Глава пятая. Военная политика Египта в эпоху ранней 18-й династии

Завоевание Египта гиксосами, которые вторглись в Нильскую долину из Передней Азии и прочно укрепились в Дельте, не могло не оказать некоторого влияния на дальнейшие судьбы египетской истории. Гиксосы, весьма возможно, организовав довольно крупное государство, присоединили к нему Нижний Египет и построили здесь свою столицу Аварис. Господство гиксосов в северном Египте длилось в течение целого столетия. Из Дельты гиксосы, очевидно, совершали военные набеги в области Верхнего Египта. Иногда во время высшего расцвета своего могущества им удавалось устанавливать свое господство над всей страной. Недаром один из крупнейших гиксосских царей Хиан называл себя «царем Верхнего и Нижнего Египта», «охватывающий [собирающий] страны». И великодержавные тенденции гиксосских царей и длительное их господство в Египте должны были послужить причиной усиления культурных взаимодействий между азиатскими завоевателями и египетским населением. А это, в свою очередь, указывает на некоторые изменения, в развитии древнеегипетской культуры. Таким образом, нельзя говорить, что так называемая гиксосская эпоха была временем полного и абсолютного упадка Древнего Египта. Если высшие представители тысячелетней древней египетской культуры смотрели на гиксосов, как на «прокаженных», «поганых» или «нечистых», как на варваров, то это ни в коем случае не означает, что азиатские завоеватели были диким первобытным народом. Имеются все основания предполагать, что египтяне, несмотря на военный разгром своего государства, сумели сохранить свою культуру; египетский народ сохранил полностью свою жизнеспособность и даже нашел в себе внутренние силы для заимствования у победителей ряда элементов иноземной азиатской культуры. Лошадь, завезенная гиксосами и Египет, была акклиматизирована египтянами в Нильской долине и в значительной степени способствовала развитию транспорта и особенно военного дела. С этого времени в Египте появляется колесница, также, очевидно, заимствованная египтянами у азиатских [151] пришельцев.¹⁾ Колесницы, запряженные конями, используются, главным образом, в военном деле, что дает возможность создать новые боевые колесничные части. Этот новый род войск обладает большой подвижностью и передвигается значительно быстрее, чем прежняя малоповоротливая пехота. Таким образом, фиванские правители и впоследствии цари сумели не только сохранить боеспособность своих войск, но даже использовать новинки военной техники иноземцев.

Гиксосское нашествие, конечно, ослабило Египет в хозяйственном отношении. Однако, южный Египет, сохранив политическую независимость, сохранил также до некоторой степени прежний уровень экономики. Ведь не надо забывать, что громадная нильская магистраль и Фаюмский оазис, реорганизованный при фараонах Среднего царства, должны были давать большое количество воды, необходимой для развития оросительного земледелия. Таким образом, основная база аграрного хозяйства Верхнего Египта все еще сохраняла свою действенность. Техника, строительное дело, а также ремесла, в частности художественные, достигшие значительного развития в предшествующую блестящую эпоху Среднего царства, сохранили прежние традиции: ремесленники и мастера еще не утратили своих прежних навыков, своего высокого технического совершенства и умения, выработанного в течение многих веков. Один из гиксосских царей, построивших храм в Аварисе, с гордостью говорит, что он соорудил множество «окованных медью мачт для этого бога», т. е. для Сутеха, в честь которого был, очевидно, воздвигнут этот храм иноземным правителем.²⁾

Торговля, издавна связывавшая Египет с рядом соседних стран, не только сохранила свое прежнее значение, но даже могла получить некоторое дальнейшее развитие в гиксосскую эпоху. При гиксосах Дельта Нила была включена в большое переднеазиатское государство гиксосов и тем самым должна была теснее сблизиться в торговом отношении с рядом переднеазиатских стран и народов, особенно с Сирией, старинной торговой страной, морские порты которой поддерживали тесные торговые связи с островами Эгейского моря, с Малой Азией и рядом прилегающих континентальных областей. С другой стороны, Верхний Египет, оторванный от Дельты, но сохранивший свою хозяйственную и политическую независимость, должен был сблизиться с прилегающими областями Африки, с их оазисами, а главным образом, с богатой золотоносной Нубией, издавна бывшей важнейшим хозяйственным резервуаром и крупнейшим районом египетской хищнической торговли. К сожалению, недостаток надписей и памятников материальной культуры, а также неразработанность этой проблемы не позволяет нам углубить ее, но следует думать, что дальнейшие исследования прольют более яркий свет на эту темную страницу египетской истории.

Недостаточно еще выяснен вопрос и о взаимоотношениях Египта с Критом в гиксосскую эпоху и особенно в царствование Яхмоса. Однако карнакская стэла содержит ряд интересных указаний на укрепление связей между племенами Эгейского моря и Египтом. Так, в текст этой стэлы вставлен маленький гимн в честь египетской царицы «супруги [152] царя Яххотеп», которую автор этой надписи называет «повелительницей берегов Хаунебт».

В этой же самой надписи говорится, что Яхмос объединяет не только различные группы египетского населения, но и различные страны подчиняются его власти и даже далекие «Ханебу говорят: «сопутствуем мы ему».»³⁾

Автор особенно подчеркивает великодержавную политику Яхмоса и среди его союзников в первую очередь упоминает эгейцев; это, конечно, указывает на установившиеся в XVIII—XVI вв. до х. э. довольно тесные и близкие взаимоотношения между Египтом и племенами, населявшими острова Эгейского моря. Это отчасти подтверждается целым рядом памятников материальной культуры и искусства.⁴⁾

Гиксосское нашествие ослабило Египет. Пределы египетского государства значительно сократились. Фиванские правители сохранили свою независимость и свою власть лишь на юге, потеряв Дельту и свои владения в Азии. Однако Верхний Египет сумел сохранить хотя бы до некоторой степени свою экономику, сумел обеспечить некоторое функционирование оросительного земледелия, ремесла и даже внешней торговли. Особенно характерны слова египетских вельмож, собранных на совет фиванским царем Камесу. Как говорится в цитированном ранее тексте таблички Карнарвон, эти вельможи, настроенные миролюбиво и не склонные к войне с гиксосами, всячески подчеркивают благосостояние Египта во время гиксосского господства:

«...если бы азиаты и дошли до Кузы и все бы показали нам свои языки, то все же мы спокойны в нашем Египте. Элефантина сильна, и середина страны принадлежит нам до Кузы. Самые лучшие ее поля вспахиваются для нас, а наши быки в Дельте. Пшеницу посылают для наших свиней, а наших быков у нас не отнимают... Он владеет страной азиатов, а мы владеем Египтом. Если же они придут и на нас нападут, то мы будем иметь дело с ним».⁵⁾

Но особенно существенно, что египтяне сохранили, хотя и в сильно урезанном виде, свое государство, свою хотя и ослабленную государственную независимость, свое народное самосознание и свою культуру. Следует отметить, что к этой эпохе относятся ценнейшие произведения древнеегипетской культуры, ясно свидетельствующие, что, несмотря на иноземное вторжение, египетский народ сохранил свою культурную самобытность, которая нашла выражение в области литературы, искусства и науки.

Так, именно к гиксосской эпохе относится текст известного папируса Весткар, содержащий один из интереснейших образцов сказочной литературы Древнего Египта. В этом тексте описываются чудеса, совершаемые египетскими кудесниками при дворе фараонов Древнего царства. Некоторые из этих эпизодов напоминают близкие по сюжетам библейские рассказы, что, наряду с другими фактами, очевидно, указывает на наличие культурных связей между Египтом и Палестиной.⁶⁾ Сохранились и некоторые памятники египетского искусства того времени. Хранящаяся в Каирском музее нижняя часть статуи [153] гиксосского царя Хиана является прекрасным произведением монументального искусства, сохранившего художественные традиции великого прошлого. Особенно показательны изящные изделия художественного ремесла этого времени. Среди них выделяются золотые барки из гробницы Камесу, скарабеи царя Хиана, роскошное оружие Яхмоса, наконец, тончайшие украшения и драгоценности царицы Яххотеп [рис. 31], которые могут смело соперничать с лучшими образцами древнеегипетского художественного ремесла [рис. 32]. Наконец, имеются все основания предполагать, что египетские зодчие и в ту смутную эпоху строили во славу египетских и иноземных богов величественные храмы, свидетельствующие о сохранении древних архитектурных форм. Так, мы знаем, что один из Апопи построил в Аварисе храм.⁷⁾ Наконец, о сохранении древних форм самобытной египетской культуры говорят и научные трактаты, сохранившиеся в текстах математического папируса Ринд [Британский музей № 10057] и медицинских папирусов Смиса, Херста и Эберса. Папирус Ринд был написан неким писцом Яхмосом в конце гиксосской эпохи, а папирус Эберса при Аменхотепе I. Следовательно, эпоха гиксосов и непосредственно следующая за ней эпоха ранней 18-й династии была временем не упадка египетской культуры, а бережного сохранения великого культурного прошлого, великих достижений тысячелетней культуры египетского народа.

Таким образом, народ, экономика и культура Египта выдержали натиск гиксосов. Египтяне нашли в себе достаточно сил для того, чтобы после векового господства изгнать иноземцев из своей страны. Освобождение Египта от гнета иноземцев и объединение всей страны в единое и независимое государство фараоном Яхмосом повлекло за собой быстрый рост хозяйственной жизни, тем более что и ранее были налицо все предпосылки для этого дальнейшего экономического развития. Египет снова ощутил необходимость в добавочной рабочей силе. Рабовладельческое хозяйство экономически крепнущего и растущего Египта нуждалось в новом притоке большого количества рабов, а также в доставке различных видов привозного иноземного сырья, главным образом металла. Таким образом, рост производительных сил властно требовал расширения внешней торговли и тем самым военно-агрессивной политики, теснейшим образом связанной со всем типом рабовладельческого хозяйства и деспотического государства того времени. Поэтому египетские фараоны ранней 18-й династии были принуждены снова вступить на путь завоеваний, продолжая военную политику фараонов 11-й и 12-й династий, времени наивысшего расцвета Среднего царства. Однако на этот раз более быстрый рост экономики и более тесные связи с соседними странами, а также использование культурных достижений соседних народов, наконец, заимствования в области военного дела значительно способствовали более широкому и крупному размаху военной агрессии египетского государства, которое в XVI веке до х. э. стало постепенно превращаться в крупнейшую военную державу. [154]

Рис. 31. Оружие царя Яхмоса и драгоценности царицы Яххотеп.
Каирский музей. Новое царство. 18-я династия. [155]

Рис. 32. Кинжал с именем царя Яхмоса.
Каирский музей. Новое царство. 18-я династия.

Преследуя гиксосов и стремясь окончательно сломить власть этих «правителей иноземных пустынных стран», Яхмос I вторгся вслед за их отступающими из Египта полчищами в Переднюю Азию. Большинство египтологов, как, например, Масперо, Брэстед или Тураев, изображают этот азиатский поход Яхмоса в качестве «последнего шага в деле освобождения Египта».⁸⁾ Брэстед подчеркивает, что «Яхмос преследовал гиксосов к северу от Шарухена и оттеснил их по меньшей мере на безопасное расстояние от границы Дельты».⁹⁾ Наконец, Масперо полагает, что причиной этого азиатского похода была либо новая угроза Египту со стороны гиксосов, либо стремление Яхмоса не дать им времени для передышки и лишить их возможности собраться с силами и вновь предпринять наступление против Египта. Все эти предположения вполне правдоподобны, но не полностью доказаны. Конечно, гиксосы еще в царствование Яхмоса представляли довольно значительную и грозную для Египта силу. На это указывает длительность борьбы Яхмоса с гиксосами и в частности длительность осады Авариса. Можно предполагать, что гиксосы оказали сопротивление египетским войскам даже в Палестине. Однако документами этого доказать нельзя, так как в надписи Яхмоса, сына Иабаны, этого en toutes lettres не сказано.

Наконец, в источниках мы нигде не найдем указаний, что гиксосы после взятия Авариса грозили Египту новым нашествием. Конечно, нельзя отрицать того, что Яхмос вторгся вслед за отступающими гиксосами в Азию для окончательного их уничтожения. Но установление этого факта, которое мы найдем у большинства историков, не может [156] целиком объяснить крупного исторического значения азиатских походов Яхмоса I. Мы должны признать, что наряду с этим, важной причиной его походов была экономическая необходимость получения из Азии различных видов сырья, необходимость доставки рабов, и, наконец, алчное стремление к захвату добычи, которое всегда лежало в основе большинства войн древних завоевателей. Наконец, возродив и объединив под своей властью древнее египетское государство, Яхмос счел своим долгом возобновить и традиционную завоевательную политику своих великих предшественников, Сенусертов и Аменемхетов времени Среднего царства. К этому его принуждала сила традиции, идеи великодержавия, зародившиеся еще в эпоху Среднего царства, к этому его особенно властно побуждала рабовладельческая аристократия, в значительной степени строившая свое благополучие на военном ограблении соседних стран.

Изгнание гиксосов и объединение всего Египта дало возможность Яхмосу I до некоторой степени восстановить былую мощь и прежнюю военную силу египетского государства. Египетский фараон снова начинает осознавать себя не только в качестве владыки «двух стран», т. е. Верхнего и Нижнего Египта, но также в качестве могущественного царя, претендующего на господство над соседними иноземными племенами и странами, и даже отчасти на мировое владычество. Эта ярко выраженная великодержавная идеология ясно звучит в словах карнакской надписи Яхмоса I, найденной перед 8-м пилоном в южной части храма Амона в Карнаке и ныне хранящейся в Каирском музее.¹⁰⁾ В этой надписи сохранился любопытный образец хвалебной песни, своего рода панегирик, составленный в честь могущественного фараона. Автор этой песни называет Яхмоса «царем царей во всех странах», «владыкой лет, подобным его величеству богу Ра», сравнивая его таким образом, с верховным солнечным божеством. В соответствии с этим, Яхмос называется царем, который «правит над всем солнечным миром», к которому «приходят жители юга, севера, востока и запада». Несомненно преувеличивая могущество Яхмоса, льстивый писец не жалеет высокопарных эпитетов, чтобы всячески превознести силу и мощь египетского фараона. Однако наряду с этими торжественными общими фразами, отражающими лишь великодержавные тенденции своего времени, мы найдем в этой надписи и более ясные указания на вполне реальные завоевательные походы Яхмоса в Нубию и в Сирию. Так автор надписи говорит:

«Азиаты приближаются к нему боязливыми стопами и стоят в его судебной палате. Его меч в Хентхеннофере.¹¹⁾ Ужас перед ним — в стране Фенеху.¹²⁾ Страх перед его величеством (царит) в стране этой, как перед богом Мином».¹³⁾

Нет никакого сомнения, что восстановление военной мощи египетского государства и возобновление завоевательной политики египетскими фараонами произвело сильное впечатление в соседних странах, главным образом в Нубии и в Сирии.

Мы имеем некоторые основания предполагать, что Яхмос ранее всего обеспечил свой западный фланг и в некотором отношении свой [157] тыл, установив мирные, а может быть, даже дружеские или союзные отношения с ливийскими племенами, населявшими области, расположенные к западу от Дельты. Это было крайне необходимо, ибо только в таком случае Яхмос мог направить свои главные силы против гик-сосов и, разгромив их в Дельте, начать их преследование в Азии. Если бы Яхмос не обезопасил Египет с этой стороны, он не мог бы развернуть крупных военных операций, предпринятых им впоследствии. В частности, на мирные взаимоотношения Яхмоса с ливийскими племенами указывает тот факт, что дочь египетского фараона носила имя «Яхмос — владычица Темеху».¹⁴⁾

К сожалению, мы располагаем весьма немногочисленными и очень обрывочными сведениями о походах Яхмоса I в Азию. Так, в автобиографической надписи Яхмоса, сына Иабаны, всего лишь в нескольких словах говорится о крупных военных успехах египетского войска в Палестине, Этот сподвижник царя Яхмоса описывает осаду и взятие города Шарухена:

«Осаждали Шарухен в течение шести лет, и его величество взял его. Затем я взял пленных там, двух женщин и одну руку. Пожаловали мне «Золото храбрости», дав мне военнопленных в качестве рабов».¹⁵⁾

Судя по этим словам, борьба Яхмоса с азиатскими племенами, возможно, с гиксосами, была упорной и длительной, причем особенно длительной была осада Шарухена, который был, очевидно, большой и сильной крепостью. Берч предполагал, что название Шарухен обозначало Саронскую долину, однако, новейшие исследования показывают, что, очевидно, это предположение Берча неправильно. Название Шарухен встречается в начале Аннал Тутмоса III и в списке Шешонка I, где мы находим название šrh3m. Далее это географическое название мы можем сопоставить с библейским названием , которое встречается в Книге Иисуса Навина в перечне городов и селений колена Симеона. Этот перечень начинается с Вирсавии и кончается Бет-Лаваофом и Шарухеном, «тринадцать городов и их селений». Близкие фонетически географические названия мы найдем и в другом перечне книги Иисуса Навина в форме Шелихим, а также в 1-й Книге Паралипаменон в форме Шаарим . Все эти названия встречаются в перечнях географических названий области Иуды и, очевидно, указывают на довольно плотную заселенность этой местности в данную эпоху, причем одни и те же географические названия продолжали существовать в течение довольно длительного времени, лишь несколько изменяя свою фонетическую форму. Судя по всем этим указаниям, Шарухен, упоминаемый Яхмосом, находился в южной части Палестины, близ северных [158] границ области колена Симеона. Можно думать, что Шарухен находился к северо-востоку от Вирсавии, может быть, около нынешнего Тель-эль-Шериа. Интересно, что добросовестный специалист по библейской географии XVI века поместил Шарухен под названием Sarohen на своей карте Tribus Simeon под № 68 между городами Selim и Sesenna, а на стр. 135 дал краткое примечание «Sarohen civitas Jos. 19».¹⁶⁾

Очевидно, Шарухен был крупным укрепленным городом, возможно, и даже наверно, большим торговым центром и в то же время крепостью, лежащей на большой торговой и военной дороге, шедшей из Египта через Синайский полуостров в южную часть Палестины. Поэтому вполне естественно, что Яхмос, стремясь проникнуть в Палестину, должен был закрепить за собой господство над всем этим важным стратегическим районом, важнейшим центром которого был Шарухен. Несмотря на упорное и длительное сопротивление, Шарухен был после осады взят египетскими войсками. Таким образом, перед египетским фараоном открылась дорога в Палестину и в Сирию.

Большинство исследователей, в частности Кормак, в своей специальной работе, озаглавленной «Египет в Азии»,¹⁷⁾ указывает, что Яхмос I после взятия Шарухена двинулся дальше и проник в Финикию, которую египетские надписи этого времени называют Джахи. Однако, очевидно, здесь следует различать два отдельных похода, отделенные один от другого довольно значительным промежутком времени. Характерно, что второй поход Яхмоса в Азию не упоминается в надписи Яхмоса, сына Иабаны, а лишь кратко описывается в значительно более поздней надписи Яхмоса, сына Пеннехбет, в следующих словах:

«Я следовал за царем Верхнего и Нижнего Египта Неб-пехтет-Ра правогласным. Я захватил для него в Джахи одного живого пленника и одну руку».¹⁸⁾ Очевидно, эта страна Джахи находилась на финикийском побережье. Стремясь установить морской путь в Сирию и укрепиться на важном в торговом и в военном отношении финикийском побережье, Яхмос предпринимает поход в страну Джахи, чтобы закрепить господство Египта не только в южной Палестине, но и на финикийском берегу. Весьма возможно, что египетское войско, разграбив богатые области южной Финикии, вывезло отсюда большую добычу. Во всяком случае, в надписи на скале в каменоломнях Маасара около Турра говорится, что «притащили камень при помощи быков, которых его величество захватил во время своих побед над Фенеху».¹⁹⁾ На рельефах, сохранившихся от этого времени, имеются интересные изображения обработки и доставки на быках каменных глыб, очевидно, предназначавшихся для постройки большого здания. Упоминание в особой надписи быков, привезенных из Азии, указывает, что добыча, захваченная царем во время второго азиатского похода, была действительно настолько велика, что заслуживала упоминания. Здесь, конечно, наряду с быками были захвачены у покоренных азиатов в большом количестве пленные, обращенные в рабство, и прочие ценности. [159]

Изгнав гиксосов из Египта, окончательно сломив их военную и политическую мощь, обезопасив и укрепив северо-восточные границы египетского государства, больше того, закрепив за Египтом некоторое влияние на Синайском полуострове, в южной Финикии и в южных пределах Палестины, Яхмос обратил свое победоносное оружие против южных нубийских племен. Весьма возможно, что наиболее непокорные, независимые и самостоятельные племена Нубии воспользовались борьбой Яхмоса с гиксосами для восстания против власти фараона. Когда главные военные силы Яхмоса были отвлечены на север, в Дельту, и даже втянуты в большой сирийский поход, нубийские племена, возможно, отделились от Египта. С другой стороны, Яхмос должен был не только покарать мятежные племена, но также прочно закрепить за собой господство в богатых областях золотоносной Нубии. Расширение египетского хозяйства и развитие египетской торговли, в частности внешней торговли, главным образом, с Ливией, островами Эгейского моря и с Сирией, требовали закрепления египетского господства в Нубии, древней и важнейшей сырьевой базе египетского государства.

Один из наших главных источников по истории царствования Яхмоса, автобиография Яхмоса, сына Иабаны, в которой исторические события расположены в хронологической последовательности, помещает нубийский поход Яхмоса I непосредственно после взятия Шарухена. Следовательно, можно думать, что нубийский поход Яхмоса I был предпринят им вскоре после его первого азиатского похода, который окончился занятием египетскими войсками важного стратегического пункта Шарухена. Верный сподвижник фараона в кратких, но выразительных словах описывает это «нубийское побоище».

«После того, как его величество разгромил азиатов ментиу-сатет, он поднялся по реке до Хентхеннофера для того, чтобы уничтожить нубийские племена лучников иунтиу-сетиу. Его величество произвел большое побоище среди них. Тогда там я взял в качестве добычи двух живых людей и три руки. Наградили меня золотом в двойном количестве, дав мне двух рабынь. Его величество поплыл вниз по реке, сердце его — радостно, переполнено мужеством и силой. Он схватил южан и северян».²⁰⁾

Однако Яхмосу не удалось сразу установить господство Египта даже в областях Нубии, непосредственно прилегающих к Египту. Местные нубийские племена, очевидно, чувствовали себя еще достаточно независимыми, чтобы оказывать упорное сопротивление египетским войскам. К сожалению, соответствующие места из автобиографий Яхмоса, сына Иабаны, слишком неясны и кратки для каких-либо твердых выводов. Однако в этом важном документе ясно говорится, что «появился враг на юге» и «боги юга схватили его». Начальник моряков Яхмос с гордостью рассказывает о разгроме южных врагов египетского фараона около Тинт-та-Аму.²¹⁾ Судя по тому, что враг и все его люди были взяты в плен, этот мятеж южных, возможно, нубийских племен, был организован каким-нибудь египетским аристократом или местным правителем, который сделал неудачную [160] попытку поднять против Яхмоса южан. Однако когда Яхмосу удалось захватить в плен вождя повстанцев, то местные племена, потеряв свое временное руководство, сдались на милость победителя. Характерно, что Яхмос не сообщает в своей надписи имени вождя восставших.²²⁾ Может быть, это сделано им с целью предать это имя мраку вечного забвения.²³⁾

Объединение всего Египта в единое и независимое государство, изгнание гиксосов, завоевательные походы в Финикию и в южную Палестину, а также в Нубию дали возможность фараону Яхмосу усилить египетское государство и возобновить наряду с традиционной завоевательной, столь же традиционную строительную политику своих предшественников. На это указывают две надписи, высеченные на стенах каменоломни в Маасара около Турра неподалеку от Каира. В этих надписях видный государственный чиновник «хранитель царской печати, единственный друг царя и главный казначей Нефер-перет» сообщает об открытии новых каменоломен в 22-й год царствования Яхмоса I:

«Открыты были новые каменоломни. Добыт был хороший белый камень для храмов на миллионы [лет] для храма Пта, прекрасного бога Амона в южной части Фив, для всех памятников, воздвигнутых ему его величеством. Притащили камень при помощи быков, которые его [величество захватил во время своих побед над] Фенеху».²⁴⁾

Военно-грабительские походы, предпринятые Яхмосом в Финикию и Палестину, снова наполнили сокровищницу фараона золотом, серебром и прочими ценностями, вывезенными из соседних стран в виде добычи и дани. В большой карнакской надписи подробно перечисляются богатые дары Яхмоса фиванскому храму Амона, очевидно, заново отстроенного и заново снабженного новой и роскошной утварью по приказу царя. Длинный перечень, содержащий подробное перечисление различных золотых и серебряных предметов, а также прочих ценных вещей, характеризует особую заботу, проявленную царем в деле украшения и обогащения фиванского храма. Очевидно, царь чувствовал необходимость передать часть захваченных благодаря войнам богатств сильному фиванскому жречеству.

В этой надписи мы читаем: «Приказал его величество соорудить памятники для своего отца Амона-Ра: большие ожерелья из золота с большими розетками из настоящего лазурита, печати из золота, большие кувшины из золота, кувшины немеет и хесет из серебра, столы из золота, жертвенники из золота и серебра; сосуд для двойника из золота и подставка для него из серебра; плоский сосуд из серебра: сосуды немес из красного гранита, наполненные мазями; большие ведра из серебра, окаймленные золотом [с ручками] из золота; арфу из черного дерева, украшенную (?) золотом. Приказал его величество построить большой корабль «Начала реки» — «Усерхетамон» — имя его, из нового кедра лучшего с террас для того, чтобы совершать [в нем хорошие] путешествия [на Новый год]... Я соорудил колонны из кедра...».²⁵⁾ [161.]

Вместе с богатствами, с награбленной добычей и тяжелой данью в Египет стали все шире и глубже проникать иноземные влияния, главным образом, из древних и культурных государств Передней Азии и Эгейского бассейна. На это указывают некоторые памятники материальной культуры времени царствования Яхмоса, в частности его роскошное и драгоценное оружие и золотые украшения, относящиеся к тому же времени. На богато украшенной боевой секире с именем царя Яхмоса сохранилось изображение переднеазиатского грифона рядом с традиционной древнеегипетской сценой царского триумфа. Так, восстановление великодержавной политики египетского государства сочеталось с одновременным проникновением в Египет довольно значительных иноземных влияний.

Но несмотря на роскошь, на ценность и высокое художественное совершенство золотых изделий и драгоценностей, относящихся к периоду царствования Яхмоса I, нельзя все же преувеличивать культурного расцвета того времени. Ведь Египет только начинал выходить на арену широкой международной политики, лишь постепенно выдвигаясь на одно из первых мест среди государств передней Азии. К сожалению, от этой эпохи сохранилось довольно мало памятников. Так, в Британском музее, в одном из крупнейших мировых музеев, где хранится ценнейшая коллекция египетских древностей, мы можем отметить лишь очень небольшое количество твердо датированных вещей царствования Яхмоса. Среди них следует указать на большой массивный алтарь из гранита, посвященный храму Амону-Ра в Карнаке самим царем, далее голову царской жены Нофрет-ари, другую голову статуи, изображающей ту же царицу, «главную царскую жену и владычицу двух стран», ушебти царя и, наконец, стэлу судьи Пен-Амона, на которой изображен умерший судья и «великая жена царя, владычица двух стран Яхмос — Нофрет-ари правогласная».²⁶⁾ Несмотря на длительное царствование, Яхмос еще не смог, опираясь на эксплоатацию как местного египетского населения, так и завоеванных и разграбленных соседних стран, оставить после себя столь же пышную и прочную память, как его преемники, которые продолжали его завоевательную политику. Однако Яхмос был первым, кто начал эту новую эру завоеваний. Жречество, входившее в состав высшей рабовладельческой аристократии, очевидно, поддерживало внешнюю политику царя. По крайней мере усердный жертвователь храмам был объявлен богом, и его культ совершался даже в значительно более позднее время.²⁷⁾

В царствование Яхмоса I Египет превращается в сильное рабовладельческое государство. Объединение и укрепление внутренних ресурсов в руках централизованного правительства способствует расширению внешней агрессии и дальнейшему развертыванию военной политики. Ничто не может удержать египетских фараонов этого периода от завоевательных походов против давних врагов Египта — темнокожих нубийцев «подлой страны» Куш, ливийцев северной Африки и западных областей и многочисленных азиатских племен, перед силой которых египетские правители часто испытывали [162] страх, богатствам которых они жадно завидовали и которых они всегда остро ненавидели, как своих самых опасных противников.

Рис. 33. Стэла с изображением фараона Аменхотепа I, держащего левой рукой иноземного пленника. Лувр.

Поэтому вряд ли можно думать, что миролюбивый характер какого-либо фараона или стремление еще больше укрепить внутренние силы страны могли содействовать развитию мирной политики Египта в этот бурный и грозный период египетской истории, когда агрессивно настроенный правящий класс рабовладельческой аристократии толкал правительство на все новые и новые завоевания, обрекая страну на все тяготы военного времени. Поэтому нельзя согласиться с норвежским историком Либлейном, который полагает, что преемник Яхмоса, Аменхотеп I обладал миролюбивым характером и помимо того должен был заботиться о восстановлении порядка в стране после иноземного господства.²⁸⁾ Источники не дают нам никаких оснований говорить о «миролюбивом характере» Аменхотепа I. Памятники нередко изображают его в традиционной позе воинственного фараона, поражающего своих врагов в той обычной сцене триумфа [рис. 33], которая сохраняла свое политико-сакральное значение со времен глубокой древности. Этим самым как бы наглядно указывалось, что [163] Аменхотеп I считал необходимым продолжать завоевательную политику предшествующего периода.²⁹⁾ Едва ли в его царствование еще остро чувствовалась необходимость в установлении внутреннего порядка в стране после смут, которые происходили в период гиксосского завоевания. Ведь Яхмос царствовал свыше 20 лет, так что в его царствование объединенный Египет снова смог превратиться в сильное и сплоченное государство, как я старался показать выше. Наконец, если надписи того времени сохранили мало сведений о его военных походах, то нельзя все же говорить о «миролюбивом характере» фараона. В данном случае применять argumentum ex silentio было бы по меньшей мере неосторожным. Ведь многие надписи и документы этого времени могли безвозвратно исчезнуть, а многие, может быть, еще до сих пор не вскрыты заступом археолога.

Однако все же сохранились некоторые довольно ясные свидетельства, несомненно, указывающие на военные походы Аменхотепа I. Так, Яхмос, сын Иабаны, служивший в египетском военно-речном флоте еще при Яхмосе I, описывает поход Аменхотепа I в Нубию. Он рассказывает в своей автобиографии, как «царь Верхнего и Нижнего Египта Джесер-ка-Ра (Аменхотеп I) правогласный» «отправился вверх по реке в страну Куш, чтобы расширить пределы «Черной страны» [Египта]. Его величество захватил в плен нубийского иноземца (букв. лучника — иунти-сети, т. е., очевидно, вождя нубийских племен лучников. В. А.) среди его войска». Описывая далее разгром нубийских полчищ египтянами, Яхмос, сын Иабаны, с гордостью говорит, что египтяне часть нубийцев взяли в плен, а часть уничтожили. Заслугу этой победы египетский командир отчасти приписывает самому себе, так как, по его словам, он во время этого похода был «во главе нашего войска». Яхмос далее рассказывает, как храбро он сражался, как он лично взял пленников, представил их царю и был награжден царем за свою доблесть и назначен «воином правителя». Разгромив нубийцев, египтяне, по словам Яхмоса, «преследовали его (т. е. нубийского правителя В. А.) людей и его скот».^29a Этот краткий, но выразительный полурассказ, полуотчет о нубийском походе Аменхотепа I вскрывает завоевательный и агрессивный характер внешней политики Аменхотепа. Царь предпринимает поход против Нубии для того, чтобы «расширить пределы Черной страны», т. е. чтобы завоевать богатые области Нубии, издавна привлекавшие к себе взоры египетских завоевателей, в частности фараонов Среднего царства, которые вели упорную борьбу за завоевание Нубии. Во всяком случае этот поход Аменхотепа I далеко превосходил размеры карательной экспедиции или разбойничьей razzia. Египетские войска преследуют бегущих нубийцев и их скот, захватывают пленных и, возможно, берут богатую добычу. Брэстед с некоторым основанием полагает, что во время этого похода Аменхотеп I достиг области 2-го нильского порога. Это доказывается тем, что Яхмос в своей надписи говорит, что он доставил фараона в Египет от водохранилища Верхней страны.

С другой стороны, это подтверждает и нахождение надписи, помеченной 8-м годом царствования Аменхотепа I, на скале около острова [164] Уронарти, недалеко от Семнэ, т. е. именно там, где фараоны Среднего царства создали укрепленную пограничную линию, использовав для этой цели нильские пороги и построив здесь ряд мощных укреплений.³⁰⁾

Нубийский поход Аменхотепа I был достаточно крупным, чтобы сохраниться в памяти его современников. Он упоминается не только в надписи Яхмоса, сына Иабаны, но и в надписи Яхмоса Пен-нехбета, который, правда, кратко, но все же достаточно ясно сообщает, что он «следовал за царем Верхнего и Нижнего Египта Джесер-ка-Ра, правогласным» и «взял в плен для него в стране Куш одного живого пленника».³¹⁾ Наконец, в надписи некоего «Великого чистого жреца Амона в Фивах, писца у врат храма Амона Пентаурта» мы находим своеобразный титул фараона «Владыки двух стран Джесер-ка-Ра, владыки сияния Аменхотепа в стране Карай, благого бога». Имеются все основания предполагать, что эта область Карай находилась на далеком юге, очевидно в Нубии.^31a

После похода в Нубию Аменхотеп I был принужден совершить военный поход против ливийских племен. Трудно точно установить дату этого похода. Можно предполагать, что этот поход в Ливию Аменхотеп I совершил, очевидно, после своего похода в Нубию. По крайней мере, Яхмос Пен-нехбет в своей автобиографии описывает сперва нубийский поход, а потом поход в Ливию. Так как авторы египетских автобиографий обычно придерживались строго хронологического порядка в своих повествованиях, то, очевидно, и в данной автобиографии эти походы Аменхотепа I описаны в хронологической последовательности. К сожалению, мы имеем очень мало сведений об этом походе. Мы знаем из надписи Яхмоса сына Пен-нехбета, что этот египетский военный командир «служил царю Джесер-ка-Ра правогласному» и что он «взял в качестве добычи для него к северу от Иаму-кехек три руки».³²⁾ Эти ливийские племена Иаму-кехек, весьма возможно, обитали в местности, расположенной к западу от Дельты, может быть, в пустынных районах, прилегающих к оазису Юпитера Амона, как предположил Бругш, сопоставивший племенное название Иаму-кехек с греческим названием племени Иобакхов, упомянутым у Птолемея.³³⁾ Некоторые историки, как Эд. Мейер, очевидно, основываясь на скудости сохранившихся сведений о военных походах Аменхотепа I против ливийских племен, указывают, что «как правило, здесь царил мир».³⁴⁾ Однако трудно с этим согласиться, так как применение argumentum ex silentio и в данном случае следует считать необоснованным. Аменхотеп I совершенно так же, как и последующие египетские фараоны, принужден был вести военную и ярко выраженную агрессивную политику по отношению ко всем соседним племенам, включая ливийцев. Этого требовала создавшаяся международная обстановка, этого требовало египетское рабовладельческое хозяйство, нуждавшееся в постонной доставке рабов, сырья и добычи, этого требовала рабовладельческая аристократия, видевшая в войнах главный источник своего обогащения. [165]

Несколько преуменьшая значение военной деятельности Аменхотепа I, историки обычно изображают его царствование в качестве мирного периода затишья военной агрессии египетского государства. Так, Кормак, посвятивший специальную монографию взаимоотношениям между Древним Египтом и Сирией, пишет: «Памятники Аменхотепа I, сына и преемника Яхмоса, не содержат в себе указаний на то, что какой-либо сирийский поход был предпринят в его дни».³⁵⁾ Однако это не совсем правильно. В автобиографии архитектора Инени описываются крупные постройки, предпринятые Аменхотепом I, и в перечне материалов, использованных для этой цели упоминается «бронза и азиатская медь», очевидно, привезенная фараоном из Сирии в качестве добычи, захваченной во время сирийского похода.³⁶⁾ Его преемник Тутмос I в своей надписи указывает, что его владения простираются вплоть до Евфрата. Однако, насколько известно, эта надпись Тутмоса I относится к тому времени, когда Тутмос I еще не совершал столь крупных завоеваний в Азии. Отсюда можно сделать вывод, что, очевидно, эти завоевания были сделаны в Азии его предшественником, т. е. Аменхотепом I.³⁷⁾

Крупные завоевательные походы Аменхотепа I дали ему возможность присоединить к Египту довольно обширные области. Так, например, к Египту была присоединена довольно значительная часть Нубии, которая при Аменхотепе I была соединена с южными областями Египта в один большой административный округ. С целью наилучшей организации этих вновь присоединенных областей, а также для того, чтобы систематически эксплоатировать их естественные богатства и в то же время держать в повиновении местные нубийские племена, завоеванные нубийские области были соединены с южными номами Верхнего Египта и во главе всего округа был поставлен особый высокий чиновник, получивший титул «царского сына Куша и начальника южных областей». О жизни и деятельности одного из таких сановников, некоего Гормина, мы узнаем из его надписи, в которой он сообщает, что он «провел многие годы в качестве главного начальника Нехена [Гиераконполя]» и «приносил его дань к Владыке Двух стран». С гордостью рассказывает он, что он «достиг преклонных лет в Вавате, будучи любимцем своего господина». Он «ежегодно приходил на север к царю с данью для него».³⁸⁾ Либлейн вполне справедливо предполагает, что Гормин еще до нубийского похода Аменхотепа I мог занимать должность номарха Нехена и именно поэтому был назначен царем на должность вновь образованного большого округа, в состав которого вошли присоединенные к Египту нубийские области и главным городом которого был объявлен Нехен.³⁹⁾

Богатая добыча, захваченная Аменхотепом I во время его завоевательных походов, дань, наложенная на покоренные соседние племена, и эксплоатация богатых областей, присоединенных к Египту, в частности богатейших золотоносных районов Нубии дали возможность фараону продолжить строительную деятельность своего предшественника во славу египетских богов, строя в честь них храмы, воздвигая им памятники и щедро одаряя их храмы и их жрецов. В Нубии, в [166] горах Ибрим, Аменхотеп I приказал высечь пещеру, посвященную богине Сатит, одной из богинь нильских порогов. В его царствование систематически эксплоатировались каменоломни в Сильсиле. При его гробнице в западной равнине была построена часовня, а в Карнаке были воздвигнуты монументальные храмовые ворота и колоссальная статуя. Наконец, в Омбосе было сооружено несколько помещений из белого туррасского известняка.⁴⁰⁾ О довольно значительной строительной деятельности Аменхотепа I повествует в своей автобиографической надписи придворный царский зодчий Инени в следующих словах:

«Аменхотеп I, он воздвиг в качестве своего памятника для своего отца Амона, владыки Фив [Несут-тауи], соорудив для него большие ворота [высотой] в 20 локтей у двойного фасада храма, из белого айянского известняка, которые сын солнца Аменхотеп, живущий вечно, сделал для него».⁴¹⁾ Можно предполагать, что Инени в данном случае описывает как раз те ворота в южной части Карнакского храма, которые были обнаружены под более поздней кладкой. Это тем более вероятно, что на это уже более ясно указывают дальнейшие слова в надписи того же Инени:

«Аменхотеп I воздвиг в качестве своего памятника для своего отца Амона, владыки Фив [Несут-тауи], построив его дом, воздвигнув его храм, соорудив южные ворота, построенные высотой даже в 20 локтей из прекрасного белого известняка...»⁴²⁾

«...его двери были сделаны из меди, выделанной в виде одного куска: отдельные его части были сделаны из электрума. Я наблюдал за тем, что сооружал его величество... бронза, азиатская медь, нагрудные украшения, сосуды, ожерелья. Я был начальником всех работ, все должности были под моим наблюдением...».⁴³⁾

Как предполагает Брэстед, этот роскошный храм Амона, описанный Инени, главным строителем фараона Аменхотепа, есть не что иное, как заупокойный храм Аменхотепа I, обнаруженный Шпигельбергом в 1896 г. в Дра-абу-ен-Негга в западной части Фив. Очевидно, это были крупные и заметные для того времени постройки, может быть, связанные с первым праздником хеб-сед, т. е. тридцатилетним юбилеем царя.⁴⁴⁾

Памятники изобразительного искусства того времени сохранили образ царя-воителя, победителя иноземных врагов и покорителя соседних стран и племен. Характерна маленькая деревянная стэла, изданная Розеллини и описанная Масперо. На ней изображен Аменхотеп I, заносящий свой меч над поверженным иноземным врагом.⁴⁵⁾ На деревянных стэлах Британского музея и Лувра сохранились любопытные варианты этой традиционной сцены царского триумфа. В одном случае художник изобразил царя на своей колеснице, на другом памятнике фараон сжимает в своих руках двух полузадушенных иноземцев, наконец, царь повергает мощным ударом наземь захваченного врага. Описывая эти типичные сцены царского триумфа, сохранившиеся от времени царствования Аменхотепа I, Масперо полагает, что не следует переоценивать значения этих трафаретных изображений, которые [167] лишь чисто внешним образом фиксируют воинственность царя, создавая своего рода обманчивую видимость («Се sont là de simples apparences bslliqueuses aux quelles il est prudent de ne point se laisser tromper»).⁴⁶⁾ Я уже указывал, что, с другой стороны, мы не имеем никаких оснований недооценивать захватнического характера военных походов Аменхотепа I против нубийцев, азиатов и ливийцев, так как на это самым недвусмысленным образом указывают подлинные документальные надписи его времени.

У нас имеются все основания предполагать, что Аменхотеп I сделал энергичную попытку возобновить великодержавную завоевательную политику своих великих предшественников времени Среднего царства. Подобно им, он претендовал на политическое влияние в Сирии, изображая себя в качестве победителя иноземных племен и, возможно, совершая походы в Азию. Подобно им, он начал строительную деятельность в Фивах, в Карнаке и в Дейр-эль-Бахри. Подобно им, он заботился о развитии изобразительного искусства, стремясь увековечить свой образ завоевателя и обожествленного правителя в произведениях искусства, порой высокого художественного совершенства. Так, государственная власть, следуя древней традиции, использует формы искусства и религии для укрепления авторитета царя и царской власти с целью оправдать политику захватнических войн и упрочить классовый строй, основанный на рабовладельческой эксплоатации.

Эта близость идеологии времени Аменхотепа I к эпохе Среднего царства, может быть, сознательно, особенно резко подчеркивается тем, что строительная и художественная деятельность египетских мастеров времени Аменхотепа I особенно близко примыкает к деятельности египетских зодчих и художников предшествующего периода расцвета Египта. Как обнаружили раскопки Нью-Йоркского музея изящных искусств в 1923—1924 гг., Аменхотеп I построил маленький храм в Дейр-эль-Бахри, т. е. именно там, где фараоны Среднего царства построили одно из замечательнейших сооружений своего времени, знаменитый заупокойный храм с колоннадами и пирамидообразной надстройкой. Во время американских раскопок под двором храма Хатшепсут были найдены подлинные фундаменты маленького храма, построенного фараоном Аменхотепом I и царицей Нофрет-ари. Тут же были найдены и кирпичи с их именами, которые были впоследствии использованы для других построек, а также вотивные предметы этого времени. Из Дейр-эль-Бахри происходит далее прекрасная статуя фараона Аменхотепа I, изображенного в виде Озириса, а также верхняя часть стэлы с изображениями Аменхотепа I и фараона Среднего царства Ментухотепа Небхеру-неб-Ра, что особенно резко показывает стремление Аменхотепа I подчеркнуть свою тесную связь с царями Среднего царства. Оба этих ценнейших памятника времени ранней 18-й династии ныне хранятся в Британском музее.⁴⁷⁾ Не менее характерно и то, что гробница Аменхотепа I была воздвигнута в Дра-абу-ен-Негга среди гробниц фараонов 11-12-й династий, как видно из текста папируса Аббот.⁴⁸⁾ Как предполагает Масперо, эта гробница [168] Аменхотепа имела форму мастабы-пирамиды, воспроизводя тем самым тип гробницы Ментухотепа в Дейр-эль-Бахри. Наконец, нельзя не отметить и тех тесных связей, которые соединяют статуарное искусство времени Аменхотепа I с искусством Среднего царства. В этом отношении особенно типичны прекрасная туринская статуэтка Аменхотепа I⁴⁹⁾ и каирская статуя того же царя⁵⁰⁾ и голова колосса во дворе обелиска в Карнаке.⁵¹⁾ Тщательный стилистический анализ этих статуй показывает, что художники времени Аменхотепа I в своем творчестве были еще прочно связаны с художестве иными традициями предшествующего периода, хотя в произведениях их мастерства постепенно начинают пробиваться элементы нового стиля, характеризующего искусство Нового царства.

Все это указывает на то, что идеология времени царствования; Аменхотепа I, весьма возможно, вполне сознательно, тесно смыкалась с идеологией времени Среднего царства. Идеология в данном случае помогала рабовладельческой деспотии внушать массам в зримых образах мысль, что новое египетское государство, полностью оправившееся после гиксосского завоевания и острой социальной борьбы, снова возобновляет завоевательную политику царей времени Среднего царства.

Так, уже в царствование Аменхотепа I были созданы материальные, политические и моральные основы для дальнейшего развертывания военно-захватнической политики, которая получила уже значительно больший размах в царствование Тутмоса I.

Судя по надписям этого времени, Египет при Тутмосе I выступает на арену широкой международной политики и крупных завоеваний в качестве могущественного великодержавного государства, претендующего на видное и влиятельное положение не только в Палестине Финикии и в Сирии, но и в сопредельных с ними странах Передней Азии, а также в районе Эгейского моря. Очевидно, сила египетского оружия дала себя чувствовать в странах Передней Азии. Опираясь на многочисленное и сильное войско, овладевшее передовой боевой техникой того времени, египетский фараон претендует уже не только на «расширение границ» Египта, но и на господство во всех странах, «которые окружает солнце», т. е. на мировое господство. Так полностью оформляется в этот период египетской истории великодержавная идеология и великодержавная политика египетского государства, которые в конечном счете привели к истощению сил египетского народа, а также к дальнейшему упадку и крушению египетского государства.

Четко и образно формулируется эта великодержавная политика египетского государства в томбосской надписи, высеченной на скалах острова Томбос близ 3-го нильского порога. В этой надписи возвещается о нубийском походе Тутмоса I, о его победах в Нубии и о постройке крепости на острове Томбос для защиты южных границ Египта. И вместе с тем в этой надписи торжественно провозглашается великодержавная политика, которая при Тутмосе I достигает значительной зрелости и значительного напряжения. Автор в следующих словах описывает могущество фараона: [169]

«...в качестве верховного правителя двух стран, чтобы править над тем, что окружает бог солнца, над югом и севером в качестве правителя уделов Гора и Сэта, объединителя двух стран.

Он сел на престол Геба, облекшись сиянием двух корон юга и севера, посохом своего величества.

Он завладел наследством своим. Он опустился на престол Гора для того, чтобы расширить пределы Фив и территорию Хафтет-хер-Небес,⁵²⁾ чтобы племена хериуша и иноземцы работали для них.

Бог чувствует отвращение к племенам ханебу. Пойманы племена акбет. Южане приходят вниз по реке, северяне приходят вверх по реке, все страны соединяются, чтобы принести свою дань благому богу, извечному Аа-хепер-ка-Ра, живущему вечно, могучему Гору, владыке двух стран... Племена хериуша, начальники их племен приходят к нему, падая на землю. Внутренние племена соседних стран посылают к нему, преклоняясь перед находящейся на его челе владычицей змеей».⁵³⁾

Правящий класс рабовладельческой аристократии, заинтересованный в развитии рабовладельческого хозяйства, всячески стремился к расширению завоевательной политики. Поэтому великодержавная идеология и военно-захватническая политика египетского государства, претендующего на мировое господство, торжественно провозглашается с высоты престола. Эти идеи проповедуются упорно и настойчиво, они приобретают устойчивую, почти стандартную форму, которая находит свое внешнее выражение в строго установленной, напыщенной и часто однообразной фразеологии. Так, в надписи высокого чиновника времени Тутмоса I, придворного царского архитектора, который носит пышные титулы «князя, начальника житницы Амона, начальника работ в Карнаке» мы находим краткую и яркую характеристику военного могущества египетского фараона:

«... благой бог, сокрушающий нубийские племена сетау, владыка могущества, уничтожающий азиатские племена ментиу. Он установил границу свою у «Рога земли» и болот Кебех... Племена хериуша приносят свою дань, подобно податям юга и севера. Отправляет его величество ее в Фивы, отцу своему Амону ежегодно».⁵⁴⁾

В этой надписи уже ясно указывается, что иноземные племена хериуша, вносящие дань, как полузависимые племена, приравниваются полностью к подданным фараона, которые платят ему ежегодную подать. Таким образом, египетское государство включает в свои пределы, в качестве полностью завоеванной и целиком подчиненной фараону страны, области, населенные «жителями песков» — хериуша. Характерно в данном отрывке и указание на то, что эту дань фараон передает в фиванский храм Амона. Очевидно, уже в эту эпоху жречество начинает постепенно превращаться в могущественную высшую группу рабовладельческой аристократии, которая активно участвует в эксплоатации завоеванных стран. Получая значительную часть военной добычи, жрецы Амона полностью поддерживали завоевательную политику египетского государства этого времени. [170]

Особенно характерно во всех этих текстах указание на то, что Тутмос I расширил границы Египта, тем самым превратив Египет в сильнейшую страну. Об этом читаем мы и в абидосской надписи, в которой Тутмос I перечисляет все, что он сделал для египетских богов, храмов и жрецов, в частности для храма Озириса в Абидосе. Великодержавная политика Египта определяется в кратких, но ярких словах этой надписи:

«Я установил границы «Любимой страны» [Египта] до [тех пределов], которые окружает солнечный диск. Я сделал сильными пребывающих в страхе. Я отвратил зло от них. Я поставил Египет превыше всякой страны...».⁵⁵⁾ Таким образом, в этих словах ясно звучит претензия египетского государства установить мировое господство, сделав Египет первым, высшим и господствующим государством среди всех известных тогда государств.

Великодержавная политика Египта находит свое выражение в резко выраженной завоевательной политике. Тутмос I поэтому особенно гордится своими завоеваниями, которые привели к «расширению границ» страны. На это отчетливо и определенно указывается в следующих словах томбосской надписи:

«(Он) взял границы земли в свое владение. (Он) сокрушил обе крайние части ее своим могучим мечом, ища сражения, но не нашел никого, кто противостал бы ему. Он проник в долины, которых [его царственные] предки не знали. Не видели их те, которые носили двойную диадему коршуна и змеи... Южная граница его достигает до этой земли (Нубии), северная же до перевернутой воды, которая течет вниз по течению реки, идя вверх по течению. (Подвластны) ему острова великого круга (океана), вся земля — под его ногами».⁵⁶⁾

Таким образом, весь мир, известный египтянам того времени, казалось, преклонился перед мощью египетского фараона. Очевидно, уже его предшественник Аменхотеп I во время своего азиатского похода достиг берегов Евфрата, текущего на юг, что особенно удивляло египтян, привыкших к тому, что их Нил течет на север. Во время своего нубийского похода Тутмос I установил границу Египта далеко в южных пределах Нубии. Наконец, и острова Эгейского моря принуждены были признать первенство Египта, державшего в своих руках важные порты и побережье Сирии и владевшего довольно значительным флотом, который, очевидно, был принужден поддерживать флот сирийских прибрежных государств. Таким образом, Египет действительно превратился в сильнейшее военное государство того времени, которое господствовало в северо-восточной Африке, в Палестине, в Финикии, Сирии, а также в восточной части Средиземного моря.

Широковещательные слова надписей не были пустым бахвальством. Документальные надписи совершенно точно указывают, как далеко на самом деле были раздвинуты границы египетского государства в эту эпоху. Так, в Анналах Тутмоса III указывается, что Тутмос III во время похода в Азию поместил свою надпись на берегу Евфрата около надписи своего отца, царя Верхнего и Нижнего Египта Аа-хепер-ка-Ра (Тутмоса I).⁵⁷⁾ А другая надпись, находящаяся на острове Арко, ясно [171] указывает, что Тутмос I во время своего похода в Нубию спустился на сорок миль к югу от 3-го нильского порога.⁵⁸⁾ Таким образом, Тутмос I действительно не только продолжил завоевательную деятельность своих великих предшественников времени Среднего царства и своих преемников, первых фараонов 18-й династии, но и во многом их превзошел. Благодаря его завоеваниям, в состав египетского государства была включена большая и плодородная область Донгола «вплоть до страны Карай» (т. е. Напаты) и до местности, которую образные египетские надписи называют «Рогом земли». Весьма возможно, что под этим названием египтяне понимали совершенно пустынную и скалистую местность, которая тянется на протяжении 25 миль там, где Нил пробивается через район 4-го порога.⁵⁹⁾

Некоторые надписи, сохранившиеся от времени царствования Тутмоса I, позволяют нам иногда в общих чертах, а иногда и с отдельными подробностями восстановить картину его военных походов в Нубию и в Сирию. Значительно лучше известна нам завоевательная деятельность Тутмоса I в Нубии,так как об этом повествуют одновременно несколько надписей: автобиография Яхмоса, сына Иабаны, и Яхмоса Пен-нехбета, сведения которых подтверждаются и иллюстрируются документальными данными официальных надписей в Томбосе, на острове Сехель и между Махатта и Ассуаном.

Наиболее подробные сведения об этом походе сохранились в автобиографической надписи Яхмоса, сына Иабаны. Этот преданный слуга фараона, который всю свою жизнь прослужил в военно-речном Нильском флоте, сражаясь под знаменами трех фараонов, очевидно, уже в конце своей долгой жизни принимал участие в походах Тутмоса I. Он сообщает, что царь двинулся вверх по реке, направляясь в местность Хентхен-Нофер. Целью этого похода, по словам Яхмоса, было намерение царя «заставить раскаяться за военные действия в горных странах и покарать за нападения в горной области». Однако вряд ли это было истинной целью этого похода; это был скорее повод, приличное внешнее обоснование, которое дало возможность египетскому правительству объявить этот разбойничий поход в качестве оборонительного, имевшего своей целью защитить мирное население Нубии от постоянных налетов жителей пустынных гор. На самом деле, истинной целью этого нубийского похода Тутмоса I было завоевание всей Нубии с целью эксплоатации ее естественных богатств, а также захват добычи и рабов. И об этом достаточно ясно говорится в следующих словах той же самой надписи: «Были приведены их люди в качестве живых пленников. Его величество поплыл вниз по реке, (зажав) все страны в своем кулаке».⁶⁰⁾

Яхмос Пен-Нехбет в своей автобиографической надписи, крайне сжатой и лаконичной, подчеркивающей лишь самое важное, также отмечает единственно существенный для рабовладельцев того времени факт захвата «живых пленников», обращавшихся в рабство. «Я захватил для него (царя. В. А.) — пишет Яхмос — двух живых пленников в стране Куш, помимо живых пленников, которых я доставил из страны Куш, не считая их».⁶¹⁾ [172]

Брэстед этот отрывок переводит: «beside three living prisoners, whom I brought off in Kush without counting them».⁶²⁾ Однако в тексте не имеется никаких данных для того, чтобы обычный знак множественного числа принять за идеографическое начертание слова «три», которое могло бы быть обозначено фонетически. Не обосновано Брэстедом также и то толкование, которое он дает фразе «не считая их». Брэстед полагает, что это были пленники, которые не были включены в официальный подсчет (not included in the official count). Брэстед в данном случае дает слишком расширительное и произвольное толкование текста. Гораздо проще и правдоподобнее предположить, что Яхмос Пен-Нехбет имел в виду лишь то, что он доставил столько пленных, что не мог их даже подсчитать или, как у нас говорят, «без счета». Это предположение подтверждается словами соответствующего места из надписи Яхмоса, сына Иабаны, в котором о том же самом походе говорится, что в результате этого похода «их народ был доставлен в качестве живых пленников», т. е. все данное нубийское племя было обращено в рабство.⁶³⁾ Очевидно, действительно этот нубийский поход Тутмоса I окончился полным разгромом нубийских племен. Яхмос, сын Иабаны, описывая этот поход, в образных выражениях рисует победу Тутмоса I. По его словам, царь был разгневан, как пантера, и сам метнул первое копье, которое застряло в теле поверженного врага, очевидно, вождя нубийского племени. Возвращаясь обратно в Фивы, царь приказал повесить на своем корабле тело убитого нубийского вождя вниз головой для устрашения всех непокорных врагов Египта.⁶⁴⁾ В официальной томбосской надписи мы найдем подтверждение этого рассказа. Автор надписи в ярких словах повествует о блестящей победе Тутмоса I над нубийскими племенами и описывает опустошительные результаты этого грабительского и завоевательного похода египтян в Нубию. Египетское войско, по словам автора, полностью разгромило нубийцев и предало всю страну огню и мечу. Повторение отдельных деталей боя и даже отдельных выражений, примененных в надписи Яхмоса, сына Иабаны, ясно указывает, что обе надписи описывали одни и те же реальные факты, зафиксированные, очевидно, совершенно точно различными свидетелями и даже, возможно, участниками этого похода.⁶⁵⁾

Так, в томбосской надписи говорится, что «низверг он (т. е. царь. В. А.) вождя нубийских племен сетау. Негр беспомощен в его руке. Он соединил его границы с двух его сторон. Не было потерь среди (людей) с заплетенными косами, которые пришли, чтобы помочь ему. Не осталось ни одного (в живых) среди нубийских племен сетау, павших во время побоища. Отброшены они в свои области. Их трупная вонь [173] распространилась по долинам их».⁶⁶⁾ В образных словах автор надписи повествует о том, как кровь текла рекой по стране и как хищные птицы терзали тела убитых врагов. Судя по тексту этой надписи, Тутмос I опирался в Нубии на союзные египтянам племена. Впрочем, уже надписи Древнего царства содержат указания на то, что целый ряд нубийских племен не только сохранял добрососедские отношения с Египтом, но даже оказывал ему поддержку во время войны. Так, например, в надписи Уны ясно говорится, что контингенты союзных нубийских племен входили в состав египетского военного ополчения.

Документальные данные о завоевательном походе Тутмоса I в Нубию и о большой победе, одержанной им над нубийцами, сохранились в двух документальных и по деловому лаконичных надписях, которые высечены на скалах на острове Сехель, а также у 1-го порога между Махатта и Ассуаном. Обе эти надписи относятся к 3-му году царствования Тутмоса. В сехельской надписи царский сын страны Куш, очевидно, наместник Нубии, по имени Тура сообщает о том, что:

«Гор, могучий бык, любимый богиней Маат, царь Верхнего и Нижнего Египта Аа-хепер-ка-Ра, сын солнца, Тутмос, дарующий жизнь вовеки.

Год 3-й, первый месяц (пахон) наводнения, день 22-й.

Проплыл Его Величество по этому каналу победоносной с силой, возвращаясь после сокрушения жалкой страны Куш. Царский сын Тура».⁶⁷⁾

Ассуанская надпись содержит ту же дату и столь же краткое упоминание о возвращении царя из Куша после одержанной им там победы. Отличается эта надпись лишь более пространной и более напыщенной титулатурой царя, которая должна была подчеркнуть величие и могущество победоносного фараона.⁶⁸⁾

Завоевание обширных и богатых областей Нубии потребовало хозяйственной и экономической организации этой страны египтянами. Чтобы теснее связать Нубию с Египтом и обеспечить судоходство по Нилу в районе порогов, был восстановлен древний канал, имевший большое экономическое и военное значение, так как он облегчал перевозку грузов, людей и войск. О восстановлении этого канала мы читаем в другой сехельской надписи, содержащей ту же дату, что и две только что упомянутых надписи. В этой второй сехельской надписи царский сын страны Куш, по имени Тура, сообщает, что царь приказал прорыть заново этот канал, обнаружив, что он был завален камнями и ни один корабль не мог по нему пройти. По словам Тура, царь прошел по каналу вниз по течению, радуясь тому, что он сокрушил своих врагов.⁶⁹⁾ Очевидно, здесь имеется в виду та же победа над нубийскими пленниками, которая описывалась во всех цитированных выше источниках.

Большую роль в организации административного и хозяйственного управления завоеванными областями Нубии должен был сыграть наместник Нубии Тура. Весьма возможно, что в надписи, высеченной на южной стене храма Тутмоса III в Семнэ, описывается именно его жизнь, так как мы совершенно точно знаем, что именно Тура занимал должность «царского сына Куша» в Нубии.⁷⁰⁾ Эд. Мейер полагает, что [174] Тура был назначен наместником Куша еще при Аменхотепе I. Однако это предположение ничем не может быть доказано. Наоборот, в автобиографической надписи в Семнэ, возможно принадлежащей именно этому Тура, говорится, что он занимал при Аменхотепе I должность, начальника житницы Амона и управлял работами в Карнаке и лишь Тутмос I назначил его на должность «царского сына (Куша)».⁷⁰ Поэтому можно думать, что Тура был назначен на этот высокий пост лишь в начале царствования Тутмоса I, который, весьма возможно, при восшествии на престол выдвинул на важнейшие должности своих приверженцев. Во всяком случае, коронационный манифест Тутмоса I, текст которого сохранился в Вади-Хальфа и в Кубане, адресован «сыну царя, начальнику стран юга Тури» .⁷¹⁾

С гордостью говорит этот чиновник, что он получил от царя множество ценных наград и подарков и что царь выделял его среди вельмож дворца.⁷²⁾ Очевидно, Тура оказал важные услуги египетскому правительству, организуя хозяйственное и административное управление Нубии, прорывая каналы, собирая подати, управляя золотыми рудниками, набирая войска среди туземцев и сохраняя порядок в завоеванных областях этой страны.

Стремясь укрепить свое господство в этой далекой южной стране, Тутмос I построил на острове Томбос крепость. О постройке крепости говорится в томбосской надписи, причем название, присвоенное ей, должно было ясно указывать, что эта крепость должна была стать твердыней военного могущества египтян в Нубии. Опираясь на нее, египетские войска должны были властвовать над страной, населенной нубийскими племенами девяти луков «подобно молодой пантере среди бегущего скота».⁷³⁾ О постройке этой же крепости Тутмосом I сообщается и в ассуанской надписи Тутмоса II. Автор надписи говорит, что крепость была построена Тутмосом I для «отражения восставших иноземцев, нубийских племен иунтиу-сетиу».⁷⁴⁾

Тутмос I не ограничился завоеванием Нубии до 3-го нильского порога и присоединением к Египту богатой и плодородной области Донгола. Продолжая завоевательную политику своего предшественника, он поставил перед собою цель покорить Сирию и пробить, наконец, окно из узкой долины Нила в широкий переднеазиатский мир. Египет, всегда нуждавшийся в сирийсхих товарах, должен был твердой ногой встать на важных караванных путях, ведших через Синайский полуостров, в Палестину, по долине Оронта в области северной Сирии и затем далее в Малую Азию и в Месопотамию, Наряду с этим, стремясь установить свою гегемонию во всей восточной части Средиземноморского бассейна, Египет должен был прочно захватить в свои руки богатые торговые города сирийского побережья. Богатства Сирии манили к себе алчные взоры и жадные руки египетских завоевателей. Жажда захвата большой военной добычи — золота, ювелирных изделий, скота и рабов, в которых столь нуждалось растущее хозяйство [175] Египта, в значительной степени руководила египетским правительством при Тутмосе I. Наконец, завоевание Сирии давало возможность Египту выступить на широкую арену международной политики в качестве сильнейшей великой державы. Эксплоатация крупных богатств Сирии и использование важных торговых и стратегических преимуществ Сирии, старинной страны обширной транзитной торговли, должны были содействовать обогащению казны египетского фараона и сразу выдвинуть Египет в первые ряды крупных мировых держав.

Стремясь к осуществлению этой великодержавной политики, Тутмос I уже в самом начале своего царствования предпринял большой завоевательный поход в Сирию. К сожалению, подробного официального отчета об этом походе в надписях того времени не сохранилось. Однако некоторые сведения о нем мы можем получить из автобиографии Яхмоса, сына Иабаны. Этот неутомимый египетский полководец, стоявший на этот раз во главе египетского войска, вторгшегося в Сирию, рассказывает, что «после этих дел (т. е. после похода в Нубию. В. А.) отправились в Ретену, чтобы омыть сердце свое среди иноземных стран. Его величество прибыл в Нахарину. Нашел Его величество, да будет он жив, здрав и невредим, врага, когда он приказывал (совершить) опустошение. Его величество учинил большой разгром среди них. Неисчислимы живые пленники, приведенные его величеством после своих побед. Когда я находился во главе наших войск, его величество видел мою храбрость. Я привел колесницу, ее коней и того, кто был на ней, и представил это его величеству. Наградили меня золотом в двойном количестве».⁷⁵⁾

Из этого очень краткого повествования о сирийском походе Тутмоса I можно, однако, сделать несколько важных исторических выводов. Яхмос, сын Иабаны, совершенно точно указывает, что сирийский поход происходил после нубийского. Далее, он точно называет те районы, которых достиг Тутмос I. По словам Яхмоса, египетское войско «направилось в Ретену». и «его величество достиг Нахарины» .⁷⁶⁾

Таким образом, можно приблизительно восстановить маршрут, по которому шел со своей армией Тутмос. Масперо и вслед за ним Либлейн предполагают, что Тутмос двинулся на Газу, а оттуда через Мегиддо, идя вдоль долины Оронта через Кадеш, достиг северной Сирии и дошел до Кархемыша, поставив свою памятную победную надпись у Нии, на восточном берегу Евфрата.⁷⁷⁾ Об этом факте мы узнаем из Аннал Тутмоса III, который сообщает, что «(он поставил эту надпись) к востоку от этой воды (т. е. Евфрата. В. А.); он поставил другую плиту около плиты своего отца, царя Верхнего и Нижнего Египта Аа-хепер-ка-Ра (т. е. Тутмоса I. В. А.)».⁷⁸⁾ Судя по этой надписи, «страной Нахарина» египтяне называли «страну рек», т. е. Месопотамию, точнее говоря, северную [176] Месопотамию, которая прекрасно орошается Евфратом и которая им в эту эпоху стала известной благодаря походам, совершенным туда Аменхотепом I и Тутмосом I. Следовательно, эта страна рек — «Нахарина» была не чем иным, как государством Митанни, с которым ныне столкнулся Египет, вступив с ним в ожесточенную борьбу за преобладание и за господство в Сирии. Митанни было тогда сильным государством. Митаннийский царь, по словам Яхмоса, сына Иабаны, уже готовился к нападению на египетское войско, но, очевидно, был застигнут врасплох, что показывает хорошую организацию египетской разведки. Наконец, надпись ясно указывает и на результаты этого сирийского похода. Египетское войско захватило богатую добычу, состоявшую из колесниц, лошадей и рабов. Эти особенно ценные предметы, захваченные египтянами в Сирии, перечисляет в своей надписи Яхмос, сын Иабаны. Между прочим, семитско-азиатские слова, употребляемые в своей надписи Яхмосом для обозначения колесницы и лошади отныне входят в качестве иностранных египтианизированных слов в древнеегипетский язык.

Захват колесниц и лошадей имел в те времена для египтян большое значение, так как организация колесничных отрядов значительно усиливала боеспособность египетского войска, делая его более маневренным, давая возможность быстрее передвигаться и быстрее нападать и преследовать отступающего противника. Поэтому во многих надписях этого времени особенно подчеркивается захват в Сирии боевых колесниц и лошадей. Так, в надписи Яхмоса Пен-нехбета, описывающего в очень кратких словах сирийский поход Тутмоса I, указывается лишь на то, что автор надписи «захватил для него (т. е. царя) в чужеземной стране Нахарине 21 руку, одного коня и одну колесницу».⁷⁹⁾ Очевидно, Яхмос Пен-нехбет считал главным результатом этого азиатского похода захват колесниц и коней.

Во время этих военно-захватнических походов выковывалась боевая мощь древнеегипетской армии и формировались кадры высшего офицерства, тесным кольцом окружавшего царя и бывшего его наиболее существенной опорой, вдохновителем и проводником великодержавной захватнической политики, которая столь систематически проводится египетскими фараонами этого времени. Боевой дух и воинственность этих аристократов постоянно поддерживались и разогревались щедрыми пожалованиями царя, который часть военной добычи, награбленной в Нубии и в Сирии, отдавал своим ближайшим сподвижникам. Так, Яхмос, сын Иабаны, с гордостью говорит, что в награду за свои подвиги он получил от царя золото в двойном количестве. Помимо того, царь жаловал наиболее отличившимся в боях военным командирам драгоценное оружие, своего рода особый и высоко ценный знак воинского отличия. Такой царский подарок, красивый кинжал, украшенный надписью, содержащей титулы и имя царя «благой бог Аа-хепер-ка-Ра, дарующий жизнь», был найден в гробнице Яхмоса [177] Пенхата, сына Ахотепа близ Фив.⁸⁰⁾ Очевидно, и этот воин принадлежал к аристократической плеяде военных командиров того времени, которые все носили имя первого египетского завоевателя 18-й династии, основателя второго фиванского государства, Яхмоса I.

Важнейшим следствием крупных военно-грабительских и захватнических войн фараонов 18-й династии, в частности Тутмоса I, было обогащение высших слоев жречества, в первую очередь больших фиванских храмов. Жречество, входившее в состав правящего класса рабовладельческой аристократии, получало крупную долю военной добычи. Обычно царь после каждого военного похода щедро дарил храмам, чиновникам и жрецам рабов, золото и прочие ценности. Больше того, царь лично наблюдал за перестройкой и украшением старых храмов и постройкой новых, жертвуя в храмы богатые дары, всячески заботясь об украшении святилищ богатой и ценной утварью, сооружая статуи наиболее почитаемых богов. Эта постоянная забота царя о храмах и об их внешнем благолепии должна была наглядно показывать народу, на каком нерушимом союзе царя с высоко аристократическим жречеством зиждилась деспотическая система управления страной и весь классовый строй рабовладельческой страны. Религия и жречество окружали особу царя ореолом божественности, получая за это из царской казны щедрую плату, главным образом натурой и ценностями.

Надписи времени Тутмоса I ясно подчеркивают эту тесную связь между царем и высшим жречеством. Автобиография царского архитектора Инени, текст абидосской стэлы, некоторые более поздние надписи и результаты раскопок позволяют нам хотя бы вкратце охарактеризовать деятельность Тутмоса I по восстановлению и украшению храмов.

Довольно подробно описывает строительную деятельность Тутмоса I один из его приближенных и сподвижников, царский зодчий, носивший пышные титулы «князя, начальника житниц Амона и начальника работ», Инени. В своей автобиографии он рассказывает, что он наблюдал за сооружением «великих памятников», которые приказал воздвигнуть царь в Фивах, «когда ставились священные колонны и столбы, когда по обе стороны воздвигались великие пилоны из прекрасного белого камня Аяна, когда ставились священные мачты у двойных врат храма из настоящей сосны, лучшего дерева с террас. Их верхушки были из электрума».⁸¹⁾ Далее Инени повествует о том, как он «наблюдал за сооружением большого портала [носившего название] «Амон могучий силой»; большая дверь его была из азиатской меди; на ней была божественная тень Мина, сделанная из золота. «Я наблюдал — говорит далее Инени — за сооружением двух великих обелисков из [настоящего камня у двойных врат храма]. [Я наблюдал] за постройкой священной ладьи длиной в 120 локтей и шириной в 40 локтей для доставки этих обелисков, дошедших благополучно, в целости и причаливших к земле у Фив. (Я наблюдал за рытьем озера, сделанного его величеством в западной части) города: его берега были обсажены всякими приятными деревьями. Я наблюдал за тем, как высекалась пещерная [178] гробница его величества, будучи один, когда никто не видел (этого) и никто не слышал (об этом)».⁸²⁾

Обследование развалин большого Фиванского храма в Карнаке позволило восстановить его отдельные части и в частности те, которые были сооружены Тутмосом I, что в значительной степени подтвердило сведения, сообщаемые в автобиографической надписи Инени. В средней части двора между третьим и четвертым пилоном большого Карнакского храма до сих пор еще высится один из тех больших обелисков Тутмоса I, о сооружении которых сообщает в своей надписи Инени. Высота этого действительно большого обелиска достигает 23 м, база его равняется 1,84 м². Поверхность его покрыта тремя вертикальными строчками гиероглифической надписи, из которых средняя принадлежит времени Тутмоса I. Тутмосом I были построены 4-й и 5-й пилоны этого храма, а также два колонных зала, из которых один находился между 4-м и 5-м пилоном, а второй вслед за 5-м пилоном. Эти два зала были украшены 16-гранными деревянными колоннами, воздвигнутыми еще в царствование Тутмоса I, как мы узнаем из позднейшей надписи Тутмоса III, в которой говорится о замене деревянных колонн Тутмоса I новыми колоннами, сделанными из камня. Впрочем две из деревянных колонн Тутмоса I были заменены каменными еще при Тутмосе I, как видно из одной плохо сохранившейся надписи.⁸³⁾

Экономический расцвет Египта и связанная с этим обширная строительная деятельность первых фараонов 18-й династии значительно способствовали росту столицы египетского государства, знаменитых Фив. Поэтому гробница Тутмоса I сооружена значительно дальше от города, чем гробница его предшественника Аменхотепа I. Гробница Тутмоса I высечена уже не в Дра-абу-ен-Негга, а гораздо дальше в более уединенном и пустынном месте, которое более соответствовало представлениям египтян об обители мертвых. Французскому археологу Лоре посчастливилось найти в марте 1898 г. гробницу Тутмоса I в уединенной и пустынной Долине царей [Бибан-эль-Молук]. Эта гробница (№ 38), находящаяся в одной из отдаленных частей Долины царей, вполне соответствует описанию, сохранившемуся в автобиографии Инени. В гробнице было найдено несколько предметов из погребальной утвари Тутмоса I: кварцитовый саркофаг фараона, ящик для его каноп, крышка от одной канопы, алебастровый сосуд с надписью Тутмоса II и несколько обломков стекла. Все эти предметы ныне находятся в Каирском музее.⁸⁴⁾

Интересные сведения, характеризующие заботу Тутмоса I о восстановлении, украшении и обогащении храмов, сохранились в тексте большой надписи, найденной в Абидосе и ныне хранящейся в Каирском музее. В этой надписи подробно описываются работы, произведенные по приказу Тутмоса в абидосском храме Озириса, и дары, пожертвованные в этот храм фараоном. Текст надписи является своеобразным диалогом между жрецами Озириса и царем. Отвечая царю, жрецы благодарят за его милости и возвеличивают его за благодеяния храмам: [179]

 «...как приятно это сердцам людей — говорят они — как прекрасно это перед лицом богов! Ты соорудил памятник Озирису, Ты сделал прекрасным Хентиаментиу [Первого среди западных], великого бога изначальности...

...Работали на него цари Верхнего и Нижнего Египта с тех пор, как основана была эта страна. Ты был рожден для него. Он создал тебя в праведности сердца своего, чтобы ты восстановил святилище богов и благоустроил храмы их.

Ты — золото: тебе принадлежит серебро. Открыл для тебя Геб находящееся в нем. Дал тебе Татенен вещи свои. Работают на тебя все иноземные страны. Все страны под твоей властью... ...Приказывает Его Величество начальнику печати руководить работами

... Соорудить памятник этот отцу своему Озирису, Украсить статую его навеки. «Хорошо выполни великие тайны дела, чтобы никто не видел, чтобы никто не слышал, чтобы никто не знал его тела.

Я соорудил для него переносную ладью из серебра, золота, лазурита, черной меди и всяких драгоценных камней».

По приказу царя, начальник печати и верховный казначей выполняет целый ряд работ. В тексте абидосской надписи он как бы отчитывается в этих работах в следующих словах:

«Я доставил для него многочисленные жертвенные столы, систры сехем и шешет, ожерелья, кадильницы, круглые столы...

Я соорудил для него священную ладью из нового соснового дерева, лучшего соснового дерева с террас: ее нос и ее корма из электрума, заставляя воды празднично сиять, чтобы совершать ее плавание в ней во время ее праздника «Округа Пеки».

В конце этой надписи царь перечисляет свои благодеяния храмам. Он говорит:

«Я соорудил памятники богам.

Я сделал прекрасными святилища богов на будущие времена. Я благоустроил их храмы. Я восстановил то, что было разрушено. Я превзошел то, что было сделано раньше».⁸⁵⁾ В этой надписи ясно указывается, что царь имеет возможность сделать эти пышные и богатые дары храмам и жрецам, так как он владеет большими богатствами, полученными им из соседних завоеванных им стран. В этом отношении очень показательны слова надписи: «Работают на тебя все иноземные страны. Все страны под твоей властью».⁸⁶⁾ [180]

Так все больше и больше укреплялась тесная связь, соединявшая высшие военные, чиновные и придворные круги с верхушкой жречества, так консолидировался правящий класс рабовладельческой аристократии, возглавлявшийся священной особой обоготворенного царя, власть которого освящалась религией и жречеством.

Широкая и энергичная завоевательная политика Тутмоса I заложила основы экономического расцвета Египта, что нашло свое внешнее выражение в строительной деятельности фараона и в расцвете искусства. Построив свои монументальные пилоны у храма Амона в Фивах, Тутмос I думал этими сооружениями завершить архитектурный ансамбль огромного Фиванского храма. Поэтому он начал величественные, но, к сожалению, не оконченные постройки, которые должны были соединить храм Амона с храмом Мут. Только крупные экономические ресурсы могли позволить ему начать серию этих грандиозных архитектурных сооружений, задуманных в очень крупном масштабе.⁸⁷⁾ Соответственно с этим расцветом монументальной архитектуры в царствование Тутмоса I наблюдается и расцвет изобразительного искусства, в частности скульптуры. Прекраснейшим образцом монументальной скульптуры этого времени является голова колоссальной статуи фараона, некогда стоявшей во дворе обелиска в Карнакском храме; ныне эта голова хранится в Каирском музее. Один из лучших специалистов в области древнеегипетской культуры Г. Масперо отметил высокое художественное совершенство, которое выделяет это произведение искусства среди памятников этой эпохи. По мнению Масперо, характерной чертой этого скульптурного портрета великого завоевателя является «переход от старого стиля к новому». Лицо Тутмоса I, живо и реалистически трактованное, напоминает черты фараона Сенусерта. Однако для этого произведения египетского искусства эпохи Нового царства уже характерны «уверенность резца и индивидуальный характер головы».⁸⁸⁾ Таким образом, и в искусстве мы наблюдаем здесь преемственную традиционную связь с великим прошлым времени Среднего царства и в то же время черты новой грандиозности, нового размаха и нового индивидуализма, столь типичные для эпохи Нового царства, когда египетское государство, ломая свои старые рамки, выходит на широкую арену мировой великодержавной международной политики.

Так были созданы все необходимые политические, экономические и военные предпосылки для дальнейшего развертывания военно-агрессивной политики египетского государства. Разумеется, не могло быть сил, которые были бы в состоянии приостановить этот процесс. Развитие рабовладельческого хозяйства Древнего Египта требовало усиления экономических связей с соседними странами, развития внешней торговли, завоевательных походов, захвата сырья, добычи, рабов и территорий. Однако некоторые историки, чрезмерно преувеличивающие значение личного фактора в истории, пытаются показать, что слабость и миролюбие Тутмоса II явились причиной задержки дальнейшего развертывания завоевательной политики египетского государства. Так, еще в 1877 г. Бругш указывал, что Тутмос II был слабым и незначительным правителем, который во многом уступал своей [181] значительно более энергичной и умной сестре Хатшепсут.⁸⁹⁾ Такого же мнения придерживался и Эберс, полагавший, что Тутмос II находился под сильным влиянием «могучего и предприимчивого характера своей сестры».⁹⁰⁾ Масперо в своем классическом труде, посвященном истории Древнего Востока, подчеркивает «мягкое и грустное выражение его глаз», переданное художником на крышке его саркофага, а также то, что, судя по его мумии, Тутмос II был слабым и болезненным человеком.⁹¹⁾ Наконец, Эрман, как бы резюмируя все отдельные высказывания, подчеркивает, что преемник Тутмоса I «Тутмос II и его сестра Хатшепсут не продолжали дела их отца и таким образом уже завоеванное было утеряно».⁹²⁾ Однако конкретные исторические факты опровергают эту установившуюся в буржуазной египтологии точку зрения. Личные черты характера, тем более нашедшие свое выражение лишь в изображениях фараона, а также его телосложение и его болезни не могли изменить процесса дальнейшего развертывания военно-агрессивной политики Египта, который был обусловлен всем ходом его истории. И действительно, документальные данные, сохранившиеся в надписях времени Тутмоса II, это подтверждают. Так, в надписи, высеченной на скале близ дороги, ведущей из Ассуана в Филэ, ясно указывается на военное могущество фараона. Надпись гласит:

«Вот его величество в своем дворце, но слава его величественна. Страх перед ним в стране. Ужас (царит) в странах Ханебу. Обе половины двух владык (Горов) под наблюдением его. Племена девяти луков под стопами его. Приходят к нему азиаты ментиу, неся дань, а нубийские племена лучников иунти-сетиу, неся корзины. Его южная граница — у «Рога земли». Северная — у окраины болот Сатет (Азия), находящихся под властью его величества. Не отстраняется рука его посла в странах Фенеху».⁹³⁾

В этой надписи особенно характерно, что Тутмос II претендует на сохранение своего военного господства во всех тех странах, где властвовал его воинственный предшественник. Фараон подчеркивает, что военное влияние египетского могущества и страх перед египетским фараоном и, очевидно, его войском чувствуется не только в самом Египте, но и за его пределами, в частности в Азии, в Нубии и даже в островных районах Эгейского моря. Характерно и то, что в этой надписи применены выражения, чрезвычайно близкие к фразеологии надписей предшествующего царствования. Этим как бы подчеркивается продолжение традиционной завоевательной политики египетских фараонов. С гордостью указывает Тутмос II, что он сохраняет прежние границы египетского государства, как бы претендуя этим на сохранение всех прежних завоеваний своего отца.

Торжественные эпитеты прилагаются к имени фараона Тутмоса II и в автобиографических надписях его вельмож, как, например, царского зодчего Инени, который следующими словами определяет могущество фараона:

«Сокол в гнезде... царь Верхнего и Нижнего Египта Аа-хепер-ен-Ра воцарился над Египтом. Он правит над Красной страной. Он овладел двумя берегами, победоносный».⁹⁴⁾ [182]

Вся эта пышная фразеология может на первый взгляд показаться одним лишь традиционным набором стандартных фраз. Однако сохранившиеся от времени царствования Тутмоса II документальные надписи указывают на завоевательные походы фараона, которые имели своей целью упрочить военное господство Египта в соседних странах, в Нубии и в Сирии. Уже на первом году своего царствования Тутмос II предпринимает военный поход в Нубию, довольно подробно описанный ь надписи, высеченной на скале близ дороги, ведущей из Ассуана в Филэ.

В этой надписи повествуется, как фараону сообщают о восстании, начавшемся в «жалкой стране Куш», среди тех, кто ранее находился «под властью владыки двух стран», и кто ныне вознамерился начать против него враждебные действия. Весть об этом восстании непокорных нубийских туземных племен достигла мирного египетского населения. Испугавшись восстания, египтяне со своими стадами устремились под защиту крепости, сооруженной «царем Верхнего и Нижнего Египта Аа-хепер-ка-Ра, живущим вечно, для отражения восставших иноземцев, нубийских племен лучников иунтиу-сетиу в Хент-хеннофере, для тех, кто находится к северу от великой страны Куш».

В образных выражениях описывает автор надписи гнев фараона, вызванный известием о восстании нубийских племен.

«Поднялся его величество, как пантера, когда он услышал об этом.

И сказал его величество:

«Я клянусь тем, как любит меня бог Ра, как благоволит мне отец мой, владыка богов Амон, владыка Фив, что я не оставлю среди них в живых ни одного мужчины...»

«Тогда отправил его величество многочисленное войско в Нубию..., чтобы сокрушить всех восставших против его величества и враждебных владыке двух стран. И тогда это войско его величества прибыло в жалкую страну Куш... И это войско его величества сокрушило этих иноземцев : они не оставили среди них в живых ни одного мужчины, согласно всем приказам его величества, за исключением одного из этих детей вождя жалкой страны Куш, который был привезен живым в качестве живого пленника вместе с их людьми к его величеству и повержен под ноги благого бога. Появился его величество на престоле, когда привели живых пленников, захваченных этим войском его величества. Сделана была эта страна рабой его величества, подобно тому, как она была ранее. Народ ликовал, воины радовались, воздавая хвалу владыке двух стран; восхваляли они этого бога, прекрасного в проявлениях своей божественности».⁹⁵⁾

Эта надпись проливает яркий свет на взаимоотношения между Египтом и покоренными областями Нубии в эпоху ранней 18-й династии, в частности в царствование Тутмоса II. Благодаря хорошо поставленной разведке и своевременной информации фараон заранее узнает о подготовке и о начале большого восстания, которое разгорается среди покоренных египтянами племен Нубии. Очевидно, несмотря на многочисленные походы фараонов 18-й династии в Нубию, нубийские племена [183] лучников иунтиу-сетиу, населявшие «жалкую страну Куш», в частности области Хентхеннофер, не были полностью замирены, еще сохраняли свой прежний дух непокорности и независимости и пользовались каждым удобным случаем, чтобы поднять восстание против своих поработителей. Далее в этой надписи указывается, что местное египетское население со своими стадами в момент восстания нубийских племен скрывается и ищет спасения за крепкими стенами крепости, построенной в Нубии предшественником Тутмоса II фараоном Аа-хепер-ка-Ра [т. е. Тутмосом I]. Этот факт лишний раз подтверждает, что эти области Нубии еще далеко не были полностью замирены и египтяне принуждены были в этих областях опираться на свои крепости и на помещенные там военные гарнизоны. Однако, несмотря на недоброжелательное отношение местного нубийского населения, египтяне довольно энергично колонизовали эти области Нубии. Когда же среди нубийцев вспыхивали восстания против египетского господства, египетское население принуждено было искать убежища и прятаться за стенами египетских крепостей, важнейших опорных пунктов египетского господства в Нубии.

Наконец, в этой надписи в кратких, но выразительных словах описывается и самый поход, совершенный в Нубию, вернее, крупная карательная экспедиция, направленная для наказания непокорных и восставших против египетского господства нубийских племен. В нескольких местах надписи подчеркивается, что на этот раз в Нубию было послано «многочисленное войско», причем не указано, что во главе войска шел царь. Поэтому можно предположить, что в этом нубийском походе Тутмос II личного участия не принимал. Автор описывает разгром, произведенный египетским войском среди восставших нубийских племен, почти полное уничтожение среди них всех мужчин и захват «живых пленников», которые во главе с одним сыном вождя восставшего нубийского племени были доставлены в столицу египетского фараона. В конце надписи подчеркивается как наиболее существенный результат этого похода полное покорение восставших областей, которые «снова, как раньше, стали рабами его величества», что снова дало возможность египтянам безнаказанно эксплоатировать живую силу и естественные богатства Нубии.

Мы осведомлены и о военном походе, который Тутмос II совершил в Азию. К сожалению, об этом азиатском походе Тутмоса II сохранились крайне скудные известия в автобиографической надписи Яхмоса Пен-нехбет. Соответствующий отрывок этого текста гласит:

«Я следовал за царем Верхнего и Нижнего Египта Аа-хепер-ка-Ра правогласным. Доставлено было из страны Шасу очень большое количество живых пленников. Я не пересчитывал их».⁹⁶⁾

Эта краткая запись Яхмоса Пен-нехбет об азиатском походе Тутмоса II интересна в том отношении, что она дает возможность установить два существенных, важных факта:

1) во главе египетского войска стоял сам фараон, так как Яхмос Пен-нехбет «следовал за царем»; следовательно, этому азиатскому походу, очевидно, придавалось большое значение; [184]

2) важнейшим результатом этого военного похода был захват такого большого количества пленников, что их даже нельзя было пересчитать. Следовательно, это был типичный военно-грабительский поход с целью максимального захвата пленников для дальнейшего обращения их в рабство и использования на работах в Египте.

Брэстед высказывает предположение, что в данной надписи Яхмос Пен-нехбет описывает лишь один эпизод большого азиатского похода Тутмоса II, имевшего своей целью захват города Нии.⁹⁷⁾ Очевидно, в данном случае Брэстед вслед за Дюмихеном и Марриэтом относит ко времени Тутмоса II фрагмент плохо сохранившейся надписи в средней колоннаде храма в Дейр-эль-Бахри. Однако, как доказал Зете, царский картуш в обрывках этой надписи следует читать не Аа-хепер-ен-Ра, а Аа-хепер-ка-Ра и, следовательно, этот поход совершил не Тутмос II, а Тутмос I.⁹⁸⁾ К тому же необходимо иметь в виду, что Яхмос Пен-нехбет не мог ограничиться описанием лишь одного эпизода данного похода. Как видно из всего контекста его автобиографической надписи, он всегда в очень краткой и сжатой форме описывал весь данный факт в целом, отмечая лишь наиболее важное.

Стараясь продолжать завоевательную политику своих предшественников, Тутмос II старался также продолжать и их строительную деятельность, которая должна была во внешних и зримых формах увековечить его победы и его воинские подвиги. К сожалению, в настоящее время очень трудно точно установить, какие именно постройки были воздвигнуты самим Тутмосом II, так как во время его царствования происходили крупные династические междоусобия. Однако все же имеются некоторые основания предполагать, что военная добыча, захваченная Тутмосом II в Азии и в Нубии, дала ему возможность продолжить блестящую строительную деятельность его предшественников. Так, в восточной части Фиванского храма Амона, в западной нише комнаты № 11, расположенной к северу от гранитного святилища, сохранились изображения Тутмоса II; его титулы и имена сохранились в комнатах № 13, 19 и 22. Сцены с изображениями Тутмоса сохранились также на двух камнях, найденных в развалинах этого храма.⁹⁹⁾ Можно думать, что Тутмос II воздвиг какие-то постройки и в Гелиополе. Во всяком случае на это указывает надпись на памятном камне Берлинского музея № 15699. На этом памятном камне изображены фараон Тутмос II, царица Яхмос и царица Хатшепсут, стоящие перед богом Ра-Горахте.¹⁰⁰⁾ Поэтому имеются основания предполагать, что эта надпись происходит из храма, построенного Тутмосом II в Гелиополе в честь местного гелиопольского бога Ра-Горахте.

Но не следует преувеличивать строительной деятельности Тутмоса II и приписывать ему все те здания, построенные царицей Хатшепсут, на которых имя царицы заменено именем Тутмоса II. Так, например, на восьмом пилоне фиванского храма Амона в Карнаке, который находится в южной части Карнака около священного озера, изображения и имена царицы Хатшепсут заменены изображениями и именами фараона Тутмоса II. На левой восточной башне [185] 3-го пилона мы видим изображение Тутмоса II (первоначально Хатшепсут), стоящего перед львиноголовой богиней Урт-Хекау и богиней Хатхор; позади царя жрецы несут священную ладью Амона. На правой западной башне этого же пилона снова изображен Тутмос II (первоначально Хатшепсут), стоящий перед богами Амоном и Хонсу; позади царя стоят богиня Урт-Хекау и бог Тот, ведущий запись.¹⁰¹⁾ Так же беззастенчиво присвоил себе Тутмос II изображения и надписи царицы Хатшепсут, сохранившиеся на стенах ее храма в Дейр-эль-Бахри. На западной стене святилища богини Хатхор Тутмос II приказал высечь свое изображение на месте прежнего изображения царицы Хатшепсут. Фараон изображен с веслом и с угольником в руках перед богиней Хатхор. Такую же узурпацию первоначального изображения царицы Хатшепсут находим мы на левой стене комнаты, расположенной у западного угла верхнего двора. Здесь Тутмос II (первоначально царица Хатшепсут), сопровождаемый своим двойником, подносит жертвенные умащения итифаллическому богу Амону.¹⁰²⁾ Наконец, в зале Амона, расположенной у северного угла верхнего двора, опять на месте царицы Хатшепсут изображен Тутмос II перед богом Амоном.¹⁰³⁾ Совершенно аналогичным образом присвоил себе Тутмос II изображения и надписи царицы Хатшепсут в храме 18-й династии в Мединет-Абу, а также в храме Гора у 2-го порога близ Вади-Хальфа (древнее Бохани).

Памятниками строительной деятельности Тутмоса II являются также статуи, сооруженные им во время своего царствования, в частности статуи его отца Тутмоса I, ныне хранящиеся в Туринском музее, и статуя его матери, царицы Мут-нофрет, найденная в заупокойном храме царевича Уаджмес в западной части Фив и ныне хранящаяся в Каирском музее. На этих статуях сохранились трафаретные надписи, в которых Тутмос II с гордостью заявляет, что он соорудил эти статуи в качестве «своего памятника».¹⁰⁴⁾ Тутмосу II принадлежат далее два колосса из тех шести, которые находились перед южным фасадом 8-го пилона. На одной из этих колоссальных статуй Тутмоса II сохранилась следующая надпись:

«Благой бог, владыка двух стран, Царь Верхнего и Нижнего Египта, Аа-хепер-ен-Ра, сын солнца от плоти его, любимый им Тутмос Нефер-хау соорудил памятник свой для отца своего Амона-Ра, владыки престолов двух стран, владыки неба, находящегося в Фивах»...¹⁰⁵⁾

Все эти памятники Тутмоса II красноречиво говорят о тех крупных богатствах, которые и в его царствование продолжали притекать в Египет из покоренных областей Нубии и Сирии в результате военных походов, которые совершил фараон, продолжая традиционную завоевательную политику своих предшественников. [186]

¹⁾ т*3"* о /я см. надпись Яхмоса, сына Иабаны, 7-8. Sethe, Urkunden der XVIII Dyn. IV, 3, 5-6.

²⁾ E. Naville. Bubastis. V. I, p. 22-23, pl. XXII-A. XXXV-с. R. Weill. La Fin du Moyen Empire égyptien. 1918, v. 1, pp. 176-177.

³⁾ K. Sethe. Urkunden der XVIII Dynastie. IV, 21, 1-17. {В книге место сноски не обозначено. HF}

⁴⁾ E. Meyer. Geschichte des Altertums. 2 Aufl., 1928, II, 1, SS. 107, 162. Г. Брэстед. История Египта, т. II, стр. 17-18.

⁵⁾ А. Н. Gardiner. JEA. V. III, р. 95 sqq.

⁶⁾ Рар. Westcar. См. Erman. Literatur der Aegypter, SS. 64-73.

⁷⁾ См. прим. 2.

⁸⁾ Б. А. Тураев. История Древнего Востока. Москва, 1935, т. 1, стр. 25.

⁹⁾ Д. Г. Брэстед. История Египта. Москва, 1915, т. 1, стр. 237.

¹⁰⁾ Annales du Service des antiquifés de l'Egypte. V. 4, pp. 27-29. Le Caire, 1903.

¹¹⁾ Хентхеннофр — Ḫnt-ḥn-nfr. — Область, лежавшая между Нубией и Египтом на правом берегу Нила от горной цепи близ нильского берега до страны Акити, может быть — уади к востоку от Нила ниже Семнэ. См. Brugsch. Geographische Inschriften. I, SS. 52-53, 1, 2, S. 5-6. Brugsh. Die Aegyptische Voetkertafel. Verhandlungen des 5-ten Orientalistischen Congresses. Bd. 2. Afrikanische Sektion. S. 57-59. G. Maspero. Histoire ancienne des peuples de l'orient classique, v. 1, p. 490, v. 2, p. 90.

¹²⁾ G. Maspero, op. cit., v. 2, p. 93.

¹³⁾ K. Sethe. Urkunden der XVIII Dynastie. IV, 18, 3-7.

¹⁴⁾ Daressy. Annales du Service des antiquités de l'Egypte. V. IX, p. 95. Legrain. Répertoire généalogique. № 338. Ed. Meyer. Geschichte des Altertums. 1928, Bd. II, 1, S. 81.

¹⁵⁾ K. Sethe. Urkunden der XVIII Dynastie. IV, 4-5

¹⁶⁾ Иисус Навин. XIX, 6, XIV, 21. I Кн. Паралипаменон IV, 31. См. Albright, Journal Palestine Oriental Society. IV. 158, 1924, Ed. Meyer, op. cit., S. 82, 2. L. D. III. 31. b. 1. 12. Birch. Annals of Thotmes III, p. 38. Вrugsсh. Geographische Inschriften. Bd. 2, S. 32. Maspero, op. cit., v. 2, p. 88. Theatrum Terrae Sanctae Chr. Adrichomii Delphi. 1682, p. 135.

¹⁷⁾ G. Cormасk. Egypt in Asia. 1908, p. 12, 71-72.

¹⁸⁾ K. Sethe. Urkunden der XVIII Dynastie. 17, 35, 16-17.

¹⁹⁾ Ibidem, IV, 25, 12.

²⁰⁾ Ibidem, IV, 5, 6.

²¹⁾ См. Breasted. Ancient Records. v. I, pp. 8-9.

²²⁾ G. Maspero. Histoire ancienne des peuples de l'Orient classique. V. II, p. 90.

²³⁾ Ibidem, p. 91.

²⁴⁾ K. Sethe, op. cit., IV, 24-25.

²⁵⁾ Ibidem, IV, 22-23.

²⁶⁾ British Museum. Guide to the Egyptian Galleries. 1909, pp. 90-100.

²⁷⁾ Туринская стэла № 85. Orcurti. Catalogo illustrato dei Monumenti Egizii. — cp. L. D. III, 25-bis-Е. см. Maspero, op. cit., p. 94.

²⁸⁾ J. Lieblein. Recherches sur l'histoire et la civilisation de l'ancienne Egypte. Leipzig — 1910, fasc. 1, p. 180.

²⁹⁾ G. Maspero. Histoire ancienne des peuples de l'orient classique. V. 2, pp. 101-102.

^29a K. Sethe, op. cit., IV, 6, 17, IX, 7. 1-12.

³⁰⁾ O. Steindorff. Berichte der historisch-philologischen Classe der Koeniglichen Saechsischen Gesellschaft der Wissenschaften. 1900, S. 233. Breasted. Ancient Records, v. 1, p. 17.

³¹⁾ K. Sethe, op. cit., IV, 36, 1-2.

^31a Ibidem, IV, 50, 7-12.

³²⁾ Ibidem, IV, 36, 3-4. L. D. III. 43-a.

³³⁾ H. Brugsch-Bey. Geschichte Aegyptens. 1877, SS. 261-262.

³⁴⁾ Ed. Meyer, op. cit., S. 81.

³⁵⁾ G. Corraack, op. cit., p. 72.

³⁶⁾ K. Sethe, op. cit., IV, 54, 2.

³⁷⁾ J. H. Breasted. Ancient Records. V. 2, p. 28. K. Sethe, op. cit., IV, 85.

³⁸⁾³⁸⁾ K. Sethe, ibidem, IV, 77-78. Ed.Meyer, op. cit., SS. 80-81.

³⁹⁾ J. Lieblein, op. cit., pp. 194-195.

⁴⁰⁾ G. Maspero. Histoire ancienne des peuples de l'Orient classique. V. 2, p. 102.

⁴¹⁾ Breasted, Ancient Records. V. 2, pl. 19.

⁴²⁾ Ibidem, p. 20.

⁴³⁾ K. Sethe. Urkunden der XVIII Dynastie. IV, 53-54.

⁴⁴⁾ J. H. Breasted, op. cit., p. 20.

⁴⁵⁾ Rosellini. Monumenti Storici. T. III, 1, pp. 108-109, pl. II, B. Maspero, op. cit., v. 2, p. 101.

⁴⁶⁾ Maspero, op. cit., pp. 101-102.

⁴⁷⁾ A. Lansing. The Egyptian Expedition 1923—1924. The Museum Excavations at Thebes. Bulletin of the Metropolitan Museum of Art. December, 1934, part 2, p. 16. Guide to the Egyptian Cpllections of the British Museum. 1909, p. 229.

⁴⁸⁾ Pap. Abbot, pl. II. 1, 2-7. 7-11. G. Maspero. Une enquete judiciaire à Thèbes pp. 13, 15, 71-72.

⁴⁹⁾ J. Capart. Art Egyptien. V. 2, p. 61. Г. Масперо. Египет, стр. 213-214, рис. 306.

⁵⁰⁾ Масперо. Там же, стр. 213-214, рис. 307.

⁵¹⁾ Масперо. Там же, стр. 214, рис. 308.

⁵²⁾ Богиня Западной части Фив.

⁵³⁾ К. Sethe, op. cit., IV, 82-83.

⁵⁴⁾ Ibidem, IV, 55, 3-9.

⁵⁵⁾ Ibidem, IV, 102.

⁵⁶⁾ Ibidem, IV, 85.

⁵⁷⁾ J. H. Breasted. Ancient Records. V. 2, p. 202.

⁵⁸⁾ Wilkinsоn. Thebes 472. Note. J. H. Breasted. Ancient Records. V. 2, p. 28.

⁵⁹⁾ E. Meyer, op. cit., S. 80.

⁶⁰⁾ K. Sethe, op. cit., IV, 8-9.

⁶¹⁾ Ibidem, IV, 36.

⁶²⁾ J. H. Breasted, op. cit., II, p. 35.

⁶³⁾ K. Sethe, op. cit., IV, 9, 2.

⁶⁴⁾ Ibidem, IV, 9.

⁶⁵⁾ Ibidem, IV, 83-84.

⁶⁶⁾ Ibidem, loc. cit.

⁶⁷⁾ Ibidem, IV, 89, 4-9.

⁶⁸⁾ Ibidem, IV, 88, 11-16.

⁶⁹⁾ Ibidem, IV, 89-90.

⁷⁰⁾ Ibidem, IV, 40, 13-14.

⁷¹⁾ Ibidem, IV, 80, 7.

⁷²⁾ Ibidem, IV, 40-41.

⁷³⁾ Ibidem, IV, 85.

⁷⁴⁾ Ibidem, IV, 138-139.

⁷⁵⁾ Ibidem, IV, 9-10.

⁷⁶⁾ Ibidem, V, 9, 8; IV, 9, 10.

⁷⁷⁾ G. Maspero, op. cit., v. 2, p. 210. J. Lieblein, op. cit., v. 1, p. 180.

⁷⁸⁾ J. H. Breasted, op. cit., II, p. 202.

⁷⁹⁾ K. Sethe, op. cit., IV, 36.

⁸⁰⁾ H. E. Winlock. The Egyptian Expedition. 1921—1922. Excavations at Thebes. Bulletin of the Metropolitan Museum of Art. December 1922, part II, p. 20.

⁸¹⁾ K. Sethe, op. cit. IV, 56.

⁸²⁾ Ibidem, IV, 56-57.

⁸³⁾ J. H. Вreasted, op. cit., pp. 41-42.

⁸⁴⁾ H. E. Winlock. Notes on the Reburial of Thutmosis I. Journal of Egyptian Archeology. V. XV, 1-2, 1929, pp. 56-67. Кing and Hаll. Egypt and Western Asia. 1910, pp. 348-349.

⁸⁵⁾ K. Sethe, op. cit., IV, 95-102.

⁸⁶⁾ Ibidem, IV, 96, 10-11.

⁸⁷⁾ A. Erman. Aegypten und aegyptiches Leben im Altertum. 1923, S. 324.

⁸⁸⁾ Г. Масперо. Египет, стр. 214.

⁸⁹⁾ H. Вrugsсh-Веу. Aegypten. 1877, S. 275.

⁹⁰⁾ G. Ebers. Cicerone durch das alte und neue Aegypten. 1886, Bd. 2, S. 223.

⁹¹⁾ G. Maspero, op.cit., v.2, p. 243.

⁹²⁾ А. Еrman, op. cit., S. 45.

⁹³⁾ K. Sethe, op. cit., IV, 137-138.

⁹⁴⁾ Ibidem, IV, 58-59.

⁹⁵⁾ Ibidem, IV, 138-141.

⁹⁶⁾ Ibidem, IV, 36.

⁹⁷⁾ J. H. Breasted. Ancient Records. V. 2, pp. 50-51.

⁹⁸⁾ K. Sethe, op. cit., IV, 104-105.

⁹⁹⁾ Pоrter and Mоss. Topographical Bibliography of ancient egyptianhieroglyphical texts, reliefs and paintings. 1929, v. 2, pp. 38, 39, 53.

¹⁰⁰⁾ K. Sethe, op. cit., IV, 143-144.

¹⁰¹⁾ Porter and Mоss, op. cit., v. 2, pp. 56-58. Baedecker. Aegypten. 1902, S. 260.

¹⁰²⁾ Porter and Mоss, op. cit., v. 2, pp. 124-127. Baedecker, op. cit., pp. 280, 283, 285.

¹⁰³⁾ Ibidem, loc. cit.

¹⁰⁴⁾ K. Sethe, op. cit., IV, 143.

¹⁰⁵⁾ Baedecker, ор. cit., S. 260. K. Sethe, op. cit., IV, 154.