3. Клерикализм и национализм
Совпадение национальной и конфессиональной принадлежности получает свою фиксацию в разных сферах и разнообразными средствами — в государственно-правовой (учет национальности и вероисповедания в официальной документации, в юридическом и фактическом положении граждан в политической системе), в сфере образования и культуры (привилегии или дискриминация), в социально-психологической и нравственной (общественное мнение, этические оценки и суждения о соотечественниках-единоверцах и инородцах-иноверцах) и т. п. Эта фиксация является одновременно результатом и объектом искусственного закрепления взаимодействия национальных и религиозных факторов и управления ими в клерикальной и буржуазно-националистической политике.
Все это свидетельствует о том, что в самом факте совпадения национальной и конфессиональной принадлежности объективно содержится возможность взаимопитания национализма и религиозности (а также клерикализма) независимо от того, существуют ли политические и идеологические силы, которые на этой почве осознанно культивируют в своих интересах эти идеологические формы. Лозунг религиозного единства на национальной почве представляет собой клерикальную разновидность буржуазно-националистической концепции «единого потока», отрицающей объективную классово антагонистическую структуру нации во имя ее единства в пределах национального самосознания. Религиозная форма сознания, особенно католическая социальная доктрина, христианская мораль, противостоящие классовому сознанию трудящихся, выполняют в дополнение к прямому буржуазному национализму важную социальную функцию. Это возможная почва для выступлений крайней реакции. «Мы являемся католиками, наше единство, наше братство мы находим в католичестве»1, — подчеркивал испанский католический диктатор Франко. Таким образом, фактическое совпадение национальности и католичества получает свое идеологическое выражение в концепции «католической нации», а на почве последней оформляется взаимодействие католического клерикализма и буржуазного национализма. Причем это взаимодействие может выступать в форме сотрудничества церкви и государства, клерикальных и буржуазно-националистических партий, или каждая из этих сторон порознь эксплуатирует «католическую нацию». Несмотря на различия, порой весьма большие, между клерикалами и буржуазными националистами, они в своей эксплуатации национального организма сходятся на довольно пестрой, эклектичной идеологической платформе, на которой обычно оперируют такими понятиями, как «народный дух», или «народная душа», «национальный характер», «особая национальная культура», «единый поток национальной истории», «особая миссия нации» и т. п. В подобных понятиях, применяемых к истории определенной нации, как правило, нет истории, а есть только историософия. Ее методологическую основу составляет метафизический отрыв национального от социально-классового, отрыв одних национальных явлений от других, абсолютизация категории национального. В результате категория национального получает характер замкнутости, неизменности, законченности, врожденности или богоданности и фатальности; она оказывается вне социальной и конкретно-исторической детерминации. За ширмой таких понятий, как «особая миссия» нации, «ее специфическая духовная конституция», за разными абстрактными идеалами, пропагандируемыми апологетическими идеологами на вульгарном уровне, скрывается проповедь национального эгоизма и индивидуализма, что практически легко превращается в межнациональную роэнь. Метафизическая абсолютизация национального переходит в иррационализм и мистику, сущность нации оказывается мистифицированной. Используя тезис о «католических нациях», церковь закрепилась во многих странах, проникнув в национальный организм народов. На протяжении многих десятилетий она не терпела никаких идеологических «плюрализмов», не признавала никакой терпимости в отношении инаковерующих и неверующих. Притом антиподом католика зачастую считался не только иноверец или безбожник, но и инородец. Это особенно явствует из постановлений I Ватиканского собора, из энциклик Льва XIII «Immortale Dei» (1885) и «Libertas» (1888). В конкордатах Ватикана с так называемыми католическими странами утверждены непомерные привилегии католической церкви. Это отражено также в конституциях некоторых стран. Ирландия, например, считается «совершенной моделью» католичества. Здесь церковь расценивается на уровне нации, ибо интересы церкви гарантированы конституцией. «Государство признает особое положение святой католической апостолической римской церкви как хранительницы религии, исповедуемой значительным большинством его граждан», — гласит § 44 конституции Ирландии. Но признание «особого положения» церкви в государстве означает непризнание определенных гражданских свобод, например свободомыслия. Гарантия свободы совести, оказывается, распространяется только на свободу вероисповедания. «Свобода совести и свободное исповедание религии и выполнение обрядов гарантируются каждому гражданину при условии соблюдения общественного порядка и требований нравственности», — продолжает та же статья конституции Ирландии. Итак, католическая Ирландия является ярким примером живучести и действенности концепции католической нации, где идентификация национальной и конфессиональной принадлежности («ирландец-католик») юридически фиксируется конституцией государства. Но пример Ирландии также является убедительным доказательством того, насколько социально-политически обусловлена модель «ирландец-католик», т. е. то понятие, которое в клерикальной интерпретации получает метафизический и иррациональный характер... Этот пример показывает, что модель «соотечественник-единоверец» формируется в сознании народа, имеющего трудную, драматическую историю, в которой социальные антагонизмы переплетаются с межнациональными противоречиями, когда классовая эксплуатация выступает в форме национального угнетения, а социально-политические интересы выражаются в интересах господствующей и подчиненной наций. Именно здесь на протяжении веков скрещивались интересы богатой и сильной (протестантской) Англии и слаборазвитой крестьянской (католической) Ирландии. Ирландцы не раз терпели набеги британских завоевателей (а еще раньше норманнов — «язычников» и «чужеземцев»), кончавшиеся трагично для местного населения. В середине XIX в. от голода погибло 800 тыс. ирландцев. Ирландия — страна массовой эмиграции (в настоящее время большая часть ирландцев находится за пределами своей родины). Наконец, от Ирландии отторгнута ее северная часть (Ольстер), где переплетение социально-политических, национальных и религиозных противоречий носит особо резкий характер, что проявилось в известных событиях 1968—1971 гг. Хотя подчинение шести ирландских графств Ольстера Великобритании было совершено по религиозному признаку (здесь живет много потомков английских и шотландских колонистов-протестантов), но современный конфликт между протестантами и католиками в Северной Ирландии, конечно, не является только религиозным конфликтом. Разделение её населения по конфессиональной принадлежности почти покрывается его социально-политической дифференциацией. Католическое население здесь более бедное, среди него большая безработица, оно находится на положении дискриминируемого меньшинства (в объявлениях о найме на работу часто имеются предупреждения: «католиков просят не обращаться»); в политическом отношении протестанты группируются вокруг Юнионистской партии, а католики— вокруг националистической. Школы также разделены по религиозному принципу, причем в протестантских детей учат истории Ирлайдии совсем иначе, чем в католических. Но даже и в таких условиях религиозный фанатизм хотя и медленно, но слабеет. На вопрос о религиозности североирландцы нередко отвечают: «не верующий-протестант» или «неверующий-католик», где конфессиональные понятия служат символом социально-политической принадлежности. Именно на такой социально-исторической почве католическая церковь закрепилась в Ирландии. Духовенство и религиозная вера тесно срослись с национальным организмом ирландцев. Католические священники приобрести здесь огромное влияние с тех пор, как они, будучи подвергнуты политическим гонениям, терпели невзгоды вместе со своей паствой. Католицизм в ирландской нации ярко противопоставлял себя протестантизму, всегда служившему опорой английского господства. Еще со времени христианизации Ирландии католическая церковь, приобретшая здесь монополию в области культуры, имела благоприятные условия, чтобы наложить яркий религиозный отпечаток на национальное сознание народа. Это, в частности, отмечал Ф. Энгельс в работе «История Ирландии»: «В то время как в социальной жизни народа не происходило никакого прогресса или он был крайне медленным, среди духовенства вскоре получили развитие необычайные по тем временам образованность и культура, которые, сообразно стилю века, проявлялись чаще всего в ревностном обращении язычников и основании монастырей»2. Такова социально-историческая природа понятия «ирландец-католик». В тех странах, где церковь обладает монополией в области духовной жизни общества, она бесцеремонно рассматривает всю нацию в качестве объекта своей деятельности. Нация для нее просто сырье, из которого она образует «культурное христианское общество». «Польша, обладающая многомиллионными пластами человеческого сырья, — писал в 1938 г. польский католический деятель С. Милашевский, — нуждается в помощи католицизм не только в религиозных, но и в воспитательных целях, чтобы дать народу истинную культуру»3. Что касается католической Польши, то церковь и эксплуататорские классы рассматривали ее еще и как плацдарм «латинской культуры», стража «правоверного христианства» от западной ереси и восточной схизмы, оплот христианства на восточных рубежах западной цивилизации. Национальному обособлению и противопоставлению способствует не только сам факт конфессиональной дифференциации людей на религиозно-национальной основе. Этот факт, кроме того, еще раздувается в его клерикальном и буржуазно-националистическом истолковании. Для польской и литовской католической историографии и историософии характерно изображение происхождения и сущности христианства в Польше и Литве не только с клерикальных, но и с буржуазно-националистических позиций. При этом католический образец христианства считается здесь водоразделом между «западной культурой» и «восточной культурой». Литовские же клерикалы (в угоду буржуазным националистам) всячески раздували тезис о литовском католицизме как бастионе литовской национальности в противоположность славянским народам. Историософская мистификация христианства в Литве обычно таила в себе антиславянство, антируссизм. Литовский католический историк 3. Ивинскис (ныне в эмиграции) почти с восторгом акцентирует антирусский тезис в своей оценке значения христианизации Литвы по латинскому образцу для литовско-русских отношений: «Латинским крещением и привилегированием принявших его бояр, запретом смешанных браков... Иогайла вытащил литовцев из-под влияния русских-православных. В княжестве произошло отчетливое этнографическое разделение между литовцами и русскими, был прегражден путь склонности к православию и, конечно, русификации. Разумеется, должна была возникнуть борьба двух народов, антагонизм между католиками и православными. Эта борьба была неизбежной» ибо нужно было оградить Литву от влияния Востока и больше связать с Западом, и крещение было первым связующим звеном. Таким образом, великий князь, односторонне поддерживая только неофитов-католиков, разумеется, укреплял литовский элемент за счет православных»4. Нетрудно заметить, что автор здесь переводит более глубокие интересы правителей тогдашней Литвы на религиозно-этническую почву. Как уже раньше было отмечено, принимаемое клерикалами за цель христианство для феодальных магнатов служило лишь средством удовлетворения их политических интересов. Тем не менее, гипертрофируя значение христианства в национальной истории, апологеты католического универсализма не только не считаются с историческими фактами, но и сами противоречат идее универсальности христианства, не говоря уже о принципе «христианской любви». «Христианство, — пишет С. Ила, — глубже запуская корни в литовский народ и облачаясь хотя бы и в самые примитивные формы литовской народной культуры... стало единственным защитником национальных интересов против польской, а затем против русской культуры и русификации»5. Здесь нашли отражение характерные для литовского буржуазного национализма смешение польской или русской культуры с полонизацией или русификацией, а также подмена подлинных национальных интересов литовского народа его противопоставлением польскому и русскому народам. Таким образом, с какой бы стороны ни подходить к идентификации понятий «национальное» и «католическое», практически она принимает политическое значение в деятельности церкви, а также и со стороны руководящих слоев правящей буржуазии, особенно ее реакционных идеологов. О том, какой политический оборот принимает претензия церкви представлять католическую нацию и руководить ею, свидетельствует попытка польского епископата провести «Міlеnіum» — празднование 1000-летия Польши под знаком католицизма и даже представительствовать от Польши во внешних сношениях. Речь идет о пресловутом «Послании польских епископов их немецким братьям во Христе». Без ведома правительства ПНР польский епископат присвоил себе полномочие приглашать иностранных католических иерархов в Польшу на празднование тысячелетия польского христианства и польского государства. А главное — польские епископы обратились к немецким епископам с просьбой о «взаимопрощении». «В этом общехристианском и вместе с тем очень гуманном духе протягиваем Вам наши руки... прощаем и просим прощения»6. Это прощение набегов на Польшу христианских крестоносцев, захватов Польши германскими кайзерами, разрушения Польши гитлеровцами, убийства ими 6 млн. польских граждан (22,2% всего населения); в том числе 2647 ксендзов и 6 епископов (27,2% польского духовенства)!7 Тем более антипатриотичным и антигуманным актом явилось это послание перед лицом реваншистской и антипольской политики тогдашнего боннского режима, составным звеном которого выступал западногерманский политический клерикализм. Очевиден антинациональный характер позиции кардинала Вышинского, если раскрыть сущность проповедуемого епископатом симбиоза «польскости» и «католичности». Нельзя не признать чрезвычайно ограниченной и лишенной национального чувства государственности позицию, когда из тех трагедий, с которыми встретилась Польша, извлекается только тот вывод, что польский народ мог «очень часто быть и без короля, и без вождя, и без начальников, и без премьеров, и без министров, но этот народ никогда не жил без пастыря...». Часть церковной иерархии в практике своей деятельности пытается противопоставить церковь государству и юбилей истории польского народа и государства заменить юбилеем деятельности католической церкви в Польше. В угоду своим претензиям на политическое представительство польской нации, на навязывание Польше роли «оплота» христианства некоторые сановники церкви хотели бы заменить действительную, научную историю Польши такой ее версией, согласно которой история церкви перестает быть частью истории польского народа, а, наоборот, история народа становится производной от истории католицизма8. В то время как польский епископат стремился отметить тысячелетний юбилей крещения польского княжеского двора Мешко I клерикальными лозунгами, проектами строительства тысячи костелов, канонизации и беатификации 30 новых польских святых, польский народ, вступивший бесповоротно на социалистический путь, отметил свое национальное тысячелетие строительством тысячи школ и тем самым внес неоценимый вклад в свою национальную культуру, развивающуюся ныне по социалистической модели. 1 Цит. по: Ch. Alix. Le Saint-Siege et les nationalismes en Europe, p. 326. 2 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 16, стр. 515. 3 St. Miłaszewskl. Papiež Pius XI a drogi rozwoju cywilizacji Polskiej. Warszawa, 1938, str. 10. 4 «Tiesos kelias», 1937, N 7—8, psl. 338. 5 S. Yla. Krikščionybes įvedimas Lietuvoje, psl. 82. 6 Orędzie biskupŏw polskich do biskupŏw niemieckich». Materiały i dokumenty, str. 18. 7 «W hołdzie papiežowi pokoju». Materiały z Akademii Milenijnej. Wrocław, «Caritas», 1966, str. 35, 36. 8 Orędzie biskupŏw polskich do biskupŏw niemieckich». Materiały i dokumenty, str. 236—238. |
загрузка...