Миграция славян из дунайского региона

В VIII—IX вв., когда земли Восточной Европы в значительной степени были уже освоены славянским населением, в различных регионах их наблюдается приток довольно многочисленных групп славянских переселенцев из Подунавья. Документируется процесс инфильтрации дунайских славян в восточноевропейские области прежде всего появлением и распространением большого числа различных вещевых находок дунайского происхождения.
Ниже рассматриваются предметы как привнесенные из Дунайских земель, так и изготовленные мастерами в Восточной Европе по дунайским прототипам. Дифференцировать их в большинстве случаев не представляется возможным. Тем более, что в числе переселенцев было немало ремесленников, принесших в восточнославянские области традиции дунайского ювелирного и иных производств.
Появление дунайских переселенцев в южных регионах Восточной Европы фиксируется на рубеже VII—VIII вв. Наиболее ярким отражением миграции славян из Подунавья являются находки металлических изделий на Пастырском городище (рис. 30: 9), художественный стиль большинства которых, как показали изыскания О. М. Приходнюка, обнаруживает явные дунайские истоки. Анализ этих находок свидетельствует, что первые мастера-ювелиры, работавшие на этом поселении, безусловно пришли из Подунавья. Только ремесленники, пришедшие оттуда, могли принести в Среднее Поднепровье передовые для того времени провинциальновизантийские технологии. Следы подобных переселений небольших групп дунайского населения фиксируются также в материалах производственных комплексов, выявленных на городище Зимно на Волыни и поселении Бернашевка на среднем Днестре, среди находок на селищах на острове Мытковском и в Гайвороне на Южном Буге, Малых Будках на Сумщине, а также среди предметов, находящихся в составе кладов Днепровского левобережья (рис. 31). О. М. Приходнюк полагает, что толчком к отселению части славянского населения из Дунайских земель стал приход в 680 г. болгарских орд Аспаруха, которые на первых порах недружелюбно отнеслись к местным обитателям⁸.

Серьги и височные кольца дунайских типов

С оседанием в восточноевропейских землях многочисленных групп славянского населения из Среднего Подунавья связано появление и распространение в середине VIII в. яркого дунайского набора украшений, изготовленных в технике тиснения и обильно декорированных зернью. Он включает серьги, лунницы, бусы, круглые медальоны и перстни с полусферическими щитками. Исследователи этих украшений первоначально полагали, что они восточного происхождения⁹. Однако последующие изыскания опровергли такое мнение. Шведский археолог В. Дучко, всесторонне исследовавший подобные украшения, обнаруженные в Скандинавии, убедительно доказал их среднедунайское (моравское) происхождение¹⁰. Аналогичные украшения встречены в ряде кладов Среднего Поднепровья, которые О. А. Щегловой были выделены во вторую группу так называемых «кладов антов»¹¹. В итоге исследовательница утверждает, что появление в середине VIII в. в среднеднепровских землях дунайского набора украшений, а также последующее его распространение обусловлено приходом в этот регион населения из Среднего Подунавья.
Одним из ярких и достаточно надежных показателей появления дунайских славян в восточноевропейских землях являются проволочные височные кольца (или серьги) со свисающей подвеской в виде виноградной грозди, отделанные узорами из скани и зерни (рис. 30: 2, 3). Наиболее ранними на восточнославянской территории являются серьги пастырского типа. Они найдены на Пастырском городище, на поселениях в Григоровке и Зеленках, а также в составе Xарьевского клада (рис. 30: 1, 4)¹².
А. И. Айбабин подразделил серьги пастырского типа с полой подвеской на три подтипа, имеющих различное происхождение¹³. Серьги с подвесками из полых шариков, украшенных зернью, как утверждал исследователь, производны от местных сармато-аланских. Серьги двух других подтипов (с подвеской в виде полого шара, украшенного псевдозернью, и с полой «каплевидной подвеской») имеют несомненно дунайское начало.
О крупной волне миграции, исходившей из Среднего Подунавья в IX—X вв., свидетельствуют находки в южных регионах Восточной Европы серебряных и бронзовых украшений — проволочных колец с подвеской из полых шариков в виде грозди винограда и расположенных симметрично розеточек, составленных также из шариков зерни.
Такие украшения неоднократно встречены и на поселениях, и в погребениях IX — начала XI в. славянского населения различных регионов Восточно-Европейской равнины. Так, при раскопках городища Екимауцы в Молдавии обнаружено свыше трех десятков подобных зерненых колец, отличающихся тонкой и сложной работой¹⁴. Они имеют гладкую дужку диаметром 2—3 см с большой привеской, составленной из крупных и мелких шариков зерни и сканых колечек. На дужке укреплены еще 3—4 бусинки, образованные из мелкой зерни. На городище выявлены и следы их изготовления местными ремесленниками.

Рис. 31. Распространение украшений дунайских типов.

а — памятники с находками украшений пастырского облика; б — с находками серег с «привесками» звездообразной формы и в виде виноградной грозди.
1 — Гнёздово; 2 — Эсьмоны Малые; 3 — Зимно; 4 — Новоселки; 5 — Пересопница; 6 — Борщевка; 7 — Речица; 8 — Залесье; 9 — Киев; 10 — Григоровка;
11 — Гущино; 12 — Xарьевка; 13 — Фатеж; 14 — Коробнино; 15 — Шпилевка; 16 — Будки Малые; 17 — Денис; 18 — Монастырек; 19 — Зеленки; 20 — Княжая Гора; 21 — Пастырское; 22 — Копиевка; 23 — Червоне; 24 — Юрковцы; 25 — Семенки; 26 — Сологутов; 27 — Мытковский; 28 — Гайворон; 29 — Бернашевка; 30 — Алчедар; 31 — Екимауцы; 32 — Бранешты-1; 33 — Рэдукэнень; 34 — Костишти-Яссы

Аналогичные головные украшения встречены при раскопках городища Алчедар и могильника Бранешты в Поднестровье, имеются они и среди древностей Румынской Молдовы¹⁵. Серьги с «виноградной гроздью» найдены также под Каневом на Княжей Горе и на поселении Монастырек на Днепре¹⁶, в Киеве они встречены в курганных могильниках: две находки обнаружены в погребении, выявленном в 90-х годах XIX в. на Кирилловой улице, три — в срубном захоронении, раскопанном в 1936 г. близ Десятинной церкви¹⁷.
На Волыни подобные украшения обнаружены в курганах с трупо-положениями X в. в Пересопницах и Новоселках¹⁸. В земле древлян такие серьги встречены в ряде курганов Речицкого могильника¹⁹, в регионе расселения дреговичей — в Малых Эсьмонах²⁰, найдены они и на Гнездовском селище²¹.
Довольно много украшений рассматриваемого типа происходит из кладов X в. Эти находки, искусно отделанные зернью и сканью, в полном смысле могут быть отнесены к лучшим произведениям художественного ремесла того времени. В кладе, найденном в Борщевке на Волыни, наряду с другими предметами содержалось восемь серег²², в Копиевском кладе на Винничине — двадцать семь²³. Кроме того, они имеются в составе кладов, найденных в Гущино близ Чернигова, Денис в окрестностях Переяславля Южного, Шабельницах и Юрковицах в южных районах Киевщины, а также в Елизаветградском и Xерсонском уездах Северного Причерноморья²⁴.

Коренной территорией колец с привеской в виде виноградной грозди являются Среднее Подунавье и Адриатика²⁵. Здесь они получили распространение около середины VIII в. и бытовали до конца IX в., а в некоторых регионах встречены и в древностях первой половины X в.²⁶ Восточноевропейские находки подобных украшений (называются они по-разному: «серьгами волынского типа», «екимауцкими» или «гроздевидными») рассматривались в ряде работ. В последнее время им были посвящены две статьи — Е. Ю. Новиковой и написанной совместно Р. А. Рабиновичем и С. С. Рябцевой²⁷. Они достаточно определенно подтвердили мнение о появлении этих украшений в Восточноевропейских землях в результате переселения групп среднедунайского населения.
Дунайское происхождение имеют и ранние лучевые височные кольца (рис. 30: 5, 7, 8), ставшие прототипами семилучевых и семилопастных головных украшений радимичей и вятичей. Это, прежде всего, кольца Зарайского клада IX в., среди которых есть и пятилучевые с ложной зернью на щитке и тремя шариками на концах каждого луча, и семилучевые с одним шариком на концах лучей²⁸. К этой же группе височных украшений принадлежат семилучевые кольца Полтавского клада, очень близкие к зарайским, также относящиеся к IX в.²⁹ Близко к зарайским и височное кольцо с семью острыми лучами, найденное на Новотроицком городище. Здесь же обнаружено еще пятилучевое кольцо с ложной зернью на щитке. Дата этих находок также IX в.³⁰ Новотроицкие кольца отлиты, очевидно, на месте из низкопробного серебра, копируя дорогие украшения, привнесенные из Подунавья. К более раннему времени относится семилучевое височное кольцо, происходящее из культурного слоя VIII—IX вв. городища Xотомель в Припятском Полесье³¹. Лучевые височные кольца того же облика найдены еще на городище роменской культуры Горналь, на городище боршевской культуры Титчиха в Воронежском Подонье, в Кветуни под Трубчевском, а также на поселениях в Гнездово под Смоленском и Супрутах в Верхнем Поочье³². Датируются они в целом IX—X вв., гнездовский экземпляр относится к рубежу IX и X вв.
О происхождении названных лучевых колец из Подунавья, где широко были распространены золотые и серебряные височные подвески, основу которых составляли проволочные кольца, имевшие в нижней части треугольные отростки-лучи, составленные из зерни, писали многие исследователи³³. По своему облику рассматриваемые восточноевропейские украшения вполне сопоставимы с дунайскими. Последние, занесенные дунайскими переселенцами в южные регионы Восточной Европы, очевидно и послужили прототипами рассматриваемых лучевых височных колец, среди которых имеются экземпляры с деградирующей псевдозернью, что обусловлено многократным копированием находящихся в обиходе украшений. Наиболее вероятной представляется мысль об изготовлении лучевых височных колец в восточноевропейских землях местными ремесленниками по образцам украшений, привнесенных переселенцами из Дунайского региона. Иного объяснения появления в VIII—X вв. в Восточной Европе лучевых украшений найти не удается.
Одним из ярких и достаточно надежных показателей миграции новых групп славян в лесную зону Русской равнины являются лунничные височные кольца (рис. 32; 33).

Рис. 32 Лунничные височные кольца

К числу ранних находок принадлежит височное кольцо из курганного могильника VIII—IX вв., расположенного около д. Арефино на Смоленщине³⁴. Оно имеет луновидное пластинчатое основание (лопасть), орнаментированное зигзагообразным узором, нанесенным зубчатым колесиком. Сверху лопасть с одной стороны переходит в проволочную дужку, с другой завершается крючкообразно. Эта находка уже упоминалась в связи с вопросом о происхождении проволочно-пластинчатых височных колец культуры смоленско-полоцких длинных курганов.
Каких-либо прототипов арефинскому лунничному украшению в лесной зоне восточнославянского расселения и среди древностей соседних племен обнаружить не удается. Ближайшие аналогии выявляются в материалах Среднего Подунавья, где лунничные височные кольца были весьма характерны для славянского населения последней четверти I тыс. н. э.³⁵ Среди них есть и украшения, совершенно идентичные по форме и орнаментации арефинской находке³⁶.

Лунничное височное кольцо арефинского типа обнаружено в горизонте Е2 культурных напластований Старой Ладоги, которые датируются второй четвертью IX в.³⁷ Его луновидная лопасть по краям орнаментирована пунктирным узором и в середине группами кружков с точкой в центре. С ладожской находкой сопоставимы лунничные украшения, обнаруженные на городище Ржева Пустая в Псковской земле, где имеется мощный культурный слой с лепной керамикой последних столетий I тыс. н. э., и на селище Прудники с напластованиями тушемлинской культуры и IX—X вв., расположенном около Браславля в Полоцкой земле³⁸.
Из региона полоцких кривичей происходит еще несколько лунничных височных колец того же типа. Некоторые из них отличаются чуть более широкой лопастью, орнаментированной обычно по краям зубчатым штампом и в середине — кружками. Такие украшения найдены на городищах Масковичи и Прудники³⁹ и в курганных могильниках у д. Лесная⁴⁰ и близ с. Гребень⁴¹. Встречены они также в соседних районах Латвии — на поселениях Зилупе, Мадалане и Саулекалнс⁴². Точно датировать эти находки не представляется возможным. Городища Масковичи и Прудники доживают до XII—XIII вв., Мадаланское городище спорадически использовалось как убежище в течение всего I тыс. н. э. и было заселено в XII—XIII вв. Курганы в Лесной и Гребени содержали захоронения по обряду ингумации на горизонте и могут быть датированы второй половиной X — XI в.

Рис. 33. Распространение височных украшений дунайских типов и височных колец, имеющих дунайские прототипы

а — памятники с находками ранних лучевых височных колец; б — с находками лунничных височных колец; в — с находками височных колец, включающих в себе элементы лунничных и браслетообразных украшений
1 — Старая Ладога; 2 — Белоозеро; 3 — Новгород; 4 — Камно; 5 — Ржева Пустая; 6 — Зилупе; 7 — Мадалане; 8 — Айзкраукле; 9 — Саулекалнс; 10 — Бельмонт; 11 — Прудники; 12 — Лесная; 13 — Масковичи; 14 — Богин; 15 — Стакай; 16 — Пирчюпяй; 17 — Черневичи; 18 — Рудня; 19 — Глинище; 20 — Бескатово; 21 — Выжедки; 22 — Дорохи; 23 — Городок на Ловати; 24 — Слобода; 25 — Шиловка; 26 — Шугайлово; 27 — Дроково; 28 — Акатово; 29 — Заозерье; 30 — Xотынь; 31 — Ярцево; 32 — Колодня; 33 — Цурковка; 34 — Слобода-Глушица; 35 — Арефино; 36 — Пекуново; 37 — Татариново; 38 — Боровиково; 39 — Семухино; 40 — Переяславский уезд; 41 — Купанское; 42 — Юрьев-Польский уезд; 43 — Кубаево; 44 — Шейки; 45 — Звенигород; 46 — Деснинское; 47 — Малышево; 48 — Максимово; 49 — Муромский; 50 — Пустошенский; 51 — Подболотня; 52 — Нижняя Верея; 53 — Старая Рязань; 54 — Крюково-Кужновский; 55 — Гребень; 56 — Xотомель; 57 — Гомель; 58 — Кветунь; 59 — Слободка; 60 — Титчиха; 61 — Воробьевка; 62 — Гочево; 63 — Горналь; 64 — Новотроицкое; 65 — Ницахи; 66 — Полтава; 67 — Жовнин

Три лунничных височных кольца арефинского типа найдены при раскопках в Новгороде. Лицевые стороны их орнаментированы выпуклыми полушариями, перемежающимися с линиями ложной зерни. М. В. Седова справедливо сопоставила эти украшения с лунничными кольцами последних столетий I тыс. н. э. Однако в Новгороде эти кольца обнаружены были в слоях XIV в.⁴³ Мало вероятно, что лунничные височные кольца бытовали в столь позднее время. Нужно полагать, они попали в отложения XIV в. в результате потревоженности более ранних слоев.
Представляется несомненным, что в земли смоленско-полоцких кривичей лунничные височные украшения занесены переселенцами из Дунайского региона. Судя по разбросанности этих находок, это была инфильтрация сравнительно небольших групп дунайских славян, которые не образовывали своих селений, а селились на уже существующих. Учитывая то, что лунничные кольца оказали влияние на эволюцию височных украшений славянского населения, ранее колонизовавшего Смоленско-Полоцкие земли, можно говорить о значительном приливе дунайских славян в этот регион.
Среди находок из Гнездова и с городища Монастырек имеются лунничные кольца «нитранского типа» — украшения в виде лунниц с гроздевидными отростками. Принимая во внимание широкое распространение подобных украшений в восточно-моравском регионе и изолированность днепровских находок, можно было бы со всей определенностью утверждать среднедунайское начало восточноевропейских лунничных колец. Между тем на Гнездовском городище была найдена литейная формочка из кремнистого камня для изготовления колец «нитранского типа». Негатив, воспроизводящий узор из зерни, выполнен на этой форме очень тщательно, свидетельствуя о хорошем знакомстве мастера с техническими приемами изготовления нитранских височных колец. Это дает основание утверждать, что в среде ремесленников-ювелиров Гнездова были мастера, хорошо знакомые с великоморавской ювелирной традицией⁴⁴.

Лунничные височные кольца, близкие к арефинскому типу, встречены также в Среднем Поволжье. Наиболее ранние происходят из захоронений VIII—IX вв. в грунтовых могильниках Максимовском, Малышевском, Муромском, Нижневерейском, Подболотьевском, Чулковском и Шокшинском. Наряду с местным финским племенем муромой в регионе в это время проживали уже славяне — носители браслетообразных височных колец. Появление здесь лунничных височных колец, бесспорно, отражает приток новых групп славянского населения. Как и в области смоленско-полоцких кривичей, переселенцы из Дунайских земель не создавали самостоятельных поселений, но подселялись на уже функционирующие, а для захоронений пользовались действующими некрополями.
Так, в Максимовском могильнике⁴⁵, где раскопано около 70 захоронений, лунничные височные кольца встречены только в двух могилах. В одной из них два неорнаментированных кольца находились при остатках трупосожжения. В другой могиле обнаружено также два серебряных кольца, которые имели по четыре отверстия с колечками для привешивания трапециевидных подвесок. Еще одно лунничное кольцо происходит из потревоженного захоронения. Датируется Максимовский могильник IX—X вв.
В Чулковском могильнике того же времени одно лунничное височное кольцо, украшенное прочерченным зигзагообразным узором, встречено в захоронении 77 (раскопки В. В. Гришакова 1992 г.). В Корниловском могильнике лунничные украшения найдены в двух могилах⁴⁶. Два серебряных кольца происходят из Молвотицкого могильника⁴⁷. В Малышевском могильнике первые лунничные височные кольца появляются в погребениях второй половины IX в. Здесь они нередко коррелируют с браслетообразными височными кольцами с заходящими концами и щитковоконечными⁴⁸. Несколько лунничных колец с трапециевидными привесками или без таковых найдены в захоронениях Шокшинского могильника⁴⁹. Он функционировал продолжительное время — от второй половины V до XI в., но большинство погребений относится к VIII—X вв. К этому периоду принадлежат и все захоронения с височными кольцами. Преобладали среди них браслетообразные щитковоконечные. Лунничные кольца сопровождали их, реже — составляли самостоятельный набор головных украшений.
Одно лунничное височное кольцо, принадлежащее к рассматриваемому типу, происходит из погребения 63 Дубовского могильника, расположенного на берегу Волги на южной окраине области расселения мари⁵⁰. Самой восточной находкой является лунничное кольцо, обнаруженное в одном из погребений IX—X вв. Танкеевского могильника в Татарии⁵¹.

В среднем течении Оки носители лунничных височных колец, по-видимому, растворились в местной среде. В X в. эти украшения выходят из употребления.
В междуречье Волги и Клязьмы в ряде мест ношение лунничных колец сохранялось и в XI—XII вв. Здесь они встречены в древнерусских подкурганных трупоположениях в окрестностях Юрьева и Переяславля⁵², Семухине на р. Тезе⁵³, Татаринове в Костромском Поволжье⁵⁴. Судя по материалам раскопок Семухинских курганов, носились лунничные кольца так же, как и другие типы височных украшений, — на висках по одному с каждой стороны головы.
Очевидно, из Волго-Окского региона носители лунничных височных колец расселились в Белозерском крае. Одно из таких украшений найдено при раскопках города Белоозера в слое X в. Оно орнаментировано зубчатым штампом в виде двойного зигзагообразного узора и тройного пояска сверху. На лопасти его сделано три отверстия, в которые продеты проволочные костыльки с трапециевидными подвесками⁵⁵. Пара лунничных колец происходит из одного из захоронений XIII в. Пустошинского могильника, расположенного близ Старовской Пустыни на р. Ваге⁵⁶. Лопасти их орнаментированы по краям зубчатым штампом, а в середине — фигурой из четырех выпуклин.
В лесной полосе Восточной Европы никаких прототипов лунничным височным кольцам найти невозможно. Эти украшения могли быть привнесены сюда откуда-то со стороны. Рассматривая лунничные кольца русского Севера, Н. А. Макаров отметил, что по форме и орнаментации они сходны с окскими, а прототипом их орнаментации был узор арефинского кольца⁵⁷.
Исходным регионом восточноевропейских лунничных колец могло быть только Подунавье. Штихельная орнаментация в виде зигзагов и иных узоров на лунничных кольцах из Арефина, Ладоги, Белоозера, Чулкова и других мест в деталях повторяет среднедунайскую. До появления лунничных украшений на Восточно-Европейской равнине подобной орнаментации или чем-то напоминающей ее не известно.
Миграционной волной, исходившей из Среднедунайских земель, лунничные височные кольца, по всей вероятности, сначала были занесены в кривичские земли и на среднюю Оку, а уже оттуда на Русский Север.

Кроме единичных лунничных колец арефинского типа на севере Европейской России получили распространение еще два типа таких украшений. Анализ их формы и орнаментации позволяет утверждать, что они являются результатом эволюционного развития занесенных на Русский Север лунничных колец арефинского типа. Изготавливаться они уже могли там же, первоначально по образцам, занесенным в IX— X вв. На городище Крутик в верховьях Шексны была найдена каменная формочка для отливки лунничных колец⁵⁸.
Свидетельством переселения разрозненных групп дунайских славян в средней полосе Восточной Европы являются еще находки трапециевидных подвесок с точечным узором по нижнему краю (рис. 34). Каталогизируя такие предметы, широко представленные в Дунайском регионе, румынская исследовательница М. Комша показала их славянскую атрибуцию⁵⁹. Мною отмечалось, что подобные трапециевидные подвески известны и в Смоленско-Полоцком ареале, где они в ряде захоронений длинных курганов коррелируют с проволочно-пластинчатыми (серповидными) височными кольцами⁶⁰.
И. О. Гавритухин, заново проанализировав находки трапециевидных подвесок, выделил среди них группу малых привесок с орнаментацией по нижнему краю в виде полосы из прессованных точек. Наиболее ранние экземпляры их были сравнительно широко распространены в Подунавье, где по материалам славяно-аварских могильников датируются VII — началом VIII в. Не позднее рубежа VII—VIII вв. такие подвески получают некоторое бытование среди славянского населения, представленного пражско-корчакской культурой, преимущественно в областях, примыкающих к Карпатскому региону⁶¹.
В VIII—IX вв. аналогичные трапециевидные подвески появляются в Верхнеднепровско-Двинском регионе в памятниках культуры смоленско-полоцких длинных курганов и в бассейне среднего течения Оки, то есть в тех же областях, что и лунничные височные кольца арефинского типа. Их появление здесь может быть объяснено только расселением отдельных групп среднедунайского населения.
Подобные трапециевидные подвески в небольшом числе известны еще в памятниках VII в. Мазурского поозерья, где приток населения из Подунавья и наличие в его составе славянского этнического компонента устанавливаются целым комплексом данных⁶².
Инфильтрация групп среднедунайских славян в лесные земли Восточно-Европейской равнины документируется также некоторыми другими находками. Так, в одном из длинных курганов у д. Цурковка на Смоленщине обнаружена часть поясного набора достоверно дунайского происхождения⁶³. Найденная ременная гарнитура принадлежит к поздне-аварскому кругу древностей, широко представленному в Среднем Подунавье. Среди находок Цурковского кургана есть еще браслет с полыми расширенными концами, который также сопоставим с дунайскими украшениями типа Сент-Эндре⁶⁴.

В статье, посвященной различным височным украшениям Гнездовского археологического комплекса, Т. А. Пушкина достаточно убедительно показала, что немалая часть их связана с кругом дунайских древностей. Кроме упомянутых выше лучевых височных колец и колец с гроздевидной привеской, к изделиям среднедунайского происхождения достоверно принадлежат упомянутые выше три бронзовых кольца в форме обращенной рожками вверх лунницы с гроздевидным отростком в центре нижней кромки. Со Среднедунайским регионом связаны также чекан блучинского типа и золоченая шпора. Ранняя гончарная керамика, появляющаяся в Гнездове в 20—30-х годах X в., также имеет дунайское происхождение. При этом очевидно, что ее распространение было не результатом торговых операций, а следствием миграции в Верхнее Поднепровье групп славянского населения из Дунайских земель⁶⁵.
Из кургана 13, раскопанного в Гнездовском могильнике Д. А. Авдусиным, происходит амфоровидный глиняный сосуд-корчага с процарапанной надписью: «гороуща» или «гороушна». Согласно изысканиям О. Н. Трубачева, эта надпись свидетельствует о проникновении на Русь глаголицы, отражая импульсы из Среднего Подунавья⁶⁶.
В этой связи небезынтересна и мысль этого исследователя о расселении здесь племени смолян, давшем имя городу Смоленску, из Дунайских земель. О. Н. Трубачев отмечает, что в раннем средневековье смоляне известны в трех различных регионах: 1) в правобережной части нижней Эльбы близ устья Эльды проживали смолинцы, названные «Баварским географом» IX в. среди полабских славян; 2) в Западных Родопах на р. Места-Нестос, впадающей в Эгейское море, где находится город Смолян, локализуется племя смолян, в XII в. входившее в состав Болгарского государства; 3) на берегах Днепра (они и дали имя Смоленску). Смоляне Балканского полуострова, смолинцы Полабья и предполагаемые смоляне на верхнем Днепре, по всей вероятности, некогда составляли единое праславянское племя, расчлененное и разбросанное в результате великой славянской миграции по разным местностям⁶⁷. Коренной регион праславянских смолян, скорее всего, находился, как полагает исследователь, где-то в Подунавье. В таком случае часть его, осевшая в кривичском Поднепровье, проделала большой путь из исходного центра, возможно в числе носителей лунничных височных колец.
Показателем расселения разрозненных групп дунайских славян являются и находки на восточнославянской территории железных ножей с рукоятками, оформленными волютообразными завершениями (рис. 35). Они имеют сравнительно большие размеры — от 9 до 19 см, чаще 12—16 см, плоскую железную рукоятку, иногда украшенную насечками, составляющими геометрический узор. Этот орнамент и отсутствие следов заклепок свидетельствуют, что рукояти не закрывались костяными или деревянными пластинами.

Рис. 34 Распространение некоторых вещей дунайского происхождения

а — памятники с находками ножей с волютообразными рукоятками; б — с находками малых трапециевидных подвесок с орнаментацией из точек; в — с находками удил IX—X вв.

1 — Суна-6; 2 — Вихмес; 3 — Старая Ладога; 4 — Чернавино; 5 — Xолопий Городок; 6 — Новгород; 7 — Георгий; 8 — Васильевское; 9 — Псков; 10 — Сарогожское;
11 — Борки; 12 — Рацкий Бор; 13 — Микольцы; 14 — Василиха; 15 — Некасецк; 16 — Черневичи; 17 — Ревячка; 18 — Засвирь; 19 — Городище; 20 — Еленево; 21 — Сосенка; 22 — Лукомль; 23 — Лужесно; 24 — Бескатово; 25 — Заозерье; 26 — Акатово; 27 — Xотынь; 28 — Дроково; 29 — Ярцево; 30 — Гнездово; 31 — Лопино; 32 — Цурковка; 33 — Тайманово; 34 — Мощины; 35 — Дьяково; 36 — Веськово; 37 — Сарское; 38 — Тимерево; 39 — Гнездилово; 40 — Максимово; 41 — Подболтня; 42 — Федяшево; 43 — Шуклинка; 44 — Старо-животинное; 45 — Семилукское; 46 — Шестовицы; 47 — Вышгород; 48 — Новотроицкое; 49 — Канев; 50 — Плиснеск (Подгорцы); 51 — Ревне; 52 — Лузна-Стратени; 53 — Перерыта пе Шес; 54 — Извоаре-Бахна; 55 — Алчедар; 56 — Лопатна; 57 — Бранешты-1; 58 — Требужены

Ножи с волютообразными рукоятками неоднократно привлекали внимание исследователей⁶⁸. В результате можно утверждать, что первые ножи этого типа первоначально появились в Дунайско-Прикарпатском⁷⁰ регионе. В составе вещевого клада, найденного в Шилагушомльёо (Румыния), имелась золотая цепочка, на которой были закреплены амулеты, и среди них миниатюрный нож с волютообразным окончанием⁶⁹, который следует рассматривать как реликт римского времени. Одни исследователи датировали эту находку концом IV — первой половиной Ув., К. Яжджевский относил нож-амулет к VI в. По-видимому, подобные культовые предметы и послужили прототипами рассматриваемых раннесредневековых ножей с волютообразными завершениями на рукоятках.

Железные ножи с волютообразными рукоятками

В VI—VIII вв. такие ножи получили распространение в Дунайско-Карпатском регионе. Они найдены на славянских поселениях этого времени в Словакии (Хнойно, Нитра), Молдавии (Алчедар III, Бранешты I, Лопатна, Требужены, Перерыта пе Шес) и Польши (Бониково, Бискупин, Челядж Велько, Новая Гута-Могила, Сандовель, Глезиановск, Бнин, Милич, Жуковице), в могильнике аварского периода Богойево в Югославии, а также в позднеаварских могильниках Среднего Подунавья (Алаттьян, Зилингталь, Кестхей, Соб).
Связь ножей с волютообразными рукоятками со славянским этносом не может вызывать серьезных возражений. Наличие на позднеаварских некрополях погребений славянского населения ныне достаточно надежно аргументировано. В чешской и словацкой научной литературе эти могильники справедливо именуют славяно-аварскими. Замечу, что в могильнике Алаттьян встречены и трапециевидные подвески с точечной орнаментацией, о которых речь шла выше.
Уже В. Шиманьский рассматривал ножи с волютообразными завершениями как предметы жреческого культа, с чем согласилось большинство археологов, публиковавших такие находки. В погребениях они нередко встречаются с богатым инвентарем. Так, в могильнике Алаттьян такой нож обнаружен в женском захоронении 287, в котором еще находились две серьги, ожерелье из разнообразных бус, железная пряжка и глиняное пряслице.
В карпатско-нижнедунайском регионе ножи с волютообразными рукоятками бытовали и в VIII—X вв. К этому времени принадлежат находки в Румынии (Букове, Лозна-Стратени, Извоаре-Бахне, Диногеции), а также в Болгарии (Мадара), описанные недавно И. Митреа и Д. Г. Теодором⁷¹. В Среднедунайских памятниках послеаварского времени подобные ножи уже не встречаются. Вместо этого они широко распространяются по Восточно-Европейской равнине.
В южнорусских землях (рис. 34) ножи с волютообразными навершиями найдены на поселениях Ревно на Буковине, Плиснеск (Подгорцы) на Волыни, Каневском на берегу Днепра и на двух городищах роменской культуры — Новотроицком и Шуклинском⁷². Четыре экземпляра таких ножей обнаружены при раскопках Староживотиновского городища боршевской культуры и еще один — на Семилукском городище с напластованиями той же культуры⁷³.
В средней полосе Восточно-Европейской равнины ножи с волюто- образными рукоятками встречены на поселениях Василиха, Городище (Мядельское), Лукомль, Заозерье, Тайманово и в насыпи одного из курганов в Ярцеве⁷⁴. Нож из Ярцева по своему облику абсолютно идентичен подобным находкам в славяно-аварских могильниках Подунавья. На всех названных поселениях имеются напластования тушемлинской культуры, с верхними горизонтами которых, по всей вероятности, и нужно связывать находки культовых ножей. На поселениях Городище, Заозерье и Лукомль встречены также привнесенные из Дунайских земель трапециевидные привески.

Два ножа с рукоятками, завершающимися волютообразно, найдены в Поильменье на селищах Васильевское и Георгий⁷⁵. Еще одна находка сделана на поселении Суна VI на северо-западном побережье Онежского озера⁷⁶.
Дунайское начало имеют также удила типа 1 по классификации А. Н. Кирпичникова (рис. 34). Они с прямыми стержневидными псалиями, продетыми в одну из петель восьмеркообразного окончания грызла. Петли грызла по отношению друг к другу находятся во взаимно перпендикулярных плоскостях. А. Н. Кирпичников отмечает, что такие удила получили распространение в среднеевропейских землях в связи с продвижением с востока гуннов и аваров. Они широко представлены в славяно-аварских могильниках Среднего Подунавья VII—VIII вв.⁷⁷
Удила, привнесенные в лесные области Восточно-Европейской равнины среднеевропейскими переселенцами в эпоху великого переселения народов, не прижились на новом месте. Только после некоторого перерыва в IX—Х вв. удила появляются вновь в лесных землях Восточной Европы. Наиболее ранние находки происходят из сопки в Чернавино близ Старой Ладоги. Некоторые восточноевропейские удила дают полное основание утверждать, что исходным регионом их были Дунайские области. Так, железные удила из Холопьего городка под Новгородом с эсовидными псалиями, увенчанными зооморфными головками (они инкрустированы латунными пластинами с глазами-вставками из синего стекла), имеют точные аналогии в славяно-аварских могильниках Подунавья, что было отмечено исследователем памятника Е. Н. Носовым⁷⁸.

С инфильтрацией среднедунайских славян, весьма вероятно, следует связывать и распространение на Восточно-Европейской равнине металлических нагрудных крестов с так называемым грубым изображением распятого Христа. Им мною посвящена специальная статья⁷⁹, в которой показано, что истоки этих крестов находятся в Великой Моравии. Из Подунавья они в Х в. распространились в Древнерусские земли. Первые находки таких крестов на Руси датируются временем до официального принятия христианства. Так, в Новгороде один из крестов рассматриваемого облика встречен на Неревском раскопе в промежутке между настилами мостовых Великой улицы ярусов 27 и 26, что дает основание датировать находку 70—80-ми годами X в. К концу этого столетия принадлежат аналогичные кресты, найденные на Буяном раскопе в Новгороде и на городище Заречье в Киевском Поднепровье, отождествляемом с летописным городом Новгородом Малым. Другие находки крестов аналогичного типа на Руси относятся к XI в., и определить, какие из них поступили из Дунайских земель, а какие могли быть изготовлены древнерусскими мастерами по дунайским образцам, затруднительно.
Из Древней Руси кресты с грубым изображением распятого Христа проникли в южные области Финляндии, где они датируются XI — первой половиной XII в. В названной работе мною высказано предположение о древнерусском происхождении и подобных крестов, обнаруженных в памятниках Скандинавии. Это не исключает того, что какая-то часть их могла быть изготовлена готландскими ювелирами, которые, как ныне выясняется, в начале XII в. имитировали различные виды древнерусских изделий.
Картография находок дунайского происхождения и их датировки достаточно надежно свидетельствуют, что в VII—X вв. имели место многократные оттоки славянского населения из Дунайского региона. Продвигаясь в восточных направлениях группы дунайских переселенцев оседали в различных местностях Восточно-Европейской равнины, в землях, уже освоенных славянами. Разнотипность находок дунайского происхождения и их рассеянность по восточнославянской территории указывают на множественность миграционных групп, вышедших из разных регионов Подунавья. Инфильтрация дунайских славян продолжалась, очевидно, около двух-трех столетий.
В этой связи находит объяснение сообщение Повести временных лет о расселении славян с Дуная. Составитель этого летописного свода Нестор утверждает: «По мнозехъ времянех сели суть словени по Дунаеви, где есть ныне Угорьска земля и Болгарска. И от техъ словенъ разидошася по земле и прозвашася имены своими, где седоше на которомъ месте»⁸⁰. То есть, по Нестору, земли по нижнему течению Дуная и Паннония были древнейшей территорий славянства после их прихода из Передней Азии, которая, согласно библейскому преданию, была родиной всего человечества.
Летописный рассказ о расселении всех славян с Дуная стал основой так называемой дунайской теории их происхождения, весьма популярной в исторических произведениях средневековья и последующего времени. Однако данные археологии и языкознания в сочетании со сведениями римских авторов надежно показывают, что в I тыс. до н. э. и в первых веках нашей эры Среднее и Нижнее Подунавье занимали неславянские этнические общности и только с III—IV вв. н. э. появляются основания говорить о проникновении первых славян в левобережную часть Нижнего Подунавья. Массовое расселение славян в Дунайском регионе относится уже к V—VI вв.

Рассмотренные выше археологические материалы дают основание полагать, что летописное сообщение о Подунавье как исходном регионе расселения славян, очевидно, связано не с первоначальным освоением славянами Восточно-Европейской равнины, а с миграционными волнами, исходившими из Дунайских земель в VII—X вв. Фиксируемые археологическими материалами отливы славянского населения из Подунавья находят объяснение в исторических событиях этих столетий.
В VI—VII вв. славянское население доминировало в Среднем и Нижнем Подунавье. Достаточно очевидно, что создателями аварской культуры на среднем Дунае были не только собственно авары, но в основном население, которое им удалось подчинить путем завоевания или включения в конгломерат в качестве союзников. Наиболее значительную часть жителей Аварского каганата, как показывают данные археологии и подтверждают свидетельства письменных источников, составляли славяне. Это была та сила, которая способствовала оседлости номадов, приобщению их к земледелию и ремесленной деятельности⁸¹.
Славянское население Среднего Подунавья вынуждено было терпеть грабежи, гнет и унижения со стороны аваров. Так, в хронике VII в., составленной Фредегаром, сообщается: «Авары (они здесь именуются гуннами) каждый год шли к славянам, чтобы зимовать у них; тогда они брали женщин и детей славян и пользовались ими. В завершение насилия славяне обязаны были платить аварам дань»⁸². В том же источнике говорится, что, когда авары ратью шли против какого-либо народа, они ставили впереди войско славян. Если последнее одерживало верх, то авары забирали всю добычу и, только если славяне терпели поражение, вступали в сражение сами.
Естественно, что в такой ситуации из Дунайского региона начался отлив славянского населения. В результате постоянных войн могущество Аварского каганата постепенно слабело. В 791 г. авары были побеждены Карлом Великим, а несколько позже его сын Пипин завершил разгром Аварского государства. Франкские войны существенным образом затронули и славянское население Среднего Подунавья. По-видимому, значительные массы славян в условиях франкского нашествия отдельными группами вынуждены были оставить часть Среднедунайских земель и, продвинувшись далеко на восток, осесть в различных местностях Восточно-Европейской равнины. Письменные документы IX в. называют центральные области бывшего Аварского каганата «аварской пустыней» (solitudines Avarorum).
В VII—VIII вв. наблюдается активизация романского населения Подунавья, известного под именем волхи (в русских летописях — «влахи»). В V—VII вв. земли к северу от нижнего течения Дуная были плотно заселены славянами. К началу VIII в. большая часть их могильников перестала функционировать. Очевидно, что в это время значительные массы славянского населения покинули регион⁸³.
Еще в первой половине XIX в. собиратели русского фольклора обратили внимание на весьма распространенное употребление в песнях и былинах термина дунай. В 1876 г. увидела свет работа В. Ягича о Дунае в славянском фольклоре, в которой на основе собранного материала исследователь утверждал, что фольклорный Дунай безусловно своим происхождением связан с реальной рекой Дунай⁸⁴.

Предания о Дунае-батюшке были весьма широко распространены до недавнего времени во многих восточнославянских землях. Образ реки Дунай вошел в мифологию и обрядовую жизнь восточных славян. Дунай включается в круг представлений о землях изобилия и предков, с ним связываются мотивы «водного» и «женского» в языческих верованиях и ритуалах. В ряде случаев предполагается определенная функционально-образная связь между «демоном» Дуная и языческим Велесом. Дунай в разных образах широко представлен в восточнославянских песнях, в текстах свадебных причитаний и т. п.⁸⁵
В этой связи одни исследователи полагали, что все это обусловлено первоначальным проживанием славян в Дунайском регионе и последующим расселением их оттуда на Восточно-Европейской равнине, о чем и рассказывает Повесть временных лет. Другие ученые, отрицавшие дунайскую прародину славянства, относили зарождение популярности Дуная в славянской среде ко времени балканских войн.
Выявляемое археологическими данными многоактное расселение разрозненных групп дунайских славян по Восточно-Европейской равнине позволяет отнести зарождение образа Дуная в древнерусском фольклоре и обрядности к периоду этих миграций. Только переселенцы из Дунайского региона могли привнести в восточнославянскую среду яркий образ и культ Дуная, представления о Дунае как земле изобилия, «земле предков», пограничной реке.
С широкой инфильтрацией дунайских славян в славянские области Восточной Европы, по всей вероятности, связано решение двух существенных вопросов. Как известно, славяне, заселявшие лесные земли Восточно-Европейской равнины, умерших хоронили исключительно по обряду трупосожжения, что было обусловлено их языческим миропониманием. Этот ритуал фиксируется в курганных материалах до первой трети XI в. включительно. В этой связи, многие исследователи придерживаются положения о распространении на этих территориях обряда ингумации под влиянием христианской религии.

Между тем ряд данных мешает согласиться с таким решением вопроса. Множество фактов свидетельствует о том, что в кривичско-словенском регионе обряд ингумации получает распространение задолго до крещения Руси. Трупоположения в курганах середины и второй половины X в. известны не только в Гнездовском могильнике, что еще можно было бы объяснить ранним проникновением христианства в среду дружинного сословия Древней Руси, но и в местностях, отдаленных от городов и торговых магистралей того времени. Таковы, например, курганы с трупоположениями в могильниках верхнего течения Луги, в бассейне Мологи и других регионах Новгородской земли. Существенно то, что эти погребения второй половины X в. совершались не на горизонте, а уже в подкурганных ямах. Серединой этого столетия датируются и трупопо-ложения в десятках курганных могильников на территории расселения смоленско-полоцких кривичей⁸⁶. Думается, что столь раннее появление захоронений по обряду ингумации, в особенности трупоположений в могильных ямах, следует поставить в непосредственную зависимость от расселения дунайских славян в лесных областях Восточной Европы. В Среднем Подунавье такая обрядность (правда, бескурганная) была весьма характерна для славянского населения начиная с VII—VIII вв.
С миграцией дунайских славян связано, по всей вероятности, и распространение в лесной зоне Восточно-Европейской равнины гончарной керамики. Выше отмечалось, что ранняя круговая керамика Гнездовского комплекса, появляющаяся в 20—30-х годах X в., была привнесена переселенцами из Моравского Подунавья. То же можно утверждать и относительно появления гончарной керамики в некоторых других регионах Древней Руси. Так, только привнесением извне можно объяснить распространение в X в. круговой посуды в Рязанском Поочье.

В связи с широкой инфильтрацией дунайских славян в Восточную Европу находит объяснение и присутствие лексем дунайского происхождения в Повести временных лет. Так, восточнославянский термин кънязъ (вытеснивший более ранний, каган), как показал А. С. Львов, является изустным заимствованием из диалектов моравско-паннонских славян⁸⁷.
Дунайские славяне, расселившиеся в различных местностях Восточной Европы, оказали несомненное воздействие на процесс нивелировки диалектного многообразия, сложившегося на первом этапе в результате освоения этих земель различными праславянскими племенными группировками. Наряду с другими факторами, о которых речь пойдет ниже, заметный прилив славянского населения из Дунайского региона сыграл существенную роль в консолидации славянского населения ВосточноЕвропейской равнины, которая завершилась формированием древнерусской народности.

⁸Приходнюк О. М. Технологiя, виробництва та витоки ювелiрного стiлю металевих прикрас Пастирського городища // Археологiя. Кшв, 1994. № 3. С. 61—77.
⁹Корзухина Г. Ф. О технике тиснения и перегородчатой эмали в Древней Руси X—XII вв. // КСИИМК. Вып. XIII. 1946. С. 45—52.
¹⁰Duczko W. The filigree and granulation work of the Viking period. Stockholm, 1985; Дучко В. Славянские ювелирные изделия с зернью и филигранью в Скандинавии эпохи викингов // Труды V Международного Конгресса славянской археологии. Т. III. Вып. 1а. М., 1987. С. 77—88.
¹¹Щеглова О. А. Среднее Поднепровье конца VII — первой половины VIII вв.: причины смены культур // Социогенез и культурогенез в историческом аспекте: Материалы методологического семинара ИИМК. Л., 1991. С. 42—50.
¹²Ханенко Б. И. и В. Н. Древности Поднепровья. T. IV. Киев, 1901. Табл. XIII; Березовець Д. Т. Xарiвський скарб // Археолопя. Т. VI. Кшв, 1952. Табл. II: 1, 2; III: 1, 2; Брайчееский М. Ю. Новые находки VI—VIII вв. н. э. на Пастырском городище // КСИАУ. Вып. 10. Киев, 1960. С. 106— 107.
¹³Айбабин А. И. К вопросу о происхождении серег пастырского типа // СА. 1973. № 3. С. 70—72.
¹⁴Федоров Г. Б. Славяне Поднестровья // По следам древних культур: Древняя Русь. М., 1953. С. 150—151.
¹⁵Федоров Г. Б., Чеботаренко Г. Ф. Памятники древних славян (VI—XIII вв.). Кишинев, 1974. С. 82. Рис. 14.
¹⁶Мезенцева Г. Г. Древньоруське мкто Родень. Княжа гора. Ктв, 1968. С. 76—77. Табл. XIa; XII; Максимов Е. В., Петрашенко В. А. Славянские памятники у с. Монастырек на среднем Днепре. Киев, 1988. С. 90. Рис.11, 6; 31: 5.
¹⁷Каргер М. К. Древний Киев. Т. I. М.; Л., 1958. С. 180, 209. Табл. XXVIII; XX: 2.
¹⁸Мелъник Е. Н. Раскопки в земле лучан // Труды XI Археологического съезда. Т. I. Киев, 1901. С. 535, 536, 542. Табл. VI: 1.
¹⁹Яроцкий Я. В. Краткий отчет о раскопках курганов Речицкого могильника // Труды Общества исследователей Волыни. Т. I. Житомир, 1902. С. 92—117. Табл. I: 5.
²⁰Отчет археологической комиссии за 1889 год. СПб., 1891. С. 48. Рис. 14.
²¹Пушкина Т. А. Височные кольца Гнездовского комплекса // Труды V Международного конгресса славянской археологии. Т. III. Вып. 1б. М., 1987. С. 55. Рис. 1: 6, 7.
²²Гущин А. С. Памятники художественного ремесла древней Руси X—XIII вв. М.; Л., 1936. Табл. XI: 1—3, 5, 6, 8—10.
²³Линка Н. В. Копшвський скарб // Археолопя. Т. II. Ктв, 1948. С. 182— 190. Табл. I: 8—12: II: 1—3; III: 14; IV: 1—18.
²⁴Отчет археологической комиссии за 1914 год. М., 1916. С. 10. Рис. 4—6; Корзухина Г. Ф. Русские клады IX—XII вв. М.; Л., 1954. Табл. VI: 6—11, 18; VII: 1, 3; VIII: 9, 15, 21, 28, 30.
²⁵Hampel J. Altertümer der frühen Mittelalter in Ungarn. II. Braunschweig, 1905. S. 489— 494; Hrubý V. Staré Město. Velkomoravske pohřebiště «Na Valach». Praha, 1955. S. 229. Obr. 41; Dostál B. Slavanska pohřebiště na středni doby hradištni na Moravě. Praha, 1966. S. 35—44; Beloševič J. Materijalna kultura Hrvata od VII do IX stolječa. Zagreb, 1980. S. 86—90.
²⁶Jurić R. Srednioviekovni nakit Istre i Dalmacije. (Izdanja Hrvatskog arheoloskog drustva, II). T. 2. Zagreb, 1986. S. 245—289.
²⁷Новикова Е. Ю. О серьгах «екимауцкого типа» // Проблемы археологии Евразии: (Труды ГИМ. Вып. 74). М., 1990. С. 107—117; Рабинович Р. А., Рябцева С. С. Ювелирные украшения с зернью из Карпато-Поднестровья в контексте культурно-исторических процессов X—XI вв. // Stratum + Петербургский археологический вестник. СПб.; Кишинев, 1997. С. 236—245.
²⁸Рыбаков Б. А. Ремесло Древней Руси. М.; Л., 1948. С. 106—107. Рис. 14; 15; Корзухина Г. Ф. Русские клады... С. 81;
²⁹Макаренко Н. Е. Материалы по археологии Полтавской губ.: Находка 1905 г. в Полтаве // Труды Полтавской ученой археологической комиссии. Вып. V. Полтава, 1908. С. 5—9. Рис. I: 2; Рыбаков Б. А. Ремесло Древней Руси... С. 108—110; Корзухина Г. Ф. Русские клады... С. 79.
³⁰Ляпушкин И. И. Городище Новотроицкое // МИА. № 74. 1958. С. 24—26. Табл. XCI, XCII.
³¹Кухаренко Ю. В. Средневековые памятники Полесья // САИ. Вып. Е1— 57. 1961. С. 24. Табл. 8: 21.
³²Москаленко А. Н. Городище Титчиха. Воронеж, 1965. С. 119—122; Изюмова С. А. Ранние типы лучевых колец Супрутского городища // Вестник Моск. гос. университета. Сер. истории. 1978. № 6. С. 102; Соловъева Г. Ф. Семилучевые височные кольца // Древняя Русь и славяне. М., 1978. С. 176. Рис. 3: 5; Пушкина Т. А. Височные кольца... С. 52.
³³Ляпушкин И. И. Городище Новотроицкое... С. 26; Лееашова В. П. Височные кольца // Очерки по истории русской деревни X—XIII вв.: (Труды ГИМ. Вып. 43). М., 1967. С. 25—26; Соловьева Г. Ф. Семилучевые височные кольца... С. 176—177; Шинаков Е. А. Классификация и культурная атрибуция лучевых височных колец // СА. 1980. № 3. С. 115—116.
³⁴Указатель памятников Российского Исторического музея. М., 1893. С. 113—114; Седов В. В. Длинные курганы кривичей // САИ. Вып. Е1—8. С. 26—35.
³⁵Korošec P. Zgodnjesrednjeveška arheoloska slika karantanskih slovanov. T. I—III. Ljubljana, 1979.
³⁶Marušic R. Starohorvatska nekropola u Zminju // Histria archaelogica. T. 17—18. Pula, 1987. Tabl. XVII: 5.
³⁷Даеидан О. И. Этнокультурные контакты Старой Ладоги VIII—IX вв. // Археологический сборник Гос. Эрмитажа. Вып. 27. 1986. С. 101—103. Рис. 2: 10.
³⁸Шадыра В. I. Селiшча Пруднiki на беларуска-латышскiм парубежжы (матэрыяльная культура, датыроука) // Гiстарычна-археалагiчны зборнik. Вып. 2. Мiнск, 1993. С. 170—182. Мал. 3: 26.
³⁹Археалогiя, нумiзматыка i геральдыка Беларусь Мiнск, 1979. С. 146— 147.
⁴⁰Дучыц Л. Ў. Браслаускае Паазер'е ў IX—XIV ст. ст. Мiнск, 1991. С. 61. Мал. 7: 11.
⁴¹Указатель памятников... С. 135; Известия Общества любителей естествознания, антропологии и этнографии при Московском университете. Т. XXXV. 1880. С. 11—12.
⁴²Мугуревич Э. С. Восточная Латвия и соседние земли в X—XIII вв. Рига, 1965. С. 92. Рис. 40; Urtans V. Madalanu pilskalna un Madalanu kapulauka petijumi 1980. un 1981. gada // Zinatniskas atskaites sesijas materiali par arheologu un etnografu 1980. un 1981. gada petijumu rezultatiem. Riga, 1982. Lpp. 129. Att. 20: 4.
⁴³Седова М. В. Ювелирные изделия древнего Новгорода (X—XV вв.). М., 1981. С. 16. Рис. 2: 4, 6.
⁴⁴Ениосова Н. В. Xимический состав и техника изготовления височных колец из Гнездова // Общество, экономика, культура и искусство славян: (Труды VI Международного Конгресса славянской археологии. Т. 4). М., 1998. С. 260— 261.
⁴⁵Спицын А. А. Древности бассейнов рек Оки и Камы // МАР. 1901. № 25. С. 45, 112, 113. Табл. XXVI: 3, 10.
⁴⁶Селезнев Ф. Я. Археологические исследования в окрестностях Мурома. Культура финнов средней Оки. Владимир, 1925. С. 7. Табл. IV: 12.
⁴⁷Розенфельдт Р. Л. Муромский могильник у с. Молотицы // Вопросы древней и средневековой археологии Восточной Европы. М., 1978. С. 180—184. Рис. 2: 6.
⁴⁸Дубынин А. Ф. Раскопки Малышевского могильника // КСИИМК. Вып. XXVII. 1949. С. 94—95.
⁴⁹Циркин А. В. Шокшинский могильник // СА. 1972. № 1. С. 164. Рис. 3: 7.
⁵⁰Архипов Г. А. Дубовский могильник // Новые памятники археологии Волго-Камья: (АЭМК. Вып. 8). Йошкар-Ола, 1984. С. 119. Рис. 8: 32.
⁵¹Казаков Е. П. Погребальный инвентарь Танкеевского могильника // Вопросы этногенеза тюркоязычных народов Среднего Поволжья. Казань, 1971. С. 142. Табл. XVII: 14
⁵²Aspelin J. R. Antiquités du Nord Finno-Ougrien. T. III. Helsingfors; St.-Pétersbourg; Paris, 1878. № 1058, 1389; Спицын А. А. Владимирские курганы // ИАК. Вып. 15. 1905. С. 128. Рис. 463.
⁵³Ерофеева Е. И. Курганный могильник у д. Семухино на р. Тезе // Восточная Европа в эпоху камня и бронзы. М., 1976. С. 217. Рис. 1: 13.
⁵⁴Рябинин Е. А. Костромское Поволжье в эпоху средневековья. Л., 1986. С. 58—59. Табл. I: 15.
⁵⁵Голубева Л. А. Весь и славяне на Белом озере X—XIII вв. М., 1973. С. 138. Рис. 51: 15.
⁵⁶Черницын Н. А. Угро-финские могильники на территории Вологодской области // СА. 1966. №. 4. С. 196—201. Рис. 1: 8.
⁵⁷Макаров Н. А. О некоторых пермско-финских элементах в культуре Северной Руси (находки лунничных височных колец на Руси и в Скандинавии) // Новые исследования по этногенезу удмуртов. Ижевск, 1989. С. 58—59.
Н. А. Макаров в соответствии со сложившейся традицией рассматривает лунничные височные кольца как украшения пермско-финских типов.
⁵⁸Седов В. В. Лунничные височные кольца восточнославянского ареала // Культура славян и Русь. М., 1998. С. 249—262.
⁵⁹Comßa M. Bemerkunden über die Beziehungen zwischen der Awaren und Slawen im 6—7. Jahrhundert // Interaktionen der mitteleuropäischen Slawen und anderen Ethnika im 6—10. Jahrhundert. Nitra, 1984. S. 63—74.
⁶⁰Седов В. В. Очерки по археологии славян. М., 1994. С. 95.
⁶¹Гавритухин И. О. Маленькие трапециевидные подвески с полоской из прессованных точек по нижнему краю // Пстарычна-археалапчны зборнж. 12. Мшск, 1997. С. 43—58.
⁶²Седов В. В. Славяне в раннем средневековье... С. 170—173.
⁶³Шмидт Е. А. Длинные курганы у дер. Цурковки в Смоленском районе // СА. 1958. № 3. С. 168; Седов В. В. Длинные курганы кривичей... С. 59.
⁶⁴Седов В. В. Длинные курганы кривичей... Табл. 26: 21; Гавритухин И. О. Маленькие трапециевидные подвески... С. 49.
⁶⁵Пушкина Т. А. Височные кольца... С. 50—57.
⁶⁶Трубачев О. Н. В поисках единства... С. 168—177.
⁶⁷Седов В. В. Славяне в раннем средневековье... С. 154.
⁶⁸Szymański W. Przyczynki do zagadnienia chronologii i zasięgu występowania żelaznych noży z rękojeciami zakończonymi wolutami // WA. XXX, 3—4. 1964. S. 221—228; Idem. Wcześnosredniowieczne noże z rękojęsciami zakonczońymi wolutami w świetle nowych badań // WA. XXXI, 2—3. 1965. S. 146—148; Idem. Noże z rękojęsciami zakonczonymi wolutami — zagadkowe komponenty kultury slowiańskiej i awarskiej // Studia nad etnogeneza słowian i kultura Europy wczesnośredniowiecznej. T. II. Wrocław; Warszawa; Kraków; Gdansk; Lódź, 1987; Šiska St. Nože s volutovým ukončenim rukovati v hradištnej kultuře // Archelogicke rozhledy. Praha, 1964. № 3. S. 395—404; Pleterski A. Nožoci z zavojkoma z zgodnjem srednjem veku // Arheološki vestnik. XXXIV. Ljubljana, 1983. S. 375—395; Verony G. Spätawarenzeitliche Messer mit Volutengriff // Urzeitliche und frühhistorische Besiedlung der Ostslowakei in Bezug zu den Nachbargebieten. Nitra, 1986; Рафалович И. А. Славяне VI—IX веков в Молдавии. Кишинев, 1972. С. 182— 183. Рис. 29: 5, 7; Перхавко В. Б. Классификация орудий труда и предметов вооружения из раннесредневековых памятников междуречья Днепра и Немана / / СА. № 1979. 4. С. 47. Рис. 4: 8; Его же. Один из компонентов материальной культуры раннесредневекового населения Беларуси // Насельнiцтва Беларуci i сумежных тэрыторый у эпоху жалеза: Тезiсы дакдадау канферэнцыi прысвячонай 80-годдаю з дня нарадження А. Г. Мiтрафанава. Менск, 1992. С. 86—88.
⁶⁹Hampel J. Altertümer... III. Taf. 14.
⁷⁰Kovrig I. Das awarenzeitliche Gräberfeld von Alattyan // Archaeologia Hungarica. XL. Budapest, 1963. S. 31, 170. Tabl. XXII: 18.
⁷¹Mitrea I. Elemente slave in cultura secolelor VIII—X din spatiul carpato-danubiano-pontic. Cutitele eu volute §i semnificatia lor // Din istoria Eurorei Romane. Oradea, 1995. P. 295— 300; Teodor Dan Gh. Elements slaves des VIе—VIIIе siecles ap. J. C. au nord de bas Danube // Этногенез и этнокультурные контакты славян: (Труды VI Международного Конгресса славянской археологии. Т. 3). М., 1997. P. 304—305. Fig. 2: 1—6.
⁷²Ляпушкин И.И. Городище Новотроицкое... С. 24, 188. Рис. 10: 7; Никольская Т. Н. Шуклинское городище // КСИА. Вып. 72. 1958. С. 75. Рис. 19: 12; Кучера М. П. Древний Плиснеск // Археолотчш пам'ятки УРСР. Т. 12. Киiв, 1962. С. 59. Рис. 15: 16; Мезенцееа Г. Г. Кашвське поселення полян. Кшв, 1965. С. 102. Рис. 53: 7; Михайлина Л. П. Населення Верхнього Попруття VIII—X ст. Чернiвцi, 1997. С. 96. Рис. 47: 8
⁷³Винников А. 3. Славяне лесостепного Дона в раннем средневековье. VIII — начало XI века. Воронеж, 1995. С. 64—65. Рис. 18: 12—14; Пряхин А. Д., Цыбин М. В. Древнерусское Семилукское городище (материалы раскопок 1987— 1993 гг.) // На юго-востоке Древней Руси. Воронеж, 1996. С. 37. Рис. 15: 6.
⁷⁴Митрофанов А. Г. Железный век средней Белоруссии. Мн., 1978. С. 107— 108. Рис. 35: 1; 52: 17; Штыхов Г. В. Города Полоцкой земли. Мн., 1978. С. 49. Рис. 18; Седов В. В. Восточные славяне в VI—XIII вв. М., 1982. С. 40.
⁷⁵Орлов С. Н. Славянские поселения на берегу р. Прость около Новгорода // СА. 1972. № 2. С. 137; Носов Е.Н. Новгородское (Рюриково) городище. Л., 1990. С. 176. Рис. 65: 4, 5.
⁷⁶Косменко М. Г. Двухслойное поселение в устье р. Суны // Средневековые поселения Карелии и Приладожья. Петрозаводск, 1978. С. 154. Рис. 8: 10; Археология Карелии. Петрозаводск, 1996. С. 279. Рис. 66: 4.
В Среднем Поволжье в праболгарских памятниках новинковского типа известны булавки с волютообразными навершиями (Багаутдинов Р. С., Богачее А. В., 3убов С. Э. Праболгары на средней Волге (у истоков истории татар Волго-Камья). Самара, 1998. С. 102. Рис. 19: 13, 14), одна из которых ошибочно включена в сводку ножей рассматриваемого типа А. Плетерским (Pleterski A. Nozici z zavojkoma v zgodnjem... S. 379). Есть ли какая-либо связь ножей и булавок с одинаковыми волютообразными навершиями, пока сказать нельзя.
⁷⁷Кирпичников А. Н. Снаряжение всадника и верхового коня на Руси IX— XIII вв. // САИ. Вып. Е1—36. Л., 1973. С. 14.
⁷⁸Носов Е. Н. Новгородское (Рюриково) городище... С. 181. Рис. 69.
⁷⁹Седов В. В. Об одной группе древнерусских крестов // Древности славян и Руси. М., 1988. С. 63—67.
⁸⁰Повесть временных лет... С. 11.
⁸¹Подробнее о славяно-аварском симбиозе в Среднем Подунавье см.: Седов В. В. Славяне в раннем средневековье. М., 1995. С. 109—137.
⁸²Chronicarum quae dicuntur Fredegarii Scholastici. Libr IV // Monumenta Germaniae Historica: Scriptorum Rerum Merovingicarum. II. Hannoverae, 1888. S. 48.
⁸³Fiedler U. Studien zu Gräberfeldern des 6. bis 9. Jahrhunderts an der unteren Donau (Universitatsforschungen zur prähistorischen Archäologie. B. 11). Teil 1—2. Bonn, 1992; Рец.: Седов В. В. // СА. 1995. № 2. С. 248—249.
⁸⁴Jagič V. Dunav-Dunaj in der slavischen Volkspoesie // Archiv für slavische Philologie. Bd. 1. 1876. S. 289—333.
⁸⁵Мачинский Д. А. «Дунай» русского фольклора на фоне восточнославянской истории и мифологии // Русский Север: Проблемы этнографии и фольклора. Л., 1981. С. 110—171.
⁸⁶Седов В. В. Славяне Верхнего Поднепровья и Подвинья. М., 1970. С. 11—117; Его же. Восточные славяне в VI—XIII вв. М., 1982. С. 172.
⁸⁷Львов А. С. Лексика «Повести временных лет». М., 1975. С. 198—200.

<<Назад Вперёд>>

Просмотров: 17388

загрузка...

Другие книги по данной тематике