Глава 7. Национальное возрождение в Далмации и Истрии в 60—70-х годах XIX в.

В Далмации в 60-70-е годы XIX в. произошли важные культурные и национально-политические изменения. По данным крупного деятеля национального возрождения Ловро Монти, из 457 тыс. человек, составлявших население Далмации (1874 г.), только 4,5 тыс. (1 %) были иностранцы, говорившие по-итальянски, кроме них еще 10 тыс. местного населения также говорили только по-итальянски (большинство их — итальянизированные славяне). Всего примерно 15 тыс. человек не знали хорватского языка, то есть более 3 %. Но по-итальянски говорило около половины горожан (включая «вароши» — предместья, население которых занималось сельским хозяйством) — около 50тыс. человек, или 11 % населения Далмации. Они то и находились в сфере итальянской культуры, они составляли «общество», к их среде принадлежали представители власти. Из указанных 50 тыс. человек большинство признавало, что Далмация — славянская страна. Но даже в начале 60-х годов часть горожан не имела ясного представления о своей этнической принадлежности. В 80-х годах все уже считали себя хорватами, сербами, итальянцами. Итак, этническое сознание претерпело изменения за два десятилетия.

На побережье моря испокон века земля в основном принадлежала городской знати (патрициям); был распространен колонат. Возделывались виноград и оливки. В области Дубровника зависимость была более тяжелой (кметство), связанной с личной несвободой, барщиной и т. п. В Дубровнике в 70-х годах XIX в. 27 горожан-патрициев владели 5,9 тыс. га, 21 «незнатная» семья — 1197 га и 13,7 тыс. га принадлежали крестьянам Разного состояния. В отличие от районов колоната, где аграрные отношения формально были основаны на частном праве, в Дубровнике — на Праве публичном, и австрийские власти поставили их под контроль администрации округов (преторов).

В 1850-1856 гг. десятина в пользу казны была заменена поземельным Залогом. Налог платил землевладелец, а колон возмещал ему 2/3 суммы, приходившейся на его участок. Владельцами земли становились купцы, богатые капитаны, разбогатевшие крестьяне, священники. Существовавшая система консервировала отсталость Далмации. Колоны, выкупая землю, попадали в зависимость от ростовщиков. Ростовщичество приобрело невиданные в других землях Австрии масштабы. И все же постепенно утверждались буржуазные отношения.

Хорватский историк Н. Станчич обратил внимание на две зоны Далмации. Загора (материковый восток), часть Приморья (Макарска) и долина р. Неретвы составили одну из них. Крестьянство здесь еще при османах охраняло границу и было свободно от повинностей, а верховным собственником земли была казна. Французы отменили государственную собственность, и крестьянин стал свободным собственником. Здесь долго сохранялось самоуправление. Другая зона — побережье с колонатом [1]. Зоны различались по обычаям, сознанию, говору (на побережье — чаковский диалект, в хинтерланде — штокавский). В отличие от побережья, крестьяне Загоры занимались хлебопашеством и животноводством. Здесь имелись и более крупные имения.

Кроме землевладельцев, моряков, купечества и крестьян значительными группами населения Далмации являлись чиновничество и духовенство. Вхинтерланде Далмации располагались францисканские монастыри. В одном из них была открыта первая в Далмации хорватская школа. Стать священником — обеспеченным человеком — было мечтой многих выходцев из сельских и городских низов. Духовенство было главным проводником текущей информации в сельской массе (в 1846 г. в Задаре издавалось 3 газеты общим тиражом 600 экз.). Православное духовенство составляло примерно 1/10 всех служителей Церкви.

В экономике Далмации важное место занимало судоходство. После соединения Триеста и Риеки(1857 и 1873 гг.) железной дорогой с центрами монархии портовые города Далмации переживали упадок. Но еще в 60-х годах парусное судоходство и судостроение процветало. Далмация играла роль посредника между внешним миром, Италией и др., и Боснией, глубинкой Балканского полуострова. Белые быстроходные далматинские клепперы плавали по всем океанам, возили чайный лист из Индии в Лондон. Много далматинцев служило в русском торговом флоте. В 60-х начале 70-х годов моряки активно поддерживали общественное движение в Далмации. Но уже в 70-х годах судоходство впало в кризис, капиталы ушли в Триест и Риеку или их владельцы занялись кредитным делом Австрийская провинция Далмация подразделялась на четыре округа Задар, Сплит, Дубровник, Бока. Основная масса населения концентрировалась в первых двух.

Наиболее важным центром медленно развивавшегося внутреннего рынка Далмации был округ Сплита (42,7% населения Далмации). Здешняя группа купцов была связана с Боснией и активно проявила себя во время национального возрождения. По объему экспортной торговли Босния, однако, далеко отставала от морского направления. В 1878 г. в Боснию было вывезено 10,3% вина, в Черногорию —3,5%, в собственно Хорватию— 1 %, а морем — 85 %. Но через Далмацию в Боснию и Герцеговину направлялись товары из западных стран, поэтому боснийская торговля оставалась жизненно важной для Далмации. Из Боснии привозили хлеб, которого в Далмации не хватало.

Деятель национального возрождения К. Войнович, ¹ секретарь местной торгово-промышленной палаты, отмечал: «Далмация — лишь частица намного более обширного пространства... частица, отделенная от остального, не может экономически развиваться... как ветка, отсеченная от стебля» [2]. Далмация была крайне заинтересована в объединении югославянских земель. Но австрийское правительство ни до 1878 г., ни после оккупации Боснии и Герцеговины не интересовалось экономическими нуждами Далмации. К нищете массы населения оно относилось равнодушно. Провинция имела для нее лишь стратегическое значение, здесь было построено несколько крепостей. Оккупация Боснии, в частности, диктовалась задачей обеспечения тыла этих укреплений (хотя это не основная причина оккупации).

Русский консул в Дубровнике К. Петкович в 1865 г. так рисовал положение Далмации: «Австрийское правительство истратило и тратит огромные суммы денег на укрепление далматинских портов и бухт, воздвигло множество портов, крепостей, казарм и блокгаузов, но сравнительно оно не сделало почти ничего... для развития и преуспеяния страны в моральном, промышленном и торговом отношениях. Далмация не имеет ни банков, ни других правительственных кредитных учреждений... При таком положении дела народонаселение Далмации не может быть искренно привязано к Австрии; кроме чиновников, все классы народа недовольны своей участью и громко выражают свои ропоты и негодования... в случае важных политических потрясений, внутренних или внешних, неудовольствие народа легко может проявиться в неприязненных действиях, и тогда приморские укрепления, стоившие столько миллионов, едва ли окажутся достаточными для удержания Далмации в повиновении непокойном состоянии» [АВПРИ, ф. Г. A. VA2, д. 727, л. 192-194].

Среди части католических семинаристов в начале 50-х годов существовал культ Сербии как свободной страны. Неудача иллиризма и контрреволюция в Австрии повлияли на их настроения. Некоторые учили родной язык по словарю В. С. Караджича (первое издание — 1818 г.). Один из ведущих деятелей хорватского движения 60-80-х годов М. Павлинович в начале 50-х годов переписывался со своим приятелем Н. Нодило кириллицей. Нодило извинялся, что пишет по-итальянски, а не по-сербски. Противопоставления «хорват» и «серб» для них тогда не было.

Но со второй половины 50-х годов среди католиков стал быстро распространяться этноним «хорват» как наименование национальное, а не областническое [3|. В собственно Хорватии это наблюдалось в 30-40-х годах, в Славонии и Далмации — в 50—60-х, позднее — в Истрии, в 70-х годах в Боснии и Герцеговине.

Бывшие иллиры, югослависты Хорватии в 50-х годах весьма интересовались Далмацией. Особую активность в этом отношении проявлял убежденный югославист Иван Кукулевич-Сакцинский, издававший вместе с Франьо Рачким «Arhiv za povjestnicu jugoslavensku» — первый журнал по истории южных славян. Кукулевич посетил Далмацию, интересовался представлением крестьян о родном языке и был рад, что крестьяне называют язык «рвацким». Кукулевич имел обширные связи в Далмации, поддерживал переписку с далматинскими хорватами [4, 5]. Кстати, деятельность Кукулевича — еще одно свидетельство утвердившегося хорватского самосознания югославистов в 50-х годах.

В середине 50-х годов Павлинович и его друзья оставили сербскую идею и пришли к мысли о культурном единении югославян под славянским (словинским) ² наименованием. Как видим, здесь повторилось нечто от иллиризма. Но среди горожан оставило след учение Караджича о разделении «племен» по диалектам. Полагаем, что некоторые далматинцы быстро пришли к этнониму «хорват», но их славизм определялся политическими задачами — борьбой — совместно с сербами — за применение родного языка во всех сферах общественной жизни.

Если ранее студенты, учившиеся в Падуанском университете в Италии (Падуя принадлежала Австрийской империи), нередко итальянизировались, то поколение 50-х годов в результате постепенных социальных сдвигов в Далмации, влияния иллиризма, революции 1848 г., борьбы итальянцев за свободу уже стремилось перенести опыт Италии на родину. Торговая и интеллигентная среда не хотела казаться народу чужаками и стала усиленно изучать народный язык. Многие полагали, что национального единства можно достичь подобно итальянцам, несмотря на наличие диалектов. Натко Нодило, учась в Венском университете, не забывал штудировать родной язык, который сначала давался ему нелегко [6]. Группа молодежи, готовая к деятельности на поприще культуры и политики, была пестрой по социальному происхождению. Так, Перо Чингрия был сыном богатого землевладельца из Дубровника, а родителями Н. Нодило были матрос и портниха, но они являлись буржуазными, либеральными по складу, интеллигентами.

В целом 50-60-е годы — время дифференциации далматинцев на хорватов и сербов. Иногда решающее значение при этом имели политические симпатии — к Хорватии или к Сербии. Соответственно меняли конфессию. К. Войнович говорил, что «родом я серб, по политике — хорват, а по вере католик». Итак, «политика» оказалась решающим моментом. Речь шла о приверженности сербской или хорватской государственной идее.

Сельской интеллигенции (как М. Павлинович) легче было сразу перейти к «хорватизму» ввиду контактов с крестьянами. Собирая народные слова, он убедился, что они несколько отличаются от помещенных в словаре, а в 1854 г. в письме к Нодило (написанном еще кириллицей) Павлинович высказался за создание нового словаря.

Став священником, Павлинович упорно возрождал глаголическое богослужение, которое в 50-х годах почти исчезло [1]. Но официально в Далмации оно запрещено не было. Павлинович видел в глаголице проявление самобытной хорватской культуры и средство усиления воздействия на прихожан. Он полностью отказался от латыни и перешел к богослужению по глаголическим текстам. Однажды, будучи в Австрии в гостях у своего друга, он прочитал глаголическую мессу местным крестьянам, чем поверг их в изумление. Движение за распространение глаголицы в церкви возглавил Й. Ю. Штросмайер, в системе югославистских взглядов которого глаголица была средством развития общей югославянской культуры. Но папская курия разрешала глаголицу лишь в местах, где она применялась исстари.

После краха абсолютизма далматинцы разделились на «аннексионистов» — сторонников воссоединения с Хорватией, и «автономистов» — противников воссоединения. «Правительство уверено было с помощью своих чиновников-немцев или людей упомянутого класса (опасавшихся резких перемен. — В. Ф.) создать партию против соединения», — писал русский консул в Дубровнике К. Петкович в 1861 г. [АВПРИ, ф. Г. A. AV2, Д. 723, л. 8—10]. Ядром автономистов были чиновники и патрициат, вслед за кем вначале шло большинство торговой буржуазии и городской интеллигенции, считавших себя «славо-далматами», но не хорватами. Завоевать города — такую задачу поставили перед собой сторонники воссоединения. Но теория далматинства быстро теряла последователей. Распространялся «югославизм» (словинство), а затем и хорватский этноним. А. К. Матас, директор единственной хорватской школы, называл далматинцев «народом словинского племени и хорватского языка».

Первые выборы в рейхсрат прошли при полной неподготовленности «аннексионистов». К тому же куриальная система выборов давала преимущество их противникам: курии землевладельцев, горожан и торгово- промышленных палат (вместе — Ио населения) посылали в сабор больше Половины депутатов: 21 против 20 у курии сельских общин. Католический архиепископ и православный епископ пользовались правом личного представительства — они поддерживали режим. В марте 1861 г. сторонники воссоединения получили на выборах 13 мест, автономисты — 29 [8].

Предстояла борьба за избирателей. По австрийскому закону школы (но не язык преподавания) являлись заботой как Вены, так и ландтагов, и судьба национального движения во многом зависела от влияния той или другой группировки на школу.

В 1861 г. в Далмации было всего 157 начальных школ, из них только в 23 преподавание велось на хорватском языке и 125 было двуязычных. Единственная хорватская средняя школа была основана в Сине в 1854 г. францисканцами на свои средства. Она сыграла роль в подготовке возрожденческого движения [8а].

Проблема воссоединения была временно снята. Но правительство уже в 1860 г. пошло на некоторые уступки аннексионистам: была издана инструкция о введении «народного языка» в начальных школах Далмации. Однако пока местные власти были в руках «тальянашей» — сторонников итальянского языка, — этот вопрос не решался.

Необходимо было активизировать национальное движение. Главным средством для этого стала газета хорватов и сербов («словинцев») на итальянском языке «Nazionale» с хорватским приложением «Narodni list». Об этом задумывались уже в 1860 г. До «Nazionale» группа патриотов во главе с учителем математики Михо Клаичем пропагандировала свои взгляды в триестинской «Дьявол етто», другая группа — в загребской газете «Позор». «Nazionale» был основан по инициативе сплитских народняков, но выходил с 1 марта 1862 г. в Задаре, столице провинции. Он был предназначен для денационализированных «тальянашей» и всех, плохо знавших хорватский язык. «Национале» с блеском редактировал Н. Нодило.

В 60-х годах «Nazionale» помешала корреспонденции из Загреба, Риеки, Сплита, Дубровника, Белграда и др., а также комментарии о положении в Европе.

Значительную денежную поддержку газете оказывали Й. Штросмайер и В. Морпурго. Нодило и Павлинович за статьи о национальных проблемах подвергались штрафу, их обвиняли в панславизме. Нодило однажды был обвинен в подстрекательстве к бунту. Газета постепенно окрепла и в 1866 г. приобрела типографию. Ее тираж составлял 600—650 экз. В 1869 г. роли «Национале» и «Народни лист» переменились: хорватская газета стала основной, а итальянская — приложением, что свидетельствовало об успехах в «славянизации» публики. Наконец, в 1876 г. выпуск «Nazionale» был прекращен.

Первый редактор «Nazionale» Натко Нодило (в 1867 г. он стал профессором задарской гимназии, а с 1874 г. — Загребского университета) был либералом, сторонником всеобщего избирательного права, независимости церкви от государства и политики. Нодило утверждал, что прогресс Далмации возможен только в рамках Южной Славии — страны от Дуная до Эгейского, Черного и Адриатического морей.

Ввиду единства языка далматинцы и хорваты — один народ, «славянский», и должны объединиться. Народ создается из племен в результате «торговых связей, общности языка и чувств», — писал Нодило. Но, объединившись, далматинцы и хорваты составят часть славянского народа» — под этим имелись в виду южные славяне. Причиной формулирования этих взглядов была ситуация в Далмации с ее конфессиональными и языковыми противоречиями, отсталостью, слабым национальным сознанием. По мнению Нодило, все это преодолеть можно было только в Южной Славии. Обустройстве и центре Южной Славии Нодило не говорил, подчеркивая, что «Nazionale» защищает права «всякого славянского народа на иллирском полуострове». За идею создания «югославянского королевства» полиция и обвинила Нодило в призыве к бунту.

В № 1 «Nazionale» Нодило напечатал программу Национальной партии: воссоединение с Хорватией, либеральные реформы в империи, свобода слова, конфессий и т.д. Соединение с Хорватией не означало бы для Далмации изменения «обычаев, устройства, отказа от второго (итальянского. — В. Ф.) языка, более развитого в учености». Введение народного языка в общественную жизнь означало бы укрепление «нашей народности».

Итак, славизм на первых порах облегчал народнякам привлечение на свою сторону «славо-далматов», не готовых воспринять хорватское сознание.

Итальянская общественность имела свои клубы-казино. Доступ славянских газет туда был запрещен. Тогда хорваты и сербы стали создавать «славянские народные читальни» (в Сплите — в 1862 г., в Задаре и Дубровнике — в 1863 г., в Шибенике и Оброваце — в 1866 г.). В 1862 г. была учреждена Далматинская матица, но нехватка средств ограничила ее деятельность [9].

На общинных выборах в 1865 г. народняки победили в 42 общинах, в дальнейшем в их руки переходили одна община за другой. Борьба в городах была труднее. Но после ухода Шмерлинга, австрийского министра, сторонника централизма, сменился и далматинский наместник, покровительствовавший автономистам. Наместник барон Ф. Филипович (1865—
1868) получил напутствие Франца Иосифа относиться одинаково к обеим партиям. Филипович не мешал применению народного языка там, где народняки получали перевес.

Австро-прусско-итальянская война 1866 г. способствовала усилению народняков. Часть «тальянашей» не скрывала своих проитальянских симпатий. Венеция — источник пополнения италоязычного населения Далмации — была утеряна австрийцами. Наконец, итальянский флот потерпел поражение у о. Вис от австрийской эскадры Тегетхоффа, где матросами были далматинцы.

Австро-венгерский дуализм 1867 г. снял вопрос о воссоединении: Вена отдала Далмацию. Но в другой сфере народняки имели успехи. После 1848 г. три гимназии — в Задаре, Сплите, Дубровнике — были итальянскими. В 1854 г. был признан публичный статус первой хорватской (францисканской) гимназии в Сине.

В 1849-1871 гг. состояние начальных (народных) государственных школ в Далмации было таким [1].

Но из 61,1 тыс. детей школу посещали 10,3 тыс. Далматинцы в массе были неграмотными.
Гимназии же и реальные училища в основном оставались итальянскими. Но постепенно в них было введено преподавание истории, географии и Закона Божия на родном языке. В 1868—1869 гг. хорватский язык как предмет был введен в гимназии в Задаре, где преподавали деятели национального движения М. Клаич, Ю. Пулич, И. Данило. В 1869 г. на народный язык перешла гимназия в Дубровнике. В 1866 г. В Арбанасах, около Задара, открылось педагогическое училище с родным языком преподавания. Это было крупным успехом народняков.

Отступавшие итальянские националисты мобилизовали люмпенов, нападавших на славянских деятелей. В городах еще положение было неустойчивым, но в селах духовенство и зажиточное крестьянство было прочной опорой народняков.

В декабре 1867 г. в Австрии была принята либеральная конституция. Ее §19 провозгласил право пользоваться родным языком в школах и учреждениях. Австрийское правительство либералов отделило школу от церкви и отказалось от конкордата с Ватиканом. В 1869 г. суд в Далмации был отделен от администрации.

В 60-е годы наиболее значительные изменения претерпели взгляды М. Павлиновича. В 1862 г. он пропагандировал югославизм, был искренним югославистом. В середине 60-х годов народнякам, убеждавшим читателей в том, что их не собираются «кроатизировать», удавалось привлекать все новых сторонников. В это время активизировалось сербское национальное движение в Далмации, связанное со своим идеологическим центром — Воеводиной. Возможно, это послужило толчком для цитированного письма Ф. Рачкого против «словинства» (1866 г.) Хорваты, со своей стороны, укрепляли связи с Загребом. Павлинович оправдывался перед Рачким: «Чтобы не было причины раздора, мы избегали в саборе наше хорватское имя, так как среди нас (народняков. — В. Ф.) — четверо так называемых (! — В. Ф.) сербов... Будьте спокойны, в будущем мы разовьем наше хорватское знамя» [10, 1].

Итак, Рачкий не убеждал Павлиновича, что он хорват, не сомневался в том, что большинство народняков придерживается тех же взглядов. В 1868 г. Павлинович писал: «Принимая в расчет существование автономистской партии, мы замалчивали наше национальное и политическое имя». Ко второй половине 60-х годов относятся все более настойчивые выступления Павлиновича в защиту особых хорватских интересов. Постепенно это вызывало нарастание разногласий в Национальной партии, так как хорваты М. Клаич и др. возражали против ликвидации тактики «словинства». Сохраняя югославистскую направленность, «Nazionale», писала уже о «хорватах и сербах», «хорвато-сербский народ Далмации» и т. п.

Вероятно, югославизм в городской среде себя еще не изжил, а Павлинович, связанный с сельским населением, считал, что, устранив в основном славо-далматство, изолировав итальянскую группировку, югославизм выполнил свою задачу и пришла пора пропаганды подлинно национальных взглядов. С 1866 г. он не раз говорил о героизме хорватов (в частности, о славе Николы Зринского, 300-летие подвига, которого отмечалось народняками). Все большее внимание Павлинович уделял хорватской и сербской государственности. Перелом в его взглядах (1866-1869) отразился в рукописной программе «Хорватская идея» (1869 г.). Здесь он признал «хорватское историческое право» и католицизм как идейную основу национального движения, выступил за церковную самостоятельность Хорватии и народный язык в церкви (глаголическую службу). «Века рабства» (венецианского) — причина нищеты и (национального) беспамятства в Далмации, записал он. Мы признаем наименования «Далмация», «Босния», «Славония» — но это «единое Хорватское государство». Кто хочет зваться сербом — пожалуйста, но они хорваты по государству. Ведь не отрицают сербы и словаки в Пеште венгерскую страну! Как же можно в Загребе не признавать хорватскую государственность? «Мы в равной мере требуем самостоятельности и целостности и Сербии, и Хорватии». Но одно пусть от нас не требуют: «чтобы мы создали Великую Сербию, ликвидируя Хорватию». Отстаивать свободу веры. «Католик в Сербии, православный в Хорватии могут быть хорошим сербом и хорватом».

«Различие сербства и хорватства — две истории, два государства, две Религии, две культуры, две цивилизации, наконец, два алфавита. Это различия вопреки общности крови и языка...» «Хорватство принадлежит Западу, сербство — Востоку. Историю не смешать» [11].

Но Павлинович никогда не соглашался солидаризироваться с правашами, сохранил уважение к Штросмайеру и Рачкому. Ведь, в сущности, Их взгляды на национальные взаимоотношения сближались, особенно с Конца 70-х годов. Но девиз Павлиновича: «хорват и католик» Штросмайер и Рачкий не принимали (кстати, этот девиз еще не доказательство клерикализма Павлиновича: ведь именно так шло развитие нации). Павлинович все более выступал за объединенное Хорватское государство в составе монархии, но допускал и возможность независимого от Габсбургов союза югославянских государств.

Конец 60-х—начало 70-х годов ознаменовался двумя событиями. Первое из них — восстание горцев Боки Которской. Здешнее население издавна пользовалось привилегией не служить в регулярной армии и самостоятельно охранять границу, носить свою форму. В 1868 г. австрийским правительством было решено ввести в Боке ландвер, что нанесло бы ущерб хозяйству. Да к тому же Австрия воспринималась горцами как чужая держава. Они отказались подчиниться (1869 г.) Австрийские карательные войска были дважды разбиты... Все югославянское население ликовало. Правящим кругам надо было укрепить свое влияние в Далмации, а для этого помириться с горцами, ибо война затянулась. Новый наместник генерал Родич по поручению Вены подписал мир с повстанцами, признав их прежние права и возместив весь ущерб, понесенный ими [12].

Продолжая политику примирения, правительство впервые решило содействовать народнякам при выборах в сабор. В июле 1870 г. народняки завоевали 24 места, автономисты — 16. Но 16 депутатов народняки провели в селах, в городах же остались в меньшинстве. Теперь народняки получили право сформировать из членов сабора провинциальное правительство («земельный комитет»), из их среды Франц Иосиф назначил председателя сабора (он же — помощник наместника по гражданским делам). Этим чиновником стал сербский литератор бокелец С. М.Любиша, единственный (из пяти далматинцев) народняк в рейхсрате. В компетенции сабора был местный бюджет, сельское хозяйство, местное строительство и, как отмечалось, школы (но решающее слово о языке преподавания и программах оставалось за министерством), контроль за администрацией округов и общин. Школы стали хорватскими, но ждать полного равноправия хорватского (и сербского) языка пришлось долго.

Народняцкое большинство в 70-х годах не было устойчивым, поэтому широко применялся подкуп избирателей. Своих средств не хватало. Лидер партии М. Клаич всегда просил (и получал) деньги у Штросмайера.

«Славо-далматство» стало исчезать из общественной жизни. Его заменили хорваты и сербы. И на первый план вышли взаимоотношения между ними. Клаич стремился сохранить старое направление «Народного листа», когда подчеркивалась общность хорватских и сербских интересов. Штросмайер одобрял эту тактику. Павлинович все более упорно подчеркивал хорватские интересы. Вместе с ним начала переориентироваться часть народняков в Далмации и в самой Хорватии: они стали открыто защищать идею «хорватской политической нации».

Франко-прусская война побудила далматинских народняков сделать вывод, что Австрию надо укреплять, «сплотиться (как писал русский консул в Дубровнике) вокруг ненавистных Вены и Пешта» [АВПРИ, ф. Г. А. VA₂ д. 735, л. 122], [13]. В 1867 г. народняки Далмации выбрали депутатов в австрийский рейхсрат, то есть изменили своей программе соединения с Хорватией и признали принцип автономистов. В 1873 г. далматинские депутаты («пятерка») поддержали правительственную реформу выборов в рейхсрат: выбирать теперь должны были не ландтаги, а население. Это было отступлением (да еще за взятку со стороны властей!) от предварительной договоренности славянских депутатов провалить законопроект. Депутаты были исключены из Национальной партии (но фактически партия вскоре сама перешла на их позицию). Так как возглавлял депутатов серб С. М. Любиша, обострились хорвато-сербские отношения. Любиша поддержал автономистов, и в 1873 г. они получили 5 мест из 9, положенных Далмации. Не без влияния воеводинских сербов Любиша поднял вопрос о национальных отношениях в Далмации. Но этот вопрос выдвигался логикой событий — формированием двух наций. Любиша начал открытую сербскую пропаганду, как и Павлинович — хорватскую, — особенно во время Балканского кризиса 1875-1878 гг. Напрасно Клаич стремился сохранить принципы югославизма, хотя в программе 1877 г. пришлось уже говорить не о словинцах, а о хорватах и сербах.

В 1877 г. Любиша выступил против воссоединения Далмации с Хорватией. Тогда же его депутатский мандат не был утвержден сабором. С другой стороны, Павлинович эволюционировал к клерикализму уже в 1870 г. в связи с конфликтом папы римского с Итальянским государством. Хорватские либералы-народняки Далмации осуждали его взгляды, которые были чужды и священникам Рачкому, и Штросмайеру. Современные христианско-демократические и христианско-социальные партии (Бельгия, Германия, Италия) не являются клерикальными. И более ста лет назад идея хорватского государственного права не была обязательно связана с клерикализмом.

С началом восстания в Боснии и Герцеговине (1875-1878) хорватские либералы Далмации горячо сочувствовали повстанцам (преимущественно сербам). Но после оккупации Боснии и Герцеговины австрийцами в хорватских землях распространились идеи триализма, укрепилось влияние партии права, требовавшей присоединения Боснии и Герцеговины к Хорватии. Клаич также признал оккупацию как совершившийся факт и Даже поздравил Франца Иосифа. Носам к такой политике относился иронически, называл ее «мамелюкской», вынужденной ввиду зависимости Далмации от Вены в финансовом отношении.

В 1879 г. к власти в Австрии пришел консерватор граф Э. Тааффе. Далматинские народняки, состоя в консервативно-автономистском клубе К. Гогенварта, поддерживали правительство. В результате их «гибкости» средние школы в Сплите и Дубровнике в 1880 г. были переведены на хорватский язык обучения, а на выборах 1882 г. народняки получили 28 мест в управе общины Сплита, автономисты — только 8. Этим завершилась борьба за города в Далмации. Однако о воссоединении речи не было, и сабор, под угрозой немедленного роспуска, перестал включать это требование в адрес императору. Все же тактика «филологических побед» (как ее называли сами народняки) при всей своей ограниченности на том этапе себя оправдала. Конец «словинства» и переход школьного дела в руки хорватов, очевидно, могут служить свидетельством того, что национальное возрождение в Далмации завершилось. ³ Переход к более активной политике на более широкой общественной основе в конце XIX в. мы считаем новым этапом национального движения [14].

Истрия была присоединена частично к владениям Венеции в XIII- XV вв., частично — к государству Габсбургов (1374 г.). Плохие климатические условия побуждали население покидать полуостров. Но сюда, особенно в бурном XVI в., направлялись переселенцы, главным образом хорваты, часть которых приспособилась к местным условиям. Это были беженцы из Хорватии, Далмации, западной Боснии. Небольшими группами переселялись итальянцы. Было немало представителей разных народов Балкан, они хорватизировались и итальянизировались. До конца XVIII в. в экономике преобладала тенденция стагнации [15].

В 1825 г. Истрия как округ (Kreis) была включена в состав австрийской провинции Приморье, куда входили также округа Горица-Градишка и Триест. Наместник Приморья, назначаемый императором, находился в Триесте. Состав провинции оставался неизменным до 1918 г.

Организованное национальное движение в Истрии началось в 70-х годах XIX в. В это время хорваты составляли 57% населения, словенцы, населявшие север полуострова, — 12%, итого югославяне — 69%, примерно 30% — итальянцы (в основном в городках вдоль моря, особенно на западе и юге полуострова). С 1870 г. в Триесте два раза в месяц стала выходить газета «Наша слога» («Наше согласие»), Ее организаторами являлись епископ Юрай Добрила, близкий по взглядам Штросмайеру, и священник М. Бастиан. Сотрудничество между южными славянами и равноправие с итальянцами (прежде всего в сфере языка) — таков лейтмотив материалов газеты, распространявшейся во всех славянских селах.

По примеру чешского и словенского национального движения патриоты начали созывать разрешенные конституцией 1867 г. митинги под открытым небом («таборы») — здесь обсуждались местные дела, вопрос о языке в школах, судах, управах (где господствовал итальянский язык) говорить об «объединении югославян» власти запретили. Крестьяне опасались выступать с национальными требованиями, так как полностью зависели от местных итальянских торговцев (особенно на западном побережье). Преодолеть этот страх в массе неграмотных крестьян было задачей национального движения. По мере роста национальной торговой буржуазии ее влияние на крестьян усиливалось; однако это был долгий процесс.

В 1868 г. власти ликвидировали 88 небольших славянских общин и присоединили их территорию к итальянским городским общинам, что поставило крестьян в еще большую зависимость от итальянского чиновничества. Во многих хорватских селах ввиду их бедности не было школ и не хватало образованных людей, поэтому даже в случае победы на выборах главой общины выбирали «честного итальянца» [16].

В 1873 г. впервые проводились прямые выборы в рейхсрат. Курия крупных собственников — 1 место от Истрии, города и торгово-промышленная палата — 1, сельские общины — 2. У хорватов была возможность провести депутата только в сельской курии. Итальянские либералы провалили Добрилу, и в рейхсрат прошел единственный хорват — Д. Витезич.

Хорваты заключили союз со словенцами, выступавшими под руководством политического общества «Эдиност» в Триесте. Общество стало словенско-хорватским. На выборах отныне стала выступать «Хорватско-словенская национальная партия», но первоначально без особого успеха, хотя она действовала в союзе с итальянскими консерваторами против итальянских либералов. Так, в 1876 г. партия получила всего 4 места в саборе Истрии, в 1879 г. в рейхсрат снова прошел один Д. Витезич (от восточной Истрии).

Преимущество итальянской буржуазии было столь велико, что итальянский язык стал распространяться на югославянской территории.

Однако постепенно стало утверждаться начальное обучение на родном языке. Появилось несколько начальных школ. В 1875 г. в итальянской учительской школе в Копаре началось преподавание хорватского и словенского языков. Но в 1880 г. еще не было ни одной хорватской и словенской средней школы. 13 школ были двуязычными.

Перепись 1880 г. показала успехи итальянизации Истрии: с 1857 г. численность итальянцев возросла с 72,3 тыс. до 114,3тыс. (прирост 41 тыс.), словенцев стало на 13,8 тыс. больше, а хорватов на 10,4 тыс. меньше. В австрийских переписях применялся критерий «языка общения», поэтому в число итальянцев попали и хорваты. Но денационализация или двуязычие хорватов и словенцев, несомненно, имели место [16]

¹ Косто Войнович, происхождением из черногорцев, хорват, католик — отдаленный родственник русского писателя Вл.Войновича.

² Словинский на местном говоре — славянский, но имелся в виду югославский

³ Хотя община Дубровника перешла в руки хорватов лишь в 1890 г. До этого там правил сербско-автономистский блок.

<<Назад Вперёд>>

Просмотров: 3730

загрузка...

Другие книги по данной тематике