Реклама

В. Ф. Каган.   Лобачевский

XI. Падение Магницкого. Основной доклад Лобачевского

В период, к которому относится инцидент с «Геометрией», Магницкий находился в апогее своей власти. Не только в Главном правлении училищ, но и в министерстве он был главным действующим лицом; он стремился к тому, чтобы нормы, установленные им в Казанском университете, были внедрены во всех университетах страны, чтобы все просвещение в России пошло по пути, предначертанному им для своего округа. И до некоторой степени это ему удавалось. Рунич в 1821 г. провел в Петербургском университете меры, которые мало отличались от того, что Магницкий сделал в Казани; оставалось распространить их на другие университеты и округа. Голицын колебался, он не был склонен итти по этому пути так решительно, как того хотели Магницкий и Рупич. По-видимому, это было главной причиной, побудившей Магницкого изменить Голицыну.

На почве религиозных расхождений у кн. Голицына возникла распря с фанатичным митрополитом московским Фотием, вскоре перешедшая в открытую и острую вражду. К Фотию присоединились Аракчеев и митрополит петербургский Серафим. Чувствуя, что положение Голицына становится шатким, и будучи недоволен его нерешительностью, Магницкий изменил ему, как некогда изменил Сперанскому, и присоединился к создавшемуся уже триумвирату1; образовался своеобразный заговор, который очень скоро перестал быть тайным. Голицын был вынужден подать в отставку; на его место министром духовных дел и народного просвещения был назначен адмирал А. С. Шишков. Магницкий, как один из заговорщиков, повидимому, считал Шишкова до некоторой степени обязанным ему своим назначением. Представляя новому министру свой первый отчет, он подчеркивает, что имеет в виду дать «свидетельство того, что посреди всеобщей заразы вредных учений может быть устроен университет по направлению наук и духа православный и настояще отечественный», а также «доказательство того, что ежели в одном из шести наших университетов могли сии распоряжения иметь успех, то и во всех других необходимо нужно бы было сделать единообразное преобразование»2.

Однако Магницкий просчитался, звезда его закатилась, а Шишков отнюдь не был склонен считать себя чем-либо обязанным Магницкому. Шишков был человеком глубоко консервативных воззрений; по существу они мало отличались от воззрений Голицына и Магницкого. В первом же заседании Главного правления училищ, происходившем под его председательством, он заявил: «Науки, изощряющие ум, не составят без веры и нравственности благоденствия народного. Науки полезны только тогда, когда, как соль, употребляются и преподаются в меру, смотря по состоянию и по надобности, какую всякое звание в них имеет; излишество их, равно как и недостаток, противны истинному просвещению. Обучать грамоте весь народ или несоразмерное количество людей принесло бы более вреда, чем пользы»3.

Казалось бы, это была та же линия, которую проводил и Магницкий. Но отсутствие у последнего какого бы то ни было чувства меры, а также вся политическая обстановка, сложившаяся в связи с событиями конца 1825 г. и начала 1826 г. (восстание декабристов), скоро привели к разрыву между ними. Это имело для Магницкого роковые последствия. Сначала, правда, слабый физически, бесхарактерный и утомленный старый адмирал был склонен прислушиваться к Магницкому, подчиняться ему подобно тому, как некогда Румовский подчинялся Яковкину. Но это продолжалось недолго.

Первым поражением Магницкого был провал проекта, представленного им еще Голицыну, о полном прекращении в русских университетах преподавания философских наук. Основной довод Магницкого заключался в том, что «нет никакого способа излагать эту науку не только согласно с учением веры, но даже безвредно для него». Проект Магницкого был послан на обсуждение попечителям всех учебных округов, о нем были запрошены различные авторитетные лица. Почти никто не отнесся к этому предложению сочувственно. Магницкий переусердствовал, проект его провалился. Однако в своем округе он нашел своеобразный выход: преподавание философии он поручил архимандриту Гавриилу, настоятелю Залаишевского монастыря близ Казани, преподавателю богословия. Но как в Петербурге, так и в Казани создалась оппозиция Магницкому. Впрочем, такая оппозиция существовала и раньше; еще первый отчет Магницкого о произведенной им ревизии Казанского университета, как мы знаем, встретил возражения со стороны С. С. Уварова; по-видимому, именно благодаря этим возражениям Казанский университет не был вовсе уничтожен. Во время суда над петербургскими профессорами Уваров вновь возвысил свой голос, на сей раз в письме к царю; по-видимому, и на этот раз он оказал влияние на ход событий. Еще решительнее против Магницкого выступил профессор Дерптского университета Г. Ф. Паррот, в то время известный физик, которого Александр I в молодые годы приблизил к себе и которому он доверял. Паррот представил Александру докладную записку о тех возмутительных безобразиях, которые Магницкий творит в Казанском округе. «Я сто раз спрашивал себя, — писал он в письме, при котором препроводил свою записку Александру, — какими средствами этот дикий человек успел достигнуть столь гибельного влияния в министерстве». Однако юношеские симпатии в сердце Александра в то время уже угасли; он не дал этой записке движения. После петербургского и казанского процессов, когда обнаружились результаты деятельности Магницкого, отрицательное отношение к нему утвердилось в широких кругах как петербургского, так и казанского общества.

Но Магницкий не унимался и в начале 1825 г. стал писать Шишкову доносы даже на членов царской фамилии, обвиняя их в попустительстве либералам; обвинения относились и к брату Александра, будущему императору Николаю Павловичу. Для Шишкова это было уже слишком; когда же Магницкий не унялся даже после внушительной отповеди Шишкова, последний «стал принимать .против него меры». Враждебная Магницкому Группировка образовалась и в министерстве; к ней активно примкнул и давно знакомый нам Г. И. Карташевский, некогда изгнанный Яковкиным из Казанского университета, а теперь влиятельный чиновник министерства. Эти лица обратили внимание Шишкова на два важных обстоятельства. Во-первых, на то, что Магницкий совершенно не был в Казани с самого назначения его попечителем, а потому не может как следует знать того, что там происходит; во-вторых, они обнаружили, что финансовые дела округа не в порядке и что Магницкий расходовал средства далеко не без пользы для себя. Шишков предписал Магницкому немедленно выехать в Казань для ознакомления с делами округа и университета, с успехами студентов и учащихся на месте. Не без некоторого сопротивления Магницкий выполнил это предписание; мы уже имели случай упомянуть об его пребывании в Казани в 1825 г. В какой восторг привел его университет, реорганизованный по его инструкциям, видно из приведенной нами выше речи (стр. 92), которую Магницкий произнес на торжественном акте университета. Не делая еще никакого доклада министру, Магницкий поспешил опубликовать эту речь в «Московских ведомостях» и в «Journal de St. Petersbourg». Это саморекламирование вызвало недовольство министра и послужило благодарным материалом для действий враждебных Магницкому лиц. Мы не можем останавливаться на очень любопытных подробностях последовавших событий; отсылая читателя, который ими заинтересуется, к книге Загоскина4 и к воспоминаниям В. И. Панаева5, одного из питомцев Казанского университета, ограничимся только следующим.

19 ноября (1 декабря) 1825 г. скончался император Александр Павлович, шла присяга Константину. Магницкий, не испросив разрешения министра, возвратился в Петербург. Повидимому, не будучи еще осведомлен о происходящих переговорах о передаче престола Николаю, он поспешил послать льстивое приветствие Константину. Мало того, он выступил с речами, настолько неумеренными, что обратил на себя внимание графа Милорадовича, петербургского губернатора, убитого через несколько дней на Сенатской площади. Узнав от министра, что Магницкий находится в Петербурге без его разрешения, Милорадович немедленно выслал его обратно в Казань, даже в сопровождении офицера. Такова ирония судьбы — Магницкий был заподозрен в причастности к подготовке восстания. Это недоразумение скоро выяснилось.

Но докладная записка Магницкого с указанием на либерализм Николая Павловича, по-видимому, попала в руки последнего. В связи с теми обвинениями, которые уже раньше были выдвинуты против Магницкого, генералу П. Ф. Желтухину, жившему в Казани, было поручено произвести ревизию Казанского университета и всей деятельности Магницкого. Вот как описывает Желтухин общее впечатление, произведенное на него университетом6.

«Университетское начальство постановило себе правилом внушать студентам преимущественно уважение к церкви... Но если при сем принять в соображение бывшие в разное время предписания: чтобы студенты при вступлении в университет имели непременно библию; чтобы пред завтраком и ужином читались молитвы по канонику; чтобы во время самых завтраков, обедов и ужинов один из студентов делал чтение из библии и иных христианских книг; чтобы проступившиеся воспитанники назывались грешниками, отдавались на руки духовнику^ который их увещевает, исповедует и удостаивает св. тайн; чтобы во время сего исправления возносились общие молитвы сотоварищей и их начальства об обращении грешников; если, наконец, допустить, что все сии правила, приличные самым строгим монастырским обителям, исполняются в точности питомцами университета,— в таком случае можно иметь справедливое опасение, чтобы в сих молодых людях не укоренилось лицемерие, столь пагубное, под личиною благочестия скрывающее многие пороки, вредные для благосостояния гражданских обществ». Упомянув о карцере для провинившихся студентов, о железных решетках, распятии и изображении страшного суда, Желтухин говорит: «Войдите в рассмотрение, какое впечатление должна иметь на пылкий ум молодого человека вся эта обстановка, среди которой ожидает он духовника или увещания!».

Столь же неблагоприятны были отзывы Желтухина об успехах студентов, о состоянии средств и их расходовании.

Магницкий представил ряд докладных записок, в которых всемерно старался опровергнуть все возведенные на него обвинения, дискредитировать ревизора; но это не помогло. Он был уволен от должности попечителя Казанского округа, а по делу о расходовании им сумм было назначено дополнительное следствие. Но так как он продолжал из Казани лично или через своих клевретов забрасывать Петербург всевозможными донесениям, то был выслан в Ревель.

Так окончился мрачный период его управления Казанским учебным округом и университетом.


Желтухин приступил к ревизии университета 9(21) февраля. Через два дня после этого в Казанском университете произошло событие очень большой важности. И (23) февраля 1826 г. в заседании физико-математического факультета был заслушан доклад Н. И. Лобачевского «Exposition succincte des principe s de la Geometrie avec une demonstration rigoureuse de la theoreme de paralleles»7. Доклад был представлен в письменном виде на французском языке, готовым к печати. Эта дата рассматривается как день рождения неевклидовой геометрии. Она является гранью двух эпох. Предшествующие годы — три тысячи лет, протекшие от зарождения геометрии на Востоке,— были эпохой создания классической геометрии, ее внедрения в сознание математиков, в сознание всякого элементарно образованного человека. Начала, лежащие в ее основании, а вместе с тем и вся геометрия считались совершенно незыблемыми, не вызывающими никаких сомнений, не допускающими никаких изменений. Вследствие этого геометрия росла, но не эволюционировала. Возрастало число открытых геометрических фактов; но они все проистекали из одного и того же старого источника, а потому геометрия как система казалась совершенно застывшей в своих древних, эллинских формах.

Сменялись народы, культивировавшие геометрию. С Древнего Востока она проникла в долину Нила; от египетских жрецов она перешла к греческим философам, развившим ее в обширную науку; с распадом греческой культуры она перешла к арабам и ими вновь была перенесена в Европу — в Италию и Испанию; ее культивировали немецкие монахи, французские энциклопедисты, английские пасторы и доктора. Менялись методы математического исследования. Тонкий синтез греческих геометров нашел опору у арабских аналистов; народилась тригонометрия, выросла алгебра, сложился анализ бесконечно малых,— и все эти методы исследования нашли себе широкое применение в геометрии. Была построена аналитическая и дифференциальная геометрия; и точно в противовес этим стремлениям анализа народилась новая синтетическая геометрия, так называемая геометрия положения. Геометрия быстро росла, как кристалл, погруженный в насыщенный раствор, сохраняя свои неизменные формы.

Но 11 (23) февраля 1826 г. положение коренным образом изменилось. В Казани, в университете далеко от центров математической культуры, русский геометр, ушедший от современной ему общественно-политической жизни в углубленные научные размышления, создал новую разновидность геометрии, направил ее на новый путь далеко идущей эволюции, положил начало новой эпохе в области геометрии. В этот день перед физико-математическим факультетом Казанского университета стоял не просто молодой профессор, к знаниям и преподаванию которого факультет уже привык относиться с неизменным уважением, — перед факультетом стоял творец новой науки, создатель новой эпохи в области геометрии.

Чтобы ввести читателя в круг этих своеобразных идей, необходимо возвратиться к классической геометрии, к «Началам» Евклида. Об этом сочинении знаменитого греческого геометра мы уже говорили в плане его педагогического значения, теперь нам нужно на нем остановиться подробнее, вникнуть в особенности его научного строения.




1Об этом см. Н. Н. Булич. Очерки.лекции XXIX и XXX; Н. П. Загоскин. История Казанского университета, т. IV, стр. 475, 476. Любопытно, что Александр оказался прозорливее Голицына и, утверждая представление Голицына о назначении Магнидкого попечителем, предупреждал Голицына, что тот его предаст, как только это ему окажется выгодным.
2Н. П. Загоскин. Там же, т. IV, стр. 449.
3Там же, етр. 482.
4Н. П. Загоскин. История Казанского университета, т. IV, гл. V.
5В. И. Панаев. Воспоминания, глава III. Вестник Европы, т. IV, 1867, декабрь.
6Е. Феоктистов. Назв. соч., стр. 206.
7«Сжатое изложение ослов геометрии со строгим доказательством теоремы о параллельных».
загрузка...
Другие книги по данной тематике

Артур Орд-Хьюм.
Вечное движение. История одной навязчивой идеи

И. М. Кулишер.
История экономического быта Западной Европы.Том 1

И. Д. Рожанский.
Античная наука

Борис Спасский.
История физики. Ч. I

В. Ф. Каган.
Лобачевский
e-mail: historylib@yandex.ru