Эта книга находится в разделах

Список книг по данной тематике

Реклама

Юлиан Борхардт.   Экономическая история Германии

Глава VIII. Дальнейшее расширение Франкского государства до Карла Великого. — Разнообразие условий в различных частях страны. — Приобретение графами самостоятельности. — Развивающееся могущество церкви. — Иммунитет. — Переход фактической военной силы в руки графов и иных крупных владельцев.

История человечества представляет собою постоянное возникновение и исчезновение, непрерывное "развитие". Но развитие представляет собою не что иное, как непрекращающееся изменение. Всякое социальное учреждение, т. е. всякий вид человеческой совместной жизни, возникшее в результате отмирания прежних форм, ни на один день не остается таким, каким мы его знали вчера, — оно беспрерывно видоизменяется, так что постоянно после непродолжительного времени, — с точки зрения всемирно исторической, — из него развивается совершенно новое учреждение. Поэтому слово "исчезновение" является не совсем правильным выражением. Старое социальное учреждение, по крайней мере в большинстве случаев, не погибает, но из него развивается другое, новое, обычно даже стоящее на более высокой ступени развития социальное учреждение.

В этом смысле Франкское государство тоже уже с первого дня своего возникновения таило в себе "зародыши гибели". Оно развивалось дальше. Оно никогда не знало прочной связи, той крепкой сплоченности, какими отличается современное государство или какими обладала хотя бы Римская империя. Различные части государства, которое значительно было расширено преемниками Хлодвига, в особенности в последней трети восьмого столетия новыми завоеваниями Карла Великого, все еще были весьма мало связаны между собою. Культурные различия в западной и восточной частях государства были слишком значительны, чтобы сделать возможным действительное единство и однородность. Это выступает особенно ярко при ознакомлении с политическими событиями следующих столетий.

Смерть Хлодвига в 511 году повела к разделу государства между четырьмя его сыновьями.. Тогда именно появились названия, которые впоследствии часто встречаются и которые поэтому следует запомнить. Восточная часть до Рейна и Мааса была названа Австразией; главным ее городом считался Метц. К западу и к северу от нее до самого моря, а к югу до Луары тянулась Нейстрия с главным городом Парижем. Орлеан был главным городом южной части — Аквитании, от Луары до Пиринейских гор. Четыре части получились потому, что Нейстрия была поделена между двумя братьями, причем один из них своей столицей сделал Париж, а другой Суассон. Такое деление не долго сохранялось в силе. Временами четыре эти государства соединялись вместе, а в следующих, столетиях были побеждены бургунды и тюрингцы и включены в состав Франкского государства. Но между тем начались всякие раздоры между братьями, в еще большей степени продолжавшиеся при их наследниках, причем они вели к убийствам родственников, вероломству, насилиям всякого рода и к длительное междоусобной вовне. При этой, как рассказывают историки того временя, род меровингов все более вырождался и утрачивал свою прежнюю силу, так что в конце-концов короли утратили свое влияние и вместо них фактической правительственной властью в каждом из этих четырех государств завладел старший из антрустионов, майордом. Факт тот, что в решительном сражении при Тестри в 687 г. предводительствовал войском и одержал победу над майордомом Нейстрии не меровингский король, а майордом Австразии Пиппин Гейстальский. С тех пор Пиппин стал называться герцогом и князем франков и его потомство следовало бы собственно называть "Пиппинидами" (как это и делают некоторые историки). Но так как среди них особенно выдвинулся Еарл Великий, стало обычным называть династию по его имени каролингами. Соединившееся теперь снова государство вскоре после того оказалось уже под угрозой со стороны Испании. Уже прежним франкским королям удалось совершенно вытеснить из Галлии вестготов и запереть их в Испании. Но теперь, в начале восьмого столетия, в Испанию пришли арабы, которые под предводительством Тарика (отсюда и название Габралтар, возникшее из арабских слов "Гебель-аль-Тарик" — скалы Тарика) завоевали всю северную Африку и в большом сражении при Ксереседела-Фронтера в 711г. Вестготское государство одним ударом было ими уничтожено. Разумеется, арабы на долгое время не могли удовлетвориться одной Испанией, как только они утвердили там свое господство, они перешли через Пиринеи и напали на франков. И снова не меровингский король, а майордом Карл Мартелл, сын Пиппина, повел против них в 732 г. франкское войско и в сражении при Туре окончательно их отразил. Сын этого Карла, который тоже назывался Пинпином, по прозвищу "Короткий" или "Малый", в 751 г. сверг с престола последнего Меровинга и провозгласил королем франков себя самого.

Ему наследовал в 768 г. его сын Карл Великий. При нем границы Франкского государства были снова весьма значительно расширены. В течение целых 32 лет, от 772 г. до 804 г., он вед войну против саксов, пока ему, наконец, не удалось окончательно включить их в состав Франкского королевства. В 774 г. он распространил свое господство на Верхнюю Италию, завоевав находившееся там государство лангобардов. В 778 г. он завоевал Испанию до реки Эбро, в 788 г. Баварию. В 90-е годы нападения аваров, татарского племени, которое уже за несколько столетий до того пришло из Азии и тогда жило в современной Венгрии, заставили его проникнуть к востоку до самого Дуная и для обеспечения безопасности границ основать Марку Австрию. В 800 г. он заставил папу короновать себя в Риме римским императором. Однако, ему приходилось до самой своей смерти в 814 г. защищать и отстаивать вновь приобретенные границы своего государства в непрестанных войнах, причем испанская часть была снова утрачена.

Таким образом Франкское государство возросло до таких размеров и протяжения, которые хотя и оставались еще далеко позади былой Римской мировой империи, но все же простирались от Пиринеев через всю Францию и половину Германии до Эльбы, от Италии до Ютландии. Условия жизни людей, которые жили на этих обширных пространствах, никоим образом не могли быть повсюду одни и те же. В особенности германцы в старых германских землях от Рейна к востоку вели в блестящие времена меровингов, т. е. в VI и VII веке почти совсем обособленное существование. Они принадлежали к Франкскому государству, поскольку приносили присягу верности, уплачивали дань или приносили регулярные дары, не вели войн против франков; но к остальном они были самостоятельны, обладали собственным государственным устройством, имели своих собственных герцогов, которые немного внимания обращали на франкских королей.

Уже различие правовых понятий препятствовало еще в течение целых столетий полному слиянию всех этих различных народов в одно единое государство. В германских частях страны по большей части сохранялось еще древнее германское право первобытных времен. Последнее основывалось, как и у всех первобытных народов, на принадлежности к племени. Во времена кочевой жизни, когда не существовало еще постоянных поселений и жилищ, все правовые притязания и обязанности отдельного лица основывались, само собою разумеется, на его родственных отношениях; семья, род защищали всех своих членов, и все члены их в свою очередь несли обязанности перед родом и семьей. Кто не принадлежал к составу семьи, не мог участвовать в пользовании ее правами, хотя в течение столетий посредством усыновления и других методов на практике было произведено некоторое смягчение этого безусловного принципа. Невероятно долгое время, вероятно целые тысячелетия, такова именно была господствующая правовая идея, и понятно само собою, что с возникновением оседлости она не сразу исчезла. Во времена Хлодвига и его преемников германцы в восточных частях страны все еще твердо держались этой идеи. "Еще и теперь не пребывание в определенной местности, а непосредственная личная принадлежность к данному народу или племени определяла права и правовое положение отдельных лиц"12. Да и сами франки тоже отнюдь не отказались от этого принципа, напротив, они принесли его с собой в прежние римские провинции, и это вело к бесконечному разнообразию действующего права. Для одного человека действовало германское семейное право, для другого римское провинциальное право, которое в свою очередь тоже было очень разнообразно, поскольку в различных частях провинции различно дальше развивалось. Впрочем, римское управление в свое время намеренно содействовало такому положению вещей, будучи верно высшей заповеди римского государственного искусства: "разделяй и властвуй". Сплочение всех жителей Галлии в целях низвержения римского владычества естественно чрезвычайно затруднялось, поскольку они обладали самыми различными правами. Однако, благодаря тесной совместной жизни со временем эти различия в западных частях Франкского государства сгладились и притупились. Напротив, ва востоке оставались обширные области, в которых жили племена, обладавшие однородным правом, отличным от франкского права; таковы были алеманы, баварцы и другие. И это представляло собою гораздо более серьезное препятствие для создания внутреннего государственного единства.

Равным образом не одинаково было в различных частях страны социальное строение, деление на классы. На востоке оно еще мало отличалось от древне-германского государственного устройства, в котором существовали главным образом только свободные и несвободные; на западе такое устройство смешалось с многосторонним классовым делением, какое германцы застали на галльской почве. Колон, бывший по римскому праву свободным, опустился в положение полусвободного; сенаториал, превосходивший по-прежнему франка, как в отношении имущества, так и в отношении образования, сохранил свое прежнее положение, и образовал не с рядовыми франками, а с их руководящим слоем новое дворянство, о котором будет еще впереди речь.

Все эти правовые и социальные различия послужили почвой для того политического различия, которое долгое время препятствовало созданию единства государства и в конце-концов (после эпохи Карла Великого) привело даже к его распадению. Мы имеем в виду приобретение графами самостоятельности. Уже выше было упомянуто, что уже по самой природе вещей не могло быть речи о серьезном контроле над графами со стороны королей. Впрочем, для этой цели назначались особые королевские посланцы, так-называемые "мисси", в задачу которых входило регулярно объезжать назначенный для них округ и контролировать деятельность графов, в особенности же принимать жалобы населения на графов. Однако, разумеется само собою, что это не могло давать значительных результатов. Королевский посланец попадал может быть один или два раза в году в одно и то же место, и тогда он главным образом был озабочен тем, чтобы собрать доходы с королевских имений и чтобы в полном числе и вовремя собрались созванные в войско дружины. Для всего остального у него вряд ли оставалось время, а для выполнения вышеуказанных двух задач ему необходимо было добровольное сотрудничество графа. И потому посланец, в качестве представителя короля, был в высшей степени заинтересован в сохранении хороших отношений с графом, а последний в виду этого мог по общему правилу действовать, как ему заблагорассудится. Вследствие этого население его округа больше зависело от графа, чем от короля, что в свою очередь усиливало его власть в ущерб власти короля.

К этому присоединялось еще более важное, решающее обстоятельство. Как было королю оплачивать графа за его правительственную деятельность? Денежное хозяйство все более и более отмирало и как раз к этому времени совсем исчезло. Теперь не существовало уже никаких других доходов, кроме дохода с земельных владений. А так как с другой стороны, как уже упомянуто, земельные владения короля были чрезвычайно велики, были настолько обширны, что он никоим образом не мог самостоятельно вести на них хозяйство на всем их протяжении, тем более, что они непрерывно возрастали благодаря конфискациям, завоеваниям, наследствам, то само собою получалось, что в виде платы графу предоставлялись более или менее обширные земельные владения. Первоначально при этом имелось в виду, что он должен пользоваться доходами с этих владений лишь до тех пор, пока занимает графскую должность, ибо земля должна была оставаться собственностью короля. Но обыкновенно учреждения развиваются не так, как задумывают их люди, в данном случае толчок к иному развитию исходил от "церкви".

Христианство, которое в Римской империи уже во времена императора Константина (около 300 г.) сделалось религией императорского двора, а вследствие этого и господствующей государственной религией, было уже принято Хлодвигом в 496 г. Непосредственно это имело весьма мало значения. Не следует предполагать, что для Хлодвига это было делом веры или чувства, или что он во многом изменил своим языческим нравам. Для него не имело большого значения молиться наряду с своими прежними богами еще одному новому богу и приказывать делать это своей дружине. Он просто хотел испробовать, не лучше ли поможет ему христианский бог в его войне против алеманов, чем древние языческие боги. Он это, по мнению Хлодвига, сделал, и потому король уверовал в него. Тем не менее событие это имеет большое историческое значение, хотя бы уже потому, что христианское духовенство для понимания библии и других священных писаний нуждалось в знании латинского языка, равно как в умении читать и писать. Только для того, чтобы обучать этим искусствам будущих священников, при большинстве церквей и монастырей стали учреждать школы, и это явилось началом всякого просвещения и образования в Германии. Но так как первоначально духовенство одно лишь обладало образованием, так как только священники умели читать и писать, то в них нуждались в канцеляриях короля и других магнатов государства для помощи в ведении государственных дел, а вскоре и для заведывания ими. Любое простое письмо, какое король посылал графу, приходилось ведь прочитывать ему кому-нибудь, кто был грамотен. В результате этого в последующие после Хлодвига столетия духовенство неизбежно приобрело вскоре большое влияние, тем более, что и в духовной жизни людей язычество все более и более оттеснялось, а христианская вера приобретала силу, хотя, естественно, все еще была проникнута старыми языческими представлениями. Теперь уже стали верить в награду и кары в загробной жизни и испытывали потребность расположить к себе милосердного бога. А это рассчитывали, по древнему языческому обычаю, легче всего достичь подарками. Так со временем повсюду в государстве возникли церкви и монастыри, и им дарились, в виде богоугодного дела, земли, необходимые для их поддержания. Но пошли еще дальше. Было само собой понятно, что святые учреждения стали освобождать от податей и налогов, какие король вообще взимал с земельных владений. Таким образом церкви и монастыри и их владения с самого начала были "иммунны", т. е. освобождены от всех обязательств, какие лежали на каждом по отношению к королю, свободны не только от налогов и податей, но и от военной службы. Но затем сочли нужным еще более принести милосердному богу, предоставляя духовным учреждениям взимание на их земле налогов и податей и собирание вооруженных отрядов, другими словами: им в полной мере был предоставлен "иммунитет", т.-е. предоставлена была государственная верховная власть. В владениях церквей и монастырей король и его чиновники не имели теперь никаких прав и ничего не могли с них требовать. Верховным владыкой являлось в них само духовенство.

Но само собою понятно, что такое положение вещей не могло долго ограничиваться одним только церковным землевладением. Ведь то был слишком заманчивый пример, данный самой королевской властью, и каждый более крупный землевладелец естественно стал стремиться к тому, чтобы добиться для своих владений такого же иммунитета, — и в первую очередь графы. "Духовные иммунитеты начали предоставлять в середине шестого столетия, уже к концу столетия существовали также и светские, то ли в силу захвата, то ли в результате королевского пожалования. К концу меровингского периода (следовательно, около 750 г.) каждый магнат, безразлично духовный или светский, стал стремиться приобрести для своих владений характер иммунитета" (Лампрехт). Как мог король, который решительно во всем зависел от верности и надежности графов — стоит только вспомнить бесчисленные междуусобные войны этого времени, — как мог король серьезно сопротивляться таким вожделениям графов! И если графы осуществляли свое желание против его воли, что собственно мог он сделать?

Если таким образом раздача иммунитета являлась, с одной стороны, следствием слабости королевской власти по отношению к графам и иным крупным землевладельцам, то, с другой стороны, она должна была еще в гораздо большей степени усилить преобладание и могущество графов: ибо она имела большое влияние на состав войска. Все больше и больше последнее стало составляться из отрядов, приносивших присягу верности не королю, а своему графу или иному предводителю. Ввиду важности этого вопроса мы осветим его пояснениями, даваемыми Дельбрюком. Он пишет13:

"Когда Хлодвиг разместил по завоеванным землям своих графов (надо полагать, в большинстве случаев из числа членов своей дружины, обязанной ему личной верностью, из антрустионов), они являлись его чиновниками и командовали своими отрядами по поручению короля. Но спустя сто лет после Хлодвига существуют уже франкские магнаты, которым Хлотар II в Парижском эдикте (514)... наряду с другими обещаниями обещает также, что графы будут назначаться только из крупных землевладельцев области. Этот эдикт явился платой за участие и решающую роль в династической семейной войне... Таким образом, в это время в Франкском государстве образовалось сословие крупных землевладельцев, позиция которого решает исход междуусобных войн... Из источников непосредственно не видно откуда происходит это сословие крупных землевладельцев; но мы можем приблизительно следующим образом описать его происхождение: в романских областях оно является продолжением римского сословия сенаторов, которое подверглось германизации отчасти благодаря родственным связям с германцами... отчасти в результате конфискаций и передачи владений германцам; наряду с этим король пожаловал своим верным, следовательно, главным образом своим графам крупные земельные владения из общественного фонда, а графы пользовались своей силой для увеличения своих владений. В прежнем королевстве Бургундском и прежней вестготской области германское крупное землевладение возникло уже благодаря разделу земли с римлянами...

"Но если это сословие крупных землевладельцев было столь могущественно, что могло решать исход междуусобных войн между частичными королями и вынудить у короля Парижский эдикт, значит, оно должно было располагать воинской силой... Другими словами это значит, что из графов, которых Хлодвиг назначил в качестве своих чиновников и которым он передал под команду своих , воинов, развились крупные землевладельцы, имевшие собственных воинов. Первоначально королевские воины или значительная их часть превратилась в воинов частных лиц... Существовали воины, которые обязывались верностью, более или менее в форме старых дружин, отдельному лицу, не являвшемуся королем".

"Источниками доказано существование таких воинов с середины VII столетия; но естественный: ход вещей и Парижский эдикт заставляют предполагать, что... они существовали в таком виде уже значительно раньше..."


Этих, так сказать, частных воинов, не обязанных королю верностью, Дельбрюк называет "вассалами", тогда как непосредственно королем собираемые отряды "дружинами". Он это делает лишь в целях более точного различения, хотя только приблизительно со времени Карла Великого стало употребляться обозначение "вассуса" в смысле свободного человека, который состоит подданным другого. — Затем Дельбрюк продолжает:

"Непосредственно из источников нельзя установить, когда отряды вассалов начали принимать более крупные размеры. Первоначально они несомненно были очень незначительны. Но Парижский эдикт не оставляет никаких сомнений, что уже во время междуусобных войн, закончившихся казнью королевы Брунгильды (613), решающую роль сыграли не отряды старых дружинников, руководимых графами, а вассалы".


Как это произошло, Дельбрюк пытается следующим образом объяснить и своем дальнейшем изложении: при полном упадке денежного хозяйства нельзя было и думать о возвращении к римскому военному устройству. Последнее основывалось на постоянном, дисциплинированном войске, пользующемся регулярным государственным снабжением, что требовало обширного управления и ведения кассы. О восстановлении всего этого франкские короли не могли и мечтать и не только в виду отсутствия денег, но и потому, что совсем не были способны к руководству таким бюрократическим аппаратом. Но невозможно было и древнее германское военное устройство. Оно состояло в непосредственной воинской повинности свободных людей, которые вооружались на собственный счет и сами себя содержали. Этого было достаточно у варварских народов первобытного времени, но не годилось для оседлых и отличающихся гораздо более мягкими нравами франков времени Меровингов и Каролингов. Здесь это означало бы созыв не воинственных народных масс, в военном отношении никуда негодных. Сражения того времени решались личной храбростью и умением владеть оружием отдельных воинов. Короли поэтому нуждались в небольшом войске особенно хороших, квалифицированных солдат, которые кроме того должны были быть конными. Ибо конница всегда превосходит не прошедшую длительного обучения пехоту (в особенности во времена меча и копья). А между тем (стр. 449):

"Повелитель, который ведет в бой своих воинов вооруженных его оружием, на его конях, за его дело будет иметь совсем иных солдат чем граф, который, будучи послан двором в свою область, чтобы более или менее продолжительное или короткое время управлять ею, снаряжает солдат на общественные средства. Если даже он исполнен лучшими намерениями, он не сможет добиться того, что и первый; но если он не проявляет доброй воли и преданности, а соблюдает при этом свои интересы, не выбирает и обучает с величайшей старательностью своих солдат, не держит в порядке лошадей и оружие, не боится расходов и тем не менее старательно наблюдает за ними и экономит, то его отряд скоро превратится в посмешище. Никакой контроль не может заставить его дать что-либо лучшее... Инспекция легко может установить, все ли в порядке в обученном войске и в налоговой кассе; и когда оно выступит в поход, дальнейшее находится в руках управления армией и командования. Но на что было способно франкское войско при преемниках Хлодвига, когда все зависело от личной храбрости отдельного воина и принесенного им с собою снаряжения, это всегда выяснялось лишь в самом походе".


Таким образом мы видим, что как раз в самых решающих делах, военном деле и в хозяйстве, графы не только становились все более независимыми от короля, но и как их взаимоотношения с ним принимали обратный вид: короли попали в фактическую зависимость от графов и иных крупных землевладельцев.

И как вдали, в глубине страны, так складывались отношения и при дворе самого короля. Дружина вождей, которая издревле пользовалась особым уважением и почетом, названная теперь, в качестве дружины короля, антрустионами, стала приобретать теперь все более и более значения и силы в противовес самому королю. Мы видели, как каролингские майордомы мало-по-малу вырывали из рук меровингских королей управление и руководство государственными делами, пока в конце-концов не свергли их с престола. И теперь это развитие при Каролингах продолжалось дальше в том же направлении, в особенности, когда после смерти Карла Великого престол стали занимать люди с менее крупными личными дарованиями и характером. К этому присоединялось, что и антрустионы или, но крайней мере, их предводители, получали, как любимцы короля, все более и более пожалований земельными владениями — других проявлений благоволения в веке натурального хозяйства не существовало, — и что с ними смешивались преимущественно сенаториалы провинций, которые уже до того являлись крупными землевладельцами. Таким путем в течение двух или трех столетий, считая приблизительно с 500 года, из графов, древне-римских сенаториалов и антрустионов возникло новое сословие крупных землевладельцев, владения которых были наследственными и которые затем добились того, что и должности их — графов и антрустионов — тоже стали наследственными, так как они ведь были связаны с этими владениями.

Так возникшее крупное землевладение имело сперва лишь военное и благодаря этому политическое значение. Обширные земельные пространства, принадлежавшие какому-нибудь феодалу — или же монастырю — обрабатывались людьми, которые на них жили, по-прежнему, то есть будучи разбиты на небольшие участки-хозяйства. Хозяйственного прогресса это вначале еще не составляло, все дело сводилось лишь к тому, что владелец собирал из этих людей лично ему преданную военную силу. Но скоро крупное землевладение явилось исходным пунктом хозяйственных изменений, которые должны были получить величайшее значение для дальнейшей германской истории.




12Лампрехт, Германская история, т. 1, стр. 325. — Следы этого остались до самого настоящего времени, как, например, в семейственном праве, в наследственном праве и т. д.
13Ганс Дельбрюк, История военного искусства. Ч. II: германцы, 1909 г., стр. 442 — 449.
загрузка...
Другие книги по данной тематике

Д. П. Алексинский, К. А. Жуков, А. М. Бутягин, Д. С. Коровкин.
Всадники войны. Кавалерия Европы

Ю. Л. Бессмертный.
Феодальная деревня и рынок в Западной Европе XII— XIII веков

под ред. А.Н. Чистозвонова.
Социальная природа средневекового бюргерства 13-17 вв.

В.И. Фрэйдзон.
История Хорватии

Жан Ришар.
Латино-Иерусалимское королевство
e-mail: historylib@yandex.ru