3. Процесс дехристианизации в целом
|
Несмотря на указанные процессы, католицизм остается и поныне исключительно сильным и влиятельным. Конечно, данные о количестве приверженцев католической веры весьма относительны. Между прочим, в этом учете имеется смешение конфессиональной принадлежности с национальной. Как замечает итальянский марксистский историк религии А. Донини, в различных церковных и буржуазных руководствах «человек считается мусульманином, христианином, буддистом или конфуцианцем в соответствии с его национальной принадлежностью и гражданством...»1 К этим данным сами католические исследователи относятся скептически. Они все больше пишут о кризисе религии не только относительно верующих, но и относительно самого духовенства, имея в виду недостаток служителей культа, большой отсев из духовных семинарий и т. д. А. Моравская дает следующую яркую картину дехристианизации христианской Европы: «Европа — колыбель католицизма. И колыбель атеизмов... Европа — символ христианской культуры и синоним колониализма, геноцида, схизмы, циничного, практического материализма. Континент пламенного религиозного обновления, смелых и порой трагических поисков представления бога, которое не оскорбляло бы современного предчувствия его величия. И континент, где католики, пришельцы из заморских стран, утрачивают веру в течение первого года пребывания, прибитые духовной пустотой «христианских» стран. Европа — место пребывания апостольской столицы, наисильнейшее средоточие католических исследований и институций, родина миссионеров, земля громких обращений (в веру. — Я. М.) художников и мыслителей, земля героических апостолов. И Европа, где цифры практикующих (религию. — Я. М.) колеблются от 15— 35% крещеных, где из года в год уменьшается количество призваний (в духовный сан. — Я. М), где имя бога умолкает и бледнеет в многочисленных слоях простых людей, но появляется все чаще на трибунах политиков...»2
Сложный и многообразный процесс дехристианизации включает в себя явления кризиса католицизма двоякого рода: 1) это ослабление и утрата веры широкими массами католиков и 2) организационное ослабление самого церковного института, ослабление дисциплины духовенства, упадок авторитета церковных иерархов, расшатывание единства всей догматической и организационно-структурной системы католицизма. Кризис духовенства проявляется не только в уменьшении духовных призваний, но и в уходе из его рядов священников по разным причинам, в том числе по причине нарушения целибата. Констатируя кризис авторитарной системы папства, «Le Monde» писала: «Никогда еще давняя пословица «Рим высказался — дело закрыто» не была такой неточной, как сейчас. Наоборот, достаточно, чтобы папа или его власти приняли бы какое-либо решение, дабы тотчас же раздались голоса nоn possumus — не можем»3. Многие наблюдатели внутренней эволюции современного католицизма, указывая, что I Ватиканский собор был собором папы, II — собором епископов, ставят вопрос, не будет ли III Ватиканский собор собором рядовых ксендзов. В связи с увеличивающейся дезинтеграцией всего католического мира предсказывается угрожающая ему новая схизма, только теперь уже не на догматически-доктринальной, а на социально-политической и национальной основе. Было бы односторонним и ошибочным рассматривать лишь факторы дехристианизации современного общества. Ведь наряду с этими факторами существуют и противодействующие. Они заключаются прежде всего в самих условиях капитализма со всеми его социально-политическими, идеологическими и духовными последствиями для жизни наций. Современные формы человеческого отчуждения, связанные с бюрократизацией, технократизацией, деперсонализацией, дегуманизацией, милитаризмом, этатизмом, тоталитаризмом и тому подобными явлениями, составляют социально-психологические корни паразитирования религии. Усложнение процесса познания и углубление научной картины мира также таят в себе гносеологическую возможность религии. Неспособность буржуазной философии (прагматизма, позитивизма, феноменологии, экзистенциализма и др.) научно формулировать важнейшие проблемы современного социального развития и давать их методологическое решение также играет на руку различным религиозно-идеалистическим течениям. Христианство имеет возможность противопоставлять свои иллюзорно-утопические или прямо реакционные идеи краху буржуазного рационализма, либерализма, абстрактного гуманизма. Буржуазно-экзистенциалистская атмосфера духа, нравственный релятивизм и нигилизм, культовый конформизм и подобные социально-психологические явления также могут представлять благоприятную психологическую почву для религиозности. В вопросе о факторах, противодействующих дехристианизации, конечно, нельзя обойти сферы моральных отношений. Известно, что религия исключительно живуча в сфере общественной и индивидуальной морали. Социальные движения и преобразования, научно-техническая революция, имеющие важный нравственный аспект, многократно обостряют вопросы моральных отношений. В религиозном сознании, и особенно в христианском этическом учении, коллизии в области моральных отношений лишены своего конкретно-исторического социального контекста. Противоречивые явления в моральной сфере, связанные с современной цивилизацией, с развитием наций и национальными взаимоотношениями, изображаются католицизмом как неразрешимые антиномии, якобы коренящиеся в абстрактной человеческой природе. Этими «моральными антиномиями» широко спекулирует церковь, на них паразитирует религия. Однако в действительности моральные коллизии и деморализация общества вытекают из социальных антагонизмов. Еще К. Маркс отмечал неизбежность морального упадка в условиях капиталистического прогресса. «Победы техники как бы куплены ценой моральной деградации. Кажется, что, по мере того как человечество подчиняет себе природу, человек становится рабом других людей либо же рабом своей собственной подлости. Даже чистый свет науки не может, по-видимому, сиять иначе, как только на мрачном фоне невежества. Все наши открытия и весь наш прогресс как бы приводят к тому, что материальные силы наделяются интеллектуальной жизнью, а человеческая жизнь, лишенная своей интеллектуальной стороны, низводится до степени простой материальной силы. Этот антагонизм между современной промышленностью и наукой, с одной стороны, современной нищетой и упадком — с другой, этот антагонизм между производительными силами и общественными отношениями нашей эпохи есть осязаемый, неизбежный и неоспоримый факт»4. Дело усугубляется тем, что в антагонистическом обществе при господстве двойственной морали эксплуататоров средства социального и культурного прогресса наций, т. е. тех факторов, которые обусловливают упадок религии, могут находиться в руках самых аморальных и антиобщественных сил. В таких условиях религия и церковь могут быть моральным прибежищем значительных масс верующих. Кроме объективных условий, в которых выступают противодействующие процессу дехристианизации факторы, исключительно важную роль играет субъективный фактор — деятельность самой церкви, ее приспособление к новым условиям, к «ситуации диаспоры». Определяя свое отношение к атеизму, осуждая его «вредные доктрины», II Ватиканский собор тем не менее высказался за необходимость обновления католицизма перед угрозой атеизации современного общества: «Как лекарство против атеизма... церковь должна постоянно обновляться и обмываться»5. Западногерманский приверженец обновления католицизма К. Ранер указывает, что в условиях современной цивилизации, буржуазной культуры, национального общества приспособление церкви, которая находится в «ситуации диаспоры», должно переориентироваться с клерикализма и публичной власти на деполитизацию и религиозную имманентность, от церковного институционализма на светский апостолат, от фронтального и фанатического противостояния светскому миру к терпимости и просвещенности. Он призывает не ограничивать католицизм западной моделью христианства, которая не годится в условиях национальной дифференциации общества и его интернациональной интеграции, не замыкаться в гетто, что привело бы к возврату к Ветхому завету. Так сами католические теологи толкуют свои проблемы, возникшие в условиях дехристианизации масс. Кроме всего этого следует отметить, что сам факт дехристианизации не может быть оценен однозначно. Прогрессивным силам, как и обществу в целом, не безразлично, отмирает ли религия в результате освобождения наций от социального гнета, снятия отчуждения в человеческих отношениях, роста власти человека над природой, создания им новых культурных ценностей, духовного прогресса, или процессу дехристианизации способствуют и ему сопутствуют духовный вакуум, мировоззренческий и нравственный релятивизм, нигилизм; является ли «упразднение религии, как иллюзорного счастья народа», требованием «его действительного счастья»6, или это просто циничное ницшеанское «Gott ist tot». Закономерности становления и развития наций в своей основе принципиально отличаются от закономерностей появления и существования религии, тем более космополитического христианства. Нация консолидируется на основе развития ее экономической жизни и культуры, на этой же основе формулируется национальное сознание, выражающееся в форме национального языка, литературы, искусства, психики, быта и закрепляющееся идеологически, что еще больше усиливается в условиях борьбы против национального гнета за политическую эмансипацию. Религия же противостоит этим явлениям и процессам как консервативная сила, либо иллюзорная форма протеста против положения людей «в долине юдоли и плача». Христианство в данном случае выступает как космополитическое средство против национальной дифференциации общества. Поэтому тенденция дехристианизации наций заключается в самой основе их формирования и развития. Она реализуется путем приобретения обществом иных интегрирующих связей и ослабления, а впоследствии исчезновения религии, некогда выполнявшей функцию такой связи. Включение нации в современную цивилизацию, приобщение ее к культурным ценностям всего человечества, создание ею мощных производительных сил постоянно сужают социальную базу церкви. Пользование народом созданными им национальными ценностями материальной и духовной культуры умаляет религиозные ценности, способствует выработке национального сознания в более чистом и прозрачном виде, без превратной религиозной оболочки. II Ватиканский собор признал, что религиозность и современный прогресс выступают в обратной пропорции. В его главном документе «О церкви в современном мире» отмечается, что «все более многочисленные массы практически отрываются от религии. Иначе, чем в прошлом, отрицаются бог и религия, и отказ от них теперь уже не составляет исключения или случайного явления. Сегодня отрицание бога и религии нередко выдвигается как требование научного прогресса или определенного нового гуманизма. Такие явления во многих странах поддерживаются не только в доктринах философов, но и в широко распространенной литературе, искусстве, гуманитарных науках и в интерпретации истории, и под влиянием этого отрицания издаются государственные законы»7. 1 А. Донини. Люди, идолы и боги, изд. 2. М., 1966, стр. 7. 2 A. Morawska. Perspektywy. Katolicyzm a wspołczesnošč, str. 66. 3 «Le Monde», 11.ХII.1969. 4 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 12, стр. 4. 5 «Gaudium et spes», 21. 6 См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 1, стр. 415. 7 «Gaudium et spes», 7. |
загрузка...