§ 3. Организация хозяйства. Рыночные связи

К сожалению, в нашем распоряжении мало данных о хозяйстве латифундии. Римские аграрные писатели главное внимание уделяли поместью среднего размера и разбросали лишь беглые и разрозненные замечания о процессе производства в крупных имениях. Весьма беден археологический и эпиграфический материал. Отрывки из сочинений юристов, собранные в «Дигестах», в основной части относятся к более позднему времени.

Одной из важнейших особенностей латифундйального хозяйства является соединение ремесленного и сельскохозяйственного производства. Варрон определенно заявляет о том, что среди рабской фамилии латифундии имеются собственные врачи, валяльщики, плотники, кузнецы и прочие ремесленники (I, 16, 4). Эти многочисленные ремесленники стоили довольно дорого. Поэтому лишь богатые владельцы могли содержать их среди своей фамилии. Наличие собственных ремесленников предполагает соответствующие помещения на вилле: кузницу, плотницкую, керамическую, ткацкую, валяльную и иные мастерские. Включение ремесленников в состав сельской фамилии латифундии диктовалось не удаленностью ее от городов, бывших ремесленными центрами, как это имело место в ряде имений среднего размера, хотя латифундии очень часто существовали именно в отдаленных областях, а обширными размерами хозяйства, настоятельной необходимостью в обслуживании огромного рабского и иного рабочего контингента, требовавшего ежедневно различных ремесленных и ремонтных работ. Обращаться при таких условиях к наемным мастерам вряд ли было целесообразно, особенно при случайности предложений услуг с их стороны. Приведем некоторые свидетельства о ремесленной деятельности в латифундиях. В районе Тускула обнаружены водопроводные керамические трубы с именами императора Тиберия и его матери Ливии, изготовленные в их поместьях ¹³¹. В Кампании находят кирпичи со штемпелями гончарных мастерских из владений Юлии Августы (Ливии)¹³² . В галльских латифундиях Ливии разрабатывались даже рудники (melalla) и, очевидно, было налажено собственное металлическое производство ¹³³.

Случайное упоминание о кузнеце консула 16 г. Статилия Сисенны, владельца поместий в Истрии¹³⁴ , также заставляет предполагать существование поместных мастерских. В окрестностях Рима, в имениях некоего Домиция Афра были организованы мастерские по производству кирпича и разнообразной керамики, в которых работали многие рабы¹³⁵ .

Тримальхион, по словам Петрония, получавший все из своих поместий, т. е. не только сельскохозяйственную продукцию, но и ремесленные изделия, хвастается, что лишь он владеет настоящей коринфской бронзой, так как ему поставляет ее медник Коринф¹³⁶, судя по греческому имени, его же раб. Хотя в этом отрывке и демонстрируется невежество выскочки, тем не менее Тримальхион по-своему прав, рассматривая продукцию своего раба, работавшего в одной из его латифундий, как свою собственную.

В общей форме, мимоходом, как о привычном явлении, Плиний упоминает о ремесленниках на вилле Тусок и в соседней латифундии (III, 19, 3). Поскольку Плиний много раз говорит о различных постройках и перестройках в своих поместьях, очевидно, в составе его сельской фамилии было немало строителей и архитекторов¹³⁷ . В сардинских имениях Атты, фаворитки Нерона, работали обширные мастерские, черепичные и керамические¹³⁸ . В поместьях знаменитой, по словам Тацита, Кальвизии Криспиниллы (Hist. I, 73) было налажено производство амфор и другой керамической тары. В районах Петовии и Тергесты (Истрия) найдены амфоры с оттиском ее имени (CIL, III, 12010, 2). В. Сираго собрал до двух десятков надписей, в которых упоминаются гончарные мастерские в поместьях, расположенных вдоль Адриатического побережья Италии¹³⁹ . Правда, не известна величина этих поместий и наверняка не все из них были латифундиями, но и последних могло быть немало. В качестве примера можно привести имение Вибия Пансы около Аримина. Там были керамические мастерские. Оно перешло к Августу и находилось в составе императорских владений при Веспасиане (CIL, V, 8110, 1—28). Обширным было, очевидно, поместье, принадлежавшее знатным и богатым Цетегам и Сципионам (CIL, IX, 6078, 58). В Велейской таблице упоминается некто Г. Целий Вер. Он владел несколькими поместьями и обширным сальтусом, простиравшимся по территории трех пагов, в которых находились керамические мастерские (CIL, XI, 1147; II, 11—51; VII, 47—48)¹⁴⁰ .

Большую ценность представляют свидетельства римских юристов, так как включение в юридические тексты казусов, связанных с ремесленными мастерскими или рабами-мастерами, живущими в имениях, подразумевает глубокое проникновение ремесленного труда в повседневную жизнь поместий. Юрист I в. н. э. Сабин, определяя права узуфруктария, т. е. не собственника, но лица, получившего временное право на эксплуатацию и доходы, предусматривает случаи, при которых в поместьях имеются каменоломни, глиняные и песчаные карьеры, а также рудники, которые обслуживаются специальными мастерами¹⁴¹ .
Марциан цитирует рескрипт Марка Аврелия об ответственности господина, чей арендатор или рабы станут незаконно выплавлять железо в поместье ¹⁴². Требаций включает в состав рабской фамилии поместья, например, таких мастеров: пекаря, парикмахера, женщин, пекущих хлебы и убирающих виллу, строителей, истопника, прях, одевающих фамилию, стряпух, сукновалов, а также их жен и детей (Dig., XXXIII, 7, 12, 5—7).

Правда, во всех этих случаях не оговорено, какое поместье имеется в виду, однако самое вероятное — отнести большинство казусов к хозяйству латифундий. Многочисленность рабской фамилии, ее женского и детского населения, а также обслуживающего персонала ^парикмахер, пекарь и женщины, пекущие хлебы, стряпухи и т. п.) указывает, конечно, на огромное имение. Обнаружение и разработка рудников, глиняных и песчаных карьеров, каменоломен, бесспорно, были возможны лишь на обширных просторах латифундий, а не на скромных площадях рабовладельческих поместий среднего размера, всецело занятых сельскохозяйственным производством. Поскольку еще не найдено развалин мастерских в какой-либо латифундии в Италии, у нас мало археологических данных для подтверждения литературных свидетельств о существовании ремесленников на вилле латифундии¹⁴³ . Однако сохранилось много остатков вилл в латифундиях, обнаруженных в римских провинциях. Эти данные собраны у М. И. Ростовцева¹⁴⁴ , и мы их воспроизведем поэтому кратко. В Галлии около Тулузы открыта вилла латифундии с громадной шерстяной и валяльной мастерской. В бельгийских латифундиях найдены внушительные по размерам керамические печи и мастерские для производства металлических предметов, в том числе художественной бронзы. Крупные мастерские светильников обнаружены в африканских латифундиях знатной семьи Пулайенов. Многие из исследованных вилл Британии имели ремесленные мастерские¹⁴⁵ .

Италийские латифундии скорее всего не отличались в этом отношении от провинциальных.
Говоря о соединении ремесленной и сельскохозяйственной деятельности в латифундиальном хозяйстве, не следует преувеличивать его масштабов. Конечно, на любой вилле все столярные и плотницкие работы выполнялись собственными силами, действовала валяльная и ткацкая мастерская, налажено было производство керамических изделий. Почти в каждом имении или в большинстве их могло быть для этого сырье: глина, шерсть, дерево, местные строительные материалы. Иначе обстояло дело со сложным производством металлических изделий. Кузница, очевидно, устраивалась в любом поместье, но наладить разработку рудников можно было лишь там, где имелись запасы руд. Например, в Италии было мало залежей металлов, и их приходилось импортировать. В провинциях, богатых рудой, металлургия и на ее основе производство металлических изделий, как показывают Дигесты, в пределах крупных поместий имели место. Некоторые специалисты не без основания считают, что металлургическое производство, например в Бельгии, началось именно в сельских латифундиях¹⁴⁶.

Италийские латифундии скорее всего импортировали большую часть металлов, главным образом железо, а также металлические изделия, особенно орудия труда, поэтому они были больше связаны с рынком, чем провинциальные ¹⁴⁷. К тому же в Италии, густо усеянной городами с налаженным металлургическим производством, латифундисту должно было казаться удобным не заводить громоздкого и хлопотливого дела, а покупать изделия из металлов на городском рынке. Да и требовалось их не так уже много, а раз приобретенные, они служили долгий срок. В провинциях положение, по всей видимости, было иным. За исключением металлических изделий, нужда в ремесленной продукции удовлетворялась собственными силами в поместных мастерских латифундии. Поэтому провинциальные латифундии были в большей степени, чем италийские, независимы от рынка, автаркичны.

Как же было организовано сельскохозяйственное производство в латифундиях? Для Варрона латифундии богатых людей представляются имениями, где собственники соседних средних специализированных вилл могут купить все, чего им недостает. Они кажутся многоотраслевыми хозяйствами, где представлены культуры, иногда отсутствующие в средних специализированных виллах (I, 16, 3). Упоминание о двух скотных дворах большого поместья (I, 13, 3) подразумевает разнообразный скот и птицу. В самом деле, на обширных пространствах латифундии организовать многоотраслевое хозяйство со всевозможными культурами легче, чем в небольшом имении.

Весьма удачная формулировка ведущего хозяйственного принципа латифундиста принадлежит Тримальхиону: omnia domi nascuntur, что предполагает действительно многоотраслевое хозяйство в его наиболее полной форме. По словам Петрония, нет такого продукта, который бы Тримальхион покупал на стороне. Не говоря о таких обычных вещах, как хлеб, мясо, вино, масло, в его владениях получают ценные сорта шерсти, воск, аттический мед, благовония, некоторые индийские растения, «куриное молоко и то найдешь» (Sat., 38, 48). Любопытная подробность: на пиру подают репу, лупин и два сорта нута (Sat., 35, 66).

Несмотря на карикатурность описания хозяйства Тримальхиона, оно, по нашему мнению, в своих основных чертах правильно отражает общие особенности латифундиалыюго хозяйства I в. н. э., подтверждаемые другими источниками¹⁴⁸ .

У Колумеллы в огромных латифундиях пасутся стада скота, устроены обширные загоны, трудятся в виноградниках и оливковых садах рабы-колодники, а па полях — зависимые клиенты и колоны (I, 3, 12). Поясняя рецепты кормления собак, он писал: «Если владения столь велики, что там находятся (целые) стада скота, то все без исключения собаки питаются ячменной мукой, замешанной на сыворотке. Если же поля засажены посадками, а пастбищ нет, их (собак.— В. К.) кормят полбенным или пшеничным хлебом, смешанным с бобовым отваром» (VII, 12, 10). В других местах Колумелла указывает на громадные и запущенные виноградники и оливковые сады латифундий (VIII, 16, 5; XI, 2; XII, 18; XII,12, 52).

Приведем одно из немногих полных описаний обширного хозяйства, оставленное Плинием Младшим. Речь пойдет о его гифернском владении. «Вниз по горе спускаются леса, листья которых идут на корм скоту. Среди них холмы с жирной почвой.., которые плодородием не уступают равнине и где вызревает несколько позже, но такая же тучная жатва. Ниже — по всему склону простирающиеся виноградники, представляющие, насколько хватает глаз, однообразное зрелище, по краю внизу они окаймлены деревьями, по которым вьются лозы. Дальше — луга и поля; поля, которые могут поднять только огромные волы самыми крепкими плугами; при первой пахоте из очень вязкой земли выворачиваются такие глыбы, что только при девятой вспашке удается с ними сладить. На лугах, покрытых пестрыми цветами, растут клевер и другие травы, всегда нежные и мягкие» (Plin. Epist., V, 6, 8—11). Итак, здесь представлены громадные леса, виноградники, хлебные нивы, луга, подразумеваются разнообразный скот и соответствующие вспомогательные угодья. Правда, тут нет оливкового сада, но, по словам самого Плиния, в этих местах маслина не растет. В благоприятных же условиях масличный сад был непременной принадлежностью латифундии.

Марциал в известном послании к Бассу (III, 58), владельцу пригородного имения, описывает хозяйства байской латифундии некоего Фаустина. По его словам, оно — своеобразный образец сельскохозяйственной экономии. Все здесь свое: закрома полны дарами Цереры; много припрятано амфор со старым вином, а в ноябре рабы уже вновь обрезают виноградники; пернатой стаей полон птичий двор: туг и гуси, и куропатки, и фазаны, и куры, и горлинки, и голуби, и павлины; бегают свиньи, овцы, в долине мычат быки и коровы. В поместье имеется маслинник, лес. Колоны несут в определенный день мед, ягнят, каплунов и т. д. Описание Марциалла предполагает, таким образом, многоотраслевое хозяйство, со всеми необходимыми культурами, независимость его от рынка, полное самообеспечение.

В надписи, известной под названием Манциев закон, относящейся к 115—117 гг., но отражающей и условия второй половины I в. н. э.¹⁴⁹ , описывается хозяйство африканской латифундии. Любопытно ее двойное официальное название — Вилла Магна Вариана и Маппалия Сига, одно из которых — римское, а другое, очевидно, местное. Последнее обстоятельство позволяет думать, что текст надписи в известной степени отражает доримские аграрные условия, сохранение которых придает некоторые специфические черты всему хозяйству, отличающие это имение от италийской латифундии. Тем не менее хозяйство Вилла Магна Вариана может служить ярким примером римской (в широком смысле слова) латифундии.
Некогда Вилла Магна была частной собственностью, но к моменту составления надписи стала императорским владением под управлением двух прокураторов. Поместный устав — Манциев закон — предусматривал два случая организации обработки всего имения: или под присмотром прокуратора и виликов, или путем сдачи кондуктору, крупному арендатору. Устав регулирует далее платежи в пользу собственника или кондуктора на землях трех категорий: на отрезках, так называемых succesiva, на основном земельном массиве («в пределах виллы») и, наконец, на каких- то землях за пределами имения («вне тех полей, которые заняты виллой»). Сборы с земледельцев за обработку земель первой и последней категорий не уточняются. Более определенно указаны взносы колонов на основной земле: в пользу владельцев или кондуктора должно идти 1/4 урожая гороха, 1/3 урожая пшеницы, ячменя, маслин, 1/3 вина из чана, 1 секстарий меда, установленная (нам неизвестная) часть плодов фиговых и других деревьев, четыре асса с головы за выпас скота. Каждый колон обязан отработать в централизованном хозяйстве господина 2 дня на пахоте, видимо, по 2 дня на севе и жатве. Таким образом, Вилла Магна Вариана предстает перед нами в качестве многоотраслевого хозяйства с хлебными полями, виноградниками, оливковыми плантациями, фиговыми посадками, фруктовыми садами, пасеками и стадами скота.

Имение Вилла Магна Вариана по своей структуре близко хозяйству богатой вдовы Пудентиллы — невесты Апулея. Пудентилла, как говорилось, при разделе имущества выделяет своим сыновьям кроме полей, рабов и дома большое количество пшеницы, ячменя, вина, оливкового масла и прочих продуктов, а также множество скота ¹⁵⁰. В латифундии Пудентиллы, таким образом, представлены все главные виды сельскохозяйственных отраслей, причем, судя по всему, каждая из них была солидных масштабов.

Постоянные жалобы многих авторов на запустение земель в латифундиях, бесспорно, отражают состояние агротехники, если не во всех, то в значительной части крупных имений, и свидетельствуют о забросе некоторых участков. Данное обстоятельство, очевидно, говорит о том, что латифундист не ставил перед собой в качестве главной цели получение максимального количества продукции. Скорее всего одной из важнейших задач латифундии было обеспечение не только ремесленной, но и сельскохозяйственной продукцией его внушительной по числу рабской фамилии. Хлеб, вино, масло, бобовые и другие необходимые продукты должны были производиться в имении с соответствующими отраслями хозяйства. Таким образом, теоретической моделью латифундии было многоотраслевое хозяйство, где главную роль играли жизненна необходимые отрасли, такие, как хлебопашество, скотоводство, виноградарство, оливководство и производство целого ряда вспомогательных культур. Конечно, такая модель, как всякая теоретическая конструкция, не могла целиком воплощаться во всех реально существовавших латифундиях. В одних местах, в силу естественных почвенно-климатических условий, например, была невозможно или затруднено маслиноводство, другие районы были мало пригодны для виноградников, что вносило изменения в сложившийся тип латифундиального хозяйства. Во всяком случае имеющиеся в нашем распоряжении источники не позволяют говорить о резком выделении по удельному весу какой-либо одной отрасли, как это было в интенсивных хозяйствах средних вилл. Тем не менее известное преобладание некоторых отраслей, в частности хлебопашества и скотоводства, в латифундиальном хозяйстве имело место¹⁵¹ . Когда Сенека Старший говорит «arata quondam populis rura», «Quousque arationes vestras porrigetis» вторит ему Сенека-философ, а Персий восклицает «dives arat Curibus, quantum non milvus oberret», они подразумевают скорее всего обширную пашню. Обычные упоминания некоторых поэтов о сотнях и тысячах упряжек в латифундиях (Ног. Epod., 4, 13; Sat., I, 1, 45— 50; Mart., IV, 64, 32; IX, 22, 3—4), наверное, следует отнести к полям внушительных размеров. Можно напомнить известное завещание Цецилия Исидора, бесспорно владевшего латифундией, на которой паслись многочисленные стада, а упоминание в ней нескольких тысяч быков позволяет предполагать и большое полевое хозяйство¹⁵² .

Распорядитель Тримальхиона представляет отчет своему господину об обычных статьях доходов его куманской латифундии. В этом отчете он называет: рабский приплод (30 мальчиков и 40 девочек), 500 тыс. модиев пшеницы, 500 быков. Конечно, в этом шутливом отчете упоминаются далеко не все основные отрасли, на приводимые Петронием цифры, фантастическое количество пшеницы и быков указывают на главную отрасль конкретной латифундии. Нельзя, разумеется, недооценивать и (роль виноградарства, особенно в I в. н. э.¹⁵³ . Выше уже приводились высказывания разных писателей I в. н. э. о громадных толпах рабов из эргастулов, трудившихся в латифундиях. По мнению Колумеллы, колодники чаще работали в виноградниках, чем на хлебных полях (1, 7, 6). В имениях, где слаб хозяйский контроль, владельцу рекомендовалось сдавать хлебные поля в аренду. Следует думать, что это правило действовало с большей строгостью в латифундии, где подавляющая часть рабов даже не знала своего господина¹⁵⁴ , а контроль за ними был затруднен.

Постепенное сокращение эргастулов и, следовательно, труда колодников, с одной стороны, и возрастание роли колонатного земледелия, с другой, вели к увеличению удельного веса хлебопашества и соответственно к некоторому понижению значения виноградства в системе латифундиального сельскохозяйственного производства ¹⁵⁵. Но упоминания о толпах колодников позволяют предположить, что они работали не на хлебных нивах, а в виноградниках. Следовательно, виноградники имели большое значение в латифундии.
Многоотраслевое хозяйство латифундий было правилом, однако это не означает, что не могло быть и до известной степени специализированных громадных поместий. О таких хозяйствах прямо говорит Фронтон: «Мне кажется, что деятельный землевладелец, наделенный большой предприимчивостью, (мог бы) получить обильный урожай и (большой) доход, если бы занял (всю) латифундию только хлебным полем и виноградником»¹⁵⁶ . Очевидно, в некоторых районах Апулии и Лукании в ряде латифундий на первом месте стояло пастбищное скотоводство ¹⁵⁷. Однако латифундии с преобладающей отраслью были, скорее всего, исключениями. Они находились, как правило, там, где почвенноклиматические условия оказывались неблагоприятными для развития некоторых отраслей, в Апулии или Лукании, например,— для хлебопашества, в ряде других областей Италии — для маслиноводства. Фронтон, приведший пример специализированной латифундии, оговаривает этот случай тем, что в данной местности не растут ни фиги, ни овощи, ни цветы, ни рощи, ни леса.

Интенсивным было латифундиальное хозяйство или экстенсивным? Как известно, резкая интенсификация хозяйства типичной рабовладельческой виллы базировалась на определенных основаниях: на тесной производственной связи с рынком как следствии отделения ремесла от земледелия, на специализации хозяйства, квалифицированном руководстве господина, рациональной организации немногочисленного рабского персонала. Эти принципы чужды латифундиальному хозяйству: у него не было тесных производственных связей с рынком, так как оно само обеспечивало себя почти всей ремесленной и полностью сельскохозяйственной продукцией. Рабочая сила латифундии была организована не столь рационально, а производительность рабского труда была ниже, чем на передовых виллах. Внушительные размеры хозяйства затрудняли практику вложения средств, так как отдача от этого часто бывала проблематичной. Получить большие количества навоза для тщательного удобрения обширных угодий тоже вряд ли было реальным делом.

Латифундистами, как правило, были богачи (locupletes, divites), знатные и могущественные люди (praepotentes)¹⁵⁸ , которые далеко не всегда могли полностью посвятить себя делам, а если и посвящали, то часто не обладали для этого достаточной подготовкой ¹⁵⁹. Вообще эффективно руководить громадной латифундией— дело непростое. Уже только в силу огромных размеров хозяйства эффективность господского руководства падала. Основные принципы хозяйственной организации латифундий поэтому и не предполагают интенсивного хозяйства. Конкретный материал подтверждает эти соображения. Авторы I в. н. э., как будто сговорившись, с редким единодушием обрушились на латифундии и их владельцев. Наиболее концентрированное выражение жалоб на латифундии дал Плиний в своей знаменитой фразе: «Признаться по правде, латифундии погубили Италию, а затем и провинции» ¹⁶⁰. Сенеке Младшему сальтусы Бруттия и Лукании представляются пустынными ¹⁶¹. Колумелла писал о латифундиях, оставленных на вытаптывание стадам или диким животным, предоставленных губительному, с его точки зрения, труду колодников или зависимых колонов (I, 3, 12). Сами владельцы хозяйством не занимаются, считают его делом унизительным (Col., praef., 12). Быть в деревне долгое время считалось признаком дурного тона, и Плиний Младший, ревностно занимающийся делами, всячески их маскирует ¹⁶².

Даже в управляющие латифундисты отправляют часто «из толпы своих слуг старого и слабого, тогда как такое дело требует не только знаний, но и молодости и физической крепости» (Col., praef., 12). Колумелла считает, «что огромное худо возделанное пространство дает меньше, чем маленький превосходно обработанный участок. Поэтому те семь лициниевых югеров, которыми после изгнания царей народный трибун наделил всех подушно, и приносили в старину больше дохода, чем мы получаем сейчас от наших обширных нив (amplíssima veterata — I, 3, 9—10)». По его- мнению, в приобретении земель, как и во всяком деле, должна быть мера. «Иметь в своем владении следует столько, сколько нужно, чтобы производить впечатление людей, которые купили землю для того, чтобы стать ее господами, а не взвалить бремя на себя и вырвать у других возможность пользоваться этой землей» (I, 3, 12). В другом месте Колумелла сообщает о таких громадных виноградниках, где нельзя произвести вовремя необходимых работ, и обрезку лоз, например, делают и осенью, и зимой и весной, хотя зимняя обрезка считается вредной (IV, 23, 1—2; XI, 2). Многие, сетует он, предпочитают иметь больше, чем хорошо ухоженные виноградники, и не проявляют необходимой заботы о лозах (IV, 3, 2—5). Виноградники обесславлены. «Никто не прилагает старания к тому, чтобы проверить качество саженцев, и от этого большинство засаживают виноградники самыми скверными сортами; затем за молодыми лозами смотрят так, что прежде чем окрепнуть и подняться, они начинают чахнуть, а если случайно им удается войти в силу, то уход за ними небрежен... Люди не понимают системы посадки, а если и понимают, то не придерживаются ее на практике, редко заготовляют приданое, то есть все материалы и орудия, нужные в винограднике, а подобные упущения заставляют всегда попусту тратить рабочие дни и опустошают хозяйский кошелек... Во всех своих прегрешениях или, по крайней мере в большинстве их, они (владельцы виноградников.— В. К.) готовы обвинять кого угодно, но только не себя, и жалуются, что им не приносят урожая виноградники, которые они погубили своей скупостью, невежеством и небрежностью» (III, 3, 4—6). В огромных маслинниках нет ограды, и опавшие плоды пожираются или затаптываются скотом и дикими зверями (XII, 52, 1). Часть земель латифундии отводилась под леса (III, 3, 2, 7) и специальные охотничьи загоны (IX, 7), часть земли просто забрасывалась (XII, 32, 1). В латифундиях, с точки зрения Колумеллы, хозяйство — запущенное, много земель заброшено, виноградники плохие, оливковые сады неурожайные, нивы вспаханы кое-как, хозяйские деньги растрачиваются, «рабы думают больше о грабеже, чем о работах по хозяйству» (I, 1, 20).
Антилатифундиальные настроения Плиния Старшего хорошо известны. Несмотря на риторические преувеличения, он во многом прав. Сообщаемые им сведения о характере латифундиального хозяйства весьма конкретны и потому надежны. Раннее подстригание лоз, по его мнению, вредно для урожая: «Такое раннее подстригание— дело работников латифундий, а не законная торопливость природы» (XVII, 192). С плодородием небольших участков древности контрастирует плохая обработка современных латифундий (XVIII, 17): «В старину полагали, что прежде всего надо ограничивать размеры полей (modus agrorum), считая, что надо лучше сеять и лучше пахать» (XVIII, 35). В главах 36—39 книги XVIII Плиний сообщает об уровне агротехники в разных хозяйствах. С его точки зрения, существует превосходная обработка земли, очень плохая и, наконец, такая, которую он называет и плохой и хорошей. Превосходная обработка возможна лишь в мелком хозяйстве, например, на полях Фурия Кресима. Средний уровень агротехники («и плохо и хорошо») наблюдается в некоторых поместьях среднего размера.

В латифундиях, мало связанных с рынком, обладавших обширными земельными массивами и многочисленными рабами, интенсификация производства, максимальная утилизация каждого клочка земельной площади была делом весьма сложным, да и не особенно необходимым. На просторах латифундий невозможно было интенсивное унавоживание, требующее немалых количеств удобрения ¹⁶³, не было нужды в применении лучших (многопольной и даже элементов плодопеременной) систем земледелия. Восстановление почвенного плодородия происходило путем возвращения к примитивной двупольной, а в ряде случаев и залежной системе. Многократные жалобы на заброс земель и отсутствие их обработки в течение ряда лет в латифундиях, очевидно, свидетельствуют о распространении в них именно залежной системы земледелия. Некоторые латифундисты считали ее наиболее выгодной, так как она обеспечивала минимальное восстановление почвенного плодородия без удобрений и без сложной агротехники ¹⁶⁴. В латифундиях шло сокращение интенсивных отраслей — высококачественного виноградарства, оливководства, стойлового животноводства, возрастало значение экстенсивных — полевого хозяйства и пастбищного скотоводства. Виноградарство опускалось на более низкий уровень развития. По сравнению с земледелием в типичных рабовладельческих виллах сельскохозяйственное производство латифундий заметно отличалось своей экстенсивностью и отсталостью, плохой обработкой почв и низкой урожайностью.
Распространение латифундий воспринималось современниками I в. н. э. как гибель, упадок рационального, передового италийского сельского хозяйства. По нашему мнению, именно этот смысл и был вложен Плинием в его фразу о латифундиях, погубивших Италию.

Заключение об экономической отсталости латифундий не означает, конечно, что все до одной латифундии были запущенными, малодоходными хозяйствами. Плиний Старший привел пример Тария Руфа, который ревностно занимался налаживанием своего крупного хозяйства и превосходно, т. е. по последнему слову тогдашней агротехники, обрабатывал свои поля. Тифернская латифундия Плиния была возделана неплохо и по урожайности и доходности, вероятно, могла поспорить со многими средними хозяйствами¹⁶⁵ . Наконец, тот же Фронтон в цитировавшемся отрывке говорит о прекрасном урожае и обильном доходе владельца латифундии, наделенного предприимчивостью и изобретательностью, что предполагает интенсивное ведение хозяйства. Очень возможно, что более или менее интенсивная обработка земли имела место в латифундиях, расположенных в окрестностях города Рима, о которых говорит Сенека, сам хозяин превосходный¹⁶⁶ . Можно в этой связи привести и другие примеры.

Сама логика постепенного расширения средних поместий до размеров латифундий, на первых порах после образования громадного хозяйства, диктовала его владельцу необходимость сохранения тех же основных экономических принципов, которые действовали в ранее независимых друг от друга поместьях средней величины. Лишь неудачные попытки ведения рационального хозяйства в громадных масштабах и разорение их владельцев, вроде Тария Руфа, приводили к перестройке экономики в сторону ее резкой экстенсификации. Интенсивные латифундиальные хозяйства оказались недолговечными. Тарий Руф и ему подобные разорились, Плиний Младший хоть и сделал свое хозяйство весьма доходным, но, как показывает его переписка, остался без подражателей. Хозяйственный риск в интенсивных латифундиях был реален и велик: плохо управляемый громадный рабский коллектив, частые неурожаи могли в один год пустить по ветру с трудом налаженное хозяйство. Неумолимая логика громадного рабского производства навязывала иные экономические принципы — создание многоотраслевого экстенсивного хозяйства с минимальными вложениями, снижение уровня агротехники, курс на небольшие урожаи, возврат к примитивным системам земледелия и отказ от многих достижений передовой римской агрономии, возрастание удельного веса хлебопашества и пастбищного скотоводства, свое-образная организация рабочей силы, ориентация на арендаторов, в том числе на арендаторов-колонов. Впоследствии эти хозяйственные принципы с неизбежностью привели к отказу от громоздкого, плохо управляемого малодоходного централизованного хозяйства к децентрализованному мелкому землепользованию многочисленных колонов, со всеми вытекающими отсюда экономическими и социальными последствиями.

Пороки латифундиального хозяйства (с точки зрения собственников рационально организованной виллы), очевидно, не были секретом для их владельцев. В нашем распоряжении имеются свидетельства, позволяющие говорить о попытках некоторых латифундистов интенсифицировать свое хозяйство не через рациональную организацию центральной виллы, применяющей рабский труд, (хотя, как было сказано выше, такие попытки были), а используя разнообразные арендные отношения, т. е. сдачу части земель как мелким колонам, так и крупным арендаторам. В свое время отмечалось, что колон, арендующий участок и вносящий арендную плату деньгами, т. е. связанный с рынком, неизбежно должен был вести интенсивное хозяйство на арендованном участке. Крупный арендатор, так называемый городской колон, обрабатывающий более обширные площади с помощью своей рабской фамилии, очевидно, арендовал их для получения дохода и потому тоже должен был рационально и эффективно организовать там производство¹⁶⁷ .

Преобладание денежных арендных отношений в I в. н. э. в Италии, стране оживленного денежного обращения, товарного производства и развитой городской жизни, видимо, не случайно. При такой экономической конъюнктуре и доходности рационально организованных рабовладельческих имений, связанных с рынком, латифундисты могли лучше всего использовать общую хозяйственную ситуацию путем развития денежной аренды на части своих земель. По всей вероятности, с хозяйственной точки зрения латифундия I в. н. э. в Италии представляла собой сочетание экстенсивного, самодовлеющего, малодоходного рабского централизованного производства и интенсивного, связанного с рынком, доходного и более передового с экономической точки зрения хозяйства на арендованных частях латифундии¹⁶⁸ . Выше было замечено, что последнее при всей его доходности обладало известной неустойчивостью, и владельцы таких хозяйств нередко разорялись. Письма Плиния Младшего фиксируют время повсеместного обнищания колонов, связанных с рынком, переход к новой системе организации их хозяйства, к так называемому парциарному колонату, и перевод арендной платы из денежной формы в натуральную. Теперь рыночные связи колона сокращаются, его интерес к получению наибольших урожаев уменьшается, а его хозяйство органичнее входит в общую систему латифундии, образуя с ним неразрывную связь. Так, латифундия уже со II в. н. з. превращается в самообеспечивающийся огромный малодоходный, но устойчивый в экономическом и социальном отношениях организм, который иногда называют децентрализованной латифундией или латифундией с колонами.

Поскольку латифундиальное хозяйство было обеспечено ремесленной и сельскохозяйственной продукцией, у него не было производственной необходимости в товарных связях с городом, и они, очевидно, были минимальны. Однако рабовладельческие латифундии не были абсолютно изолированы от рынков, а товарные отношения — совсем им не известны. Видимо, латифундисты не вывозили в город изделия поместных ремесленников как низкокачественные, но в хозяйстве всегда находились излишки разнообразной сельскохозяйственной продукции: зерна, дешевого вина и масла, мяса, шерсти и других продуктов, которые вполне могли попасть на городской рынок¹⁶⁹.

Весьма перспективными в этом отношении были отрасли, связанные со скотоводством. Мясо, молоко, сыр, масло, очевидно, потреблялись населением латифундий; но при больших стадах, видимо, далеко не вся шерсть шла в поместные мастерские. Ведь шерсть, кожи, сыр, окорока можно перевозить на большие расстояния, наконец, скот мог и своим ходом попасть на городские бойни. Вполне возможно, что пастбищное скотоводство, менее хлопотливое с точки зрения его организации и вложений, было не только одной из самых доходных отраслей латифундиального хозяйства, но и самой товарной его отраслью¹⁷⁰. При внедрении товарно-денежных отношений в Италии II в. до н. э.— I в. н. э. имен- :но оно, очевидно не случайно, получает большое развитие в латифундиях, позволяя им включиться в общую систему товарного производства.

Целый ряд латифундий мог находиться недалека от городов или удобных торговых путей — оживленных дорог, рек, на берегу моря. Например, довольно активные товарные связи имели место в хозяйстве Тифернской латифундии Плиния Младшего на Тибре, который связывал ее с таким необъятным рынком, как Рим. Тибр, писал Плиний, «течет среди полей, неся на себе суда и доставляя в Рим всяческие плоды,— по крайней мере зимой и весной» (V, 6, 12). Петроний рассказывает о некоем тарентийце Лихе, который имел приморское поместье, рабов, торговцев и грузовые корабли. Он вел крупные торговые операции, бесспорно, и продуктами из своих латифундий, но потерпел к моменту рассказа крушение и разорился (Sat., II, 101, 115).

Занимался торговлей и Тримальхион. Сначала ему не везло, и он потерял 5 кораблей, груженных вином на сумму в 30 млн. сестерциев. Но он не пал духом, опять снарядил корабли, наполнил их вином, бобами, свининой, благовониями, рабами и выручил вскоре 10 млн. сестерциев (Sat., 76).

Однако, продолжает рассказ Тримальхион, потом он забросил торговлю, накупил земли, стал самым богатым латифундистом в округе и начал заниматься ростовщичеством. Иначе говоря, для Тримальхиона торговые операции не были жизненно необходимой функцией, а побочным, хотя и важным делом.

Особенность рыночных связей латифундий заключалась в том, что они были, так сказать, односторонними: латифундия могла много продавать, но мало покупать. Разрыв или ослабление этих связей слабо затрагивали ее хозяйство, не вели к нарушению ее производственных основ. Конечно, отдельные латифундии, особенно удачно расположенные, могли наладить оживленные торговые отношения с городом, приспособить к ним свое производство и даже перестроить хозяйство. Однако следует думать, что это было исключением, в то время как общим правилом были самодовлеющие, со слабыми рыночными связями латифундии.
При сокращении товарных сношений с городом даже пастбищное скотоводство латифундий не страдало. Оно продолжало сохраняться как требующее малых вложений и затрат труда, как позволяющее занять пустующие или заброшенные участки под пастбище, обеспечить удобрениями прочие земли и, наконец, внести мясо в рацион сельского населения, способствуя его быстрому воспроизводству.

Рис.18 "Предполагаемый план одной из вилл Плиния Младшего"

Одним из видов товарных связей латифундии была продажа урожая на корню крупным торговцам-негоциаторам, которые должны были собственными силами собрать, например, виноград, приготовить вино и доставить его на рынок. О существовании этой формы торговли в латифундиях сообщает Плиний Младший. В одном из писем он пишет о множестве негоциаторов, которые закупали у него урожай винограда еще весной. Часть пегоциаторов скупила урожай за 10 тыс., другая за более крупную сумму, причем некоторые из них вложили в это дело чрезвычайно много денег (amplíssimas summas). Одни уплатили всю предполагаемую стоимость заранее, другие частично, третьи ждали сбора. Но расчеты не оправдались, урожай оказался небольшим, что поставило их в затруднительное положение, а собственник вынужден был сделать соответствующие скидки (Plin., Epist., VIII, 2). Произведенные подсчеты показали, что цена в 10—15 тыс. сестерциев предполагает сбор винограда с участка величиной в 60—100 и более юг. и, таким образом, не мелкого розничного, а крупного оптового торговца, человека со средствами¹⁷¹ . Подобная форма торговли, бесспорно, способствовала и интенсификации производства и усилению товарных связей латифундии. Однако следует сделать и оговорки. Латифундия Плиния была расположена очень удобно, на таком превосходном торговом пути, как Тибр, который обеспечивал связь с безграничным римским рынком. В хозяйствах, расположенных вдали от дорог или рек, вряд ли такая торговля получила значительное развитие¹⁷² .

Таким образом, латифундиальные хозяйства бывали связаны с более или менее отдаленными городами, и часть их продукции попадала на рынок, но эти связи были в значительной степени односторонними, слабыми и, главное, не играли роли жизненно важных для латифундий.
Иным был характер взаимоотношений латифундии с ближайшей округой.

Латифундия как таковая обладала немалой притягательной силой для соседей, будь то средние рабовладельческие поместья или крестьянские деревни. Ее влияние объяснялось прежде всего тем, что латифундистом, как правило, являлся богатый и могущественный человек, который мог оказать протекцию, защитить в суде, построить храм, дать ссуду во время неурожая и т. д., каким, например, был Плиний Младший для горожан Тиферна и Новум Комум¹⁷³ . Но помимо этого латифундия как хозяйственный организм развивала центростремительные силы. Варрон, например, советовал собственникам средних имений покупать часть продукции в соседних латифундиях, чтобы наладить специализированное производство и повысить тем самым его доходность. В латифундиях собственники подобных поместий нанимали врачей, валяльщиков и других ремесленников; там же в поместных мастерских было налажено производство ремесленных изделий, которые могли продаваться на местном рынке. Таким образом, при самообеспечивающемся, многоотраслевом хозяйстве крупное имение держало соседнюю округу до известной степени в экономической зависимости. Особенно велика была зависимость крестьянских деревень от латифундии в отдаленных областях, вдали от городов как ремесленных центров. В то же время с многоотраслевыми средними рабовладельческими виллами, имеющими ремесленников, деревни были экономически связаны меньше.

Особенно тесными и разнообразными связи латифундии с округой были там, где труд арендаторов-колонов играл большую роль, как, например, в поместьях Плиния Младшего. Арендаторы должны были в определенные дни вносить арендную плату¹⁷⁴ , которая, конечно, не всегда могла вноситься полностью. К денежной выплате добавлялись небольшие подношения натурой, например, дрова и другие мелкие поставки, о чем глухо упоминает Колумелла¹⁷⁵ и более определенно — Марциал (III, 58, 33—41). Если арендаторов оказывалось много, то в платежные дни могли собираться своего рода сходки и возникать обменные отношения между самими колонами, образовывалось нечто вроде небольшого рынка¹⁷⁶ . Так как колон в I в. н. э. обычно платил за аренду деньгами, он был связан с каким-то рынком, скорее всего с ближайшим городом— муниципальным центром, где он реализовал свою сельскохозяйственную продукцию и приобретал нужные орудия труда и прочие необходимые ему ремесленные изделия. Тем не менее неизбежны были покупки ремесленных изделий и в латифундии, с которой арендатор был тесно связан. Мало того, латифундист располагал достаточным экономическим и политическим влиянием, чтобы при случае насильственно сбывать ремесленную продукцию своих мастерских зависимым от него колонам и крестьянам. Удобным моментом для этого могли быть дни взносов арендной платы, когда перед главной виллой латифундиста сходилось большое количество народа.

Наши источники содержат сведения о рыночных сходках — nundinae — в латифундиях. Наиболее раннее известие об их суще-ствовании восходит ко времени правления императора Клавдия (начало 40-х годов ¹⁷⁷). Право нундин давалось сенатом по запросу консулов, т. е. считалось важной государственной привилегией. Даже император Клавдий добивался ее от сената; видимо, не все императорские имения предшествующего времени имели это право. С постепенным распространением латифундий его, очевидно, добивались многие землевладельцы. Плиний Младший посвятил два письма (V, 4 и 13) разбору дела о даровании права рынка в поместье. Некий преторий Соллерс, землевладелец из района венетского города Викетий¹⁷⁸ , домогался этой привилегии в римском сенате. Как явствует из обстоятельств дела, открытие поместного рынка противоречило интересам города Викетии, и ropoжане направили в Рим послов, чтобы опротестовать прошение Соллерса. Послы наняли адвоката, получившего немалый гонорар в 10 тыс. сестерциев. Но защитник обманул надежды викетийцев. «Перепуганный словами друзей, он отступился; его уговорили не противиться так упорно, особенно в сенате, желанию сенатора, спорившего будто бы уже не за рынок, а за свое влияние, доброе имя, достоинство, иначе он испытает на себе ненависть еще большую, чем раньше» (Plin. Epist. V, 13, 2). Дело приняло неприятный оборот и дошло до императора Траяна, но сенат сумел его представить в выгодном для Соллерса свете, и преторий выиграл свое дело.

Это сообщение Плиния проливает свет на разные стороны взаимоотношений латифундии и соседней округи, в частности, и с соседним городским центром. Поместное хозяйство, в том числе рынок в латифундии Соллерса, очевидно, задевало городские интересы и, в первую очередь, ремесленников, так как сомнительно, чтобы викетийцы протестовали против открытия рынка сельскохозяйственных продуктов. Можно думать, что подобное столкновение местных латифундистов и ближайших городов было не единичным случаем, но более или менее общим явлением. Поскольку право рынка затрагивало интересы соседних муниципальных центров, создавало источник напряжения и конфликтов, разрешение на получение данной привилегии считалось важным делом, разбиралось в высшем государственном органе, в сенате и утверждалось самим императором¹⁷⁹ .

Латифундист, получивший разрешение сената, снимал копию в присутствии официальных лиц и свидетелей, выбивал и выставлял соответствующую надпись в своих владениях. До нашего времени дошла одна такая надпись, датируемая концом III — началом IV в. н. э., которая воспроизводит более ранний (от 138 г. н. э.) сенатусконсульт с дарованием права рынка в африканских владениях сенатора Луцилия Африкана. Ввиду особой важности этого документа для исследуемой проблемы приведем перевод этой надписи: «Сенатусконсульт о нундинах Багиезийского сальтуса на Казенской территории, переписанный и сверенный с книгой сенатских сентенций, принятых в консульство Кана Юния и Гая Помпония Камерина. В октябрьские иды в комиции в курии Юлия при (составлении) записи присутствовали Кв. Гаргилий, сын Квинта Антика из Квириниевой трибы, Тиберий Клавдий, сын Тиберия Квартина из трибы Палатиновой, Гай Оппий Север, сын Гая из трибы Велиновой, Гай Геренний, сын Гая Цецилиана из трибы Палатиновой, Марк Юлий, сын Марка Клара из трибы Квириниевой, Публий Кассий, сын Публия Клара Декстра квестор, Публий Ноний, сын Марка Макрина, из Уфентинской трибы.

Рис.19 "предполагаемый план тифернской виллы Плиния Младшего"

В сенате было 250 (не все цифры сохранились — лакуна.— В. К.). Сенатусконсульт был принят после голосования (per discessionem).

Что касается того, что Публий Кассий Секунд, Публий Дельф Перегрин, Альфий Аленний Максим, Курций Валериан Прокул, Марк Ноний Муциан консулы огласили прошение друзей Луцилия Африкана светлейшего мужа, в котором они ходатайствуют, чтобы ему было позволено в провинции Африка, в округе Багиезиев, на территории мусуламиев в местечке Казы иметь право и устраивать нундины за 4 дня до ноябрьских нон и 12 дней до декабрьских календ, а с этого времени во все месяцы за 4 дня до нон и 12 дней до календ каждого месяца, да будет позволено туда сходиться и собираться только для торговли, не причиняя друг другу несправедливостей и неудобств.

Решение оформлено в октябрьские иды Публием Кассием Секундом и Марком Нонием Муцианом. На основе этого оригинала об этом же деле составлены и подписаны две (таблички) копии, копировщики: Тит Флавий Комин писец, Кай Юлий Фортунат писец, Марк Цезий Гельвий Эвгельпист, Квинт Метил Онезим, Гай Юлий Периолепт, Луций Верат Филерот, Тит Флавий Кресцент».

Бросается в глаза подчеркнутая официальность документа, тщательная фиксация всех юридических форм, запись свидетелей и поручителей, писцов и сигнаторов. Очевидно, этим акцентировалась важность полученной привилегии. Следует обратить внимание на то, что предусматривалось два базарных дня в месяц (2—4 и 21 числа), причем нундины ноябрьские (2 и 21) считались более важными и, видимо, самыми многолюдными ¹⁸⁰. Право рынка даровано специальным сенатусконсультом светлейшему сенатору, который владел, вероятно, солидной латифундией. Нундины продолжали существовать в этих поместьях со 138 г. до IV в. н. э. ¹⁸¹.

Дарование двух нундин в месяц говорит об известной активности торговых отношений в пределах латифундии. Конечно, не все латифундии могли поддерживать столь оживленные рыночные связи с округой и в ряде случаев не полностью использовали полученное право. Если право рынка в течение некоторого времени латифундистом не реализовывалось, это влекло за собой потерю важной привилегии, о чем сообщает в Дигестах римский юрист Модестин¹⁸² . Пристальное внимание императоров к праву поместного рынка скорее всего объясняется тем, что оно затрагивало интересы соседних городов, возбуждало недовольство их населения и могло стать причиной волнений, а с другой стороны, не могло не способствовать экономическому и до известной степени политическому усилению латифундистов, фактически создавая условия для зарождения позднейших патродиниев.
О характере взаимоотношений латифундистов с окрестной округой и ее муниципальным центром можно составить представление на примере отношений Плиния Младшего и соседнего Тиферна. Плиний был самым крупным латифундистом на его территории и с детства был избран его патроном и благодетелем. Он строит там на собственный счет общественные здания и храмы, украшает их статуями, ссужает деньги для городских нужд. Многие жители Тиферна являются его колонами, попадают к нему в зависимость. В зависимости от Плиния оказывались крупные съемщики, негоциаторы и зажиточные граждане Тиферна.

Плиний скорее всего снабжал городской рынок своей сельскохозяйственной продукцией¹⁸³ . Владел он и правом рынка, причем этот рынок был довольно оживленным и, очевидно, причинял много хлопот городским ремесленникам. Тем не менее о жалобах местных жителей (как в случае с Соллерсом) ничего не известно: слишком влиятельным и всемогущим был покровитель Тиферна.

О нундинах в своих Тусках Плиний пишет следующее: «По указанию гаруспиков мне следует перестроить храм Цереры в моих владениях, улучшить и увеличить его; он, конечно, ветх и тесен, а в определенный день переполняется народом. В сентябрьские иды сюда сходится из всей области множество людей: тут вершат много дел, дают и выполняют много обетов, а поблизости нигде нет убежища от дождя и солнца. Мне кажется, я поступлю одновременно и щедро и благочестиво, если выстрою очень красивый храм и добавлю к нему портики,— первый для богини, второй для людей. Храм стоит на берегу Тибра и близ дороги, но за ней находится очень широкий луг (latissimum pratum), на котором с достаточным удобством можно развернуть портики для людей» (IX, 39, 1-3).

Из текста явствует, что в имении Плиния образовалось нечто вроде местной ярмарки, приуроченной, как это было обычно в Италии, к религиозным праздникам. Следует обратить внимание на удобство расположения этого рынка — рядом с рекой и дорогой. Неудивительно, что народ заполняет огромный луг, а портики придают ярмарке характер благоустроенного рынка. Можно думать, этот удобный рынок не пустовал и в остальное время года, и нет ничего невероятного в предположении, что здесь так же, как и в африканских владениях Луцилия Африкана, торговля производилась дважды в месяц по определенным дням. Процветание поместной торговли наносило удар по городской торговле и ремеслу, способствовало росту экономического и политического могущества латифундиста, вело к более тесной зависимости ближайшей округи от соседней латифундии. По мере возрастания притягательной силы последней начинает перемещаться центр тяжести отношений между городом и деревенской латифундией в сторону латифундии.

Поскольку в сферу латифундиального хозяйства оказывалось втянуто разнообразное население, перед латифундистом не могло не встать задачи по его обслуживанию, в частности, по строительству общественных зданий различного назначения. Как известно именно с начала эпохи Империи наблюдается широкое распространение домашних рабских коллегий как религиозных организаций, включавших многочисленное и не только рабское население, используемых в интересах господина¹⁸⁴ . Как показывают раскопки помпейских сельских вилл, религиозные потребности небольшой фамилии на виллах удовлетворялись путем устройства скромных нишларариев. Несколько сложнее обстояло дело с обслуживанием религиозных и иных потребностей зависимого населения в крупных поместьях. Плиний говорит о перестройке храма Цереры, функционирующего в его владениях. Можно предположить, что существовали и другие здания, построенные на землях латифундий специально для обслуживания местных жителей. Плиний в II, 17, 26 сообщает о наличии в соседней деревне трех общественных бань, которые он иногда использовал и для своих нужд. Крупные магнаты, вроде Плиния как раз в I в. н. э. начинают строить общественные бани на собственные средства.

Любопытна в этом отношении одна из надписей, возможно, II в. н. э., обнаруженная в районе Болоньи. Здесь сообщается, по-видимому, в рекламных целях о том, что во владениях некоего Гая Легианна Вера устроена баня, где можно помыться на городской манер и получить все необходимые услуги¹⁸⁵ . В отдельных латифундиях это могло стать правилом. Обширные банные помещения, обнаруженные на многих крупных виллах британских и испанских латифундий, видимо, предназначались и для окрестного населения¹⁸⁶ .

Строительство общественных зданий на средства господина неизбежно усиливало неравноправность отношений латифундиста и окрестного зависимого населения, легко использовалось землевладельцем для экономического и политического давления на местных жителей. Сокращение числа колодников, уменьшение роли рабского труда, возрастание значения колонов и других категорий зависимых людей способствовали укреплению разнообразных связей латифундии с округой и ее воздействию на окрестное население. Латифундия начинает идти по пути превращения в хозяйственный и обслуживающий центр окружающих ее местностей.

Описанные выше особенности делали рабовладельческую латифундию особым типом хозяйства, мало похожим на поместья средних размеров. Многоотраслевое производство, наличие всей необходимой сельскохозяйственной и ремесленной продукции, независимость от рынка превращали латифундию в довольно устойчивый производящий организм. Однако рабовладельческая латифундия была вместе с тем малорентабельным хозяйством. В ней не находили применения те рациональные принципы организации труда, на которых базировалось типичное рабовладельческое имение. Часть земли пустовала, остальная обрабатывалась плохо, использовались примитивные системы земледелия. Организация производства в огромных рабских коллективах была несовершенной: увеличивалось непроизводящее население, число работников на единицу площади определялось не столько нуждами производства, сколько случайными причинами, труд рабов был плохо организован, частично полезное время растрачивалось вхолостую, порой рабская фамилия была занята не полностью, степень ее эксплуатации стала меньшей. Губительный труд колодников (а они составляли немалую часть рабской фамилии в латифундиях I в. н. э.) усугублял недостатки организации рабского труда, сокращал и без того невысокую доходность хозяйства. Широкое применение колодников к тому же затрудняло воспроизводство рабов, малоэффективно растрачивало рабочую силу и требовало значительных денежных средств для ее постоянного пополнения через невольничий рынок, а тем самым подвергало в принципе натуральное и устойчивое хозяйство латифундии влиянию всех колебаний рынка и рыночной конъюнктуры.

Массовое применение колодников было следствием стремления латифундистов к естественному расширению масштабов производства в условиях образования громадного поместья путем слияния нескольких небольших и средних имений. Однако латифундисты вскоре убедились, насколько оказались неприменимыми к лати- фундиальному хозяйству принципы рационального производства среднего рабовладельческого имения. Можно представить себе путь, по которому пришлось пройти латифундистам I в. н. э. в поисках оптимального варианта организации огромного поместья. Если первоначально делались попытки завести интенсивное хозяйство с массовым применением колодников, как в типичных имениях (что, видимо, и сделал в своих Пиценских владениях Тарий Руф), то после неудачи этих попыток пришлось отказаться от интенсивного производства и сократить денежные вложения. Но широкое применение колодников при экстенсивных методах ведения хозяйства еще оставалось. Скорее всего именно этот этап развития латифундиального хозяйства отразили отец и сын Сенеки, Квинтилиан, Персий, Колумелла, Плиний Старший. Сдача же части земель в аренду колонам и крупным арендаторам дополняла тогда централизованное хозяйство латифундии. Ко времени Плиния Младшего латифундисты начинают сокращать свои эргастулы. Отказ от колодников привел к перестройке латифундиального производства. Прежде всего это стимулировало улучшение обработки почвы и сказалось на возрастании внутреннего источника воспроизводства рабочей силы, сказалось в еще большей независимости от рынка и в укреплении натурального хозяйства; наконец, открыло путь к массовому внедрению колонатного земледелия и более органичному его вхождению в общую хозяйственную систему латифундий. Таким образом, ко времени Плиния Младшего относится завершение первого этапа развития латифундиального хозяйства в Италии, который можно назвать этапом рабовладельческой латифундии, когда основным производителем в ее хозяйстве был раб ¹⁸⁷. Правда, уже в этих рабовладельческих латифундиях возникают хозяйства колонов-арендаторов и клиентов, хотя они занимают его периферию, находясь еще вне централизованного производства.

Свидетельства Колумеллы об обработке огромных пространств латифундий трудом зависимых граждан (I, 3, 12), владения Плиния Младшего, тоже в значительной степени обрабатываемые колонами и другими категориями свободного населения, показывают, что тот тип латифундии, который можно назвать типом колонат- но-рабовладельческой, или децентрализованной латифундии, начал складываться, еще с середины I в. н. э. И все же именно конец
I в. н. э. является тем рубежом, после которого рабовладельческая (централизованная) латифундия перестает играть заметную роль в Италии и уступает свое место новому типу, где большое значение получает колонатное хозяйство (парциарный колонат).

Вполне возможно, что тип децентрализованной латифундии существовал и в республиканское время. Он мог развиться из ранней формы хозяйства римских магнатов V—IV вв. до н. э., когда было в обычае сажать своих клиентов на клочок земли. Среди редких латифундий II—I вв. до н. э., вероятно, также существовали децентрализованные хозяйства. Е. М. Штаерман собрала некоторый материал из источников, которые намекают на их функционирование в конце Республики ¹⁸⁸. Однако более распространенным типом вплоть до конца I в. н. э. была централизованная латифундия. Кризис последней и распространение денежного колоната привели к известной децентрализации латифундиального производства, и даже к некоторой его интенсификации. Но лишь развитие парциарного колоната нанесло самый сильный удар по централизованному производству латифундий, привело к заметному сокращению собственно господского хозяйства, к возрастанию роли арендных отношений и проникновению в земледелие вместо масс рабов мелких свободных производителей, а также к смене колонов-свободных арендаторов колонами образца более позднего времени. Редкая для I в. до н. э.— I в. н. э. форма децентрализованной латифундии в последующее время, напротив, стала ведущей формой латифундиального землевладения.

Разновидностью латифундиального рабовладельческого хозяйства было крупное кочевое скотоводство¹⁸⁹ , получившее особое распространение в южных областях Италии еще во II в. до н. э. Катон, как известно, считал особенно доходным этот вид скотоводческого хозяйства. Причем даже при плохом уходе за скотом хозяева поместий имели большие выгоды, чем в интенсивном земледельческом хозяйстве (Cic., de ofí., II, 89). Колумелла, воспроизводящий эти высказывания Катона¹⁹⁰ , вносит коррективы в его советы, в частности считает, что плохой уход за скотом невыгоден, и недоумевает, почему такой расчетливый и мудрый хозяин, как Катон, мог не знать этой простой истины. Для правильного объяснения мыслей Катона, включая его третий совет (касающийся доходности при плохом уходе), следует признать, что Катон имел в виду кочевое скотоводство. Ведь когда стада перегоняются с одного места на другое, отпадает нужда в устройстве долговременных стойл или заготовке кормов. Колумелла же подразумевал стойловое содержание скота на вилле, что требовало немалых издержек, заботы и ухода. Поэтому, с точки зрения Катона, скотоводство всегда приносит доход, в то время как для Колумеллы небрежный уход за скотом представляется невыгодным. Однако подробнее об этом виде хозяйства говорит Варрон, владевший тысячными стадами, которые кочевали по всей Средней и Южной Италии¹⁹¹ . Наряду с кочевым скотоводством Варрон уделяет много внимания и стойловому животноводству. Стойловое содержание скота, видимо, приобрело большую популярность как раз в I в. до н. э. и отражало не что иное, как проникновение принципов интенсивного ведения хозяйства в область животноводства. Интенсивные методы разведения скота требовали больших средств, но и приносили большой доход.

Любопытно сравнить различный подход к этим видам скотоводства (условно называемым далее интенсивным и экстенсивным) у Варрона и Колумеллы. В поле зрения первого — оба вида, занимающие его примерно в одинаковой степени. Колумелла же переносит центр тяжести на стойловое животноводство. Только о нем говорят обе его книги (VI и VII), посвященные вопросам скотоводства. Вряд ли это случайно. Такой подход вполне гармонирует с общими взглядами Колумеллы, приверженца интенсивных методов ведения хозяйства¹⁹² .
Интенсивное стойловое скотоводство имело место и в типичных среднего размера рабовладельческих поместьях как одна из равноправных отраслей, а в ряде случаев могло даже получить большой удельный вес в их экономике. Благоприятные условия для скотоводства в более или менее широких масштабах создавались на обширных пространствах латифундий, где оно приобретало характер пастбищного хозяйства. Ведь даже в обширных латифундиях скотоводство вряд ли выходило за рамки пастбищного поместного и превращалось в кочевое. Кочевое скотоводство, описанное Варроном, требовало значительных просторов, которые не могла предоставить никакая замкнутая в определенные границы латифундия. Кочевое скотоводство резко экстенсивного типа не требовало больших средств, мало нуждалось в строительстве многочисленных помещений, в сложном многоотраслевом хозяйстве с виноградниками, зерновыми полями, оливковыми посадками¹⁹³ .

Таким образом, скотоводство в кочевом варианте несколько отличается от пастбищного, не говоря уже о стойловом.

«Прежде всего,— говорит Варрон,— нужно позаботиться о том, чтобы круглый год овцы хорошо кормились и дома и вне его; чтобы хлевы стояли в подходящем месте, защищенном от ветра и лучше на восток, чем на юг...». Далее идет описание хлева. Советы Варрона касаются стада, которое находится в усадьбе (II, 2, 7), а также того, что пасется вдали от нее: «Для тех стад, которые пасутся в лесных и горных местах и далеко уходят от дома, берут с собой плетенки и сети, с помощью которых и устраивают скотный двор. Берут с собой и прочую утварь. Овцы обычно кочуют по всей стране, зимние их пастбища отстоят от летних часто на много миль. Я-то это знаю,— ответил я,— ведь у меня стада зимуют в Апулии, а летом пасутся в Реатинских горах» (II, 2, 9).

Говоря о сторожевых собаках, Варрон замечает: «Для стада, которое остается дома, достаточно двух собак, но в местностях, где много диких зверей, собак должно быть больше, как и бывает у пастухов, которые сопровождают стада на зимние и летние пастбища по уединенным и заросшим лесом тропам» (IÍ, 9, 16).

В приведенных отрывках речь идет о кочевом скотоводстве. 0 нем же свидетельствует случай с Публием Ауфидием, стадо которого путешествовало от границ Умбрии до южноиталийской Гераклеи (II, 9, 6).

Можно привести любопытное рассуждение Варрона в начале 1 книги, о том, что земледелие должно быть отделено от скотоводства. «Лучше поступят те, кто ограничится непосредственно пред-метом, исключив из него все, к нему не относящееся. Вот почему все, связанное с выпасом скота, многими объединяемое с земледелием, относится больше к скотоводству, чем к земледелию. Поэтому начальники (рабов), которые стоят во главе того и другого дела, имеют различные названия, так как один называется вили- ком, другой магистром пастухов». Отсюда следует, что скотоводы, перегоняющие стада с одного пастбища на другое, представляли особый коллектив, мало связанный с рабским коллективом на вилле.

Какие же особенности характерны для рассматриваемого хозяйственного типа? Что позволяет считать его особым вариантом латифундиального хозяйства, так называемой «скотоводческой латифундией» Т. Франка или «крупным ранчо» В. Вестермана? Главным отличием и особенностью его является слабая связь с основной виллой как хозяйственным центром, своеобразная организация рабочей силы, сооружение временных летних и зимних загонов из легких материалов, используемых в течение короткого времени. Очевидно, вместе со стадами двигался и небольшой караван, который вез все необходимое для сооружения временных жилищ и других построек: «Старший пастух должен позаботиться о том, чтобы с собой было взято все, что необходимо и скоту и пастухам, главным образом вещи, нужные людям для жизни, для лечения. В их распоряжении имеются вьючный скот, кобылицы и другие животные, которые могут везти тяжести на спине» (Varr., I, 10, 5).

Эти временные постройки и загоны, вероятно, быстро собирались и разбирались; Варрон называет их «наспех построенными хижинами» (repentinae casae—II, 10, 6), в которых пастухи укрывались главным образом во время непогоды. Большую часть времени пастухи проводили со стадом: «Пастухи должны проводить на пастбище целый день и пасти скот все, сообща, ночевать же, наоборот, каждый при своем стаде» (II, 10, 2).

Находясь большую часть года на пастбищах, в условиях постоянных опасностей (почему они обычно имели оружие) и тяжелого труда, вдали от мелочной и всесторонней опеки вилика, пастухи были далеко не похожи на жалких и забитых рабов, живущих на вилле. Как известно, многие рабские волнения на юге Италии начинались или активно поддерживались именно пастухами. Условия их труда требовали выносливости, мужества, сообразительности и инициативы. Поэтому, вероятно, и оплата их была очень близка к оплате труда свободных людей. Оружие же в их руках, конечно, представляло опасность для рабовладельцев ¹⁹⁴.

В связи с этим указ Цезаря о том, чтобы одна треть пастухов набиралась из свободных наемников, вполне мог иметь в виду не только интересы безработных пастухов из числа свободных, но и общей безопасности рабовладельцев.

Очевидно, в скотоводческих хозяйствах в определенном месте как в исходном пункте устраивались постоянные стойла, которые не разбирались после отхода стад, так как маршруты перегонов скота скорее всего были установившимися, на них в разных местах стояло несколько временных легких скотных дворов. Так, Варрон рассказывает, что у него — большие стада овец в Апулии и лошадей в Реате; у Луцилия Гиррия — внушительные стада в Бруттии и т. д. Очевидно, Варрон обозначает так свои стада потому, что в Апулии у него был более или менее постоянный скотный двор для овец, а в Реате для лошадей¹⁹⁵ как основная база. Здесь воспитывался молодняк, находились склады и кладовые, имелись подсобные помещения, ограниченный по числу постоянный рабский персонал, стороживший хозяйство при отгоне стад.

В соответствии со специфическим характером данного типа хозяйства находилась и организация рабочей силы. Следует думать, что у одного хозяина были различные стада — овец, коз, коров, лошадей. «Число пастухов одни назначают по более узкой, другие — по более свободной норме. Я назначаю одного пастуха на 80 грубошерстных овец, Аттик — на 100. При больших овечьих стадах, а у некоторых они бывают тысячными, легче можно убавить общее число людей, чем при малых, как у Аттика и у меня. Мое стадо семисотенное, у тебя, кажется, восьмисотенное... К табуну в 50 кобылиц приставляются два человека» (Varr. II, 10, 10—11).

Во главе коллектива пастухов стоял старший пастух, крепкий физически, опытный и грамотный; по своим функциям он соответствовал вилику (I, 2, 14). Кроме старшего пастуха в этом кочевом хозяйстве, согласно Варрону, находились и женщины: «С теми же, кто пасет скот в горах и лесных местностях и укрывается от дождя не в усадьбе, а в наспех построенных хижинах, многие считают полезным посылать вместе женщин, которые сопровождали бы стадо, готовили пастухам еду и крепче привязывали бы их к месту. Они могут и пасти скот, и принести дрова к очагу, и сварить пищу, и устеречь утварь в хижине» (II, 10, 6—7). Пастухи находились в нормальных семейных отношениях, имели собственный небольшой пекулий, воспитывали детей. Семейные отношения среди пастухов, видимо, стали распространяться раньше, чем в других рабских коллективах. Экономичность кочевого скотоводства, таким образом, возрастала, так как среди пастухов было налажено воспроизводство рабской фамилии. Вероятно, в исходных пунктах кочевий эти пастушьи семьи и жили, здесь же находилось и их незатейливое хозяйство, создавалось своего рода пастушеского типа поселение. Быт и фактическое положение пастухов-рабов мало чем отличались от пастухов-свободных, поэтому замена одних другими была безболезненной для хозяйства.

Огромные стада в несколько тысяч голов скота обслуживались в целом относительно небольшим коллективом пастухов в 20—25 человек, в несколько раз меньшим, чем рабская фамилия на землях латифундии. Экономичность такого хозяйства с небольшими издержками на рабочую силу повышалась вследствие того, что не нужно было строить помещений, а число рабских начальников можно было сократить.

Кочевое скотоводство требовало обширных пастбищ, которых не могло быть даже во многих латифундиях. Поэтому крупные скотоводы арендовали внушительных размеров территории государственной земли в Средней и особенно Южной Италии. Во II и отчасти в I в. до н. э. в распоряжении государства еще находилось достаточное количество земель, которые сдавались в аренду, что делало возможным существование таких форм кочевого скотоводства.
Положение меняется в эпоху Империи. Свободных государственных земель становится в Италии меньше, они поступают под более строгий контроль императорской власти. Кочевое скотоводство на частных землях резко сокращается и перестает играть заметную роль в общем сельскохозяйственном производстве Италии.

На арендуемых государственных землях кочевое скотоводство трансформируется в пастбищное в пределах крупных имений, которые при всей их внушительной величине тем не менее не смогли создать условий для кочевых его форм.

¹³¹CIL, XV, 7814. См. И. М. Гревс. Эпизод из истории развития земельной
собственности римских императоров и ее социальной роли. Земельное состояние Ливии, второй жены Августа. — «Ученые записки ЛГУ, Серия исторических наук», вып. 12, № 86, 1941, стр. 27—45.
¹³²CIL, X, 8642; 410; см. И. М. Гревс, там же.
¹³³Plin. NH, XXXIV, 13... proximum bonitate (aes) fuit Sallustianum. Successitque ei Livianum in Gallia. Utrumque a metallorum dominis appellatum, illud ab amico divi Augusti hoc a coniugis vellocis defectus.
¹³⁴Inscr. Ital., X2, 225. См. E. М. Штаерман, М. К. Трофимова. Рабовладельческие отношения..., стр. 33.
¹³⁵Дж. Луццатто. Экономическая история Италии, ч. I. М., 1954, стр. 92.
¹³⁶Реtr. Sat., 50; в 51 параграфе назван также раб-стекольщик: fuit tamen
faber, qui fecií fialam vitream.
¹³⁷Plin. Epist., III, 4, 2; IV, 1, 4; V, 6, 41; IX, 39; X, 8, 1—2.
¹³⁸M. Rostovzev. Op. cit., р. 115.
¹³⁹V. Sirago. Op. cit., p. 85—86.
¹⁴⁰М. Ростовцев (Op. cit., p. 208) подчеркивает, что проникновение керамического производства в латифундии — обычное явление для Италии I— II вв. н. э.
¹⁴¹Dig., VII, 1, 9 (10), 2: ...sed si lapidicinas habeat et lapidem caederè velit, velcretifodinas habeat, vel arenas ómnibus his usurum Sabinus ait, quasi bonum patremfamilias, quam sententiam puto veram. Sed si haec metalla post usufructum legatum sint inventa, quum totius agri relinquatur usu-sfructus non partium contineantur legato.
¹⁴²Dig., XXXIX, 4, 16, 11: Magnus (есть чтение — Marcus. — В. К.) Antoninus
rescripsit, si colonus vel servi domini praedii íerrum (есть чтение — fur-tum. — В. K.) illicite in praedio fecerint ignorante domino, nulla poena dominum teneri.
¹⁴³Хотя К. Уайт (Latifuntiia..., р. 72) приводит два примера раскопанных латифундий в Италии (одна в районе Капуи, другая — Капены), нам не удалось найти публикаций этих раскопок.
¹⁴⁴М. Rоstоvzеv. Ор. cit., рр. 207—208, где дана обширная библиография.
¹⁴⁵R. De Маеуеr (De Romeinsche Villas in Belgie. Een archeologische Studie
Antw., 1937, pp. 303—306). Он дал одно из немногих исследований, посвященных всем виллам довольно обширного региона (Бельгии). Им собран большой материал, перечислено множество вилл. Все они, там, где было оживленное ремесленное производство, по своим размерам очень велики.
¹⁴⁶М. Rostovzev (Ор. cit., р. 208), а также R. de Маеуег (Ор. cit., рр. 304—305)приводят примеры вилл, где было налажено производство металлических изделий.
¹⁴⁷Небольшие запасы железных руд в Италии имелись на юге Бруттия и в райне озера Комо, как раз в областях латифундиального землевладения, которые, видимо, снабжали железом соседние районы. Остальные области Италии ввозили металл через Путеолы или с острова Эльбы, через Популонию. Привезенный металл мог обрабатываться в кузнице латифундии, но скорее всего латифундисты покупали готовые металлические изделия на рынке.
¹⁴⁸И. М. Гревс. Очерки из истории римского землевладения. Крупное домовое хозяйство в эпоху наибольшего экономического расцвета римского мира. Данные Петрония по аграрной истории I в. Империи. М., 1905.
¹⁴⁹V. Sirago. Ор. cit., рр. 168—169. Он даже возводит некоторые ее положения к республиканской эпохе.
¹⁵⁰Арul. Apol., 93: ...magnamque vim tritici et hordei et vini et olivi, ceterorum-que fructum; servos haud minus quadringentos, pécora amplius... donaret.
¹⁵¹М. Rоstоvzеv. Ор. cit., рр. 112—114
¹⁵²Plin. NH, XXXIII, 135.
¹⁵³V. Siragо. Ор. cit., рр. 250—254; Т. Frank. Econ. Surv..., v. V, р. 140.
¹⁵⁴Реtr. Sat., 3, 7. Он в шутливой форме говорит о том, что лишь десятая часть рабов знает Тримальхиона. См. также Рs.—Quint., 33, 21.
¹⁵⁵М. Rostovzev. Ор. cit., р. 116; Т. Frank. Econ. Hist..., рр. 430—433;
V. Siragо., Ор. cit., рр. 267—269.
¹⁵⁶Frоntо, ed. Naber, 29: videtur mihi agrícola strenuus summa sollertia praeditus, latum fundum in sola segete frumenti et vitibus occupasse ubi sane et fructus pulcherrimus et reditus uberrimus. Sed enim nusquam in eo rure ficus Pompeiana vel holus Aricinum vel rosa Tarentina vel nemu« amoenum vel densus lucus vel platanus umbrosa.
¹⁵⁷E. Magaldi. Lucania Romana. Roma, 1948, pp. 47—55.
¹⁵⁸Varr., I, 16, 4; Col., I, 3, 12; CAR, ed Thulin, pp. 124—125.
¹⁵⁹Col., I, 1, 19; praef., 12—20.
¹⁶⁰Специальные исследования этой фразе посвятили М. Рейнак, Дж. Тибилетти
К. Уайт. См. выше прим., стр. 193—196.
¹⁶¹Sen. Epist., 87, 7: ...tantum suburbani agri possidet, quantum invidiose in desertis Apuliae possideret; de tranq. an., 2: ...inculta videantur Bruttios et Lucanos saltus persequeamur. Aliquid tamen inter deserta amoeni re-quiratur.
¹⁶²V. Sirago. Op. cit., pp. 103—105; а также В. И. Кузищин. Хозяйство
Плиния Младшего..., стр. 55.
¹⁶³По данным Колумеллы (II, 5, 1—2; 15, 1 и особенно XI, 2, 86) и Плиния
Старшего (XVIII, 193), на 1 юг. пашни на равнине требовалось по полным нормам того времени 18 возов и даже 24 воза навоза (по 80 модиев в 1 возе), т. е. самое меньшее— 1440 модиев; на 100 юг. соответственно — 144 тыс., а на 1 тыс. юг.— 1440 тыс. (!) модиев навоза.
¹⁶⁴Ser V. Comm. Verg., Georg., II, 412.
¹⁶⁵См. В. И. Кузищин. Хозяйство Плиния Младшего..., стр. 33—34; V. Sirаgо. Ор. cit., рр. 124—125; R. Martin. Ор. cit., рр. 65—67.
¹⁶⁶Косвенно на это намекают следующие слова Сенеки (87, 7): divitem illum putas... quia tantum suburbani agri possidet, quantum invidiose in desertis Apuliae possideret. О доходных владениях Сенеки см. Col., III, 3, 3; Plin. NH, XIV, 5, 51.
¹⁶⁷Е. М. Штаерман, М. К. Трофимова. Рабовладельческие отношения...,
CTpt 44—47. Е. М. Штаерман обращает внимание на распространение
практики сдачи в аренду части земель виликам или акторам данного поместья.
¹⁶⁸Более благоприятные условия для денежной мелкой и крупной аренды появлялись в латифундиях, расположенных вблизи городских центров, на удобных торговых магистралях, по берегам судоходных рек или моря.
¹⁶⁹Вот что рассказывает о своих торговых операциях Тримальхион (Р е t г. Sat., 76): magna navis magnam fortitudinem habet. Oneravi rursus vinum, lar-dum, fabam, seplasium, mancipia...
¹⁷⁰J. André. Alimentation et la cuisine à Rome. Р., 1961, p. 146. Он отмечает постепенное внедрение мяса в питание населения в I в. н. э. В ряде городов возникают мясные рынки.
¹⁷¹См. В. И. Кузищин. Хозяйство Плиния Младшего..., стр. 41—42. 232
¹⁷²О негоциаторах и скупщиках зерна см. также V. Sirago. Ор. cit., р. 203;
Р. Ваldассi. «Negotiatores» е «mercatores» frumentarii nel periodo imperiale. — «Rendiconti Ist. Lomb», v. 101, fase. 1, Milano, 1967, pp. 273—291. Он подметил любопытную подробность — понижение социального статуса negotiatores и mercatores в императорское время и постепенное сокращение частной торговли зерном, а затем и вином, хотя последняя держалась дольше.
¹⁷³Рlin. Epist., V, 6, 45: ... nam super illa quae rettuli altius ibi otium et pinguis eoque securius; nulla necessitas togae, пето accersitor ex proximo; placida omnia et quiescentia. Иначе говоря во всей округе нет латифундиста, равного Плинию. Реtr. Sat, 76, передает, что Тримальхион после прекращения торговых операций стал самым крупным землевладельцем в округе.
¹⁷⁴Арендная плата вносилась осенью после сбора урожая, обычно в ноябре.
Одно из древних названий этого месяца поэтому было mercedonius, см. Н. Gummerus. Der rõmische Gutsbetrieb ais wirtschaftlicher Orga-nismus nach den Werken des Cato, Varro und Columella. Lpz., 1906, S. 33, прим. 1.
¹⁷⁵Col., I, 7, 2: ... in diebus pecuniarum vel lignis et ceteris parvis accessionibus.
¹⁷⁶Существует определение «nundinae» как дней разнообразных платежей. См.
Ad. Bеrgеr. Encycl. Dict. of Rom. Law., 1953, p. 602.
¹⁷⁷Suet. Claud., 12: ius nundinarum in privata praedia a consulibus petit. Как известно из того же источника, земельные владения Клавдия оценивались в 8 млн. сестерциев.
¹⁷⁸Викетия расположена между Вероной и Патавием, ныне Виченца.
¹⁷⁹Императоры стали раздавать эту привилегию, очевидно, со второй половины Нв. н. э. В Senatus consultum de nundinis saltus IBeguensis от 138 г. н. э. (CIL, VIII, 270) имя императора не упомянуто, но в отрывке из сочинения Модестина (Dig., 50, 11, 1) имя принцепса названо.
¹⁸⁰Очевидно, ноябрьские нундины были приурочены к платежным дням местны
колонов.
¹⁸¹Африканская провинция издавна считалась областью латифундиального землевладения. Сенатор Луцилий Африкан, очевидно, был одним из латифундистов.
¹⁸²Dig., 50, 11, 1: nundinis impetratis a principe non utendo, qui meruit decennii tempore usum amittit.
¹⁸³См. «Хозяйство Плиния Младшего...», стр. 41—42, 53.
¹⁸⁴Е. М. Штаерман. Рабские коллегии и фамилии в период Империи. ВДИ,
1950, № 3, стр. 71—85. См. также Е. М. Штаерман, М. К. Трофимова. Рабовладельческие отношения..., стр. 43—44.
¹⁸⁵CIL, XI, 721: in praedis С. Legianni Veri (b)alneum more urbico lavat (et)
omnia commoda praestantur.
¹⁸⁶В крупной римской вилле, раскапываемой в Экклесе близ Эйлефеда в Англии, открыты обширные банные помещения площадью в 800 м2. На вилле выделено три строительных периода: I: 75—100 гг. н. э.; II: 100—160;* III: 160—'290; вилла существовала в начале V в. н. э. См. «The Illustr. Lond. News», 25 Jan. 1964. Подобные банные помещения найдены в развалинах очень большой римской виллы в Испании. См. I. de Serra Rafоls. La villa romana de la Dehesa de «la Cocosa». iBadajoz, 1952.
¹⁸⁷V. Sirago. Ор. cit., рр. 146—149. Он правильно подчеркивает большую долговечность императорских централизованных латифундий, обрабатываемых рабским трудом, чем частных, которые раньше перешли к децентрализованному производству.
¹⁸⁸Е. М. Штаерман. Расцвет..., стр. 68—74.
¹⁸⁹Тенни Франк (Econ. Hist рр. 93—94) говорит о скотоводческих латифундиях. В. Вестерман (Ор. cit., р. 69) — о крупных ранчо.
¹⁹⁰Соl., VI, praef., 4—5. Как можно видеть, Колумелла воспроизводит высказывания Катона не полностью, а опускает очень существенный для понимания мысли Катона четвертый вопрос и ответ на него.
¹⁹¹Varr., II, praef., 6: ipse pecuarias habui grandes in Apulia oviarias et in Reatino equarias.
¹⁹²Col., VI, praef., 1—8. «Известно, — начинает он, — что некоторые мудрые
землевладельцы не признают заботу о скоте и пастухах, рассматривая это как дисциплину, чуждую земледелию. Я думаю, что некоторое основание для этого имеется, поскольку исходные позиции земледелия и скотоводства различны: одно имеет дело с обработкой чистой почвы, другое с целиной, заросшей травой; одно получает продукт от земли, другое от скота; пахарь вырывает траву, а пастух ее желает. Но при стольких несходствах между ними есть некоторые точки соприкосновения и даже союз. Ведь выгоднее имеющийся в имении фуражный корм скормить домашним животным, чем отдать на выпас другим, а от обильного удобрения, получаемого от стад, увеличивается урожайность растений. Скот необходим для обработки земли и перевозки грузов». Здесь же Колумелла оспаривает третий совет Катона о выгодности плохого ухода, прибавляя: расход при небрежном уходе будет превышать доход.
¹⁹³Пастбищное же скотоводство было одной из отраслей латифундиального хозяйства, оно управлялось с центральной виллы и требовало больших расходов.
¹⁹⁴Самоуправство и разбои вооруженных пастухов, обитающих в отдаленных местах, в начале I в. до н. э. стали настолько частыми, что претор 76 г. М. Лициний Лукулл особым эдиктом обязал рабовладельцев сдерживать своих рабов и отобрать у них оружие. См. С i с., pro Tull., 8—9.
¹⁹⁵Vаrr., II, 10, 11: «К табуну в 50 кобылиц приставляются два человека;
каждый из них имеет по объезженной кобылице в этих местах, где обычно лошадей загоняют в стойла (in stabula), что часто делается и в Апулии и в Лукании».

<<Назад Вперёд>>

Просмотров: 6868

загрузка...

Другие книги по данной тематике