Глава II. Новые тенденции в развитии скотоводства и их влияние на социальный строй деревни Германии XIV—XV вв.

Развитию скотоводства буржуазная историография уделяла сравнительно мало внимания. В конце XIX в. К. Лампрехт¹ и К. Т. Инама-Штернег² отметили серьезные успехи в развитии скотоводства с XIV по XVI в. Для них эти успехи свидетельствовали об увеличении спроса на мясо со стороны быстро развивавшихся городов. Вновь данный вопрос поднял уже после Второй мировой войны В. Абель. Согласно своим представлениям об общей исторической закономерности Абель выдвигает довольно сложную модель развития скотоводства в XIV—XVI вв. В результате обезлюдения сельских . мест во время «черной смерти» и эпидемий, подчеркивает он, сильно сократилась посевная площадь зерновых. Возникло состояние, которое он характеризует словами: «...земли стало много, людей было мало». Некому стало обрабатывать почву. Феодалы (которым Абель приписывает любую инициативу в производстве), видя «бедственное положение земли» (!), принялись за то, чтобы ее «относительно лучше» использовать. Именно они, по Абелю, и приступили к превращению заброшенной крестьянами пахотной земли в пастбища для скота.³ Так Абель в главной своей схеме о причинах развития скотоводства выдвигает на передний план, не социально-экономические факторы, а зависимость последних от явлений природы.

Превратным является и его представление об особой закономерности развития скотоводства, согласно которому скотоводство начиная с XIV в. регрессировало и возвращалось от более высокой ступени к более низкой. Экстенсивное скотоводство стало вновь преобладать над зерновым хозяйством. «Численность населения, — заключает он, — всегда была решающим фактором при выборе форм скотоводства».⁴

Заметив, вслед за другими исследователями, что несмотря на увеличение поголовья скота, в изучаемое время увеличивались цены на мясо, Абель утверждает, что потребление мяса является «подвижным» — люди потребляют его в зависимости от покупательной способности. Именно последняя, подчеркивает он, с конца XIV в. резко увеличивалась,⁵ т. к. люди, выжившие после очередной серии эпидемий, захватывали богатства умерших. Вместе с ростом их покупательной способности возрастали и их потребности на мясные продукты. Поэтому, несмотря на возрастание предложений, увеличивались цены на мясо, ибо потребители располагали лишними деньгами.⁶ По существу, Абель таким образом встает на точку зрения количественной теории Зомбарта, которую официально отвергает.

Среди западногерманских историков только А. Тимм подходит к вопросам развития скотоводства с социально-экономических позиций. Он предполагает, что в северо-западной Германии в результате захвата феодалами общинных лесов крестьяне потеряли свои пастбища для свиней, что заставило их изменять форму свиноводства: от беспастушьего свиноводства крестьяне были вынуждены перейти к стойловому содержанию свиней.⁷

Значительная работа по истории овцеводства в Германии с древнейших, времен и до начала XX в. появилась в 1961 г. в ГДР.⁸ Автор ее, В. Якобейт, обобщает локальные исследования и конкретно по развитию овцеводства в XIV—XVI. вв. приводит новые ценные сведения. Он считает, что в то время овцеводство находилось под влиянием «раннего капиталистического развития Германии», а овцеводы-издольщики уже были представителями предпринимательского капитала. К сожалению», свои мысли автор ничем не подкрепляет, поэтому они звучат малоубедительно. Кроме того, Якобейт почти безоговорочно и вопреки фактам, содержащимся в его книге, соглашается с той точкой зрения, что в указанный промежуток времени крестьяне без всякого принуждения оставляли деревни и тем самым предоставляли земли для использования под пастбища для овец.⁹

На наш взгляд, причины успехов и неудач в развитии скотоводства следует искать не в самом скотоводстве как в особой форме производства или соотношения между количеством „людей и почвы, игнорируя социально-экономические явления, как это делают Абель и его ученики.

Начиная с XIV в. в Германии серьезно изменились общественно-экономические условия развития скотоводства. Изменения наблюдаются сразу на нескольких уровнях. Постоянно увеличивавшееся ремесленно-торговое население городов и рост неаграрного населения в целом содействовали быстрому возрастанию спроса на продукты животноводства, что и послужило мощным стимулом роста скотоводства. В то же время в самом сельском хозяйстве толчком для углубления общественного разделения труда и специализации послужили ликвидация феодалами барской запашки и появление новых слоев мелких держателей и арендаторов. Дифференциация крестьян шла теперь значительно быстрее, чем прежде. Крестьянин, ведя хозяйство на небольшом клочке земли и будучи втянутым в товарное производство хотя бы уже потому, что феодал с него требовал все больше денег, был вынужден задумываться над вопросом более рационального использования своих возможностей. Одновременно и феодалы испытывали острую необходимость в увеличении своих доходов. Последовавшее за этим длительное и в .целом успешное наступление феодалов на общинные леса и общинные пастбища внесло новые серьезные и даже решающие изменения в социально-экономические условия развития скотоводства.

Кормовая база скотоводства. Сокращение лесных пастбищ.

Прежде чем говорить о скотоводстве как таковом, необходимо выяснить возможности его развития в конкретных условиях. И здесь на первом месте стоит вопрос о кормовой базе для него. Выбор формы и вида скотоводства в значительной мере зависит от того, кому принадлежит кормовая база и что конкретно она собой представляет.

В XIV—XVI вв., как видно из многочисленных источников, основной корм для скота вырастал на естественных и полуискусственных пастбищах, а также выращивался на пашнях и лугах (нередко орошаемых). Современники не оставляли без внимания ни один более или менее возможный естественный источник корма для скота. Об этом красноречиво свидетельствуют те многочисленные названия всевозможных видов пастбищ, которые мы постоянно встречаем в документах.¹⁰

В изучаемое время наиболее остро стоял вопрос об общинных лесных пастбищах. С незапамятных времен в лесах к западу от Эльбы паслись стада свиней, достигавшие нередко внушительных размеров. Главным кормом для них являлись дубовые желуди и буковые орешки. В документах дуб и бук причисляются к плодоносящим или к фруктовым деревьям. Вообще к XIV в. в лесах Германии преобладали лиственные породы деревьев — дуб, бук, клен, ясень, вишня, груша, яблоня, грецкий орех, орешник и ольха.¹¹ Общинные постановления постоянно говорили об их охране.¹²

Крестьяне повсеместно прилагали максимум усилий к тому, чтобы расширить или хотя бы сохранить размеры лиственных, «плодоносящих» лесов. В тех районах, где наступление феодалов на общинные леса грозило исчезновением необходимых для крестьянского хозяйства пород деревьев, крестьяне на своих общинных сходках принимали решения о выделении из общего массива земельных участков под посадку лиственных, преимущественно дубовых, деревьев.¹³ Во многих местах общины обязывали своих членов в зависимости от экономического положения сажать определенное количество дубков в лесу.¹⁴ Решения об охране «плодоносящих» деревьев в лесу принимались повсеместно,¹⁵ а там, где крестьяне по воле феодалов оказались вытесненными из лесов, они обсаживали свои усадьбы дубовыми саженцами, чтобы в какой-то мере компенсировать потерянный лесной желудевый корм.¹⁶ Среди хвойных лесов северо-западной Германии до наших дней выделяются одиноко стоящие многовековые дубы и дубовые рощи, возникшие главным образом в результате искусственной посадки в те отдаленные времена.¹⁷ Благодаря наличию многочисленных и разнообразных документов мы можем себе составить наглядное представление о состоянии тогдашнего свиноводства и использовании лесных пастбищ. Прежде всего крестьяне-общинники следили за тем, чтобы пастбища в дубовых и буковых лесах использовались только после созревания там плодов. Весной и летом свиньи вообще не выгонялись во «фруктовые» леса во избежание повреждения деревьев. Обычно свиней пасли на опушке леса, где, как было замечено общинниками, они рыхлили и удобряли своим навозом почву, подготавливая ее таким образом для естественного расширения дубовых лесов.¹⁸ В летнее время свиньи паслись преимущественно в низменных болотистых местах, где преобладали кустарники и совершенно не было дубов.¹⁹ Летом лес тщательно охранялся от овец и коз, чтобы они не могли повредить молодую поросль.²⁰

Пастьба свиней обычно производилась со дня св. Георгия (23 апреля) до дня св. Мартина (11 ноября), т. е. около 7 месяцев в году.²¹ Время откорма свиней в дубовых и буковых лесах было менее продолжительным. При урожае желудей и орешков свиней выгоняли в лес со дня св. Ремигия (1 октября) и держали их там до конца пастбищного сезона (до 11 ноября).²² Особенно богатые урожаи желудей бывали редко, обычно не чаще, чем один раз в семь лет. В такие годы, естественно, чрезвычайно возрастал общественный интерес к распределению богатого урожая в общинных лесах. Вопросы распределения урожая желудей решались на общинных сходках накануне пастбищного сезона, обычно в сентябре.²³ Перед сходкой выборные члены общины осматривали лес и определяли виды на урожай.²⁴ По докладу уполномоченных на сходках принимались решения о количестве свиней, которое в предстоящем году могло быть откормлено в лесу каждым хозяйством. По наиболее распространенному обычаю каждому хозяйству разрешалось откармливать на лесном пастбище столько свиней, сколько в году было выращено²⁵ в самом хозяйстве или куплено до дня св. Якоба (25 июля) .²⁶ Часто общины принимали решения, по которым крестьянам в зависимости от размеров их хозяйства, т. е. в зависимости от зажиточности, разрешалось выгонять в лес определенный максимум свиней.²⁷ В XIV—XVI вв., следовательно, права на пользование лесными пастбищами для членов одной общины не были одинаковыми. Это неравенство усиливалось еще тем, что общинные постановления предусматривали право, по которому тот, у кого имелось меньше установленного максимума свиней, мог продавать свое право на недостающее ему количество свиней, а тот, кто купил себе такое право, мог выгонять в лес свиней свыше установленного максимума.²⁸ В отдельных общинах в зависимости от урожая желудей принимались решения о прикупе дополнительного количества свиней.

При этом также устанавливался для каждого хозяйства максимум, соответствовавший его зажиточности.²⁹ Подобные постановления особенно пристрастно отстаивались зажиточными крестьянами.

В зависимости от размеров лесных пастбищ устанавливались для каждой местности различные нормы на откорм свиней» В отдельных общинах норма на откорм свиней в лесу для каждого хозяйства была очень высокой. Если обычно «полное право» на выпас свиней в лесу не превышало 4—б голов, то местами оно равнялось 12 и даже 24 головам.³⁰ «Полное право» предоставлялось зажиточному крестьянину, «половинное» —-бедняку и «четвертное»—не члену марки.³¹

Норма выгоняемого в лес на откорм поголовья свиней находилась в прямой зависимости от составителей соответствующих документов. В вейстюмах, составленных феодалами или по их указанию, предусматривается весьма ограниченное количество свиней, которых крестьянин может пасти в лесу,³² и в то же время значительно расширяются права феодалов на выпас в лесу собственных свиней.³³ Общая тенденция, наблюдаемая в подобных случаях, сводится к установлению неограниченных прав для феодалов.³⁴ В то же время крестьяне, составляя свои вейстюмы, прилагают максимум усилий к тому, чтобы сохранить прежние права на выпас свиней и ограничить аппетиты господ,, Нередко крестьяне в таких случаях апеллируют к совести феодалов, призывая их считаться с интересами крестьян,³⁵ а иногда пытаются даже определить количество свиней, которое разрешается пасти феодалу в общинном лесу.³⁶

Вейстюмы свидетельствуют о том, что неравные права на выпас свиней существовали главным образом в изучаемое время. В предшествующие века подобные вопросы, по всей вероятности, реже возникали и меньше обсуждались на общинных сходках. Но и теперь крестьяне во многих местах продолжали отстаивать права на выпас одинакового количества свиней.³⁷ Во Франконии, издавна славящейся лесным откормом свиней, право на выпас одинакового количества свиней отстаивалось рядовыми общинниками особенно настойчиво.³⁸

Хотя в документах XIV—XVI вв. постоянно говорится о лесном откорме свиней, выращенных как в крестьянском, так и в феодальном хозяйстве, не остается никакого сомнения в том, что свиноводство крестьянских хозяйств было ведущим. В каждом общинном лесу паслось во много раз больше крестьянских свиней, чем господских. По всей вероятности, именно этим обстоятельством объясняется то, почему в документах не содержится сведений об общем количестве свиней в той или иной местности. Правда, И. Янсен на основе неизвестных нам источников сообщает, что в 1437 г. в сравнительно небольшом лесу Лусхарт, расположенном между Брухзалем и Филиппсбургом (Баден-Вюртемберг), паслось более 43 тыс. свиней.³⁹

Споры на общинных собраниях о количестве свиней, выгоняемых одним хозяйством на лесное пастбище в урожайные годы, свидетельствуют не только об отсутствии равных прав, но и о том, что во многих общинах находились такие хозяйства, которые придавали все большее значение выращиванию свиней на продажу. Известно, например, что в одном 1490 г. на рынок города Оснабрюка крестьянами было пригнано не менее 25 тыс. голов свиней.⁴⁰

Из сказанного следует, что в изучаемое время пастбищное свиноводство продолжало играть определенную хозяйственную роль. Разведением свиней, их откормом и продажей свинины на рынке преимущественно занимались крестьяне. Поскольку пастьба свиней производилась в течение большей части года и почти, беспастушьим способом, стоимость свинины не должна была быть высокой.

Несмотря, однако, на все еще значительные размеры, свиноводство в XIV—XVI вв. по сравнению с предшествующими веками сокращалось и видоизменялось. Главной причиной этого являлось катастрофическое сокращение и уничтожение лесных пастбищ для свиней.

Начиная с XIV в. феодалы в поисках новых источников дохода захватывали общинные леса, чтобы торговать строительными материалами и дровами.⁴¹ Главными потребителями лесных материалов становились города, а также районы развивавшегося горного дела, судостроения, солеварения и виноградарства.⁴²

Растущая потребность в лесе приводила к губительным последствиям для той формы ведения свиноводства, о которой мы говорили. Повсюду, как это видно из документов, в больших масштабах вырубались вековые лиственные деревья, т. е. именно те экземпляры, которые были наиболее плодоносящими.⁴³

С тревогой сообщает о сокращении лесов в Вюртемберге герцог Ульрих в своем законодательном акте 1536 г. Причиной этого он считает прежде всего корчевку и хищническую рубку леса, а также пастьбу в нем скота.⁴⁴

По мере вырубки могучих многовековых дубов и других пород лиственных деревьев феодалы были вынуждены заботиться о выращивании новых лесов. Возраставшие потребности в лесе заставляли при этом феодалов отдавать предпочтение хвойным породам. Последние созревают значительно раньше дуба, имеют совершенно прямые стволы, легче обрабатываются, их удобнее транспортировать и т. п. Спрос на хвойные породы деревьев особенно возрастал в связи с быстрым развитием мореплавания и горного дела, где применялся прямой крепежный лес молодого возраста.

Раньше всего, как мы можем судить на основе документов, замена лиственных пород хвойными началась в юго-западной Германии. Постепенно она охватила и остальные районы страны. Нюрнберг с тех пор стал для многих мест Германии главным поставщиком семян хвойных древесных пород.

Характерно, что в то время как феодалы и городские советы заботились больше всего о замене лиственных лесов хвойными, крестьяне по-прежнему прилагали все старания к тому, чтобы сохранить лиственные, преимущественно дубовые, леса. Даже тогда, когда благодаря стараниям феодалов и горожан в лесах уже наряду с дубом, березой, буком и осиной росли ель и сосна, крестьяне-общинники на сходках систематически принимают решения, по которым каждый из них обязывается сажать дубки, а не сосны и ели.⁴⁵ В упорном отстаивании двумя антагонистическими классами феодального общества различных лесных пород наглядно отражается хозяйственная заинтересованность каждого из них.

Таким образом, можно констатировать, что существенным результатом захвата общинных лесов феодалами являлось исчезновение тех пород деревьев, на которых держалось свиноводство в крестьянских хозяйствах. В то же время было бы ошибкой думать, что феодалы, вытеснив крестьян из леса, сами создавали свиноводческие фермы. Никаких сведений об этом нет.

Указанные обстоятельства привели к тому, что крестьяне-хлебопашцы многих районов страны были вынуждены отказаться от древнейшей формы содержания свиней — от пастьбы. Все чаще стали теперь выращивать свиней в домашних условиях — в хлевах.⁴⁶ Переход к стойловому содержанию свиней наблюдается с середины XIV в. В связи с этим крестьяне начали заботиться о новой — «белоснежной» породе свиней, дававшей значительно больший прирост при меньшей затрате дорогостоящего корма.⁴⁷

Можно ли с уверенностью заявить, что вместе с сокращением лесного выпаса свиней повсюду сократилось и товарное свиноводство, т. е. производилось меньше свинины на продажу? Источники не подтверждают такого заявления. Одновременно с сокращением крестьянами своих стад, откармливаемых в лесу, города — основные потребители товарной свинины — принимали самые различные меры для увеличения количества свиного мяса, поступавшего на рынок. Почти повсеместно в городах теперь стали заниматься свиноводством представители трех профессий: пекари, мельники и мясники. Объясняется это в первую очередь тем, что изменился корм для свиней и возникла новая форма свиноводства. В XIV—XVI вв. документы все чаще содержат данные о том, что свиньям скармливали ячмень, отруби и муку.⁴⁸ По роду занятия этим кормом располагали прежде всего пекари и мельники. Мясники же, хотя и не располагали кормом в собственном хозяйстве, занялись выращиванием свиней с целью получения дешевого мяса, чтобы при высоких рыночных ценах извлечь большие доходы. Вполне возможно, что и другие предприимчивые горожане использовали таким образом разницу в ценах хлебных и мясных продуктов.

Городские власти поддерживали стремление горожан увеличивать в своих хозяйствах поголовье свиней. В 1351 г., когда еще в городах преобладало пастбищное свиноводство, городской совет Эрфурта ограничил поголовье свиней в хозяйствах пекарей 8 головами, но уже с конца XV в., когда откорм свиней в хлеву начал играть большую роль, максимум свиней для пекарских хозяйств был увеличен до 12 голов. Но это, очевидно, не был предел: в 1522 г. эрфуртский пекарь Бастиан Веттерауэр отправил на ярмарку в Буттштедт 53 свиньи.⁴⁹ Сопоставление ряда вейстюмов из Клеца (возле Меммингена) наглядно свидетельствует о том, что в хозяйствах мельников с 1366 г. по 1573 г. особенно увеличивалось поголовье свиней, хотя размеры земельной площади хозяйств оставались прежние.⁵⁰ Насколько города юго-западной Германии уже с XIV в. включились в производство мяса для продажи, показал в свое время Э. Готгеин.⁵¹

Нет никакого сомнения в том, что вместе с изменением формы свиноводства, как и вместе с изменением любой другой формы хозяйства, должна была изменяться и стоимость основной его продукции — свинины. При пастбищном содержании и откорме свиней полудикой породы затрачивалось значительно меньше общественного полезного труда на производство весовой единицы свинины, чем при откорме породистых свиней в хлеву. В результате увеличения стоимости продукции изменилась и цена ее как «денежное название овеществленного в товаре труда».⁵² Следует при этом также учитывать, что в городских хозяйствах, больше всего производивших свинину на рынок, применялся не столько труд самого хозяина и членов его семьи, не требовавший денежной оплаты, сколько труд наемных работников и работниц, который в изучаемое время все чаще оплачивался деньгами. Новая форма содержания свиней требовала большего количества и иного вида труда, чем прежняя, пастбищная форма.

Наступление феодалов на общинные пастбища. Успехи овцеводства. Одновременно с наступлением феодалов на общинные леса усилился также их нажим на общинные пастбища. Феодалы при этом, преследовали цель превратить общинные пастбища в пастбища для овец. Если в результате захвата феодалами общинных лесов приходил в упадок древнейший и наиболее дешевый вид выращивания свиней, то захват общинных пастбищ, с одной стороны, сокращал возможности выпаса на пастбищах крестьянского скота, а с другой — создавал условия для развития и расширения феодальных овцеводческих хозяйств.

Процесс захвата общинных пастбищ был подготовлен в предшествующие века и хорошо прослеживается по документам. До XIII в. на общинных пастбищах могло пастись только единое стадо, состоявшее как из крестьянского, так и господского скота. В связи с этим разрешалось иметь только общего пастуха. Во второй половине XIII в. в «Швабском зерцале» было записано новое правило, по которому и монастыри, и отдельные светские лица, имевшие свое пастбище, могли нанимать отдельного от общины пастуха.⁵³ Вслед за этим феодалы присваивали себе право держать отдельного пастуха в той общине, где были расположены их домениальные земли.⁵⁴ Таким образом, с этих пор говорится о двух пастбищах, двух стадах и двух пастухах. На общинных пастбищах появлялись господские стада скота с отдельным пастухом. Крестьяне с течением времени потеряли возможность и право контроля над размерами господского стада, пасшегося на общинном пастбище. Постепенно феодалы присваивали себе также право на выпас своего скота, преимущественно овец, на скошенных крестьянских пахотных наделах, а также право на беспрепятственный прогон феодальной отары через крестьянские наделы. Овчары постоянно злоупотребляли прогонным правом и нередко пользовались им для пастьбы феодальной отары овец на общинных пастбищах, предназначенных для пастьбы общинных стад крупного рогатого скота.⁵⁵

Наиболее полно борьбу крестьян против наступления феодалов на общинные пастбища отразили документы, возникшие накануне и в ходе Великой Крестьянской войны. В деревнях Саксонии общинники жаловались, что господа произвольно выгоняют свой скот на их пастбища.⁵⁶

Пользуясь узурпированным прогонным правом, овчары феодалов наносили крестьянскому хозяйству огромный ущерб; повреждались виноградники, огороды, пашни, луга ⁵⁷ и др. Острая борьба крестьян против наступления феодалов на общинные пастбища нередко приводила к компромиссным соглашениям, по которым общины разрешали феодалам иметь отдельные отары овец.⁵⁸

Конец XV — начало XVI в. — время, когда возникли и интенсивно развивались феодальные овцеводческие хозяйства.⁵⁹ Их рост продолжался, очевидно, до середины XVI в:, когда территориальные князья стали издавать законы, запрещавшие дальнейшее расширение овцеводства.⁶⁰

Крупное овцеводство развивалось особенно бурно в Саксонии, Тюрингии, Гессене, Нордрейн-Вестфалии, Рейнланд-Пфальце, Баден-Вюртемберге, Баварии, Франконии, Нижней Саксонии и Вестфалии — везде, где уже раньше имелся опыт в овцеводстве, приобретенный в крестьянских хозяйствах.⁶¹ Характерно, что во многих районах не только феодалами создавались крупные овцеводческие хозяйства, но и зажиточные крестьяне увеличивали в своем хозяйстве поголовье овец до 30 и более голов.⁶²

Общий рост поголовья овец в XIV—XVI вв. является неоспоримым фактом, зарегистрированным в документах и замеченным исследователями. Если его сравнить с тем, что мы говорили выше о пути развития свиноводства, то можно составить наглядное представление о главном направлении изменения структуры скотоводства в изучаемое время: престиж свиноводства был подорван, немецкие феодалы, захватывая общинные пастбища, обеспечивали первое место овцеводству. Наряду с этим магистральным изменением в скотоводстве происходили и иные сдвиги.

Вместе с захватом феодалами общинных пастбищ и лесов для крестьян все более остро вставали вопросы о расширении и видоизменении кормовой базы для скота. Особое значение приобретали такие виды кормов, как сено, заготовлявшееся на естественных и искусственных лугах, и солома. Использование этих видов кормов не могло принести пользу свиноводству. Зато сено и солома давали хорошие результаты при кормлении ими жвачных животных и лошадей. Поэтому, на наш взгляд, правы те исследователи, которые констатируют, что в XIV—XVI вв. (особенно к концу периода) в крестьянских хозяйствах возросла роль таких животных, как корова, лошадь и овца. Именно к этому времени археологи (соответственно остеологи) относят начало вытеснения из сельского хозяйства Германии мелкой, даже можно сказать, карликовой, породы крупного рогатого скота.⁶³ Новая порода коров («стойловая корова», как се называет Лампрехт) давала в 2 раза больше молока, чем прежняя, так называемая «пастбищная корова» (Weidekuh).⁶⁴

В середине XIV в. луговодство в Германии было еще очень слабо развито, и в отдельно взятом крупном хозяйстве (барском и арендаторском) ему придавалось мало значения.⁶⁵ Повсюду еще возлагались основные надежды на общинные пастбища. На протяжении XIV—XVI вв. постепенно изменялось отношение к лугам и возникало луговодство в собственном смысле слова. Сам процесс рельефно вырисовывается при изучении различных документов.

Именно в это время впервые отделяются луга от остальных угодий. Вейстюмы, которые из всех дошедших до нас документов того времени наиболее полно отражают жизнь крестьянских общин, постоянно сообщают о возведении изгородей вокруг индивидуальных и общинных луговых участков. В них подчеркивается, что это имеет такое же важное значение, как возведение изгородей вокруг огородов.⁶⁶ Обычно сроки запрета выгонять скот на луга длились от дня св. Вальпургия (1 мая) или даже от дня св. Петра (12 февраля) до дня св. Мартина (II ноября).⁶⁷ За это время дважды скашивалось сено с лугов.

В изучаемое время луговодство вступало только в первоначальную стадию своего развития.⁶⁸ Однако его успехи уже вполне заметны в дошедших до нас документах. Там, где предстояло вначале осушить местность, чтобы ее потом использовать в качестве луга, общинники совместно проводили дренажные работы и отгораживали весь массив от остальных угодий.⁶⁹ Нередко в таких случаях крестьяне, находившиеся в поземельной зависимости От разных феодалов, выступали сообща.⁷⁰

В интересующее нас время учащались случаи превращения в луга пахотных полей.⁷¹ В луга, по всей верятности, превращались малоурожайные поля.⁷² В Гессене города, которым во время Реформации отходила часть секуляризованных монастырских земель, превращали пахотные земли в огороды, сады и луга.⁷³

Все большее значение придавалось в указанное время обводнению лугов. Поскольку луга находились в частном пользовании, а вода рассматривалась как общинная собственность, на обводнение лугов требовалось разрешение всей общины. Поэтому в документах общинного происхождения постоянно говорится о вопросах обводнения лугов. Как правило, обводняемые луга примыкали с одной стороны к пастбищам, от которых каждый владелец отгораживался изгородью или рвом, а с другой — к водоему.⁷⁴ Крестьяне—соседи, да и вообще все члены общины, чьи луга граничили друг с другом, пользовались водой по очереди. Права регулировки очередности, и контроля принадлежали всей общине.⁷⁵ Орошение лугов производилось систематически, начиная с ранней весны и до созревания трав.⁷⁶ Как сообщает Ротерт, в Вестфалии луга орошались регулярно уже в XV в.⁷⁷

Общины устанавливали единые правила пользования водой на орошение лугов для всех своих членов без исключения. И тем не менее феодалы, входившие в общину, нередко нарушали общинные постановления.⁷⁸

В документах сохранились сведения о большой совместной работе крестьян по осушению заболоченных мест и обводнению засушливых пустырей. При этом возводились дамбы, сооружались каналы и шлюзы, рылись канавы.⁷⁹ Обводнение лугов ускоряло вегетативные сроки вызревания сельскохозяйственных культур. Это позволяло снимать по два урожая сена в год. Первый сенокос проводился до дня св. Иоанна (24 июня), второй—до дня св. Лаврентия (10 августа).⁸⁰ Пастьба скота на лугах разрешалась общинникам только после второго сенокошения и, как правило, до дня св. Гертруды (17 марта), т. е. до начала следующей весны. В местах, где крестьяне остро нуждались в пастбищах, им приходилось арендовать господские луга на срок от второго сенокошения до следующей весны.⁸¹

Одновременно обострялась борьба между различными имущественными группами крестьян из-за пастьбы скота. Повсеместно, как видно из документов, богатые крестьяне, имея в своем распоряжении луга значительных размеров, а также другие источники корма для стойлового содержания скота, на общинных сходках отстаивали особые, дополнительные права выпаса для своего скота и нередко до решения общины изменяли условия выпаса в свою пользу.⁸²

Кроме того, частное пользование лугами и неравномерное распределение их усиливали для отдельных хозяйств возможности использования наемного труда. Однако феодалы по-прежнему привлекали и барщинный труд. В нижнеэльзасских деревнях Вессельхейм и Брехлинген даже в 1529 г. на четырех господских лугах трудились одни барщинники.⁸³ Широко применялся барщинный труд при сенокошении в конце XIV — начале XV в. в таком передовом для того времени хозяйстве, как графство Гогенберг.⁸⁴ В то же время во многих местах и этого графства тогда уже в луговодстве сочетался труд барщинников с трудом наемных людей: косьба сена производилась поденщиками, которым труд оплачивался и которые кроме того, получали деньги на питание; перевозка сена осуществлялась барщинниками, которые ничего не получали за труд, однако на питание им выдавалось соответственное количество денег.⁸⁵ В феодальном хозяйстве майнцского архиепископа, расположенном возле Эрфурта, тяжелый физический труд по уничтожению кротовин, обводнению лугов, сенокошению и перевозке сена выполнялся либо наемными людьми, работавшими круглый год по найму, либо поденщиками.⁸⁶

Вместе с луговодством возрастало и значение торговли сеном: на рынке продавалось сено не только тачками и возами, как постоянно сообщают современники, но и в кубических измерениях, что говорит об определенных навыках в торговле сеном.⁸⁷

Луговодство, как видно, даже в начальной стадии развития свидетельствует о значительных изменениях в сельском хозяйстве, а главное — в скотоводстве. Луговодство и заготовка сена позволяли, по крайней мере зажиточным крестьянам, увеличивать количество своего скота, находившегося на стойловом содержании.

Наряду с сеном теперь широко используется как корм для скота и солома. В ряде своих работ А. Тимм показал, что необходимость в соломе как корме для скота имела своим последствием более широкое применение косы в сельском хозяйстве.⁸⁸ Именно с этого времени крестьянам—держателям и арендаторам строжайше запрещается увозить или продавать солому, собранную на их пахотных землях.⁸⁹ В то же время сами феодалы все чаще выступали в роли продавцов соломы, причем, как правило, они продавали солому богатым крестьянам по сравнительно высоким ценам.⁹⁰

С XVI в. получает распространение травосеяние, особенно в районах юго-западной Германии.⁹¹ Однако проследить этот процесс из-за скудности сведений не представляется возможным.

Недостаток в общинных пастбищах для скота ощущался в XIV—XVI вв. повсеместно. Этим и объясняется широкое распространение аренды пастбища. Судя по документам, в большинстве случаев арендаторами пастбищ выступали крестьянские общины, остро нуждавшиеся в подножном корме для скота. Крестьянская аренда, разумеется, не угрожала феодальным собственникам потерей земли. Иначе обстояло дело тогда, когда феодалы сами были вынуждены арендовать земли у крестьян. Как видно из крестьянских жалоб 1525 г., в случае аренды феодалами общинных пастбищ над крестьянами нередко нависала угроза потери своего общинного пастбища.⁹²

То же значение, что травяное пастбище, имело пастбище по жнитве.⁹³ Пастьба скота по жнитве в изучаемое время организовывалась и контролировалась общиной. Поэтому вопросы, связанные с выпасами скота на таких пастбищах, наиболее полно отражены в вейстюмах. Засеянная пашня всегда огораживалась, и при трехпольном севообороте, когда пахотный ареал деревни делился на три поля, к каждому полю имелся доступ только через определенный вход, расположенный ближе к деревне. Вход на каждое поле закрывался легкими (из жердей) воротами, которые навешивались так, что сами закрывались. Их навешивал тот из соседей, кто первым выходил в поле сеять. Так как вся община нуждалась в пастьбе по жнитве, то все вместе устанавливали жесткие сроки для уборки урожая с пахотных полей: на уборку ржи в озимом поле, как правило, давалось только 14 дней (озимое поле везде было наиболее ранним пастбищем по жнитве), на уборку овса в яровом поле — 21 день (если учитывать, что яровые хлеба созревали значительно позднее, чем озимые, то становится понятно, что пастьбой на яровом поле занимались на протяжении меньшего срока). Община строжайше запрещала индивидуальную пастьбу скота на своих собственных наделах. Пастьба по жнитве разрешалась всей общине в период с окончания уборки и до весенних работ, которые обычно начинались в день св. Георгия (23 апреля) с пахоты.⁹⁴

На протяжении длительного времени, с XIV по XVI в. в Германии не знали еще черного пара, поэтому паровое поле использовалось также в качестве пастбища для скота. Обычно яровое поле после снятия урожая не перепахивалось до июня следующего года. Не случайно этот месяц повсюду назывался крестьянами месяцем пара.⁹⁵ В то же время крестьяне, нуждаясь в новых, более эффективных кормах для скота, начинали засевать паровое поле свеклой и викой (бобовиной).⁹⁶ Уже в середине XIV в. известный агроном К. Мегенберг отметил: «Крестьяне говорят: если скосить зеленую массу бобовины и перепахивать зеленые корни ее так, чтобы они перепрели, это дает исключительное удобрение».⁹⁷ Крестьяне на опыте научились ценить замечательные растения — горох, фасоль и чечевицу, дававшие корм для скота, пищу людям и удобрение почве.

В некоторых районах Германии в это время весьма распространенным стал опыт деления пашни не на три поля, как при трехполье, а на четыре. На трех полях велся по всем правилам севооборот, а четвертое поле отдыхало 6—12 лет⁹⁸ и использовалось в течение этого времени как пастбище для скота. Вполне возможно, что использование его под пастьбу овец научило крестьян двум новым агротехническим приемам: 1) перепахивать паровое поле сразу после снятия урожая, с тем чтобы потом до посева озимой культуры держать его «чистым» и чтобы таким образом зародился так называемый «черный пар»; 2) использовать овечий навоз в качестве удобрения для полей.

Стойловое содержание скота приводило еще к одному, очень существенному агрономическому сдвигу в крестьянских хозяйствах: все более регулярно стали использовать навоз в качестве удобрения для полей, огородов, садов и виноградников. Куча хранившегося на крестьянском дворе навоза с этих пор стала его неотъемлемой частью. По величине ее судили о зажиточности крестьянина, нередко с тех пор крестьянский двор назывался в документах просто «навозом».⁹⁹ Все чаще навоз становился предметом продажи. Даже феодалы были вынуждены покупать его у своих крестьян.¹⁰⁰ В то же время феодалы строжайше запрещали крестьянам, арендовавшим бывшие домениальные земли, увозить оттуда навоз в другие хозяйства.¹⁰¹

Таким образом, из сказанного видно, что в XIV—XVI вв. структура скотоводства претерпевала заметные изменения. По удельному весу теперь первое место занимало овцеводство. Свиноводство по сравнению с предшествующим периодом оказалось значительно потесненным. В то же время в крестьянском хозяйстве возрастало значение крупного рогатого скота и лошадей. Изменилась или, по крайней мере, значительно видоизменилась, форма скотоводства: на место прежнего пастбищного скотоводства теперь приходит стойловое содержание скота.

Появление элементов капиталистического предпринимательства в крупных овцеводческих хозяйствах. Самые существенные изменения экономического и социального характера происходили в изучаемое время в овцеводстве. Документы с XIV в, все чаще содержат сведения о крупных овцеводческих хозяйствах, в которых насчитывалось 150, 250, 300, 350 ¹⁰² , 565 ¹⁰³ и даже 700¹⁰⁴ голов.

Товарный характер этих хозяйств не вызывает никакого сомнения. Не случайно стрижка овец в весенний период называлась первым урожаем в году. Во многих жалобах феодалов на пропажу овец во время Крестьянской войны постоянно подчеркивается, что это овцы, которых держали ради настрига шерсти. О товарном характере овцеводства говорят и княжеские законы. По приказам городов Вюртемберга владельцы хозяйств, обязывались перед стрижкой мыть овец, т. е. заботиться о том, чтобы шерсть, поступавшая на рынок, имела товарный вид.¹⁰⁵ С XV в. овцеводство и торговля шерстью становятся предметом заботы городов и территориальных князей. Нередко горожане сами владеют многочисленными отарами овец. Особенно много овец держали в окрестностях жители города Кельна, а в окрестных с городом Оснабрюком деревнях во второй половине XVI в. бюргерам принадлежало не менее 50 тыс. овец. Отдельные бюргеры имели не менее 300—500 голов овец.¹⁰⁶ В городах жили купцы, специализировавшиеся на торговле шерстью. Они систематически снабжали этим видом сырья ремесленников. Появлялись перекупщики шерсти.

Рост торговли шерстью заставляет феодальные власти заняться ею. Вводятся единые цены на шерсть. Князья пытаются монополизировать этот вид торговли: повсюду появляются княжеские агенты — перекупщики, которые заранее дают овцеводам деньги, чтобы потом получить у них весь настриг шерсти.

В XVI в. императоры и князья (в 1527 г. в Бадене, в 1534 г. в Гессене, в 1536 г. в Вюртемберге) издают законы, запрещающие вывоз шерсти за пределы княжеств и империи. В областях верхнего течения Рейна, вдоль Мозеля, в Саксонии, Вестфалии и Нижней Саксонии расцвет ряда городов в XVI в. был тесно связан с торговлей и обработкой шерсти.¹⁰⁷

Кроме шерсти овцеводы отправляли на рынок баранину, сало, кожу и различные сорта сыра. Особенно увеличивалась продажа баранины, что стимулировалось неуклонным повышением цен на нее в течение XVI в.

В XIV—XVI вв. на юге Германии развивается отгонное овцеводство. При этом способе содержания скота крупные отары овец, в зависимости от сезона и погодных условий, паслись на определенных пастбищах и загонялись в стойла только в исключительных случаях. В центральных и северных частях Германии овцы содержались в стойлах зимой, летом они паслись на пастбищах. Здесь в связи с этим очень рано была разработана система использования овечьего навоза, заготовки, транспортировки и хранения корма для овец, использования подснежного корма и т. п.

Появление в XIV в. и развитие в XV и первой половине XVI в. крупных овцеводческих хозяйств подтверждается огромным количеством документов. Их товарный характер не вызывает никаких возражений.

Посмотрим теперь, представители каких социальных групп феодального общества были заняты в крупных овцеводческих хозяйствах, каковы были взаимоотношения собственников средств производства (пастбищ, хозяйственных сооружений и овец) и непосредственных производителей. Это позволит на конкретных примерах выяснить те новые социальные элементы, которые появлялись тогда в системе феодальных отношений.

Крестьянские общины, опираясь на традиции и обычаи, нередко пытались рассматривать содержание крупной отары овец как право, принадлежащее исключительно им. Борьба с феодалами за это право продолжалась вплоть до Крестьянской войны.¹⁰⁸

Право обзавестись овцеводческим хозяйством, т. е. право на строительство овчарни и на выделение пастбищ для овец, равно как и привилегия держать овец, довольно рано стали регалиями территориальных князей.¹⁰⁹ Как все другие феодальные права и как любая феодальная собственность, эти права могли быть отчуждены, т. е. они рассматривались в качестве товара. В XIV—XVI вв. права на овцеводство все чаще продавались или передавались территориальными князьями непосредственным земельным собственникам: сеньорам (Grundherr) или владельцам поместий (Gutsherr). Когда в ходе Крестьянской войны крестьяне на время захватили господские овчарни, территориальные князья выступали как восстановители «справедливости»: все хозяйства вновь были возвращены их хозяевам. Сами территориальные князья тоже имели свои овчарни. В юго-западной Германии имели место случаи, когда территориальные князья продавали право на содержание отары овец отдельным общинам.¹¹⁰

Однако же, тот кто получал или покупал право на овцеводческое хозяйство у князей, сам непосредственно не становился овцеводом. Овцеводческое хозяйство находилось в руках арендатора, который в документах называется овчаром (Scheffer, Schaffer, Schoffer), мастером по овцеводству (Schafmeister), арендатором (mieter) и мейером.¹¹¹

Овчар в XIV—XVI вв. был издольщиком. Как арендатор на издольных началах он вступал в договорные отношения с тем лицом, которое получило от князя право на создание овцеводческого хозяйства — овчарни. Судя по дошедшему до нас тексту договора от 9 октября 1490 г. между графом Вюртемберга и арендатором его овцеводческого хозяйства, договор включал в себя довольно обширный круг вопросов. Первая его часть состояла из прав и обязательств графа по хозяйству. Так, ему принадлежало 3/4 поголовья отары овец, он обязывался восстанавливать за свой счет хозяйственные сооружения, если они будут разрушены в ходе войны; он должен за свой счет доставлять стройматериалы из леса на ремонтные работы в хозяйстве, покрывать 3/4 расходов на стрижку овец, уплачивать 3/4 церковной десятины на каждую сотню овец, ежегодно поставлять 75 кг соли. Во второй части определялись обязанности арендатора: заготовлять стройматериалы в лесу на ремонт хозяйства, содержать зимой за свой счет 1/4 отары, которая являлась его собственностью, понести 1/4 расходов на стрижку овец, внести 1/4 десятины, вывозить из овчарни навоз на поля, входившие в арендованное хозяйство, содержать во время пастьбы ночами всю отару только в загонах, установленных на арендованной земле.¹¹² Кроме того, овчар обязывался с полей, огородов и лугов феодала свозить 1/3 всего урожая в деревню Вильдберг, отстоявшую от овчарни на 5 км, доставлять в замок графа солому, содержать свой скот — лошадей и коров—за собственный счет, вносить 1/3 всех дополнительных расходов.¹¹³ Наконец, арендатору разрешалось купить 1/3 урожая у господина.¹¹⁴

Для времени заключения договора новым было то, что арендатор-издольщик присоединял свою долю овец к отаре феодала. Характерно, что издольщик, арендовавший на таких условиях овцеводческое хозяйство, переставал быть обладателем определенных овец в общей отаре, так как его овцы, присоединенные к господским, клеймились единым с ними клеймом.¹¹⁵ Подобная отара называлась «смешанной» («gemenge», «im gemenge»), а прирост от нее делился между феодалом и арендатором согласно их долям в общем поголовье.¹¹⁶

Первоначально доля арендатора была велика и нередко равнялась половине поголовья отары.¹¹⁷ Постепенно она сокращалась, пока в 1597 г. курфюрст Саксонии не ограничил ее 1/8 отары.¹¹⁸ Крупный размер доли, которую должен был приобретать овцевод-издольщик, прежде чем стать арендатором, нередко являлся причиной того, почему в качестве арендатора выступали несколько человек или целая община.¹¹⁹ Феодал в таком случае выбирал из коллектива арендаторов одного или несколько главных гарантов, называемых в документах «Träger».¹²⁰

Приведенный пример арендного договора свидетельствует о том, что издольщиком не мог быть рядовой крестьянин, но только зажиточный, имевший немалое поголовье овец или значительное количество денег, либо горожанин, владевший свободными денежными средствами — только они могли рискнуть пойти на сделку с феодалом. Фактически арендатор-издольщик крупного овцеводческого хозяйства становился первым представителем предпринимательского капитала й деревне. Его доля в арендованном хозяйстве стала его капиталом, благодаря которому он получал право на прибыль. На рынок поступали не только шерсть, постриженная с овец, составляющих долю арендатора, но и весь молодняк от этих овец. Одновременно арендаторы получали от земельного собственника плату, обеспечивавшую уход за овцами, составлявшими господскую долю.

С другой стороны, для феодала его часть отары тоже превращалась в капитал, благодаря которому он в свою очередь мог претендовать на прибыль. Земельный собственник получал, следовательно, не просто ренту, а ренту плюс процент на авансированный капитал плюс избыточную ренту. Здесь существовала именно та система издольного хозяйства, при которой, как указывает К-Маркс, «земледелец (арендатор), кроме труда (собственного или чужого), доставляет часть производительного капитала, а земельный собственник, кроме земли — остальную часть этого капитала (например, скот), и продукт делится в определенных, различных для различных стран пропорциях между издольщиком и земельным собственником».¹²¹ В данной обстановке речь может идти о переходном явлении, когда первоначальная форма ренты переходит в капиталистическую. Сама форма издольной аренды возникает потому, что у арендатора нет еще достаточного капитала, необходимого для ведения впол не капиталистического хозяйства. Говоря о переходном характере такого вида хозяйства, К. Маркс пишет: «..с одной стороны, издольщик, применяет ли он только собственный или же и чужой труд, предъявляет притязание на известную часть, продукта не потому, что он работник, а потому, что он владелец части орудий труда, капиталист сам для себя. С другой стороны, земельный собственник предъявляет притязание на свою долю не только в силу собственности на землю, но и как лицо, ссудившее капитал».¹²²

Приведенный пример арендного договора между феодальным собственником земли и издольщиком является пока единственным. Однако в других документах, где упоминаются просто овчары-издольщики, всегда предполагается наличие договора. Вообще везде, где упоминается «смешанная отара», можно с уверенностью говорить, что речь идет о хозяйстве овцевода-издольщика. Доля его в «смешанной отаре» могла быть и меньше, чём в упомянутом договоре, но в любом случае овцевод-издольщик выступал как представитель пусть зачаточного, но предпринимательского капитала. Пока нам не удалось еще точно установить, в какое время появился овцевод-издольщик однако есть основания предполагать, что не позднее конца XV—начала XVI в. он стал той фигурой, без которой к западу от Эльбы не обходилось ни одно овцеводческое хозяйство вотчинников.

Издольщик как переходный тип не обязательно эволюционировал в дальнейшем в капиталистического предпринимателя «чистого типа». Его судьба зависела от различных конкретных обстоятельств. Часть издольщиков, приспосабливаясь к конкретным условиям, использовала свои богатства для того, чтобы стать собственниками земли и других ценностей. Остальные, что случалось реже, часть своих хозяйств и земли сдавали в аренду. Кроме того, издольщики довольно часто становились, фогтами и т. п., т. е. начинали занимать определенное место в феодальной администрации. Издольщик-овчар как переходный социальный тип мог стать настоящим капиталистическим предпринимателем только там, где для этого имелись соответствующие условия. По всей вероятности, во второй половине XVI в. в. некоторых районах уже складывались такие условия. В Веймарском округе, например, в это время исключительно за деньги сдавались в аренду 7 княжеских овчарен, которые еще в начале века находились в руках издольщиков. Арендаторы овчарен вели свое хозяйство на основе расширенного воспроизводства, что заставляло их постоянно заботиться о росте поголовья и увеличении размеров пастбищ. Весь доход с отары за вычетом» арендной платы целиком поступал арендатору. В 1554/1555 от четном году чистый доход (прибыль) арендаторов указанных 7 овчарен равнялся огромной сумме — 1333 гульденам 16 грошенам 9 пфеннигам.¹²³ Параллельно с этим новым типом капиталистического предпринимателя издольщик занимал по-прежнему ведущее место в крупном овцеводческом хозяйстве. В целом подобные элементы капитализма в земледелии имели еще обратимый характер.

Отсутствие у жителей деревни достаточного количества богатств и свободных накоплений, с одной стороны, и заинтересованность городов в товарной шерсти и иных овцеводческих продуктах, с другой, имели своим следствием то, что арендаторами становились нередко горожане. Горожане проникали в овцеводческое хозяйство по-разному, в зависимости от своего экономического накопления. Одни становились арендаторами-издольщиками, другие чабанами, стригальщиками, мойщиками и т. п. Горожане, занятые в овцеводстве, стремились занять и в городе достойное место. Это приводило к образованию корпораций овцеводов, так наываемых братств (schäfferbruder-schaft, communen fraternitaten) и цехов (schäfferzunft). С конца XV в. существовало братство овцеводов в Ротенбурге.¹²⁴ Первый сохранившийся устав этого братства относится к 1516 г. Еще до 1443 г. было основано братство овцеводов в вюртембергском городке Маркгрэннингене.¹²⁵ Вблизи Гальберштадта в 1516 г. находился центр местного братства овцеводов и чабанов.¹²⁶ В 1535 г. было основано братство овцеводов недалеко от Нюрнберга в Шнайттахе.¹²⁷ В Верхнем Эльзасе, по всей вероятности, с XIV в. существовало братство гирсфильдских овцеводов.¹²⁸ 1492 г. считается самой поздней датой основания цеха овцеводов в баденском городе Бреттене, куда входили овцеводы Оденвальда и Шварцвальда.¹²⁹

Члены братства овцеводов называли себя мастерами и подмастерьями (Mаistern und Gesellen der Schäffer Bruderschaft).¹³⁰ В уставе братства овцеводов Гирсфильда 1584 г., которым мы располагаем, говорится, что оно существовало с незапамятных времен.¹³¹В него входили княжеские овцеводы-издольщики из деревень Эрбенхейм, Дессенхейм, Ванценхейм, Швенхаузен и др., т. е. люди, которых мы рассматривали как представителей предпринимательского капитала. Кроме них, туда входили некоторые дворяне (это, возможно, тоже были издольщики) и чабаны.

В уставе подчеркивалось, что чабан (Knecht) мог стать мастером только по решению четырех княжеских овцеводов-издолыциков. О наемных мастерах и чабанах говорилось, что они могут наниматься за любую плату, которая им подходит, «за продукты, деньги или за право содержать свою долю овец в отаре». Об экономическом различии между старшим чабаном и подмастерьем-чабаном наглядно свидетельствует то, что только первый имел свой дом.

Уставы организаций овцеводов и другие документы говорят о том, что в овцеводческих хозяйствах постоянно использовался наемный труд. Нанимались не только старшие чабаны, чабаны и подпаски, но и учетчики, и «сборщики урожая». Стрижка овец вплоть до Крестьянской войны производилась во многих хозяйствах барщинниками. С конца XV—начала XVI в. появляются специалисты по мойке и стрижке овец. Они объединяются в артели и обслуживают хозяйства целых районов.¹³²

Таким образом, появление крупных овцеводческих хозяйств не только отражает определенные успехи в развитии земледелия, но и служит свидетельством сдвигов социального характера. По крайней мере с конца XV в. в овцеводстве были заняты или имели к нему отношение: территориальные князья, которые присвоили себе регальные права на овцеводство; собственники земли — грундгеррен, которым принадлежали пастбища, часть отар, необходимые хозяйственные сооружения и которым территориальные князья по договоренности или за деньги предоставляли право на овцеводческие хозяйства; овцеводы-издольщики, а со второй половины XVI в.— арендаторы, арендовавшие хозяйства исключительно за деньги. Овцеводами выступали зажиточные крестьяне, горожане и изредка дворяне. В овцеводческих хозяйствах применялся наемный труд старших чабанов, чабанов, подпасков, учетчиков, стригальщиков, сборщиков урожая.

Наемные люди не были полностью лишены средств производства. Им иногда разрешалось иметь определенное количество овец, они могли быть членами специальных цеховых организаций (а учетчики и сборщики урожая нанимались из зажиточных крестьян). В овцеводстве наемный труд не был еще полностью свободен от ограничений, характерных для феодальной эпохи. Заработная плата давалась не только деньгами, но и продуктами, наемные люди входили в цеховые объединения, труд свободного человека переплетался с трудом барщинника и т. д. И все же было бы неверно не видеть то новое, что было характерно для изучаемого времени: распространение крупных «овцеводческих хозяйств, аренды с целью получения прибыли, усиление товарного производства, применение наемного труда, создание артелей наемных людей в земледелии, наконец, выделение овцеводства в самостоятельную отрасль производства, которая находилась в товарно-денежных отношениях не только с городом, но часто и с хлебопашескими хозяйствами, расположенными рядом.

Влияние крупных овцеводческих хозяйств на деревню. При создании крупных овцеводческих хозяйств — ферм их создатели обычно опирались на расположенный в деревне «господский двор», к которому относились: жилой дом, хозяйственные сооружения, огород, пахотные земли, которые лежали чересполосно с крестьянскими в пределах трех традиционных полей, и луга. С «господским двором», поскольку он находился в пределах общины, были связаны определенные права на пользование всеми общинными угодьями. Чересполосное расположение господской пашни и лугов с крестьянскими наделами в большинстве районов давало феодалам возможность беспрепятственно пользоваться всеми видами пастбищ общины. Размеры домениального хозяйства в пору его процветания были больше любого крестьянского хозяйства, но всегда меньше всех крестьянских хозяйств вотчины. Образование овцеводческого хозяйства на господском дворе исторически происходит после реорганизации так называемой вилликации, т. е. тогда, когда домениальная пашня уже в основном сдавалась в аренду и пашенный ареал господского двора сильно уменьшился.

При сдаче господского двора овцеводу-издольщику ему сдавалась и пашня, остававшаяся после реорганизации домени ального хозяйства в составе «господского двора». В упомянутом договоре 1490 г. граф Вюртемберга сдавал издольщику не только овцеводческое хозяйство, но и 102 юхарта (около 34 га) пашни, с которых он получал 1/3 урожая. Важно отметить, что граф, как об этом свидетельствует договор, рассчитывал на повышение урожайности и, следовательно, на больший доход. В договоре обусловливалось, что весь овечий навоз пойдет только на удобрение этой пашни.

Появление в деревне вместе с крупным овцеводческим хозяйством крупного арендаторского хозяйства по производству зерна — факт, который сам по себе говорит о серьезных изменениях в земледельческом производстве. Характерно, что феодал, сдававший на исключительно выгодных условиях свой двор, стадо овец и пашню, в то же время не отказывался от получения обычной ренты с пашни; рента платилась крестьянами до заключения арендного договора. Из документов видно, что пашня, входившая в «господский двор», раньше обрабатывалась крестьянами пяти деревень. Граф, прежде чем сдавать двор в аренду, коммутировал барщину. Это случилось, очевидно, до 1490 г. Однако ещё в 20-х годах XVI в. крестьяне указанных деревень вместо барщины платили ежегодную ренту.¹³³ Отметим заодно, что в результате феодал вовсе не страдал, как утверждают Лютге и Абель, а выигрывал: доходы его увеличивались за счет коммутации барщины, создания и сдачи в аренду овцеводческой фермы, двора с пашней и всеми угодьями лицу особо заинтересованному.

Появление крупного животноводческого хозяйства в пределах общины должно было незамедлительно сказаться на условиях пастьбы общинного скота. И действительно, в своих жалобах крестьяне постоянно указывают на то, что их особенно притесняют овчары, пасущие овец по жнитве и беспрепятственно прогоняющие отары через поля при смене пастбищ.

Во время Крестьянской войны, 25 апреля 1525 г., общинники Арнштадта (Саксония) жаловались, что монастырская отара овец причиняет серьезный ущерб их выгонам и полям. Требуя немедленного прекращения подобных нарушений, крестьяне высказывали надежду, что после 29 сентября (день св. Михаила — срок прекращения летней пастьбы) монастырь навсегда уберет ферму с их мест.¹³⁴

Аналогичные жалобы со стороны арендаторов овчарен на нарушение общинных пастбищных интересов подавались в 1525 г. и крестьянами саксонских деревень Бланкенбург, Вимбах, Эль-кслебен, Кевербург и многих других. В Эстенфельде крестьяне жаловались, что не только издольщик «собственного господина», но и издольщики других господ выгоняют свои отары на их скошенные поля; в Вуллерслебене — на то, что посторонние чабаны выгоняют чьи-то отары овец на их основные пастбища. Судя по жалобе крестьян деревни Дэздорф, их притесняли издольщики Кевернбурга, Рейнсфельда и Плацена. Таким образом, представляется совершенно бесспорным, что овцеводческое хозяйство было в тягость не только крестьянам той деревни, в которой или вблизи которой располагались стационарные сооружения, а и крестьянству в целом. Не случайно в 1493 г. крестьяне в Саксонии убили одного из ненавистных им овцеводов-издольщиков.¹³⁵

Особый вред причинялся крестьянскому хозяйству во время прогона отар. Прогоном издольщики наносили повреждения крестьянским виноградникам, огородам, пашне, лугам, альменде вообще.¹³⁶ И совершенно справедливо городской совет Цвиккау констатировал 22 мая 1525 г., что нарушение прогонного права явилось одной из основных причин восстания крестьян.¹³⁷

Во время Крестьянской войны дело доходило до того, что крестьяне не только истребляли господских овец, но и своих овец стали выгонять на господские пастбища.¹³⁸ По существу, крестьяне явочным путем начали экспроприацию феодалов. Этот момент особенно ярко характеризует антифеодальный характер Крестьянской войны.

Крестьяне возмущались и тем, что феодалы даже после захвата общинных пастбищ продолжали брать за них плату с крестьян, как будто там по-прежнему паслось крестьянское стадо.¹³⁹

Наиболее бурный период возникновения крупных овцеводческих хозяйств относится, на наш взгляд, к концу XV — началу XVI в. Об этом наглядно свидетельствуют жалобы крестьян 1525 г., в которых постоянно говорится о фермах, ранее не существовавших или возникших «на памяти последнего поколения людей».¹⁴⁰

О возникновении «новых» овцеводческих хозяйств в конце XV — начале XVI в. говорят и законы князей Вюртемберга. Особенно приветствуются новые овчарни в указе графа Эбергарда от 28 октября 1489 г.¹⁴¹ С середины XVI в. отношение к ним становится другим. Из-за новых отар овец, говорится в указе 1552 г., в течение последних лет были сожжены и истреблены хорошие леса. Все они стали пастбищами для овец.¹⁴² Следует отметить, что вейстюмы на протяжении многих веков до этого запрещали пастьбу овец и коз не только в лесу, но и вблизи него. В 1554 г. князь запрещает заводить фермы там, где их не было, пасти овец в лесу и на пастбищах, предназначенных для пастьбы крупного рогатого скота.¹⁴³ Однако указы нарушались по-прежнему. В 1560 г. князь лично оштрафовал двух овчаров-издольщиков за нарушение пастбищных порядков.¹⁴⁴

Борьба из-за пастбищ, особенно в период ее наибольшего ожесточения, убедительно свидетельствует о том, что речь шла вовсе не об использовании земель, якобы пустовавших со времен «черной смерти» и последующего, столетия эпидемий, как считают некоторые исследователи, ссылаясь на то, что земли эти были малоплодородны. Издольщики насильно вторгались в пастбища крестьян, захватывали их. Они вытесняли крестьян и с пашни. Использование худших земель под пастбища, для овец объясняется чисто экономическими расчетами феодалов. Овца — наиболее неприхотливое в условиях Германии домашнее животное, и тощие, засушливые пастбища, расположенные на возвышенностях, и плохой почве, вполне подходили для пастьбы овец.

В период быстрого развития товарного сельского хозяйства проблема рационального использования худших земель особенно настоятельно вставала перед феодалами, ощущавшими все больший недостаток в деньгах. И тогда плохие земли стали использоваться под пастбища, и не потому, что они к началу развития крупного овцеводства уже обезлюдели, а потому, что овцеводство на них давало больше дохода, было более рентабельным, чем хлебопашество. Крестьяне, сидевшие на худших землях, первыми ощущали наступление на общинные пастбища, нередко под этим натиском они забрасывали свои земли.

Мы уже говорили об овцеводческом хозяйстве, сданном в аренду в 1490 г. графом Вюртемберга. Чтобы выяснить его влияние на деревню, необходимо обратить внимание на жизнь крестьян расположенной вблизи фермы деревни Эфринген и пяти деревень, за которыми числились барщинники, приписанные к господскому двору.

Через 33 года после заключения упомянутого договора все шесть деревень попали в опись держаний, составленную с целью уточнения размеров феодальной ренты.¹⁴⁵ По описи 1523— 1524 гг. жители деревни Эфринген, где находилась ферма, уже не проживали там. После приобретения «городского права» они уехали из деревни. Однако все они вместе продолжали платить графу ренту в размере 16 пфеннигов, 3 мальтеров зерна и 10 кур. Земли этих крестьян находились в руках жителей других деревень, городка Вильдберг и каких-то неизвестных лиц. Деревни, следовательно, к этому времени уже не существовало. Перефразируя известное изречение Т. Мора, можно было бы сказать, что здесь деревню съели овцы. Однако люди не вымерли и не исчезли вообще, а уходили в город.

Из деревень, жители которых платили коммутированную ренту в Эфринген, наиболее богатой в 1523—1524 гг. была деревня Шэнбронн. В описи упоминаются 22 фамилии оброчных крестьян. Из них были богатыми 3 крестьянина, у каждого из них имелось 2—3 надела; 17 крестьян имели каждый около 1 надела, 2 были без земли, но, поскольку они проживали на чужих наделах, они были включены в опись. На этом примере видно обогащение одних крестьян и разорение других. О разорившихся говорит и то, что отдельные наделы находились в руках нескольких крестьян.

Сложнее выглядело распределение земли в других деревнях. В деревне Оберхаугштедт проживало 23 плательщика ренты. Из них только 1 крестьянин может считаться зажиточным, 9— среднеобеспеченными, 8 — малоземельными (от 1 юхарта до 2,5 юхарта пашни и до 5 мансмад луга) и 2— безземельными (один имел огород, другой — огород, дом, двор).

Трудно определить все причины, способствовавшие имущественной дифференциации крестьянства, но одной из них могла быть высокая коммутированная рента: более богатая деревня Шэнбронн платила ежегодно немногим больше 9 фунтов, а бедная деревня Оберхаугштедт — на 4 фунта 16 геллеров больше.

Исключительно бедственным было положение крестьян деревни Гюльтлинген. Здесь самые большие наделы не превышали 20—20,5 юхарта пашни (около 7 га), а остальные составляли площадь от 3 до 10 юхартов (1—3 га). При большом количестве малоземельных крестьян в деревне имелась залежная земля, которой в других деревнях не было.

Оброк, на первый взгляд, брался с жителей Гюльтлингена незначительный. Зато все жители деревни выполняли барщину: они были обязаны строить и ремонтировать сарай, овчарню и изгородь вокруг двора на ферме в Эфрингене. До 1524 г. феодал делал это за свой счет. Кроме того, жители Гюльтлингена обязывались два раза в год заготавливать сено на господском лугу, сушить его и свозить в сарай. При этом барщина по заготовке сена частично оплачивалась (косцам давали по 5 пфеннигов геллерами каждому, 5 буханок хлеба на всех и в конце сенокоса устраивалось угощение за счет господина).

Причиной бедственного положения крестьян деревни Гюльтлинген было еще одно важное обстоятельство: до 11 ноября 1464 г. граф Вюртемберга, Ульрих, имел в ней овцеводческое хозяйство. Но крестьяне Гюльтлингена, сильно страдавшие от этого, обратились к графу с просьбой убрать овец из их деревни. Феодал согласился, но «в обмен» обложил крестьян деревни ежегодным оброком в 15 фунтов геллеров.¹⁴⁶ Мы не знаем, когда граф перестал взимать оброк, во всяком случае в 1523—1524 гг. он его уже не получал, но, может быть, именно этот оброк привел к возрождению барщины для деревни Гюльтлинген.

К сожалению, данные по остальным деревням не позволяют нам составить столь же наглядную картину. В деревне Зульц имелось 26 жилых домов, в них проживали крепостные, платившие все вместе ежегодно 11 фунтов 18 пфеннингов за «выкупленную барщину» в Эфрингене. Кроме того, 5 жилых домов (священника, сборщика податей, пастуха, кузнеца и старосты-шульца) освобождались от всяких повинностей. В деревнях Эбхаузен и Вельхаузен имелось 32 жилых дома, из них 9 освобождались от крепостных обложений, кроме того, 2 дома числились развалившимися.

Неравномерное распределение богатств, следовательно, наблюдалось не только внутри отдельных деревень, связанных с овцеводческим хозяйством в Эфрингене, но и между деревнями. Наиболее бедными оказались деревни Эфринген и Гюльтлинген. В одной из них некоторое время существовала овцеводческая ферма, в другой она продолжала существовать. Если жители Эфрингена постепенно переселились в ближайший городок, где они приобрели «городское право», то оставшиеся на месте жители Гюльтлингена страшно обеднели: феодал был вынужден платить им за барщину.

В связи с выяснением влияния овцеводческого хозяйства на деревню обращает на себя внимание следующий пример из истории Тюрингии. Д. Леше (ГДР), анализируя в ином ракурсе экономическое положение в 1524 г. крестьян 16 деревень, расположенных вокруг Мюльхаузена, пришел к верному выводу: процент налогоплательщиков на худших по качеству землях был меньше, чем на лучших. Леше пытается объяснить этот факт главным образом почвенными условиями. При сопоставлении данных Леше с нашими данными о крупном овцеводстве нам удалось установить, что в двух деревнях — Фельхта ¹⁴⁷ и Лен гефельд ¹⁴⁸ — имелись крупные овцеводческие хозяйства. Обе деревни в таблице Леше согласно своему экономическому положению находились рядом. Одна имела среднюю по качеству землю, другая — плохую. Экономическое положение жителей обеих деревень почти не различалось: в Фельхте 40% населения было способно платить подати, в деревне Ленгефельд — 44%. Для сравнения укажем, что в самой богатой деревне имелось 82% платежеспособных хозяйств.

Приведенные факты подтверждают два наших наблюдения: овцеводческие хозяйства располагались не на лучших, а на худших, хотя и заселенных, землях, и крестьяне в деревнях, где имелись крупные овцеводческие хозяйства, разорялись быстрее, чем там, где их не было.

Из сказанного в данной главе можно сделать следующие общие выводы.

1) В XIV—XVI вв. феодалы Германии в поисках новых источников денег усиленно захватывали общинные угодья — леса и пастбища. Захват феодалами лесов и вырубка в них таких пород, как дуб, бук и орешник, нанесли непоправимый удар самому старому и самому дешевому в условиях Германии виду скотоводства — свиноводству. До появления новых эффективных кормов (т. е. до XVIII в., когда получили достаточное распространение картофель и кукуруза) свиноводство перестало быть ведущей отраслью скотоводства. Одновременно сократилась кормовая база, на которой до этого держалось скотоводство в мелких крестьянских хозяйствах.

2) Крестьяне по мере изменения привычных пастбищных условий были вынуждены перейти к стойловому или пастбищно-стойловому содержанию скота. Сам по себе процесс перехода к новой форме ведения скотоводства был длительным и к концу изучаемого периода еще не завершился. Однако в ходе этого процесса постепенно вырисовывались два самых существенных изменения в скотоводческом хозяйстве Германии. Во-первых, изменилась структура скотоводства: первое место в нем теперь заняло овцеводство. Во-вторых, в крестьянских хозяйствах пастбищное скотоводство потеряло свои прежние позиции.

3) Возникновение стойлового или пастбищно-стойлового содержания скота должно было постоянно толкать крестьянина на поиски все новых кормов. Луговодство, травосеяние, использование пара под кормовые культуры, превращение пашни в луга, использование соломы в качестве корма — таковы первые заметные сдвиги в этом направлении.

4) При стойловом и пастбищно-стойловом содержании скота в период, когда в качестве корма использовались почти исключительно сено и солома, возросло значение лошади и особенно коровы. Теперь обращается значительно больше внимания на продуктивные породы скота. В XIV—XVI вв. происходят радикальные сдвиги в замене прежних пород скота новыми, с конца XIV в. регулярно ввозятся в Германию бараны фламандской породы.¹⁴⁹

5) Овцеводство, окрепшее в результате создания многочисленных крупных овцеводческих хозяйств, становилось ведущим в скотоводстве. Для успешного занятия овцеводством требовались значительные капиталовложения в хозяйство. Феодалы, присвоив себе все право на овцеводство, сдавали свои овцеводческие хозяйства в аренду овцеводам-издольщикам, число которых возрастало, особенно с конца XV в. Вместе с появлением овцеводов-издольщиков и овцеводов-арендаторов, применявших наемный труд в хозяйстве, постепенно подрываются прежние феодальные порядки в овцеводстве.

6) Изменения в структуре и способе ведения скотоводства содействовали увеличению- количества товарных скотоводческих продуктов: мяса, шерсти, молока, жира, сыра и т. п. Когда мы говорим об увеличении количества товарного мяса, мы имеем в виду увеличившийся объем продажи не только баранины, но и других видов мяса — свинины и говядины. Решающим здесь оказалось то, что параллельно со структурными изменениями в скотоводстве и частично в зависимости от них происходили существенные сдвиги в сельском хозяйстве вообще. Немалая часть крестьян была разорена и уходила из деревни, где свои потребности в мясе удовлетворяла натуральным способом. Кроме того, в оставшихся крестьянских хозяйствах, поскольку они укрупнялись за счет разорившихся соседей, обходились меньшим количеством скота: в силу того, что теперь каждая тягловая сила использовалась рациональнее, уменьшилось общее количество тягловых животных в целом по деревням, высвободился, следовательно, корм для мясо-молочного скота. Значительно расширились и улучшились пастбища и луга. Кроме крестьян, производством товарных мясо-молочных продуктов стали заниматься также мясники, пекари и мельники. Все это не могло не содействовать увеличению товарной продукции скотоводства.

7) По сравнению с предшествующим периодом значительно возросло количество труда, которое теперь требовалось для выращивания скота. Стоимость товарной продукции скотоводства увеличивалась, так как исходный материал—породистый скот— накопил в себе значительно большее количество общественного труда и, кроме того, в условиях стойлового содержания скота на уход за ним тратилось больше труда, чем при беспастушьем содержании. Благодаря этому значительно повысились цены на мясо. Данное обстоятельство стимулировало развитие скотоводства. К тому же оно позволяло импортировать дешевый скот из-за границы (дешевый потому, что он выращивался на пастбищах), чтобы его затем откармливать и продавать мясо по рыночной цене.¹⁵⁰ Рост цен на мясо в то время, когда цены на зерно не повышались, толкало земледельцев на развитие скотоводства за счет хлебопашества. Часть пахотной земли (худшей) отводилась под пастбища.

8) Появление крупных овцеводческих хозяйств изменило социально-экономическое лицо деревни. Более зажиточное хозяйство издольщика благодаря наличию большого поголовья скота стало вестись на основе последних агрономических достижений. В то же время оно наступало на крестьянские хозяйства. Пользуясь пастбищным и особенно прогонным правом, арендованным или купленным у феодала, издольщики разоряли хозяйства крестьян. Частые злоупотребления приводили к обост рению противоречий в деревне. Часть крестьян при этом вообще вытеснялась из сферы земледельческого производства, переселялась в города. Другая часть оставалась в деревне на положении батраков, у которых вообще могло не быть имущества, либо имелся дом, а иногда и усадьба. Решение вопроса о том, оставаться ли крестьянину или уходить из деревни, чаще всего зависело от того, насколько разорившийся был свободным. Феодал старался удержать всех крепостных. В деревне успешно развивался труд наемных людей.

9) Развитие скотоводства, решающие направления его изменения зависели не от таких случайных явлений, как «черная смерть». В то же время следует особое внимание обратить на то, что в период разорения большого числа крестьян и наплыва обездоленных в города и богатые промыслами деревни чума не была, очевидно, случайным явлением. Она распространялась в результате ряда социально-экономических причин, и вполне возможно, что именно в такой обстановке она должна была влиять и на ход событий в сфере социально-экономической жизни.

10) В выводах важно еще раз подчеркнуть, что скотоводство развивается не в зависимости от особых причин, присущих только ему. Три этапа в развитии скотоводства, о которых говорит В. Абель, абсолютизируя их значение, целиком зависят от уровня производства и общественных отношений. Скотоводство на ранних этапах развития преобладает над земледелием не из-за того, что население тогда было редким, а в силу низкого уровня производительных сил. Превращение пахотной земли в пастбища, имевшее место в XIV—XVI вв., зависело, на наш взгляд, не от мнимого возвращения к первому этапу в, развитии скотоводства, а от разорения части крестьян, частичной экспроприации церковного земельного фонда во время Реформации и использования наименее плодородной земли в качестве пастбищ для овец.

¹Lamprecht К. Deutsches Wirtschaftsleben im Mittelalter. Leipzig, 1885, S. 532—542.
² Inama-Sternegg K. Th. Deutsche Wirtschaftsgeschichte in den letzten Jahrhunderten des Mittelalters. Bd. III, Т. 1. Leipzig, 1899, S. 347—366.
³ Выражение «относительно лучше» заимствовано Абелем у Тюнена.
⁴Abеl W. Die Wüstungen des ausgehenden Mittelalters. Zweite veränderte und erweiterte Auflage. Stuttgart, 1955, S. 42.
⁵ Abel W. Die Wüstungen des ausgehenden Mittelalters, S. 60. — Впервые эту точку зрения выдвинул Ф. Лютге в известной статье: Lütge F. Das 14,—15. Jahrhundert in der Sozial- und Wirtschaftsgeschichte. — «Jbb f. NÖ. u. St.», 1950, Bd. 162, H. 3.
⁶ Совершенно иную, «количественную», точку зрения выдвинул Инама-Штернег: скота было слишком мало, поэтому возрастали цены на мясо. — Inаm а - Stеrnеgg К. Th. Op. cit., S. 366.
⁷ Тimm A. Die Waldnutzung in Nordwestdeutschland im Spiegel der Weistümer. Köln — Graz, 1960.
⁸ Jacobeit W. Schafhaltung und Schäfer in Zentraleuropa bis zum Beginn des 20. Jahrhunderts. Berlin, 1961.
⁹ Ibid., S. 30.
¹⁰В вейстюмах встречаются отдельные названия для пастбищ в зависимости от того, какому виду скота они предназначались, в какое время использовались и в зависимости от их расположения.
¹¹Grimm J. Weistümer. Bd. III. Berlin, 1957, S. 431.
¹² Ibid., Bd. I, S. 407; Bd. III, S. 182; Bd. IV, S. 669; Bd. V, S. 128, 139, 142, 161; Bd. VI, S. 23 е. a.
¹³ Ibid., Bd. III, S. 174.
¹⁴ Богатые обязывались сажать 5 дубков ежегодно, средние — 3 дубка,—Ibid., Bd. III, S. 211.
¹⁵ Ibid., Bd. V, S. 128, 276, 354, 393 е. a.
¹⁶ Ibid., Bd. III, S. 223, 228 е. a.
¹⁷ Timm A. Op. cit., S. 67.
¹⁸ Grimm J. Op. cit., Bd. III, S. 259.
¹⁹ Ibid., Bd. IV, S. 697—700.
²⁰ «. . .ganz keine gerechtigkeit, so weit der busch schatten hält». — GrimmJ.Op. cit., Bd. III, S. 259.
²¹ «.. .ein schweinper soll frei gehen von s. Georgen tag bisz auf Martini». — Grimm J. Op. cit., Bd. VI, S. 157.
²² Ibid., Bd. III, S. 181, 223 е. a.
²³ 28 сентября («. . .des donnerstages na Matthai apostoli») или 14 сентября (после «exaltionis crucicz»). См.: Grimm J. Op. cit., Bd. III, S. 180r 295.
²⁴ Ibid., Bd. III, S. 176.
²⁵ Ibid., Bd. III, S. 177.
²⁶ Т. е. за 3 месяца до начала откорма свиней, когда виды на. урожай уже были известны.
²⁷ Grimm J. Op. cit., Bd. Ill, S. 669 е. а.
²⁸ Бывали случаи, когда продавалось право на выпас 6 голов свиней. См. напр.: Grimm J. Op. cit., Bd. IV, S. 699; Bd. III, S. 177 е. a.
²⁹Ibid., Bd. III, S. 293.
³⁰Ibid.
³¹ Ibid., S. 177, 293, 295 е. a.
³² Timm A. Op. cit., S. 63.
³³ Grimm J. Op. cit., Bd. III, S. 180, 270; Bd. IV, S. 670 e а
³⁴ Ibid., Bd. III, S. 236, 284; Bd. IV, S. 668 е. a.
³⁵ Ibid., Bd. III, S. 208-212 е. a.
³⁶ Ibid., S. 180, 230, 282 е. a.
³⁷ Weizsäcker W. Pfälzische Weistümer. I. Lieferung. Speyer, 1957 ,S. 47.
³⁸ В связи с этим постоянно запрещается прикуп свиней после дня св. Якоба (25 июля). — Dinklage К. Fränkische Bauernweistümer. Ausgewählte Texte. Würzburg, 1954-, S. 41.
³⁹Janssen J. Geschichte des deutschen Volkes. Bd. I. Freiburg, 1893, S. 290.
⁴⁰ Timm A. Op. cit., S. 61.
⁴¹ Для северо-западной Германии это наглядно показал А. Тимм в книге, на которую мы уже неоднократно ссылались.
⁴² Timm A. Op. cit., S. 41, 81.
⁴³Присвоив себе право на рубку леса, феодалы стали широко применять вместо труда барщинников наемный труд. — К i u s О. Die Preis- und Lohnverhältnisse des sechzehnten Jahrhunderts in Thüringen. — «Jbb. f. NÖ. u. St.», 1863, Bd. 1, H. 5, S. 514, 515.
⁴⁴ Reуsсher A. L. Vollständige, historisch und kritisch bearbeitete Sammlung der Würtembergischen Gesetze. Bd. 12. Tübingen, 1841, S. 111.
⁴⁵«Weizsäcker W. Op. cit., S. 103.
⁴⁶Со второй половины XIV в. пфальцские вейетюмы говорят об обязательном откорме свиней в хлеву.—Weizsäcker W. Op. cit., S. 47.
⁴⁷ Запрещалось наносить повреждения «белоснежной» свинье с «совершенно белыми» поросятами, забредшими на чужую ниву. — Grimm J. Op. cit., Bd. III, S. 69.
⁴⁸ Ibid., Bd. V, S. 478; Bd. VI, S. 606 е. a.
⁴⁹ Neubauer J. Wirtschaftsleben im mittelalterlichen Erfurt. — Vierteljahrschrift für Sozial- und Wirtschaftsgeschichte, 1912, Bd. XII, H. 4, S. 523.
⁵⁰ Grimm J. Op. cit., Bd. VI, S. 285.
⁵¹Gоthеin Е. Wirtschaftsgeschichte des Schwarzwaldes und der angrenzenden Landschaften. Strassburg, 1822; S. 477, 512 е. a.
⁵² Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т. 23, с. 111.
⁵³ Jасоbеit W. Op. cit., S. 136.
⁵⁴ Grimm J. Op. cit., Bd. Ill, ,S. 417-418.
⁵⁵Dinklage К. Op. cit., S. 68; AWL, Bd. II, S. 438.
⁵⁶ Fuсhs P. W. Akten zur Geschichte des Bauernkrieges. Bd. II Jena 1942, S. 104, 114, 119, 120, 121, 122, 205—206.
⁵⁷ Ibid., S. 113, 121. См. также: Franz G. Akten zur Geschichte des Bauernkrieges. Bd. I, Abteilung 2. Leipzig — Berlin, 1934, S. 406, 433.
⁵⁸ Grimm J. Op. cit., Bd. III, S. 580, 828; Bd. VI, 403, 609, 636 е. a.
⁵⁹ Fuchs P, W. Op. cit., S. 315, 317 е. a. .
⁶⁰ Reyscher A. L. Op. cit., Bd. 12, S. 2. См. также: J a cobeit W. Op. cit., S. 32.
⁶¹ Генезис капитализма в сельском хозяйстве. М., 1965, с. 88—90.
⁶² Grimm J. Op. cit., Bd. IV, S. 527, 529; Bd. VI, S. 403, 609; Bd. I, S. 512 е. a.
⁶³Abel W. Geschichte der deutschen Landwirtschaft. Stuttgart, 1962; S. 113.
⁶⁴ Lampreсht K. Op. cit., S. 533.
⁶⁵AWU, S. 91.
⁶⁶ GrimmJ. Op. cit., Bd. V, ,S. 604, 619 е. a.
⁶⁷Loersch Н. Op. cit., S. 82; Grimm J. Op. cit., Bd. VI, S. 57; Bd. IV, S. 559 е. a.
⁶⁸ В отдельных населенных пунктах луга лежал» чересполосно с пашней в пределах одного из трех традиционных полей. — Bader К. ,S. Das mittelalterliche Dorf. Bd. I. Weimar, 1957, S. 42.
⁶⁹ Die Urkunden des Klosters Oberschönenfeld. Augsburg, 1953, S 194.
⁷⁰ ibid., S. 155.
⁷¹ Grimm J. Op. cit., Bd. IV, S. 59.
⁷² AWL, Bd. I, S. 632.
⁷³ Die oberhessischen Klöster. Regesten und Urkunden. Bd. I. Marburg, 1961, S. 238.
⁷⁴ Grimm J. Op. cit., Bd. II, S. 476.
⁷⁵ Например, в деревне Фейдгохлейм (Вюрцбург) в 1540 г. каждому крестьянину разрешалось пользоваться общинными водоемами в течение трех дней. — Dinklage К. Op. cit., S. 110.
⁷⁶ Die Urkunden des Klosters Oberschönenfeld, S. 155.
⁷⁷ Rоthert H. Westfälische Geschichte. Bd. 2. Gütersloh, 1962, ,S. 236.
⁷⁸Так, например, в 1475 г. крестьяне деревни Бернбах возле г. Кауфбеурена собрались на сходку для обсуждения жалобы Ганса Целлера, обвинявшего монастырь в нарушении очередности пользования водой для обводнения лугов. — Die Urkunden der Stadt Kaufbeuren. Augsburg, 1955, S. 364.
⁷⁹ AWL, Bd. II, S. 463.
⁸⁰ Loersch H. Op. cit., ,S. 117; Grimm J: Op. cit., Bd. V, S. 443. См. также: Wiessner H. W. Sachinhalt und wirtschaftliche Bedeutung der Weistümer. Baden е. a., 1951.
⁸¹ Grimm J. Op. cit., Bd. IV, S. 6.
⁸² В 1530—1540 гг., судя по жалобе беднейших крестьян судебного округа Вельмих (возле Трира), богатые крестьяне оставляли в своих хозяйствах на зиму значительно больше, чем бедные крестьяне, маточного поголовья, а весной самовольно изменяли в свою пользу условия найма пастуха. — Loersch Н. Op. cit., S. 94.
⁸³ Grimm J. Op. cit., Bd. V, S. 443.
⁸⁴ Quellen zur Verwaltungs- und Wirtschaftsgeschichte der Grafschaft Hohenberg. Bd. II. Stuttgart, 1959, S. 88, 144 е. a.
⁸⁵Ibid., S. 63.
⁸⁶ Kius О. Die thüringische Landwirtschaft. — «Jbb. f. NÖ. u. St.», Bd. II, H. 2—3, S. 125.
⁸⁷ Quellen . .. der Grafschaft Hohenberg, Bd. II, S. 63.
⁸⁸ Timm А. 1) Die Waldnutzung, S. 11-113; 2) Zur Geschichte der Erntegeräte. — Zeitschrift für Agrargeschichte und Agrarsoziologie, 1956, H, 1, § 29_30
⁸⁹ Grimm J. Op. cit., Bd. III, S. 573.
⁹⁰ В 1392—1393 гг. воз соломы в Гогенберге стоил фунт 4 пфеннига. — Quellen zur Verwaltungs und Wirtschaftsgeschichte. Bd. I. Stuttgart, 1953,. S. 162.
⁹¹ AWL, Bd. I, S. 220 е. a.
⁹²Baumann F. L. Akten zur Geschichte des deutschen Bauernkrieges. Freiberg, 1873, S. 239.
⁹³ Прав Г. Гансен, когда заявляет, что пастьба по жнитве развивалась особенно быстро из-за наступления господ на общинные пастбища. — Наnssen G. Agrarhistorische Abhandlungen. Bd. I. Leipzig, 1880, S. 164.
⁹⁴Grimm J. Op. cit., Bd. VI, S. 142-143, 177—178.
⁹⁵ «Brochmonat genant zu latin junius».— Grimm J. Op. cit., Bd. I, 5. 409
⁹⁶Wiеssnеr Н. W. Op. cit., S. 155.
⁹⁷ Megenberg К. von. Das Buch der Natur. Stuttgart, MDCCCLXL S. 424.
⁹⁸ Об этом подробно говорится в главе IV данной работы.
⁹⁹ Bader К. S. Op. cit., S. 56; Grimm F. Op. cit., Bd. III, S. 16.
¹⁰⁰ Quellen. .. der Grafschaft Hohenberg, Bd. II, S. 24, 29, 37. 45 е. a.
¹⁰¹ Grimm J. Op. cit., Bd. III, S. 573 е. a.
¹⁰²Grimm J. Op. cit., Bd. VI,S. 592, 609; Bd. III, S. 463.
¹⁰³ AWL, Bd. II, S. 74.
¹⁰⁴ Fuchs W. P. Akten zur Geschichte des Bauernkrieges. Bd. II, S. 524.
¹⁰⁵ Подробно об этом см.: Майер В. Е. Крупное овцеводческое хозяйство в Германии в XIV—XVI вв. и появление в нем элементов капиталистического предпринимательства. — В кн.: Генезис капитализма..., с. 88—91.
¹⁰⁶ Rothert Н. Westfälische Geschichte. Bd. II. Gütersloh, 1962, S. 235.
¹⁰⁷ Майер В. E. Крупное овцеводческое хозяйство... — В кн.: Генезис капитализма..., с. 92—94.
¹⁰⁸ Franz G. Akten. .. Bd. 1, 2. Abteilung, S. 571.
¹⁰⁹jасоbeit W. Op. cit., S. 138—140.
¹¹⁰ Fuchs W. P. Op. cit., ,S. 353, 886; AWL, Bd. II, S. 74, 271.
¹¹¹Fuсhs W. P. Op. cit., S. 141; AWL, Bd. I, S. 220.
¹¹² Отара овец в 150 овцематок и соответствующего числа ягнят в течение 10—12 ночей вносит на 1 га земли 35,3 кг углерода, 14,1 кг фосфорной кислоты и 43,1 кг извести. — Jacobeit W. Op. cit., S. 29.
¹¹³ Текст см.: AWL, Bd. I, S. 194-195.
¹¹⁴ Это было выгодно обеим сторонам: феодал освободился от заботы о наемных рабочих, которых использовал для сбора урожая, арендатор оставлял у себя солому и все, что относилось к побочным продуктам.
¹¹⁵ Jасоbeit W. Op. cit., S. 61.
¹¹⁶Urkundenbuch des Klosters Frauensee 1202—1540. Bearb. von W. Küther. Köln - Graz, 1961, S. 357, 373, 410.
¹¹⁷ Ibid., S. 410.
¹¹⁸ Jacobeit W. Op. cit., S. 157.
¹¹⁹ AWL, Bd. I, S. 363.
¹²⁰ Ibid., S. 199.
¹²¹ Маркс К. и ЭнгельсФ. Соч., т. 25, ч. II, с. 367.
¹²² Там же
¹²³Kius О. Die thüringische Landwirtschaft. — «Jbb. f. NÖ. u. St.», 1864, Bd. II, H. 2-3, S. 146—147.
¹²⁴ Jасоbeit W. Op. cit., S. 228—229.
¹²⁵ ibid., S. 229.
¹²⁶ Ibid., S. 232.
¹²⁷ Ibid., S. 233.
¹²⁸ Ibid., S. 234.
¹²⁹Ibid., S. 257-258.
¹³⁰ Ibid., Beilage, S. 501—503.
¹³¹ Ibid., S. 503—506.
¹³²Quellen... der Grafschaft Hohenberg, Bd. II, S. 91, 166, 234.
¹³³AWL, Bd. I, ,S. 197.
¹³⁴ Fuchs P. W. Op. cit, S. 104.
¹³⁵ Fuсhs P. W. Op. cit., S. 103, 114, 119—121,122, 124; Jасоbeit W. Op. cit., S. 143.
¹³⁶ Fuchs P. W. Op. cit, S. 113, 121, 127, 200; Franz G. Op. cit, S. 406, 433.
¹³⁷ Fuсhs P. W. Op. cit, S. 353.
¹³⁸Fuсhs P. W. Op. cit., S. 511, 514—517, 519 е. а.
¹³⁹Меrх О. Akten zur Geschichte des Bauernkrieges. Leipzig — Berlin, 1923, 5. 282.
¹⁴⁰ Fuchs P. W. Op. cit., S. 183, 315, 317 е. a.
¹⁴¹ Reуsсher A. L. Op. cit., S. 2.
¹⁴² Ibid., S. 235.
¹⁴³ Ibid., S. 261.
¹⁴⁴ Ibid., S. 310; Jасоbeit W. Op. cit., S. 32.
¹⁴⁵AWL, Bd. I, S. 192—194. - Анализ этой описи см.: Майер В. Е. Крупное овцеводческое хозяйство... — В кн.: Генезис капитализма..., с. 113—120.
¹⁴⁶AWL, Bd. I, S. 218—219.
¹⁴⁷Fuchs P. W. Op. cit., S. 525.
¹⁴⁸ Ibid., S. 525.
¹⁴⁹Die Urkunden und Urbaren des Klosters Schäftlarn. Bearb. von Weissthammer. München, 1957, S. 250.
¹⁵⁰Lütge F. Strukturwandlungen im ostdeutschen und osteuropäischen Fernhandel des 14. bis 16. Jahrhunderts. München, 1964.

<<Назад Вперёд>>

Просмотров: 6081

загрузка...

Другие книги по данной тематике