Эта книга находится в разделах

Список книг по данной тематике

Реклама

Ю. Л. Бессмертный.   Феодальная деревня и рынок в Западной Европе XII— XIII веков

3. Правовые категории в крестьянстве и их отражение в классификации феодалами зависимого населения

Приступая к анализу форм сеньориальной эксплуатации (или, что то же самое, категорий внутри крестьянства, различавшихся по способу их эксплуатации феодалами), следует первым делом определить его цели. Мы не стремимся к воспроизведению всего многообразия форм феодальной эксплуатации крестьянства, встречавшихся в междуречье Рейна и Сены. При изучении «социальной стороны» крестьянско-сеньориальных отношений первоочередными задачами будут выявление качественно различных вариантов сеньориальной эксплуатации, исследование сущности различий между этими вариантами и выяснение тенденций их развития. Не поможет ли решению этих задач изучение классификации, которую давали своим отношениям с крестьянами сами феодалы? Пусть не все виды этих отношений, разграничивавшиеся феодалами, различались между собою по существу; пусть сама эта классификация не была одинаковой у разных феодалов; постоянно помня обо всем этом, можно, тем не менее, использовать данную классификацию в качестве отправного пункта научной систематизации крестьянско-сеньориальных отношений. К тому же, отправляясь от классификации самих сеньоров, можно сразу же подойти к материалу источников под тем углом зрения, который особенно важен для нас, а именно в плане выяснения факторов, влиявших на складывание качественно различных вариантов крестьянско-сеньориальных отношений.

Наиболее широко известна классификация крестьянства верховными судебными сеньорами. Лучше всего она отразилась в кутюмах. Категории крестьянства, зафиксированные в них, несмотря на юридический характер, не были, конечно, досужей выдумкой ученых юристов. Они по-своему отражали действительность и потому могут (и должны) использоваться для ее воспроизведения1. Однако, чтобы такое воспроизведение не оказалось ложным, необходимо учитывать одновременное существование в кутюмах XIII — начала XIV в. как бы разных «слоев» отражения действительности. Один из них — «нормативный»—представлял своего рода теоретическое осмысление действительности в умах составителей кутюм, другой— «казуальный» — воспроизводил реальную практику, более или менее отличавшуюся от теории или иногда даже противоречившую ей. Этот казуальный слой складывался в кутюмах отчасти помимо воли их авторов, возникая в результате обильного иллюстрирования формулируемых норм конкретным фактическим материалом, не всегда согласующимся с содержанием самих норм; известная независимость от субъективных влияний придавала ему особую достоверность.

Общим для большинства кутюм изучаемой территории является признание в качестве низшей по своему правовому статусу категории сервов2. Сервы представляются авторам кутюм как бы противостоящими всему остальному обществу; они сопоставляются лишь с незаконнорожденными, или с людьми, ненормальными от рождения, выжившими из ума стариками, немыми, глухими3. Приниженность социального положения сервов выступает при этом как их врожденное качество, унаследованное с незапамятных времен. Она представляется «карой» за совершенные в далеком прошлом прегрешения (отказ от выполнения гражданских обязанностей, разбой, бегство из тюрьмы) или же следствием столь же древних самозакабалений церкви по соображениям благочестия4. Как характерные для более позднего времени причины ссрважа указываются либо самозакабаление из-за впадения в бедность (si comme quant aucuns cheoit en poverte) и желания обезопасить себя от других сеньоров (pour estre garanti d'autres seigneures)5, либо неспособность защитить себя от неоправданного насилия со стороны сеньора (et li autre sont venu parce qu'il n'ont eu pouoir d'aus defendre des seigneurs qui a tort et par ferce les ont atrиs a servitude)6. Разграничение отдаленного прошлого и более близкого времени здесь весьма показательно. Оно отражает возросшее значение имущественного и социального положения индивида по сравнению с его наследственным происхождением. Особенно заметно это там, где для причисления к сервам достаточно владеть землей сервильного статуса. Свободного человека, и даже дворянина de par la mere, прожившего один год и один день на такой земле, право рассматривает как серва7.

Однако отсюда неверно было бы делать вывод, что личное происхождение утратило свое значение. Наследственный статус формально сохраняет в ораве значение важнейшего критерия. Так, в Бовези для доказательства непричастности к сервам недостаточно даже ссылки на свободное происхождение родителей. Не входящим в число сервов сеньор признает здесь лишь того, у кого еще бабка не принадлежала к этой категории8. Правда, сама необходимость подтверждать свободу крестьянина свободой его предков в двух предшествующих поколениях свидетельствует о том, что принадлежность человека к сервам легко могла быть не замечена окружающими на протяжении целой человеческой жизни. Но это уже касается не столько жесткости юридических градаций, сколько их соответствия реальной практике.

Кутюмы содержат довольно подробную характеристику конкретных прав и обязанностей сервов. При ознакомлении с нею вновь обнаруживается разрыв между буквой права и действительностью. В кутюмах сообщается, например, что на сервов не распространяется действующее по отношению ко всем остальным людям — исключая дворян-вассалов — правило, освобождающее от даровой службы кому бы то ни было9. Сервы обязаны служить сеньорам, когда тем будет угодно, ибо все равно, «все, что они (сервы) имеют, принадлежит их сеньорам» (tout ce qu'il ont est a leur seigneurs)10. Эта норма предполагала крайнюю ограниченность правовых возможностей и предельную скованность хозяйственной инициативы сервов. Приобретение сервом какой бы то ни было собственности сверх той, которая составляла держание от господина, представлялось при этом едва ли мыслимым, не говоря уже о самостоятельном заключении имущественных сделок с крестьянами или сеньорами других вотчин. Не удивительно, что формально за сервами признавалось право на получение поручительств (plegerie) лишь в пределах их собственной сеньории и только от людей того же статуса, что и они11. Поручительство за серва свободного человека или человека другой сеньории могло быть в любой момент объявлено недействительным12. Согласно букве права, серв был лишен и такого, казалось бы, неотъемлемого права всякого христианина, как посвящение в клирики13. Серву, отдавшему без согласия своего господина сына в клирики или постригшему в монахини свою дочь, грозила тюрьма или еще более тяжелое наказание14. Даже освобождение человека из-под ига серважа по волеизъявлению его собственного сеньора признавалось возможным не всегда, так как, освобождая серва, сеньор как бы уменьшал доходность своего фьефа. Акт освобождения считался действительным лишь при согласии всех вышестоящих сеньоров. Серв, освобожденный его непосредственным сеньором без такой санкции, должен был быть отдан последним сюзерену, если только господин серва не согласится материально компенсировать убытки всех своих вышестоящих сеньоров15.

Разрыв между этой суровой правовой нормой и реальной практикой обнаруживается уже из содержания самих кутюм. По разному поводу их составители констатируют, что сервы в действительности приобретали и отчуждали и движимость, и недвижимость; они делали это не только в своих сеньориях, но и в чужих вотчинах и даже в пределах действия других кутюм, чем та, которая действовала на их родине16. Величина этих благоприобретенных имуществ сервов бывала, видимо, значительной. Во всяком случае, она была достаточна, чтобы явиться поводом специальных судебных разбирательств.

Серв, приобретавший хозяйство на чужой земле, пользовался немалой свободой деятельности. Он продавал и покупал17, брал взаймы18, приобретал различные земельные держания19, в том числе гостизы20 от других сеньоров и т. д. Случалось все это, как подчеркивается в кутюмах, достаточно часто, так что сложились уже некие нормы для решения наиболее обычных казусов. Сеньор, унаследовавший после смерти серва его держание от другого сеньора, принимал на себя обязанность уплаты повинностей21, а также погашения долгов серва; чтобы не платить додай, он должен был отказаться от движимости серва22. Если же господином серва была церковь, то унаследованное ею от серва имущество должно было в течение года быть отчуждено светскому собственнику (иначе земли навечно перешли бы в руки церкви)23. Бомануар специально отмечает, что «во многих местах» сеньоры, несмотря на отсутствие у сервов нужных прав, не препятствуют своим сервам приобретать поручителей на стороне. «И делают они так потому, что это в их интересах, чтобы их сервы продавали, покупали и торговали (c'est leur pourfis pour ce que leur serf vendent, achatent et marcheandent) »24, ибо в случаях формарьяжа или менморта сеньоры могут получить с таких сервов большие платежи25.

Не соблюдается и запрет перехода сервов на положение клириков, и сеньоры потеряли уже «многих своих сервов», которые стали священниками, дьяконами или их помощниками, добившись таким образом воли26. Другой, видимо еще более действенный, путь освобождения— переезд в город или «свободную» общину, проживание в которых освобождало от сервильных обязанностей. Реальность подобного освобождения от серважа в известной мере сводила на нет роль формальных ограничений отпуска сервов на волю. Как видим, сервы обладали многими важными правовыми возможностями, часть которых была признана и в кутюмах.

Более последовательной была в конце XIII в. дискриминация сервов в процессуальном и частично в публичном праве. Так, судя по кутюмам, сервы были лишены права свидетельствования в делах, касавшихся свободных (franche persone), и их показания в этих случаях не принимались во внимание27. За ними не признавалось право «биться об заклад» вне суда своего сеньора28 и участвовать в дуэли29. Они не могли быть арбитрами в спорах между свободными людьми30. Их свидетельские показания признавались законными только по отношению к сервам31. Сеньор пользовался правом содержать серва в тюрьме за нарушение вотчинного обычая32. Аналогичным образом сервы отличались от всех крестьян отсутствием права на завещания, как и все, «кто лишен рассудка»33. Им разрешалась свобода завещания только в пределах пяти солидов34.

Но наиболее заметными становятся в XIII в. те юридические особенности в положении сервов, которые давали их господам возможность получать дополнительные доходы. Выражались эти особенности прежде всего в формальном лишении сервов права наследования и свободы брака, для получения которых приходилось уплачивать специальные пошлины. Существовало много вариантов менморта и формарьяжа. По одним кутюмам менмортные платежи полагались лишь при отсутствии у серва прямых наследников35, но другим — было достаточно, чтобы наследники серва жили отдельно от него36, по третьим - менморт взимался независимо от наличия или отсутствия прямых наследников37. Рознились по своим условиям и формарьяжные взимания. Но независимо от многообразия конкретной формы, общим для тех и других было право сеньоров на получение с сервов значительных материальных поступлений. Такой же смысл имело возложение на сервов особого поголовного платежа38, а также произвольной тальи и т. п.39 Насколько важную роль играли подобные поступления в специфике сервильного статуса, показывает тот факт, что именно по ним судили о ценности серва. Как и всякие феодальные прерогативы, права на получение с сервов личнонаследственных повинностей были отчуждаемы. Именно в таком отчуждении состоял смысл «продажи сервов». Их цена определялась при этом из величины тех специфических сервильных платежей, о которых только что говорилось40.

Таким образом, реальная специфика сервильного статуса выражалась в значительной мере в дополнительных личнонаследствеиных обязанностях сервов41. «Критерии серважа» могут, как видим, в известной своей части быть сведены к несколько более высокой норме эксплуатации этой категории крестьянства. Но, конечно, одной экономической спецификой определить категорию сервов было бы немыслимо. Как показывает приведенный выше материал кутюм, сервы наследственно подчинялись одному и тому же феодальному роду. В его пользу они были стеснены в своих правовых возможностях, ему же причитались и все специфические сервильные повинности. Эта личнонаследственная связь с определенным сеньором составляет второй компонент серважа, вычленяющий его как особую форму крестьянской зависимости.
Говоря о юридических признаках серважа, нельзя не коснуться вопроса о прикреплении сервов к земле, тем более, что и в отечественной, и в зарубежной медиевистике его порою считают обязательным атрибутом сервильного. Насколько важную роль играли подобные поступления в специфике сервильного статуса, показывает тот факт, что именно по ним судили о ценности серва. Как и всякие феодальные прерогативы, права на получение с сервов личнонаследственных повинностей были отчуждаемы. Именно в таком отчуждении состоял смысл «продажи сервов». Их цена определялась при этом из величины тех специфических сервильных платежей, о которых только что говорилось42.

Таким образом, реальная специфика сервильного статуса выражалась в значительной мере в дополнительных личнонаследствеиных обязанностях сервов43. «Критерии серважа» могут, как видим, в известной своей части быть сведены к несколько более высокой норме эксплуатации этой категории крестьянства. Но, конечно, одной экономической спецификой определить категорию сервов было бы немыслимо. Как показывает приведенный выше материал кутюм, сервы наследственно подчинялись одному и тому же феодальному роду. В его пользу они были стеснены в своих правовых возможностях, ему же причитались и все специфические сервильные повинности. Эта личнонаследственная связь с определенным сеньором составляет второй компонент серважа, вычленяющий его как особую форму крестьянской зависимости.

Говоря о юридических признаках серважа, нельзя не коснуться вопроса о прикреплении сервов к земле, тем более, что и в отечественной, и в зарубежной медиевистике его порою считают обязательным атрибутом сервильного состояния44. В кутюмах действительно встречаются указания на случаи, когда сеньоры «принуждают сервов всегда жить в их владениях»45. Нам не удалось, однако, найти в источниках XII и двух первых третей XIII в. сколько-нибудь конкретного описания подобных порядков специально по отношению к сервам. Чаще встречаются качественно иные правовые нормы. Согласно этим нормам, серву предоставляется возможность перемещения и переезда из одной сеньории в другую или даже из одной «страны» в другую при условии, что он не отказывается от признания над собою власти господина, не отрицает своей обязанности уплачивать специфические повинности и не поселяется в местах, проживание в которых освобождает от таких повинностей46. Именно в силу возможности перехода в другие сеньории серв мог приобретать держания вне своей вотчины, торговать и совершать различные сделки, упоминавшиеся выше. Отсюда же возникала ситуация, когда господин серва, живущего на стороне, должен был для восстановления своих прав над сервом прибегать к свидетельским показаниям его родственников47. Бомануар много раз отмечает правомерность перехода сервов из сеньории в сеньорию и подчеркивает, что он случался достаточно часто, вызывая претензии сеньоров лишь, если сервы отказывались признавать власть своего господина и уплачивать соответствующие повинности48. Во встречающихся в наших источниках свидетельствах принудительного возврата «беглых» сервов имеются в виду либо такие случаи, либо попытки сервов поселиться в местах, дающих им освобождение49.

Эти факты позволяют раскрыть особенности прикрепления к земле основной массы сервов XIII в. Для них, разумеется, не существовало полной свободы перемещения. Помимо норм, действовавших для крестьянства в целом, ее ограничивали специфические личные узы, наследственно соединявшие сервов с каким-либо одним сеньором. Но эти узы, принуждавшие сервов уплачивать некоторые особые повинности сеньору и признавать его в ряде случаев своим единственным судьей, не имели, как мы видели, ничего общего с жестким прикреплением к определенному земельному наделу или к определенной вотчине. Иными словами, ограничения свободы перемещения для сервов не включали здесь того, что обычно понимают под «прикреплением к земле», рисуя его по образцу прикрепления крестьян в странах «вторичного закрепощения». Можно даже сказать, что в своей основной массе северофранцузские сервы в течение большей части XIII в. по правовым возможностям переселения в другую вотчину мало отличались от других крестьян: там, где такие возможности в принципе имелись, сервы могли пользоваться ими почти столь же широко, как и крестьяне других правовых категорий; там же, где такие возможности были уничтожены (см. ниже), запрет переселения касался сервов не больше и не меньше, чем всех остальных.

Лишь к концу XIII в. расширилась в ряде мест особая категория так называемых новых сервов, отличавшаяся особым ограничением свободы передвижения. В изученных кутюмах она получила слабое отражение. Видимо, об этих сервах упоминает Бомануар, говоря, что вне Бовези встречаются сеньоры, которые «могут принуждать сервов всегда жить в их владениях»50. Более ясное представление об этой категории сервов удается составить при использовании архивных материалов, обработанных некоторыми французскими историками. Обнаруживается, что «новые сервы» конца XIII и начала XIV в. представляли собою категорию, качественно отличавшуюся от наследственных сервов XII—XIII вв. Новый серваж был тесно связан с процессом имущественного расслоения крестьянства в условиях впервые проявившейся земельной тесноты и распространялся на людей самого различного происхождения. Впадение в такую зависимость определялось не личнонаследственным статусом человека, но имущественной несостоятельностью, вынуждавшей приобрести «сервильную землю»51. Следовательно, характерное для нового серважа прикрепление к земле не имело себе прямых аналогий в XII и в течение большей части XIII в. Оно осуществлялось в условиях земельной тесноты, когда, казалось бы, крестьянин вообще не был заинтересован в уходе с земли. Целью этого прикрепления было обеспечить сеньору повышенную норму эксплуатации части крестьян. К вопросу о причинах возникновения нового серважа мы еще вернемся, когда будем анализировать основные тенденции в эволюции крестьянско-сеньориальных отношений.

***

Какая категория крестьян противостояла сервам с точки зрения составителей кутюм (т. е. с точки зрения верховных судебных сеньоров, взгляд которых на классификацию крестьянства составители кутюм выражали)? Казалось бы, ответить на этот вопрос просто. Поскольку в кутюмах сельское население предстает разделенным на три основные группы—дворянство (gentillece), hommes de pooste и сервы,— категорией крестьян, противостоящей сервам, можно считать hommes de pooste. (Так как понятие homme de pooste, как будет показано ниже, неоднозначно, мы воздержимся здесь от его русского перевода.) Но при более внимательном рассмотрении текста кутюм обнаруживается, что подобный ответ представлял бы известное упрощение.

Прежде всего, как уже отмечалось выше, в чисто нормативных разделах кутюм сервы противопоставляются всем остальным людям. Ведь в представлении составителей северофранцузских кутюм сервы — не свободны, тогда как все остальные люди, «происходящие от свободной матери»,— свободны52. И потому при описании юридического положения hommes de pooste они, как правило, сравниваются по своим правам лишь с дворянами, а не с сервами, которые как бы вообще бесправны. Отсюда может создаться впечатление, что противостоящей сервам категорией является, согласно кутюмам, все остальное свободное население или —что почти то же самое — будто различия между свободными людьми (т. е. между hommes de pooste и дворянами) менее существенны, на взгляд составителей кутюм, чем различия между свободными, с одной стороны, и сервами—с другой. Чтобы уяснить действительное соотношение между hommes de pooste и сервами (так же как и соотношение hommes de pooste и дворян), рассмотрим, каким образом характеризуются различные права и обязанности hommes de pooste и с чьими правами и обязанностями они сопоставляются. Если обратиться, например, к Бомануару, то нетрудно заметить, что почти везде, где дело идет о процедуре судебного разбирательства или же о санкциях за наиболее часто встречающиеся преступления, hommes de pooste противопоставляются дворянам. Это противопоставление выражается прежде всего в различии штрафов. За кражу53, лжесвидетельство54, неуплату необходимых продажных пошлин55, злостную неявку на суд56 или неповиновение его решению57, за сопротивление сержанту сеньора58, драку59, словесное оскорбление60, нарушение запрета носить оружие61 и т. п. штраф назначался с учетом принадлежности человека либо к дворянам, либо к hommes de pooste. При этом с первых взимали 60 ливров, а со вторых — в 20 раз меньше, что отражает представление о меньшей юридической ответственности hommes de pooste по сравнению с дворянами. Четко учитывалась принадлежность человека к hommes de pooste и при рассмотрении процессуальных вопросов. Длительность отсрочки судебного разбирательства62, максимальный его срок63, число судебных заседаний, обязательных для посещения64, срок сохранения залога, взятого за неуплаченный долг65, и т. п.,— все эти установления определяются для hommes de pooste параллельно с аналогичными установлениями для дворян, причем, как правило, в менее благоприятном по сравнению с дворянами смысле. Из всего этого нетрудно заключить. что, если серв, как это отмечалось выше, был вовсе лишен некоторых процессуальных и гражданских прав, то ограниченность юридических возможностей hommes de pooste касается только объема этих прав, но не их самих.

Судя по кутюмам, hommes de pooste обладали широкими правами свидетельствования, могли выступать в качестве поручителей за долги кого бы то ни было, в том числе и дворян66. В известных случаях им предоставлялось право выдвигать судебное обвинение против собственного сеньора, или его сержантов67, иметь при себе оружие68. Они пользовались свободой отказа от своих держаний и, соответственно, могли уйти от своего сеньора, разорвав всякую связь с ним69. Даже побои, нанесенные homme de pooste «важному человеку», влекли порой лишь сравнительно небольшой пятисолидовый штраф70. Значительные нормативные различия существовали между сервами и hommes de pooste и в санкциях за преступления. Серв отвечал за них в суде своего господина, действия которого кутюмами не лимитировались. В отличие от этого homme de pooste отвечал за совершенные преступления не только или даже не столько перед своим господином, сколько перед графским судом и притом на основе таких же твердо фиксированных ноpм, как и дворянин71.

Как видим, категория hommes de pooste во многом противостояла сервам по своим гражданским и судебно-процессуальным правам. Обобщая эти различия, следовало бы сказать, что hommes de pooste не имели такой тесной личной связи со своим господином, как сервы. Слабость личной связи hommes de pooste с их сеньорами выражалась не только в ее меньшей интенсивности, но и в ее ненаследственном характере. У hommes de pooste не существовало каких бы то ни было личнонаследственных обязанностей перед сеньором, которому они несли лишь поземельные платежи. Это облегчало переход hommes de pooste из одной сеньории в другую, позволяя им как бы выбирать себе сеньора.

Несмотря на то, что правовые различия между hommes de pooste и сервами были немалыми, в самих кутюмах эти две категории крестьян почти никогда не противопоставляются. Составители кутюм как бы предоставляли заметить их особенности своим читателям, но сами о них умалчивали. Это лишь отчасти можно было бы объяснить спецификой целей составителей кутюм, которые не стремились давать систематического описания общественного строя и для которых главным было обрисовать права и привилегии дворянства. Ведь известно, что, например, в «Кутюмах Бовези» широко отразилась повседневная правовая практика. Разве ее нужды не требовали прямого сопоставления процессуальных и гражданских прав сервов и hommes de pooste? Почему же Бомануар не прибегал к нему? Быть может, это следовало бы объяснять двумя обстоятельствами. Одно из них — в том, что различие процессуальных и гражданских прав сервов и hommes de pooste было настолько явным, что делало ненужным специально говорить о нем. Другая же причина лежала, думается нам, в сближении всех иных прав и обязанностей сервов и hommes de pooste, из-за которого две эти группы могли очень часто рассматриваться как единая категория.

Чтобы проверить, насколько основательно такое предположение, рассмотрим характеристику в кутюмах владельческих прав и производственных обязанностей крестьян и проследим, насколько различаются при этом права hommes de pooste и сервов. Выше уже отмечалось, что обычным наименованием крестьянского земельного держания в северофранцузских кутюмах конца XIII — начала XIV в. был vilenage. Иногда держателями первой руки на вилленаже являлись, как уже говорилось, сами сеньоры. Но, конечно, в абсолютном большинстве случаев ими были непосредственно крестьяне. При этом понятие вилленажа охватывало собою весьма широкий круг видов земельных держаний, включая чиншевые, шампарные земли, гостизы и т. п.72 И поэтому там, где в кутюмах говорится о владельческих правах держателей подобных земельных наделов, в общем, можно считать, что имеются в виду права крестьян (если только речь не идет о специфических случаях операций с вилленажем дворян как держателей первой руки). При характеристике этих прав в кутюмах наблюдается четкая последовательность. Излагаются ли условия издольных держаний73 или характеризуются права держателя на продажу, заклад, дарение или завещание земли74, говорится ли о получении крестьянином земли в краткосрочную «аренду»75 или в наследственное держание76 составители кутюм избегают употреблять термины hommes de pooste или servi. Вместо этого они используют в этих случаях такие обозначения, как «qui tient terre»77 или «se aucuns tient de moi eritage a cens»78, или «sougiet»79, или «cil qui la (terre) prent»80, «cil qui louent les eritages a tenir»81, «aucuns»82, «les hommes»83, «aucune persone»84 «qui tient»85. Иногда эти выражения заменяются, видимо, равноценными им — «возделыватель», «пахарь» (geaignier, laboureur»)86.

Аналогичная терминология абсолютно господствует и там, где идет речь непосредственно о производственных функциях крестьян. Бомануар пишет о барщинах, осуществляемых «homme sans cheval»87, о «laboureres», поденно обрабатывающих господскую землю88, о «teneures», возделывающих поля издольно89. Ни разу в подобных случаях не упоминается социальный статус крестьянина90. Та же картина встречается и в других кутюмах91.

Подобным же образом характеризуются крестьяне там, где говорится о наказуемых нарушениях производственной деятельности. Неуплата в срок чинша92 или шампара93, потравы94, оставление поля необработанным95 — влекут санкции, игнорирующие социальный статус крестьян, которые и в этих случаях рассматриваются как единый по своему правовому положению класс. Вполне естественно поэтому, что здесь не оказывается места для «разграничительной» терминологии и, наоборот, применяется терминология «обобщающая»: «cil qui a le champart»96 «tenant»97.

Все это как раз и свидетельствует о тенденции к стиранию правовой грани между hommes de poostе и сервами там, где дело шло о наиболее повседневных и обычных жизненных ситуациях. Ведь выступление на суде в качестве свидетеля или арбитра, дуэль, составление завещания или уход из сеньории, когда имела значение принадлежность человека к сервам или к hommes de pooste, случались много реже, чем выполнение поземельных повинностей, отчуждение держаний или потрава, при которых юридический статус крестьянина игнорировался. В результате в представлениях составителей кутюм hommes de pooste и сервы все чаще сливались в общую массу.

Отсюда, видимо, и самый термин hommes de pooste получал различное употребление. Наряду с использованием его для обозначения крестьян, не принадлежавших к числу сервов (c которым приходится встречаться там, где рассматриваются наказания за преступления или процессуальные права), термину hommes de poosie придается иногда смысл наименования, обобщающего все крестьянство98. Об этом свидетельствует, в частности, тот факт, что, характеризуя гражданские права hommes de poosté, составители кутюм считают порою необходимым уточнить, какую именно часть hommes de poosté имеют они в виду — сервов или несервов. Подобное разграничение встречается, например, при описании права оставлять имущество по завещанию («Chascuns gentius hons ou hons de poosté qui n'est pas sers puet... lessier en son testament...»)99. Аналогичным образом говорится о правах вдов («Et cel jugement entendons nous aussi bien entre ceus de poosté qui sont de franche condicion...») или же о возможности получения рыцарского звания детьми от смешанных браков100. Отсюда у Бомануара, например, появляется термин «frans hommes de poosté»101. Необходимость в таких уточнениях термина hommes de poosté могла возникнуть лишь при условии, что сам он применялся в широком собирательном смысле; «крестьянство в целом»102. А так как крестьянство, взятое в целом, противостояло дворянству, отличаясь от него своим зависимым положением, термин hommes de poosté приобретал у составителей кутюм значение антонима термину «frans»103. В этих случаях он был ближе всего к понятию «зависимое крестьянство». Антитеза servi — hommes de poosté не имеет, следовательно, в кутюмах однозначного смысла, как это могло бы показаться с первого взгляда104. Соответственно и перевод hommes de poosté не может быть во всех случаях одинаковым105.

Общность социального положения всего крестьянства, включая сервов, находила в некоторых кутюмах еще и иное отражение. Во второй главе уже отмечалось, что одним из факторов, влиявших на правовое положение человека, был юридический статус его имущества. Соответствующим дворянскому статусу видом земельного владения считался фьеф; что же касается видов держания, соответствовавших статусу hommes de poosté и сервов, то они по некоторым кутюмам и, в частности, по «Кутюмам Бовези» сливались в один вид — вилленаж. Исчезновение держаний «сервильного статуса»106 отражало сближение сервов и несервов и способствовало ослаблению юридической дискриминации сервов107.

***

Выделяя в крестьянстве категории сервов и оrans hommes de poosté, составители кутюм отправлялись от личного статуса крестьян, определявшегося происхождением. Сближение этих категорий ослабляло значение личнонаследственного статуса крестьян, но до тех пор, пока подобное разделение сохранялось, оно основывалось именно на различиях происхождения. В кутюмах обнаруживается, однако, и качественно иной вид разделения крестьян, пересекавший предыдущий. В его основе лежит не происхождение зависимого человека, а место крестьянина в производстве. Такое разделение встречается реже, но, тем не менее, составляет неотъемлемую часть представлений верховных судебных сеньоров о разделении крестьянства по формам зависимости. Часть подобных категорий скрывалась за терминами, которые мы уже упоминали выше, когда констатировали уклонение составителей кутюм от использования терминов servi и hommes de poosté при описании владельческих прав и производственных обязанностей крестьян. «Держатель земли» — так можно было бы обобщить смысл категории, скрывавшейся за обозначениями «qui lient terre», «cil qui la (terre) prent», «aucune persone qui tient» и т. п.108 Отдельную подгруппу среди держателей составляли владельцы краткосрочных держаний. Этот тип земельных владений почти всегда рассматривался составителями кутюм особо. Соответственно, владельцы таких держаний выделялись в особую категорию и обозначались терминами gaaignier, labourer, fermier109, loueres110, «cil qui prent (terres gaaignables) a louage, ou a ferme»111, «qui tient autrui terre a ferme de grain», «qui tient mon eritage a muiage», «qu'il ait engagie (eritage) a annees»112 etc.113 категории держателей противостояли, с точки зрения «производственного» деления составителей кутюм, крестьяне, выступавшие в качестве наемных работников разного рода. Они обозначались чаще всего как ouvriers или manouvriers114 и были заняты на пашне, в винограднике, на выпасе скота и т. д. Одни из них работали поденно и жили «трудом своих рук»115; другие, возможно, лишь «подрабатывали», имея собственное держание. Но права людей данной «производственной» категории от этого не изменялись.

Весьма примечателен самый факт включения «производственного» положения человека в число критериев разделения крестьянства у составителей кутюм. Он отражал не только важность производственного положения в хозяйственной практике, но и его влияние на юридический статус человека. В самом деле, Бомануар отмечает, что наемные manouvriers пользуются преимущественным правом востребовать через суд причитающуюся им плату — без установленной правом отсрочки для кредитора в погашении долга116. С другой стороны, они не могут требовать большей платы, чем установлено обычаем117. Краткосрочный держатель-испольщик обладает правом сохранить за собою «свою половину» (sa moitie) хозяйства и урожая в случае смерти собственника земли. Наследники могут не оставить за ним держание и не обязаны компенсировать его «многолетние» расходы на удобрение или на насаждение виноградников, но они не имеют права требовать от испольщика большей доли урожая, чем он обязан вносить и не вправе претендовать на эту половину движимости118. В этих установлениях объективно отражалась, видимо, тенденция обеспечить modus vivendi для системы найма и для краткосрочных держаний, которые без подобных правовых гарантий не могли бы существовать. Но благодаря этим установлениям крестьяне таких «производственных» категорий приобретали известные отличия в своих юридических правах. Последние могли, следовательно, зависеть, с точки зрения верховных судебных сеньоров, и от особенностей производственного положения крестьянина119.

Известное падение роли личнонаследственных градаций среди крестьян и возрастание влияния собственно экономических критериев можно обнаружить и при ознакомлении с характеристикой, которую получает в кутюмах категория госпитов. Конституирующим моментом при выделении этой категории крестьян было то, что они владели особым видом держания — гостизами120, которые, как известно, создавались прежде всего на нови. Именно отсюда — из привлечения владельца гостизы к выполнению особых производственных функций — рождались специфические права и обязанности госпитов. Теоретически госпиты могли в любой момент уйти с гостизы121. Это право ограничено лишь обязанностью госпита (если только он прожил на гостизе один год и один день) заменить себя кем-либо другим, продав держание новому держателю122. (Широкие владельческие права на гостизу возникали у крестьянина, как видим, уже после года пользования ею.) Госпит обязан был перед уходом рассчитаться с собственником земли123. Юридический статус госпита предполагал, что, помимо уплаты чиншей и рент124, он обязан предоставлять постой125 и нести охранную службу в пределах фьефа сеньора126. Госпит был подсуден сеньору гостизы, и в случае вызова на суд не мог покинуть гостизу до окончания судебного разбирательства127. Но какие бы то ни было требования к госпитам сверх этих считаются незаконными128. Серв, владеющий гостизой (не от своего личнонаследственного сеньора!), не несет по отношению к ее собственнику никаких иных обязанностей, кроме тех, что несут несервы129. К гостизам были по типу отчасти близки держания леса, сданного под корчевку, или пахоты, сданной для насаждения виноградников130. Особенностью этих держаний было запрещение их владельцам покидать землю до выполнения принятых обязательств по выкорчевыванию пней или выращиванию виноградных лоз. Ограничение права ухода возникало здесь не из особенностей происхождения крестьянина и не из преемственно сохранявшегося юридического статуса держания, но вследствие двустороннего соглашения, возлагавшего временно на крестьянина особый вид производственных обязанностей. Таким образом взаимоотношения сеньора и госпита определяются, с точки зрения составителей кутюм, прежде всего экономическими особенностями держания, спецификой хозяйственных функций крестьянина—владельца земли131.

Итак, у верховных судебных сеньоров обнаруживаются разные способы классификации крестьян. Наиболее часто эта классификация основывается на разделении крестьян по их личнонаследственному статусу, что отражает большое значение личной формы связи между этой категорией феодалов и крестьянами. Но одновременно — вместе с ростом числа новых держателей, наемных работников — верховные судебные сеньоры все чаще прибегали и к классификации по особенностям производственного положения крестьян. Это свидетельствовало о возраставшем влиянии таких особенностей на содержание отношений между крестьянами и сеньорами.

***

Перейдем к другому варианту классификации феодалами крестьянско-сеньориальных отношений. Рассмотрим, по каким признакам выделяли прослойки в крестьянстве сеньоры в тех случаях, когда они выступали в качестве вотчинников132. (Иначе говоря, обратимся к классификации, применявшейся сеньорами там, где в их взаимоотношениях с крестьянами главными были частновладельческие права.) Первое, что обращает на себя внимание при ознакомлении с этой классификацией,— это почти полное отсутствие в ней противопоставления сервов и hommes de poosté (или любых других подобных им групп), которое занимало столь важное место у судебных сеньоров133. Основным критерием классификации крестьянства служила у вотчинников специфика земельных держаний. Действительно, читаем ли мы поместную опись, либо составленную под контролем вотчинника запись обычаев какого-либо имения, либо акты частноправовых сделок, касающихся крестьян,— повсюду крестьяне именуются главным образом (или даже исключительно) по названию своего держания — mansionarii, curtilani, huober134. Вид тяглого держания определял не только обязанности крестьян перед вотчинником, но и их права. Так, в Трирском архиепископстве устанавливалось общее наказание за недозволенный уход из вотчины для всех держателей curtes135. Аналогичным образом в Прюмском аббатстве действовало правило о конфискации имущества беглых крестьян, распространяющееся на всех mansionarii villarum rurensium abbatie136. По сходному принципу определено ограничение права перехода (droit de entrecours) для зависимых людей Жорфруа д'А'мансе137 и т. и. Ограничение (или запрет) возможности крестьянам уходить из вотчины распространялось в подобных случаях не на какую-либо категорию крестьян, выделявшихся по личнонаследственному статусу, а на всех владельцев земельных держаний определенного типа138.

Хорошо известно, как широко использовались различия ингенуильных, лидильных, сервильных и тому подобных мансов для разграничения крестьян раннесредневековой вотчины. В XIII в. значение этих признаков разделения крестьян в междуречье Рейна и Сены резко сократилось. Упоминание об ингенуильных и сервильных мансах встречается только как исключение139. Правда, существовали, как отмечалось, особые сервильные земли, владение которыми изменяло правовое положение держателя140; известные особенности имели также scarmansi, mansi ministeriales141. Чаще же всего вотчинники в XII—XIII вв. противопоставляли друг другу владельцев традиционных и новых держаний142. Широко распространенные в XII—XIII вв. новые держания нередко отличались формой повинностей, выполнявшихся на них крестьянами. Барщина встречалась здесь еще реже, чем на старых держаниях, а денежные платежи — чаще. Рознились и другие условия этих двух видов держаний. Владельцы традиционных держаний наследственно выполняли издавна фиксированные повинности и часто были в личнонаследственной зависимости от вотчинников. В отличие от этого, «новые держатели» сравнительно реже принадлежали к зависимым людям данного сеньора и могли быть «новыми людьми» в его вотчине. Приобретение крестьянами новых держаний было свободным, и совершалось лишь под воздействием хозяйственной необходимости. Дальнейшие взаимоотношения с вотчинником также отличались немалым своеобразием, так как новые держания можно было свободно отчуждать143 или же просто возвращать собственнику, отказываясь от владения ими144. Лишь изредка на владельцев новых держаний налагалось обязательство не уходить до выполнения установленных по договору работ145. Зато на новых держаниях, чаще чем на традиционных, собственник устанавливал строго определенный порядок обработки земли146. Так как часть новых держаний была краткосрочной147, вотчинник имел возможность изменять по своему усмотрению условия пользования землей. Крестьянские платежи на новых держаниях чаще всего были выше, чем на традиционных. Не будучи постоянными, они, однако, колебались вокруг некоего принятого для данной группы держаний местного уровня, который изменялся под влиянием рыночной конъюнктуры, видимо, не очень сильно148. Из всех этих особенностей новых держаний становится ясным, почему они играли столь значительную роль в классификации крестьянства вотчинниками.

Подобно тому как вотчинники противопоставляли друг другу владельцев традиционных и новых держаний, они выделяли особо тех крестьян, которые имели землю в общинах, добившихся привилегированного юридического статуса или же получивших хартии «об освобождении». В гл. III отмечалось, что число таких поселений в XII—XIII вв. быстро росло. Их жители, оставаясь владельцами прежних держаний, приобретали немало новых прав. Они получали большую самостоятельность в решении внутриобщинных дел; за ними официально признавалась возможность отчуждать держания; иногда они освобождались от обременительных личных платежей, от торговых пошлин и т. п. Крестьяне таких поселений особенно часто получали право уходить из вотчины или хотя бы переходить в некоторые из соседних вотчин на основе так называемого droit de entrecours или же droit de contremand149. Широкое использование крестьянами этих прав побуждало некоторых феодалов заключать в дальнейшем специальные соглашения о возможном отказе от приема в своих владениях крестьян из других вотчин150. В общем жители подобных общин составляли особые юридические Категории крестьянства. В вотчинных документах Северной Франции и рейнской Германии такие крестьяне именовались bourgenses, bourgois151, francs hommes152, или же описательно— те, кто находится в пределах франшизы153, и т. п.

Противопоставлялись они крестьянам, живущим вне территории подобных общин, или же не имевшим в них держаний установленного вида. Представление освободительной хартии (или любого подобного документа) изменяло правовой статус членов общины не безусловно и не навечно: при выходе из нее и переезде в другое место общинник мог утратить имевшиеся привилегии154. Более того, в случае поселения на некоторых держаниях (например, сервильных), крестьянин вновь становился личнонаследственным зависимым. Принадлежность крестьянина к той или иной категории вотчинного населения оказывалась, таким образом, неразрывно связанной здесь с юридической спецификой владения. Правовой статус человека превращался как бы в функцию земельного держания.

Еще более заметной, чем в этих случаях, была связь внутривотчинной классификации крестьян с их имущественным положением там, где вотчинники разделяли своих зависимых людей на полнонадельных держателей и малоземельных (или безземельных) домениальных работников. Для обозначения этой категории выработалась особая терминология155. Судя по описанию домениальных работников в источниках, можно полагать, что по крайней мере часть их состояла из людей, которые работали в результате временного соглашения с вотчинником156 и жили главным образом на средства, полученные за свой труд157. Их выделение вотчинниками в особую категорию ярко свидетельствовало о влиянии особенностей экономического положения крестьян на классификацию вотчинного населения сеньорами.

Однако, эти экономические особенности не единственный фактор, определявший разделение крестьянства внутри вотчины. При характеристике статуса личнонаследственных сервов уже отмечалось, что одним из его проявлений были дополнительные личные обязанности в пользу вотчинников. Существование таких повинностей заставляло вотчинников разделять крестьян в зависимости от их происхождения. В число тех, кого вотчинники причисляли к личнонаследственным сервам, входили, разумеется, те же самые люди, которых называли сервами юристы. Но смысл их положения как сервов с точки зрения вотчинников и с точки зрения верховных судебных сеньоров был не вполне тождественным. Вотчинник игнорировал ряд тех формально-юридических особенностей сервов, которые имели значение для графского или герцогского суда. Это касалось в первую очередь специфики их процессуальных и публичных прав. В источниках, исходящих от вотчинников, никак не выделяются ни имущественные права сервов, ни их поземельные обязанности158. Однако существование специфических личных платежей сервов, право вотчинника быть в ряде случаев единственным их судьей, возможность присвоения выморочного имущества сервов — все это придавало взаимоотношениям вотчинников с сервами достаточное своеобразие. Там, где в XIII в. возникает новый серваж, это своеобразие еще более укреплялось. Все это не могло не придать личнонаследственному статусу немалую роль среди критериев классификации крестьянства вотчинниками.

К числу крестьян, зависевших от вотчинников не по земле, но в силу личнонаследственного статуса, принадлежала и категория «чиншевиков» (censuales), особенно многочисленная в рейнской Германии159. Представляя собой одну из стадий в развитии западнонемец- кого серважа, чиншевики отличались от северофранцузских сервов ограниченностью личных повинностей, исчерпывавшихся чаще всего очень небольшим денежным чиншем (несколько денариев); они платили также формарьяжные и менмортные пошлины. За ними признавалось право на перемену места жительства160. Многие из этих чиншевиков были вотчинными министериалами или ремесленниками, другие — владели обычными земельными держаниями161. Фактические различия в уровне эксплуатации этих крестьян по сравнению с обычными держателями могли быть и слабее, чем у сервов. Но по содержанию и форме своих отношений с вотчинниками чиншевики выделялись не меньше, чем сервы. Сохранение личнонаследственной связи с господином привносило в их статус специфику, оборачивавшуюся на практике по-разному — то включением в число приближенных сеньора и улучшением экономического и социального положения, то, наоборот, особой стесненностью, невозможностью воспользоваться благоприятными обстоятельствами и в итоге обеднением. В любом случае принадлежность к данной категории не оставалась без последствий для отношений крестьянина с вотчинником. Понятно, что чиншевики не «растворялись» среди остального вотчинного населения, несмотря на небольшие порой особенности в уровне их эксплуатации. Упомянув о категории чиншевиков, нельзя не обратить внимаиия на своеобразие самого их обозначения. Оно образовано от названия их отличительной наследственной повинности—денежного чинша. Казалось бы, использование этого признака в классификации крестьянства вотчинниками должно было свидетельствовать о решающем значении в ней формы ренты. В действительности, однако, это было не совсем так. Вид личных платежей сам оказывался здесь функцией специфического личного статуса крестьянина, и выделение данной категории вотчинного населения было связано с видом ренты скорее формально, чем по существу.

О значительной роли личнонаследственного статуса крестьян в их взаимоотношениях с вотчинником (и соответственно в его классификации зависимого населения) говорят и другие факты. Так, почти во всех вотчинах сеньоры последовательно разграничивали крестьян- держателей и тех, кто, владея наделами от других вотчинников, был тем не менее подчинен их судебной и политической власти162. С крестьянами второй из названных категорий сеньоры находились непосредственно лишь в личных связях. Личная зависимость этих крестьян материализовалась в обязанности являться на судебные собрания, помогать при исполнении полицейских функций вотчинника, а также в небольших платежах. Различие во взаимоотношениях вотчинников с крестьянами этих двух категорий не было лишь внешним. В отношениях сеньора с теми, кто не держал от него землю, экономические выгоды от эксплуатации представляли собою как бы следствие судебной и политической власти сеньора над данной территорией (каковая власть была в свою очередь результатом экономического могущества сеньора). В отличие от этото судебно-политическая подчиненность держателей своему вотчиннику выступала как непосредственное следствие их поземельной зависимости и играла менее самостоятельную роль163.

Личнонаследственный статус крестьян служил у вотчинников критерием не только при разделении, но и при объединении определенных групп зависимого населения. Показательно в этом отношении существование так называемых вотчинных familia. В число крестьян, объединенных в familia, входили и владельцы земельных держаний данного вотчинника, и те, кто не имел от него земли. Среди последних могли фигурировать безземельные домениальные работники или даже крестьяне, зависевшие по земле от других сеньоров, но подчинявшиеся данному вотчиннику в силу своего личнонаследственного статуса. Связь членов familia со своим господином не зависела от места их проживания. Где бы они ни жили, они должны были уплачивать своему сеньору определенные платежи, подчиняться его судебной власти и быть обязаны ему верностью164. Однако при соблюдении этих условий члены familia могли изменять место жительства165. Отсутствие прикрепления к земле не исключало, тем не менее, возможности продажи членов familia (как и сервов или чиншевиков) другому сеньору. Такая сделка означала бы лишь передачу прав на взимание личнонаследственных повинностей166. В общем, членов familia соединяла с вотчинником чисто личная по своей форме связь, выраставшая из экономического и социально-политического верховенства сеньора.

Редкое использование в источниках, исходящих от вотчинников, противопоставлений servi — hommes de poosté, о котором упоминалось выше, не означает, как видим, игнорирования вотчинниками личнонаследственного статуса крестьян. Они учитывали его, хотя и в иной форме, и, что еще важнее,в иной мере, чем верховные судебные сеньоры; Тогда как для верховных судебных сеньоров этот статус был большей частью решающим критерием, для феодал ос, выступавших В качестве вотчинников, он имел значение лишь одного из подобных критериев. Главным для них при определении содержания (и классификации) их отношений с крестьянами внутри вотчины был вид земельного держания, тесно связанный с имущественным (а иногда и с производственным) положением зависимых крестьян.

***

Как известно, в рассматриваемый нами период почти каждый из вотчинников обладал той или иной политической властью над крестьянами. Не только крупные феодалы (князья, графы, шателены, архиепископы, епископы, аббаты и т. п.), но и средние и даже мелкие сеньоры имели в своих руках известные средства политического принуждения и большую или меньшую военную и административную власть. Выступая в качестве политических сюзеренов, земельные собственники прибегали к специфической классификации крестьян, отличавшейся и от той, которая была характерна для вотчинников, и от той, которую практиковали графский или герцогский суды. Чем обширнее были пределы владений сюзерена, тем больше могло оказаться в них крестьян, не связанных с этим феодалом ни по земле, ни по личнонаследственному статусу и подчинявшихся ему лишь в меру имевшихся у него политических прерогатив. Соответственно и классификация крестьянства сюзеренами была в этих случаях своеобразна. С ней легче всего познакомиться на примере крупных или средних феодальных владений, принадлежавших более или менее значительным феодальным сюзеренам.

Выступая в качестве политического сюзерена, сеньор рассматривал всех крестьян, живших в его владениях, прежде всего как некую единую по характеру отношений с ним массу. Это объясняется тем, что все подвластное ему население, исключая обладателей фьефов, обязано было в его пользу одинаковыми платежами типа податей или небольшими барщинами и военными повинностями167. В виде податей взимались денежные (или продуктовые) оброки незначительной величины. Ими облагался каждый крестьянский (или городской) дом, имевший очаг (или «каждый дым») в пределах данной территории168. Точно так же и барщинные службы (один—три дня в год) исполнялись в пользу сюзерена всеми крестьянами, жившими в его владениях169. Самый принцип обложения подчеркивал здесь безразличие сюзерена к каким бы то ни было личнонаследственным или хозяйственным особенностям отдельных крестьянских семей. Для него все они фигурировали в этом случае в одинаковом качестве лично подвластных ему людей податного сословия. И потому там, где феодал выступал в качестве политического сюзерена, он предпочитал употреблять максимально широкие по смыслу обозначения — omnes manentes, rustici, homines, bannarii, bainiers и т. п. Видимо, не исключено, что и военные повинности в пользу сюзерена также были однородны для всех крестьян. В источниках встречаются прямые указания на то, что сеньоры привлекали сервов к выполнению военных «помочей» наряду с несервами170. И даже присутствовать на обязательных судебных заседаниях, проводившихся сюзереном, должны были порой поголовно все домовладельцы171.

Обобщающий характер представлений сюзеренов о крестьянстве сказывался и на присущем им способе его классификации. Они разделяли крестьян лишь на своих людей, и на новопришельцев—чужаков172. (Число последних росло по мере общего увеличения подвижности населения в XII—XIII вв.) Чужаки также были подчинены административно-политической власти сюзеренов, но обычно отличались от старожилов по объему своих податных и военно-судебных обязанностей. Подобное разделение предполагает существование особой формы личной подчиненности крестьян верховному сюзерену, независимой от юридического статуса самого крестьянина или принадлежавшего ему держания. Критерием классификации здесь оказывается даже не та, сравнительно слабая форма политической связи крестьянина с сеньором, которую подразумевало наследственное подданство, так как, видимо, зависимость от сюзерена возникала для любого крестьянина сразу после его поселения на данной территории и прекращалась сразу же после его ухода. Главным разграничением оказывается здесь срок проживания на земле.

Там, где сеньор выступает в качестве политического сюзерена, его взаимоотношения с крестьянами оказываются таким образом не зависящими прямо ни от их производственного положения, ни от их юридического статуса, существенного для судебных господ. Непосредственно они вытекают из политического верховенства сеньора над определенной территорией (а само это верховенство — из его экономического и социально-политического могущества). Эксплуатация крестьян со стороны политического сюзерена реализует, таким образом, особую форму личной зависимости крестьян, отличающуюся, с одной стороны, своим ненаследственным характером, а, с другой — действием в пределах широкой территории. Распространение этой «лично-территориальной» формы зависимости неразрывно связано с ростом политического могущества отдельных сюзеренов,с процессом централизации феодальных территорий.

***

Изучение различных вариантов классификации крестьянства в конце XII—начале XIV вв. дает богатый материал для характеристики основных социальных форм сеньориально-крестьянских отношений. Непосредственно отражавшая взгляды современников эта классификация позволяет воспроизвести эти формы вполне конкретно и в то же время не настолько дробно, чтобы утратить всякую возможность их обобщения. Выявляются основные категории крестьянства, различавшиеся по способу их феодальной эксплуатации. Обнаруживаются главные линии разделения самих феодалов на категории, отличные друг от друга по содержанию их отношений с крестьянами. Иными словами, выявляются новые виды внутриклассового деления крестьян и сеньоров и в то же время основные варианты крестьянско-сеньориальных отношений. Все это свидетельствует о плодотворности изучения способов классификации крестьянства феодалами как метода познания социальных отношений в деревне.

Каждый из видов этой классификации рассматривался выше отдельно. Отсюда, разумеется, не следует, будто они и в самом деле всегда применялись оторванно друг от друга. В действительности один и тот же феодал мог в разных ситуациях подходить к классификации одних и тех же крестьян то как вотчинник, то как верховный судебный сеньор, то как сюзерен. И хотя подобные случаи были, видимо, не частыми,—так как сочетание всех этих трех видов власти над крестьянами отличало лишь наиболее крупных феодалов,— по крайней мере два варианта классификации могли применяться одним и тем же феодалом не так уж редко. Отсюда ясно, что обособление отдельных способов разделения крестьянства сеньорами мыслимо лишь в условном плане — точно так же, как обособление категорий самих сеньоров по способу эксплуатации ими крестьян (или же — внутрикрестьянских категорий, отличавшихся по форме их эксплуатации сеньорами). Изолированное изучение отдельных вариантов классификации крестьянства дает возможность лучше представить себе специфику каждого из них. А это существенно с различных точек зрения.

Ближайшим результатом анализа этой классификации можно было бы считать выявление критериев, на которых она покоилась в XIII в. В известном смысле эти критерии были сходны у всех сеньоров. В самом деле, выступал ли феодал в качестве верховного судебного сеньора, сюзерена или собственника вотчинных владений, его классификация крестьянства в той или иной мере основывалась, с одной стороны, на личном статусе крестьянина, с другой, — на имущественном или производственном положении человека. Оба эти критерия использовались независимо друг от друга. Личный статус крестьянина (как это видно по классификации феодалами зависимого населения) не имел однозначной связи с его имущественным положением. Чаще всего он определялся личным происхождением (т. е. принадлежностью к сервам или чиншевикам или hommes de poosté и т. п.) и был наследственным, реже — был связан с проживанием крестьянина в пределах той или иной общины или вотчины и мог быть изменен при перемене места жительства. Аналогичным образом имущественное и производственное положение крестьянина не было однозначно связано с его личным статусом и колебалось в широких пределах у лиц одной и той же юридической категории. Относительная независимость этих основных критериев друг от друга делает отчасти понятным, почему каждый из них мог играть в разных вариантах сеньориальной классификации крестьянства совершенно своеобразную роль. Там, например, где феодал действовал как верховный судебный сеньор, в основе его классификации крестьян лежал в XIII —начале XIV в. личный статус. Тот же критерий (хотя и в ином выражении) имел решающее значение в классификации политического властителя. Совсем иначе относился к личному статусу крестьянина феодал там, где он выступал как вотчинник. В этом последнем случае феодал больше всего интересовался производственным и имущественным положением крестьян, учитывавшимся либо непосредственно, либо через особенности земельных держаний. Личный же статус крестьянина ставился вотчинником во главу угла лишь изредка. Как видим, несмотря на тождество самих критериев классификации крестьянства, их сочетание в каждом из ее основных вариантов было различным.

Изучение классификации крестьянства сеньорами позволяет таким образом воспроизвести субъективные представления современников об основных видах крестьянско-сеньориальных отношений и о критериях, использовавшихся для их выделения. Полученный в ходе такого изучения материал существенно облегчает переход к объективной характеристике главных вариантов крестьянско-сеньориальных отношений в XIII в. и анализу их взаимосвязи с внутриклассовым строем.



1 В свое время мы недостаточно учитывали значение юридических градаций в крестьянстве. Это приводило нас к переоценке степени однородности его социального и правового положения (см. Ю. Л. Бессмертный. О некоторых изменениях в социально-экономическом положении лотарингского крестьянства во второй половине XII и в XIII в.—СВ, XVII, 1960, стр. 161).
2 Мы говорим здесь о сервах в собственном смысле этого термина и не касаемся тех случаев, где этот термин употребляется для собирательного обозначения крестьянства в целом. Ом. Ch. H. Реrrin. Le servage en France et en Allemagne, p. 232; R. Bout ruche. Seigneurie et feodalite. Paris, 1959, p. 128.
3 Cout. Picardie, Cout. Pont., VIII, p. 121: «ceus hors du sens si comme serf de nature ou ediote...»: B, 1270: «...sers, ne sours, ne mus, ne souaagies...»; B, 1176, 1452.
4 В, 1438, 1453.
5 В, 1438.
6 В, 1453.
7 В, 1438: «...il i a de teles terres, quant uns frans hons qui n'est pas gentius hons de lignage i va manoir et i est residans un an et un jour lit devient... sers au seigneur dessous qui il veut estre residens».
8 B, 1432—1433.
9 В, 812: «...'nus n'est tenus a servir autrui a son coust s'il n'a par quoi il le doie fere, si comme li gentil homme qui en tieneint les fies..., ou si comme li serf as queus il convient servir leur seigneurs au leur quant il plest a leur seigneurs...».
10 Ibidem.
11 B, 1331, 1458.
12 B, 1331.
13 B, 1436.
14 B, 1448: «Il est establi et de nouvel que nus sers ne nule serve ne soit si hardis qu'il face de son fil clerc, ne sa fille ne rnete en religion».
15 В, 1437, 1445.
16 Coust. de Borgoime, ch. 100: «La costume est tele que messire aura touz les biens de son homme de mein morte muerant senz hoir de son corps qui sunt en autrui justice et muevent dautru fye ou dautru costume, ou dautru tierre...»; Cout. Champ., ch. 60; B, 1439, 1454.
17 B, 1458: «...par nostre coustume puet li sers perdre ou gaaignier par marcheandise et si puet vivre de ce qu'il a largement a sa volonte que ses sires ne l'en puet ne ne doit contraindre»; B, 1331.
18 Cout. Champ., ch. 65.
19 B, 1439: «eritages tenus a cens ou a rentes ou a champart».
20 B, 1439: «Quant sers tient ostises d'autre seigneur que de celi a qui il est hons de cors...».
21 B, 1454.
22 Cout. Champ., ch. 65.
23 В, 1454.
24 В, 1331.
25 В, 1458.
26 В, 1448.
27 В, 1270.
28 В, 1209: «...sers doit estre ostes de tesmoignage porter... en toutes quereles des queus il pourrait estre mis en gages en autre court qu'en la court son seigneur»; B, 1259.
29 B, 1799.
30 B, 1270.
31 B, 1176.
32 Cout. Picardie, XXVIII, p. 68—69: некая госпожа заключила в тюрьму своего hommes de corps по имени Англэ Фруасар, обвинив его в незаконной порубке леса. Фруасар просил освободить его и предать суду, обещая выполнить любое его решение. Госпожа же отказывалась это сделать, требуя уплаты штрафа еще до освобождения из тюрьмы. В дело вмешался бальи. Будучи допрошен им, Лнглэ вновь повторил, что, по его мнению, он незаконно содержится в тюрьме, так как его госпожа не желает предать его правосудию. Госпожа же заявила, что «tenir le pooit et debvoit en prison comme ses coukans et levanz et justichaules de cors et de catel que il estoit» (исход дела неизвестен, так как запись на этом месте обрывается).
33 Ibid., VIII, 121.
34 В, 365.
35 Coust. de Borgoine, ch. 106.
36 Cout. Champ., ch 26; 65: «...hons de mainmorte se muert senz hoirs de son corps ou il ait este partiz de ses hoirs...».
37 B, 1452.
38 B, 1457: сервы в Бовези «...puis qu'il paient a leur seigneurs leur rentes et leur chevages teus comme il sont acoustume, il pueent aler servir ou manoir hors de la juridicion a leur seigneurs...».
39 Немаловажную роль среди подобных платежей занимали судебные штрафы, в своей значительной части взимавшиеся с сервов непосредственно их сеньорами. Крайней формой дополнительных взиманий с сервов можно было бы считать полную узурпацию их имущества — см. В, 1452: «li un des sers sont si sougiet a leur seigneur que leur sires puet prendre quanqu'il ont et a mort et a vie». Из приведенного текста видно, что такая узурпация была возможна лить по отношению к некоторым сервам.
40 Согласно Бургундской кутюме (Coust. de Borgoine, § 41) при продаже месиром Дуанье земли и hommes taillanbles монсеньору де Сотрон продавец пожелал «...qui li tenemanz des diz hommes оuessint estimey»; для этого была вычислена средняя величина тальи за последние семь лет. См. также В, 1445: господин, освободивший серва, должен компенсировать вышестоящим сеньорам фьефа понесенный ими ущерб, который определяется исходя из того, что «...j'avoie plus en li quant il estoit sers que je n'aа quant il est devenus frans».
41 Материалы западнонемецкого права позволяют прийти в основном к сходным выводам — см. L. Verriest. Institutions medievales, I. Mons, 1946, ch. 3; Ch. E. Perrin. La seigneurie rurale en France et en Allemagne, p. 190 et suiv.; idem. Le servage en France et en Allemagne au Moyen вge, p. 229—245.
42 Согласно Бургундской кутюме (Coust. de Borgoine, § 41) при продаже месиром Дуанье земли и hommes taillanbles монсеньору де Сотрон продавец пожелал «...qui li tenemanz des diz hommes оuessint estimey»; для этого была вычислена средняя величина тальи за последние семь лет. См. также В, 1445: господин, освободивший серва, должен компенсировать вышестоящим сеньорам фьефа понесенный ими ущерб, который определяется исходя из того, что «...j'avoie plus en li quant il estoit sers que je n'aа quant il est devenus frans».
43 Материалы западнонемецкого права позволяют прийти в основном к сходным выводам — см. L. Verriest. Institutions medievales, I. Mons, 1946, ch. 3; Ch. E. Perrin. La seigneurie rurale en France et en Allemagne, p. 190 et suiv.; idem. Le servage en France et en Allemagne au Moyen вge, p. 229—245.
44 См. рецензию IP. Э. Перрена на работу Блока «Liberte et servitude»— «Annales E. S. C.», 1034, p. 274—277; см. также Ф. Я. Полянский. Товарное производство в условиях феодализма. М., 1969, стр. 245—254.
45 В, 1457: (о сервах) «...en mout d'autres pais li soigneur pueent... contraindre de tous jours manoir dessous aus».
46 В Бовези сервы «puis qu'il paient a leur seigneurs leur rentes et leur chevages teus comme il soint acoustume, il pueent aler servir ou manoir hors de la juridicion a leur seigneurs,— mes qu'il ne se desavouent pas de formariage que leur sires a seur aus — exceptes les lieus ou il pourraient aquerre franchise pour demourer» (B, 1457); аналогично: В, 1452; в Пикардии XIII в. также существовало право серва жить там, «где он хотел» при сохранении зависимости от старого сеньора: Мельвиль (Mellevillе. La condition civile et politique des serfs dans le departament de l'Aisne, p. 171 et suiv.) приводит примеры из истории церкви Лаона; А. Сэ дополняет эти свидетельства данными картулярия Боженси (N. Seе. Les classes rurales et le regime domaniale en France an Moyen вge. Paris, 1901, p. 167). Аналогичная картина была в Бургундии: Coust. de Borgoine, § 43, ch. 100, 106; см. также: A. В. Конокотин. Очерки..., стр. 106—1107.
47 В, 1424, 1431.
48 В, 1424, 1431, 1438, 1457, 1823. В 1234 г. сеньор де Рюминьи обратился к сеньору Памель-Оденар с просьбой вернуть его серва, добившегося принятия в число бюргеров в Лессине и прекратившего на этом основании выполнять сервильные повинности (L. Vеrriest. Le polyptique illustre..., p. XXXI).
49 L. Verriest. Le polyptique illustre..., p. LXXXV, XXXI; Л. В. Конокотин («Очерки...», стр. 105—108), приводя обширный фактический материал о попытках сервов переселяться с места на место и о препятствиях, которые чинили этому сеньоры, делает отсюда прежде всего тот вывод, что сервы «не имели полной свободы выбора места и передвижения по стране» (стр. 107). Бесспорность подобного заключения несомненна. Следует, однако, помнить, что подобной «полной свободы передвижения» в обществе XII—XIII в,в. не имели не только сервы и потому в этом нельзя видеть раскрытие смысла прикрепления сервов к земле. В другом тезисе Л. В. Конокотина, что «в силу прикрепления к земле и к землевладельцу крепостной не мог (1) по собственному усмотрению изменить место жительства и (2) тем более полностью покинуть домен и (3) освободить себя от крепости, юрисдикции и всевозможных платежей и повинностей» в пользу сеньора (стр. 105), первый и второй пункты опровергаются фактами, приводимыми самим автором (стр. 106—107), третий же пункт — действительно справедлив.
50 В, 1457.
51G. Dubу. L'économie rurale..., p. 204 и 205; 485—489. См. подробнее ниже, § 5. Видимо, начало этого же процесса заставило Бомануара специально остановиться на случае, когда получивший свободу серв «вновь впадает в сервильную зависимость» (В, 1440, 1442). Бомануар подчеркивает необходимость в таких случаях спасти от серважа хотя бы детей.
52 Особенно ясно видно это у Бомануара, когда он излагает официальную точку зрения права (В, 1451). В отличие от этого, в гл. 1453 Бомануар приводит обычное догматически-христианское рассуждение о том, что «вначале каждый был свободен и обладал равной свободой с другими, так как каждый знает, что мы все происходим от одних и тех же отца с матерью».
53 В. 935.
54 В, 9113.
55 В, 864.
56 В, 865-867.
57 В, 870.
58 В, 909, 916.
59 В, 839.
60 В, 842, 844—845, 847.
61 В, 857; Coust. de Borgoine, § 64.
62 В, 854.
63 В, 917.
64 В, 917.
65 В, 873.
66 В, 1342.
67Cout. Champ., ch. 36; Cout. Picardie, LI, p. 44—45; B, 1576
68Coust. de Borgoine, § 64; B, 857.
69B, 694: «Quiconques veut lessier ce qu'il tient a cens ou a remtes d'aucun seigneur, il le doit aquitier dusques au jour qu'il le lesse...»; B, 695, 5Э6, 862. Ф. Палль (F. Pall. La structure sociale de la France d'après le traité de droit féodal de Beaumanoir.— «Nouvelles études d'histoire publ. à l'occasion du XI Congrès des sciences historiques. Bucarest, 1960, p. 194) справедливо отмечает, что hommes de poosté не могли самовольно прекратить исполнение повинностей, лежавших на земле. Этот факт не должен, однако, заслонять отсутствие юридического прикрепления hommes de poosté к земле.
70В. 842.
71Как отмечалось выше, штраф взимался с hommes de poosté в размере 1/20 штрафа дворян.
72 В, 1443: «li eritage qui sont tenu en vilenage, si comme a ostises, a cens, a rentes ou a champars...».
73В,968.
74В,1549.
75В,1134.
76В,1132.
77В,968.
78В,1443.
79В,1549.
80В,1134.
81В,1132.
82Coust. de Borgoine, § 68; В, 1016, 1017.
83Cout. Picardie, XLVII, p. 41—42.
84Coust. de Borgoine, § 34.
85Cout. Picardie, Cout. Pont., VIII, p. 121.
86B, 449.
87B, 787.
88B, 697.
89B, 789, 1981.
90Исключение составляет в «Кутюмах Бовези» гл. 1439: «Quant sers tient ostises d'autre seigneur que de celi a qui il est hons de cors et eles vienent a son seigneur par la reson de la servitude, il ne les puet tenir en sa main se li sires ne veut de qui eles sont tenues...». Как видно из текста, ссылка на социальную принадлежность крестьянина объясняется здесь не столько спецификой прав этого крестьянина, сколько защитой собственнических прав сеньора — господина гостизы. Аналогично: В, 11457, где социальный статус крестьянина поминается, чтобы определить права сеньора на получение дополнительных сервильных платежей.
91Cout. Picardie, XLVII, p. 41—42.
92В, 893, 862.
93В, 894.
94В, 906, 879.
95В, 852.
96В, 852.
97В. 893—894.
98Ch. Е. Реrrin. Le servage en France et en Allemagne, p. 220.
99B, 365.
100 B, 456, 1450.
101Любопытно, что в этом же смысле фигурирует у Бомануара и термин paisans (В, 839, 1100, 1829).
102Тем не менее вряд ли можно переводить его в этих случаях словом «простолюдин» (см.: «Хрестоматия по истории государства и права», М., 1961, стр. 593), так как он далеко не всегда охватывал горожан; ср. В, 1450: «...quant la mere est de franche nacian, si comme cie_ bourjois ou de gens de poosté...». Неправомерен и перевод в гл. 1450 «frans hommes de poosté» русским термином «свободные» («Хрестоматия...», стр. 594), так как «frans hommes de poosté» свободны здесь лишь по сравнению с сервами.
103В, 1078: «Quicomques s'est obligiés par aucunes letres de baillie soit hons de poostô ou frans, lil n'i convient pas ajournement...»; B, 571: «Quant aucuns enfes ou pluseur demeurent orfelin et sousagié... toutes teus maniérés d'enfans, soient franc ou gent de poosté, chieent... en la garde du seigneur».
104Этим отчасти объясняется принципиальная невозможность попыток определить по кутюмам численное соотношение сервов и несервов. Утверждение Ф. Палля, что, по Бомануару, большинство крестьян было сервами, не имеет необходимой аргументации (Р. Раll. La structure..., p. 109).
105 Было бы, в частности, неправомерным повсеместно отождествлять hommes de poostй с вилланами (ср. P. Раll. La structure..., p. 189).
106В, 1438.
107Отсюда было бы, однако, неверным заключать, что сохранение держаний сервильного статуса обязательно предполагает большую степень различия сервов и несервов. Ведь сохранение сервильных держаний могло в то же время сочетаться с исчезновением личного серважа.
108 См. выше, стр. 244.
109 В, 449, 541.
110 В, 1124.
111 В, 1134, 1019, 10211.
112 В, 968.
113 См. также В, 650, 1414.
114 В, 697, 979, 1402; Cout. Picardie, LXXIX, p. 70.
115 В, 697.
116 В, 697.
117 В, 884.
118 В, 449; см. также В, 541.
119 Как отмечалось выше, юридические санкции, применявшиеся к крестьянам, также определялись иногда особенностями их производственного положения, так как зависели от формы ренты, уплачивавшейся ими (см. гл. IV, § 2).
120 По Бомануару, гостизы — один из видов вилленажа (В, 1443).
121 В, 973—974.
122 В, 972.
123 Ibidem.
124 В, 11111.
125 В, 975.
126 В, 976.
127 В, 974.
128 В, 975.
129 В, 1439.
130 В, 695.
131 Несколько специфичными были и права сеньора — собственника гостизы. Он обладал по отношению к ней более широкими правами, чем, например, по отношению к чиншевым и шампарным держаниям (В, 1439).
132 Ясно, что в зависимости от обстоятельств один и тот же феодал мог выступать по отношению к крестьянам то как вотчинник, то как судебный сеньор, то как политический властелин.
133 Этот факт уже отмечался исследователями: М. А. Барг. Нормандское завоевание и становление крепостничества в Англии — НИ, 1957, № 7, стр. 92—97. Ch. П. Реrrin. Recherches sur la seigneurie rurale en Lorraine d'apres les plus anciens censiers. Paris, 1935, p. 682; Ph. Dollinger. L'evolution..., p. 488; Les revenus... Sainte-Waudru, p. 283 et suiv.; К. Verriest. Le polyptyque illustre.., p. LXXXV.
134Qui in censali manet (Censier général de l'abbaye messine de St.Marieaux-Nonnais, p. 721); Omnes vestiture tam de ortis quam de terris (Les revenus.. Sainte-Waudry, p. 288); pourterriers (Documents..., passdm); coloni predictorum bonorum (MIJ, Bd III, N° 820, 1346, 1339 etc.].
135MIJ, Bd II, S. 426: «Si aliquis eorum hominum [qui curtes tenebant] contumaciter abîuerit si quid sub tignis domus eius invenitur due partes monasteriensi curti dantur, lercia illi curti relinquitur ;id quam ille pertinet» etc.
136Quellensammlung, № 63, a. 1280.
137Cartulaire de... Metz, № Ц31, a. 1240.
138В этом, между прочим, сказывалась специфика прикрепления к земле, особенно характерная для западнонемецких земель; там, где существовало такое прикрепление, оно касалось всех крестьян невзирая на их личнонаследстазенный статус, т. е. распространялось равно и на сервов и на несервов.
139 MU, Bd II, S. 431, 455: из 1151 маиса, упомянутых в описи Сон-Максиминского аббатства, ингенуильных всего 3, mansi liberi — 4, сервильных — 15 1/2.
140 G. Duby. L'economie rurale..., p. 485—487.
141 MU, Bd II, S. 395, 397, 406, 422, 453 etc.
142 См.: 10. Л. Бeссмepтный. О социальном значении новых земельных держаний — СВ, 24, 1963, стр. 87—88 и 91—92; см. также выше, гл. I, § 2.
143 Как отмечалось, владелец гостизы мог в любой момент продать ее (В, 972, 1439). Кутюмы вообще запрещали взимание каких бы то ни было пошлин при передаче земли, если только приобретатель не претендовал на письменное оформление сделки, т. е. как раз в тех случаях, когда дело шло о межкрестьянских отчуждениях; при составлении же письменного акта взималась цена воска, необходимого для печати (Cout. Picardie, Cout. Pont., XV, p. 132—133); в вотчинных документах сохранилось немало данных об отчуждениях крестьянами новых держаний в пределах той же вотчины (см., например, MU, Bd II, № 100, а. 1169—1183; № 82, а. 1186), или же вне ее; в этом последнем случае отчуждения производились обычно с согласия вотчинника (MIJ, Bd III, № 801, а. 1244; MU, Bd I, № 652, а. 1168), но иногда и без этого (MU, Bd II, № 23, а. 1174); см. подробнее в нашей статье: «О некоторых изменениях в социально-экономическом положении лотарингского крестьянства...», стр. 152; см. также: G. Fоurquin. Les campagnes de la region parisienne..., p. 174—179, 1183—184.
144См. например: MU, Bd II, S. 81, № 39, 1180 г.: при передаче земель аббатству Himmerode трирский архиепископ оговаривает право сохранения крестьянами их держаний («ut homines circumiacentium villarum qui ex sectis silvis quasdam partes ad campestrem planitiem noscuntur redigisse eundem censum quem nobis consueverant exsolvere videlicet quartum manipulum sepedictis fratribus de Claustro quamdiu agros celuerint exsolvant»); далее устанавливается возможность для крестьян отказаться от своих держаний: «Si autem aliquando destiterint ab usu culture licitum et liberum sit prelaxatis fratribus extunc et in perpetuum propriis usibus... eorundem agrorum culturam et fructum vendicare»; MU, Bd III, № 845, a. 1245 г.; «Ego Hermannus de Veldenze notum facio... quod Henricus cognomento Vus homo meus de Numagen bona que a me acceperat apud prefatum castrum domum videlicet et ortum adiacentem in manus tneas resignavit. Ego vero eadem bona sub annuali peinsione eccles.ie B. Thome concessi iure hereditario possidenda eo pacto quod iamdicta ecclesia singulis annis amam vini et XII denar. in autumpno de eisdem bonis mihi debeat assignare»; Quellensammlung, № 18, a. 1264: в грамоте аббатства S. Trond сообщается, что один виноградник «quod habuit unus feodalis (homo) dimissum fuit nobis propter paupertatem bominum qui partem merunt»; B. 694: «Quiconques veut lessier ce qu'il tient a cens ou a rentes d'aucun seigneur, il le doit aquitier dusques au jour qu'il le lesse, et dire au seigneur de qui il le tient: «Sire... je ine le vireil plus tenir...»; B, 695: «Voirs est que, par coustume général, l'en puet lessier, quant l'en veut, l'eritage que l'en tient d'un seigneuer...»; MU, Bd II. № 100, a. 11189; см. также G. Fоurquin. Les campagnes..., p. 183.
145В, 695.
146 См., например, MU, Bd III, № 930 (1247 г.): владельцам новых держаний предписывалось: «Et seminabunt agros illos tribus annis et quarto anno vacabunt. Et si quis eorum reliquerit aliquem agram vacare eo anno quo esset seminandus, nobis taintum solvet quantum si seminasset»; MU, Bd III, № 1339 (1256 г.): «Vineam ipsam ipse colet quod semel in anno semel earn fodiet singulis etiam annis quadragintas foveas faciet et totidem onera fimi imponet».
147Среди новых держаний XIII — начала XIV в. были такие, которые сдавались на год (L. Vеrriеst. Le polyptyque illustré..., Prolegomenes, p. LXXX), на три года (В, 650), на девять лет (Monuments..., № 56, а. 1306) или «на годы» (Le polyptyque illustré..., f. 41 v.; f. 57 r. B, 449, 968, 10114, 1139 etc.).
148 Там, где существовала такая фиксированная норма обложения, особенно ясно выступала невозможность трактовать новые держания как аренду — см. С. Д. Сказкин. Очерки по истории западноевропейского крестьянства в средние века. М., 1968, стр. 295—296.
149 Согласно «грамоте об освобождении» для castrum Hauboudenges в него свободно могут переселяться «люди мецекой церкви», qui habebant laborum intercursum (Cartulaire... de Metz, № 96, a. 1275). Соглашение о взаимном предоставлении зависимым крестьянам droit de l'entrecours существовало между мецеким епископом и графом Де Сом (ibid., № 40, а. 1257). Ряд сведений о предоставлении этого права сообщает Ш. Э. Перрен («Chartes de franchises et rapports de droits en Lorraine.— «Le Moyen age», t. 42, № 1—2„ 1946, p. 37). Об аналогичных установлениях писал и Бомануар, отмечавший право жителей viles bateices уходить с земли [В, 646, 647].
150 L. Verriest. Institutions medievales, I, p. 245; Cartulaire... de Metz, № 194, a. 1291.
151 Этот термин был, в частности, характерен для поселений, получивших Бомонский статут.
152 Ch. Е. Perrin. Chartes de franchise..., p. 39.
153 См., например, Quellensammlung, S. 393.
154 В, 646, 647.
155 В Бовези, Пикардии, Люксембургском графстве и многих других областях они именовались ouvriers, manovriers, hommes, femmes (В, 697, 979, 1402; Cout. Picardie, LXXIX, p. 70; Quellensammlung, S. 389—397). В Трирском архиепископстве существовали специальные portenarii, asinarii, servi in turri (MU, Bd II, 411—412); им были подобны haistaldii в Прюме XIII в. (MU, Bd I, S. 153, nota 10).
156 Приказчик сеньора, желающий подтвердить законность произведенных им расходов, может сослаться в качестве оправдания на необходимость оплаты «manouvrages de terres ou de vignes ou d'autres eritages» (B, 820). О платных ouvriers, используемых сеньорами на сельскохозяйственных работах, см. также: В, 804, 697, 957, 979, 1402, 1403; Cout. Picardie, LXXIX, p. 70; J. Grimm. Weisthumer, Bd I, S. 535; A. В. Конокотин. Очерки..., стр. 164 и след.; L. Vеrriest. Elude d'un contrat prive du droit medieval.— «Revue du Nord», t. 28, 1946, p. 282; L. Geniсоt. L'economie rurale, t. I, p. 99—104; G. Duby. La seigneurie et l'economie paysanne.— «Etudes rurales», 1961, 1, p. 27—33; idem. Rozwazania о gospodarce wiejskiej we Francji w polowie XIII w.— «Przegld Historyczny», t. 51, 1960, str. 258—259.
157 B, 697: «... ceus qui se doivent vivre de leur labeur...».
158 M. Вlосh. Seigneurie fransaise et manoir anglais. Paris, №60, p. 78 —79. Мы, разумеется, не касаемся здесь тех случаев, где термин «сервы» употреблялся в обобщающем смысле и обозначал крестьянство в целом (Ch. E. Рerrin. Le servage en France et en Allemagne, p. 232; R. Воutruсhe. Seigneurie..., p. 128).
159Ch. Е. Реrrin. La seigneurie en France et en Allemagne..., p. 165.
160См., например: MU, Bd III, № 1082, a. 1250.
161Ch. E. Perrin. Le servage en France et en Allemagne, p. 236 et suiv.
162Например, Les revenus... Sainte-Waudru, p. 305—306 (a. 1194—1206): «Omnes homines terrarii nostri debent nobis in adventu nostro quisque II pullos et I manipulum avene et ad domum nostram quarri ibi habemus afferre... Omnis homo in potestate de Hernetehalt manens cuisque conditionis fuerit si etatem XV annorum habuerit, debet inobis fidelitatem prestito iurainento exhibere»; Censier général des domaines de l'abbaye de Bouzonvrille, p. 731: «Quicumque villanus haereditatus fuerit, arabit duos dies et qui in banno est, ter in anno unum diem»; Documents..., № 6 (c. a. 1300): «Et doient tuit li pourterriers et tuit ciiz qui feut feu et fumiere les plais... III jours tous plains»; libidem: «Et doit chescun pourterrier la ceille quant li sires la fait huchier en l'auwost; et la vuclt avoir li sire dez menans, mais li eschaivins n'ozeroient mies dire que se fuist droiz»; Liber ecclesie Trevircnsis.—MU, Bd II, S. 395: «In Vuchte sunt XI mansi de quolibet solvitur... ceteri rustici banno archiepiscopi utentes ibidem III diebus...» etc.
163Разграничение этих двух видов зависимости в крупных и средних церковных вотчинах выражалось, как известно, в разграничении прав земельных собственников и фогтов. Раздел прав между ними приводил иногда к разграничению крестьян, зависимых и поземельно, и в судебном отношении от каждого из них. В результате появлялись категории так называемых «gens d'avouerie» (Chartes... de Sainte-Waudru, t. I, № XXI, p. 35, a. 1103; L. Verriest. Le polyptyque illustré... Prolegomenes, p. LXXXVI).
164Les constitutions, p. 173 (a. 1319): «Preposito Hanaug. ecclesiae omnes rustici in insula commanentes jurare debent fidelitatem, vel quia sunt de familia ecclesiae, vel quia habent hereditatem de fundo ecclesie»;Der Besitz der Tempelherren in Lothringen, № 6, S. 9, a, 1147: «Quiqunque de familia horum sit in quoeunque loco extirpaverit debet manipuluiri de deoem»; MU, Bd III, № 1491, a. 1259; Liber ecclesie Trevironsis, S. 418: «Arclrepiscopus... habet etiam ibidem homines attinentes curie qui bona non habent de curia. Solvunt censum'annuatim...»; L. Verriest. Institutions médiévales, I, p. P23—226.
165 См. примечание 209.
166 Аналогичный смысл имели сделки «о разделе» отдельных семей. Подобный раздел не означал разъединения семьи и предполагал лить передачу разным вотчинникам прав на получение личнонаследственных платежей, которые следовали с разных членов семьи. Так, орден Тамплиеров и аббатство Вилер-Бетнах «разделили» семью некоего Конрада так, что «Ii devant dis Conras qui fut ke ses aretaiges qu'il tenoit dou tample demeure au temple. Et li anfant clou devant dit Conrat demeurent au l'abbi et au couvant» (JGLG, Bd VII, 1, № 11 —12, a. 1273). Действительный смысл этого «раздела» подчеркивался тем, что вплоть до смерти главы семьи все имущество остается в ее общем владении. Такой же «переносный» смысл имеют и сделки о продаже отдельных семей зависимых крестьян. Показательно, что в актах таких сделок нет и речи о перемещении крестьян, об отрыве их от земли, так как содержание сделки целиком исчерпывается отчуждением прав на получение личнонаследственных повинностей —см. MU, Bd III, № 545, а. 1235; № 1297, а. 1255; Cartulaire... de Metz, Аl» 228, а. 1290. Реальное значение продажа крестьян имела на рассматриваемой территории лишь там, где дело, касалось безземельных дворовых,— например, овечьих пастухов (MU, Bd III, № 385, а. 1230; № 399, а. 1230) или же домашних слуг(Urkunden..., № 544, а. 1189—1196).
167 Нетрудно заметить сходство этой формы зависимости с той, которая существовала в пределах вотчины для зависимой familia.
168 Сведения о такого рода обложении встречаются почти во всех владениях графов (см., например, опись Люксембургского графства, где каждый очаг обязан уплатить либо одну — четыре курицы— Quellensammlung, passim,— либо несколько мер овса — ibid, S; 380,— либо несколько денариев — S. 344, 363), герцогов (ом., например, Catalogue des actes, N? 1174, a. 1295 —с каждого очага — два солида), крупных светских вассалов (см., например, владения сира Дюрби — Coutumes des pays, duche de Luxembourg et compte de Chiny, oubl. par M. N. Leclereq, t. I, Bruxelles, 1867, p. 286-287: с каждого дома — два солида), епископом (см., например, Cartulaire de... Metz, № 96, а. 1275: «quilibet commorans... vel quilibet ignis [solvit]...»), аббатов (см., например, Les revenus... Sainte-Waudru, p. 284: «Omnes domus in potestate illa, nisi sunt supra feoda, debent pullagium»).
169Во владениях Трирского архиепископства (MU, Bd II, S. 405): «quicunque manet Waltrache III bandach archiep,iscopo servire tenetur cuiuscunque homo sit ille»; в землях аббатства св. Арнольда близ Jvlena (Documents..., № 6, с. н. 1300): «...tuit cilz qui font feu et futriere... III jours tous plains».
170B, 1687: «Et aussi... disons nous de ceus as queus il convient fere aide par reson de seignourage, si comme il convient que li homme de fief et li oste... et li homme de cors facent aide a leur seigneurs quant il son en guerre».
171Documents..., № 6: «Et doient tuit li pourterriers et tuit cilz qui font feu et fumiere les plais...»
172Новопришельцы иногда прямо называются в документах extranei, advenae или же homes aubains (см., например, Livre des vassaux du comté de Champagne..., № 2950). В иных же случаях они скрываются за обозначениями «omnes rnanentes», «ceteres rustices», «tuit cilz qui font feu et fumiere».
загрузка...
Другие книги по данной тематике

Мишель Пастуро.
Символическая история европейского средневековья

Жан Ришар.
Латино-Иерусалимское королевство

И. М. Кулишер.
История экономического быта Западной Европы.Том 1

Ю. Л. Бессмертный.
Феодальная деревня и рынок в Западной Европе XII— XIII веков

В. В. Самаркин.
Историческая география Западной Европы в средние века
e-mail: historylib@yandex.ru