Глава 7. Ножи, сосуды, украшения и другие предметы обихода
|
Изделия, известные для позднейшего предскифского времени, кроме предметов вооружения и уздечных принадлежностей, пока еще немногочисленны. Среди них ножи, пряжки от портупейных поясов, украшения, сосуды местной работы и предметы импорта.
При захоронениях отмечены находки минимум 13 ножей, из которых 9 бронзовых и 4 железных. Бронзовые ножи известны нам по подлинникам, публикациям и личной информации исследователей (О. Г. Шапошникова, В. В. Дворниченко и др.) о раскопках, результаты которых еще не изданы. Обращает внимание то обстоятельство, что все бронзовые ножи происходят из захоронений со скорченными скелетами, тогда как железные, за исключением одного, из могил с вытянутыми скелетами. Следовательно, если бронзовые ножи можно отнести к черногоровскому, то железные — к новочеркасскому времени. Несмотря на условность такого деления, оно находит себе определенное соответствие в той относительной хронологии протомеотских памятников Прикубанья Н. В. Анфимова, согласно которой ранний Николаевский могильник характеризуется решительным преобладанием в материалах (наконечники копий и ножи) бронзы над железом, тогда как Кубанский могильник со свойственными ему вещами типа Новочеркасского клада ознаменован полным или, точнее, почти полным господством железа над бронзой в составе орудий и предметов вооружения. Семь бронзовых ножей однотипны. Лучший из них по сохранности и ясности своей формы происходит из Камышевахского кургана (рис. 19, 1), так что ножи этого рода могут быть названы камышевахскими. Они небольшие, можно сказать, даже миниатюрные. Ножи эти имеют короткий пластинчатый черешок, сравнительно широкий клинок с горбатой спинкой, прямым или слегка вогнутым лезвием и закругленным острием. Кроме Камышевахи, подобного рода ножи оказались в курганах Высокая могила (погребение № 9), Днепрорудном и в Петро-Свистуново (рис. 6, 7; 14, 7; 26, 8). Учитывая такое сосредоточение находок, мы думали, что подобные ножи свойственны исключительно киммерийскому западу. Однако, как нам стало известно по информации В. В. Дворниченко и В. И. Мамонтова, точно такой же нож найден при предскифском захоронении в кургане, находившемся в 25 км к востоку от с. Черный Яр Астраханской области. Таким образом выяснилось, что подобного рода ножи типичны для всей культуры киммерийцев черногоровской ступени. Кроме того, на востоке выявлены бронзовые ножи другого типа. Они значительно крупнее описанных выше. Один из них, происходящий из грунтовой могилы в Ставрополе, имеет пластинчатый черешок и узкий клинок с горбатой спинкой и вогнутым лезвием (рис. 25, 15). У другого ножа из погребения № 8 в кургане № 58/26 у городища Саркела рукоять также пластинчатая, продолговатая, но по-сибирски снабжена прямоугольной петлей, тогда как клинок узкий и сравнительно сильно изогнутый (рис. 25, 2). Третий нож этого же рода найден в кургане у с. Ильевки в местности между Волгой и Доном, недалеко от Жирноклеевского кургана. У этого ножа сравнительно короткий пластинчатый черешок и прямой однолезвийный клинок. Возможно, что к тому же черногоровскому времени принадлежит бронзовый нож, являющийся случайной находкой из хут. Чахоткина быв. Усть-Медведицкого округа, отличающийся от предыдущих тем, что лезвие у него находится на изгибе клинка с сильно вогнутой спинкой (рис. 35, 1). Большинство железных ножей распалось. Сохранился лишь один, происходящий из кургана черногоровской ступени у с. Калиновка к северу от г. Николаева. Нож этот во всем подобен бронзовым ножам камышевахского типа: он маленький, черешковый, однолезвийный, с горбатой спинкой. Одинаковые железные ножи найдены на поселениях поздней чернолесской культуры в Среднем Поднепровье (рис. 49, 55). Из чернолесских памятников известны и длинные ножи, но об их форме судить трудно, так как они дошли до нас в фрагментированном состоянии. Никаких исходных форм для малых бронзовых ножей в позднем бронзовом веке на юге Европейской части СССР мы указать не можем. Ввиду того, что аналогии таким ножам отсутствуют в других культурах переходного времени от бронзового к железному веку, можно думать, что они местного происхождения и получили распространение в черногоровское время. Надежные аналогии длинным узким бронзовым ножам можно указать лишь в ранней протомеотской культуре Прикубанья (рис. 84), где они хорошо представлены находками в Николаевском могильнике [3, с. 117, табл. III, 7, S], Карасукско-тагарское происхождение и тех и других, как это можно судить по их формам, очень возможно, так как среди южносибирских находок широко представлены узколезвийные ножи, и с горбатой, и с вогнутой спинками, а также разнообразно оформленными пластинчатыми рукоятями и черешками [178, табл. 57 и др.]. В составе могильных инвентарей отсутствуют какие-нибудь орудия мужского или женского труда. Лишь при женском захоронении в Черногоровской кургане (погребение № 2) оказались бронзовые шило и игла. Еще одна бронзовая игла происходит из женского захоронения в кургане на старице Волжской Ахтубы Кривая Лука. Более обычны находки бронзовых и железных шильев и иголок на поселениях позд-ней чернолесской культуры. Обращает на себя внимание факт полного отсутствия при женских киммерийских захоронениях пряслиц, которые, как известно, являются почти обязательной принадлежностью могил скифянок. В кладе, найденном на Субботовском городище в 1955 г., наряду с бронзовым кельтом и бронзовыми браслетами оказалось железное тесло с боковыми выступами (рис. 55, 1). Можно предположить, что такие же тесла находили применение и у степных киммерийцев. Подтверждение этому можно видеть в том, что подобные же тесла, правда исключительно бронзовые, постоянно встречаются в захоронениях кобанской культуры в Предкавказье [86, с. 197—199, табл. VII, 3]. При захоронениях киммерийских воинов в кургане Высокая могила найдены две ребристые застежки (рис. 5, 6; 6,11), из которых одна (погребение № 2) вырезана из коренного зуба коня и имеет вид изящной поделки, а другая (погребение № 5) сделана из камешка мергелистой породы. Кроме того, подобная же ребристая застежка, выточенная из кости, выявлена при захоронении в кургане у с. Васильевка в Донецкой области (рис. 10, 3). Подобного рода застежки хорошо известны для памятников карасука и раннего тагара в Южной Сибири и Центральной Азии, где они представлены в кургане Аржан в Туве, а также во многих других памятниках. При захоронении в Васильевке, из которого происходит ребристая застежка, оказался костяной предмет неизвестного назначения, имеющий коническую форму, с ободком по широкому краю и неглубокой втулкой. В трех случаях среди предскифских находок засвидетельствованы остатки деревянных сосудов, украшенных по краям маленькими гладкими золотыми обивками. Из Высокой могилы у с. Балки происходят три такие пластинки, которые были прикреплены к краю сосуда золотыми гвоздиками. Подобные золотые пластинки, найденные в кургане у хут. Шированка к северу от г. Николаева, были прибиты бронзовыми гвоздиками. В кургане у с. Калиновка найден деревянный сосуд, похожий на горшочек, украшенный по краю бронзовыми и золотыми пластиночками-оковками и набивками в виде дужек из гвоздиков со шляпками. К числу позднейших предскифских древностей у нас принято относить клепаные из листовой бронзы котлы. Всего теперь известно более 20 таких котлов, найденных в пределах степного юга Европейской части СССР. Точки зрения на происхождение и датировку таких котлов значительно расходятся. В отличие от распространенного у нас взгляда, что котлы эти являются срубными как по принадлежности, так и по происхождению, В. Антоневич высказывался в пользу того, что они ведут свое начало от италийских и дунайских бронзовых ваз V периода бронзового века, и отнес их появление в Восточной Европе к концу бронзового — началу железного века, в хронологических пределах ступеней гальштата В — гальштата С. В одной из своих статей мы высказались против такой западной концепции, опровергая ее тем, что киммерийские котлы относятся к более раннему времени, чем те италийские и дунайские вазы, от которых их производит В. Антоневич. Реальных оснований для уточнения возраста бронзовых киммерийских котлов в то время (начало 60-х годов) было очень мало, но все же они имелись: по своим формам, как это установила еще О. А. Кривцова-Гракова, они явно зависели от форм глиняных сосудов срубной культуры, на что в свое время обратил внимание и В. А. Городцов; при одном из котлов были найдены бронзовые кельты; ни в одном случае по обстоятельствам находок они не подтверждены для культур последнего предскифского периода, для которого по находкам у горы Бештау близ Пятигорска нам стали известны древнейшие в Восточной Европе бронзовые литые котлы сибирского типа. Руководствуясь такими данными, имеющими отчасти еще только косвенное, наводящее значение, мы отнесли клепаные киммерийские котлы к белозерской ступени срубной культуры и датировали их XII— IX вв. до н. э. [209, с. 272—277]. В 1966 г. А. Л. Нечитайло обнаружила котел киммерийского типа при одном захоронении в кургане около ст. Суворовской в Ставропольском крае. Так как при этом захоронении оказался отличный набор других бронзовых вещей, которые с достаточной точностью датируют его серединой II тысячелетия до н. э., то оно получило решающее значение для освещения вопроса о киммерийских котлах [119, с. 70—72; 118, с. 52, рис. 3, 1]. После этого замечательного открытия стало окончательно ясно, что клепаные котлы киммерийского типа имеют весьма глубокую древность и связаны со срубной культурой бронзового века. К сожалению, некоторые археологи и в настоящее время не отказались от необоснованного стремления омолаживать возраст киммерийских котлов. Так, Б. А. Шрамко продолжает относить появление клепаных котлов ко времени не ранее VIII в. до н. э., считая, что они по технике производства связаны с клепаными бронзовыми сосудами, изготовлявшимися на Кавказе в период расцвета кобанской культуры в начале I тысячелетия до н. э. [123а, с. 67]. В. С. Бочкарев пытается доказать, что если не все котлы киммерийского типа, то по крайней мере часть из них следует датировать VIII—VI вв. до н. э. [20, с. 63—68]. Ввиду всего изложенного выше киммерийские клепаные котлы, как более древние, не привлекаются нами для характеристики культуры позднейшего предскифского периода. 
Рис. 90. Клад 1951 г. на горе Бештау у Пятигорска: 1 — наконечники стрел; 2 —пряжка; 3 — удила; 4 — псалии; 5 — наконечник копья; 6 — фрагменты меча; 7 —котел; Я — бляха; 9 — пектораль. 1—4, 7—9 — бронза; 5, 6 — железо. Бронзовые литые котлы предскифского времени в Восточной Европе впервые были описаны А. А. Иессеном. Один из них был найден на северной вершине горы Бештау в 1927 г., другой оказался в составе большого клада (1951 г.) бронзовых и железных вещей с северо-западного склона той же горы. В клад 1951 г. входили характерные для новочеркасской ступени удила с двукольчатыми концами, трехпетельчатые псалии с концами в виде изогнутой лопасти, узковтульчатые наконечники стрел с малой ромбовидной головкой, цельножелезный меч или кинжал, вместе с которыми были кобанский железный наконечник копья, бронзовые нагрудник и бляха от щита (рис. 90). По форме кольцевидных ручек А. А. Иессен установил, что котлы эти типологически являются сибирскими, лучше всего известными по находкам в Минусинской котловине, что они, хорошо датированные предскифским временем, свидетельствуют о существовании очень ранних культурных связей между Северным Кавказом и далекой Южной Сибирью и Казахстаном [60, с. 124—126, рис. 13—15]. Из числа других находок в Восточной Европе, типологически близких к бештауским, как это, очевидно, правильно отметил В. А. Филипчепко, является котел (рис. 91) с вертикальными кольцевидными ручками из с. Заплавное Ленинского района Волгоградской области [164а, с. 278, рис. 1, 3; 139, с. 132—133, рис. 70А, 4]. Котлы с горы Бештау датируются новочеркасским временем. Так как в материалах новочеркасской ступени не обнаруживается никаких других признаков влияний, идущих с востока, то можно предположить, что котлы минусинского типа вместе с прочими культурными сибирскими привнесениями появились в Восточной Европе еще в черногоровское время и вытеснили из киммерийского обихода менее совершенные архаические по производству клепаные котлы. 
Рис. 91. Бронзовый котел минусинского типа из с. Заплавное близ г. Волгограда. Состав и особенности мужских и женских киммерийских украшений выяснились далеко еще не полностью. Среди них нам известны налобные венчики, височные кольца, браслеты, бляшки и различные бусы. Обращает внимание полное отсутствие среди украшений каких-либо колец или перстней. Налобные венчики обнаружены при трех мужских захоронениях: в Черногоровском кургане, в Высокой могиле и в кургане около с. Енджа. Бронзовый черногоровский венчик распался и остался неизданным. Венчик из Высокой могилы имел вид узкого бронзового обруча, охватывающего голову. Оба украшения относятся к черногоровскому времени. Третий венчик, происходящий из кургана в Ендже,— золотой и, собственно говоря, представляет собой диадему, относящуюся к самому концу предскифского периода. Это широкая, сужающаяся к закругленным концам лента, украшенная геометрическим пунсонным орнаментом в том духе, который был свойствен позднейшей киммерийской поре (рис. 16, 1). Судя по названным находкам, налобные металлические венчики служили если не обязательной, то сравнительно частой принадлежностью мужского воинского головного убора киммерийцев. Височные кольца различные. В их числе назовем массивное височное золотое гвоздевидное кольцо, происходящее из Высокой могилы (рис. 6, 3). Другое во всем подобное височное кольцо, изготовленное из бронзы с золотой плакировкой, найдено при женском захоронении в кургане у с. Львово на Херсонщине (рис. 22, 1). Интересные височные кольца, сделанные из бронзовой проволоки, есть в находке из с. Ивановка на Никополыцине и из захоронения со скорченным скелетом в могильнике с. Фронтовое на Керченском полуострове. Они имеют вид незамкнутой петли из согнутой в полтора оборота проволоки с коническими головками на концах (рис. 18, 6; 35, 11, 12). Находки подобных височных колец известны и из памятников раннескифской поры в Северном и Северо-Западном Причерноморье (Березань, Ольвия и др.). Предскифский возраст названных находок основывается нами на материалах из Ивановки. Если они не смешанные, чего полностью гарантировать нельзя вследствие случайности их поступления в Московский исторический музей, то они могли бы служить указанием на время, когда такого рода височные кольца появились в Восточной Европе. Вопрос о них, очевидно, нуждается в подтверждении новыми и более достоверными в научном отношении находками. Из грунтовой могилы у с. Волошское и из кургана в г. Днепрорудном известны кольца, согнутые из бронзовой проволоки и узкой пластиночки в полтора оборота. Вероятно, это серьги (рис. 2, 7; 12, 7). Браслеты встречаются редко. Они известны всего в двух экземплярах. Один, происходящий из могилы у с. Волошское Запорожской области, сделан из бронзовой проволоки с заостренными, чуть заходящими один за другой концами (рис. 12, 8). Другой, найденный в кургане у с. Новопетровка к северу от Николаева, согнут из золотой проволоки и был, по-видимому, по форме подобен предыдущему. Далее идут пронизи, имеющие цилиндрическую форму. Они скручивались из золотой и бронзовой проволоки или из золотых и бронзовых пластиночек (рис. 2, 6, 7; 12, 9; 34, 4). Одинаковые пронизи, но только бронзовые, были широко распространены в соседних со степью культурах, как это известно по материалам чернолесских, сахарнянских и других памятников (рис. 40, 9—14; 52; 57, 11—14). Большой популярностью на юге Европейской части СССР пользовались бронзовые штампованные парные бляшки (рис. 57, 61, 62). Вероятно, лишь случайностью можно объяснить, что находка такого рода парной бляшки засвидетельствована только материалами из одного киммерийского захоронения, открытого в зоне Краснопавловского водохранилища на Харьковщине. В частности, отметим, что их находки хорошо известны для кобанской культуры на Северном Кавказе. Некоторые из названных украшений имеют достоверно местное происхождение, так как они обычны для захоронений бело- зерского времени в Причерноморье (браслеты с заходящими концами, спиральные и пластинчатые пронизи), поэтому если при захоронениях находятся только такие украшения, мы не можем определить, относятся ли они к белозерской или к черногоровской ступени позднейшего предскифского периода. Редко при погребенных встречаются бусы, изготовленные из камней и стекла. Так, по-видимому, при мужском захоронении в кургане № 5 у с. Суворово на Измаильщине найдена подвеска крестовидной формы из синего стекла, при женском погребении в кургане № 4 оказалась подобная же гешировая подвеска и голубая стеклянная бусина (рис. 31, 4, 5). В небольшом количестве стеклянные и костяные бусины, бисер встречаются в памятниках чернолесской культуры, для которой, кроме того, хорошо известны пронизи, изготовлявшиеся из листовой бронзы, отрезков костей птиц или мелких млекопитающихся. Небольшую серию предметов составляют пряжки от мужских поясов. Совершенно ясной в функциональном отношении является бронзовая кольцевидная пряжка с парой коротких гвоздевидных выступов, найденная в кургане у древней крепости Саркела (рис. 25, 5). Пряжкой или украшением портупейного пояса служила золотая круглая бляха, найденная в Высокой могиле (рис. 5, 1). В кургане № 5 у с. Суворово был найден большой бронзовый ажурный «футляр» конической формы, похожий на наконечник ножен кинжала или меча (рис. 32, /). В зарубежной археологической литературе подобные предметы, происходящие из кладов (Угра, Комлод) и случайных находок, принято описывать как наконечники ножен [196, табл. XIV, XXI, XXV; 201, с. 157, рис. 25, 6, 7]. Такого рода «футляров» особенно много в памятниках ананьинской культуры в Волго-Камье. По сведениям, сообщенным А. X. Халиковым, они всегда встречались у поясницы погребенного и ни в одном случае в качестве ножен от кинжалов. По его мнению, такого рода «футляры» служили или наконечниками поясов или особыми подвесами к поясам [167, с. 63, табл. XIV, 10, 14], что, по-видимому, фактически соответствует применению их и у киммерийцев. В футляре, найденном в кургане № 5 у с. Суворово, нет никаких следов железа, которые указывали бы, что в него был вложен кинжал, чем, хоть и косвенно, подтверждается мнение А. X. Халикова, что они не могли служить ножнами. Главным источником для освещения срубной культуры на всем протяжении ее существования, как и для многих других культур оседлых народов бронзового века Евразии, служит керамика, в одинаково большом количестве встречающаяся как на поселениях, так и при погребениях. В отличие от этого позднейший предскифский период на юге Европейской части СССР до сих пор представлен керамикой очень недостаточно, что можно объяснить тем, что при захоронениях (и то не во всех случаях) обычно ставилось не более одного сосуда, а также отсутствием поселений. Мы не располагаем достаточно большими керамическими комплексами, что крайне затрудняет изучение керамики и хода ее эволюции в течение предскифского периода. Ее можно осветить лишь на основании точных сопоставлений с керамикой соседних с киммерийской степью культур, таких как Сахарна — Солончены в Молдавии, чернолесская в Среднем Поднепровье, кизил-кобинская в Крыму, протомеотская в Прикубанье и кобанская в области Центрального Предкавказья. Для осуществления такого сопоставления мы не располагаем необходимыми возможностями. Изучение позднейшей предскифской керамики затруднено и тем, что до сих пор отсутствуют сводные труды о керамике белозерской ступени срубной культуры на юге Европейской части СССР, которая является для нее исходной как по формам, так и по орнаментации. Находки глиняных сосудов предскифского периода очень рассеяны по огромной территории степного юга. Они различаются не только во времени, но и по наличию местных традиций и соседских влияний в керамическом производстве. Многие детали в составе и развитии киммерийской керамики нам еще недостаточно ясны и понятны, однако общее ее направление отчасти уже определилось. Совокупность имеющихся материалов позволяет установить, что она эволюционировала в основном в соответствии с теми закономерностями, свойственными переходному периоду от бронзового к железному веку, которые проявились в то время в создании таких выдающихся по своему историко-культурному значению культур, как кобанская на Кавказе, чернолесская в Среднем Поднепровье и гальштатская в Средней Европе. Как известно, керамика является одной из наиболее консервативных категорий материальной культуры. Это свойственно и посуде предскифского периода, в типах которой и орнаментации на черногоровской ступени обнаруживается много того, что связывает ее с керамикой предшествующей белозерской ступени. В составе заупокойных даров почти совсем отсутствуют простые сосуды кухонного типа. Чаще всего в могилы ставились лощеные кубки и кубковидные сосуды, получившие, как устанавливает В. А. Ильинская, у степняков с белозерского времени определенное сакральное значение. По своим формам и орнаменту в Северном Причерноморье они испытали сильное влияние таких лесостепных культур, как белогрудовская, чернолесская и раннежаботинская [67, с. 130 и сл., рис. 14, 15]. В нашем распоряжении имеются четыре простых сосуда. Один из них, происходящий едва ли не из наиболее раннего для черногоровской ступени захоронения в кургане у с. Веселая Долина близ Артемовска, обращает на себя внимание особой архаичностью формы и орнаментации (рис. 10, 10). Он имеет вид обычного для срубной культуры горшка баночной формы со слегка выпуклыми боками и чуть отогнутым венчиком, ниже которого идет полоска клинчатых вдавлений. Другой сосуд, оказавшийся в могиле № 2 кургана № 5 близ с. Суворово на Измаилыцине, отличается более четко обозначенным горлом и выпуклым корпусом (рис. 33, 3). Третий сосуд (рис. 24, 21), найденный в предскифской могиле на Никопольском курганном поле,— тюльпановидной формы и украшен по корпусу характерным рядом ямочных вдавлений. Руководствуясь этим украшением, О. А. Кривцова-Гракова в своей публикации сопоставила его с соответствующими сосудами поздней чернолесской культуры. Четвертый сосуд, происходящий из кургана у с. Калиновка к северу от г. Николаева, похож по форме на предыдущий, но украшен по краю сквозными проколами, что так характерно для простых горшков второй ступени чернолесской культуры. Миски известны по двум находкам. Одна из них, происходящая из погребения № 1 кургана № 4 у с. Суворово, неглубокая, со слабо профилированными стенками и несколько загнутым внутрь краем (рис. 31, 3). Другая миска происходит из кургана № 178 у с. Парканы на Тирасполыцине. Она глубокая, с вогнутым внутрь краем и рядом орнаментальных выпуклин под ним (рис. 25, 7). Если первая миска в соответствии с возрастом суворовских курганов относится к черногоровскому времени, то вторая по найденному в том же кургане наконечнику стрелы датируется новочеркасской порой. Часть кубков и кубковидных сосудов происходит из могил черногоровского времени. Они различаются между собой и по форме и по орнаментации. Кубки найдены в курганах у сел Суворово, Львово, к югу от Берислава на Херсонщине, у с. Волошское в порожистой части Днепра и в г. Днепрорудном Запорожской области. Из курганов у с. Суворово происходят два кубка, из которых один низкий, широкий, с четырьмя узкими горизонтальными налепами на плечиках (рис. 31, 2), тогда как другой — узкий, с высоким цилиндрическим горлом и шаровидным корпусом, в верхней части которого есть три маленьких конических налепа (рис. 32, 2). Сосуд из с. Львово подобен предыдущему, но горло у него воронковидное, а на корпусе находятся три мало заметных вертикальных налепа (рис. 22, 2). Кубки из с. Волошское и г. Днепрорудный одинаковые: корпус у них шаровидный, а горло невысокое. Кубок из Волошского (рис. 12, 10) украшен по корпусу широким поясом зубчатого чекана, от которого спускаются заштрихованные треугольники, а кубок из Днепрорудного — поясом резного орнамента в «елочку», ниже которого идут заштрихованные треугольники (рис. 14, 6). В курганах со скорченными и вытянутыми костяками у с. Новая Одесса найдены кубки и кубковидные сосуды, украшенные по плечикам поясками зубчатого и резного орнаментов без опущенных от них заштрихованных треугольников, как на сосудах самого позднего чернолесского времени [157, рис. 44, 5, 5], Пластическая орнаментация, как это установлено в результате исследования чернолесской культуры, свойственна ее первой ступени, тогда как украшение сосудов зубчатым чеканом в виде широких поясов со свисающими треугольниками соответствует ее второй ступени [157, с. 64 и сл.]. Руководствуясь такими данными, мы можем заключить, что суворовские курганы относятся к одной из очень ранних фаз черногоровской ступени, к той ее поре, когда она выделяется из белозерской ступени срубной культуры. Зависимость черногоровских сосудов от белозерских, чаще всего гладких, с украшениями рельефными налепами, так очевидна, что на этом вопросе останавливаться в данном случае не приходится [9, с. 421, рис. 116, 1, 2, 6; 97, с. 82, рис. 1, 1, 2, 5]. Памятники такого рода позволяют отодвинуть хронологически конец белозерской ступени в большую древность, чем это можно было сделать раньше. Значение этого наблюдения трудно переоценить. Кубки из могил в Волошском и Днепрорудном определеннее всего соответствуют второй, т. е. поздней ступени чернолесской культуры. В их ряд уверенно включается чернолощенный кубковидный сосуд из Малой Цимбалки, имеющий узкое горло и широкий круглодонный корпус, украшенный в верхней части пояском зубчатого орнамента треугольниками (рис. 24, 14). Далее идут небольшие корчаги с невысоким горлом, округлым корпусом и плоским дном. Два таких сосуда, относящихся к черногоровскому времени, происходят из курганов у с. Суворово (курган № 6) и у с. Любимовка близ Каховки (курган № 56, погребение № 2). Сосуд из Любимовки украшен в нижней части шейки горизонтальными каннелюрами, а по плечикам широким замкнутым поясом своеобразного, как бы торопливо или неумело нанесенного, резного орнамента (рис. 23). Сосуд из с. Суворово орнаментирован только горизонтальными каннелюрами по плечикам (рис. 34, 5). Один подобный сосуд из кургана у с. Суклея на Тираспольщине, по-видимому, можно отнести к новочеркасскому времени (рис. 27, 5). Он украшен замкнутым пояском зубчатого орнамента и несколькими парами вертикальных налепов. Последнюю серию составляют высокие узкогорлые корчаги. Три из них относятся к черногоровскому времени: две найдены в кургане Высокая могила, в Петро-Свистуново. Одна корчага (рис. 5, 5), происходящая из Высокой могилы, имеет цилиндрическое горло, отделенное от широкого корпуса валиком, точнее порожком. Подобный вид имеет и корчага из Петро-Свистунова с обломанным верхом (рис. 26, 7), на плечиках которой помещены четыре конических налепа. Другая корчага из Высокой могилы имеет блоковидное горло, постепенно переходящее в выпуклый корпус, украшенный в верхней части широким поясом резного орнамента из заштрихованных треугольников, обрамленных снизу также заштрихованными маленькими треугольными зубцами (рис. 6, 9). Подобная корчага, сходная с описанной по композиции орнамента, найдена в кургане у с. Ильевка в зоне Волго-Донского канала. В отличие от всех других известных нам киммерийских корчаг она снабжена на наиболее выпуклой части корпуса парой вертикальных маленьких петлеобразных ручек. Весьма интересна биконическая корчага из кургана у с. Калиновка близ г. Николаева, снабженная в нижней части ручками-упорами, что, как известно, характерно для фракийских культур Карпато-Дунайского бассейна. Данный сосуд, следовательно, является собственно фракийским. Он пока служит единственным образцом сосудов такого рода к востоку от Днестра. Шесть корчаг можно отнести к новочеркасскому времени. По одной корчаге происходит из курганов у хуторов Соленый, Веселый, Алитуп и станицы Букановской, а две из кургана близ Енджи в Болгарии. Типологически их можно разделить на две группы. Сосуды, происходящие из хуторов Веселый, Соленый, станицы Букановской и один из Енджи (рис. 12, 3; 25, 9; 3, 5; 16, 10), имеют сравнительно высокий средневыпуклый корпус, постепенно переходящий в высокое горло. Все они гладкие, только корчага из хут. Соленый украшена тремя косыми длинными налепами, протянувшимися через весь корпус. В отличие от них корчага из Алитупа имеет блоковидное горло, переходящее посредством уступа в широкий корпус, убранный в верхней части тремя коническими налепами, пояском и дугами сложного резного орнамента, в промежутки между которыми с плечиков спускаются пояски косых каннелюр (рис. 3, 6). Второй сосуд из Енджи (рис. 16, 9) во многом сходен с предыдущим: горло у него блоковидное, также переходящее уступом в выпуклый, чуть менее стройный корпус. Отчасти сосуд этот сходен с корчагой из Алитупа и характером декорировки: горло его отделано горизонталь-ными каннелюрами, а с уступа на плечиках по корпусу спускаются частые вертикальные ребрышки. Сосуды из Енджи более всего отличаются от восточных, киммерийских, тем, что снабжены в нижней части крупными налепами, характерными для фракийского керамического производства. Углубленное освещение развития керамики в позднейшее предскифское время — задача будущего. Эволюционировала она в основном в белозерское время в соответствии с общими традициями срубной культуры. На западе в ее составе получили значительное распространение сосуды, близкие по формам к раннечернолесским. Они здесь, как мы писали об этом раньше, были проще по своим типам и по техническому выполнению. Степняками с севера, по-видимому, в основном заимствовалась столовая посуда в виде корчаг, черпаков, кубков и мисок, отличавшихся и грубоватостью конструкций и определенной схематичностью орнаментов, как это бывает при заимствованиях. Обращает па себя внимание то, что значение чернолесского вклада в белозерскую культуру заметнее всего обнаруживается в материалах памятников, находящихся на территории, расположенной на севере, ближе к зоне Лесостепи [97, рис. 1; 17, с. 182, рис. 3; 105, с. 70 и сл., рис. 2—4; 69, с. 129, табл. II, 2; 191, с. 159, 194, рис. 59, 11]. Сосуды старейших черногоровских памятников (Суворово) еще так близки к белозерским, что если бы при захоронениях были только они, то мы, возможно, не смогли бы выделить их из числа белозерских. Вместе с тем в керамике начинают вырабатываться более изящные формы, обогащаются орнаменты. Это замечается как в развитии кубков, кубковидных сосудов, так и биконических корчаг, сближающихся по своему облику с общими для Средней Европы сосудами виллановского типа. Самыми яркими среди последних по формам орнаментации для черногоровской поры являются сосуды из Высокой могилы (рис. 6, 9), а для новочеркасской — из кургана у с. Алитуп (рис. 3, 6). Кубки и их варианты составляют наиболее многочисленную категорию сосудов, происходящих из позднейших предскифских могил. Большое их распространение, как мы уже отмечали, объясняется, очевидно верно, В. А. Ильинской тем, что им начали придавать культовое значение, которое за ними сохранилось и много веков спустя у причерноморских скифов [66]. Их популярность оказалась так велика, что из киммерийского обихода исчезли одноручные черпаки, которые известны в степи по памятникам белозерской ступени. Самую позднюю для предскифского периода серию сосудов образуют лощеные кубки и им подобные вазы, украшенные широким замкнутым поясом резного орнамента, расчерченного различными геометрическими фигурами, главным образом заштрихованными и гладкими треугольниками и неширокими прямоугольниками (рис. 13). В. А. Ильинская сопоставила их с ранними жаботинскими, что позволяет и нам отнести их ко времени новочеркасской ступени. Нередко резной орнамент у них оттенен белой пастовой инкрустацией. Всего из степи, преимущественно из ее западной части, в настоящее время стало известно более 10 таких сосудов. Небольшую, но интересную серию предметов, найденных в пределах киммерийской земли и Лесостепи, составляют импортные изделия. Среди них на первом месте по количеству и охвату территории стоят вещи, привезенные с Кавказа, из области кобанской культуры. Это прежде всего бронзовые топоры кобанского типа. Наиболее достоверные их находки известны из девяти пунктов; южнее Киева, из окрестностей Винницы [207, с. 269—271], г. Новочеркасска, с. Васищева близ Харькова, с. Кнышевки у г. Купянска, из городов Красно- град, Лубны, Воронеж и Белгород-Днестровский. По непроверенным данным, о чем пишет А. А. Иессен, два или три таких топора были найдены в Крыму. Топоры, найденные в Белгороде-Днестровском, по А. А. Иессену, принадлежат ко второму ко- банскому типу и могли попасть в устье Днестра по путям каботажного плавания вдоль северного побережья Черного моря из Абхазии, где этот тип топоров имел большое распространение в колхидской культуре [57, с. 31]. Топор кобанского типа из г. Новочеркасска оказался в составе Новочеркасского клада 1939 г., имеющего большое значение для освещения предскифской проблемы. Другую группу предметов импорта с Кавказа составляют бронзовые клепаные ситулы с так называемыми зооморфными ручками, т. е. ручками с выступами, похожими на уши. Два таких сосуда найдены на Жаботинском поселении в Черкасской области (рис. 37, 1, 2), существовавшего, как установила В. А. Ильинская, с конца VIII века до н. э. [65, с. 22]. Е. И. Крупнов считает, что их производство было сосредоточено в центральных горных районах Главного Кавказского хребта [87, с. 22, 32, табл. V, 4], откуда они, очевидно, и попадали в Среднее Поднепровье. В кладе с Залевкинского городища поздней ступени чернолесской культуры близ г. Смелы (рис. 40), помимо местных трапециевидных подвесок, цилиндрических пронизей и двукольчатых удил, а также, возможно, верхнеднестровского по происхождению браслета, оказались типичные кобанские миска, колокольчик и биконические проволочные пронизи. Из с. Хмельна Киевской области происходит бронзовая булавка с полукруглым ажурным щитком со спиральным орнаментом (рис. 60, 1), которая, как это правильно отмечалось еще при ее публикации, является импортом с Кавказа, где подобные украшения были обычными для кобанской культуры. В небольшом количестве на юге Европейской части СССР выявлены и предметы ввоза из Закавказья. Давно большой известностью пользуется бронзовый гравированный пояс закавказского происхождения, найденный у с. Подгорцы к югу от Киева (рис. 46). К числу закавказских изделий А. А. Иессен отнес бронзовые фалары, или умбоны, от щитов, найденные в виде клада в с. Черняхов в Киевской области [57, с. 31]. Далее упомянем клад из с. Чеболакчия в Южной Молдавии, состоявший из массивной бронзовой секиры с закругленным лезвием и кинжала с коротким черешком тех типов, которые были широко распространены в Центральном и Восточном Закавказье в предскифское время. Наиболее активные экономические связи киммерийцев и их северных и ближайших западных, заднестровских соседей с Кавказом приходятся на новочеркасское время, в чем мы убеждаемся на основании находок в Новочеркасском и залевкинском кладах бронзовых удил с двукольчатыми концами. Это же время подтверждается кладом из с. Чеболакчия, так как соответствующие ему орудия из Арчадзорских курганов в Азербайджане датируются той же порой новочеркасской ступени позднейшего предскифского периода [146, с. 83]. Связи между Кавказом и Средним Поднепровьем не прекращаются и после окончания киммерийского периода, что засвидетельствовано, например, находкой бронзового клепаного сосуда с кольцевидными ручками при погребении в кургане у с. Таганча на Каневщине, относящемся ко второй половице VII в. до н. э. [65, с. 14, рис. 6, 1—5]. Бронзовые кавказские сосуды, очевидно, находили применение в быту. Однако этого нельзя сказать про все другие предметы ввоза с Кавказа, поскольку ни привозные орудия, ни украшения ни в одном случае еще не встречены при захоронении. С большей уверенностью можно говорить, что кавказские изделия привозились главным образом для использования в качестве металла в местном киммерийском и чернолесской бронзолитейном производстве, так как они обнаруживаются в кладах литейщиков (Новочеркасский и Залевкинский клады). К числу достоверно ананьинских принадлежит лишь один бронзовый наконечник копья или дротика с прорезным пером, найденный у станицы Нижнекурмоярской на Дону (рис. 24, 18). Немного вещей поступало из Средней Европы. В свое время мы предполагали, что бронзовые псалии камышевахского типа с большими шляпками (рис. 19, 2, 3) могли попасть в киммерийскую степь из области фракокиммерийской культуры в КарпатоДунайском бассейне. Однако все возрастающее ныне количество находок псалиев такого рода на юге Восточной Европы заставляет нас подходить к вопросу об их происхождении осторожнее, так как становится более вероятным, что их родина была в Северном Причерноморье. К числу западных импортов можно отнести бронзовые удила с Д-образными концами, из которых один экземпляр найден в Ростове-на-Дону, а другой — на Сахарнянском поселении в Молдавии (рис. 26, 9; 62, 18). Среднеевропейским является бронзовый наконечник копья с нервюрами на листе, происходящий из кургана у с. Родиновка близ г. Кривого Рога (рис. 26, 11). То, что; подобные наконечники копий поступали на восток в значительном количестве, подтверждается тем, что они вызвали в кобанской культуре (могильник Сержень-Юрт) местные подражания. Недавно Г. Г. Ковпаненко опубликовала бронзовый меч с язычковой рукоятью, происходящий с Вельского городища (рис. 37, 8). В соответствии с хронологией Г. Мюллера-Карпе она отнесла его к IX в. до п. э. (гальштат В 2). Не исключено, что такие мечи попадали с запада и к киммерийцам позднейшего периода. Находки стеклянных бус в памятниках степных киммерийцев (рис. 31), а также чернолесской культуры, где они засвидетельствованы материалами Залевкинского клада в виде крупных бородавчатых пронизей (рис. 40, 2) и клада на Субботовском городище 1955 г., в котором оказался голубоватый бисер, служат указанием на ввоз изделий скорее всего с юга, из Восточного Средиземноморья. |
загрузка...