|
Вот перед нами жители Теночтитлана, одетые соответствующим образом, обутые, причесанные и приведенные в порядок: как мы уже видели, с зарей они уже на работе. Многие из них по-прежнему оставались селянами, хотя и жили в городе. К сожалению, невозможно сказать, какую часть они составляли от других жителей столицы. Они или выращивали маис, овощи и цветы в своих садах на островах, на чинампас или на берегу озера, или занимались промыслом птицы или рыбы на озере. Их инструменты и орудия были просты: палка для копания, расширяющаяся, как лопата, для работающих на земле, сеть, лук со стрелами, копьеметалка и сетчатый ягдташ для птицеловов и рыбаков.
Глава знатного семейства говорил своим сыновьям: «Никогда не забывайте, что вы произошли от благородных предков. Никогда не забывайте, что вы произошли не от садовников или лесорубов. Кем вы будете? Хотели бы вы стать торговцами, шагающими с палкой в руке и грузом за спиной? Хотели бы вы стать фермерами или рабочими? Хотели бы вы стать садовниками или лесорубами? Я скажу вам, что вы должны делать. Слушайте меня и запоминайте, что я говорю. (Сначала) обратите больше внимания на умение танцевать, играть на барабанах и колокольчиках и петь… (затем) постарайтесь научиться почетному ремеслу, вроде умения делать вещи из перьев, или другой ручной работе, потому что это даст вам хлеб в период нужды; и прежде всего узнавайте все о возделывании земли, так как земля питает земледельца… Ваши предки умели делать все эти вещи, так как, хотя они и были благородного и высокого происхождения, они всегда следили за тем, чтобы их земли, полученные в наследство, были обработаны. Если вы не думаете ни о чем, кроме вашего происхождения и знатности, как будете вы обеспечивать вашу семью? На что вы сами будете жить? Не было еще видано, чтобы кто-то жил только за счет знатности».
В этом житейском уроке можно очень ясно увидеть, как знатный человек из Теночтитлана относился к различным профессиям и в каком порядке он их ставил. На первом месте стоят церемонии, так как он имеет в виду их, когда говорит о песнопениях и музыке. Этот же отец выражается недвусмысленно, так как говорит: «Делая это, ты будешь приятен нашему господу богу, который повсюду (Тескатлипока), и наложишь свою руку на недра его сокровищ». Затем идет черед почетных ремесел, таких, как искусство складывания мозаик из перьев, работа с золотом и драгоценными камнями. А превыше всего сельское хозяйство. Конечно, речь не шла о том, чтобы знатному мексиканцу работать на земле, подобно «рабочему или садовнику»; это указание на то, что ему следует руководить эксплуатацией своего поместья.
Понятие «голубой крови», которое, безусловно, тут присутствует, несмотря на подозрительное предупреждение: «Не было еще видано, чтобы кто-то жил за счет знатности», не было так ограниченно, как, например, в нашем собственном феодальном обществе, например. Знатный человек может работать руками, но он не может стать простым крестьянином или торговцем.
Как мы уже видели, поместья, которыми управляли представители правящего класса, были многочисленны и обширны, расположенные зачастую далеко и даже иногда очень далеко от Мехико. Хотя теоретически земля принадлежала государству, эти люди на деле обладали ею на правах аренды, что все больше и больше походило на прямое владение. Поэтому они посвящали значительное количество времени посещению своих поместий и контролю за их правильной обработкой. Однако их могли замещать управляющие, кальпишке, причем некоторые из них были заслужившими доверие рабами, которым постепенно удавалось разбогатеть и которые часто освобождали себя из рабства.
Нужно понимать, что хозяйство крупного ацтекского владыки со всеми полями и лесами, озерами и реками, мастерскими со множеством прях и ткачих и ремесленниками, работавшими на самого хозяина, представляло собой значительную экономическую структуру, обладавшую частичной экономической самостоятельностью, производя продукты питания и одежду. С другой стороны, нет сомнений в том, что непрекращающиеся войны и возрастание административных функций давали высокопоставленным чиновникам возможность осуществлять лишь самое общее руководство своими делами. Фермер благородного происхождения все чаще и чаще становился военачальником, судьей, придворным или государственным деятелем, и самая важная часть его работы перекладывалась на плечи управляющих.
Государственные дела и задачи «высшего руководства», тлатокайотль, отнимали все больше и больше сил у правящего класса. На первом месте была война, к которой молодые люди готовились с детства, желая подняться до текиуаке и, если удавалось, до более высокого ранга. Далее существовали бесчисленные общественные должности, которые требовали трудолюбия, честности и добросовестности от тех, кто их занимал. Например, существовала должность ачкакаутина, судебного чиновника, который отвечал за приведение судебных приговоров в исполнение. Были судьи, которые заседали с зари и заканчивали работу за два часа до заката с единственным перерывом на легкий обед и короткий послеобеденный отдых и подлежали смертной казни, если брали взятку. Были сборщики налогов, обязанные отправляться в тяжелые и опасные путешествия, которые также приговаривались к смерти, если растрачивали какую-либо часть податей. Были послы, которых император посылал с ультиматумами в дальние города и которым зачастую с огромным трудом удавалось спастись. Все они и многие другие, такие, как учителя, занимавшиеся образованием мальчиков в местных школах, все свое время и все свои силы должны были отдавать государственной службе.
Мексиканцы очень высоко ставили государственную службу и власть, ей сопутствовавшую: величайший из владык был обязан повиноваться приказам простого посланца, принесшего распоряжения суда. Но в то же самое время законы и обычаи были чрезвычайно суровы: горе пьяному или излишне сговорчивому судье, горе бесчестному государственному служащему.
Чем выше был ранг человека, тем меньше времени у него оставалось для себя. В своих сообщениях завоеватели пишут, что дворец Монтесумы был постоянно заполнен толпой чиновников и воинов, которые проводили в нем целый день. Можно упомянуть большие собрания под названием напуальтлатолли («восемьдесят дней речей»), которые проходили в конце каждого четвертого месяца по местному календарю. На них решались важнейшие политические вопросы или судебные дела, причем заседания длились от рассвета и до самой ночи. Более того, можно привести в качестве примера заседания советов – Тлатокана в Мехико и четырех больших советов в Тецкоко, – которые, если судить по дошедшим до нас отчетам, поистине были испытанием на выносливость с их бесчисленными речами, полными красноречия и перегруженными традиционными риторическими фигурами. Мексиканская аристократия была, по определению, той частью народа, которая посвятила себя общественной жизни. Но общественная жизнь взвалила на них очень тяжелое бремя и отнимала у них, безусловно, большую часть их времени и сил.
Что же касается жрецов, которые вместе с гражданскими и военными служащими составляли значительную часть этой аристократии, то они не могли распоряжаться своей жизнью, так как их религиозные обязанности занимали их и днем, и ночью, а также потому, что отступничество от клятвы навлекало на них наказание самое суровое. Согласно десятому закону Несауалькойотля, распутный или пьяный жрец наказывался смертью. Попутно можно заметить, что тяжесть приговора всегда усиливалась пропорционально рангу виновного. Наказанием для простолюдина, появившегося пьяным на людях, было строгое предупреждение и позорное обривание головы; для знатного человека это была смерть. Смерть также ожидала аристократа, который ограбил своего отца, в то же время масеуалли, виновный в таком же преступлении, становился рабом. Долг, ответственность и опасность возрастали с увеличением власти и богатства.
Часто упоминаются судьи и суды: оказывается, закон и судебные дела занимали большое место в повседневной жизни. Индейцы отличались сутяжническим характером и не давали законоведам отдыха. В провинциальных городах и деревнях имелись суды первой инстанции, судьи которых выносили решения по сравнительно незначительным делам. Над ними, в Мехико и Тецкоко, стояли судьи, представители каждого региона, которые разбирали дела, присланные к ним из этих регионов.
Апелляционный суд для всей империи заседал в Тецкоко. В него входили 12 судей, которые заседали каждые 12 дней под председательством царя Тецкоко и выносили решения по самым сложным делам. Ни одно дело не могло рассматриваться более чем 80 дней, и целью таких генеральных заседаний было поставить все точки над «i» в незавершенных делах.
Это была удивительно проворно работающая система. Для каждого судебного процесса создавалось подшитое в папку дело, которое хранилось у судейского чиновника. При помощи пиктограмм он записывал все показания и приговор, который немедленно вступал в силу. Можно добавить, что средневековый Мехико не знал судебных пыток, допросов и дыбы, которая была запрещена во Франции только в XVIII веке.
Степень погруженности представителей правящего класса в исполнение своих обязанностей была удивительна. Но воистину поражаешься, когда пытаешься подсчитать количество времени, которое они были вынуждены посвящать культу и церемониалам. Безусловно, все в Мехико принимали участие в бесчисленных празднествах или, скорее, религиозных праздниках и в сложных ритуалах, которые происходили в эти дни. Но и здесь опять-таки высокопоставленные сановники несли на себе их основную тяжесть.
Их присутствие часто требовалось на жертвоприношениях, ритуальных танцах, песнопениях, в шествиях и на парадах не только в городе, но и неоднократно – на территориях, прилегающих к озеру. Солнечный год был разделен на 18 месяцев по 20 дней в каждом (плюс 5 добавленных дней неблагоприятных знамений, в течение которых вся деятельность была сведена к минимуму), и в каждом из этих месяцев происходила своя серия ритуалов и церемоний. По крайней мере некоторые из них требовали очень больших усилий от очень большого количества людей, огромной организационной работы и весьма значительных расходов.
Церемонии проводили не одни только жрецы, а, напротив, та или иная часть населения, согласно календарному месяцу: это могли быть юноши, девушки, воины, сановники, определенные гильдии, как почтека или ювелиры; а зачастую весь народ мог принимать в них активное участие.
В течение первых 7 дней месяца под названием «великий пир владык» император кормил и поил все население, «чтобы показать свою благожелательность по отношению к простым людям (масеуальцинтли)». Каждый вечер на закате начинались песни и танцы в свете факелов и жаровен, «и иногда выходил Монтесума, чтобы принять участие в танцах». Часами без передышки воины и женщины, держась за руки, проходили между рядами жаровен и стоек с факелами; танцы и ритмичный речитатив не прекращались, пока не наступала глубокая ночь.
На десятый день начиналась серия грустных и жестоких церемоний, главную роль в которых играла женщина, одетая и украшенная как богиня молодой кукурузы Шилонен. Ее лицо было раскрашено желтой и красной краской; на ней был надет головной убор из перьев птицы кецаль, ожерелье из бирюзы со свисающим с него золотым диском, вышитые одежды и красные сандалии. В руке она держала щит и магическую погремушку, чикауацтли. В ночь перед жертвоприношением «все бодрствовали, никто не спал, а женщины распевали гимны в честь Шилонен. На заре начинались танцы. Все мужчины: военачальники, молодые люди, чиновники – несли стебли маиса, которые они называли тотопантли («птичьи знамена»), а женщины танцевали, сопровождая Шилонен». С танцами и песнями все вереницей продвигались вперед – между тем сумерки уже сменялись зарей – к храму маиса Синтеопану, в то время как жрицы били в двузвучные гонги, а жрецы трубили в рожки и раковины. Участники шествия окружали женщину, которая в течение нескольких часов была воплощением богини, и несли ее вперед навстречу ее судьбе: едва она входила в Синтеопан, как руководящий церемонией жрец делал шаг вперед, держа в руке кремневый нож с золотой рукояткой, и обезглавленная Шилонен становилась богиней, умерев.
«Затем в первый раз они ели лепешки из молодой кукурузы»; женщины и «девы, которые никогда еще не поднимали глаз ни на одного мужчину», танцевали, и каждый делал маисовые лепешки и предлагал их богам.
Пятнадцатый месяц, Панкецалицтли, начинался с песен и танцев, которые происходили каждый вечер с заката до полуночи. За девять дней до великого празднества в честь Уицилопочтли начиналась подготовка будущих жертв. Они принимали ритуальные ванны, и все – пленники и те, кто их взял в плен, – часть ночи проводили вместе, танцуя «танец змея».
На двадцатый день пленники шли проститься со своими хозяевами, «и их поющие голоса звучали так, как будто они вот-вот сорвутся, как будто они вдруг охрипли». Они окунали кисти своих рук в охру или голубую краску и оставляли отпечатки ладоней на перемычке двери или дверном косяке. Затем они надевали украшения, которые для них были приготовлены. На заре начиналось великое шествие Пайналя, незначительного бога-посланца, который изображал Уицилопочтли. Процессия двигалась от центра столицы к Тлателолько, оттуда – к деревням побережья, Попотлану и Чапультепеку и далее к окраинам Койоакана. Время от времени процессия останавливалась, и некоторые из жертв расставались с жизнью. Когда Пайналь, описав этот большой круг, вновь появлялся в Теночтитлане и ступал на священную огороженную территорию вокруг храма, раздавался звук раковин, и пленников одного за другим приносили в жертву на камне перед воротами храма Уицилопочтли.
Другие обычаи носили характер, в чем-то схожий с популярным увеселением во время нашего карнавала. В течение первых дней месяца Атемоцли жрецы и молодые воины объединялись в противоборствующие команды и дрались ветками и стеблями тростника. Если воины захватывали в плен жреца, «они натирали его листьями агавы, от которых его тело чесалось и горело; а если один из молодых воинов попадал в плен, то жрецы царапали ему уши, руки, грудь и ноги колючками, пока он не начинал кричать. А если жрецам удавалось загнать одного из юношей во дворец, то они грабили его, вынося все циновки, веревочные ковры, сиденья со спинками, кровати и табуретки. Если они находили гонги или барабаны, они забирали и их тоже; они уносили все. А если молодые воины загоняли жрецов в их монастырь (кальмекак), они тоже грабили их и уносили циновки, раковины и стулья».
Этот же элемент противоборства и временное разрешение действий, которые в другое время были бы сурово наказаны, также можно найти в месяце Тититль. На этот раз уже маленькие мальчики, вооруженные похожими на валики мешками, наполненными бумагой или листьями, нападали на девочек и женщин. У тех были палки и ветки для самозащиты, но пострелята вовсю старались захватить их врасплох. Они прятали свои мешки, окружали ничего не подозревающую женщину и затем внезапно стукали ее мешками и кричали во всю глотку: «А вот и мешок, тетенька». После этого они со смехом убегали.
Эти ритуалы, страшные, или прекрасные, или наводящие ужас, как Тлакашипеуалицтли, который заканчивался танцами жрецов, одетых в человеческую кожу, или радостные, как церемония Тлашочимако, когда во всех храмах рассыпали цветы, – неизбежно отнимали значительную часть времени, труда и ресурсов общества. Они были и очень частыми, и очень долгими и исполнялись очень скрупулезно: каждая деталь – с необычайной тщательностью. И Мехико, столица империи, участвовал во всех многочисленных и всепоглощающих церемониях, в отправлении каждого культа и молился всем богам.
По этой причине даже среди своих ближайших соседей, например жителей Тецкоко, жители Мехико имели репутацию таких набожных людей, что невозможно было точно знать, скольких богов они почитают. Но чтобы понять, какое значение имела для них вся эта религиозная деятельность, необходимо заново дать определение словам «ритуал» и «церемониал» и лишить их всех традиционных атрибутов, которые они приобрели в условиях нашей цивилизации.
Для древних мексиканцев не было ничего более жизненно важного, чем эти передвижения, песнопения, танцы, жертвоприношения и привычные действия, потому что, в их понимании, все это обеспечивало регулярное чередование времен года, наступление сезона дождей, прорастание растений, которыми они жили, и возрождение солнца. Мексиканский народ, прежде всего жрецы и сановники, день за днем был занят постоянно обновляемым процессом белой магии, нескончаемым коллективным усилием, без которого была бы уничтожена сама природа. Поэтому это было самым серьезным занятием в жизни, самой настоятельной обязанностью.
Тем не менее такая большая занятость в религиозных церемониях не мешала ни гильдиям, ни людям следовать своему обычному роду занятий. В своих мастерских ремесленники занимались литьем и чеканкой по золоту, и в то же самое время почтека готовились к своим поездкам или продавали товары, которые привезли из далеких провинций. Торговля во всех своих формах была распространена на рынках и улицах: хозяин небольших лавок обеспечивал тех, кто в них работал, по крайней мере, тем малым, что помогало им содержать семьи. Женщины продавали прохожим маисовые лепешки под названием тамалес, а также атолли, маисовую кашу, готовое к употреблению какао, блюда, сдобренные перцем и помидорами, и вареное мясо. А мужчины выставляли на продажу маис, семена тыквы, масличное семя, мед, кастрюли и циновки. Несомненно, все они изо всех сил старались привлечь клиентов, расхваливая свои товары и зазывая покупателей при помощи тех традиционных выкриков, которые составляют жизнь улицы. Служитель закона, торопящийся в суд, как и чиновник, идущий на свою службу, или селянин, проводящий день в городе, чтобы сбыть свою продукцию, останавливались на минутку перекусить и шли дальше. С гор спускались переносчики древесины, тяжело дышащие под тяжестью своего груза. Некоторые из них работали посменно, чтобы не ослабеть под весом бруса и балок. Где-то в другом месте рабочая бригада, вызванная местными органами власти, ремонтировала акведук под руководством чиновника.
Система текитль, или коллективный труд по заявкам, которым должны были заниматься простолюдины, обеспечивала выполнение общественных работ. Таким образом, власти имели в своем распоряжении значительные трудовые ресурсы. Именно так, например, во времена Монтесумы I рабочими, собранными со всех регионов, была построена большая плотина под названием «старая стена» (уэуэ атенамитль). Благодаря этой же системе в годы правления царя Ауицотля индейцы из Тецкоко, Ацкапотсалько, Тлакопана, Койоакана, Шочимилько и четырех других городов вырыли канал, чтобы подвести воду от источника в Мехико. «Муравейник – так можно было бы это назвать», – замечает историк. И действительно, именно муравейник приходит на ум при виде спокойной, рационально организованной работы, которая заполняет всю трудовую часть дня.
|
