Двадцать шестая глава

Городское бюргерство. — Знатные роды, составившиеся из рыцарей, министериалов и богатых купцов. — Ремесленные мастера. — Городской пролетариат, состоящий из слуг, наемных рабочих и ремесленных подмастерий. — Классовая борьба в городах. — Городское управление. — Переход городского управления в руки патрициев. — Классовое правление патрицианских городских советов. — Восстание цехов. — Цеховое движение постепенно побеждает и цехи проникают в городское управление.— Способы правления от этого не меняются по существу. — Начало капиталистического способа хозяйства. — Возникновение кредита и банков около 1400 года. — Преследования и притеснения евреев. — Образование тайных компаний, возникновение монополий и повышение цен. — Появляются классовые противоречия между мастерами и подмастерьями. — Стачки подмастерьев. — Растущая пролетаризация масс городского населения.

В двенадцатой главе настоящей книги мы видели, что в новооснованные города первоначально притекало самое различное население, состоявшее из несвободных, среди которых имелись люди самых различных положений, начиная от министериалов и кончая крепостным крестьянином, из свободных крестьян, из сыновей землевладельцев, чужеземных купцов и т. д. Потребовались целые столетия, чтобы из столь различных элементов образовался новый класс городского бюргерства³¹¹. Ремесленники дифференцировались от крестьян, купцы от ремесленников. «Промышленность и торговля все более концентрировались в городах и люди этих профессий стали составлять в старых поселениях очень значительную часть, а в новооснованных городах даже большинство населения.

Но только после того, как этот процесс достиг известных размеров и интенсивности, народ стал понимать, что эти элементы представляли из себя новый общественный класс, совершенно новое промышленное сословие»³¹²... Только с XIII столетия начинает проводиться различие между рыцарями (министериалами и воинами), бюргерами и крестьянами. Бюргерами считались только торговцы и ремесленники.

Постепенно благодаря новым условиям жизни и в самом сословии горожан появились новые классовые группировки. Как мы указывали выше, города выросли из потребностей торгового оборота и первоначально служили главным образом для облегчения торговли; им жаловались особые привилегии именно для того, чтобы привлечь в них купцов. Старания князей увенчались успехом. Отовсюду, из самых различных местностей приезжали торговцы и селились в городах: фрисландцы в Вормсе, ломбардцы в Констанце, кельнцы и регенсбургцы в Вене, евреи во всех торговых городах³¹³. В большинстве случаев они приносили с собой некоторые капиталы, необходимые для первоначального обзаведения и для покупки земли. Владение землей и домом сделалось в городах первым условием для приобретения прав гражданства³¹⁴. Благодаря этому бедные торговцы, как, например, разносчики, не пользовались полными правами гражданства; прав этих были лишены и ремесленники, принадлежавшие по большей части к несвободным элементам крестьянского населения и приходившие в город без всяких средств. «Большинство ремесленников не имело собственного дома; они нанимали себе квартиру в городе или его предместьи, ходили на работу из дома в дом, работали на заказ и изготовляли для рынка лишь небольшое количество товаров»³¹⁵. Несомненно, однако, в городах было больше ремесленников, торговавших своими товарами³¹⁶.

Таким образом уже в раннюю эпоху внутри городского населения появились социальные противоречия между богатыми купцами и «мелочными торговцами и ремесленниками, не имевшими сколько-нибудь значительных средств, добывавших пропитание исключительно трудами рук своих и далеко уступавших купцам в образовании и своем общественном положении. Эти различия усиливались еще тем обстоятельством, что на ремесленниках долго продолжало лежать клеймо личной несвободы и крепостной зависимости, ибо по большей части они происходили из несвободных элементов крестьянства». Торговые гильдии часто ставили условием, что желающий поступить в гильдию должен предварительно отказаться под присягой от ремесла.

Население городов первоначально составлялось также из землевладельцев, министериалов и рыцарей. Каждый город был ведь расположен на земле, принадлежавшей какому-нибудь местному землевладельцу, а многие были основаны даже рядом с замком или господским поместьем. Поэтому часто в состав городского населения входил владелец города со всеми своими служащими (бургграф, фогт и т. д.), слугами и дворовыми, а в тех случаях, когда таким владельцем было духовное лицо, в городе селился и весь состоявший при прелате капитул. Но даже и тогда, когда владельцы не жили в городе, министериалы и рыцари владетельного князя играли важную роль среди городского населения³¹⁷. В городах, расположенных при замках, они являлись даже основной частью городского населения. Конечно, они не всегда получали права гражданства, и часто юридически оставались вне бюргерства, хотя и жили в городе. Но во многих местах они слились с богатым купечеством и образовали вместе с ним высший социальный класс, называвшийся «родовитыми горожанами» или патрициями.

Таким образом в эпоху позднего средневековья городское население распадается почти повсюду на три класса³¹⁸. Высшим классом является патрициат, состоящий из богатых купцов, крупных землевладельцев и принятых в число бюргеров министериалов. Только они одни имели право занимать общественные должности и состоять в коллегии шеффенов, в городском совете и т. д.; постепенно из них образовалась наследственная городская аристократия, пользовавшаяся правом участия в городском управлении, строго замыкавшаяся от остальной бюргерской массы и не допускавшая эту последнюю к решению городских дел.

Второй класс представлен организованными в цехи ремесленниками, которые, как мы увидим дальше, со временем завоевали право участия в городском управлении.

Третий класс состоял из рабочих, слуг, ремесленных подмастерий и торговых приказчиков. Городская торговля требовала много свободных наемных служащих, нужны были подручные, помогавшие на рынке, низшие городские чиновники для взимания пошлин, взвешивания и измерения товаров, люди для очистки и содержания в порядке городских зданий и других учреждений, люди для транспорта товаров, как, например, возчики, погонщики вьючных животных и т. д.³¹⁹. Таким образом, потребности городской промышленной жизни способствовали возникновению пролетариата. Во многих местах необходимая физическая работа выполнялась свободными наемными рабочими, организованными, подобно ремесленникам, в цехи; так, например, существовали цехи уборщиков, носильщиков, трактирных служащих и т. д. Но эти свободные рабочие составляли только основное зерно городского пролетариата, к которому примыкало много других элементов.

На положении пролетариата находились люди, принадлежавшие некогда к более состоятельному классу и впоследствии обедневшие. Значительную часть составляло пришлое население из сельских местностей, в котором города сильно нуждались вследствие высокой смертности среди их жителей³²⁰. Когда патриции, а позднее и ремесленники образовали высшие социальные классы, они стали все более и более презрительно смотреть на новых пришельцев, поскольку эти последние не обладали средствами, и отказывали им в правах гражданства. Так, например, в 1417 году в Ульме для приобретения прав гражданства требовалось имущество в 200 фунтов геллеров (около 3.000 марок золотом). Люди, не обладавшие такими средствами, должны были довольствоваться простым правом жительства. Так образовалось бюргерство второго класса. Наконец, важной группой городского пролетариата являлись подмастерья, поскольку для большинства из них исключалась возможность стать когда-либо мастерами. Все же, условия жизни этих различных групп были слишком различны и мешали всем этим элементам слиться в однородную массу пролетариата. Хорошо оплачиваемый базарный подручный или наемный возчик жили совершенно иначе, чем ремесленный подмастерье, получавший квартиру и содержание в доме мастера; с другой стороны, и тот и другой жили иначе, чем какой-нибудь садовник, снимавший у патриция в аренду крошечный кусок земли и несмотря на самую напряженную работу едва-едва обеспечивавший себе скудное существование. Поэтому в течение всех средних веков различные группы городского пролетариата лишь в очень редких случаях выступали сообща.

В городах происходила обостренная классовая борьба, начавшаяся, можно сказать, с самого основания городских поселений. Как мы видели в I части настоящей книги, верховная власть над городами, вначале принадлежавшая королю, быстро перешла в руки землевладельцев. Юридически землевладелец, конечно, являлся только представителем и уполномоченным короля. Но мы уже знаем, что в течение всех средних веков власть немецких королей все больше и больше отступала на задний план и суверенитет переходил местным владельцам, начиная с помещиков и кончая владетельными князьями. В городах происходил тот же самый процесс. В скором времени большинство землевладельцев присвоили себе «рыночные права» в расположенных на их земле городах. При этом им приходилось бороться не столько против короля, сколько против соседней знати, требовавшей себе суверенных прав над городами. Это была борьба за добычу, принимавшая чрезвычайно жестокие и кровавые формы. В результате такой борьбы, например, епископ Эйдгард Шпейерский был ослеплен враждовавшей с ним знатью³²¹. Около половины XII столетия борьба эта прекращается. В это время «владельцы городов почти всюду захватывают себе право отправлять в городе правосудие, содержать полицию, собирать пошлины, чеканить монету». Управление городом было в их руках, причем они строили его по единственному известному им образцу, т. е. по образцу поместного управления. Так, например, в XII столетии во главе страсбургского городского управления стояли четыре назначенных епископом министериала: старшина, бургграф, сборщик податей и чеканщик монеты. Главный судья получал свои полномочия непосредственно от императора, судопроизводство же в низших инстанциях подлежало ведению старшины. Хозяйственной администрацией руководил бургграф, «заботившийся о поддержании в порядке городских валов, стен, мельниц и мостов, следивший за тем, чтобы не застраивались проезжие улицы, и ведавший промышленной полицией».

Чем более богатели городские патриции (класс, составившийся из разбогатевших купцов и занимавших важные посты министериалов), тем более они стремились изгнать владельца города, часто представлявшего из себя духовное лицо, и взять в свои руки городское управление. В эпоху императора Генриха IV (1056 — 1106), ведшего тяжелую борьбу с папой, городские патриции часто изгоняли своих владетелей под предлогом поддержки короля против духовенства. Так, например, в 1073 году город Вормс восстал против своего епископа, враждовавшего с императором, прогнал его и затем устроил императору торжественную встречу. Конечно, город использовал этот случай, чтобы добиться освобождения от королевских налогов. Подобным же образом в 1074 году Кёльн восстал против архиепископа Ганно, а Майнц в 1077 году — против претендента на престол Рудольфа Швабского. Во время этой войны в пользу императора выступили Регенсбург, Аугсбург, Вюрцбург, Гослар, Кёльн, Шпейер и многие другие города; в виде вознаграждения они выпросили себе всевозможные послабления по части феодальных повинностей и налогов³²². Городские жители постепенно выработали особую форму правления, — городской совет, организацию которого мы описали в двенадцатой главе первой части. Как мы уже упоминали, это было чисто аристократическое политическое устройство, ибо правом доступа в совет и правом замещения высших должностей пользовались только патрицианские семейства. Над городскими советами стояли, однако, местные владетели. Против них-то и обратились патрицианские советы, которым со временем удалось почти всюду сокрушить силу владетельных князей и устранить их от вмешательства в управлении городом. В большинстве случаев это произошло мирным путем, с помощью денег, этого нового оружия бюргерства. Городские советы просто покупали у своего владетельного князя суверенные права — право взимания судебных пошлин, право взимания налогов, право чеканки монеты и т. д. «Таким образом в конце-концов городской совет медленно и постепенно, на протяжении многих поколений, становился на место феодального владетеля города»³²³. Конечно, этот мирный путь практиковался не повсюду. Кельн и Страсбург, например, вели с своими суверенами долгую ожесточенную вооруженную борьбу, длившуюся в течение всего XIII столетия³²⁴.

Такими средствами городской совет, т. е. родовитые горожане, приобрел постепенно полный суверенитет над городом. Городские советы учреждали классовые правительства в полном смысле этого слова, и даже буржуазные историки говорят, что правительства эти через несколько поколений вырождались в правящую клику³²⁵. В своей «Германской истории», к сожалению, часто содержащей оценки лиц и событий вместо рассказа о фактическом ходе вещей, Лампрехт говорит, что в течение нескольких десятилетий аристократический городской совет в большинстве городов управлял «хорошо», т. е. в интересах большинства городского населения. Но впоследствии правящие фамилии испортились в моральном отношении (Лампрехт объясняет это влиянием торговли, развивавшей стремление к быстрому обогащению), вследствие чего наступило «разложение»: «Отдельные знатные роды стали теперь резко отделяться от остальных, подпали под господство клики и строили все управление на основе узких семейных связей... Появилась мода на схватки и турниры, проституция, шумные забавы и фиглярские зрелища; в конце-концов под влиянием такой обстановки выросла золотая молодежь, видевшая смысл жизни в бессмысленном разврате, азартной игре и обесчещении женщин». По мнению Лампрехта, этот моральный упадок воздействовал и на систему городского управления: «Правосудие начало отправляться кое-как, стало запутанным и продажным. Финансы городов никогда не находились в особенном порядке, но теперь они стали служить исключительно для целей подкупа и личного обогащения. Растущие расходы вынуждали к введению новых налогов, бывших в то время исключительно косвенными и потому падавших не на родовитые семьи, а почти исключительно на остальную городскую общину. Избавившись от финансовых жертв, родовитые горожане стали уклоняться и от военной службы. Конечно, они еще продолжали появляться на турнирах, в пышном вооружении рыцаря-спортсмена, совершенно непригодном для практических военных целей. — Но действительные тяготы военной службы они предоставили вооруженным простыми пиками наемным пехотинцам».

Мы не видим нужды соглашаться с моральной оценкой Лампрехта. Моральные оценки вообще мало значат в истории, ибо нельзя заглянуть в душу давно умерших людей. Нельзя ведь поручиться, что, предпринимая те или другие меры, патриции не были в каждом отдельном случае субъективно убеждены в общеполезности своей деятельности. Моральная же оценка зависит только от наличности или отсутствия такого субъективного убеждения. Но в историческом смысле совершенно неважно, действовали ли они «морально» или «неморально». Для истории важен лишь фактический ход вещей. Из изображения Лампрехта во всяком случае вытекает, что патриции управляли городами в интересах своего класса и что, спустя несколько поколений, низшие классы совершенно отчетливо поняли противоречия своих интересов с интересами патрициев.

Тем временем организованные в цехи ремесленники достигли значительного экономического значения и силы (см. об этом в семнадцатой главе). Значительная часть из них стала если не богачами, так во всяком случае зажиточными людьми и потребовала себе права участвовать в городском управлении. Это положило начало новой революции: поднявшийся на поверхность слой общества попытался оттеснить на задний план безраздельно господствовавший до сего времени класс.

Цеховое движение ограничивалось главным образом Старой Германией — западными и центральными ее областями. Колонизованные области востока принимали в нем очень незначительное участие³²⁶. Волнения ремесленников начались на Рейне, а именно в Кёльне уже в 1220 году. Примеру Кёльна последовали Вормс, Кольмар и Ульм. В 1280 году движение началось во Фландрии, — Брюгге и Ипре. Эти цеховые революции имеют за собой очень длинную историю. Вначале ремесленники по большей части подавлялись силой оружия. При этом, однако, родовитые горожане справлялись с ними не собственными силами, а лишь при поддержке феодальных властителей, приобретавших благодаря этому новое влияние и значение. Вслед за подавлением начиналась борьба между городской знатью и феодальными владельцами, обычно дававшая возможность цехам снова выступить на сцену. В такой борьбе прошло более 50 лет. С 1300 года, а во многих городах значительно позднее, цеховое движение увенчивается победой. Вначале XIV столетия ремесленники побеждают в Ульме, Шпейере, Вормсе и Люттихе, в средине XIV столетия — в Майнце и Страсбурге, а позднее — в Генте, Левене, Кёльне, Аугсбурге и других городах. Во многих местах борьба отличалась страшной ожесточенностью. В Магдебурге в 1302 году десять цеховых старшин были сожжены заживо; в 1380 году в Ипре было сожжено не менее 400 человек и повешено свыше 2.000³²⁷, в Брюсселе в 1305 году несколько повстанцев было заживо погребено.

Степень успеха цеховых революций была очень различна в различных городах. Только в некоторых городах установилось цеховое правление, к которому родовитые горожане допускались лишь в том случае, если они соглашались сами вступить в цехи. Такой вид приняли новые городские советы в Генте, Люттихе, Брауншвейге, Аугсбурге и Констанце. Наоборот, в Нюренберге, Франкфурте, Левене и других городах остался у власти патрицианский совет, более или менее расширенный представителями цехов. Наконец, в Кёльне в 1396 году и родовитые горожане и ремесленные цехи были лишены избирательных прав и вместо них было образовано общее городское избирательное собрание из всех горожан, владевших определенным имуществом.

Цеховые революции не достигли решительной победы, но все же они всюду привели к участию цехов в политической власти³²⁸. Даже там, где цехи добивались безраздельного господства, характер конституции и управления не менялся. Городской совет издавал для города законы и ведал фактическим управлением. Отдельные отрасли администрации, как, например, финансы, полиция и т. д. поручались отдельным городским советникам и считались почетными должностями. С истечением срока, на который был избран совет, кончались и его полномочия. Платных чиновников было мало; их назначали главным образом на такие посты, которые непременно требовали письменной работы. По общему правилу, все делопроизводство совершалось устно. Все это обстояло точно так же и во времена патрицианского правления. Как и в патрицианские времена, все управление было, так сказать, внутренним делом совета, в которое посторонние, хотя бы и местные горожане, не имели права вмешиваться. Дела вершились втайне, но существовало ни контроля, ни публичного бюджета, ни какой-либо отчетности перед городской общиной.

Оценивая течение и результаты цеховых революций, приходится сказать, что они в сущности не ввели ничего нового, а только обеспечили разбогатевшим ремесленникам влияние, а в некоторых местах и решительный перевес в городском правительстве, которое, однако, продолжало действовать по тем же методам, как и до сих пор. Это соответствовало общему ходу хозяйственного развития. Растущее обогащение отдельных лиц, будь то купцы или ремесленные мастера, знаменовало в Германии того времени начало капиталистического хозяйства. Существенной особенностью капиталистического хозяйства, отличающей его от остальных хозяйственных систем, является проникновение капитала в производство. Торговля велась всегда капиталистическим способом, как в древности, так и в описанные нами ранние эпохи германской истории. Ведь каждый купец вкладывает свой капитал в торговлю только для того, чтобы его увеличить. Несмотря на такую чисто личную цель, торговля выполняла важную социальную функцию, ибо она доставляла блага к месту их потребления. Но это еще не представляет из себя отличительной черты капитализма. Капиталистические отношения возникают только тогда, когда капитал овладевает производством; с этого момента, в противоположность ремеслу, где хозяин и руководитель предприятия живет главным образом личным трудом, возникает такая производственная форма, в которой непосредственная производительная работа все в большей и большей степени выполняется наемными рабочими, хозяин же предприятия заботится лишь о получении заказов, разделении работ, продаже готовых товаров и т. д. В этом именно направлении в рассматриваемый период и начало развиваться германское ремесло. Мы уже вкратце описывали зачатки капитализма в горном деле. Haряду с горным делом они были особенно заметны в ткацкой промышленности. Германская ткацкая промышленность, подобно итальянской и фландрской (далеко опередившим ее в этом отношении), больше всего благоприятствовала разбогатевшему ремесленнику, заставлявшему работать на себя по найму своих более бедных коллег; нажившиеся купцы тоже могли с выгодой вкладывать в нее свои капиталы. Окончательные результаты этой важнейшей социальной перемены обнаружились с полной ясностью только начиная с XVI столетия, и потому мы рассмотрим их детально только при описании следующей эпохи. Здесь мы укажем лишь ряд явлений, вызванных в позднее средневековье накоплением богатств и денежных капиталов и применением их для капиталистических целей³²⁹. Когда на предыдущих страницах мы говорили о разбогатевших городских купцах и ремесленниках, то это нужно понимать лишь в том смысле, что они были богаче большинства своих современников, т.е. богаче своих сограждан и богаче земельного дворянства. С современной точки зрения даже эти богачи вплоть до конца XIV столетия жили только более или менее зажиточно. Лишь с конца XIV столетия можно говорить о накоплении значительных капиталов, которые можно было вложить в капиталистические предприятия. Первым результатом накопления было сильный рост мелкой посреднической торговли. «Спустя столетие (около 1500 года) чрезмерное развитие стихийно растущей мелкой торговли представляет поистине социальную опасность. Мужчины и женщины бросали свою работу, бродили по деревням и городам, скупали все припасы и спекулировали ими, так что на годовых ярмарках и еженедельных рынках уже нельзя было дешево купить товар, прошедший предварительно через несколько рук». Но у крупных купцов того времени уже накопились капиталы, весьма большие даже по современному масштабу. Упомянутый выше гамбургский торговый магнат Викован-Гельдерсен владел капиталом около 250.000 марок золотом по современному расчету. Ван-Гельдерсен жил еще в XIV столетии. Насколько быстро накоплялись богатства в течение следующих 100 — 150 лет видно хотя бы из того факта, что в 1527 году у потерпевшего крах банкира Бехштеттера в Аугсбурге пассив достигал более 500.000 золотых гульденов, а Антон Фуггер, умерший в 1560 году, оставил после себя денег и товаров на 6.000.000 гульденов, не считая крупных поместий.

Параллельно с накоплением богатств, сначала как их следствие, а затем как новое средство накопления, развился кредит. Еще в 1391 году франкфуртский городской совет разрешил арестовать человека в обеспечение выданных им векселей. Всего через 10 лет, в 1402 году, в том же Франкфурте был основан банк, причем туда были вложены принадлежащие городу капиталы. Через год он был разделен на четыре банка, из которых один принадлежал городу, а три других были сданы городским советом в концессионом порядке, городу уплачивалось концессионерами 2/3 чистых прибылей. Эти 2/3 вскоре достигли ежегодной суммы 20.000 марок золота по теперешнему счету. В 1421 году был основан банк в Любеке, а затем и в других городах, причем первое время часто происходили банкротства. Банковая деятельность проявлялась сначала в подтоварных ссудах и учете векселей; затем банки стали принимать вклады производить операции по текущим счетам. Созданное городами вексельное право способствовало развитию банков. Кредит под залог имущества принимал все более совершенные формы и вместе с тем был вырван из рук евреев. В Нюренберге в 1498 году открыли городской ломбард и изгнали евреев из города, в Аугсбурге было издано распоряжение, что ссуды под залог могут даваться только городским ломбардом. Евреи, следовательно, теряли право производить эти операции.

Все это давало городам и господствующему сословию патрициев растущие богатства, которые и употреблялись на покупку паев в горном деле, соляных промыслах, а затем после изобретения книгопечатания в 1450 году, также и в бумажных фабриках, типографиях и книгоиздательствах. Таким образом и возникли первые производственные формы ранней капиталистической эпохи, заключавшиеся в том, что владельцы предприятий, лично не работавшие, а иногда даже не принимавшие никакого участия в деле, заставляли на себя работать наемных рабочих.

С первых десятилетий XV столетия стали развиваться такие капиталистические образования и формы, которые живо напоминают нам современные. Так, например, отправлявшиеся в Италию купцы покупали там иноземные товары вроде восточных материй, бархата, шелка, пряностей и т. д., уговаривались насчет цен с находившимися в данном месте представителями германских купцов и по возвращении на родину продавали товары не ниже условленной цены. Это как раз то самое, что в начале XIX столетия называли тайной компанией (Ring) и что в наше время послужило к образованию картелей, трестов, синдикатов и т. д. В средние века подобные договоры еще не приводили к столь далеко идущим последствиям. Тем не менее результатом их являлось несоразмерное удорожание товаров и неслыханное обогащение купцов. Когда этот способ предварительного уговора распространили и на туземные товары, он стал настоящим бедствием для покупателей. Лютер (1483 — 1646) следующими словами описывает тайные компании своего времени:

«Если несколько купцов имеют какой-нибудь товар и не ждут его дальнейшего привоза в близком времени, то они несправедливо повышают цены или скупают все товары этого рода или уговариваются друг с другом продавать его по более высокой цене; если им это не удается, то они сразу настолько сбавляют цену, что более мелкие торговцы оказываются разоренными и в конце-концов крупные купцы остаются господами положения».

Можно было бы подумать, что современные американские тресты заимствовали свои методы, вызвавшие против них такую ненависть в последнюю четверть XIX столетия от своих германских предшественников XV и XVI века³³⁰. Лютер называет такой образ действий «суетной монополией», запрещавшейся еще языческими законами, и продолжает:

«Они держат в руках все товары, делают с ними что хотят, без всякого стыда прибегают к повышениям и понижениям цен, и притесняют и разоряют мелких купцов. Они ведут себя как щука с мелкой рыбешкой и считают себя господами божьих тварей, свободными от всякого закона веры и любви».

Лютер был не первым, жаловавшимся на подобные методы. Еще за сто лет до него подобные приемы вызывали непрерывные жалобы; для борьбы с ними предлагались законодательные меры, фактически, впрочем, никогда не проводившиеся. Лютер только особенно наглядно обрисовал последствия этого растущего торгового капитализма. Так, например, он говорит: «Горе тем, которые присовокупляют дом к дому и прибавляют поле к полю, так что в конце-концов не остается больше места и они овладевают всей землей»³³¹.

В XIV столетии велась и законодательная борьба против тайных компаний. В 1512 году они были запрещены особым постановлением рейхстага. Насколько мало толку выходило из подобных запрещений, видно из того, что они повторялись в 1521, 1524, 1529, 1530, 1532 и 1548 годах. Еще характернее то, что в то же самое время наиболее крупные монополисты этой эпохи осыпаются тем же самым рейхстагом почестями, знаками отличия и привилегиями. Так, например, в 1526 г. фугеры в Аугсбурге назначаются наследственными рейхсграфами и получают суверенные права на свои поместья, а в 1535 году им даже жалуют право чеканить собственную монету ³³².

* * *

После того как цехи добились участия в политической власти, противоречия интересов между ними и патрициями стали слабеть и на место него выступил все более и более обострявшийся конфликт между ремесленными мастерами и их подмастерьями. «Цеховые мастера XV столетия также отъединялись от низших слоев народа, как отъединялись от них патриции в XIII и XIV столетиях³³³. Суть дела заключалась, однако, не в личном высокомерии цеховых мастеров, а в хозяйственных условиях эпохи. В эпоху раннего средневековья не могло быть и речи о противоречии интересов между мастерами и подмастерьями, ибо и те и другие составляли единый класс и были связаны друг с другом в хозяйственном и социальном отношении. Мастер был бывший подмастерье, подмастерье был будущий мастер. Ученье требовалось только для того, чтобы подготовить будущих мастеров. Ремесленная работа велась главным образом самими мастерами; правда, каждый из них держал известное число подмастерьев и пользовался их помощью, но никоим образом не жил их трудом. Становясь подмастерьем, ученик только продолжал свою выучку, оканчивавшуюся тогда, когда он мог представить свою пробную работу. Все это указывает на небольшое число подмастерий. Значительное большинство мастеров работали одни без помощи учеников или подмастерий; только незначительное меньшинство из них пользовались подсобными силами, да и то в очень малых размерах. Еще в 1387 году во Франкфурте на Майне имелось³³⁴:

126 портных из них 113 мастеров.

24 каменщика - 21

30 скорняков - 25

35 дубильщиков (желтых кож) - 25

18 дубильщиков (белых кож) - 10

101 булочник - 88

312 ткачей шерстяных материй - 272

52 ткача льняных материй - 37

88 мясников - 64

101 кузнец - 78

54 плотника - 38

33 каменотеса - 21

90 рыбаков - 60

Положение вещей совершенно изменилось, когда мастера превратились в мелких предпринимателей, из которых каждый держал 2, 3, 5 и более подмастерий и кроме того еще несколько учеников³³⁵. Теперь было уже гораздо больше подмастерий, чем мастеров. Для большинства подмастерий это само по себе исключало возможность когда-либо стать мастером. Кроме того, не все мастера богатели; они видели, что конкуренция все более и более растущего числа подмастерий грозила им разорением и придумывали средства, чтобы предотвратить ее. Такими средствами в их глазах являлись меры, затруднявшие для подмастерьев вступление в число мастеров или делавшее это вступление совершенно невозможным. В каждом городе допускалось известное количество мастеров. Если все места мастеров была заполнены, то в данном городе никакой подмастерье не мог становиться мастером, пока не освобождалась вакансия. Открывавшиеся вакансии предоставлялись по возможности сыновьям мастеров. «Право стать мастером все более и более становилось наследственным правом цеховых семей, подобно всяким вообще сословным правам». Изобретались всевозможные уловки, чтобы затруднить доступ подмастерьям к немногим вакансиям, остававшимся свободными. «Для принятия в мастера³³⁶ первоначально требовалось только, чтобы принимаемый был способен заниматься своей профессией и пользовался правами гражданства. Теперь вносимые учениками и подмастерьями вступные сборы были повышены, удвоены, учетверены. Раньше они были обязаны выставлять своим будущим сотоварищам по цеху довольно скромное количество вина; теперь от них требовалось устраивать для цеховых мастеров и их семей дорогой обед с мясными кушаньями и вином. Понятие законного происхождения и личной честности толковалось так, чтобы затруднить доступ в цех возможно большему количеству лиц. Разбирались личные качества предков, и не только отец и мать принимаемого, но и родители этих последних должны были быть рождены в законном браке. «Бесчестными» считались отныне не только те, которые сами вели какое-нибудь «нечестное» ремесло, но и все те, которые были родственниками или свояками какого-либо представителя «бесчестных» профессий или дети которых занимались «бесчестным» ремеслом. Неспособным к ремеслу признавался, например, человек, обрезавший веревку, на которой висел повешенный, обедавший или пивший с каким-либо «бесчестным», убивший кошку или собаку. Иногда подмастерью отказывали в принятии на том, напр., основании, что он, работая в мастерской, поднял ребенка, замертво упавшего на землю. Во многих цехах «бесчестными» считались те, которые участвовали в войне... Плата за ученье была чрезвычайно повышена, а время выучки продлено... Пробная работа должна была изготовляться из дорогого материала, а предписанный правилами способ ее изготовления требовал долгого времени и чрезвычайно большого труда. Подмастерье должен был представить целый ряд пробных работ или такие пробные работы, которые давно вышли из моды и следовательно не могли быть проданными. Задания ставились преувеличенно большие и до последней степени нелепые по своему характеру». Так, например, в более позднюю эпоху берлинский подмастерье из цеха каменщиков должен был представить план замка, где могли бы жить три княжеских семьи, не мешая друг другу, причем замок должен был иметь вид пятиугольника. В ответ на жалобы ученика мастер прямо отвечал, что это только уловка для того, чтобы затруднить ему вступление в цех, ибо мастера должны предотвращать конкуренцию. «Чтобы еще больше удлинить срок предварительного обучения, ученика не только заставляли пробыть известное время бродячим подмастерьем, но и налагали на него обязательство определенное время проработать в качестве подмастерья в указанной ему цехом мастерской. Время этого дополнительного испытания высчитывалось с того момента, когда ученик подавал формальное заявление о своем желании поступить в цех или быть допущенным к мастерскому испытанию. После того как проситель вносил установленный при этом сбор, он назывался «годовым подмастерьем».

Сыновья, зятья и вдовы цеховых мастеров были избавлены от соблюдения этих мелочных и отвратительных правил. «Так, например, для сыновей мастеров вступительные взносы и пошлины за внесение в цеховую книгу понижались, а срок ученичества укорачивался. От них не требовалось пробыть некоторое время на положении бродячего подмастерья, а иногда они даже освобождались от обязательства представить мастерскую работу. Этими льготами пользовались те подмастерья, которым удавалось заполучить в жены вдову или дочь цехового мастера. Во многих местах «годового подмастерья» прямо заставляли жениться на вдове или дочери мастера и только при соблюдении этого условия принимали от него заявление о желании поступить в цех».

Честные цеховые мастера рассчитывали обеспечить себя таким образом от конкуренции. Они жили воззрениями эпохи, к которой они принадлежали и которой соответствовали хозяйственные отношения прошлых столетий; поэтому единственным средством спасения им казался принцип, гласивший, что ремеслом может заниматься только мастер. Они полагали, что если они помешают подмастерьям становиться мастерами, то тем самым навсегда отделаются от конкурентов. Им не приходило в голову, что именно благодаря таким мерам в промышленности возникал подготовленный пролетариат, нисколько не уступавший мастерам в техническом умении, пролетариат, в котором нуждался зарождавшийся капитализм для создания своих мануфактур. Капитализм готовил им гораздо более опасную конкуренцию, в конце-концов нанесшую смертельный удар цеховому строю. Они были совершенно не в состоянии представить себе что-либо подобное и оставались слепыми, когда начальные стадии этого процесса уже стали очерчиваться совершенно ясно³³⁷.

В силу указанных нами обстоятельств, подмастерья превратились в настоящий пролетарский класс. Насколько изменились численные соотношения между мастерами и подмастерьями, показывает, например, факт, что в 1514 г. в Вормсе был повешен мастер-скорняк, державший 18 подмастерьев³³⁸ и имевший у себя на складе запасы товаров стоимостью около 100.000 марок золотом. Из этого видно, как богатели в конце средних веков удачливые мастера. Если даже считать только что упомянутый нами факт исключительным случаем, то все же не подлежит сомнению, что число подмастерий, имевшихся у одного мастера, значительно возросло. «Мастера превратились в привилегированную ремесленную аристократию, все в большей и большей степени занимавшуюся общественными делами и коммерческой стороной производства, между тем как ручная работа все более и более становилась исключительным уделом подмастерий. Число подмастерий росло несравненно быстрее, чем число мастеров»³³⁹. Для большинства подмастерий это исключало возможность когда-либо стать мастером. Свое подчиненное положение им приходилось считать пожизненным и они превращались «в застывшее сословие ремесленных подручных рабочих».

Из хозяйственного противоречия между мастерами и подмастерьями скоро выросло социальное противоречие: подмастерья начали чувствовать себя отдельным классом и стали организоваться. В кратких чертах мы уже выше упоминали о тех союзах³⁴⁰, которые основывали подмастерья в первой половине средних веков и которые первоначально имели целью взаимную поддержку и совместное исполнение церковных треб. Когда, значительно позднее, союзы стали выдавать пособия своим больным сочленам (так, например, в 1372 году ремесленные подмастерья в Стендале основали больничною кассу)³⁴¹, то это уже являлось признаком того, что подмастерье не пользовался более в доме мастера той помощью и заботой, какие оказывают члену семьи, и что вообще отношения между мастером и подмастерьем радикально изменились. Классовый характер, который постепенно приняли союзы подмастерий, стал выступать еще яснее, когда они приняли на себя взаимную поддержку в случае нужды и безработицы. В конце-концов они стали признанным органом классовой борьбы подмастерьев, выступавших против мастеров; так как цехи часто оказывали решительное влияние на городское правительство, то союзы эти были направлены против этого последнего.

Предметом и целью этой классовой борьбы было улучшение условий труда. Ранее заработная плата устанавливалась мастерами или цехом; теперь союзы подмастерьев стали требовать себе право, чтобы к разрешению этого вопроса привлекались и они, и во многих случаях проводили повышение заработной платы. Так, например, повышения заработной платы добились шпейерские ткацкие подмастерья в 1351 и 1362 годах. Для сокращения рабочего времени, достигавшего тогда 13 — 15 часов в день, добивались введения «синего понедельника». Во многих случаях это требование было также проведено в жизнь. Союзы подмастерьев вмешивались и в рабочие контракты и добились смягчения штрафов за преждевременное оставление подмастерьем мастера против воли этого последнего.

В конце XIV столетия социальное развитие шагнуло так далеко, что подмастерья рассматривали себя как самостоятельное сословие, да и остальным населением считались за таковое; по существу это был промышленный пролетариат, из которого только в виде исключений те или другие члены его подымались на высшую ступень. Только теперь появляются в значительном числе женатые подмастерья. Это указывает, что они совершенно освоились с мыслью остаться на всю жизнь подмастерьями. Явления эти обнаружились прежде всего в ткацкой промышленности, раньше всего пошедшей по капиталистическому пути. Приказ страсбургского городского совета относительно занятых у шерстобитов «слуг» различает три рода слуг: во-первых, работающих и живущих в доме мастера; во-вторых, работающих в его доме, но не живущих там; в третьих, имеющих собственный дом и работающих на дому. Только двести лет спустя подмастерья скорняков получили разрешение жить на собственной квартире и работать для мастера у себя на дому.

Подмастерья все с большим и большим успехом организовывали свои союзы и вырывали у мастеров и городского законодательства такие уступки, которые со временем касались уже не только одних профессиональных условий труда. Во многих местах подмастерья провели представителей своих союзов в ремесленный суд и даже в цеховое управление.

Осуществление этих стремлений облегчалось тем обстоятельством, что подмастерьям было сравнительно легко установить связь с несколькими и даже многими городами. Подмастерья обычно кочевали из одного города в другой и потому каждый из них знал целый ряд городов и был связан личными отношениями со многими жившими в других Местах сотоварищами по профессии. «Благодаря этому, союзы подмастерий чрезвычайно расширились и во многих случаях их местные объединения превращались в организации, охватывавшие все данное государство»³⁴². Это придавало подмастерьям немалую силу и позволяло им пускать в ход то средство, которое и сейчас является самым важным оружием в борьбе рабочего класса, именно стачку. Раньше всего и ярче всего стачки естественно проявились в тех областях промышленности, которые первыми вступили на путь капиталистического развития, именно в ткацкой промышленности и в горных промыслах. В этих последних положение рабочих уже тогда приняло резко выраженный пролетарский характер, ибо горные промыслы не представляли из себя в сущности ремесло и велись вне городов. «Ему (т. е. германскому рудокопу XV и XVI столетия) известны все страдания современного рабочего. Жилищная нужда, женский и детский труд, система выжимания пота, — все это ему знакомо. Горные рабочие борятся со своими хозяевами за повышение заработной платы и сокращение рабочего времени»³⁴³. Так, например, в конце XV и начале XVI столетия стачки рудокопов представляют довольно частое явление, а в 1520 году богемские и саксонские горнопромышленники заключают даже союз, направленный специально против стачек.

Впрочем, и в других отраслях промышленности положение было такое же. Отто³⁴⁴ рисует нам следующую картину:

«Право «выговора» и изгнания, которое первоначально принадлежало только цеху и осуществлялось им как крайняя мера наказания, подмастерья присваивают и своим союзам. Подмастерья давали выговоры не только своим сотоварищам, но и мастерам, по их мнению, подавшим повод к недовольству и не удовлетворивших справедливых притязаний обиженного лица. Подмастерье, поступавший на работу к таким мастерам, навлекал на себя такой же выговор. Когда жалобы на мастеров, цех или на городские власти становились общими, прибегали к стачке или, как тогда выражались, к восстанию (Aufstand). Подмастерья того или другого цеха одновременно бросали работу и этим причиняли мастерам чувствительный ущерб. Лица, не присоединявшиеся немедленно к стачке, считались, как и теперь, изменниками; их осыпали бранью, а где можно, «давали им трепку», т. е. таскали их за волосы и за уши и вообще всячески над ними издевались. В качестве современных стачечных касс фигурировали «копилки» союзов.

Для большей успешности общества подмастерьев одного и того же цеха организовывались в один союз, охватывавший различные города. Стачечники рассылали письма своим сотоварищам в других городах и просили их о поддержке. Таким образом они отнимали у мастеров возможность взять на их место пришлых подмастерьев... Если цех не уступал требованиям стачечников и городские власти становились на его сторону, то союз постановлял оставить данный город. Бурши толпами, выходили из ворот бойкотируемого города и отряхали прах от ног своих».

Мастера и находившиеся под их влиянием городские власти с своей стороны пытались организовать союзы нескольких городов для противодействия подмастерьям, для чего использовались существовавшие союзы городов, возникшие некогда по совершенно другим основаниям и для совершенно других целей. Объединенные в ганзейский союз, вендские города³⁴⁵ уже с 1321 года стали издавать общие предписания, касавшиеся отдельных отраслей ремесла; предписания эти дебатировались на ганзейских съездах и, хотя они главным образом трактовали хозяйственные и технические вопросы, в них все же содержались и некоторые правила, регулировавшие положение подмастерьев. Позднее, особенно в XV столетии, города эти заключили целый ряд соглашений относительно общей борьбы с подмастерьями. Так, в 1383 году в Саксонии было заключено общее соглашение между скорняками, в 1443 году между булочниками, в 1476 году между стекольщиками и малярами, в 1494 году между кузнецами и посудниками. В общем это сопротивление цехов и городов привело к тому, что подмастерья не добились ничего существенного, кроме тех или других частичных улучшений их материального положения. В политической области их попытки кончились решительной неудачей. Одно время казалось, что революция подмастерий может вытеснить цехи из городского управления, подобно тому как раньше цехи вытеснили оттуда родовитых горожан. Однако, этого не случилось. Кроме упорного сопротивления мастеров и городских властей неудаче, вероятно, также способствовала их сословная гордость, мешавшая им в решительных случаях действовать сообща с остальными слоями городского пролетариата³⁴⁶.

В конце-концов союзы подмастерьев не провели никаких сколько-нибудь существенных и радикальных реформ. «Они не произвели никакого существенного переворота ни в национальном производстве, ни в общественной структуре бюргерства». Попытки союзов кончились неудачей несмотря на то, что цеховое правление в то время обнаруживало почти такой же упадок, как и правление родовитых горожан два столетия тому назад. «Цехи», пишет Лампрехт, «ввели промышленную полицию, действовавшую совершенно произвольно и не обращавшую никакого внимания на протесты и жалобы городской общины. Цехи вовлекали город в долги, собирали произвольные подати, принимали в свой состав не принадлежавшие к ремеслу чуждые элементы, если эти последние сулили им какие-нибудь выгоды, избавлялись от воинской повинности и перелагали ее на подмастерьев. Таким образом они превратились в союзы, преисполненные сословного чванства, организовавшие тайные компании и клики; городской совет не мог бороться с ними, ибо он сам был составлен из представителей нового цехового патрициата». Среди городских советников и судей развилась продажность. «Возникло настоящее классовое законодательство, обеспечивавшее интересы цехов и цехового патрициата». Это, разумеется, вызвало революционные движения в городском пролетариате, протестовавшего против таких злоупотреблений и старавшегося предотвратить накопление больших капиталов в руках купцов и цеховых мастеров. Волнения начались уже в первой трети XV столетия в Любеке, в Висмаре, в Ростоке, в Гамбурге, в Магдебурге, в Бауцене, в Гёрлице, в Бреславле, во многих богемских городах, в Эрфурте, Бамберге, Аахене, Кельне, Майнце, Шпейере, Страсбурге и Констанце. Волнения охватили целые столетия и продолжались почти до половины XVI века. Однако, не видно, чтобы все эти движения пользовались особенной поддержкой со стороны подмастерий. Растущей пролетаризации городского населения они не помешали. Во второй половине XV столетия пятая часть гамбургского населения считалась бедняками; в 1522 году в Аугсбурге насчитывали не менее 3.000 неимущих, что составляло приблизительно седьмую часть всего городского населения³⁴⁷.

³¹¹Инама-Штернегг, т. III, ч. 1-я, стр. 89 и сл.
³¹²Инама-Штернегг, т. III, часть 1-я, стр. 73.
³¹³Там же, стр. 75.
³¹⁴Там же, стр. 69 — 70.
³¹⁵Там же, стр. 78
³¹⁶Cрав. ч. 1 настоящего сочинения, изд. «Книга», Ленинград, 1921.
³¹⁷Инама-Штернегг, т. III, часть 1-я, стр. 85, 86 и сл.
³¹⁸Инама-Штернегг, там же, стр. 102 и сл.
³¹⁹Лампрехт, т. V, часть 1-я, стр. 80 и сл.
³²⁰Срав. выше, главу шестнадцатую.
³²¹Часть 1 настоящего сочинения, изд. «Книга», Ленинград, 1924.
³²²Лампрехт, т. III, стр. 48 - 19.
³²³Лампрехт, т. IV, стр. 170.
³²⁴Там же, стр. 177.
³²⁵Там же, стр. 181 и сл.
³²⁶Лампрехт, т. IV, стр. 168 и сл.
³²⁷При этом не следует забывать, что приводимые в средневековых источниках цифры часто фантастичны. К ели принять в расчет малую населенность тогдашних городов, то придется усомниться, можно ли там вообще было набрать 2.400 повстанцев. Тем не менее количество жертв являлось но тогдашним условиям несомненно колоссальным.
³²⁸Инама-Штернегг. т. IV, ч. 1. стр. 04.
³²⁹Мы следуем при этом изложению Лампрехта, т. V, ч. 1, стр. 68 и сл.
³³⁰Многочисленные примеры этого рода можно найти у Белова — "Проблемы", на стр. 314 — 318. Мы приведем оттуда только следующее место (стр. 315): «В Лейдене существовала торговая компания в С — 8 человек, образовавшаяся, по-видимому, в шестидесятые годы XV столетия и решившая монополизировать торговлю лейденским сукном. Она скупила все товары у лейденских ткачей, чрезвычайно повысила на них цены на нидерландских рынках и одновременно с этим продавала сукно в восточных городах по более дешевым ценам, так что ганзейский купец-посредник даже на своей родине не мог с ними конкурировать». На этом основании, т. е. не вследствие повышения, а вследствие понижения цен, ганзейский союз возбудил жалобу и добился того, что в 1474 году компания была изгнана из города Лейдена и лейденский городской совет дал обещание в будущем не допускать никаких монопольных компаний. Несмотря на это спустя 50 — 60 лет Лютеру приходилось бороться с теми же явлениями.
³³¹Лампрехт, т. V, ч. 1, стр. 102,
³³²Лампрехт, там же, стр. 108 — 101).
³³³Инама-Штернегг, т. III, ч. 1, стр. 95.
³³⁴Г.Котсикс, История герм. хозяйства до XVII стол., стр. 97.
³³⁵Лампрехт. т. V, ч. 1, стр. 75. - Инама-Штернегг, т. III, ч. 1, стр. 96 и сл.
³³⁶Е. Otto, Das deutsche Handwerk, S. 76 и сл.
³³⁷Белов в своих «Проблемах» (стр. 412) указывает, что в конце средних веков в Германии уже имелись чисто капиталистические мануфактуры с 10 — 20 рабочими.
³³⁸Heil, Die deutschen Stadte und Burger, im Mittelalter, 4 Aufl. 1921. S. 89.
³³⁹Инама-Штернегг, т. III, ч. 1, стр. 90.
³⁴⁰cм. вышe, главу семнадцатую.
³⁴¹Инама-Штернегг, т. III, часть 1-я. стр.
³⁴²Лампрехт, т. V, часть 1-я, стр. 82. — Инама-Штернегг. т. III, часть 1-я, стр. 100 — 102.
³⁴³Казер, стр. 229.
³⁴⁴Отто, стр. 93 — 94.
³⁴⁵См. выше, главу 19-ю.
³⁴⁶Лампрехт,т. V, часть 1 -я, стр. 82. — Инама-Штернегг, т. III, часть I-я, стр. 100.
³⁴⁷Лампрехт, т. V, часть 1-я, стр. 85, 86.

<<Назад

Просмотров: 3502

загрузка...

Другие книги по данной тематике