унаследованным состоянием, а из военных или гражданских официальных лиц, которые пользовались привилегиями, прилагающимися к их должности.

Правящий класс постоянно обновлялся, вбирая в себя представителей основной массы населения, и в этом была его огромная сила. Любой воин, которому удавалось захватить в плен четырех человек, становился текиуа и, таким образом, попадал в высший класс независимо от своего происхождения. Более того, император заполнял вакансии в более высоких эшелонах власти путем выдвижения достойных людей, и часто в конце сражения или военной кампании он выдвигал на высшие посты целую группу людей: Монтесума II после победы над армией Тутотепека таким образом «поднял» двести шестьдесят человек.

Тесосомок утверждает, что все простолюдины, которые отличились на войне с Койоаканом, были продвинуты на самые высокие посты после сдачи города, и одновременно каждый получил вознаграждение в размере дохода с одного поместья или даже больше. Более того, даже уже на упомянутые важные должности тлакочкалькатля и тлакатеккатля люди назначались таким образом, чтобы по крайней мере одну из них занимал воин, выдвинувшийся из рядовых в офицеры, criado en las guerras,^[4] по выражению Саагуна.

В обществе, столь жадном до славы, в котором эта слава основывалась предпочтительно на заслугах перед всеми – о поразительном исключении, которое составляли торговцы, будет рассказано позже, – воины занимали завидное положение. Когда отец читал своему сыну какое-либо наставление, принятое у ацтеков, он постоянно ставил их в пример как образец для подражания. Их превосходство всегда было очевидным не только благодаря их одежде и знакам отличия, но и благодаря привилегиям, которыми они обладали на различных ритуалах и церемониях. Например, в восьмой месяц года под названием Уэй текуильуитль, «большой праздник сановников», только «военачальники и другие храбрецы, привычные к войне» допускались принять участие в священном танце, который происходил ночью у подножия пирамид при свете огромных жаровен и факелов, которые держали юноши. Они танцевали парами, а к каждой паре воинов присоединялась женщина (одна из ауианиме, подружек холостых солдат). Ее волосы были распущены по плечам, а одета она была в расшитую юбку с бахромой. Танцоры носили украшения согласно своему рангу: куачик имел право носить украшение на губе в форме птички, отомитль – в форме листка водоросли. У всех в ушах были диски из бирюзы. Танец длился несколько часов; иногда и император приходил принять в нем участие.

В следующем месяце, тлашочимако, проходил не менее торжественный танец в честь Уицилопочтли перед его теокалли; но этот танец начинался в полдень, ведь Уицилопочтли был богом солнца в зените. Здесь воины вставали по ранжиру; сначала куакуачиктины и отоми, затем текиуаке, за ними молодые люди, взявшие в плен одного врага, потом «старшие братья», отличившиеся солдаты, которые занимались обучением молодежи, и, наконец, юноши из районных школ. «И они держались за руки, как во время танцев простолюдинов в Старой Кастилии – одна женщина между двумя мужчинами и один мужчина между двумя женщинами; они кружились в танце и пели. Наиболее закаленные на войне воины, которые находились в первом ряду, держали своих женщин за талию, как будто обнимали их. Но другие, занимавшие менее высокие воинские посты, не могли заходить так далеко».

И во многих других случаях воины оказывались в центре внимания и почитания восхищенной публики. Так бывало, например, когда каждые четыре года проходили празднества в честь бога огня: император и его главные советники, все в украшениях из драгоценных камней и перьев, исполняли «танец сановников». Или в дни под знаком се шочитль («один цветок»), когда монарх, посреди пения и танцев, раздавал им богатые подарки; или, естественно, всякий раз, когда победоносная армия возвращалась домой из похода, вступая в город по одной из насыпных дорог, старейшины приветствовали их, а звуки тепонацтли и труб сопровождали их от самого берега озера.

Эти высокопоставленные лица не являлись аристократией в европейском понимании этого слова. В те времена, о которых идет сейчас речь, появилась тенденция делать наследуемыми те отличия, что изначально прилагались только к занимаемой должности. Сын текутли не опускался до уровня масеуалли, простолюдина; по одному только праву рождения он получал титул пилли, первоначальное значение которого – «ребенок» или «сын», но который приобрел смысл «сын текутли» или, как говорили испанцы, «сын идальго», «сын важной птицы».

Теоретически пилли не имели привилегий, и, чтобы сделать карьеру в армии, органах управления или религии, он должен был приложить так же много усилий, как и любой масеуалли. На самом же деле у него было множество преимуществ с самого начала благодаря положению его отца и высшему образованию в кальмекаке, а не в местной школе. Именно среди пилли император легко находил чиновников, судей и послов. Пилли, как социальную группу, можно поместить посредине между народом и правящим классом. Они являлись неиссякаемым источником для удовлетворения постоянно возраставших потребностей постоянно возраставшего управленческого аппарата.

Следовательно, постепенно появлялась аристократия. Но все же нельзя забывать, что пилли, который не сделал ничего выдающегося в течение своей жизни, не оставлял своим детям никакого исключительного положения. Престижа положения текутли хватало едва ли более чем на одно поколение, если только к его возрождению не прилагались новые усилия.

По мере того как империя росла, а предпринимаемые государством действия становились все более разнообразными, обязанности ее чиновников неизбежно делались более узкими. Очень трудно дать точную оценку функций тех официальных лиц, чьи звания дошли до нас. Вероятно, большинство этих чинов уже не имели никакого отношения к их буквальному значению, имея в этом сходство с чинами, бывшими в ходу в Римской или Византийской империях или во Франции эпохи королей. Тлилланкальки, вероятно, был «хранителем темного дома» в той же степени, в какой коннетабль Франции (один из высших сановников французской монархии, в XIII–XVII веках главнокомандующий. – Перев.) был человеком, отвечавшим за конюшни. Но, несмотря на все это, во времена Монтесумы II мы можем различить три класса чиновников.

На первом месте стояли правители некоторых городов или опорных пунктов. И хотя они обладали воинскими званиями тлакочтекутли («властелин копий»), тлакатеккатля и даже тлакатекутли или, гораздо реже, тецкакоакатля («зеркальный змей») или тлилланкальки, их обязанности, вероятно, в значительной степени были штатскими и управленческими. В нескольких городах было одновременно два правителя – в Остомане, например, Сосолане и Уашьякаке (Оашаке), – так что вполне возможно, что один правитель отвечал за административные вопросы, а другой – за командование гарнизоном.

Общее слово, которым назывались все чиновники, связанные с аппаратом управления, и в особенности с налогами, было кальпишке, «служащий дома». Испанцызавоеватели и историки переводили его как «мажордом, дворецкий». Кальпишке избирались из пилли, и их главной обязанностью было организовывать обработку земель, предназначенных для уплаты налога, и принимать зерно, товары и продукты питания, которые каждая провинция должна была поставлять через определенные промежутки времени, а также обеспечивать их перевозку до самого Мехико.

Они были обязаны посылать императору отчеты о состоянии сельского хозяйства и торговли: если надвигался голод, именно они должны были сообщить об этом императору и, по его приказу, освободить провинцию от уплаты налога или даже открыть общественные склады зерна и раздать его людям. Они также отвечали за возведение общественных зданий, за ремонт дорог и за подбор слуг во дворцы императоров.

В каждой провинции кальпишке жил в главном городе вместе со своим штатом многочисленных писцов, умевших содержать в порядке налоговые реестры и составлять отчеты. Без сомнения, у него были помощники в городах и главных деревнях его провинции.

Рассказ Берналя Диаса дает некоторое представление о возможностях этих чиновников и об их огромной власти. Впервые испанцы встретились с кальпишке в Киауицтлане на земле народа тотонак, подчиненного империи. «Несколько индейцев из этой же деревни прибежали и сказали всем касикам, которые разговаривали с Кортесом, что видели пятерых мексиканцев, сборщиков налогов от Монтесумы. Услышав это, они побледнели и начали трястись от страха. Они оставили Кортеса одного и вышли приветствовать их. Со всей поспешностью они украсили помещение листьями, приготовили угощение и сварили какао, самый лучший напиток, какой у них только можно найти. Когда эти пятеро индейцев прибыли в деревню, они прошли прямо мимо того места, где мы стояли, с заносчивым и гордым видом и не заговорили ни с Кортесом, ни с кем-либо из нас. На них были надеты богато расшитые плащи, такие же набедренные повязки, а их блестящие волосы были собраны на голове в пучок. У каждого в руках был букет цветов, которые они нюхали, а другие индейцы, вроде слуг, обмахивали их опахалами». Эти надменные представители центральной власти не замедлили призвать к себе вождей тотонаков и стали громко выговаривать им за то, что те осмелились вести переговоры с Кортесом.

Наконец, третья категория назначаемых чиновников – судьи. Они выбирались монархом либо из числа опытных и пожилых сановников, либо из числа простых людей. В Тецкоко половина верховных судей были благородного происхождения, а другая половина – простолюдины. Все составители хроник одинаково превозносят ту тщательность, с которой император и равные ему по положению правители выбирали судей, «особенно заботясь о том, чтобы они не были ни пьяницами, ни легкими на подкуп; чтобы они не принимали решения, руководствуясь личными интересами, и не были бы пристрастны при вынесении приговора».

Судьи пользовались чрезвычайным уважением и властью. В их распоряжении имелось нечто вроде полиции, которая по их приказу могла арестовать даже самых высокопоставленных людей, в каком бы месте они ни находились. Их гонцы «передвигались с величайшей скоростью, будь то день или ночь, в дождь, снег или град». Их писцы вели запись каждого дела с претензиями обеих сторон, свидетельскими показаниями и приговорами. Им оказывался большой почет, но горе тому судье, который дал себя подкупить: от порицания было недалеко до освобождения от должности, а иногда и до смерти. Правитель Тецкоко приказал казнить судью за то, что тот в тяжбе между простолюдином и вельможей проявил благосклонность к вельможе.

Все эти люди: военные или гражданские официальные лица, воины, управляющие, судьи, сановники или сыновья высокопоставленных деятелей, ожидающие своего назначения, а также армия гонцов, служителей, клерков и полицейских, которая их окружала, – все они зависели от светской власти. Они зависели от императора, главы государства; они были многочисленными винтиками в огромном механизме империи. Около них, тесно связанное фамильными узами, образованием и глубиной религиозной веры, но зависящее от другой власти, стояло духовенство. Рядом со слугами государства были слуги богов. Правящий класс был разделен на эти две параллельные иерархии: одна из них завоевывала, управляла и судила, а другая своей добросовестной службой в храмах призывала милость богов пролиться дождем на землю.

Каждый молодой пилли был хорошо знаком с порядками внутри ордена жрецов с детства, так как он воспитывался в кальмекаке, школе монастырского типа, где он жил со жрецами одной жизнью, полной аскетизма. Сыновья торговцев также могли пойти учиться в кальмекак, но как бы сверх штата и в минимальном количестве. В таком случае, казалось бы, путь в жрецы был открыт только для представителей правящего класса или, при определенных усилиях, для сыновей торговцев. И тем не менее Саагун настаивает на том, что иногда самые почитаемые жрецы были родом из простых семей. Поэтому можно предположить, что у масеуалли при желании была возможность стать учеником жреца. Возможно, если он демонстрировал необыкновенное призвание к служению богам во время своего пребывания еще в местной школе, его наставники могли перевести его в кальмекак.

Новичок (буквально: «маленький жрец») был посвящен Кецалькоатлю, который прежде всего был богом жрецов. Если в возрасте двадцати—двадцати двух лет он принимал решение не жениться и полностью посвятить себя карьере служителя культа, он становился тламакаски, жрецом, и с того момента он мог принять на себя это почитаемое звание, которое на самом деле применялось по отношению к Кецалькоатлю, богу, владыке и верховному жрецу легендарной Тулы. Это же звание было дано и Тлалоку, древнему богу дождя и плодородия, более мелким божествам, его сопровождающим, и сияющему, совершающему добрые дела молодому богу музыки и танцев. Быть удостоенным звания тламакаски означало, в какой-то степени, быть приравненным к богу.

Большинство жрецов, вероятно, так и не шли дальше этой ступени. Когда они старились, они брали на себя какие-нибудь постоянные, но второстепенные обязанности, такие, как бить в барабан или быть на подхвате во время жертвоприношений. Еще они могли принять на себя «приход» и тихо закончить свои дни, проводя богослужения в местном храме. Их ранг в иерархии жрецов обозначался словом куакуилли.

Другие жрецы достигали более высокого уровня и получали звание тленамакака. Они могли входить в состав выборщиков, которые избирали императора, и именно из их среды появлялись высшие лица мексиканской церкви.

Два верховных жреца, равные по власти, правили вместе. В ведении одного, кетцалькоатля тотек тламакаски («пернатый змей, жрец нашего владыки»), был культ Уицилопочтли. Другой, кетцалькоатль Тлалок тламакаски («пернатый змей, жрец Тлалока»), занимался культом Тлалока. Как мы уже видели, два бога царили на огромном теокалли вместе, и точно так же два верховных жреца главенствовали в религиозной иерархи.

Титул «пернатый змей», которым они оба обладали, наделял их святостью, которая, согласно мифу, была присуща тольтекскому царю-богу Кецалькоатлю. Короче говоря, они были его представителями и преемниками. «Среди этих жрецов, – пишет Саагун, – выбирали лучших, которые становились верховными жрецами; их называли кекецалькоа, что означает «преемники Кецалькоатля… При этом не придавалось никакого значения происхождению, важны были лишь их моральные устои и соблюдение религиозных обрядов, знание религиозного учения и безупречный образ жизни. Выбирали тех, кто был скромен, благочестив и смиренен, честен и справедлив, кто не был склонен к ветрености, но был воздержанным, строгим и щепетильным в отношении нравственных устоев, кто был полон любви и милосердия, сострадания и дружелюбия ко всем, кто был богобоязненным и истинным приверженцем веры». Надо признать, что это удивительно теплый отзыв, и вышел он из-под пера католического монаха.

Эти два верховных жреца «были равны по статусу и по чести» и окружены глубочайшим уважением: сам император лично наносил им визиты. Их положение во главе духовного мира освящало союз двух основных мировоззрений Мексики, которые ацтеки свели вместе, когда стали правящим народом. С одной стороны, был Уицилопочтли, бог солнца и войны, близкий родственник богов-охотников, модель воина и прототип принесенной жертвы, которая должна возродиться для бессмертия в виде беззаботной птички. И с другой стороны, был Тлалок, древний бог дождя и изобилия, который, не воюя, заставляет кукурузу и все съедобные для человека растения быстро расти, добрый волшебник, который защищает от голода и засухи. С одной стороны, существовала религия воинственных кочевников, а с другой стороны – религия оседлых крестьян, каждая со своими представлениями и своим собственным раем.

В подчинении у двух верховных жрецов находилось много «прелатов», которые отвечали либо за какую-то отдельную отрасль религиозной деятельности, либо за поклонение какому-то конкретному богу. Самый важный из них, исполняющий обязанности как бы генерального секретаря, носил титул мешикатль теоуацин («почтенный – цин, ответственный за богов»). Его выбирали два кекецалькоа, и «он управлял менее высокопоставленными жрецами, вроде епископов, и следил за тем, чтобы все, имеющее отношение к богослужению, исполнялось во всех провинциях и местечках усердно и в совершенстве, согласно законам и обычаям прежних верховных жрецов… в его ведении находилось все, что касалось богослужения во всех провинциях, подвластных Мехико». В его компетенцию также входила дисциплина среди жрецов и контроль за образованием в кальмекаке. Его помощниками были, с одной стороны, уицнауак теоуацин, который в основном отвечал за церемониалы, а с другой стороны, тепан теоуацин, который занимался вопросами образования.

На попечении хранителя ценностей, тлакимилольтекутли, были священные сосуды и другие культовые предметы, а также в его ведении находились храмовые поместья. Богатства богов были огромны: у них были не только постройки и земля, статуи, бесчисленные культовые принадлежности величайшей ценности и дары в виде продовольствия и одежды, которые без конца приносили верующие, но также и сельскохозяйственные угодья, которые духовные власти сдавали в аренду или организовывали их обработку, и их доля податей из завоеванных провинций.

Пиетет перед императорами выражался в потоке подарков, сыплющихся на храмы. В Тецкоко пятнадцать крупных деревень и зависимых территорий занимались исключительно тем, что обслуживали и ремонтировали их, а также поставляли им дрова для их никогда не гаснувших костров. В Мехико было точно так же: некоторые деревни поставляли в храмы кукурузу, дрова, мясо и ладан и не платили больше никаких налогов. Поэтому рядом с храмами были построены хранилища, в которых содержались значительные запасы продовольствия не только для жрецов, но также и для раздачи бедным и больным: в Мехико, Тецкоко, Чолуле и других местах имелись больницы. Управление всей этой собственностью, вероятно, требовало значительного штата писцов, которые должны были быть в распоряжении хранителя.

Оказывается, существовало чрезвычайно большое количество жрецов, приданных для служения разным богам: ни одно божество не удовлетворилось бы меньшим, чем собственное «хозяйство», главный жрец, прислужники и послушники. Четыремстам богам напитков и пьянства служило такое же количество жрецов под руководством Ометочцина, «священного кролика в двух лицах», чье имя совпадало с именем одного из этих богов. Так было принято: каждый жрец носил имя того бога, которому он служил и кого он воплощал при богослужении. Количество церемониалов быстро разрослось до чрезвычайности, и масса жрецов занималась выполнением той или иной конкретной задачи, так как разделение труда достигло очень высокого уровня. Например, ишкосауки тсонмолько теоуа отвечал только за снабжение дровами храма бога огня, а почтлан теоуа йиакатекутли – за организацию праздника бога торговцев.

Понятно, что было необходимо строго придерживаться календаря праздников и точно соблюдать последовательность церемоний. Эта важная обязанность была доверена экоакуакуильцину, «почтенному жрецу храма дождя», который, несмотря на ограничивающее его звание и находясь в подчинении у уитснуак теоуацина, обладал властью во всей религиозной сфере, по крайней мере, что касается ее материального аспекта.

Женщины никоим образом не исключались из сферы служения богам. Через двадцать—сорок дней после рождения девочки мать могла принести ее в храм. Женщина дарила жрецу курильницу и немного копаль (ладана), что означало взаимное соглашение. Но только тогда, когда девочка становилась ичпочтли (взрослой девушкой), она могла уйти в религию в звании жрицы или, буквально, «женщины-жреца» (сиуатламакаски). Пока она носила этот титул, она была обязана соблюдать обет безбрачия. Но у нее была возможность выйти замуж, «если ее позвали замуж, если все было сказано надлежащим образом, если отцы, матери и важные господа были согласны». Совершалась необычно торжественная церемония бракосочетания, и она покидала храм и уходила в свой дом. Но кажется, многие предпочитали всецело посвятить себя религии.

В традиционных описаниях можно найти много примеров, когда довольно часто жрицы совершали богослужения. Праздником в честь великой богини Тоси («нашей прародительницы») руководила женщина, сиуакуакуилли. Другая жрица, ицтаксиуатль («белая женщина»), отвечала за материальную сторону подготовки определенных церемоний, особенно за уборку святых мест и зажигание огня.

В течение Кечолли, четырнадцатого месяца года, множество женщин приходили в храм Мишкоатля, охотника и воина, чтобы вручить своих детей старым жрицам: они брали детей и танцевали с ними на руках. Затем матери, сделав жрицам подарки в виде засахаренных фруктов или других лакомств, забирали своих детей. Эта церемония длилась все утро.

В течение месяца Очпаництли самую главную роль в религиозных празднествах играли молодые жрицы богини кукурузы. Каждая из них олицетворяла богиню и каждая несла на спине семь кукурузных початков, завернутых в богатую ткань. Их лица были раскрашены, а руки и ноги украшены перьями. Напевая, они двигались вереницей вместе со жрецами этой же богини. На закате дня они бросали в толпу пригоршни разноцветных зерен кукурузы и бутылочной тыквы, а люди дрались и устраивали из-за них свалку, потому что это были символы богатства и изобилия в будущем году.

Торквемада утверждает, что некоторые из этих молодых жриц давали обет добиться в течение года у небес какой-нибудь милости: вылечить больного или устроить счастливый брак, но, видимо, они не давали вечных обетов. Пожилые женщины их охраняли, обучали и заботились о них, а они заботились о храме, курили ладан перед изображениями богов с наступлением ночи, в полночь и на заре; они также ткали плащи для жрецов и идолов.

От жреческих обязанностей – переход к прорицательству, знахарству и, наконец, к колдовству: так добро незаметно переходит в зло, уважение в страх и ненависть. Неясные границы мира религии сливались с границами мира злобного колдовства и чародейства.

Прорицания в истинном смысле этого слова не только позволялись, но и практиковались определенной категорией жрецов, которые назывались тональпоуке. Они обучались в монастырских школах, так как именно там давали необходимые для прорицателей знания, которые составляли неотъемлемую часть высшего образования. В этой связи стоит вспомнить, какую важную роль играли предсказания в период расцвета Рима. Но кажется, эти прорицатели не становились членами храмового братства, когда получали свою квалификацию; они были сами по себе. У них не могло быть недостатка ни в работе, ни в доходах, так как каждая семья обязательно приходила к прорицателю в случае рождения ребенка. Более того, не было ни одного важного события в жизни, браке, предпринимаемом путешествии или военном походе и т. д., дата которого не была бы назначена прорицателями либо по просьбе частных лиц, либо официальных. За каждую такую консультацию прорицатель получал плату в виде пищи, подарков, «нескольких плащей, индеек и груды продовольствия».

Врачеватели, мужчины и женщины, были официально признаны, хотя их область деятельности не всегда далеко отстояла от сферы деятельности черных магов. Они открыто принимали участие во многих церемониях. Следует также упомянуть повивальных бабок: эти женщины помогали при рождении ребенка и, более того, при этом они произносили необходимые с точки зрения морали и религии слова. А также, посоветовавшись должным образом с прорицателями, они обеспечивали младенца «именем, данным при крещении». Их положение в обществе было очень уважаемым, и, без сомнения, они были вполне обеспечены.

Наконец, на противоположном полюсе мира религии и жрецов находились колдуны, чародеи, страшные знатоки заклинаний, которые, как считалось, обладали широкими и разнообразными возможностями. Они могли превращаться в животных; они знали магические слова, которые «околдовывают женщин и вызывают страсть, как они того пожелают»; и их заклинания могли убивать на большом расстоянии. Существовали колдуны-мужчины и колдуньи-женщины. Своими темными делами они занимались не в открытую. Но, несмотря на это, они были хорошо известны людям, которые приходили к ним ночью, чтобы купить их помощь. Говорили, что их сила была дана им при рождении, так как они родились под «злым» знаком «один – дождь» или «один – ветер», и что для своих целей они всегда ждали дня, который шел под благоприятным для них знаком. Особенно благоприятной была цифра 9, связанная с богами ночи, преисподней и смертью.

Одним из наиболее часто упоминаемых преступлений, осуществляемых при помощи колдовства, была кража: пятнадцать—двадцать колдунов объединялись, чтобы ограбить какую-либо семью. Они приходили к двери дома ночью и при помощи определенных чар делали обитателей дома неподвижными. «Выглядело так, как будто они все были мертвыми, и все же они слышали и видели все, что происходит… Воры зажигали факелы и заглядывали в дом, чтобы найти съестное. Все они ели совершенно спокойно, и никто не мог помешать им, так как люди были без чувств, словно обращены в камень. Затем, насытившись, колдуны отправлялись в кладовую и хранилища и брали все, что там находили: одежду, золото, серебро, драгоценные камни и перья… Говорят даже, что они чинили бесчестье женщинам в доме».

Колдунов в таком случае сурово осуждало общественное мнение и строго наказывал закон. Если их ловили, то либо вешали, либо приносили в жертву на алтаре, вырвав им сердце. В период правления Чимальпопока мужчина из Куаутитлана и его жена были приговорены к смерти, потому что они при помощи чар обездвижили крестьянина из Тенайуки и, пока он спал, украли его кукурузу.

Не считая этого меньшинства опасных отщепенцев, все упомянутые классы – воины, чиновники и жрецы – обладали одинаковыми чертами руководителей общества и государства. Все вместе они составляли правящий класс общества, недавно возникший, сильный и постоянно крепнущий благодаря свежей крови, привносимой простолюдинами, которые могли достичь самых высоких воинских, административных или религиозных чинов. Происхождение играло свою роль, но все же именно личные заслуги помогали человеку подняться, а их недостаток не давал этого сделать. Мексиканец всегда помнил, что почести так же преходящи, как текущая вода, а рожденный знатным человек может умереть рабом.

Видимо, в начале XVI века в период правления Монтесумы II в среде аристократии возникло противодействие, и реакционеры попытались изгнать сыновей простолюдинов из высших кругов. Однако, согласно документам, это затронуло только отправляющиеся за границу посольства, так как «было бы неприлично для масеуалли входить во дворцы владык». Возможно, это противодействие могло бы привести к тому, что возникла бы чисто наследная аристократия, но существовала сила, ежедневно работавшая в другом направлении. Этой силой было постоянное бремя войны и завоеваний, которые приводили на вершину власти храбрых и амбициозных людей.

Если поразмыслить над образом жизни этого правящего класса, то не может не поразить тот факт, что одна из его неотъемлемых частей, жрецы, жили в аскетической бедности, а другие, воины и чиновники, достигали богатства в виде поместий, домов, рабов, одежды, продовольствия, драгоценностей и т. д. только благодаря своему рангу или должности. За самим богатством не гнались; оно приходило как результат растущей власти и официальных расходов. Это был доход, а не капитал. Единственное, что действительно имело значение в глазах текутли, была репутация.

Однако существовал другой класс, в чьей среде эти ценности имели совершенно другое значение. Этот класс был полностью поглощен материальными ценностями, был не только равнодушен к престижу, но и питал к нему неприязнь. Этот класс находился ниже правящего класса, но поднимался до его уровня. Он так отличался своими обычаями, законами и организацией, что почти принадлежал к другому миру.