Семнадцатая глава

Ремесло — его формы: сдельная работа, бродячее ремесло, работа на дому. Работа выполняется непосредственно для заказчика, минуя посредников. — Цех. — Его происхождение. — Его задачи и надзор за работой цеховых мастеров. — Условия для принятия в цех, ученичество, экзамен на мастера. — Предпочтение, оказываемое сыновьям мастеров. Ограничение числа подмастерьев и учеников. — Регулирование рабочего времени, заработной платы, закупки сырых материалов и продажных цен. — Ремесленники, не входящие в цех. — Цех, как религиозная община и общество взаимопомощи. — Цех, как военная корпорация. — Союзы подмастерий. — Расцвет ремесла. — Немецкие города в средние века. — Основание городов в колонизованных областях востока.

Хотя промышленность развивалась на протяжении рассматриваемых нами столетий гораздо скорее, чем сельское хозяйство — можно даже сказать с довольно большей быстротой — ей, однако, свойственен такой лее косный, консервативный, традиционный характер, каким отличается сельское хозяйство. Конечно, производственные формы ремесла не оставались одними и теми же в течение целого тысячелетия, как это мы видели относительно трехпольной системы. Но все же ни одна из них не может считаться окончательно вымершей и многие вполне сохранились до сегодняшнего дня. В предыдущем томе⁵¹ мы видели каким образом уже в раннее средневековье возникло профессиональное ремесло под влиянием разделения труда в крупных помещичьих хозяйствах. Первоначально ремесленник работал для потребностей поместья, но вскоре продукты его труда стали превышать потребность самого хозяйства. Уже в V столетии землевладелец заставлял работать своих ремесленников и на посторонних⁵². По мере того, как росла производительность ремесленного труда, возникала необходимость продавать на сторону часть ремесленных продуктов и благодаря этому постепенно, на протяжении многих столетий, стала ослабевать связь ремесленника с помещичьим двором. Ремесленник зарабатывает себе хлеб независимо от поместья. Однако, кроме сбоях примитивных инструментов, он не имеет никакого собственного имущества и потому применяет свою рабочую силу к материалам, получаемым от других. Эти последние передает ему для переработки заказчик, по общему правилу произведший их сам. Работа ремесленника принимает две формы. Иногда ремесленника берут в дом на время, дают ему харчи, а также и жилище, если он не живет в данном месте, и он остается у заказчика до тех пор, пока не выполнит свою работу⁵³. «Как известно, эта летучая форма ремесла еще и до сих пор широко распространена. Даже в больших городах женские костюмы, например, шьются таким именно образом. В южной Германии это называется «итти на бродячую работу»; этот вид ремесла описал Розеггер в своей, появившейся в 1880 году, книге⁵⁴, изображающей годы его ученичества у бродячего портного. В предисловии он говорит: «Деревенские ремесленники, — ткачи, сапожники, портные, шорники, тележники и вообще все ремесленники строительного труда во многих местностях Альп представляют из себя своего рода кочевое племя. У них, конечно, есть какое-нибудь определенное местожительство, — собственный домишко или нанятая в крестьянском дворе комната, где живет их семья, где они хранят свое скудное имущество и проводят свои воскресные и праздничные досуги. Но уже в понедельник утром они берут на плечо свои инструменты и идут бродяжить, т.е. отправляются на работу куда-нибудь в крестьянский двор и живут там до тех пор, пока они не изготовят то, что нужно для дома. После этого они направляются в какой-нибудь другой двор». ⁵³ Это описание следует статье Бюхера «Формы промышленного производства в их историческом развитии». Другие статьи того же тома дают много материала по интересующей нас теме, особенно ст. «Социальные группировки средневекового города». Несмотря на возражения Белова, мы придерживались описания Бюхера, ибо оно подтверждается большинством исследователей.

В таком приблизительно виде должны мы представлять себе работу тех ремесленников, которые в раннее средневековье пытались, сначала не смело и неуверенно, отделаться от связи с крупными землевладениями. Эта форма ремесла до сих пор еще не вымерла и, по-видимому, далека от вымирания; вполне понятно, что добившиеся самостоятельности ремесленники средневековья также охотно прибегали к ней, ибо она была наиболее подходящей производственной формой для удовлетворения значительной части тогдашних потребностей.

Но эта форма подходит не ко всякой потребности, имеется много материалов, обработка которых требует более сложных инструментов или даже целого ремесленного заведения, которое ведь нельзя взвалить себе на спину и таскать с собой. Булочнику нужна печь, мельнику мельница, ткачу ткацкий станок, пивовару пивоварня. Для такого рода промышленности выработалась другая форма ремесла — сдельная работа: «Ремесленник, работающий по найму, имеет свою мастерскую; ему передается материал, за обработку которого он получает поштучную плату. (Эта производственная форма точно также сохранилась до нынешнего дня. Во многих местностях крестьяне отдают шерсть своих овец в прядильное заведение за определенную плату, так же обстоит дело с перемалыванием зерна, выпечкой хлеба и т. д.). В этих случаях сначала ремесленник передавал в распоряжение заказчика принадлежавшую ему мастерскую и руководил техническим процессом, самая же работа выполнялась заказчиком». Во многих северо-германских городах в средние века пивовары и производители солода были только владельцами пивоварен и солодовен, предоставлявшихся бюргерам за известное вознаграждение, причем эти последние сами должны были изготовлять солод и варить пиво. На мельницах заказчик смотрел за решетом, через которое проходила мука. Еще и теперь во многих местностях существует обычай, что крестьянка сначала месит тесто и формирует хлеб, а затем уже передает его пекарю, который ставит его в печку и следит за выпечкой. Нечто подобное представляют во французских и швейцарских городах общественные прачечные, предоставляющие в распоряжение клиентов все нужное для стирки, между тем как сама работа выполняется прислугой или женскими членами семьи заказчиков. В Познани и Западной Пруссии еще недавно существовал обычай, что владелец кузницы предоставляет только огонь и инструмент, а работа выполнялась его заказчиком».

Бюхер правильно подчеркивает, что обе эти производственные формы сильно облегчили освобождение ремесленников от крепостной зависимости, так как они не требовали никакого сколько-нибудь значительного капитала. «В средние века почти всегда материалы доставляет заказчик; этот обычай сохранился в течение многих следующих столетий, когда заказчик уже не производил сырья в своем собственном хозяйстве, а покупал его на рынке, — как, например, кожу для сапожника, сукно для портного. Лишь постепенно и очень медленно установился порядок, при котором материалы доставлялись мастером; сначала это имело место только по отношению к более бедным заказчикам, а позднее и по отношению к более состоятельным людям. Так возникает ремесло в том смысле, в котором мы понимаем его в настоящее время; но еще долго параллельно с ним продолжает существовать сдельная работа, к которой часто прибегает и caм ремесленник. Так, например, сдельной работой дубильщика пользуется сапожник и шорник, сдельной работой мельника — булочник, сдельной работой сукновала — красильщик и чистильщик шерсти».

Когда в городах появились цехи и достигли большого могущества, они хотели устранить работу на дому у заказчика (бродячее ремесло). С XIV столетия цеховые статуты включают в себя многочисленные запрещения бродячего ремесла. Влияние цехов не простиралось, конечно, на деревни, да и кроме того бродячее ремесло было настолько необходимо для потребностей рассеянного сельского населения, что его просто на просто нельзя было запретить. Оно естественно составляло нежелательную конкуренцию для городских ремесленников. Этим обстоятельством Бюхер и объясняет ненависть городских ремесленников к ремесленникам сельским. «В конце-концов «бродяга» и «заяц» делается общим бранным словом, применяемым ко всем тем, которые работают вне цеховой организации. В северо-германских городах мастера цехов претендовали на право выслеживать бродячих ремесленников в домах их заказчиков и привлекать их к ответственности (так-называемая «охота за зайцами)».

После долгого времени эти производственные формы начинают вытесняться ремеслом в собственном смысле слова. Разница заключается в том, что ремесленник владеет всеми средствами производства, в том числе и сырыми материалами и продает готовый продукт, между тем, как ремесленник по найму получает только заработную плату.

Во всю рассматриваемую нами эпоху и ремесленник, изготовлявший товар на продажу все еще работал главным образом непосредственно на потребителя; он либо получал определенный заказ, либо готовил товары к годовым ярмаркам или еженедельным базарам, куда приезжал для их покупки сам потребитель. Посредническая торговля не играла при этом почти никакой роли. По общему правилу продавцы и покупатели, лично зная друг друга и рынок сбыта данного ремесленника, охватывали небольшую область, — ближайший город и его окрестности. Ремесленник знал, какие люди там жили, в каких товарах и в каких именно количествах товаров они нуждались. Этот род производства Бюхер удачно окрестил производством на заказчика. Его основным признаком является то, что ремесленник, хотя и владея всеми производственными орудиями, работает все же только для определенного круга заказчиков, размер и род потребности которых ему лично известны. В средние века этой личной связи между ремесленником и потребителем придавали чрезвычайно большое значение. Стараются намеренно не дать производству увеличиться до таких размеров, что мастер более не может лично знать своих заказчиков. Это существенный пункт средневековой промышленной политики. При этом имелись в виду не только интересы заказчиков, перед которыми мастер был лично ответственен за доброкачественность своих товаров, но и интересы города и самих ремесленников, для которых нужно било обеспечить достаточное пропитание и устранить конкуренцию извне. Это достигалось посредством цеховой организации, к которой мы теперь и обратимся.

Имеются указания, что уже в самые давние времена работавшие в поместьях ремесленники были объединены в профессиональную корпорацию. Подобно тому, как крепостные крестьяне были включены в определенную административную организацию, так, что каждый из них был подчинен определенному старосте⁵⁵, так и ремесленники одной и той же профессии подчинялись руководству поместного мастера. Мы уже упоминали, что в еще меровингские времена и далее раньше крупные землевладельцы заставляли своих крепостных ремесленников работать на посторонних. Так как землевладелец отвечал за них и был обязан возместить причиненный ими убыток⁵⁶, то он поручал надзор за ними понимающему дело человеку. Это обстоятельство может быть и было первым поводом для объединения их в общества. В тех случаях, когда число ремесленников в поместье настолько увеличивалось, что владелец не мог сам за ними присматривать, подобная организация, похожая на организацию крепостных крестьян, становилась необходимостью. «Во владениях Карла Великого имеется большое число ремесленных заведений, достаточно обеспеченных рабочими силами, пивоварен, заведений для выгонки водки, мыловарен и стеклянных заводов, а также много ткацких мастерских, где работали крепостные и несвободные крестьяне». В более поздние времена мы находим во всех крупных имениях такие же заведения, хотя, конечно, и не в таком широком масштабе⁵⁷. Если даже допустить, что техническое разделение и объединение ремесленников достигло такой степени развития только в самых крупных поместьях, то во всяком случае приходится признать несомненным, что по крайней мере в этих поместьях ремесленники одинаковой профессии работали под присмотром «магистра», пользовавшегося, по-видимому, правами своего рода государственного чиновника. Так, Lex Alamannorum (Алеманское Народное Право, около 720 года) говорит о ювелирах и оружейниках «qui publice probatj sunt» (которые выдержали официальное испытание)⁵⁸.

Является еще невыясненным, действительно ли эти «министерии» с поставленными над ними «магистрами» (откуда впоследствии и образовалось слово «мастер») были теми эмбрионами, из которых впоследствии развились средневековые цехи. Многие исследователи это оспаривают. «Мастера и подмастерья», пишет Штейнгаузен⁵⁹, «упоминаются уже в капитуларии Карла Великого (около 800 года). Магистр мог в некоторых случаях руководить целым заведением (mimsterium), но заведение это образовывалось по практическим соображениям поместной администрации, а не являлось результатом разделения труда по отдельным отраслям промышленности. Позднее (в XII столетии) появляется определенная группа ремесленников, руководимая отдельными мастерами. Но такие группы очень редко включали в себя более или менее значительное число лиц, потому что даже в больших поместьях число ремесленников было недостаточно для образования профессиональных объединений. В настоящее время никто не считает возможным выводить из них цеховые городские организации более поздней эпохи⁶⁰.

Другие исследователи связывают цехи с братствами, которые образовывали ремесленники одной профессии в целях взаимной поддержки и взноса церковных повинностей. «Члены этих братств оказывали друг другу поддержку в случае нужды, на общий счет заказывали вечные лампады на алтарях и в часовнях, справляли поминки по умершим товарищам, заказывали заупокойные обедни и т. п. Придерживаясь древнего германского обычая, они устраивали в определенные дни года торжественные пиршества... Первое братство, о котором упоминают источники, это братство майнцских ткачей; в 1099 году, после того как оно просуществовало уже довольно долгое время, церковные власти признали за ним определенные права и возложили на него определенные обязанности. Подобного же характера было и братство сапожников в Вюрцбурге, упоминаемое в 1128 году»⁶¹. Гейль перечисляет следующие наиболее старые цехи такого рода: в Вормсе — цех рыбаков (1106 г.), в Кельне — цех ткачей (1149 г.), и цех токарей (1180 г.), в Магдебурге — цех сапожников (1158 г.); несколько более поздними являются в Кельне — цех шапочников (1225 г.), в Базеле — цех скорняков (1226 г.) и в Брауншвейге — цех ювелиров (1231 г.).

На протяжении XII, самое позднее XIII столетия, цехи повсюду превратились в прочные застывшие организации. Городские власти признали за ними принудительный характер⁶² и каждый ремесленник, желавший заниматься своим ремеслом в городе или его ближайших окрестностях, обязывался к поступлению в цех. Позднее цехам предоставили свободу решать, можно ли вообще допустить того или иного ремесленника к выполнению его ремесленных работ. Если его не принимали в цех, то тем самым он лишался права заниматься своим ремеслом в данной области. Это правило несколько смягчалось тем, что городские власти оставляли за собой право в исключительных случаях допускать в город так-называемых «свободных мастеров», не состоявших членами цеха. «Принципиально, однако, цехи требовали, чтобы в городе и городском округе вся ремесленная работа выполнялась ими».

Столь большим правам соответствовали и столь же большие обязанности. От цеха требовалось, чтобы он обеспечил жителей данного города продуктами ремесленного производства в достаточном количестве и достаточно хорошего качества. Так, в одном из цеховых статутов мы читаем:

«Члены цеха обязуются обеспечить город и вообще местных жителей своим ремеслом; работу свою они должны выполнять хорошо и заботливо, не чиня людям задержек и неприятностей, и употребляя на свою работу столько времени, сколько требуется вообще каждому ремесленнику. Они должны изготовлять прочные и хорошие товары и брать за них справедливую цену и вознаграждение; и каждый должен делать товар не хуже, чем другие. Если же все члены цеха так завалены работой, что они не могут ничего сделать для нуждающегося в них заказчика, то заказчику этому не воспрещается обращаться за той или другой вещью в другое место, и если какой-нибудь член цеха этому воспрепятствует, то он должен понести наказание».

Дело, однако, не ограничивалось подобными общими правилами. Наоборот, составлялись очень определенные и точные предписания, обеспечивавшие выполнение цехом лежавших на нем обязательств. Цех, как таковой, был ответственен перед городскими властями за доброкачественность товаров каждого входящего в него ремесленника. Первоначально городские советы поручали надзор за ремесленными заведениями и отправление связанных с этим полицейских функций городским советникам; но так как советники эти не были, конечно, в состоянии судить о доброкачественности всех товаров, то в помощь им назначались эксперты из числа членов цеха. Со временем надзор окончательно перешел к цеху, хотя номинально цех контролировался в этом отношении городскими властями. Цех назначал некоторых из своих сочленов на должность так-называемых «мастеров-испытателей», обязанных внимательно осматривать все товары, привозимые на рынок местными ремесленниками пли ремесленниками из других городов. В отношении товаров местного производства нередко контролировался весь производственный процесс, начиная от закупки сырья и до продажи готового товара. «Мастера-испытатели» должны были смотреть за тем, чтобы материал был хороший и прочный, работа чистая и тщательная. Употребление более дешевых материалов, плохая выделка и тому подобные уловки производителя, имевшие целью обмануть покупателя, влекли за собой со стороны цеховых правлений штрафы деньгами и приказы поставить в церкви столько-то свечей. Иногда городские власти карали подобные проступки чувствительными телесными наказаниями. Кроме того, недоброкачественные товары часто уничтожались или конфисковывались и затем распределялись между бедными. Городские акты нередко упоминают случаи, когда у булочников отнимали выпеченные ими караваи и «раздавали хлеб бедным во славу божию». Попытаемся изобразить на конкретном примере, как происходили такого рода осмотры. Все готовое сукно прежде, чем оно выносилось на рынок, показывалось мастерам ткацкого цеха. Если в отношении ширины, длины и добротности оно соответствовало правилам, то владельцам его выдавалась свинцовая пломба, на которой мастер выдавливал печать ткацкого цеха. Этим самым цех брал на себя ручательство за качество соответствующих тканей и коллективно отвечал за товары, доставленные каждым из его сочленов. Контроль за товарами облегчался расположением рынка, ибо рынок устраивался так, чтобы товары мастеров одного и того лее цеха располагались в одном месте. В больших городах сукна выставлялись в специально выстроенном для этого помещении, возведенном городскими властями или суконным цехом. Для облегчения осмотра товаров и контроля над ними принимались и другие меры, так, например, устраивались на общественный счет весы и выделывались нормальные меры, за пользование которыми городские власти взимали определенную пошлину⁶³. Качество сырья, способ обработки, общее состояние инструментов в мастерских регулировалось точными, издаваемыми цехом предписаниями. В этих предписаниях указывалось⁶⁴, в каких количествах должны смешиваться золото, серебро и медь при ювелирных работах, в каком отношении должна смешиваться шерсть и хлопок или лен и хлопок у ткачей и прядильщиков, волос и шерсть у шапочников, овечьи шкуры и шкуры молодых барашков у меховщиков. Бочарам предписывалось, какое дерево они должны выбирать, шорникам воспрещалось смешивать старый и новый материал.

Однако, несмотря на этот строгий контроль и надзор за цехами со стороны городских властей, ремесленники пускали в ход немало уловок. Брат Бертольд из Регенсбурга (1220 — 1222), знаменитый проповедник XIII столетия, часто проповедовавший перед тысячными толпами, «сурово бранит портного, который делает плащ из старого подкрашенного суша и сбывает его под видом нового бедному слуге; сапожника, прижигающего подметки и каблуки, чтобы они казались толще и тверже; булочника, который кладет в тесто так много дрожжей, что покупатель получает вместо хлеба воздух; мясника, который плохое мясо выдает за хорошее; мелочного торговца, обмеривающего и обвешивающего покупателей: скорняка, присваивающего данные ему кожи; кузнеца и слесаря, сбывающих малоценные товары⁶⁵. В начале XV века появилась сатира в стихах «Чертова сеть», изображающая и высмеивающая пороки духовенства и светских сословий. Ремесленникам отводятся там весьма большое место.

Конечно, проповедники и сатирики быть может несколько преувеличивали. Но если даже отнять эти преувеличения, все же сообщаемые ими факты дают нам право сказать, что, несмотря на строгие предписания, в средневековом ремесле далеко не все обстояло благополучно. Так, например, не подлежит сомнению, что пекаря вызывали очень много нареканий и городские власти по отношению к ним не раз пускали в ход средства, очень не популярные в то время, — именно поощрение конкурентов извне. Это в корне противоречило всему направлению и характеру городской промышленной политики, сознательно стремившейся к тому, чтобы сохранить местный рынок исключительно за местными ремесленниками. Главная цель сводилась к обеспечению местным ремесленникам достаточного пропитания. Этой цели прежде всего служило принудительное поступление в цех, которое, как мы увидим, привело впоследствии к сокращению числа мастеров. Вполне предотвратить внешнюю конкуренцию было, конечно, невозможно. В базарные дни, например, торговцы из других городов также допускались к продаже своих товаров. Но конкуренция для них затруднялась всевозможными мерами, из которых самой главной было сокращение разрешенного им времени продажи. Часто, однако, случалось, например, что в виду неисполнения пекарями их обязательств, городской совет удлинял время продажи для приезжих пекарей или даже разрешал им ежедневно приносить в город свой хлеб. Часто пекаря подвергались штрафу. Относительно города Ротенбурга мы находим указания, что ежегодная пеня, взимаемая с мясников, достигала 686 фунтов, а пеня, взимаемая с пекарей — 1.064 фунта⁶⁶...

* * *

Ответственность цеха за каждого из его членов привела к тому, что и цех с своей стороны принимал меры, клонившиеся к поддержке и повышению промышленной производительности. Отсюда вытекали твердые неизменные правила, отличавшие средневековое ремесло⁶⁷. Точно указывалось, например, кого можно принять в цех и допустить к ремесленной деятельности, какую выучку должны для этого пройти, каким образом следует доказать свою пригодность к работе и т. д. Даже в ученики принимались только те, кто был рожден в законном браке и отличался «честным поведением». Это обозначало исключение целого ряда лиц, принадлежавших к профессиям, которые считались «не честными», как, например, все так-называемые «странствующие люди», — разносчики, врачи (предлагавшие свои услуги на базарах), зубные врачи, актеры, бродяги, палачи, сдиральщики кож, коновалы, слуги, чиновники, воры и нищие. Все они признавались неподходящими для поступления в цех. В некоторых местах в эту категорию включались также и прядильщики льна. Бесчестными считались бывшие члены цеха, исключенные из цеха за нарушение цеховых предписаний или за преступления общего характера. В более ранние времена исключенный мог снова быть принят в цех после искупления им своей вины. Но если цех снова принимал исключенного прежде, чем тот загладил свою вину, то этим самым бесчестие навлекалось на весь цех. Работавшие у исключенного мастера ученики и подмастерья тоже попадали в категорию бесчестных.

Ученик, принятый в цех, согласно установленным правилам, должен был пройти определенную выучку, время которой варьировало в зависимости от места и профессии. Время выучки колебалось от 1 года до 7 лет⁶⁸. Пока ученик находился в ученье, он вступал в семью мастера, жил вместе с ним и состоял под его отеческим надзором. Мастер имел право заставлять ученика выполнять домашние работы и — в известных пределах — наказывать его. «Швабское зерцало», — сборник германского права XIII столетия, — постановляет, что мастер не имеет нрава избивать ученика до крови (кровь из носа не считается) и наносить ему за один раз более 12 ударов.

По истечении срока ученичества, ученик на основании рекомендации мастера признавался цехом самостоятельным. Таким образом окончание выучки определялось не мастером, а цехом. В более древнюю эпоху ученик, признанный цехом самостоятельным, мог сейчас же стать мастером, поскольку он удовлетворял остальным условиям. Позднее, однако, вошло в обычай, что после окончания ученья он еще должен был проработать некоторое число лет в качестве подмастерья у принадлежавших к цеху мастеров, а еще позднее к этому присоединилось обязательство провести это время, кочуя из города в город.

Когда подмастерье оканчивал свой срок, он мог стать мастером. Для этого он должен был изготовить, под надзором правления цеха, пробную работу, называвшуюся с XV столетия «мастерской работой»⁶⁹. Кроме того, он должен был заплатить пошлины, во многих случаях достигавшие весьма значительных размеров. Обычно требовалось, чтобы подмастерье проработал некоторое время в том городе, где он должен был стать мастером. (Так, например, в Гамбурге для пекарей этот срок устанавливался в 3 года, для слесарей в 2, для бочаров в 4). «Прием нового мастера происходит в общем собрании представителей цеха и сопровождается определенными формальностями, самыми главными из которых является внесение пошлин и торжественный обед, устраиваемый новопринятым мастером»⁷⁰. Из этих общих правил существовали, конечно, некоторые исключения. Во многих маленьких городах до XVII столетия не устанавливалось никакого срока для того, чтобы пробыть подмастерьем. Несмотря на это, только-что окончивший ученик только в очень редких случаях немедленно становился мастером; молодость лет и необходимые для обзаведения издержки почти всегда вынуждали его пробыть год или два на положении подмастерья. Но во многих местах правило это не принадлежало к числу обязательных цеховых предписаний. Так, Отто⁷¹ цитирует из статута кузнечного цеха (к которому в этом городе принадлежали также замочники, часовщики, тележники, литейщики и слесаря) следующее место, относящееся к 1661 году:

«Тот, кто хочет поступить в это товарищество и цех... должен 3 года проучиться у принадлежащего к цеху мастера, и предварительно заплатить цеху 8 гульденов, из которых нам (т.е. городским властям) полагается половина, а другая половина упомянутому братству; далее, вместо 4-х фунтов воска он должен внести в цех 1 рейхсталер и 4 четверти вина и пол гульдена внести в пользу бедных. Всякий, кто хочет научиться этому ремеслу, должен 3 года пробыть в учении, по истечении каковых он объявляется самостоятельным и платит своему цеху четверть вина».

Таким образом здесь ясно упоминается 3-летний срок учения, но ничего не говорится о том, что после этого нужно известное время пробыть подмастерьем. Равным образом и изготовление «мастерской работы» не всюду признавалось обязательным. По словам Отто, в течение первых столетий городской жизни это правило отнюдь не было всеобщим. Самыми важными исключениями из общих правил были, однако, те привилегии, которые оказывались сыновьям мастеров. «Сын мастера, унаследовавший ремесло от своего отца, свободен от всех этих обязательств: он освобождается от обязанности пробыть определенное время в подмастерьях, не должен ходить из города в город и освобождается даже от представления «мастерской работы»⁷². В более старую эпоху это не рассматривалось, как неподобающая привилегия. Такое положение сложилось исторически. В древний период крепостной зависимости, когда ремесло, в результате разделения труда, только-что отделилось от сельского хозяйства, было вполне естественным, что ремесло переходило по наследству от отца к сыну и что сын обучался ему с самых малых лет. В то время не могло поэтому возникнуть мысли об особом сроке выучки. Подобное положение вещей продолжалось во многих случаях до позднего средневековья. Всякий, кто избирал себе отцовское ремесло, обучался ему, так сказать, с первых лет жизни. Только тот, кто приходил со стороны, должен был проходить известный курс обучения. Но если в более древнюю эпоху мы должны смотреть на эти привилегии сыновей мастеров, как на вытекающие из природы вещей, то позднее, во времена упадка ремесла и цехов, привилегии эти стали источниками сильнейшей коррупции, как это мы увидим впоследствии.

Подобно тому, как цех точнейшим образом регулировав и контролировал ремесленную выучку каждого своего сочлена, также точно и в дальнейшем он следил за всеми мелочами ремесленной работы. При этом сознательно преследовалась цель сохранить мелкое ремесло. Никакой мастер не должен слишком перегонять других и не должен принимать к себе больше подмастерий, чем у других; он не должен богатеть больше, чем его сотоварищи по цеху. Имеющаяся работа должна быть, по возможности, равномерно распределена между всеми, чтобы таким образом всем было обеспечено достаточное питание. Ремесленник не должен превращаться в простого предпринимателя. Принцип старого ремесла заключается в том, что один не имеет права выполнять всю ту работу, которая может прокормить двух⁷³. На этом основании цех предписывает, сколько именно учеников и подмастерий имеет право держать мастер. Их у него не должно быть так много, чтобы они его избавляли от необходимости работать самому. Его должна кормить главным образом его собственная работа. Поэтому цех определяет продолжительность рабочего дня, а во многих случаях даже и то количество товаров, которое мастер имеет право производить. Некоторые сырые материалы закупаются самим цехом и затем по одинаковой цене распределяются, по мере надобности, между мастерами, дабы богатый, купив большую партию по более дешевой цене, этим самым не получил бы преимуществ перед бедным. «Некоторые большие заведения, — красильни, шерстоткацкие заведения и т. д., — воздвигаются или на городские средства или на средства цеха и предоставляются в пользование отдельных мастеров за умеренную плату. Цех определяет заработную плату, регулирует продажную цену в тех случаях, когда эта последняя не устанавливается городскими властями. Цех стремится по возможности создать для всех своих сочленов одинаковые условия продажи. Лотки отдельных мастеров одного и того же цеха ставятся на рынке рядом друг с другом, и во многих городах члены одного и того же цеха живут на одной улице или в одном определенном квартале города⁷⁴. Поэтому имущественное положение более или менее одинаковое у всех. Особое внимание обращается на то, чтобы не перехватывались друг у друга заказчики.

За переманивание подмастерий цех налагает штрафы. Когда странствующий подмастерье приходит в гостиницу, то сейчас же наводятся справки, кто из мастеров нуждается в подмастерьи. Наибольшие права на новопришедшего имеет тот, кто дольше всего обходился без достаточного ему количества помощников. Никакой член цеха не имеет права продолжить начатую другим работу без особого согласия этого последнего⁷⁵. Словом, цех не терпит самостоятельного предпринимательства торгового типа. Производитель должен сам продавать свои товары и производство должно ограничиваться мелкими размерами». Исключение составляет только ткачество, которое, как и рудная промышленность, уже в средние века начала развиваться в направлении крупного производства.

Несмотря на то, что цех проникает собой все ремесло, в течение средних веков все же имелись ремесленники, не входившие в цех. «Прежде всего стоят особняком от цеха ремесленники княжеских, крупновладельческих и духовных поместий. Они находятся на положении поместных крепостных — отзвук прежних отношений — и подлежат юрисдикции поместных управляющих. Им принадлежит право выбирать себе подстаросту, надзирающего за ними. Сельский ремесленник по общему правилу не принадлежит к цеху и ведет свое дело так же, как городской мастер, т.е. набирает себе подмастерьев и обучает учеников; но насколько его презирают члены цеховых организаций, видно из того, что ремесленника, прошед-

(Страница 71 отсутствует)

Союзы подмастерьев, преследовавшие первоначально исключительно религиозные цели и цели взаимного вспомоществования, в конце-концов стали признанным органом цеховой организации. Подмастерья содержали на общие средства гостиницу, где они проводили вечера, оказывали приют странствующим подмастерьям, подыскивали этим последним работу и т. д. Лишь позднее, когда общие хозяйственные условия значительно изменились, возникло социальное противоречие между мастерами и подмастерьями, благодаря чему союзы этих последних превратились в боевой орган, отстаивавший интересы подмастерьев.

* * *

Таковы были формы, в которых на протяжении нескольких столетий средневековья жило и развивалось германское ремесло. В это время оно достигло значительного процветания, давая ремесленникам не только обеспеченность, но и богатство и являясь основой городской культуры. В 1438 году Германию объехал кастильский рыцарь Петр Тафур. Он описывает город Базель в следующих словах⁷⁶:

«Этот город окружен крепкими стенами и застроен красивыми домами в несколько этажей; на крышах сложены высокие трубы и фронтоны домов с их выходящими на. улицу стеклянными окнами выглядят очень красиво. Украшению домов способствуют многочисленные башенки с крестами и флюгерами наверху. Я не знаю, откуда Базель выглядит красивее, — когда на него смотришь извне или когда находишься внутри. Улицы выложены красивыми квадратными плитами и снабжены многочисленными фонтанами; церкви и монастыри очень велики, но особенно велика главная церковь. Жители города, как мужчины, так и женщины, были на вид и зажиточны. Городская община управляется сама, хотя она подчинена империи; говорят, что город не платит императору никаких повинностей и только обязан угостить его в случае приезда обедом и поднести ему пару башмаков. Во время войн, однако, император может потребовать городское ополчение. Город имеет большие и очень населенные предместья».

Отто передает несколько других описаний немецких городов, составленные иностранными путешественниками. Мы приведем здесь только впечатление одного итальянца относительно города Ульма в 1492 году.

«Это красивый и очень большой имперский город, в котором живет много торговцев из Венеции и других стран. Город очень богат; его широкие улицы все вымощены щебнем и он изобилует всякими промышленными заведениями и красивыми фонтанами. Дома очень хороши и построены по немецкому образцу... У самого города в Дунай втекает небольшая речка, по имени Блоо, где моют всю пряжу, из которой изготовляют ткани; вода этой речки такая мягкая и так хорошо белит ткани, что здесь изготовляется самое лучшее полотно во всей Германии». Путешественники, встречавшие в чужой стране хороший прием, быть может, изображали города в преувеличенном хорошем свете, да и кроме того их повествование относится к сравнительно поздней эпохе, именно к XV столетию. В более раннее время немецкие города не вполне соответствовали этим описаниям. Гейль⁷⁷ следующими словами характеризует городскую жизнь от XI до XIII столетия: «Издали многие города с их высоким валом, стенами, башнями и воротами, с их величественными церквами и пышными королевскими или княжескими дворцами представляли довольно импозантную картину. Но как только путешественник попадал внутрь городской черты, он видел и другую сторону. В городе было обычно еще много пустырей, отведенных под огороды, а в застроенной части города тянулись узкие извилистые и грязные улицы без мостовых и тротуаров и без всякого освещения по ночам. В дождливое время улицы эти пересекались полными водой рытвинами, так что двигаться по ним можно было только с большим трудом... О чистоте улиц никто не думал и никто не находил ничего дурного в том, что всюду бегали свиньи и куры, кормясь разбросанными кругом отбросами. Только в исключительных случаях, когда, например, ожидался приезд какой-нибудь владетельной особы, улицы очищались от нечистот... Дома в большинстве случаев были некрасивые, темные и низкие; строились они из дерева или глины или глинобитных кирпичей и были покрыты соломой или сланцем. Камины, стеклянные окна (и то и другое появилось только в XV столетии) и даже современные печи были неизвестны... Дым выпускали через отверстие в потолке, а в домах, имевших более чем один этаж прямо через окна. Отсутствие приспособлений для отвода дыма являлось главной причиной большого распространения глазных болезней в средние века. Окна обычно закрывались деревянными ставнями с небольшими вырезами, пропускавшими скудный свет через кусок полотна или пергамента... Хуже всего обстояло дело с санитарными приспособлениями как в домах, так и на улицах. Выгребные ямы, например, устраивались между жилыми комнатами, иногда прямо под полом; такое устройство было даже в самых знатных домах, как показывает следующий эпизод, случившийся в 1183 году. Император Фридрих I Барбаросса созвал в Эрфурте рейхстаг и однажды пригласил к себе в гости блестящее общество владетельных князей и знати. Вдруг балки, поддерживающие пол, провалились и вся эта знать попала в глубокую клоаку, устроенную под самым, залом. При этом погибло 8 князей и более 100 рыцарей и сам император спасся только тем, что выпрыгнул из окна».

Гейль⁷⁷ сообщает о постановлении Мюльдорфского городского совета в Баварии, относящимся ко 2-й половине XIV столетия и предписывающим, чтобы навоз не лежал на рынке более 14 дней и даже в 1490 году, т.е. как раз в то время, к которому относится восторженное описание итальянского путешественника, — появляется хвалебное стихотворение по адресу Нюренберга, где необыкновенная чистота города описывается следующими чертами:

„Auch ist ein Knecht dazu bestellt,

Der alle Tag mit der Butte geht,

Ob jemand hingeworfen hiitt Pote Sau

Hund’oder Katzen.

Faulende Hiihner oder Ratzen;

Wo er die findt,

Er nimmt’s empor,

Tragt’s in der Biitte vor daa Tor,

Dam it die Gass’ gesaubert wird“⁷⁸.

* * *

В старой Германии города образовались постепенно из рынков или поселений при замках, епископских или королевских резиденциях. В колонизованных землях востока они, наоборот, основывались по определенному плану. В Мекленбурге, Бранденбурге, Пруссии и Лифляндии города закладывались, главным образом, так, чтобы они могли служить в качестве крепостей; в Померании, Познани, Лаузице и Силезии, где славянские князья сами призвали германских поселенцев, при образовании городов имелись в виду, главным образом, хозяйственные цели⁷⁹. Города должны были служиь рынками для окружающих немецких деревень, снабжать жителей этих последних товарами, к которым они привыкли у себя на родине и брать у крестьян излишек их продуктов. Землевладельцы, на земле которых основывался город, получали с него большой доход. Горожане платили аренду за землю, занятую их домами и дворами; за проезд на рынок и по улицам, и через город взимались пошлины; землевладелец получал известную долю судебных штрафов; за использование находившихся на рынке помещений, занятых лавками, лотками и складами, взимались подати; мельницы, трактиры и рыболовы платили аренду; за продажу земли, лесов и лугов вносились пошлины; богатый город, кроме того, часто платил большие суммы за новые вольности и привилегии. Понятно, что землевладельцы, каковыми на востоке являлись главным образом владетельные князья, очень заботились об основании городов. Это стало возможным только тогда, когда страна была уже достаточно заселена немецкими колонистами. Поэтому в XII столетии городов основывается еще мало. Среди основанных тогда городов следует упомянуть Любек, Гавельберг, Бранденбург, Лейпциг, Шверин, Нейштадт, Гамбург, Перльберг, Ютербог⁸⁰. В XIII столетии городов стало возникать больше и в одном Бранденбурге их было основано около сотни. В Мекленбурге из 46 городов, существовавших в конце средних веков, 37 упоминаются уже в конце XIII столетия. Из 73 померанских городов 40 было основано в XIII столетии. В Пруссии к этой же эпохе относятся 30 городов, в Познани 27 и в Силезии около 60. В Лаудице и Лифляндви в эту эпоху было построено по крайней мере 350 городов. Одновременно с этим строились города в Богемии, Моравии и Австрии вплоть до Венгрии, да и в самой старой Германии возникало много новых городов. В 1000 году во всей Германской империи имелось лишь около 80 городов, в 1200 году около 250 и в 1400 году около 1.000. Эта последняя цифра была самой крупной в Германии за весь период средневековья⁸¹.

Как мы уже упоминали, новые города на востоке основывались вполне планомерно. Места, наиболее хорошо приспособленные для этой цели, разыскивались с большой осмотрительностью: город, с одной стороны, должен был быть обеспечен от вражеских нападений и наводнений, а с другой стороны, он должен был лежать вблизи от путей сообщения. Поэтому излюбленными местами для городов были узкие полосы земли между озерами, как, например, Варен в Мекленбурге и Лик в Восточной Пруссии, морские бухты, как, например, у Мемеля и Штральзунда, полосы сухой земли между озером и болотами, как у Нейбранденбурга, холмистые кряжи, как у Кульма, Мариенвердера, Мариенбурга и Эльбинга. Охотно также избирали сухие места между большими болотами по близости реки; так построен, например, Берлин, Франкфурт на Одере, Позен и Торн. Иногда избирались места около мостов, как, например, Гёрлиц. Наконец, охотно основывали города у устья больших рек, но не у самого моря, а несколько дальше в глубь страны, чтобы обеспечить город от наводнении и морских разбойников и без затруднений переходить реку в брод. Примерами этого последнего типа городов являются Любек, Росток, Штеттин, Кенигсберг и Рига. Фрейберг в Саксонии и Гольдберг в Силезии были основаны благодаря близости к залежам драгоценных металлов. Насколько большую предусмотрительность проявляли при основании городов, показывает тот факт, что жители переселялись в другое место, если обнаруживались незамеченные ранее недостатки местности. Так, например, случилось в Торне, Марией вердере, Эльбинге, Кенигсберге, Мемеле; Кульм даже дважды переносился на другое место.

Когда было найдено подходящее место, то город разбивался (к востоку от Эльбы) по почти одинаковому плану. «Сперва отмеряли круглую или овальную площадь поперечником в 500 или 600 метров или (когда площадь была овальной формы) с большим поперечником в 500 метров и с малым поперечником в 300 — 400 метров, так, чтобы площадь составила 50 — 100 моргенов⁸². Внутри этой площади назначали улицы таким образом, чтобы они пересекались под прямыми углами и тянулись по возможности с запада на восток и с юга на север. Таким образом, между улицами получались четырехугольники квадратной или прямоугольной формы, предназначенные для будущих домов. Посредине этого круга или овала оставляли не застроенными 2 четырехугольника, чтобы впоследствии построить там ратушу или кирку и сохранить место для рынка. Эти места для базаров были особенно велики в Силезии и назывались рингами (от славянского слова рынок). Иногда в некоторых бранденбургских городах этой цели служило расширение главной улицы; в прусских городах нередко место для церкви назначалось на одном из углов центральной площади. Правила эти, впрочем, не всегда соблюдались. Для постройки домов отводилось пространство, примыкавшее непосредственно к улице, но зато сзади дома оставлялась довольно большая площадь для двора и амбаров, приблизительно одинаковая для всех домов. Поблизости от рынка площади эти были меньших размеров, чтобы дать возможность большему числу горожан воспользоваться этим выгодным расположением. У окраин города оставлялись места в 2 или 4 раза меньшие для новых более бедных поселенцев. Улиц было немного, особенно в Силезии, где нередко между рынком и городской стеной имелась только одна улица. Ворот обычно было 4 и средние улицы часто выводились к ним. Эти средние улицы продолжались за воротами в виде 4-х больших проселочных дорог и разделяли весь пригородный округ на 4 участка».

Городу всегда отводилось поле величиной в 100 — 150 гуф (6.000 — 9.000 моргенов); часть этого пространства отдавалось бюргерам под пашню, а остальное в виде леса или луга принадлежало общине и могло использоваться каждым горожанином.

При основании этих ост-эльбских городов поступали так же, как при основании деревень⁸³. Владелец данной местности или его чиновники поручали это дело локатору. Имена этих локаторов — основателей города — во многих случаях сохранились. Так, основателем Драмбурга в Померании был некто фондер Гольц, в Нейбранденбурге — Генрих фон-Равен, в Позене — Томас фон-Губен, в Риге — Генрих фон-Рихенбах. Локатор платил владельцу земли известную денежную сумму, варьировавшую в зависимости от площади и качества земли и за это получал для себя и своих наследников известные права и преимущества. В числе этих преимуществ были: свободная от арендной платы значительная часть городской земли (часто достигавшая 1/6 или 1/5 городской земельной площади), передаваемой локатору в собственность; свободный от пошлин двор; должность старосты или фогта, приносившая большие доходы от судов низших инстанций, так как фогту выплачивалась 1/8 назначаемых судами штрафов; известная часть рыночных пошлин и других пошлин, взимаемых за провоз; доходы с промышленных предприятий, как-то: мельницы, бани, трактиры и т. д.

Жителей для новообразуемого города локатор часто находил поблизости, потому что в славянских поселках, где бывали базары, в это время уже жило довольно большое число германских торговцев, которые и переселялись в новый город. Так было, например, в Бреславле в 1241 году, в Штеттине в 1243 году, в Позене в 1263 году. В Ней-Рупен переселилось много жителей из соседних немецких деревень. Но в большинстве случаев поселенцев приходилось добывать из городов старой Германии. При этом, применялись методы, которые, как мы уже упоминали выше, кажутся нам вполне современными. «Локаторы или их агенты обследовали те местности Германии, с которыми они стояли в более близкой связи и там старались настроить желавших переселения людей в пользу данного места, как это делал некогда граф Адольф Голштейнский. При этом, конечно, в розовых красках описывались выгоды и хорошие стороны предлагаемых поселенцам мест, и пускались в ход другие средства для приманки колонистов, далеко не всегда отличавшиеся добросовестностью⁸⁴. Во всяком случае усилия локаторов увенчались успехом и, как это можно видеть из обычая, языка и т. д., не говоря уже об исторических документах, — в числе жителей новых городов мы находим «в Бранденбурге, Мекленбурге и Померании саксонцев; на Остзейском побережьи до Пруссии и Лифляндии — вестфальцев; в Мейсенской области, в Лаузице, в Силезии и северной Богемии — тюрингенцев и франков; в южной Богемии и Моравии в силезских горах и на восточных склонах Альп — баварцев; в Венгрии и Семиградии — жителей мозельских и рейнских областей, а в восточной Пруссии верхне-германские элементы. Среди поселенцев были также повсюду рассеяны уроженцы нижне-рейнских областей, Голландии, Брабанта и больше всего Фландрии»⁸⁵.

Застройка города начиналась с середины. Прежде всего застраивались места около рынка, а оттуда постепенно двигались в направлении окружавшей город стены. Если приток переселенцев был большой, пространство застраивалось довольно скоро. В таком случае не переносили стены дальше, ибо стены воздвигались с большим трудом, а просто строили рядом с первым городом второй город по такому же точно плану, а если заселялся и этот, то и третий. Каждый из этих новых городов имел собственную церковь, собственную ратушу и собственные укрепления. Примерами таких двойных городов являются Кенигсберг, Торн, Герлиц, Бреславль, Швейдниц, Варен. В Ростоке стоят рядом 3 города, построенные от 1190 до 1250 года и только в 1262 году объединившиеся в одну городскую общину. В Мекленбургском городе Гюстрове, в ожидании большого наплыва поселенцев, построили второй город еще прежде, чем заполнился первый. Но здесь ошиблись в расчетах и ни один из этих двух городов не был как следует заселен. Тогда решили (в 1248 году) отказаться от второго города и срыли его дома до основания.

Германские города не возникали непосредственно из имевшихся славянских местечек. В тех случаях, когда юрод возникал около славянских поселений, его всегда строили в некотором отдалении от славянской деревни, часто превращавшейся впоследствии в городское предместье с чисто славянским населением. Рыбачьи деревни, расположенные перед воротами многих городов Бранденбургской марки, представляли из себя именно такие предместья. Однако, новому городу часто усваивалось славянское имя одного из окружающих поселений. Примером этого служит Росток, — чисто славянское слово, обозначающее «расширение водяного протока» и отмечающее то место, где некогда в начале расширяющейся реки Варнов находилось славянское поселение.

⁵²Moritz Неуnе, Das altdeutsclie Handwerk. Strassburg, Triibner. 1008. S. 33. 130 — KarlВiiсher, Die Entstehung der Volkswirtschaft. Tiibingen, Laupp. Bd. I. 11 Aufl. 1919. S. 175.
⁵⁴К. Р. Rоsogger. Ans meineiu Handwerkerbleu. Leipzig. 1880
⁵⁵См. ч. I этой книги, изд. «Кинга»; Ленинград, 1924.
⁵⁶Нeync, Lex Gundoha, S. 33.
⁵⁷Lamprecht, Bd. IV, 5 AufL, S. 184 — 185. — Inama-Sternogg, Bd. II, S. 107 и сл.: Bd. Ill, 2 Toil (1091). S. 1 и сл.
⁵⁸Heync S. 130.
⁵⁹Steinehausоn, S- 113 — 117.
⁶⁰Еще решительнее оспаривается ото Беловым.
⁶¹Вeгnhагd Неil, Die deutschcn Stiidte nnd Burger im Mittelaltcr, Leipzig, 2 Aufl. 1906. S. 28 — 29. — Иной взгляд высказывается у Eduard Otto, Das dcutsche Handwork in seiner Kultiirgescliichtlichen Entwickelung, Leipzig. 1908, S. 28. Он говорит, что «образовали» подобных объединений исходило главным образом из производственных соображений?. См. по этому поводу у Инама-Штeрнerr, Bd. III, Toil II, етр. 21 и сл.
⁶²За исключением Июрслберга.
⁶³Otto, S. 30.
⁶⁴Inama-Steгnegg, Bd. III, 2 Teil, S. 73.
⁶⁵Нeуnс, S. 163
⁶⁶Otto, S. 37.
⁶⁷Inamа-Stегnеgg, Bd. III, 2 Teil, S. 67 — 90.
⁶⁸Неуnс, S. 132, 133.
⁶⁹Inama-Stегnеgg, Bd. III, 2 Teil, S. 71.
⁷⁰Heyne, S. 135.
⁷¹Otto, S. 42.
⁷²Heync, S. 136.
⁷³Otto, S. 48.
⁷⁴Отсюда и произошли названии многих городских улиц.
⁷⁵Оttо, S. 49. — Heync, JS. 1 P.7.
⁷⁴Отсюда и произошли названии многих городских улиц.
⁷⁵Оttо, S. 49. — Heync, JS. 1 P.7.
⁷⁶Оttо, S. 54 и сл.
⁷⁷Нeync, S. 33 — 35. — Также у Stein hausen, S. 357; Gustav Frey tag, Bd. II, 1 Teil, S. 160 и сл.
⁷⁷Гейль, стр. 105 — 106. — См. также у Лампрехта, т. IV, стр. 220.
⁷⁸«Каждый день особый слуга обходит улицы

И смотрит, не бросил ли кто-нибудь мертвую собаку,

околевшего поросенка,

Испортившуюся курицу или крысу;

Если он находит таковых,

Он подбирает их,

Кладет их в корзину и выносит за ворота.

Чтобы улица держалась в чистоте».
⁷⁹Heil, S. 45 ff. — Steinhausc n, S. 306. — Lampreht, Bd. Ill, S. 382. — Gustav Fгeуtag, Bd. II I Teil, S. 166.
⁸⁰Hei1, S. 73.
⁸¹Steinhausen, Kulturgeschichte der Deutschen im Mittelalter,
S. 182.
⁸²Гейль. Цит. соч., стр. 49. — Морген равняется приблизительно 2.550 кв. метров.
⁸³См. вмше.
⁸⁴Неi1, S. 53.
⁸⁵Lamprecht, Bd. III, S. 64.

<<Назад Вперёд>>

Просмотров: 3480

загрузка...

Другие книги по данной тематике